Текст книги "Месть женщины"

Автор книги: Наталья Калинина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 23 страниц)

Он целовал ее в затылок, уши, шею, при этом умело управляя лошадью. Потом Синтия почувствовала, как его горячая ладонь проникла в глубь ее блузки, рывком сорвала ненавистный лифчик и…

Она закрыла глаза и в изнеможении откинулась ему на грудь.

– Потерпи, малышка, – шепнул он ей на ухо. – Я знаю тут один домик… Там есть чистые простыни, шампанское и все необходимое для такой принцессы, как ты. Потом мы обязательно попробуем в седле и на ходу. Но сейчас у нас ничего не получится.

Они провалялись в постели дотемна, и Синтия даже забыла про то, что ее могут хватиться на празднике. Домик стоял в таком же старом парке, как и их, и был далеко от жилья.

– Ты умница, Син, – обычно девчонки дрожат за свою так называемую невинность. А потому заслужила услышать правду. – Он лежал сверху, нежно лаская кончиком фаллоса губы и вход в ее вагину. – Меня зовут Арчи Гарнье. Я – сын того самого Гарнье, который соблазнил твою тетку и бросил умирать в грязном отеле в Нью-Орлеане.

– Какое это имеет значение? – прошептала Синтия, прерывающимся от восторга голосом. – Теперь мне все равно, кто ты. Я изменила Эш… Томми, но я ни о чем не жалею.

– Верно. Не стоит. Если ты не струсишь, нас еще ждет много приключений. – Он нежно вошел в нее, с каждым толчком доставляя все больше и больше наслаждения. – Ты замечательная малышка. И это счастье, что ты досталась мне, а не этому идиоту Томми. Уж кто-кто, а он бы сумел навсегда отбить у тебя охоту к сексу. – Арчи нежно покусывал ее набрякшие соски, время от времени совершая плавные круговые движения тазом. – У тебя там горячо, как в пылающем камине. Чудесная мне досталась девочка. Но ты не говори им ничего, слышишь? Продолжай играть в любовь к этому толстозадому кретину Голдсмиту. Но только играть, ясно? – Он привстал, оперевшись на вытянутые руки, и пристально посмотрел ей в глаза. – Если ты позволишь ему воспользоваться тем, что я в тебе пробудил… – Он резко качнул бедра, и Синтия вскрикнула от острой боли. – Смотри. Это всего лишь предупреждение. – Он лег на нее всем телом и, продолжая плавно вращать бедрами, поцеловал долго и нежно.

…Она сказала дома, что заблудилась. Оба родителя были пьяные. Гости разбрелись по парку. Томми Голдсмит таскался за ней по пятам, с глазами глупой преданной собаки. Она вытащила из вазы большую розу, швырнула ему в лицо и показала язык. Кто-то захлопал в ладоши.

– Я проголодалась, – говорила Синтия, рвя зубами жирный кусок теплой свинины и запивая его кокой. – Знали бы вы, как я проголодалась…

Ее тело оставалось загадкой для нее самой. Были дни, когда она, горя нетерпением удовлетворить свое желание бесконечно отдаваться Арчи, едва могла дождаться условного часа. Подскакивала температура, мутился рассудок. Арчи догадывался о ее состоянии в ту самую минуту, как она появлялась. В такие дни он был слегка насмешлив, даже ироничен, и не спешил удовлетворить ее желание.

– Детка, а у тебя нет случайно черной крови? – как-то поинтересовался он, держа Синтию на коленях и играя ее обнаженной грудью. – Черные женщины воспламеняются от одного взгляда на мужчину и готовы отдаться ему хоть на крыше автомобиля. Ну что ты так ерзаешь по моим штанам? Ты уже успела меня намочить. Из тебя горячий фонтан бьет…

Когда Арчи наконец овладевал ею, она лишалась на мгновение рассудка, а потом начинала громко кричать, и он зажимал ей ладонью рот.

Бывали дни, когда Синтия, проснувшись, вдруг вспоминала свою чистую святую любовь к Эшли-Томми Голдсмиту и оплакивала ее горькими слезами. В такие дни она появлялась в домике в старом парке с опозданием, и нетерпением горел уже Арчи. Она искренне не хотела его, но ей нравилось, как он ее раздевает, как рвет пуговицы и крючки, как шарит ладонями по прохладному бесчувственному телу. А она все продолжала думать об Эшли, о том, как мечтала о нем в пансионе, об их пышной свадьбе…

– Я схожу от тебя с ума, малышка, – шептал в такие минуты Арчи. – Ну скажи, что происходит в твоей красивой головке?

Почему ты сегодня так холодна? Син, это ты или твой двойник?..

Она молчала, глядя на Арчи странным отчужденным взглядом. Наконец он сдергивал с нее трусики и припадал жадным ртом к лону, раздвигал горячим языком губы, покусывал клитор. Синтии было очень приятно, но импульсы наслаждения оставались в нижней части тела. Ей казалось, они застревают, наткнувшись на солнечное сплетение. Голова оставалось безучастной к тому, что творилось с ее плотью. Она думала об Эшли… Об Эшли, а не о Томми Голдсмите. У этого Эшли теперь не было лица, он был бестелесный дух, ветер, шуршащий листьями платана под окнами ее спальни, утренний туман над лугом…

Арчи, все больше и больше возбуждаясь ее равнодушием, покрывал поцелуями тело Синтии, проводил кончиком фаллоса по внутренней стороне ее бедер. Наконец хватал ее на руки и нес за дверь, возле которой уже нетерпеливо била копытом его Львица. Сквозь листву деревьев проглядывали звезды, воздух звенел колоратурными руладами цикад. Арчи сажал Синтию на спину Львице, лицом к себе. Лошадь радостно ржала и неслась галопом по проселку. Арчи на ходу овладевал Синтией, при этом не выпуская из рук поводий…

Вспоминая об этом по ночам в своей постели, Синтия вскрикивала от восторга. Воспоминание было острее ощущения, испытываемого в реальности, хотя и тогда наслаждение было очень сильным. Но сейчас она видела себя и Арчи со стороны. Видела хрупкую темноволосую девушку, полностью отдающую свое тело во власть сильного красивого мужчины. Это было так романтично. Ей бы хотелось вот так же скакать с Эшли…

Однажды за обедом Мейсон, старший брат, упомянул в разговоре Арчи Гарнье, и Синтия навострила уши. Брат рассказывал о том, что на вечеринке, то есть попойке, у его друга Чарльза Бартоломью, девицы купались в бассейне абсолютно нагими. Это была идея Арчи Гарнье.

Синтия почувствовала, что начинает краснеть, и, чтобы справиться со смущением, решила поддержать разговор.

– Ты говоришь о том самом… Арчибальде Гарнье, отец которого соблазнил мою тетку и бросил умирать в грязном отеле в Нью-Орлеане? – спросила она, пытаясь придать своему лицу выражение полнейшей невинности.

– Какую тетку? – Луиза Маклерой вскинула на дочь большие, вечно отсутствующие (где – знали многие, однако это был вполне благопристойный и даже красивый роман) глаза. – Разве у тебя есть тетка?

– Была, – пролепетала Синтия, – но этот Гарнье…

– Я не знаю никакого Гарнье, – заявила Луиза Маклерой. – Я родилась и выросла в здешних краях, но ни о каких Гарнье ничего не слыхала.

– Значит, я что-то перепутала, – пробормотала вконец сбитая с толку Синтия и опустила глаза в вазочку с мороженым.

– Ты знаешь этого Гарнье? – спросил у сестры Мейсон. – Я бы не советовал тебе поддерживать с ним знакомство. Грязный тип, хотя и очень веселый компанейский парень. Он гостит у Крауфордов – учится вместе с Хью в Йеле. Думаю, после его отъезда кое-кто из горничных Бена Крауфорда почувствует себя в интересном положении.

– Что ты несешь! – воскликнула Луиза Маклерой и возвела к потолку террасы свои искусно подведенные лазурью с блестками глаза. – Насколько я помню, у Бена Крауфорда все до единой горничные черные. Неужели мужчина способен… любить чернокожую девушку?

– Тетя Луиза, ты живешь в мезозойской эре! – воскликнула Диана, кузина по отцовской линии. – Посмотри, даже у нас, на Юге, полным-полно черных проституток, не говоря уж о Нью-Йорке и Западном побережье. Белые мужчины считают их замечательными любовницами. Я читала в последнем «Пентхаузе», что их вагина обладает способностью сжиматься.

– Диана, ты забыла, где находишься! – негромко, но достаточно возмущенно воскликнула Луиза Маклерой. – Тем более Син еще совсем ребенок…

Синтия не спала всю ночь. Сейчас она хотела Арчи как никогда раньше, но она так страдала. Ведь в ее сознании образ красавца-плейбоя Арчи Гарнье уже почти успел слиться с романтически неземным обликом Эшли Уилкса. И если она могла представить Эшли, занимающегося любовью со Скарлетт О’Хара в седле скачущей во весь опор лошади, но уж никак не могла вообразить его, задирающего подол юбки темнокожей горничной Бена Крауфорда.

Она решила не пропускать очередного свидания, хоть и поверила тому, что сказал про Арчи брат, безоговорочно и даже удивилась, как не догадалась об этом раньше. Теперь она припоминала кое-какие его фразы, и то, что однажды от него пахло дешевым жасминовым одеколоном, которым пользуются черные, и что заметила у него как-то на шее кровоподтек, он же рассмеялся и сказал, что это ее, Синтии, зубов дело. Нет, она не могла сделать это даже в экстазе, зато черные слуги в их доме часто ходят с такими же кровоподтеками на шее и плечах.

– Син, ты сегодня слишком серьезная, – сказал Арчи, целуя ее живот и бедра. – Может, у тебя неприятности? Скажи мне.

– Родители догадались, – сказала Синтия. – Приперли меня к стене, и я во всем призналась. Только ты мне соврал про тетку и моего отца.

– Ну да, мне в тот момент не хотелось, чтобы ты им про меня рассказала. Я думал, у нас с тобой на несколько дней.

– А разве это не так? – удивленно спросила Синтия. – Скоро кончится лето, а с ним и наша… любовь.

– Ты ошибаешься, малышка. Она только начинается. Дело в том, что я… Ну да, я собираюсь просить у мистера и миссис Маклерой твоей руки.

– Неужели? – Синтия усмехнулась. – О, я польщена. Только ты зря считаешь, будто у нас на Юге судьбой девушки распоряжаются ее родители. – Она злорадно усмехнулась. – Полагаешь, из меня получится хорошая жена?

– Изумительная. Жена моей мечты.

И он принялся покрывать ее тело страстными поцелуями.

«Скарлетт О’Хара, напрягись и не верь ни одному слову этого подонка, – велела себе Синтия. – Иначе… Черт, он трахал этих черных потаскух, а теперь хочет на мне жениться. Потому, что я богата».

– У меня есть идея. – Синтия приподняла от подушки голову и, сощурив глаза, внимательно посмотрела на Арчи. – Послезавтра у Дианы день рождения. Будет праздник с танцами и фейерверком. Я пришлю тебе приглашение. Идет? Там мы и объявим о нашей помолвке. А сейчас мне пора. – Она сбросила с себя его руки, вскочила и быстро оделась. – Нас не должны застать в таком виде. Я не какая-нибудь чернокожая девка, которая привыкла подставлять свою грязную дырку всем подряд.

Она послала ему с порога воздушный поцелуй, держа за спиной дулю, и ускакала на своем Эфиопе.

– Томми, если ты мне друг… Понимаешь, мне нужна от тебя небольшая услуга.

Минуту назад Синтия подъехала к дому Голдсмитов на своем желтом «ягуаре», резко затормозив, выскочила из машины и взбежала по ступенькам на большую увитую розами террасу. На ней было прозрачное «миди» алого шелка и широкополая шляпа из рисовой соломки с длинным желтым шарфом вокруг тульи. Томми держал в руках хлыст и уздечку – он собрался совершить вечернюю прогулку верхом.

– Син, конечно я тебе друг, – пробормотал юноша, пытаясь вобрать под ребра обтянутый желтой майкой довольно круглый живот. Эта девушка ему очень нравилась, и он даже пытался за ней ухаживать, но она не позволяла себе почти ничего, даже уклонялась от дружеских поцелуев. Недотрога. Что ж, в наш порочный век, думал Томми, недотроги большая редкость.

– Очень хорошо. – Синтия залезла с ногами в большую белую качалку и, сорвав с головы шляпу, швырнула ее на пол. – Послезавтра у моей кузины Дианы день рождения, – сказал она, раскачиваясь в качалке так, словно собралась взлететь.

– Да. Мы получили приглашение. Я обязательно буду, – вежливо сказал Томми. – Вот только не знаю, сумеет ли отец поспеть…

– Это не имеет никакого значения, – нетерпеливо перебила его девушка. – Я хочу, чтобы мы объявили там о нашей помолвке.

– Помолвке? Син, но ведь я… ты…

Она окинула его насмешливо-презрительным взглядом.

– Не бойся, это будет ненастоящая помолвка. Вернее, она будет настоящей, но ты ее через несколько дней разорвешь, потому что узнаешь о моей измене.

– Син, ты сошла с ума, – лепетал Томми, переминаясь с ноги на ногу и в конце концов догадавшись сесть в белое плетеное кресло.

– Нет! – Она остановила качалку, вскочила, высоко оголив стройные загорелые ноги, и, сорвав розу – она при этом больно уколола палец и кровь закапала на белые мраморные плитки пола, – засунула за декольте своего платья. – Я уже договорилась обо всем с моими родителями. Я сказала им, что мы с тобой любовники и что я забеременела.

– Син, но ведь это…

– Без тебя знаю, что это дичь. Кто-кто, а ты, прежде чем трахнуть меня, загодя запасся бы презервативами. Представляешь, они поверили. Не бойся, я, к счастью, не беременна, хоть у меня и есть любовник. Что ты уставился на меня, как индюк на повара? У тебя что, никогда не было подружки?

– Син, но ведь ты… ведь это разные вещи. Я мужчина, и я могу…

– Ну и дурак, что так думаешь. Женщина тоже может. Неужели тебе понравилось, если б твоя будущая жена оказалась в постели глупой телкой?

Она смотрела на него и улыбалась откровенно насмешливо и дерзко. Она была так красива и желанна, что у Томми слегка закружилась голова.

– Ладно, Син, пускай будет по-твоему. Но, может, ты скажешь мне, кто твой… любовник?

– Разве для тебя это имеет какое-то значение? – Синтия на секунду нахмурилась. – Да, кстати, ты знаком с Арчибальдом Гарнье? Ну, тем типом, что гостит у Крауфордов? – с напускной небрежностью спросила она.

– Да. – Томми почему-то смутился. – Только он не гостит у них. – Это скрывают, но его взяли летним гувернером к этому сорванцу Майку, который не успевает в школе почти по всем предметам.

– Гувернером? Ты это точно знаешь? – Синтия почувствовала, что у нее подкашиваются ноги.

– Мне Хью так сказал. По секрету, разумеется. Он говорит, родители этого Гарнье держат в Нью-Орлеане бензоколонку. Парень учится в Йеле, но ему оплачивает учебу какой-то благотворительный фонд. Похоже, он очень гордый, а потому они выдают его за друга Хью. Знаешь, мне кажется, он хотел бы втереться в… Ну нет, это было бы слишком – эта толстушка Эйлин Крауфорд с пухлой чековой книжкой и красавчик Арчибальд Гарнье с голым задом. Про такое уже даже кино не делают. Хотя он бы, наверное, и не прочь заарканить эту сову под венец. Я как-то встретил их в баре Уэйкроссе. Два голубка, да и только. Не думаю, чтобы он уже успел ее трахнуть… – Томми покраснел. – Прости, Син, – пробормотал он, – я только хотел сказать…

– Я все поняла, Томми. – Она вдруг подскочила к нему и быстро поцеловала в губы. – Спасибо тебе. Ты настоящий друг.

Желтый «ягуар» лихо рванул с места.

План мести был разработан Синтией исходя из того, что Арчибальд Гарнье был если не богатым, то по крайней мере состоятельным человеком. Но только не сыном владельца бензоколонки. Не бедным студентом, чья судьба зависит от милости благотворительного фонда. Ни тем более гувернером. А потому этот план если и годился, то только частично. Ведь до этого проходимца наверняка ничего не дойдет, когда он узнает о ее, Синтии Маклерой, помолвке с Томасом Голдсмитом. Расстроится на каких-нибудь десять минут, потом распушит хвост перед этой толстой дурой Эйлин. Может, там у него что-то и выгорит – такую образину, как Эйлин, впору выставлять в пыльной лавчонке в гетто для чернокожих и белых голодранцев.

Синтия напилась еще до того, как огласили их помолвку с Томми Голдсмитом. Однако она заметила, как вздрогнул Арчи Гарнье – он стоял напротив нее с бокалом шампанского в руке, улыбался ей то и дело и несколько раз пытался подмигнуть. Теперь его лицо превратилось в застывшую маску.

– Поздравляю, – сказал он, склонившись над ее рукой. – И добавил шепотом: – Отныне я спокоен за вас, мэм.

От прикосновения его горячих пальцев у Синтии на мгновение сжалось сердце, но она тут же представила, как Арчи задирает юбку Сарре, старшей горничной Крауфордов, этой толстогубой девице с черно-лиловой кожей, как заваливает ее на землю…

– О да, мой будущий муж очень богат, – сказала Синтия. – К тому же он настоящий южанин, и если ему захочется мне изменить, он найдет для этой цели белую проститутку.

Потом Синтия ходила от одной группы гостей к другой, без Томми, разумеется, но с бокалом коктейля в руке и, вихляя бедрами, весьма недвусмысленно улыбалась мужчинам и поглаживала по бедрам женщин.

Толстушку Эйлин Крауфорд она знала с детства. Та вечно приставала к ребятам, чтобы поиграли с ней или покатали на пони, а потом, когда подросла, чтоб сводили на танцы. Почти все от нее делали ноги.

Синтия подошла к Эйлин, наряженной в трехступенчатое платье в крупный горошек. Похоже, она еще раздалась с тех пор, как Синтия видела ее прошлым летом. Правда, в глазах двоилось от коктейля.

– Эйли, голубушка. – Она повисла на плечах у толстушки, щекоча своим разгоряченным дыханием ее аккуратное розовое ушко с бриллиантовой капелькой-сережкой. – Как ты думаешь, у этого Арчи… как его… ну того, что у вас гостит, водятся деньги?

– Понятия не имею, – пробормотала Эйлин, смущенно отводя глаза. – Он… я его почти совсем не знаю. Хью считает, он… далеко пойдет.

– В этом я нисколько не сомневаюсь. – Синтия пьяно хихикнула и нарочно наклонила стакан с коктейлем таким образом, чтобы несколько капель холодной темно-красной жидкости капнуло на молочно белую грудь Эйлин. – Прости, голубушка. Понимаешь, мы с этим типом только что… Ну, словом, он трахнул меня, и мне оч-чень это понравилось. – Для пущей выразительности Синтия вильнула бедрами и провела левой ладонью между ног. – Потрясающий чувило. Представляешь, у него оказался такой длинный сучок, что я думала, он насадит меня на него, как свинью на вертел. Так вот, мне после этого пришло в голову, а что, если послать к черту этого толстозадого Томми и…

Эйлин смотрела на Синтию так, словно та была ядовитой змеей, встретившейся на узкой тропинке.

– Думаешь, не стоит этого делать? – как ни в чем не бывало спрашивала Синтия. – Но, понимаешь, я еще никогда не встречала таких сучков. Хотя, правда, можно выйти замуж за Томми, а этого Гарнье взять в дружки. Что с тобой, Эйли? – поинтересовалась она самым невинным тоном. – Тебя шокирует мой язык? Прости. Понимаешь, мне больше не с кем посоветоваться – все эти дебилки школьного возраста видели секс только по видику, ну а замужние забрюхатели раньше, чем успели распробовать, что к чему. Тут такое дремучее болото… – Синтия пошатнулась по-настоящему и с трудом удержалась на ногах. – Придется посоветоваться с твоим братцем.

Она повернулась и обвела взглядом лужайку, на которой стояли покрытые пестрыми льняными скатертями столики, плетеные стулья, диваны-качели. На одном из них восседал Хью Крауфорд. Он со вкусом обгладывал бараньи ребра, запивая красным вином из пластмассового стакана.

– Привет, Хью. – Синтия остановилась перед ним таким образом, что их колени соприкоснулись. – Только прекрати раскачиваться – у меня совсем поплывет голова. Можно под твое крылышко?

– Садись, малышка. – Хью швырнул обглоданные кости и пустой стакан в большой бак слева и, схватив Синтию за бедра, притянул к себе и поцеловал в губы. Она тут же вытерла их ладонью – не хватало, чтобы они тоже провоняли бараньим жиром, – села рядом с Хью, положила ему голову на плечо и закрыла глаза.

– Только не раскачивай эту штуковину, – шептала она, – иначе я испачкаю всю лужайку.

– Малышка накачалась с горя или от радости? – поинтересовался Хью, крепко прижимая девушку к себе. – А где Томми? Он не надает мне по шее за то, что я лапаю его будущую жену?

– Нет, Хью, не бойся – мы с Томми всего лишь друзья детства. Но наш брак будет очень прочным и верным. – Синтия всхлипнула. – Потому что только друзья детства могут простить друг другу то, что не простит никто другой.

– Ты в чем-то провинилась перед Томми, Син? – спросил Хью, пытаясь заглянуть девушке в глаза. – Может, тебе стоит исповедоваться в этом еще одному другу детства?

– Мне стыдно, Хью. Тем более теперь, когда я узнала… – Она всхлипнула погромче и, положив голову на грудь Хью, крепко к ней прижалась.

– Что ты узнала, малышка? – с нескрываемым интересом допытывался Хью. – Что-то страшное и романтичное? Вы, девчонки, такие романтичные дурехи. Вот и Эйлин вбила себе в голову… – Он вдруг замолчал и внимательно посмотрел на Синтию. – Син, о чем вы только что говорили с моей сестрой?

– Я не имею права выдавать чужие тайны. Тем более тайну своей лучшей подруги. – Синтия горестно вздохнула. – Прости меня, Хью.

– Какие могут быть тайны между братом и сестрой? – Хью взял голову девушки в свои ладони и сказал: – Ну-ка говори, что это за тайна?

– Хью, не тряси меня так. И вообще мне больно, – захныкала Синтия.

– Тогда говори. Ну же.

Он смотрел на нее серьезно и даже немного сердито.

– Я… толком ничего не поняла. Но, кажется, твой друг Ар… Арчи Гарнье хочет на Эйли жениться. Она в него влюблена как…

Хью резко встал, а Синтия осталась на мягком диване, совершавшем отвратительно плавные движения под своим голубым в белых цветах пластиковым потолком.

– Черт! – сказал он и стиснул кулаки. – Я знал, что идиотка обязательно втюрится в этого хитрого койота с большими яйцами. – Он наклонился, взял Синтию за обе руки и помог ей встать. – А эта дура не сказала, между ними было что-нибудь, кроме слюнявых поцелуйчиков?

Синтия плакала настоящими слезами. Она вдруг вспомнила домик в пустом старом парке, свое появление на пороге, взгляд Арчи, как сильный разряд тока… Она тогда еще не знала, что он ведет двойную игру. Глупая романтичная идиотка. Она оплакивала сейчас не потерю Арчи и даже не то, что ему удалось так долго делать из нее дуру – Синтия Маклерой знала интуитивно, что больше никогда в жизни не будет так безоглядно счастлива. И в этом виноват только Арчибальд Гарнье.

– Она не сказала. У нас с ним было… Все было. И он хотел на мне жениться. Но я… я ему отказала.

– Ты настоящая южанка, Син. – Хью чмокнул ее в губы и мягко потрепал по щеке. – Не волнуйся, я отомщу за тебя. Ведь это я виноват, что этого Гарнье приняли здесь не как лакея, а как моего друга. Дерьмо! А моя безмозглая сестрица знала правду о его положении и все равно рыла перед ним копытом землю. Син, голубушка, ты больше никому не говори об этом, ладно? Надеюсь, ты Томми еще не сказала?

У Хью был озабоченный вид, и Синтия едва сдержала улыбку.

– Нет. Я и Эйли об этом не сказала. Мне так стыдно, Хью. Я сваляла настоящую дурочку.

– Ты не виновата, Син. Но этот негодяй за все мне заплатит.

– Хью, прошу тебя, не надо. Мне…

– Тебе его жалко?

Хью смотрел на девушку слегка прищуренным насмешливым взглядом.

– Да. Он… мне казалось, я люблю его, – прошептала она.

– Таких, как этот Гарнье, любить нельзя. Ты ошиблась, Син. Томми не должен ни о чем знать.

Что было дальше, Синтия плохо помнит. Кажется, она рыдала на груди у Томми, потом поливала из бутылки с шампанским огромный торт в форме их дома и все умоляла кого-нибудь поднести к нему зажигалку. «Тара» должна сгореть дотла, – твердила она. – Скарлетт О’Хара хочет переселиться в Европу. Здесь стало скучно. Мейсон, – приставала она к брату, – ты должен драться на дуэли за честь своей сестры. Ты дорожишь честью своей сестры-южанки?..»

На следующий день Маклероям нанес визит шериф Бенджамин Макгаверн. Он о чем-то долго беседовал на террасе с отцом Синтии. Потом служанка принесла им виски со льдом, и они позвали Луизу.

– Син, детка, завтра мы улетаем в Европу, – сказала Луиза дочери, когда та, шатаясь и держась за голову, спускалась по лестнице из своей спальни.

– Да, мама, – покорно сказала она. – Я видела из окна машину шерифа. Что-то случилось?

– Ничего особенного. Этот, как его… Гарнье напился до чертиков и решил устроить скачки с препятствиями. Бедняжка Львица сломала правую переднюю лодыжку и теперь вряд ли сумеет…

– А он? – нетерпеливо перебила мать Синтия и ощутила вдруг острую боль в затылке.

– Он сломал шею. К несчастью, это произошло на нашей земле, а этот Макгаверн такой зануда. Но Крауфордам повезло еще меньше: им предстоит ответить на кое-какие вопросы окружного прокурора, ведь этот самоубийца провел у них все лето. Зачем, спрашивается, садиться в седло, если не умеешь управлять лошадью? Син, не бери с собой ничего – все купим в Риме.

– Я должна видеть его, – сказала стоявшему у дверей морга охраннику подъехавшая на такси девушка в джинсах и темных очках в массивной оправе. – Он мой родной брат.

– Мисс, вам придется поговорить с сержантом. У вас имеются какие-нибудь документы?

– Я потеряла водительские права, а кредитную карточку забыла дома. Я так спешила… Прошу вас, пустите – ведь мы с Арчи были близнецами.

…Она обратила внимание на большой кровоподтек на его левой скуле. Быстрым резким движением сдернула простыню. Ни единой царапины на теле. Пенис сморщился и стал похож на шею общипанного гуся. Ее чуть не вывернуло, и она на мгновение отвернулась.

– Ваши родители… Они против вскрытия, – слышала она голос сержанта. – Окружной прокурор… по телефону… Они сказали… католики… Душа не попадет в рай, если произвести вскрытие.

Когда сержант отошел, Синтия достала из кармана маленькие ножницы и, нагнувшись, быстро чикнула ими над ухом мертвого Гарнье. У нее в руках остался блестящий темно-каштановый завиток волос.

– Я не увижу своих родителей, – сказала она, обращаясь к сержанту, провожавшему ее к выходу. – Прошу вас, не говорите им, что я здесь была. У нас последнее время, как бы это сказать, довольно напряженные отношения. Понимаете, я вышла замуж за человека, которого… Словом, они мне этого не простили. Как вы думаете, Ар… Арчи умер своей смертью?

– Его убила взбесившаяся лошадь, мисс. Лошадь, к сожалению, к суду не привлечешь. Однако… – Он вдруг замолк и глухо кашлянул в кулак. – Ваш брат любил женщин?

– Нет. Насколько мне известно, он был гомосексуалистом. Но родители вряд ли об этом догадывались. Когда-то у нас с ним были очень доверительные отношения.

Она села в такси, и сержант взял под козырек.

«Как хорошо, что догадалась надеть темные очки, – думала Синтия, откинувшись на спинку сиденья. – Женщина устроена так, что не может до конца контролировать свои эмоции…»

На пляже в Ницце они случайно столкнулись с Бернардом Конуэем – когда-то давно он ухаживал за Луизой Астуриас, и старый Джек Конуэй одно время всерьез верил в то, что у его младшего сына хороший вкус и отменный нюх. Однако дальше помолвки дело не пошло, хоть Луиза даже сумела не разочаровать Бернарда в постели. Они остались друзьями. И сейчас искренне обрадовалась встрече.

– Она могла бы быть моей дочерью, не так ли? – сказал Бернард, окинув заинтригованным взглядом успевшую хорошо загореть Синтию, и едва заметно подмигнул Луизе. – Ну а ты, если и изменилась, то разве что еще больше похорошела. И это вовсе не комплимент – я уже слишком стар для того, чтобы делать их молодым женщинам.

– Ты неисправимый шутник, Берни. – Луиза счастливо улыбалась. На ней был черный с белыми полосками и кубиками купальник, и она возблагодарила Всевышнего за то, что всю последнюю неделю обходилась на обед салатом из авокадо и молодых побегов бамбука, который запивала разбавленным минеральной водой вином. Бернард был не из тех мужчин, которых можно взять и вычеркнуть из памяти. К тому же, насколько ей было известно, он все еще холост. Ну а Син пора замуж – в ней так и бурлит эта дьявольская испанская кровь.

– Мечусь по всему свету, – рассказывал Бернард, потягивая «гибсон»^[41]. Они сидели втроем на террасе бара с чудесным видом на белоснежный город под ослепительно ярким солнцем. – Отец постепенно отдает все дела мне. – Он грустно усмехнулся. – Когда-то прятался от дел, предпочитая им развлечения, теперь же… О Господи, в этом мире развлечений все так удручающе однообразно. От удачной сделки чувствуешь по крайней мере удовлетворение и на какой-то момент считаешь себя гигантом бизнеса. К тому же тут все зависит от тебя. В любви же… – Бернард закрыл глаза и тряхнул головой, словно пытаясь освободиться от какого-то наваждения, – в любви от тебя ровным счетом ничего не зависит. Ты пьянеешь от счастья, теряешь голову, делаешь глупости. Непоправимые глупости. В бизнесе всегда есть возможность что-то исправить. В любви непоправим даже самый маленький промах. В любви…

Бернард замолчал и стал барабанить пальцами по скатерти.

Синтия исподтишка наблюдала за этим красивым моложавым мужчиной. Он понравился ей с первого взгляда. В нем была самоуверенность (эта черта очень привлекала ее в мужчинах) и в то же время какая-то растерянность (в знакомых ей мужчинах ничего подобного она пока не наблюдала). Это было странное сочетание. Оно ее возбуждало. Она подумала о том, что могла бы отдаться ему хоть сейчас.

– Не могу поверить в то, что Бернард Конуэй, ночной Ковбой Берни – помнишь, тебя называли так за любовь к верховым прогулкам при луне? – мог проиграть хотя бы один сет в любви, – сказала Луиза, красиво поиграв большими глазами. – Хотела бы я взглянуть на ту, которой удалось его выиграть и попросить у нее несколько советов. Надеюсь, это не голливудская куколка, о которой газеты писали как о секс-бомбе двадцать первого века? Говорят, она превратилась в настоящую нимфоманку.

– Нет, не она, – сказал Бернард и залпом осушил свой «гибсон». – Хотя из-за нее я потерял Маджи, – едва слышно добавил он. – Думаю, навсегда.

– О, да ты, оказывается, встретил femme fatale^[42], – воскликнула Луиза и хлопнула в ладоши, изящно изогнув тонкие запястья. – Что, такие на самом деле водятся? Я-то думала, их выдумали бедные поэты, страдающие голодными галлюцинациями, и кинорежиссеры-наркоманы. Может, тебе повстречалась ведьма?

Бернард вдруг откинулся на спинку стула и расхохотался.

– Браво, Луиза, и ты мне поверила! Неужели ты когда-нибудь видела Дон-Жуана с рогами?

Он пригласил мать и дочь пообедать и по очереди танцевал с ними на залитой светом огромной томной луны террасе под ностальгически усталый голос Фрэнка Синатры. Потом завез Луизу в отель – она сама на этом настояла (увы, с ней путешествовал американский любовник), – а они с Синтией совершили восхитительную морскую прогулку на небольшом катере, которым Бернард очень умело управлял. К утру они стали любовниками.

Со свадьбой решили не откладывать – таково было обоюдное желание.

Синтии казалось, будто она влюблена…

Ваня спилил ветку после похорон Инги. Он сидел сейчас на ней верхом и рубил сучья, которые Игорь складывал в аккуратную кучку. Игорь не отходил от Вани все эти дни. Но они разговаривали мало – Ваня молчал в ответ почти на все вопросы Игоря.

– Зачем тебе ветка? – спрашивал теперь Игорь. – Дров у вас и так много – сам видел в сарайчике.

Ваня невозмутимо продолжал свою работу.

Он повзрослел за последние дни, похоже, даже раздался в плечах. У него был звериный аппетит, и Нонна валилась с ног, с утра до вечера хлопоча возле плиты. Мать Игоря попросила разрешения на несколько дней поселиться во флигеле, который превратила в настоящий молельный дом. Она платила за жилье и питание и не хотела слушать никаких возражений Нонны.