Текст книги "Офисный роман, или Миссия невыполнима (СИ)"
Автор книги: Наталья Колесова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)
Глава 23
– Не знал, что вы встречались с Хоном Сонги.
– Ты вообще как себя чувствуешь? – интересуюсь я. Уже приглядывалась с утра к окружающим, но подозрительными казались все – и выползающие из комнат с помятыми похмельными физиономиями, и выпархивающие со щебетом о прекрасно проведенной ночи. А уж когда Дьяволноситпраду поинтересовалась у Ючона, почему он сегодня не в настроении, кто-то не дал ему выспаться? У-у-у, как меня это напрягло! Между прочим, у нее длинные сильные руки, и машина имеется, могла запросто доехать до павильона, чтобы… Чтобы что? Притопить парня? А зачем ей это нужно?
А кому-то другому – зачем?!
…После завтрака оба руководителя щедро выделили время на экскурсию по Нэджансану, и юридический народ радостно разбежался-разъехался по всей округе. Вопреки моим прогнозам никаких особых происшествий на тимбилдинге не случилось. Если не считать оставшееся незамеченным столкновение нашей троицы (или уже четверки?) и нападение на моего хубэ. О котором тоже знают только трое: сам Ючон, я и тот неизвестный «шутник».
Наверное, нам двоим следовало выполнять свой долг до конца – то есть следить за порядком в опустевшем здании деревенского совета, но там и без того остались юристы в возрасте, предпочетшие экскурсиям отдых с бутылочкой-другой. Так что отказываться от предложения Ючона прогуляться я не стала: почему бы не воспользоваться случаем?
И не поговорить.
Мы прокатились на фуникулере, разглядывая горы и ущелья, поросшие разноцветным лесом, побродили по крутым дорогам, лестницам и мостикам. Повсюду толпы – выходные! Танпхун! Не то что побеседовать, сделать фото места нет. Лишь на знаменитой Кленовой аллее оказалось тихо и просторно: то ли основной народ уже схлынул, то ли еще сюда не добрался. Можно спокойно брести, разглядывая светящиеся на солнце резные алые листья-звезды, шурша ногами в листве уже упавшей…
– Я отлично! – отвечает хубэ. Двигается он немного скованно, что легко можно списать на усталость и ночевку на твердом полу. – Не переводите разговор, сонбэ. Вы не ответили на вопрос.
– Ты же меня ни о чем не спрашивал. – Парень поглядывает выжидательно, и, вздохнув, я продолжаю: – Никто не знал. И надеюсь, не узнает. Не для того я в «Ильгруп» устраивалась!
– Не ради Хона Сонги?
Фыркаю:
– Заметно, что вы с его невестой давние дружочки! Так она и решила – что я пашу здесь из-за бывшего! И вы оба ошибаетесь. Работать в «Ильгруп» было нашей с ним давней мечтой.
– Мечтой? – повторяет хубэ с непередаваемой интонацией.
Я закатываю глаза.
– Да помню я, помню, как ты относишься к мечтам простых смертных! Хорошо, пусть не мечта, а план! Только Хон осуществил его быстрее, и я ему стала не нужна. Новые перспективы, новые планы… Новая девушка, – чувствую, что в моем голосе слишком много горечи, и небрежно пожимаю плечами: – Вот так всё и…
– То есть руководитель Хон бросил сонбэ ради Наюнки?
Меня передергивает от его прямоты. Хочется возразить – нет, это твоя подружка увела моего парня! Но пора признать правду: никто не сможет увести взрослого человека как бычка на веревочке, если тот сам этого не захочет! Человек, в смысле, не бык. Отвечаю скучно, мечтая прекратить тягостное обсуждение:
– Как видишь. А что насчет твоего ночного купания? Ничего подозрительного не заметил? Никто сегодня не говорил с тобой с каким-то, ну знаешь… намеком? Не спрашивал, где ты вчера пропадал?
– Нет. – Не давая перевести разговор, Ючон задает следующий вопрос: упорный какой, когда ему любопытно: – А вы после разрыва общались?
– Да я его два года не видела! – Разве что в соцсетях, но об этом промолчу. – А в офисе, да, иногда приходится. По работе.
Парень хмурится, говорит – как-то нехотя:
– Мне кажется, замначальника Хон все еще заботится о сонбэ. Может, не зря Наюнка ревнует?
Недоверчиво хмыкаю:
– Заботится! С чего ты взял?
– Ну вот вчера, например… а, я уже говорил! И тогда, на собеседовании, руководительница велела вам прибрать в кабинете, но пока сонбэ выходила, он все сам расставил и даже мусор вынес.
Хлопаю глазами. Удивительно, конечно, но теперь что, растрогаться от этой сногсшибательной новости?
– Н-ну… не знаю. Может, он так свою карму поправляет? Кстати, насчет кармы… ты зачем весь этот спектакль устроил? С «чаги», «малышкой» и возвратом майки?
Мы ведь не успели тогда договорить: на террасу вышли первые проснувшиеся, сразу возжелавшие принять душ (которого нет), позавтракать (завтрак не готов) и отправиться на экскурсию (сами, всё сами!).
– Я Наюнку давно знаю. Характер у нее тот еще…
Фыркаю: на свой посмотри!
– Как взбесится, упрется, разбегайтесь все вокруг! Пожалуется папаше и… нуна может запросто лишиться своей мечты, то есть работы в «Ильгруп»!
Джиён тоже что-то в этом духе говорила…
– Так что радуйтесь, я создал вам отличное алиби! Наюн теперь от вас отстанет.
Морщу нос:
– А твои собственные… девицы не явятся ко мне на разборки? В свою очередь.
– Да нужен я им был!
Кошусь на вертящего в руке кленовый лист Ючона. А почему не нужен? Высокий, симпатичный, язык хорошо подвешен, обаяния хватает. К тому же вроде из обеспеченной, пусть и какой-то… сложноватой семьи. А покажите мне семью не сложную! Я б за такого держалась… Э-э-э, о чем это я?
– Все равно надо было сначала обсудить со мной!
Ючон разводит руками. Комментирует с иронией:
– Ну извините, сонбэ, откуда мне было знать, что Наюн застанет вас целующейся с ее женихом!
– Мы вовсе не целовались! – вспыхиваю я.
– Нет?
– Нет! – А что к тому клонилось, знать не обязательно…
– Тогда нам с ней показалось.
– Теперь по офису сплетни пойдут, – тоскливо говорю я, – что я со своим хубэ…
– Скажу Наюн не болтать, а то у меня будут неприятности! – обещает тот самый хубэ. – Но нужно добиться, чтобы у нее пропали все подозрения.
– То есть?
– Пусть Наюнка еще пару раз на нас наткнется, лучше на пару со своим женихом… то есть с руководителем Хоном, – поправляется Ючон, заметив, как я кривлюсь. – А то он, кажется, не очень поверил.
Со злорадством вспоминаю, каким обалдевшим выглядел тогда Сонги.
– Наткнется – где?
– Ну типа на свидании или что-то в этом роде.
Тяжело вздыхаю.
– А что мы с тобой постоянно на работе вместе, не считается?
– Не очень-то атмосфера там романтичная! Разве что… – Хубэ задумывается. Видя, как на его лице появляется знакомая усмешка, я настораживаюсь. И не зря! – Разве что нас застанут в кабинете, ну, вы понимаете…
– Размечтался! – обрываю я.
Глаза Ючона смеются.
– Не знаю, что там надумала нуна, а я хотел предложить подержаться за руки! Хотя от объятий, конечно, толку больше… Конечно-конечно, никаких поцелуев, как и у вас с руководителем Хоном!
Так, те неосторожные обнимашки мне еще долго будут припоминать! Хотя и поделом – нечего расслабляться.
– А еще что? – хмуро интересуюсь я.
– Мы должны побольше узнать друг о друге: семья, друзья, интересы…
– Изучим личные дела?
– Можно же просто рассказать. Вот, например, что у нуны за семья?
Я неохотно начинаю:
– Так. У меня есть мать, младший (ненамного) брат… Отец умер, когда мне было двадцать… Нет, Ючон, давай лучше ты сначала!
– У меня есть бабушка, брат… Даже два. Два старших брата. Мама…
Мы стоим и смотрим на горы. Ючон невесело смеется:
– Меня тоже не тянет рассказывать! А давайте будем как тот принц!
– Какой еще принц?
– Ну, из любимой сказки нуны! «Золушки». Он ведь влюбился, ничего о ней не зная, просто так, за красивые глазки. Ну и мы будем говорить, что просто любим друг друга.
– Думаешь, поверят? – сомневаюсь я. Девушки при знакомстве первым делом выспрашивают дату-время рождения парня, чтобы проверить совместимость по гороскопу: нечего время терять с неподходящим! Узнаю́т об образовании, работе, зарплате, перспективах. Носят парную одежду – майки-худи-кепки, даже кроссовки, помечают в календаре памятные даты, знают наизусть любимые блюда, напитки, ароматы, цвета…
– Валите все на мое нетрадиционное воспитание! Ну и вы им тоже как бы заразились.
– Ты прямо ходячий ковид какой-то... и долго этот спектакль будет продолжаться?
– Смотрите, – Ючон загибает пальцы. – В вашем отделе я еще месяц. Потом стажировка в юридическом. Потом я все-таки уеду заграницу, и у нас некоторое время будет роман на расстоянии. А потом все естественным образом рассосется, все же понимают: долгоими такие отношения не бывают. Но к тому времени Наюн уже успокоится, может, еще и замуж за своего Хона выйдет… Ой, извините!
Отмахиваюсь.
– Ты, я смотрю, уже все продумал!
– Я же молодец? – Парень умильно заглядывает мне в лицо. – Теперь главное – чтобы нуна меня слушалась и вовремя подыгрывала!
Вздыхаю:
– Постараюсь. Тебе-то это легче легкого, привык притворяться со своими клиентками…
Ючон неожиданно мрачнеет.
– Вы мне не клиентка!
– Ладно-ладно, я в них и не рвусь! Просто боюсь не справиться с ролью.
Ючон подбирает ветку с роскошными багряными листьями и вручает мне как букет. Торжественно заявляет:
– Ничего, я нуне помогу!
***
Глава 24
В понедельник традиционно теряю своего хубэ. Докладывая начальству о тимбилдинге, параллельно пишу сообщения: «Опять опаздываешь? Ты где? Застрял в пробках? Ючо-о-он!!!». Никакого ответа.
«Опять за старое принялся? Тусуется в очередном отеле с очередной подружкой?» – сержусь я. Но под злостью уже тлеет тревога: вспоминается непонятное происшествие в Ухвачжоне. А вдруг это не просто дурацкий розыгрыш какого-то ревнивого идиота? А вдруг на Ючона в самом деле покушались, хотели напугать, а то и вовсе?..
Начальнице говорю, что стажер приболел: холодные вечера, горы, парень же к ним непривычный, сами понимаете… Госпожа Ли сегодня необычно милостива, машет рукой: так и быть, пусть берет отгул за выходные!
Когда после обеда хубэ наконец отзывается, от облегчения смешанного со злостью я рявкаю на весь кабинет:
– Неужто господин Ким соизволил трубку взять?! – Спохватившись, с виноватой улыбкой кланяюсь выглядывающим из-за компьютеров коллегам и выскакиваю в комнату отдыха: никого, можно навоспитываться вволю. – И где ты сейчас?
– Дома…
– А почему ты, интересно, дома, а не на работе?
– Нуна… сонбэ… я приболел.
– Воспаление лени? – продолжаю свою воспитательную речь по инерции. Надо же, я и не соврала ни разу!
– Честно болею, сонбэ, – бубнит в трубку Ючон. Если притворяется, то талантливо: покашливание, слабый, какой-то надтреснутый голос. – Температура, башка прям раскалывается…
Ну, допустим, верю. После того ночного недобровольного купания такое вполне может быть.
– Таблетки от простуды пил?
– Какие… Неа.
– А рядом с тобой кто-нибудь есть? Хоть подружка, хоть домработница?
– Нет…
Задумчиво барабаню пальцами по столу.
– Позвони родственникам, пусть лекарства привезут.
– Не буду. Сонбэ, сильно голова болит… отключаюсь.
– Стоп! Быстро назови адрес!
– Адрес родственников? Зачем? – не понимает Ючон.
– Свой!
Отвечает через паузу, словно вспоминая, и отключается. А я говорю себе: ого-го! Живет-то наш хубэ все-таки в Каннаме, да еще возле парка Чхондон! Значит, со средствами в его семье полный порядок; тогда тем более непонятно, какие там могут быть терки? По собственному опыту знаю, что большинство семейных проблем как раз от безденежья. Хотя, конечно, под каждой крышей свои мыши…
Добираюсь до Ючоновского жилищного комплекса уже ближе к ночи. И с работы не могла вырваться пораньше, и кроме лекарств нужно прикупить еды: с трудом представляю хубэ готовящим себе полезную кашу или суп!
Каннам-стиля у меня никакого, но прохожу я мимо консьержа беспрепятственно – вместе со стайкой щебечущих, дорого пахнущих и хорошо одетых тетушек: похоже, соседки возвращаются с посиделок в кафе… Несколько раз нажимаю кнопку звонка – безрезультатно. Аккуратно, с паузами, постукиваю в дверь, негромко взывая к хозяину. Наконец терпение лопается и, наплевав на окружение, я начинаю долбиться кулаками и даже каблуками. Может, Ючон меня обманул, его вообще нет дома? А вдруг он там сознание потерял?
В общем, когда дверь наконец распахивается, я успеваю накрутить себя до такой степени, что рявкаю прямо в лицо хозяина:
– Чего не открываешь?!
– Открыл вот… – растерянно роняет Ючон. Он закутан с головы до пят в одеяло, босые ноги в мятых пижамных штанах, волосы непривычно всклокочены... Все-таки не врал, болеет. Я вхожу в квартиру, нога за ногу стягиваю обувь, хозяин отступает.
– Все еще температуришь?
– Ну да…
– Где у тебя кухня?
– Там. Налево. А… сонбэ… нуна… что такое…
Отмахиваюсь от бессвязных вопросов и со своими баулами решительно выдвигаюсь в недра Ючоновского жилища. Очутившись в пространстве кухня-столовая-гостиная, присвистываю:
– Да тут у тебя целый стадион! Случаем, не тесновато будет?
Ючон слабо хихикает:
– Первое время я здесь просто терялся… Минхва-нуна, что случилось? Зачем ко мне?
– Ты сегодня ел?
Ючон отодвигает высокий табурет у стойки, на которую я водружаю все принесенное. Хмурит брови.
– Вроде… Утром. Кофе.
– Поня-ятно. Сейчас поешь и выпьешь лекарство. – Распечатываю термос. Оттуда вырывается такой вкусный парок, что у самой желудок прихватывает: и я ведь не ужинала!
– Это что?
– Рисовая каша с морскими ушками. Для больных самое то. – Хлопая дверцами шкафчиков, отыскиваю посуду. Обернувшись, вижу, как Ючон, вытянув руку, прилег на стол. – Эй! Не спать! Хотя бы пока не поешь.
Приподнявшись, парень заглядывает в полную тарелку.
– Нуна приготовила для меня?
Хмыкаю:
– Еще чего! Я вообще-то сегодня за двоих работала, когда мне еще и готовить! Купила, конечно. Ешь, пока не остыло!
И сама присоединяюсь. Ючон ест через силу, но под мои понукания все же очищает тарелку. Заставляю его выпить порошки-таблетки и отправляю спать, дверь сама закрою. Хубэ выполняет мое указание наполовину: в спальню не идет, укладывается на диван и наблюдает за мной сквозь полузакрытые веки. Правильно, чужой человек в доме, вдруг еще что-нибудь стибрит? Например, эту выглядящую как космический корабль НАСА серебристую кофемашину! Споласкивая посуду, я параллельно втолковываю хубэ по какой схеме принимать лекарство, но сначала обязательно съесть хоть ложку каши или согревающего супа с имбирем, видишь, он здесь, во втором термосе? Ючон сначала угукает, а потом умолкает: спит.
Подойдя, наклоняюсь над ним: лицо горит, сухие губы полуоткрыты, под веками двигаются глазные яблоки… Хм. А вдруг воспаление легких? Может, свозить его в больницу? Или у них какой-нибудь семейный врач имеется? Осторожно тычу пальцем в твердое плечо хубэ.
– Эй. Эй, Ючон! Проснись! Ючо-он!
Повторяется ситуация с дверью: никакой реакции. Попинать и его, что ли? Встряхиваю парня за плечо уже безо всякой бережности.
– Хубэ! Живо проснулся!
Крупно вздрогнув, распахивает мутные глаза. Взгляд блуждает, пока не останавливается на моем склоненном лице. Фокусируется. Проясняется. На лице парня появляется улыбка – широкая и совершенно идиотская.
– Офигеть… нуна мне уже снится…
– Ну да, – сурово подтверждаю я. – Я твой ночной кошмар! Ючон, у тебя есть телефон твоего врача? Где ты обычно лечишься? Может, поедем в госпиталь?
– Нет. – Он берет мою руку, все еще лежащую на его плече, и прикладывает ко лбу. – Ох, как хорошо-о…
Ничего хорошего – горячий как огонь! Тяну руку, парень не отпускает. Бормочет:
– Сонбэ, не уходите, а?.. Пожалуйста.
Вздыхаю обреченно:
– Да куда я от тебя денусь! Где ванная?
– А?
– Ванная! Ну где ты зубы чистишь, моешься, или ты в чимчильбан[1] ходишь?
– А, там, по коридору…
По новому взмаху его руки бреду по квартире, с любопытством заглядывая в открытые двери. О, у него и тренажерный зал имеется! М-да, а в санузле просто жить можно… Нахожу там же белое полотенце (и притаскивать не нужно!), наполняю тазик холодной водой и возвращаюсь. Ючон уже сидит, тараща воспаленные глаза. Одеяло он сбросил, видна мокрая от пота майка.
– О, – заявляет при виде меня, – а я думал, Минхва-нуна мне просто приснилась!
– Предлагаю считать это сном, – соглашаюсь я. – В этом сне ты сейчас снимаешь свою майку…
– А штаны? – оживляется Ючон. Вот гляньте на него: больной – больной, а все туда же!
– Штаны будут в следующем сне.
– Нуна обещает?
– Нуна гарантирует! – заверяю я. – Давай для начала глянем твою спину.
Пластыри он снял, но царапины-ссадины неплохо подсохли: смотреть страшновато, но уже… не страшно. Отжав в холодной воде полотенце, нерешительно смотрю на его влажный торс. Ючон ухмыляется:
– Такое роскошное зрелище никогда не надоедает, а?
В отместку с размаху леплю ему на грудь ледяной компресс:
– Протрись!
Охнувший Ючон, вздрагивая и шипя, покорно вытирается и тут же ныряет под одеяло. Демонстративно (или снова повышается температура?) крупно дрожит. Наливаю ему – и себе для профилактики – настоявшегося травяного чая и вновь присаживаюсь рядом.
– Выпей и поспи еще.
– А нуна не уйдет? – бдительно интересуется Ючон.
Гляжу на часы и вздыхаю: самой бы уже лежать в кровати, нет, поперлась лечить этого… мелкого!
– Да куда я от тебя уйду? – говорю с досадой. (Разве что на такси уеду). – Спи давай. Сейчас компресс на голову положим…
– Лучше руку, – томно вздыхает Ючон.
– Мечтай-мечтай! – Все же кладу ладонь ему на лоб.
Парень закрывает глаза и бормочет:
– Хорошо спится, когда нуна рядом…
– Да-да, – ворчу я. – Жевательной резинкой я уже была, теперь удостоена гордого звания Снотворной таблетки!
Ючон хмыкает. Осунувшееся лицо расслабляется – хубэ и впрямь моментально засыпает. Но мою руку все равно держит крепко: едва двинешься, как пальцы сжимаются, парень начинает беспокойно шевелиться. Ну ладно, менять компресс можно и одной рукой…
…Резко вскидываюсь – я и сама, оказывается, задремала, уткнувшись лбом в боковину дивана. Очумело оглядываюсь, не сразу сообразив, что за звук такой несется по всей квартире.
– Ючон, кто-то пришел! Звонят в дверь!
Парень со стоном натягивает на голову одеяло, из-под которого доносится:
– Пусть валят… ко всем чертям…
– Так и передать? – Ничего не имею против, но звонок не умолкает, к нему присоединяется еще и громкий стук. Очень надеясь, что не придется разбираться с очередной ревнивицей (теперь уже Ючоновской), нажимаю кнопку замка – и меня чуть не сносит пара женщин, ворвавшихся в квартиру. Одна на ходу восклицает:
– Вот, как я и говорила, омони[2], опять он с девкой развлекается!
С тоской гляжу в манящий полумрак подъезда: не оставь я сумку в комнате, просто потихоньку бы улизнула, а теперь «девке» придется выручать ее. И хубэ. Плетусь обратно, слыша тот же пронзительный голос:
– Конечно, надрался и дрыхнет, где ему о родной хальмони вспоминать! А она, бедная, глаз не смыкает: где же внучок, что с ним, почему не приходит, на звонки не отвечает! Вставай, пьяница!
– Он не пьяный, он больной… – вклиниваюсь я, но горластая с возгласом «кому говорю!», сдергивает с Ючона одеяло и отступает, прижимая ко рту ладони:
– Айгу[3]! Прикройся, глаза твои бесстыжие!
Полуголый взъерошенный хубэ огрызается:
– Омони сама меня сейчас раздела! Я никого не приглашал, что это за ночная полиция нравов?
– Мы тебя потеряли! В выходные домой не явился, на звонки не отвечаешь!
– Я же говорил, что работаю! И вам, и брату! Я ра-бо-тал! – повышает голос хубэ. – Слышите меня?
Матушка Ючона – невысокая, довольно упитанная, в стильном, явно дорогом розовом костюме – тычет в мою сторону пальцем:
– Работал он! Ха! Видим-видим, как ты работаешь! – и, обмахиваясь ладонью, падает в кресло. – Какая же ты заноза в шее! Омо, аж давление подскочило!
Так, тут дела семейные, пора убираться! Бочком прохожу к столу, хватаю сумку и собираюсь на цыпочках ретироваться, но Ючон сдает меня:
– Минхва-нуна, ты куда это?
Вижу два повернувшихся ко мне лица: матери и еще ни слова не промолвившей бабушки. Отступаю к двери с извиняющейся улыбкой:
– Мне пора, поздно уже…
– Да, проваливай, и поскорее! – раздраженно командует родительница и поворачивается к Ючону: – А ты…
Не будь этой реплики, я бы мирно удалилась, оставив все расхлебывать хубэ, но тут, как обычно, взыграло. Останавившись, отвешиваю умеренный поклон.
– Хальмони, саммоним[4], Ючон правду говорит. Не знаю, почему он не отвечал на ваши звонки, но в субботу и воскресенье мы действительно были на тимбилдинге… то есть выездном мероприятии от нашего отдела. Руководитель Ли может это подтвердить. После поездки хубэ приболел, я принесла ему лекарство, а сейчас, раз вы здесь и присмотрите…
– Агасши, подожди-ка. Вернись, – бабуля тяжело, опираясь на палочку, опускается в кресло – внук тянется ее поддержать, та шлепает его по руке: – Прикройся или пойди оденься! Ты же не младенец, взрослый мужчина, должен понимать!
Ючон укутывается в одеяло, ворчит:
– Ну да, я уйду, а вы тут вдвоем на нуну накинетесь!
– Могу предложить всем чая! – громко объявляю я, чтобы притушить новую ссору. – Вы перенервничали, отдохните немножко…
Старушка кивает, младшая женщина раздраженно отмахивается, но обе внимательно следят, как я достаю кружки, мед и выставляю на столик между диваном и креслами.
– Часто здесь бываешь? – спрашивает бабушка.
– Первый раз сегодня.
Мать фыркает:
– Что-то не похоже! Прямо как хозяйка тут распоряжается, знает, где что…
– Омони, хватит уже! – прикрикивает почтительный сын, я быстро сую ему под нос полную кружку, приказав одними губами: «заткнись и пей!» Обнаруживаю, что стою перед Ючоновскими родственницами, как виноватая прислуга, но сесть некуда, разве что высокий табурет принести от стойки. Ючон сдвигается в своем одеяле-коконе, приглашающе похлопывает ладонью по дивану, я опускаюсь рядом…
И по тому, как женщины переглядываются, понимаю, что совершаю ошибку. Но не метаться же теперь по всей комнате в поисках более приличного места!
Хальмони делает пару глотков, одобрительно кивает:
– Отвар от простуды?
– Да. Там еще имбирь и немного женьшеня добавлено…
– Вы вместе работаете?
– Это моя сонбэ Ким Минхва, – вставляет Ючон, – так что будьте повежливей, а то она потом на мне отыграется!
Бабушка пристукивает палочкой:
– Помолчи-ка, мальчишка!
– То я ей взрослый мужчина, то мальчишка! – бурчит внук, но умолкает. Ого, кажется, нашелся человек, который может заткнуть даже Ким Ючона! Присматриваюсь к бабуле внимательней. Если ее… дочь? невестка?.. вся из себя в каннамском стиле, эта типичная хальмони: из тех, что ранним утром торопятся в парк заниматься гимнастикой и ожесточенно торгуются на рынке за каждую вону. Разве что без традиционных широких цветастых штанов-блузы и крутой завивки на голове. Белоснежные волосы уложены волнами, глаза за стеклами очков в золотистой оправе поблескивают, цепкие.
– То есть ты старшая коллега Ючона? Молода для менеджера по персоналу…
– Я еще не в штате, стажер, как и ваш внук. Просто пришла в компанию пораньше.
– И как он там работает?
Покосившись на притихшего хубэ, злорадно подмигиваю ему правым, не видным женщинам глазом: сейчас я все-е выложу! Но отвечаю дипломатично:
– Поначалу были некоторые сложности, но вы же понимаете, для новичка это нормально. Сейчас Ючон отлично со всем справляется.
Кажется, или со стороны хубэ доносится вздох облегчения? Так боится своих родственников? Его матушка пренебрежительно фыркает:
– А с какой это стати нашего Ючона учит какой-то новичок? В таком возрасте – и все еще стажер? Чем же ты тогда занималась раньше?
Еле удерживаюсь от напоминания, что ее дорогой сыночек, ненамного меня младше, вообще вышел на работу впервые в жизни. А она сама, похоже, никогда и нигде. Мысленно пожимаю плечами: да что мне за дело, как меня оценивает Ючоновская семья?
– Училась. Работала.
– А… – кажется, сейчас будет следующая ехидная реплика, но хальмони обрывает раздраженную женщину:
– Помолчи-ка, мама Ючона! Значит, мой внук заболел, и начальство послало тебя его проведать?
Не сообразив подтвердить эту версию, удивленно возражаю:
– Почему «начальство»? Я сама, я же его сонбэ! Ючон сказал, дома никого и лекарств никаких, вот я после работы и заехала ему отдать… Еще привезла, – киваю в сторону кухни, – кашу и супчик на утро. Но раз вы здесь, – вновь делаю попытку ретироваться, – я, пожалуй…
Но старушка опережает меня: неожиданно шустро поднимается.
– Мы уже уходим.
– Но… – теряюсь я.
– Но, омони… – начинает и розовая родительница, однако бабушка опять воинственно пристукивает палкой – может, та нужна ей не для опоры, а для устрашения? – и с нажимом повторяет:
– Мы уходим! Вижу, здесь все под контролем, внук в надежных руках, так что идем, Суок-а!
Надувшаяся Суок хватает свою сумочку (стоимостью с мою годовую зарплату, а то и больше) и тоже направляется к выходу. Моргая, гляжу им вслед: узнали, что ребенок болен, и преспокойно сваливают? Уже начинаю верить, что Ючону никто никогда не готовил…
– А Минхва остается? – кидает от двери родительница, я спохватываюсь:
– Нет-нет, зачем же? Ючону уже лучше, лекарства и еда есть…
– И нисколько мне не лучше! – капризно заявляет хубэ. – Мне было лучше, но меня разбудили и расстроили…
Трогаю его лоб. Уже не такой горячий: лекарства подействовали или семейная свара. Заметив новую многозначительную переглядку, отдергиваю руку, словно обжегшись. Говорю подчеркнуто деловито:
– Выпей на ночь таблетки, я оставила на столе, и чаю пей побольше. Завтра с утра обязательно поешь супа, он должен быть еще горячим. Руководитель Ли разрешила тебе взять отгулы за рабочие выходные. Спокойной ночи, хубэ.
– Сладких снов, Минхва-сонбэ, – печально говорит парень. Выходя за очень неторопливыми сейчас женщинами (желают проследить за нашим нежным расставанием?), кидаю на него прощальный взгляд. Ючон сидит на диване, придерживая на груди одеяло, и смотрит нам вслед больными глазами. Такой… одинокий. Давя в себе жалость перекладываю ответственность на удравших родственниц – деловито интересуюсь уже в лифте:
– Ючон говорил, в детстве много болел. А воспаления легких у него бывали? – подразумевая: всё меня допрашивали, вместо того, чтобы самочувствием парня поинтересоваться!
– «Много болел»? – переспрашивает родительница, словно впервые об этом слыша.
Что, хубэ опять соврал? Продолжаю уже не так уверенно:
– Ну да, он говорил, что даже в Европе лечился…
Новая переглядка, что ж ты будешь делать, они вообще разговаривать умеют или только мыслями обмениваются? Хальмони смотрит на меня задумчиво:
– Он тебе и об этом рассказывал?
– Ну да, а что?
– Не болтай лишнего ничего и нигде! – агрессивно приказывает Ючоновская мамаша, я пожимаю плечами: больно нужно обсуждать с кем-то вашего сыночка!
– Агасши, сколько ты отдала за лекарства? – спрашивает бабушка. – Скажи номер своего счета, я переведу.
Отмахиваюсь.
– Хальмони не обязана за него платить! Ваш внук – взрослый работающий парень, сам все вернет. А не вернет – не велика потеря, лекарства дешевые!
– Ну не скажи, – встревает мать, – его снотворное очень и очень дорогое! Таким, как ты, стажерам, не по карману.
Я удивляюсь:
– Снотворное? Зачем ему какое-то снотворное? Он же спит как младенец! Засыпает вмиг и дрыхнет всю ночь напролет.
Женщины глядят на меня с одинаковым изумлением.
– Ючон? Хорошо засыпает? – с сомнением переспрашивает хальмони. – Да он с детства бессонницей мается…
– А ты откуда знаешь, как он спит? – спохватывается бдительная мамаша.
Упс! Не признаешься же, что их внук и сын пьяным дрых в моем доме, а потом еще в загородной поездке у меня под боком… Да и сейчас мы спокойно почивали, пока не явились вы, злыдни подозрительные!
Поспешно забегаю вперед и открываю перед женщинами двери в ночь. Дальнейшие расспросы пресекает бабушка:
– Агасши, ты на машине?
Задавливаю смешок.
– Да как-то нет… Сейчас поймаю такси. – Оглядываюсь. Даже не знаю, в каком направлении двигаться! Достаю мобильник, чтобы сориентироваться по карте.
– Тогда тебя отвезет мой водитель.
– Да не надо…
– Мама Ючона, мы поедем на твоей!
– Да я просто на такси уеду!
– Она прекрасно доберется, сама говорит!
– Хотя бы так мы должны отплатить за заботу о нашем Ючоне! – отрезает хальмони таким голосом, что обе перестаем спорить.
Перед тем как сесть в белое ауди, родительница хубэ оборачивается ко мне и светски интересуется:
– Минхва-я, а твоя семья из каких Кимов?
Думаю, что меня спрашивают, откуда мы родом, потом понимаю: входим ли мы в первую десятку или даже сотню-тысячу самых богатых семей Кореи? Широко улыбаюсь:
– Уверена, об этих Кимах вы и не слыхали!
– Я так и думала, – удовлетворенно кивает женщина и неторопливо усаживается в машину. Цедит оттуда – приглушенно, но чтобы я точно услышала: – Связался с какой-то нищебродкой!
– Гу Суок! – слышу я строгий голос хальмони и с «хорошо вам добраться до дома» захлопываю дверь машины. Теперь понятно, в кого Ким Ючон такой зловредный уродился!
Темно-синий мерседес подъезжает неслышно, словно подкрадываясь, выходит пожилой аджосси в черном костюме и с приветливой улыбкой открывает передо мной заднюю дверь. Неловко поклонившись, я ныряю в просторную роскошь. Довозят меня аккуратно и быстро, жаль, водитель неразговорчивый, кроме «да, нет, не знаю», я ничего от него не добилась. Да и вопросов подходящих не придумывается, слишком уж много впечатлений за один вечер!
Но, судя по дорогой заграничной машине и собственном водителе, «куриные ресторанчики», которые я приписала Ючоновской бабушке, приносят очень приличные доходы!
***
[1] Чимчильбан – корейская баня, иногда целый банный комплекс с бассейнами, с различными видами саун, тренажерами, игровыми комнатами, кафе… Здесь можно и переночевать.
[2] Омони – мать.
[3] Айгу – ой, ай, ох, о боже, ну надо же!
[4] Саммоним – госпожа, жена богатого мужа.
