Текст книги "Невеста наместника (СИ)"

Автор книги: Наталья Караванова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 31 страниц)

Так рассказывают сами пресветлые.

Сианы трактуют все немного иначе, но соглашаются, что природа их силы – те же слои Эа, но более поверхностные, понятные и потому способные иметь воплощение в реальности.

Люди с поврежденной защитой, проклятые, душевнобольные, потерявшие память, или же заблудившиеся в глубинах собственных снов – все они особенно остро реагируют на любые изменения Эа, даже если это всего лишь отклик на чужую ворожбу.

И все эти силы, магии, все эти сложные плетения взаимоотношений сейчас Шеддерик собирался связать в один прочный канат, и этим канатом вытащить Темершану из пропасти, в которую она сама себя невольно столкнула…

Главное – задать правильные вопросы и верно понять ответы.

Сегодня не было мертвого тела, к которому можно было бы призвать душу (пресветлые говорят – душу, сианы – тень; кому верить?).

Сегодня сестры Золотой Ленны будут звать давно умерших ифленцев, используя свои силы, свои внутренние возможности. И поддержать их может только сама их крылатая богиня.

Первым отозвался палач.

Но уже по первому ответу стало ясно, что он ни о чем не хотел знать и просто выполнял приказы дознавателя. Узнали только, что палачу его работа не нравилась, и больше всего он хотел бы ее сменить, но все время что-то мешало.

– Дознаватель, – потребовал Шедде. – Гун-хе, твоя очередь!

В этот раз все шло проще и быстрей – вероятней всего, потому что сиан не только не мешал служительницам Ленны, но и по мере своего понимания помогал им.

Гун-хе оторвался от записей и выпрямился.

– Скажите, когда можно будет спрашивать.

– Уже можно.

– Хорошо. Ваше имя, титул, должность?

– Тирэм Катмел, младший дознаватель мирной охраны Лангата, милостью Повелителей Бурь, Императора Ифленских островов.

– Тирем Катмел, ты ли допрашивал чеора та Вартвила, по делу о гибели членов императорской семьи?

Пресветлая, повторяющая для присутствующих слова покойного, долго хмурилась, прислушиваясь к ответу, потом довольно сжато пересказала результат.

– Он считает, что не допрашивал. Простите, чеоры, этот юноша бранится так, что трудно разобрать, что он хочет сказать. Но у него был список вопросов, которые он должен был задавать допрашиваемому, не отклоняясь от него. Он не должен был ничего записывать и ответы молодого чеора… он говорит, их никто не собирался учитывать. Еще он говорит, что вся страна знает, кто на самом деле стоит за поджогом, но императору удобней, чтобы м… убийцей считали кого угодно, кроме никчемного… простите чеоры, «никчемного бездельника Валле, за вином просравшего не только все семейные деньги но и последний ум». Я стараюсь немного сглаживать.

– Благодарю, чеор Катмел, – невозмутимо ответил им обоим южанин. – Я узнал все, что мне нужно.

– Что именно? – встрепенулся Шеддерик.

– Валле, это вероятней всего, родственник чеора императора, кажется шурин. Во всяком случае, других имен, которые могут сокращаться до Валле, я не вижу: светлый лорд Валерик та Граствил. Мы о нем знаем только, что если бы тот ваш император не занялся объединением островов в единое государство, то Граствил стал бы правителем одного из самых богатых и развитых центральных островов.

– Нам нужно не просто расследовать это трехсотлетнее дело, – с досадой напомнил Шеддерик. – Нам надо доказать, что проклятье было наложено на императора несправедливо.

Гун-хе невозмутимо кивнул.

Но заметил:

– И все же надо понять, что тогда случилось.

– Давай.

Гун-хе кивнул и очередному духу задал свой коронный вопрос:

– Имя, титул? Должность?

Этот дух ответил, кажется, исключительно от неожиданности:

– Его зовут Валерик, он называет себя Императором в изгнании. Он говорит, что презирает тех, кто его предал, поменяв шлем с оленьим рогом на шлем со звездой. Считает, у него было много сторонников.

Шеддерик вздрогнул, когда услышал где-то рядом шепот Ровве:

– Врет. Презирать-то он презирает, но всех подряд и из-за дурного характера. Врет на счет «много сторонников». Я такие вещи вижу. И он сам бы поменял свою ржавую «рогатую» корону на нынешний символ императорской власти. Если ему польстить, он ответит на все вопросы.

– Гун-хе, позволь мне один вопрос.

Помощник невозмутимо кивнул.

– Безусловно, я на вашей стороне. Несомненно, император обманом завладел вашими землями и присвоил себе всю власть. Но ведь император поплатился. Какой-то неизвестный герой отомстил за вас и за весь честный Ифлен!

Пресветлая слегка улыбнулась, передавая ответ:

– О, он очень польщен. Но считает, что люди в массе своей глупы и бездеятельны, так что если бы он не отдал приказ, ничего бы не было. А так получилось даже лучше, потому что ведьма довершила начатое им дело. И теперь… теперь, по его мнению, месть будет полной.

– Я хотел бы почтить память о героях… но не знаю имен.

– Я повторю слово в слово: «О, ты их знаешь, их все знают!».

– Вартвил? Брось, мальчишка просто принял на себя удар. Ничего он не поджигал…

– Знакомо ли вам, – прервал разговор Гун-хе, – имя чеоры Вартвил, ведьмы, проклявшей императора?

– Мне кажется, он смеется. – Устало вздохнула пресветлая, – я не могу его удержать, он уходит.

– Он знает. – Прокомментировал Ровве, – Он считает, что разыграл прекрасную партию. Шедде, мне пора к Темершане. Полдень близко, будет допрос.

Шеддерик опустил взгляд. Именно потому, что близится полдень вместе с очередными пытками в столичных подвалах Ифленской Империи, он и не хотел прерываться.

Но сестры Ленны устали. Да и сам он…

Приказывать ничего было не нужно, слуги подали заранее приготовленный пряный хлеб и вино прямо сюда. Никуда он не уйдет. Пока дело не кончится тем или иным образом.

Хотя нет. Никакого «иного» образа не будет. Сегодня нет места поражению.

Не будет.

Рэта Темершана Итвена

Крюк сначала подняли не сильно, не так, чтобы покалечить – только напугать.

Но эффект оказался слишком слаб: напугали Вартвила еще вчера, сегодня кричать сорванным голосом он уже не мог.

Сегодня он решил, что будет отвечать, что скажет все, о чем спросят, и если нужно – даже наврет, лишь бы пытка не продолжалась.

Но дознаватель спросил о та Граствиле. И стало понятно, что спастись не удастся. Что предали его все и навсегда…

Он думал так, хрипло выкрикивая честные ответы, выплевывая свою ненависть и боль, но его слова значения не имели. Палач неторопливо начал выкручивать винт, руки затрещали в суставах. А потом боль прокатилась по спине – от короткого, без замаха удара тонким металлическим прутом.

И стало невозможно дышать.

– Шанни, – оклик Ровве заставил ее вспомнить, кто она и где.

«Я здесь».

– Прости. Мы пытаемся. Что-нибудь услышала?

«Да. Его спрашивают про какого-то Граствила».

– Это брат жены императора. Странное дело, его все подозревали, все поголовно, но обвинения так и не было.

«Вартвил не хочет говорить его имя. Он в отчаянии, он смирился с тем, что умрет. Ровве, я теперь знаю, как ты видишь чувства людей. Мне кажется, я теперь тоже их немного вижу… только лучше бы не видеть».

– Он молчит об этом ублюдке?

«Он запрещает себе даже думать о том, чтобы его сдать».

– Ладно. Я скажу. Шанни, не умирай только. Не подводи своего Покровителя!

Темери и хотела бы попытаться вылечить чеора та Вартвила, но не знала как. Ведь в этой странной реальности, в этом чужом болезненном воспоминании, она все еще была им самим…

Шеддерик та Хенвил

– Шедде. Сколько лет было той ведьме?

Шеддерик не успел привыкнуть к внезапным появлениям Роверика. Если честно, большую часть времени он был уверен, что Ровве ему мерещится, что он все же немного сошел с ума. Но Ровве был настолько похож на себя настоящего, что чеор та Хенвил с удовольствием даже отдавался своему сумасшествию.

– Не знаю. У нее взрослый сын. Сколько ей может быть? К тому же женщины умеют хорошо скрывать возраст.

Рассуждать о возрасте давно умершей чеоры было странно, особенно если учесть, что пресветлые как раз готовились убедить ее отказаться от мести и простить Императора. Тогда проклятие исчезнет само собой. Но Шедде сомневался в успехе. Каждый наследник Императора, истинный или подставной, тратил немало сил и средств на то, чтобы получить хоть тень надежды. И каждый раз ведьма выбирала месть. Каждый раз кто-то должен был умереть под пытками, чтобы удовлетворить ее ненасытную ненависть.

Пока абстрактная, скоро эта ненависть обретет реальные черты, выраженная в ответах и заявлениях. Скоро с ней придется столкнуться лицом к лицу.

Так при чем здесь ее возраст.

– Сын не такой и взрослый. Допустим, она родила его лет в шестнадцать… ей должно быть примерно столько, сколько нам с тобой.

– Наверное. К чему ты это?

– Я думаю, – Ровве сделал выразительную паузу. – Я думаю, они были любовники.

– Кто?

– Да этот наш… императорский шурин и мать жертвы. Смотри. Тогда Гарствилу выгодно избавиться от мальчишки руками императора. Раз уж не получилось убить императора вместе с семьей-то. Если он устроил поджог и подставил мальчишку, то только это и могло заставить мальчишку его покрывать. Честь матери и в те времена имела большое значение для сыновей, разве нет? Смотри. Граствил пытается уничтожить императора и его семью, занять его место. Но у него не выходит, он подставляет сына любовницы – потому что знает, как это можно сделать, и потому что это снимет обвинения с него самого.

– Понял. Скажу Гун-хе.

Шеддерик быстро пересек комнату, остановившись рядом с южанином и его помощниками.

– Гун-хе, – окликнул он, – есть одна догадка. Когда придет ведьма, пусть Пресветлые подождут у нее что-то просить. Задай ей вопрос. Простой прямой вопрос. Были ли они с чеором та Граствилом любовниками.

– Не слишком ли сложно, благородный чеор? – Тихонько спросил один из помощников. – Она может не захотеть отвечать.

Гун-хе только кивнул.

Подумал немного, потом пояснил своему парню:

– Если неудачный переворот планировал этот Валле, то он должен был быть счастлив, что дело все-таки повернулось в его пользу.

– Императором он не стал, – напомнил Шеддерик. – Все, монахини готовы. К делу!

Пресветлые сменились. Без тела им приходится тратить силы своего Эа, а это никому не дается легко.

– Она говорит, – очередная пресветлая сестра сосредоточенно смотрела перед собой. Еще совсем молодая, она волновалась, чувствуя и важность задания, и свою ответственность за результат. – Говорит, что умоляла императора. Что ползала на коленях. Убеждала, что сын не виновен. Но все было напрасно.

– Знаешь ли ты, кто такой Валерик та Гарствил? Были ли вы любовниками?

Пресветлая вдруг дернулась на своем стуле, захрипела, а сквозь хрип все присутствующие разобрали:

– Ненавижу! Никто ничего не докажет! Никто не может знать!..

Пресветлая закашлялась. Выпрямилась.

– Она говорит, что скоро всему императорскому роду конец и что она не остановится, пока не уничтожит последнего в роду.

– Императору, – Не смог смолчать Шеддерик, – от этого проклятья никаких проблем нет. Страдает тут кто угодно, только не он.

– Ты! – светлая сестра вновь схватилась за горло, – в тебе его кровь! Сдохни!

– Сдохну. Но император не расстроится. А ты сама. Это же твой любовник сжег корабль и подставил твоего сына, а винишь ты кого угодно, только не себя!

– Шедде, тихо, прошу.

Это сказал уже не Роверик, а незаметно пробравшийся к ним с Гун-хе та Старрен.

– Да.

– Она говорит, – голос девушки стал совсем слабым, у носа появилась капелька крови, – что никто не смеет обвинять Валле, и что виноват все равно император, лишивший Валле… его острова… кажется…

– Надо прекращать. – Шеддерик обернулся к пресветлым, и те слаженно закрыли тени чеоры Вартвил путь в холодный мир.

Шеддерик обернулся к Старрену.

– Дай мне саругу. Чеор Латне, идите сюда.

Старый сиан, сидевший на лавке у стены все это время, поднялся и подошел.

– Я сейчас сниму свою защиту, – сказал Шедде хмуро. – Сможете сделать так, чтобы я попал в ту же ловушку, что и Темершана Итвена?

– Думаю, смогу. Я разобрался с магией на вешках моего нечистоплотного коллеги. Надо сказать, оригинальное и талантливое решение. Никогда раньше такого не видел.

– Вот и хорошо. Возможно, я потеряю сознание или случится что-то еще не слишком приятное и не зрелищное. Думаю, нам стоит заняться этим в другом помещении.

– Как вам будет угодно.

– Та Старрен, ты идешь?

Холодная черная саруга легко коснулась камней, вживленных в левую руку Шеддерика. Он вздрогнул – пальцы мгновенно занемели, по руке вверх, словно отравленная кровь от раны, побежал холод.

«Вот и все», – с непонятным облегчением подумал он. Теперь назад точно не повернуть. До смерти пять дней.

Он еще успел самостоятельно лечь на кровать, а потом комната вокруг него тошнотворно закружилась, сминая реальность, превращаясь в длинный ледяной колодец, в котором нет воздуха, и чтобы не умереть, надо плыть, плыть и плыть…

А потом движение перестало ощущаться. Так же как и холод.

Это был даже уже не колодец – пространство немного раздвинулось, но ничего разглядеть он все равно не мог – на краю зрения ощущалось какое-то движение, и только.

– Эй, – окликнул Шедде пустоту. – Давай встретимся. Вот он я, я пришел.

– Шедде, ты что умер? – немедленно раздался рядом горестный вздох – вот и оставь тебя ненадолго…

– Не умер. Потом объясню. Где Темери?

– Она все там же. В камере. Но эта камера – как будто сон или бред. Чья-то память. Я не могу туда попасть, потому что меня там не было. И ты не сможешь.

– А ведьма? Фу ты, Чеора Вартвил? Бывала?

Вокруг них, словно серая поземка или маленький смерч, начала расти воронка из дымных теней. Подвижные пустые лица, слепые глазницы.

Ровве насторожился, выставил вперед руки:

– Не касайся их. Это и есть проклятье. Теперь ты для него виден.

– Знаю. Как сделать так, чтобы ведьма пришла? Хотя…

Эти тени – они часть ненависти, которую вложила чеора та Вартвил в свое проклятье. Эти тени – часть ее.

Шедде крикнул:

– Это ты предала сына. И сейчас чужими руками продолжаешь убивать невинного человека! Твое проклятье несправедливо, оно не может больше иметь силу.

– Смешно, сме… сме… шно…ш… сме… – зашелестели тени, тем не менее обретая некое сходство с одной единственной фигурой. На человека она уже походила, на женщину, тем более на красивую женщину – ни капли.

– Что смешнее, – включился в разговор Роверик, – как понять, что тебя любовник использовал, чтобы добраться до каких-то секретов императора, а потом еще сделал так, чтобы твоего сына сочли виновным в убийстве? Он смеется над тобой. Он видит, что вся твоя ненависть пошла прахом!

– Если умрет ни в чем не повинный человек, такой же, как твой напрасно обвиненный сын, ты снимешь проклятье.

– Это ты себя называешь ни в чем не повинным? Себя?

Голос тени стал грубым и хриплым.

– Темери Итвена. Мальканка. К императору она не имеет никакого отношения. Но она прямо сейчас умирает от твоего проклятья, только потому, что хотела уберечь от войны свою страну.

– Он не врет, как ты видишь! – заявил Ровве и даже подбоченился.

– Этого не будет.

– Тогда верни ее сюда. Сама убедишься…

Ровве метнулся туда, где тени на миг стали глубже и гуще, и успел как раз вовремя, чтобы подхватить Темери за плечи.

Она выглядела как в день, когда Шедде в последний раз видел ее здоровой: светлое, испачканное в крови и уличной грязи платье, растрепанные черные кудри…

Но сейчас было не до разглядываний.

– Темери, – позвал Шедде почти спокойно, – Темери, видишь эту женщину? Она в беде. Ее надо… надо полечить. Как ты умеешь. А мы с Ровве поможем.

…потому что она тоже проклята. Самым страшным из проклятий.

В день, когда она узнала о предательстве любовника.

В день, когда она узнала о гибели сына.

Она сама себя прокляла. Всей силой души. Всей силой ненависти.

Проклятье императора – лишь тень того, что она сама приготовила себе.

По вине светлого лорда благородного чеора Валле та Граствила, у которого наверняка было еще с полдюжины титулов и званий.

Темери поверила ему сразу и безоглядно.

Это было странно и горько и радостно – она поверила. Она действительно подошла к дымному чудовищу – как подходят к смертельно раненным или больным людям. Она улыбнулась этой своей мягкой улыбкой, за которой всегда – сталь уже принятого решения.

И протянула к ней руки – открытые ладони. Шедде не показалось – вокруг них струился слабый золотистый свет. Раньше он видел лишь отблески его, в святилище Ленны. Сейчас это была какая-то другая, чарующая магия. Но этой магии мало будет сил одной Темершаны…

И Шедде решительно подошел к ней и протянул руку. Что делать дальше он представлял очень слабо.

Но вдруг понял, что они уже не вчетвером – в этом странном месте пустого пространства и мглы появлялись другие – не тени, но посланцы холодного мира: пресветлые сестры, сиан, еще кто-то не опознаваемый в полутьме…

И все они, словно кто-то звал – касались руки Темери, и получали от нее как будто кусочек живого огня – чтобы тут же коснуться дымной фигуры чеоры та Вартвил…

Несчастной, маленькой, убитой горем женщины.

Сейчас она уже не была смеющимся чудовищем. Сейчас она смотрела на своих гостей огромными глазами, в которых не было ничего кроме боли и тоски по несбывшемуся.

А потом все как-то сразу закончилось. Темери опустила руку, молча шагнула к Шеддерику и Ровве.

– Так странно, – сказала она тихо. – Шедде, я была похожа на нее?

– Нет, никогда.

– Я тоже ненавидела.

– Не так. Темери, не надо тебе сейчас об этом думать…

Ровве посмотрел в глаза Темершане – ласково и грустно. Перевел взгляд на Шеддерика.

– Я ее провожу. Чеору Вартвил. Сейчас это стало важнее.

– Эй, ты же мой Покровитель! – пробормотала Темери.

– Ну, это же не навсегда. К тому же – я всего лишь заблудший призрак, который с успехом выполнил свою задачу.

Темери зажмурилась на мгновение, вдруг осознавая, что верный призрак действительно прощается.

– Какую?

Голос дрогнул, и она повторила для верности второй раз, громче.

– Проклятие снято, а Шеддерик у нас остался с двумя руками. Об этом стоило только мечтать… Шанни, они не успели тебя покалечить. А синяки – они пройдут. Хотя бы отдохнешь немного. И не смей никого лечить, пока тебя не попросят! А то станешь тоже призраком. Шедде, прости. Я не думал, что наша э… посмертная дружба будет столь короткой. Не провожайте. И не грустите!

Ровве первым отвернулся от них и протянул руку новой знакомой – чеоре Вартвил.

– Я увижу сына? – спросила она тихо.

Ответа Шеддерик уже не услышал. Пора было возвращаться. Благо, старый сиан – чеор Латне, заботливо обозначил обратный путь вешками.

Глава 22. Добрых снов, любимая!

В комнате было много света, в открытые окна тек пряный воздух начала лета. Там снаружи цвел каштан, и пели птицы.

Выздоравливать, когда знаешь, что все уже почти хорошо, когда тебя навещают пресветлые сестры, принося вкусные угощения; когда рядом суетится Дорри, Шиона каждый день передает гостинцы и приветы из города; а главное, когда Шеддрик та Хенвил почти все вечера проводит рядом с тобой – так выздоравливать почти приятно.

Одно жаль, это должно скоро закончиться, ведь жизнь не ждет. Время не может остановиться, и там, снаружи, что-то все время меняется. И уже очень хочется, наконец, распахнуть двери и нырнуть в этот поток, чтобы узнавать новости не из уст Шионы или Дорри, а сразу и самой…

К сожалению, жила Темери сейчас вовсе не в своей прежней комнате, а в более просторных, недавно отремонтированных апартаментах, с отдельной гостиной и большой спальней, в новой части замка, так что убежать из-под бдительного присмотра компаньонки тайными ходами она не могла – здесь их не было. А Шиона и сама строго соблюдала распоряжение лекарей, и Дорри научила. Так что миром снаружи пока что приходилось любоваться исключительно из окна.

Дело осложнялось тем, что чеор та Хенвил однажды перестал показываться… а на все расспросы девушки в один голос отвечали: он очень занят на корабле, ведь ифленский флот вот-вот должен отправиться в обратный путь. Или: он в городе с хозяином Каннегом, по делам управы.

– Скажите уж сразу, – невесело шутила она, – что благородный чеор просто не хочет меня видеть со всем этим…

И крутила пальцами у лица. На самом деле синяки, оставленные проклятием, давно сошли. Остался только шрам на лбу, но и от него скоро останется лишь незаметная тонкая полоска – не зря же вокруг все время суетилось столько лекарей и сианов?

– Ну что вы, – отвечала Шиона. – Не сомневайтесь в благородном чеоре, он ведь от вас не отходил все эти дни, что вы были в беспамятстве. Даже чеор Кинрик не знал, как его отсюда прогнать. Я вам обещаю, что сегодня он непременно придет…

Кинрик поправился на удивление быстро, а едва услышав новости из цитадели, не слушая врачей, вернулся домой. Вместе с Нейтри.

Темери вздыхала и, смирившись, возвращалась к окну. Правая рука еще плохо слушалась, но в целом, она чувствовала себя почти совсем здоровой. В монастыре ее давно уже пристроили бы к какой-нибудь несложной работе.

– А вообще-то, – вдруг сдалась компаньонка – я понимаю, вам, наверное, хочется прогуляться… давайте, я скажу Дорри, чтобы она принесла платье. Только недолго, а то чеор Латне меня испепелит.

Темери вспомнила пожилого сиана, который раньше служил у Эммегила, но каким-то чудом сумел завоевать доверие Шеддерика.

Сианы не умеют испепелять взглядом, но он был строг и мог придумать Шионе какое-нибудь суровое наказание. Так что компаньонка рисковала.

– Ну ладно! – улыбнулась Темери. – Мы просто тихонько постоим на верхней галерее и все!…

– Сейчас пришлю Дорри! – Шиона улыбнулась и выскользнула за дверь.

Обычно Дорри приходит сразу, но тут почему-то задержалась, и исстрадавшаяся в нетерпении Темершана устала метаться от окна к двери.

А там, у двери, вдруг услышала:

– Не буду я с ней говорить, ты чего! Она же едва на ногах стоит, в чем душа держится. Да меня чеор Шеддерик сам зарежет, если узнает… ты видел, какой у него ножик на поясе висит?

Голос принадлежал Дорри. Дорри сердилась.

– Послушай, – отвечал другой голос, мужской. – В городе говорят, что рэта почти совсем здорова… а если она не поможет, не поможет никто. Все знают, что на ней благословение Ленны…

– Дай сюда платье! Иди! Иди уже…

– Дорри!

– Иди, говорю. Я подумаю, что можно сделать!

Темери едва успела отойти к окну, когда дверь распахнулась и вошла хмурая служанка с платьем в руках. Это светло-зеленое платье было на Темери, когда она въезжала в цитадель. Летом в Тоненге жарко, но платьев по сезону у нее пока не было.

Попытка расспросить служанку сразу не удалась – отвечала она односложно и хмурилась все больше, и только когда все крючки были застегнуты, а волосы уложены так, чтобы шрам на лбу был надежно под ними спрятан, со вздохом сказала:

– Я обещала вас не волновать. А вы все спрашиваете и спрашиваете. А это вас обязательно расстроит.

– Что-то случилось? С чеором та Хенвилом?

– А? Нет, нет, рэта, с ним все хорошо… он в городе, в божьей крепи… да он скоро вернется, не волнуйтесь. Это все мой брат.

– Он здоров?

– Да он-то здоров… просто он служит в одном доме… а в городе говорят, что вы умеете спасать людей, даже если никто не может… как в старину, говорят, странницы божьи спасали, одним наложением рук…

– Это тот брат, который уехал жить на ферму? – припомнила давний разговор Темери.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Нет же, это тот брат, который здесь, в городе, я рассказывала. Он служит у…

– У Ланнерика та Дирвила…

Темери поежилась. Что такое могло случиться с Дирвилом… что заставило слуг о нем беспокоиться? Или не с ним?

– Что-то с чеорой Алистери?

Дорри потупила взгляд.

– Чеор Дирвил подал прошение адмиралу Старрену, что хочет вернуться на острова вместе с дочерью. И теперь молится, чтобы флот немного задержался. Чтобы успеть проститься с женой.

Но Алистери выздоравливала. Весной она говорила, что ей намного лучше! Темери кивнула своим мыслям:

– Я давно хотела ее навестить… поехали!

– Но вам нельзя! Лекари говорят, вам даже вставать вредно!

– Глупости! Побои – не простуда.

– Рэта! Ну, пожалуйста! Ну, хотя бы не сейчас!

– Но если ты говоришь, что все так плохо…

– Я же не знала! Брат только что рассказал. А Шионе я обещала еще вчера. Рэта, уже почти полдень…

И верно, часы на одной из внутренних башен, были хорошо видны из ее нынешнего окна.

Но Темери все равно не понимала, к чему клонит служанка.

– Дорри! Что ты обещала Шионе, и почему важно, что сейчас почти полдень?

– Обещала, что ничего вам не расскажу, потому что так надо, – упрямо нахмурилась та.

Темереи заподозрила, что от нее пытаются в очередной раз скрыть что-то неприятное, но никак не могла предположить – что. Если бы кто-то умер или заболел, Дорри и Шиона были бы больше встревожены и опечалены. Но Шиона выглядела скорей взволнованной, чем расстроенной. А Дорри печалилась из-за новостей брата.

«Ну и ладно», – подумала она. – «Сейчас Шиона вернется, мы погуляем по галерее… а потом я позову Гун-хе… или еще кого-нибудь… кто передаст Шеддерику про Алистери. Да, так и сделаю!».

– Вы только не волнуйтесь сильно, – попробовала сгладить впечатление от своих слов Дорри. – Все на самом деле хорошо. Только подождите еще чуть-чуть. А мне… мне надо уйти, потому что меня ждут ваши лекари…

– Дорри!

– Ну, правда, рэта! Отпустите меня! Так надо!

– Ну, иди.

Темери решила, что расспросить Шиону будет проще. Тем более что появилась она почти тут же после ухода служанки:

– Смотрите, кого я привела!

Вернулась Шиона не одна, а в сопровождении Янура и Тильвы. Темери давно не видела их, и конечно обрадовалась, но уверенность в том, что здесь зреет какой-то новый заговор, в ее душе окрепла.

Правда, раз уж в него оказался втянут и хозяин «Каракатицы», скорей всего, ничего дурного сегодня не случится.

Темери, презрев условности, обняла шкипера, как в тот день, когда они с чеором та Хенвилом вернулись в Тоненг. Так что Янне даже растрогался и смахнул непрошеную слезу.

Но только она собралась расспросить гостей подробней, как в двери снова постучали, и Шиона, не спрашивая дозволения, их распахнула.

Снаружи, в коридоре, были люди. Знакомые, полузнакомые, почти незнакомые. Нарядные, веселые люди. Здесь был Кинрик, и он держал под руку улыбающуюся Нейтри. Здесь был хозяин Каннег и его молчаливые спутники, которых Темери уже научилась узнавать. Невозмутимый Гун-хе с его неприметными сотрудниками. Советник та Торгил, Сиан Латне, гвардейцы, Хантри, даже ифленский адмирал Старрен, даже вечная и непоколебимая чеора та Роа…

Здесь был Шеддерик та Хенвил.

Темери отступила на полшага, когда поняла, что все это – не просто так, что это какой-то еще один, неведомый ифленский ритуал…

Или ведомый?

Шеддерик в тишине шагнул вперед и вдруг легко опустился на одно колено… перед ней.

Вскинул серьезный, сосредоточенный взгляд:

– Темери. Примешь мои свадебные дары?

Темери пробежала испуганным взглядом по всем присутствующим. Но нет, это, кажется, была не шутка… и не розыгрыш. И все это на самом деле…

Зажмурилась на мгновение, прижала пальцы к губам. Почувствовала, как кровь отхлынула от лица…

Уже смелее, лишь раз оглянувшись на Янура и Тильву, переступила порог.

Предыдущий опыт не помогал: Кинрик, помнится, хотел побыстрей отдать ей свои подарки и сбежать куда подальше. Что нужно сделать, что сказать?

Слова все куда-то пропали, да вообще все мысли, кроме глупого желания запустить пальцы в его волосы – и чтобы все зрители куда-нибудь исчезли.

Темери остановилась в полушаге от Шеддерика. Склонила голову. Услышала:

– Ты знаешь, я люблю тебя. Но если сочтешь, что я…

– Шедде… – пробормотала она, лишь бы не заставлять его и дальше сомневаться в ее ответе. Она хотела сказать, что принимает дары. Хотела, чтобы все это услышали и поняли… но горло пересохло. И ответила она совсем иначе. – Я тебя люблю.

Он поднялся и просто прижал ее к сердцу, наплевав на все ритуалы и обычаи. И, кажется, присутствующие были только рады.

Видит Ленна, Темери ждала этих объятий, и больше всего боялась, что чеор та Хенвил снова решит, что ей без него будет лучше. Ей иногда снилось, что его нет – и она металась во снах то по пустынным улицам незнакомых городов, то по заснеженным лесам близ монастыря, и звала его по имени, и просыпалась в ужасе и холодном поту, и долго-долго потом не могла успокоить часто бьющееся сердце.

Все хорошо, говорила она себе, отвечая на его ласки, прижимаясь теснее, все хорошо. Он не исчезнет, не сбежит и не умрет, и нечего больше бояться, ведь Шеддерик та Хенвил рядом.

– Так ты примешь мои дары? – шепнул он, на мгновение отстранившись и заглянув ей в глаза.

– Конечно.

– Дорри!

Дорри шагнула вперед и протянула на вытянутых руках… латанный перелатанный старый дорожный плащ чеора та Хенвила. Тот самый, который один спасал их от холода в промерзшем зимнем лесу.

Темери тут же прижалась к нему щекой, вдыхая неуловимо знакомый запах десятка костров, еловой смолы, запах самого Шеддерика. Вещь, которая тогда незаметно связала их друг с другом…

Она расправила плащ и быстро завернулась в его черные складки. Кажется, она знала, каким будет второй подарок… если только он сохранился во время погони на реке и потом…

В руку скользнуло что-то маленькое, гладкое и деревянное. Конечно, та самая ложка, которую Шедде вырезал для нее в избушке. Правда, над поделкой здорово потом поработали, но все равно это тот самый кусок дерева.

Смешные, правильные, единственно нужные подарки…

Но это было не все. Он вдруг резко снял, практически, содрал с левой руки черную перчатку и уронил на пол, куда-то под ноги. Правильно. Больше она не нужна. Никогда не будет нужна.

– Есть еще кое-что, – сказал тихо. – Надеюсь, тебе понравится. Идем!

Идти оказалось недалеко. Главная лестница была ярко освещена, а по стенам висели старые картины, портреты. Те самые, что Темери нашла в башне маяка. Рамы подновили и протерли олифой, холсты почистили от копоти. И пусть их было немного, но они несли в себе живую память о прошлом, память, не омраченную еще ни войной, ни осадой.

А на другой стене…

Темери застыла у небольшого холста. Эту картину она видела единожды, но запомнила, оказывается в мелких деталях. Штормовое море, закат над бухтой – и город в рассеянном свете случайного солнечного луча. Картина, что дышит свободой, морем, надеждой… картина, копия которой сгорела вместе с гостиной в усадьбе Вастава. Как Шедде смог отыскать оригинал?

Она не выпускала пальцев чеора та Хенвила, ей хотелось одновременно и кричать и смеяться и плакать…

…и вдруг поняла, что рядом кто-то тоже вытирает слезы. Нейтри подошла к картине и коснулась рамы кончиками пальцев.

Может, это единственная картина ее отца, которая уцелела здесь, на Побережье.