
Текст книги "Невеста наместника (СИ)"
Автор книги: Наталья Караванова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 31 страниц)
– Мы нашли камни у всех входов в здание, снова подтвердил Гун-хе. – и это были природные валуны, не соответствующие тем, которые использовались при строительстве усадьбы ни по составу, ни по обработке.
Он подумал немного, и пояснил:
– Необработанные куски кварца и серого гранита. Без следов цемента. В окрестностях дома таких нет. Ближе к морю камни встречаются, но там – базальт и красный гранит.
– И что же, – откинулся на спинку дивана чеор та Эммегил, – есть предположения, кто этот сиан?
– Нет, – вздохнул Кинрик. – но я надеялся, Шеддерик поможет его вычислить: у него есть досье на многих сианов Тоненга.
– Не на многих, а только на тех, кто успел нарушить закон, – возразил Шеддерик, подумав, что про картотеку лучше бы Эммегилу не знать. В ней ведь информация не только на сианов. Верней, в первую очередь – не на сианов. – Конечно, я этим займусь. И Гун-хе выделит людей в помощь: возможно, придется кое-кого допросить. И в первую очередь надо выяснить, кто из сианов, постоянно живущих в цитадели, этой ночью отсутствовал. Если я не ошибаюсь, описанные виды магии возможны только при личном контроле сиана. Найти бы его вешки…
«Найти и потрогать, – про себя добавил он, – голыми руками!»
– Я могу попросить своего сиана распутать магический след… – задумчиво предложил Эммегил. – если вы, благородные чеоры, согласитесь принять мою помощь!
– Безусловно, – серьезно кивнул Кинрик. – Я готов сам сопроводить его к руинам.
Он снова потер лицо ладонями – было видно, что ему трудно дается разговор.
Эммегил как будто спохватился:
– Похоже, наместник, вам совсем не удалось отдохнуть. Сочувствую вашей утрате. Рэта, я поражен вашим мужеством и силой духа. Прошу простить, я должен немедленно поговорить с моим сианом. Пусть подготовится.
Судя по тому, как поспешно светлый лорд покинул кабинет наместника, он спешил предупредить не только сиана, но и еще как минимум – пол Тоненга.
– А теперь признавайтесь, – вздохнул Шеддерик, проводив Эммегила взглядом и убедившись, что он действительно ушел, а не подслушивает под дверью. – Признавайтесь, зачем вы действительно меня позвали. Все это можно было сообщить и так. К тому же я тоже подозревал, что без сиана не обошлось.
– Чеор та Хенвил! – звенящим голосом воскликнула Темершана и резво вскочила с кресла. – Вашего брата опоили любовным зельем! И думаю, не один раз!
– Да ерунда! – вскочил уже Кинрик. – Я нормально себя чувствую, просто устал… и да, выпил немного красного вина, вон оно стоит!
Гун-хе тут же коршуном слетел на бутылку и спрятал под полой своего рябого от сажи плаща.
– Не ерунда! – возразила мальканка и наставила на наместника палец, – иначе вы ни за что не полезли бы ко мне целоваться! К тому же я… кое-что подслушала, и знаю, что в замке есть человек, умеющий готовить такое зелье.
– Да про старую ведьму все знают, – возмутился Кинрик. – Я в полном порядке!
– Тогда, – Темери теперь оглянулась к Шеддерику. – Тогда попросите его сказать, что он думает о чеоре Вельве Конне, моей компаньонке!
Шеддерик перевел взгляд на брата и увидел, как на его лице разгорается удивленно-мечтательная улыбка.
Сразу стало понятно, что как минимум отчасти мальканка права. И если эта Вельва Конне решила влюбить в себя наместника, не она ли придумала одним пожаром убрать обеих потенциальных конкуренток?
Сразу вспомнился поздний вечер, когда он столкнулся с братом и этой самой Вельвой. Кинрик сказал тогда, что просто ее провожает, ведь в коридорах темно. А если не просто провожал?
– Кинне? – подтвердил он просьбу.
– О! Вельва – она чудесная! – обрадовался наместник. – У нее такие пушистые шелковые волосы… а кожа, кожа словно зовет до нее дотронуться… Я, наверное, в нее влюблен. Ах, как печально, что мы с ней встретились так поздно…
«Вот!» – как бы говорила вся поза мальканки, даже брови и волосы.
Но любовное зелье не такая уж большая проблема. Если найти сиана, который наложил на зелье заклятье, то она решится за несколько минут. А если не найти – то за час-два работы другого опытного сиана.
– А что ты думаешь о своей жене? – вдруг задумчиво спросил Шеддерик. И брат радостно ответил:
– Она невероятно смелая и с ней не скучно! И еще она почти такая же красивая, как моя Нейтри! Я ей благодарен, и мне очень грустно, что она так холодна ко мне и отталкивает все мои знаки внимания…
Голос Кинрика становился все более далеким и совершенно счастливым.
– Я бы снова женился на ней! И теперь уж по-настоящему! И на Нейтри я бы женился… Как жаль, что нельзя жениться на всех троих! Какой бы счастливой семьей мы стали!
Шеддерик бросил взгляд на Гун-хе, потом на Темери. Ему вдруг стало неудержимо весело, стоило лишь представить брата в окружении столь разных прекрасных дам.
Темери тоже заулыбалась, но ей за наместника было все-таки тревожно, и эту тревогу легко было прочитать по лицу без всякой магии.
А когда Шеддерик отсмеялся, она вдруг вынула из собственной прически и протянула Кинне подаренный им же к свадьбе резной гребешок.
– Это ведь вы сами сделали для Нейтри, да?
– Да… вам он правда понравился?
– Держите. И пусть всегда будет у вас под рукой. Особенно если вдруг снова захотите поцеловать первую же подвернувшуюся даму!
Шеддерик снова улыбнулся. Но идея была здравой. Гребешок Кинне действительно делал для своей подруги, делал старательно и с любовью. Гребешок обязательно будет напоминать ему Нейтри. А это несколько сгладит влияние зелья.
Кстати, имя сиана может подсказать и сама Вельва Конне. А если хорошенько подумать, то может, и подсказывать не надо.
– Гун-хе, – сказал Шеддерик, – помнишь того сиана, которого ты допрашивал по делу о заговоренном ожерелье? Найди его и выясни, где и с кем он был этой ночью. Но пока не арестовывай. Поговорим сначала с чеорой Вельвой Конне. Все-таки ей лучше знать, кто именно заговаривал для нее зелье.
– Понял. Могу исполнять?
Стиль придворного секретаря в исполнении южанина выглядел пародией.
– Конечно!
От Шедде не укрылось, что початую бутылку Кинрика Гун-хе прихватил с собой. Отлично! Будет еще одно доказательство и еще один жирный аргумент в разговоре с Вельвой.
Рэта Темершана Итвена
Убить Кинрика ей захотелось почти сразу, как они остались в кабинете наедине – и из-за поцелуев, и потому, что он требовал немедленно призвать сюда всех потенциальных врагов, чтобы их можно было допросить лично и прямо сейчас.
Темери едва убедила его успокоиться и сначала позвать Гун-хе и Шеддерика, а потом уж начинать всех карать.
И теперь, когда рядом были другие люди, и Кинрик немного пришел в себя, она чувствовала невероятное облегчение. Как же хорошо, когда есть кто-то, кто умеет быстро принимать решения и брать ответственность на себя.
Утром все по-другому. Утром можно вспоминать прошлую ночь, не просто заново переживая тот ужас и панику, а еще и оценивая собственные решения и поступки.
Упрекнуть себя Темери было не в чем.
Но все равно, стоило немного отвлечься, перед глазами вставало оранжевое пламя, и казалось, что она снова на мокром карнизе, высоко над землей, и жизнь ее зависит только от того, насколько крепко она вцепилась пальцами в скользкий от воды и мха камень…
Да, болели ожоги, болели мышцы, и даже, кажется, кости… но все это можно терпеть. Бывало и хуже – например, утром после первого, самого длинного перехода по Дороге Долга.
Монахини не используют вьючных животных, не берут в путь денег на ночлег. Все, что им нужно, они несут на себе. И конечно, усталость к концу дня кажется еще терпимой, а вот на утро…
Или совсем недавно, в лесу. Когда они с Шеддериком из последних сил брели по едва заметной тропе, только надеясь, что она выведет к человеческому жилью.
– Все хорошо? – Спросил чеор та Хенвил, очевидно заметив, что Темери отвлеклась от беседы.
– Да. Я задумалась о Вельве. О чем она думала, подливая зелье? И вообще, это была ее идея? Или еще чья-нибудь?
– Скоро узнаем.
Кинрик вдруг предложил:
– А давайте я сам с ней поговорю? Один? Все у нее узнаю. Она мне непременно расскажет, ведь она доверяет мне. Она умная и красивая, и ни в коем случае не стала бы желать мне зла…
Шеддерик устремил взор в потолок, пережидая поток комплиментов, но в результате все равно был вынужден его прервать.
– Кинрик, не надо. И лучше бы тебе, пока я буду с ней разговаривать, быть тихим и незаметным. Или, если не уверен, что сможешь держать себя в руках, вообще уйди.
Кинрик сжал в пальцах гребешок и покачал головой. Это означало, что он останется. Темери быстро пересела поближе к наместнику – чтобы и впечатление создавалось – они супруги и действуют сообща! – и в случае чего можно было бы незаметно пихнуть Кинрика локтем.
Шеддерик был монументально спокоен, и это невольно внушало спокойствие и ей самой.
Так что, когда гвардейцы привели Вельву, она тоже была почти совсем спокойна.
А Вельва была испугана. Прическа растрепалась, руки мнут подол, глаза мечутся с одного лица на другое. Но все же она взяла себя в руки и присела в ифленском традиционном приветствии, после чего осталась стоять посреди комнаты, кротко потупив взгляд.
– Вельва Конне. Нам известно, что вы совершили, – холодно начал Шеддерик. – И вы понесете за свои поступки заслуженное наказание. Но все же, у вас есть возможность сейчас сказать несколько слов в свою защиту… итак…
Она быстро вскинула взгляд и облизнула губы.
– Но я не сделала ничего предосудительного! Меня оклеветали!..
– Любовное зелье, – напомнил беспощадный чеор, – запрещено к использованию как на Ифленских островах, так и во всех провинциях. Сейчас бутыль, в которую вы его подлили, изучается сианами тайной управы, и им понадобится крайне мало времени, чтобы найти магический отпечаток основной хозяйки. Вас, чеора. Или вы и сейчас скажете, что это подстроено, и не в вас должен был влюбиться наместник?
Вельва побледнела, прижала руки к груди и отступила на шаг:
– Да! Я налила ему зелье! Но разве это преступление? Я ведь люблю его. Слышите, Кинрик, я люблю вас! И только вас. Но рядом с вами всегда так много женщин… а тут еще эта свадьба. Вы же не любите своего мужа, рэта Итвена! Вы его не любите. Так какое вам дело. Просто позвольте мне быть рядом… слышать его голос…
Это звучало так искренне, что Темери уже собралась высказать ей слова утешения… как вдруг услышала ехидный голос Ровве над ухом.
– Врет. Смертельно испугана и тянет время.
Резко передумав ее жалеть, Темери спросила:
– Кто вас надоумил подливать Кинрику зелье, вы же знаете, что оно недолговечно, и если не закрепить постоянным контактом, то объект все равно вернется в результате к той, кого любит. Сколько зелья он выпил?
– Я не знаю, – поникла «отравительница». – Все, что было, наверное.
– А сколько было? – переспросил Шеддерик.
– Большая аптекарская склянка…
Столько залпом не выпьет даже исстрадавшийся от жажды путник. Значит, она поила бедного Кинрика несколько дней, и никто этого не замечал…
Кажется, это понял и Шеддерик.
– Вы налили ему в вино. Еще куда?
– В стакан… здесь, в кабинете. И в графин в маленькой столовой. И остатки – в кувшин для умывания…
– Из графина и я пила, – вслух заметила Темери.
– Вот потому он так и метался между вами. – Шеддерик улыбнулся, найдя решение очередной загадки. Но вдруг устремил на уже облегченно выдохнувшую Вельву холодный и острый как нож взгляд:
– Вы не ответили рэте. Кто вас надоумил подлить наместнику зелье? И кто придумал заманить ее в усадьбу Вастава?
Кажется, бледнеть ей было уже некуда. Вельва прижала руки к горлу и почти шепотом, сквозь слезы выдавила:
– Это не я! Клянусь Ленной, это не я! Я не хотела…
– Письмо написали вы?
Она сглотнула, и не в силах больше говорить, кивнула.
– Кто диктовал? Сиан? Чеор Лоззерик та Манг?
Снова кивок.
Снова дал знать о себе Ровве:
– Сейчас все честно. Но она вот-вот упадет в обморок. И она знает еще что-то, о чем очень хочет, чтобы ее не спросили.
Темери налила в стакан воды из графина, рассудив, что это любовное зелье Вельва уже испробовала, так что хуже не будет, и поднесла ей.
– Если ты никому не хотела зла, то тебе ничего и не грозит. Не о чем волноваться…
– Я думала, он хочет мне помочь, – простучала она зубами по стакану. – Лоззе всегда был таким милым. Я думала, что если вас не будет в замке, я смогу…
– Затащить Кинрика в постель, – досказал за нее Шеддерик. – Ну что же. Настало время поговорить с чеором та Мангом. Вы же, пока мы ищем подтверждения вашей невиновности… ни в чем серьезнее любовного зелья, побудете пока под арестом. В своих покоях.
Шедде выглянул в коридор и отдал распоряжения ожидавшим там гвардейцам.
Когда Вельва оказалась уже в дверях, она вдруг остановилась. Медленно обернулась и упав на колени надрывно запричитала:
– Не верьте ему! Не верьте Лоззе! Он ненавидит меня и сделает все, чтобы я оказалась в тюрьме. Ведь я люблю не его, а наместника. И всегда буду любить! Слышите? Что бы ни случилось!
Кинрик внезапно вскочил, метнулся к девушке, поднял ее за руки, и обнял.
Темери даже показалось, что он шепчет ей что-то ободряющее.
Вслед неспешно подошел Шедде, положил руку брату на плечо, и как-то очень осторожно оторвал его от уже успешно утопившей лицо в его воротнике Вельвы.
Когда девушку увели, раздавленный Кинрик упал в кресло:
– Поверить не могу. Но может, она и вправду просто слишком… привязалась ко мне? Разве за это казнят? И почему, зная об этом, я все равно хочу ее? Я сошел с ума?
– Немного, – развел руками Шеддерик. – Но это поправимо. Сейчас поговорим с сианом, и займемся. Впрочем, рэта, наместник… – но окинул прищуренным взглядом обоих супругов, – если вы желаете, я могу продолжить допрос и один. Мне даже удобней будет делать это в своем кабинете, с секретарем и в присутствии Гун-хе.
Рэта видела, что чеор та Хенвил специально дает им возможность уйти, словно проверяет, насколько они оба заинтересованы узнать результат разговора с та Мангом.
Но никуда уходить она не собиралась. Еще чего.
А Гун-хе вернулся один.
– Я немного опоздал, – покаянно признался он. – Сиан чеора Эммегила вычислил негодяя почти одновременно с нами и вошел в его комнату первым. Он испугал чеора та Манга и тот выпрыгнул из окна. Я видел, как все происходило, так что могу подтвердить – молодой чеор сделал это сам. Падение оказалось смертельным. Мои люди уже несут труп в лабораторию.
– Я могу – Темери облизнула пересохшие губы, – я могу поговорить с ним, как служительница Ленны. Если он ответит, то не сможет скрыть правду.
Шеддерик кивнул.
– Я думаю, нужно позвать сестер из храма Ленны – это будет вернее. А мы с вами… и с наместником… поприсутствуем. И попробуем задать правильные вопросы. Кстати, Гун-хе. Охрану чеоры Вельвы надо усилить: если она знает больше, чем нам рассказала, то тоже может внезапно и беспричинно умереть. А мне бы этого не хотелось.
Призрачно все еще присутствующий при допросе Ровве зачем-то пояснил:
– Ее дед погиб, считай, из-за нас с Шеддериком, двоюродную сестру убил этхар – тоже потому, что это Шеддерик ее связал, и она не смогла убежать. Шедде обещал, что присмотрит за сыном чеоры та Зелден, но как-то я не вижу его в свите наместника. Если мальчишка не найдется, Вельва окажется последней в роду.
Темери сразу вспомнила мертвую чеору со сломанной шеей – в день, когда она познакомилась с чеором та Хенвилом. Тогда был единственный раз, когда она увидела лицо самого Ровве. Мертвое лицо. Тогда они с пресветлой сестрой тоже просили ответа у мертвецов по просьбе ифленца.
Тогда ответы не помогли.
Темери уже собралась встать, чтобы отправиться за посохом-эгу, когда Шедде вдруг озадачил их с наместником еще одной новостью:
– Этим вечером будьте готовы. Нам с вами, рэта, нужно посетить Нижний город. И Кинрику тоже – он пока не знаком ни с Януром Текаром, ни с хозяином Каннегом. Кинне, идем. Самое время заняться твоим любовным зельем. А пока сиан работает, познакомишься с кое-какими документами.
Глава 18. Старые портреты
Шеддерик та Хенвил
Сиан был тот самый, которого отрекомендовал Эммегил. Старик в темной мешковатой одежде держался, словно снизошедший до крестьян император. Подозревать его в том, что это он подтолкнул коллегу та Манга в распахнутое окно, выглядело бы глупостью. Но Шедде все равно подозревал. Сианы владеют многими силами, неподвластными обычным людям.
У распахнутого окна лежала раскрытая книга, но старик не заглядывал в нее даже для вида. Несколько вешек, украшенных приметной резьбой, были воткнуты по всей комнате, одну Кинне держал в руке, не особо представляя, что с ней делать.
Шедде, который в теории представлял, что делает сиан, притворялся, что не обращает на старика внимания. Это, кажется, старика полностью устраивало.
Когда Кинрик – по глазам было видно – перестал страдать от грандиозного предательства Вельвы Конне и начал страдать от безделья, он плюхнул перед ним довольно толстую стопку бумаг.
– Что это?
– Это? Проект изменений налоговой системы в Танеррете. Никто не отменит ежегодную подать в пользу империи. Но кое-что, если мы хотим иметь мирную процветающую провинцию, а не тот кошмар, что устроил на Побережье наш батюшка, сделать нужно прямо сейчас.
– Откуда это?
– Над этим, – задумчиво сказал Шеддерик, – мы работали с казначеем и его помощниками подробно и внимательно последние дней… ну дней десять. И весь предыдущий месяц сочиняли расклад, который и нас в убыток не вгонит, и у метрополии не вызовет вопросов. И позволит хоть немного вздохнуть местным дельцам. Это только предложение, имей в виду. Дорабатывать после обсуждения с городом придется уже тебе.
– Шедде… я не смогу. – Выставил вперед руки Кинрик, забыв про вешку, – Я вообще ничего в этих цифрах…
Сиан сердито зыркнул на него, но поскольку «инструмент тонкой магической настройки» почти сразу вернулся в прежнее положение, ничего не сказал.
– У тебя умная жена. И очень толковый казначей. Так же неплохо привлечь та Торгила, он у нас привык заниматься исключительно праздниками, а это неправильно. Советник он, или кто?
– А может, все же, ты…
– За неделю? Сам знаешь, если на Побережье штиль, то значит, в открытом море ветер дует с севера и северо-востока. Это попутный ветер, флот прибудет дня на три раньше, чем мы рассчитывали.
– Но может, ты все-таки останешься. Ты здесь нужен, император не может этого не понимать.
– Если все прошло хорошо, у императора этой зимой родился долгожданный сын…
– И?
– И. Как ты думаешь, кто сейчас официальный, признанный наследник императорского престола? И почему?
Кинрик никак не думал. Он всегда принимал решения императора как данность. Император – это стихия. Может солнышком пригреть, а может и молнией осалить. И причины искать бессмысленно.
– Ладно, – нехотя подвинул он к себе папку. – Попробую разобраться.
– Это не все.
Шедде положил перед носом брата еще одну папку, лишь чуть меньше предыдущей.
– А это?
– Проект управы порядка в нижнем городе. Структура, система подчинения, финансирование. Еще сейчас у нас в работе – предложения по реконструкции порта и старых пирсов, а так же ремонт моста через Данву… но это уже потом.
– Шедде, ты спишь вообще?
Вопрос заставил Шеддерика задуматься – Кинрик был вторым человеком, за последние дни, намекнувший ему, что изредка надо и отдыхать.
«Вообще», он спал. Часа по три-четыре каждые сутки. А в эту ночь – даже шесть.
Но сделать предстояло еще очень много.
Кинрик вскочил вдруг, подошел к окну. Поежился от прохладного весеннего ветра. Сказал:
– Шедде, мне страшно. Если одна плохо соображающая девица смогла подстроить тот пожар, и ей почти удалось уйти от наказания… Что будет, если кто-то более умный попробует устроить что-то подобное? До вчерашнего дня я не знал, насколько мы не защищены. Насколько врагам легко нас достать!
– Это означает только, что тебе нужны сильные и надежные друзья. И уж это будет зависеть только от тебя.
Поморщился – звучало это как наставление. Да вообще, многие его речи в последнее время выглядели именно так. Шеддерик внутренним чутьем чуял – открытие навигации добра не принесет.
– Юноша! – возмутился старый сиан, – Немедленно вернитесь в кресло. Если вам немного полегчало, это еще не значит, что процедура окончена!
– Да, конечно. Шеддерик, я у тебя еще кое-что хотел спросить, но не знаю, уместно ли это.
Что он такого еще придумал?
Чеор та Хенвил достаточно хорошо знал брата, но предугадывать его внезапные смены тем и вопросов так и не научился.
– Конечно, спроси.
– А скажи мне… наша… то есть моя… мальканка. Она вообще знает, что ты уедешь?
Спросил так спросил. Шеддерик от души надеялся, что знает. Весь двор знает.
– Я прогуляюсь, – сказал он одновременно и брату и сиану. – Как закончите, сможете найти меня на гранитной набережной.
Рэта Темеришана Итвена
Темери вытянула из груды длинную гвоздастую доску и почувствовала, как из расширившегося отверстия потек прохладный воздух. Это был все тот же застоявшийся, сырой воздух подземелья, но что-то его потревожило, сдвинуло. Вероятно, где-то там, дальше, было окно или отдушина.
Коридор был тот самый, который она собиралась обследовать еще позавчера, но отвлеклась на покои Шеддерика. События этого утра, а особенно – прошлой ночи, заставили ее снова вспомнить, что от этих коридоров может зависеть ее жизнь. А значит, откладывать их исследование ни в коем случае нельзя.
Коридор оказался весьма многообещающим. Несколько выходов в жилые комнаты, потайное отверстие, сквозь которое видно часть большого каминного зала. И вот теперь – это. Здесь была, похоже, самая древняя часть туннелей. Проход выложен огромными блоками, некоторые больше шага в длину. Почти чисто. Этот завал оказался первым на участке в три десятка шагов. Жаль только, что это был узкий ход, приходилось наклоняться и локти то и дело задевали стену.
В этом месте одна часть прохода заканчивалась, путь вел вверх, и вот с этого самого «верха» что-то осыпалось.
Если бы обвал был глухим, притока воздуха Темери не ощутила бы. Но он ей не показался. А значит, стоило потратить немного времени на расчистку.
На стене нашлось место, куда поставить свечу. Запас был в кармане, и это вселяло надежду, что возвращаться придется не наощупь. Парадоксально, но эта старая часть системы, кажется, сохранилась намного лучше всех прочих.
Темершана решила время зря не тратить и принялась вынимать пласты мусора и укладывать его вдоль стены прохода, таким образом, чтобы потом можно было пройти мимо, не запнувшись.
Оказалось, досок было немного, около десятка. Но к ним добавлялся песок, каменная крошка, куски давно прогнившей, рассыпающейся прямо в руках ткани. Платье оказалось упачкано и, скорей всего, спасти его уже не удастся – но это было старое платье, дареное еще Тильвой. Его никто не вспомнит и не хватится.
Наконец она смогла посветить вверх и увидела грубые ступени из округлых деревянных балок, трухлявых, но настолько толстых, что ступать на них все еще можно было, не опасаясь. Ступени вели полого наверх. Да, на них оставались обломки и мусор, но подниматься-то этот мусор не мешал.
Новый участок тоннеля заканчивался знакомой секретной дверью, очень похожей на ту, что вела в ее собственную комнату. Темери нашла выступающий у самого пола камень, и уверенно надавила на него ногой. Если знаешь, что делаешь, то не тратишь время на рассуждения. Она лишь убедилась, глянув сквозь потайное оконце, что за дверью совершенная темнота и тишина.
Где-то внутри стены затрещали, напрягаясь, столетние механизмы. Дверь приоткрылась, но не сильно. Впрочем, некрупной Темери пролезть оказалось в самый раз.
Темери подняла свечу, но все равно не поняла, где находится. Помещение наполнял холодный свежий воздух, единственным источником света оставалась ее свеча.
Большое, просторное помещение, захламленное старой мебелью, кажется так. Забытый склад. Может, кладовая, в которую снесли на время ремонта или реконструкции ненужные вещи.
Некстати вспомнилось, что им с Кинриком жить отдельно друг от друга осталось несколько дней. Как только рабочие закончат ремонт в прежних покоях наместника, ей придется перебраться туда…
Сердце стукнуло не в лад. Кинрик неплохой, иногда забавный, иногда слишком увлеченный или серьезный. Но с дня свадьбы она понимала, что никогда не увидит в нем мужа. Друга, брата, кого угодно – только не мужа.
И если бы не любовное зелье, он тоже это понимал бы. Но теперь… кто знает, что будет твориться у него в голове теперь, когда сиан закончит свою работу?
Темери не хотелось его обижать.
Но выхода из сложившейся ситуации она не видела.
Она стояла у секретного входа и слушала тишину… когда вдруг поняла, что тишина не абсолютна. Тишину нарушал далекий гул прибоя, кажется, можно было разобрать даже крики чаек. А это неминуемо означало, что сейчас она где-то недалеко от моря. Под набережной?
Верхняя гранитная набережная окаймляет высокий берег, с нее открывается прекрасный вид на бухту. Если идти из цитадели напрямую, не через городские ворота, то на полдороге в парке будет красивый павильон.
Хотя нет. Павильон сгорел во время осады. Там только развалины. А здесь не ощущается даже намека на запах гари. После вчерашнего Темери бы обязательно заметила и поостереглась сюда входить.
Запах, надо сказать был. Пахло, как везде в коридорах, сыростью и мышами, но еще здесь присутствовал и запах водорослей. И если можно так сказать, мыши ощущались куда явственней, чем внизу.
– Эй! – полушепотом окликнула она.
Эха не образовалось. Звук растаял, едва успев слететь с губ. Но в ответ вдруг что-то зашуршало, пискнуло, двинулось из тьмы, заставив затрепетать пламя свечи. Темери резко пригнулась. И только потом сообразила, что это могла быть летучая мышь. Пришлось потратить несколько мгновений, чтобы унять дрожь в руках и коленях. Темери и сама не ожидала, что так отреагирует на в общем-то тихий звук!
Время шло. Если стоять на месте, ничего не сможешь узнать. Да к тому же от свечки остался совсем небольшой огарок. Как только она догорит, придется зажигать запасную и начинать осторожный путь назад.
Посветив вокруг, она обнаружила узкий проход-лаз между старым шкафом (или это не шкаф?) и горой обшарпанных стульев. Стулья все были одинаковы и когда-то вероятно составляли гарнитур, но Темери это не интересовало… до того момента пока она не обнаружила вдруг в свете свечи кусок обивки. Обивка была ей знакома – такая ткань украшала мебель в отцовской гостиной. А еще на ней были темные, почти черные пятна. Она даже не сразу догадалась, что это – кровь. Может быть, кровь кого-то из защитников замка. А может – кровь кого-то из родственников, из знакомых… а может, кого-то из врагов.
Она зажмурилась, прикоснулась пальцами к куску запятнанной ткани.
Это была вещь времен завоевания Побережья. Это была вещь, которая помнила мир до ифленского нашествия. Неудивительно, что эту мебель со всей цитадели собрали и стащили в этот никому ненужный склад. Это было не отремонтировать и не отчистить.
Темери выбралась из завала на небольшую пустую площадку у противоположной стены и совсем не удивилась, обнаружив там плотно прикрытую низенькую деревянную дверь.
Как-то же хозяйственные ифленцы должны были сюда попасть? И не по тайным ходам. Иначе они о них знали бы и активно пользовались.
Здесь, у стены, стояло темное и пыльное, треснувшее посередине на несколько кусков зеркало. Оно отражало и усиливало свет свечи, разделив его по числу осколков. Темери огляделась, подхватила с полу какую-то тряпку и осторожно протерла стекла. Стало значительно светлее. Можно даже оставить свечу на подлокотнике расколотого в давние времена дивана, и оглядеться внимательней и подробней.
Неподалеку отыскался кованый напольный канделябр, который она даже помнила – он некогда стоял в парадном зале у камина. За что его отправили в ссылку, было неясно – в некоторых чашечках еще оставались свечные огарки. Это навело Теменри на идею, и она тут же ее воплотила, увеличив количество света так, что хоть читай.
И сразу заметила еще кое-что – парадные портреты! То есть, она узнала резные дубовые рамы, но что это еще могло быть?
Надо только откинуть ветошь и чуть развернуть картины изображением к свету.
Первое разрезано наискось, на нем был незнакомый ей седобородый мужчина. Старый, растрескавшийся холст, а судя по костюму, жил этот достойный рэтах лет сто назад.
Следующий портрет уцелел, и на нем была целая семья. Вот его Темери вспомнила. И вспомнила, как мама показывала на маленькую девочку в центре и говорила – смотри, Шанни, это ведь я! Рядом с мамой-малышкой стояли в красивых платьях ее родители. Их Темери не застала, но много слышала о них.
Она торопливо, словно кто-то мог отнять, отставила эту картину в сторону. Потом обязательно, любыми правдами, вернет ее в замок! Даже если больше ничего интересного не сможет отыскать!
Но на этом везение не кончилось. На следующей картине были мать и отец. Художник запечатлел их как будто бы в день свадьбы, в ярких лучах летнего солнца.
Картина словно впитала то давнее солнце и ту их радость. Они ведь любили друг друга. Они, бывало, ссорились, иногда чего-то не понимали, но совершенно точно любили. Мама на картине улыбалась и смотрела в небо. А отец… он не улыбался, но так смотрел на маму, словно она была его небом.
Когда-то эта картина висела у них в спальне.
Темери полюбовалась на нее и тоже отставила. Еще портреты – старинные, с важными правителями и их строгими женами. А вот снова знакомое лицо. Верней – лица.
Групповой портрет семьи ретаха Итвена. Оказывается, у Темери была очень большая семья, и многих из этих людей она даже никогда не видела. Конечно, писался он не с натуры, а по другим изображениям. Но художник был мастером, это видно по тому какими живыми кажутся давно мертвые люди.
Она стала считать. Вот отец. Вот мама. Вот дедушка. Вот еще знакомое лицо – брат деда. Рядом его сын, мальчик чуть старше десяти. Он был бы дядей Темери, если бы дожил.
Пожилая женщина. Кем она приходилась семье, Темери не знала никогда, все звали ее просто Котри. У нее всегда было печенье и вкусные булочки, и она давала их детям без счета. Здесь, на портрете, она намного моложе, чем Темери ее помнила. Здесь у нее еще черные длинные волосы. В воспоминаниях они были уже совсем седые. Ходила Котри медленно, опираясь на кривую тросточку. Нашествие она тоже не пережила. Вот молодой хозяин Каннег… вот красивая девушка, кажется, папина племянница.
Стоп.
Темери даже зажмурилась, и простояла так, посчитав до десяти. Открыла глаза. Схватила свечку, поднесла ее к портрету.