Текст книги "Месть женщины"
Автор книги: Наталья Калинина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 23 страниц)
Е.В. приперлась туда с цветами и конфетами, устроила разнос главврачу и персоналу, и мама оказалась в сносной одноместной палате. Я вдруг обнаружила, что Е.В. называет меня «доченькой» и очень ко мне внимательна и нежна. Увела после репетиции к себе. Пили чай с пирогами, вареньем и «Рихтером» (Глуп и жутко болтлив, но Е.В. верх снисходительности). К концу вечера явился со спектакля А-2 в гриме Дон Жуана. (В театре отключили горячую воду.) Ему было поручено «отвезти девочку домой». («Рихтера» оставили ночевать – Е.В. с утра репетировала.)
Выбрала роль немой. Его профиль с бородкой и тенями от накладных ресниц был так сексуален на фоне ночных огней. Я бы отдалась ему с ходу и даже, наверное, согласилась бы на минет, хотя у меня предубеждение против орального секса. Наверное, это всего лишь дремучесть. Словом, в тот момент мне хотелось удержать его любым способом. Сдержалась.
– Очень сочувствую тебе. Но все обойдется. Вот увидишь, – сказал он, когда «вольво» свернул в наш переулок. – Е.В. будет это дело контролировать – она мне обещала.
– С чего это вдруг?
Хотелось вложить в эту фразу изрядную долю ехидства, но едва сдержала слезы.
Дон Жуан наклонился над моими коленями, открыл мне дверцу и сказал:
– Спокойной ночи.
Я выскользнула, крепко стиснув зубы. В подъезде разревелась.
Чертовы эмоции, ну как научиться ими владеть?!
Было хорошо, но не очень. Ни о чем не сожалею.
После репетиции Тарзан повел меня «К Яру». Когда-то он подвизался на тамошней кухне (чертов пролетарий), а теперь достает здешней шайке билеты на спектакли. Стол ломился от дармовых яств. Я решила наконец расслабиться и упилась вусмерть. Тарзан от меня не отставал, но он здоров, как Зевс. Зато мозги сквасились быстро, и он стал молоть всякую чушь, вроде «как можно жить с педрилой» и «он здорово подпортит тебе анкету». Хотелось швырнуть в него бокалом, но было как-то лень пошевелиться. Сказала только: «Смотри, настучу куда нужно, что ты занимаешься фарцой». (Когда он расплачивался с таксистом, я заметила в его бумажнике зеленый уголок доллара.) На этом наше духовное общение себя исчерпало. Строфу из Петрарки я прочитала только для себя:
На что ропщу, коль сам вструпил в сей круг?
Коль им пленен, напрасны стоны. То же,
Что в жизни смерть – любовь. На боль похоже
Блаженство. «Страсть», «страданье» – тот же звук
[13]
.
Я не стала сопротивляться, когда он взял меня за плечи, заставил встать и буквально потащил в «кабинет». «Если не помогло шампанское, быть может, поможет секс», – мелькнуло в сером веществе под светло-платиновыми волосами.
Ничего нового, но приятно. Плюс с минусом, соприкоснувшись, образовали маленькое облачко тепла и согрели хотя бы на несколько секунд.
Странное время суток – ночь. Голова работает четко. От этой четкости мысли впору на стенку залезть…
Черт, она не лесбиянка, но почему тогда так меня обхаживает?.. Материнский комплекс? Что-то не верится. Я ее ненавижу. И еще больше за то, что она со мной так ласкова. Что сделать, чтобы ее проняло? Эта ханжеская доброта, от которой меня просто воротит. Даже этот дебил Фантик сказал: «Теперь я убедился воочию, что значит христианская доброта». Тоже мне, святая с партбилетом.
Мама изображает кающуюся грешницу. Так вошла в роль, что, думаю, сама в это верит. «Все время чувствую себя распятой на кресте собственной совести», – это теперь ее любимая присказка. И А-2 туда же. Он бы Старуху на руках носил, да не поднимет.
…Репетируем у нее на даче. В костюмах и как бы на публику. А-2 переворачивает «Рихтеру» ноты. Вечером пьем чай – дружная семейка. В воздухе витает искусство, словно святой дух. Старуха пригоршнями рассыпает полезные советы, которые берется помочь воплотить в жизнь. Я должна перевестись в ГИТИС («Поговорю с ректором!»). «Рихтеру» нужно взять садовый участок («Подсоблю со строительством»). «Сашуле» купить мягкую финскую мебель в его квартиру на Мосфильмовской («Позвоню директору мебельного в Медведково»).
Бродила по саду с сигаретой в зубах и в Старухиной дубленке на плечах. Тихо. Пахнет осенью и тленом.
Они легли почивать: сама видела, каким вожделеющим взглядом обрисовала Старуха А-2. А он ответил ей ужимкой кролика. Вышел «Рихтер» – тоже не спится и тоже одиночество заело. Затянул нудьгу про неприкаянность артиста в нашем мире, про соблазны, обещанные искусством и не выполненные жизнью. Ненавижу нытиков и боюсь. Это очень заразно.
Одна… Хорошо, что есть А-1.
Дурь накатывает после концерта…
Весь успех достался Старухе. Мне – два жалких букетика гвоздик. В ресторане Старуха провозгласила за меня тост. Обозвала «неимоверно талантливым ребенком». А-2 надрался. Напряжен. Тоже не может без нормального секса. Еще удар хватит.
Полжизни бы отдала, лишь бы увидеть, как у них все происходит в постели.
Серое утро.
Я точно влипла. Никакая это не задержка – уже так муторно по утрам. И грудь стала жесткой. (Это, кстати, заметил А-1.) У меня всегда месячные нерегулярны, а потому не придала поначалу никакого значения. По-видимому, это случилось в «дни принцессы» на тигровой кровати.
Старуха, ты очень мстительна!!!
Ненавижу себя!
А-1 говорит, что аборт делает из женщины обыкновенный антрекот. Он мне сочувствует и называет природу «старой ханжой».
Никаких советов – это его достоинство номер один. Но сейчас мне НЕОБХОДИМ совет. К кому пойти?..
Человек должен делать другим больно, иначе он не выживет в этом мире. Забавно, правда?
В больнице столкнулась нос к носу со Старухой – притащила матери корзину цветов и апельсины. Судя по всему, они о чем-то долго болтали. Мать заметно воспрянула духом. Старуха смотрела на меня очень внимательно – у нее на самом деле удавьи глаза, и я почувствовала, что съеживаюсь под ее взглядом. Властно:
– Поехали ко мне.
Сама за рулем «вольво». А-2 на съемках в какой-то Тмутаракани. Кажется, надолго.
Одни в ее пустой темной квартире. Я вдруг плачу, упав ей на грудь. Поит кагором и ни о чем не спрашивает. Гладит по волосам.
Призналась, что забеременела.
Молчит и гладит.
Говорю, что не от мужа.
То же самое.
Что я не хочу, не хочу никакого ребенка.
Вздыхает, молчит, гладит.
Я в бешенстве выскакиваю на середину комнаты и ору, срываясь на площадный визг:
– Я беременная от твоего любовника!
Ни слова, ни вздоха. Лица не вижу – только темные очертания громадной туши на диване.
Зло щелкаю выключателем – мне нужно видеть ее лицо.
Тихо плачет.
– Что мне делать? – с болью вырывается из меня.
– Какая ты счастливая. – Все так же тихо плачет. – Ничего не делай. Вернется Сашуля, вместе все обсудим.
Я где-то на дне. Не верю в наказание Господнее. Не верю!
Фантик видел, как я блевала в туалете. (Мерзкая привычка ссать в «Ж».) Сходу скумекал. Зазвал в кабинет. Руки трясутся. Так и прет любопытство.
– От него?
Молчу по-партизански.
– Она не должна догадаться. Наклевывается Париж.
Вечно у него все наклевывается, а потом расклевывается.
Молчу. Перед глазами зеленые круги.
– В театре никто не должен знать. Донесут.
Молчу.
– У меня есть хороший врач. Какой срок?
Молчу.
Лезет в свой сейф и достает целую бутылку коньяка.
– Пей.
Я держу руки по швам, а он пытается залить мне коньяк насильно. Наконец отталкиваю его руку со стаканом. Такая вонь, что рвать хочется.
– Дура. Не губи карьеру. Потом локти будешь кусать.
Бегает по кабинету, как хорек в клетке. Наконец осеняется гениальной идеей:
– Ты ей все сказала…
Он в ужасе.
Меня начинает выворачивать наизнанку.
Фантик врубает на всю катушку магнитофон. Пол Маккартни со своим пронзительным «Yesterday».
Лежу на мерзком холодном диване под вонючим пледом.
Не хочется жить.
Плохо. Не знала, что может быть так плохо физически.
Прилетел А-2. Думаю, Старуха вызвала. Нашел меня в театре. Тоже дрожат руки.
Чуть не долбанулись в зад троллейбуса на Маяковке.
– Она святая, слышишь? Едем к ней на дачу.
О, эта святость святых! Может, было бы лучше, если бы нас окружали сплошь грешники?..
Мне на все наплевать. На дачу, так на дачу. Пускай хоть на кресте распинают.
Совет старейшин состоялся. О Господи, что я наделала?!
Порешили, что я должна родить. Детали помню плохо. Кажется, ОНИ собираются пожениться и усыновить будущего ребенка. Это предложение исходило от А-2. Старуха при слове «замужество» зарделась точно красная девица. Господи, она, кажется, счастлива. Идиотка!
Лежу в теплой мягкой постели с грелкой в ногах. Может, она отпустит его ко мне на ночь?.. Он мне сейчас очень, очень нужен!!! Но нет, на такое даже святые не способны.
Заглянул с порога пожелать «спокойной ночи». Руки все еще дрожат.
Тайком он не придет – святых не обманывают.
Исповедь королевы-матери перед рабыней, вынашивающей наследника. А как назвать это иначе?..
Е.В. пришла в десять утра с чашкой чая и теплыми тостами с джемом. Я была голоднее волка. Она смотрела чуть ли не со слезами умиления на глазах, как я поглощаю тосты. Сказала:
– Тебе нужно лежать, и тогда не будет мутить. Эту неделю я в твоем распоряжении.
(Надо же, как омерзительно добра!)
– У меня репетиции в театре, – слабым голосом возразила я и ощутила в горле волну мути.
– Я сама позвоню Фантюшину. Если ему потребуется, возьмем бюллетень. – Берет мою руку в свою. – Доченька, прошу тебя, не суди меня слишком строго.
Я закрываю глаза и съезжаю в спасительную темень под одеялом. Не тут-то было – Старуха явно пришла исповедоваться. Оказывается, и у святых бывают грехи.
– У нас с Сашулей разница в двадцать четыре года. Мне было сорок восемь лет, когда я его узнала. Он красивый, но, понимаешь, дело не только и не столько в этом. Он много страдал. Беззащитен, как малое дитя. Я не принадлежу к числу любительниц переходить из одной постели в другую. – (Передаю лишь текст без вздохов, охов и так далее.) – Своим горбом выбилась из грязи в князи. Все сделала сама, без чьей-либо помощи. В молодости несколько раз влюблялась, всегда бросали меня. Наверное, потому слишком серьезно отношусь к жизни.
Она отпустила мою руку, и я спрятала ее в свою уютную берлогу.
– Никогда не смешивала постель с искусством, как это делают многие, прости их Господи. – (Кажется, Старуха перекрестилась, но я не уверена.) – До того, как встретить Сашулю, уже восемь лет как поставила крест на своей женской судьбе. Отдалась без остатка искусству. У нас в театре царят разврат, сплетни, зависть. Наверное, таков удел всех театров мира, ибо творческие работники в большинстве своем люди с вывернутой наизнанку душой. Увы, таковы издержки нашей нелегкой профессии. Меня спасала от грязи музыка. Когда я достигла определенной известности и влияния, кое-кто стал изображать любовь ко мне, но все это было шито белыми нитками. Я помогала совершенно бескорыстно тем, кому считала нужным помочь ради их дарования. Сашуля не разыгрывал из себя влюбленного. Думаю, он рассказал тебе, как у нас с ним произошло.
– Да, – буркнула я, чувствуя, что мне не под силу выслушивать еще и этот рассказ.
Знаю, ей очень хотелось об этом рассказать. И именно мне. Но она сдержалась. Святая ведь.
– Я поначалу сгорала от стыда, потому что случилось то самое, о чем давно болтали в театре. Болтали с завистью. Я знала: мне ни за что не удержать возле себя Сашулю, разумом знала, и все равно так его ревновала… Сколько мерзких поступков совершила из-за этой слепой ревности. Сама себе была противна. Моя жирная плоть словно взбесилась после такого длительного поста. Знала ведь – мои ласки не смогут заменить ему ласк молодой, красивой… В театре уверены, будто я его купила. Самое странное, что никто меня за это и не думает осуждать. Но это не так или не совсем так – у меня есть все, у Сашули не было ничего. Я всегда жаждала завести настоящую семью, детей. Сейчас он настаивает на том, чтоб мы поженились, а я пребываю в сомнениях. Мне очень стыдно… Но если бы ты знала, как хочется назвать Сашулю мужем, хозяином этого дома, всего, что у меня есть. Теперь еще этот ребенок… Ты представить себе не можешь, как я буду ему рада.
Интересно, а какая роль уготована мне? Роль рабыни, вынашивающей наследника престола вместо не способной родить королевы?..
Она словно угадала мои мысли.
– Знаю, ты не хочешь рожать. В твоем возрасте об этом даже страшно подумать. Я все понимаю. Но… Словом, мы с Сашулей тебя очень просим. Я сделаю для тебя все, что в моих силах, поверь. У меня столько драгоценностей и золота…
Я и есть рабыня. Все рабыни любят настоящие побрякушки.
– Ты… на самом деле любишь Сашулю? – спросила Старуха прерывающимся от волнения голосом и осторожно отвернула уголок моей берлоги.
Ненавижу, когда лезут в душу!
– Это был спорт. Я люблю своего мужа, хоть он и…
Я многозначительно замолкла.
– Милая моя девочка! Ты по своей неопытности стала жертвой любви, обращенной к тому, кто не способен ее разделить. – (Заковыристо, а?) – И тут встретился Сашуля… Я правильно тебя поняла? – Она нежно погладила меня по щеке, и рабыня не посмела воспротивиться королевской ласке. – А мне почему-то казалось, будто вы любите друг друга, и я уже собралась было уступить тебе Сашулю… Но нет, я бы, наверное, не смогла это сделать. К счастью, все, кажется, образовалось. Он признался, что был в тебя влюблен, одно время даже серьезно, но потом понял, что это не то.
У меня свело судорогой живот. Но Старуха не должна это заметить.
– Боюсь, я тебя утомила, – сказала она и вдруг ловко надела на мой средний палец кольцо. – На счастье. Золото успокаивает, бриллианты придают силу.
Кольцо старинное и очень красивое. Похоже, рабыню завалят королевскими дарами.
Вечер. Чуть не сожгла дневник. В последний момент стало жаль. Тщеславие? Одиночество?..
Я похожа на замок, код к которому не знает никто. Потому что этого кода просто не существует.
Мама стала здорово поддавать. Квартира пришла в запустение – А-1 на все наплевать, только театр и приятели. Я сказала ему, что очень боюсь аборта и потому решила оставить ребенка. Он пожал плечами.
– Даже если бы он был мой, мне как-то все равно. – И вдруг оживился. – В нашей треклятой стране это что-то вроде алиби, верно?
Органы замели кого-то из его дружков. Бедные ребята.
В театре никто не знает. Кроме Фантика, разумеется. Все так же играю с Тарзаном Джульетту. А-2 на съемках. Старуха-королева часто присылает за мной в театр машину. (Шофера наняла!) Наши, в том числе и Фантик, в полном недоумении. Часто ночую у Старухи. Там всегда уютно пахнет пирогами. О будущем думать не хочу.
Похудела, живот еще не начал расти, но упругий, как мячик. Зато груди стали роскошными. В театре уверены, что я сделала пластику.
А-2 звонит. Не мне, а Старухе. Однажды она была в театре и трубку сняла я.
Смутился. Но тут же взял себя в руки и бодрым голосом справился о здоровье.
Ответила, что у меня все в порядке.
Пообещал прилететь к Новому году. Сказал:
– Привет Е.В. До свидания.
Хочу покоя.
ЕГО ХОЧУ!!!
Первый день Нового года. Что меня в нем ждет?..
Щедрые дары королевы – будущей матери. Жуть какие щедрые – старинной работы колье с рубинами. («Колье принцессы, аккорды лиры, Венок созвездий и ленты лье». Звучит, правда?) Вечернее платье из «Березы»! Выходные туфли!! Сапоги!!!
Новый год втроем, не считая Даши. На даче, при свечах. Елка, за окном снег. Прямо сцена из «Щелкунчика» Чайковского.
Без А-2 было лучше.
Знаю, он вволю порезвился на съемках (Старуха тоже догадывается об этом, я уверена). Но там он изменял нам обеим. Здесь – только мне.
Чудовище.
Завтра они сочетаются законным браком. Об этом не будет знать даже Даша.
Рабыню пока посвящают во все тайны мадридского двора.
Пока.
Жизнь как-то идет. И я еще, кажется, жива…
Растет живот, но пока играю Джульетту. Тарзан меня донимает, но мне совсем не хочется секса. Этот комсорг, кажется, уверен, что это его дитя. Кретин. Предложил руку и сердце. (И койку в общаге, да?) Мама с ним пьет, и он стал околачиваться в нашей квартире. Не думаю, чтоб она с ним спала, а там поди разберись.
А-1, как ни странно, нравится мой живот. Говорит, рожу двойню. Все понял, когда увидел на мне бриллианты с рубинами. Просчитал, как говорится, с точностью до миллиметра.
Мама думает, я завела богатого любовника. Она завидует!
А у меня нет НИКОГО!!!
Утренние записки сентиментальной дуры.
У меня в животе копи царя Соломона. Старуха привезла из Лондона норковую шубу. Прелесть! Я даже начинаю любить то существо, которое шевелится во мне уже вовсю и позволяет вести воистину королевскую жизнь.
Дома бываю все реже. А-1 приехал поговорить со мной, как он выразился, кон-фи-ден-ци-аль-но. «Хозяева» были на спектакле в Большом. (А-2 теперь не пропускает ни одного Старухиного спектакля, если сам не занят вечером.)
Итак, над Алешей сгущаются тучи. Какой-то инцидент в туалете Дома кино. (Толком не говорит, но я могу представить себе. Не драка же.) Пахнет шантажом. Боится, дойдет до ушей отца. Просит меня появиться с ним несколько раз на людях.
Никогда еще не видела А-1 таким потерянным. Сволочи, не дают людям жить так, как они хотят. Кто-то правильно выразился: в этой стране даже наши задницы нам не принадлежат.
Странно: расстроилась, разнервничалась и плохо спала ночь. Рези в низу живота… Долго лежала на спине и прислушивалась к тому, что в нем происходит. Любопытно? Сама не знаю… Потом стала думать о том, что я настоящая пленница. Что нет у меня никакого будущего. Фантик потихоньку спивается, театр превращается в кучу дерьма. Старуха может вполне потерять ко мне интерес, как только я рожу наследничка. А-2 меня сторонится, как чумы. Боится?.. Подошел хотя бы, погладил по голове, поцеловал в щеку. Ведь это его ребенок…
Раньше надо было обо всем думать. Теперь уже поздно…
Просто излагаю по привычке события. Никаких эмоций.
Живот уже торчит арбузом.
Просмотр в Доме кино…
Выход на премьеру в театре на Таганке…
Концерт в консерватории…
А-1 не отходит от меня, всем своим напыщенным видом тщась показать, как любит милую женушку, готовящуюся стать матерью сделанного им ребеночка.
Женщины с завистью смотрят вслед. Я в бриллиантах и мехах.
После концерта в зале Чайковского нес на руках к такси среди расступившейся в завистливом восхищении толпы.
Дома сказал:
– Не отдавай им ребенка. Назло не отдавай.
Да? Ну и что дальше?..
Растаял снег, а вместе с ним мои грезы… Красиво и глупо. Все красивое глупо. Но почему?..
Ненавижу себя. Любви захотела? Романтики?.. А вместо нее имеешь отвратительный живот, до безобразия отупевшее лицо и предательство того, кого считала… Страх убивает любовь.
А-2 боится потерять то, чем его обеспечила Старуха. Потому что он ничтожество.
И ты любила ничтожество…
От того, что ты это понимаешь, не легче.
Если бы не А-1, наверняка бы что-то с собой сотворила. В отрочестве я вложила в него много сил, теперь он их мне отдает. Я по-настоящему люблю его и не могу прожить без его ко мне нежности, симпатии, понимания. Ему можно все сказать. Все?.. А может, совсем все никому сказать нельзя?..
Синяя-синяя апрельская ночь.
Остались вдвоем на Старухиной даче. По-моему, она нарочно это подстроила – я представляю собой уродливый шар на тонких ножках. Меня нельзя хотеть. Говорили о его новом фильме. Он снимался в нем в пору нашей «любви». (Кавычек мало, чтобы придать этому слову тот смысл, который оно заслуживает.) Показал мне фотографии. Я попросила вина, но он стал меня уговаривать не пить. Встал перед мной на колени. Ночью я выпила в одиночестве коньяка. Вывернуло наизнанку и заболел живот. А-2 испугался и хотел увезти меня в больницу.
Я, кажется, ненавижу его…
Я – маленькая мама. Мама… Ничего не понимаю…
Палата в цветах. Слабость и болит нутро, хоть и родила без боли – во сне.
Странное существо лежит у меня под боком. Моя плоть… Ну и что? А-1 сказал, будто мальчик на него похож. Он ему, кажется, понравился. Я сказала Старухе, что хочу назвать его Алешей в честь мужа. Со мной спорить не стали. Никто не говорит о том, что за роль уготована мне в дальнейшем. А я не спрашиваю… Думаю. Очень много думаю.
Мама в восторге. Из нее бы вышла замечательная бабушка. Собирается отдать под детскую свою спальню. Милая наивная мама.
А-2 на съемках, и всем заправляет Старуха.
Вижу в ее глазах настороженность и даже страх. Интересно, этот мальчик будет называть ее «мамой»?..
На пороге решения.
Прорвался Тарзан. Уверен, что потомство его. Предлагает, даже требует, чтобы я «сошлась» с ним. Деревня немытая. Может оказаться полезен, а потому отшивать не стала. В голове кое-что зреет. Может, поделиться с А-1?..
Принято решение.
Был А-2. Целовал мне руки. Просил прощения. Для того, чтоб делать больно снова и снова. Сыграла растроганность и примиренность… Они хотят забрать меня через три дня к себе. Я вещь, да?..
Браслет изумителен. Наверняка из Старухиных запасов, хоть и преподнесен лично от А-2.
И воплощено в жизнь.
Это не стоило ни малейшего труда. Тарзан прибыл на машине друга с охапкой роз. Изобразил моего мужа (никто и не подумал спросить документы – его уже здесь видели), подхватил на руки меня и мальчика, одарил обслугу улыбками и шоколадками, и – вперед.
Ехали часа два. Кругом густой лес. Дача со всеми удобствами и за высоким забором. Вероятность быть обнаруженной равна нулю. Жаль, не увижу их физиономий, когда до них дойдет, что птичка выпорхнула из золотой клетки, прихватив с собой птенчика. Я сказала Тарзану, что мне нельзя спать с мужчиной два месяца минимум. Говорит, согласен ждать даже больше. Кретин.
Обожает мальчика. (Счастливый Алешка – три отца.) Мне же неприятно давать на растерзание свою грудь, но в присутствии Тарзана делаю вид, что это высочайшее из наслаждений. Ведь я решила наконец, что всю правду нельзя открыть никому.
Дом стерегут две овчарки. Владелец дачи, Тарзанов товарищ, в загранкомандировке.
Я сказала своему «похитителю», что он должен вернуться в Москву, чтобы никто ни о чем не догадался.
…Осталась одна. Мальчик не в счет. Это что-то… неодушевленное.
Потихоньку становлюсь собой.
Утро. Скучаю по А-1.
Очень страшные собаки. Их нужно регулярно кормить, иначе озвереют. Я даю им куски сырого мяса на костях, которыми забита большая морозильная камера. Нужно варить, но мне лень. К тому же вонь отвратительная. Когда мальчик начинает плакать, собаки бегут к кровати и воют, стоя над ним.
Позвонила А-1 и сказала, что в порядке. Он все понял и не стал задавать глупых вопросов. Потом набрала номер квартиры А-2. Трубку сняли почти мгновенно. А-2 нализался в стельку. Я сказала ему, что звоню из Японии. Разумеется, юмор до него не дошел, и он стал на полном серьезе умолять меня вернуться. Даже сказал, что любит.
Я попросила передать пламенный привет Старухе и повесила трубку.
Тарзан навещает через день. Подолгу играет с мальчиком. Считает, будто у меня плохое молоко и оттого мальчик капризничает. Варил какие-то вонючие смеси, кипятил бутылку с соской. Вот бы никогда не подумала, что этот тип страдает отцовским комплексом. Удел всех слабых духом.
Читаю Д’Аннунцио в дореволюционном издании и думаю о том, что лучше эгоистов нет людей на свете. Ничто не делает жизнь такой унылой и скучной, как потребность к жертвенности и самоотдаче.
Невыносимо. А потому нужно искать выход.
Вечер. В воздухе пахнет фиалками. Увы, не для меня.
Хочу, чтобы фиалками пахло для меня.
Попросила А-1 увезти меня куда-нибудь подальше. Сказала, что… Впрочем, мало ли что я могу сказать, повинуясь минутному настроению? Тем более что я все еще колеблюсь.
Думаю о будущем. Очевидно, Старуха будет пытаться мне нагадить. Но и она не вечна. Нужно на какое-то время спрятаться, залечь на дно. Чтобы у нее было время про меня забыть. А потом…
Думаю, у меня еще будет возможность отомстить А-2. Эгоисты могут не только любить, но и мстить тоже.
…Тарзан сказал, что я стала очень красивой и напоминаю ему (шепотом и оглянувшись по сторонам) Богородицу. Уверен, что я его люблю. Комсорги, оказывается, суперсерьезные люди.
Кажется, я еще долго ни с кем не смогу спать. Может, никогда?..
Но ведь мне оплатили мои страдания.
ЭГОИСТКА
Долго гуляла в лесу. Очень долго гуляла в лесу. Разумеется, я и представить себе не могла, что… нет, в это не смог бы поверить даже такой закоренелый эгоист, как Д’Аннунцио.
Я пришла и поспешила к морозилке швырнуть собакам мяса – у них были по-волчьи голодные и лютые взгляды. Кажется, забыла их утром покормить. Впрочем, не помню. Потом обратила внимание на розовую тряпку в пятнах крови. Кинулась к постели, где лежит мальчик. Пусто. Меня прохватил озноб, но я все еще ничего не поняла. Собаки, рыча, рвали мясо. Вошел Тарзан с охапкой съестного. Я сказала, что исчез мальчик. Кажется, упала в обморок. (Надеюсь, это было не безобразное зрелище.) Тарзан рыскал по комнатам и дико выл. Потом стал совать мне под нос какую-то тряпку в крови. Меня била дрожь. Вдруг он схватил со стены ружье и на моих глазах пристрелил обеих собак. Это было невыносимое зрелище. Я набросилась на него с кулаками. Больше ничего не помню… Пили водку на кухне. Тарзан катался по полу и рвал на себе одежду.
Я вышла во двор. Звездно, и опять пахло фиалками.
У меня зашевелились ноздри.
Уже в Москве.
А-1 был очень мне рад. Он сказал, что через три дня мы едем в санаторий на Черном море. Кажется, он называется «Солнечная долина». Рассказала о случившемся ему и маме. Лились слезы. Было решено, что эти три дня я буду жить дома инкогнито. Дома все-таки хорошо… Спали с А-1 в обнимку. Он попробовал мое молоко. Понравилось, кажется. Сказал, что на самом деле это он мой сын. (Так оно и есть.) Я прижала его к груди и расплакалась. И это не показалось сентиментальным ни ему, ни мне.
Где-то бродит безумный Тарзан, от которого я сбежала. Наверняка будет искать меня. А-1 видел его в театре. В полном пополаме. Быть может, он думает, что я наложила на себя руки. Ну да, комсорги мыслят шаблонами. Но почему тогда он не наложит руки на себя?
Солнечная долина.
А-1 спросил, жалею ли я о том, что погиб маленький. Жалею, наверное. Только сама боюсь себе в этом признаться. Или же я из тех людей, в ком ненависть и жажда мщения сильнее всех остальных ощущений?.. Я еще не знаю себя до конца. Да и зачем? Вот уж воистину бессмысленное занятие. Еще А-1 спросил, люблю ли я его. Я его люблю. Хотя, возможно, не его, а себя, любившую когда-то в далеком детстве-отрочестве. И еще он спросил…
Нет, А-2 я больше не люблю. Как можно любить того, кто сделал тебе очень больно? Я не мазохистка.
А-1 сказал мне (почему-то только сейчас), что Старуха отменила концерт, спектакль и что-то еще очень важное. Но она пребывает пока в полном неведении. (Круги, в которых вращается она и этот комсорг из джунглей, судя по всему, нигде еще не пересеклись.) Возможно, она думает, что во мне проснулся материнский инстинкт. Не исключено, что сочувствует. Ненавижу за это еще сильней.
…Здесь другой мир. Похоже, мне нельзя возвращаться туда. Нет, с ума я не сойду, не запью, не стану ни наркоманкой, ни лесбиянкой. Но мне требуется передышка.
А-1 снова затеял эту красивую игру в голливудскую любовь. Благодарна ему за это. Что-что, а вкус у него отменный.
Парень в тельняшке… Давно не встречала романтиков. В Москве их всех истребили. Романтики доверчивы, а главное, им тоже можно верить. Откуда я это знаю?..
Обнаружила пещеру. Мой дневник становится опасной игрушкой. Но я не могу с ним расстаться. Пожалуй, я спрячу его в пещере до лучших времен. Кажется, там бывает лишь этот романтик в тельняшке и, возможно, летучие мыши. Этот человек играет какую-то странную роль, но сам не ведает о том, что он играет.
Прощай, мой дорогой друг. Я заверну тебя в полиэтилен – не бойся. Тебя убьет влага. Как меня – чуть не убила любовь.
Яну хотелось забиться куда-нибудь в угол. Вместо этого он вышел в одних трусах на подворье.
Снег падал косо и слишком густо для того, чтобы казаться настоящим. Впрочем, он и не был настоящим. Едва коснувшись земли, он становился влагой, которая растекалась под ногами мелкими студеными ручейками.
Ян понял вдруг, что окружающий мир создан им самим по им же придуманной модели. Еще он подумал о том, что слишком долго был судьей самому себе и близким.
Он смотрел на бледное рассветное небо и плакал тающими на его щеках слезами снега.
Он придумал всех женщин, которых когда-то любил или думал, что любит.
Это открытие почему-то обрадовало, и он даже улыбнулся, размазывая по щекам холодную влагу.
Потом он подумал о Еве. Темное узкое оконце ее кельи было облеплено с углов мокрыми хлопьями. Он вдруг испытал к девушке жалость человека, сильного своей наивной неискушенностью в жизни. Он громко прошлепал босыми пятками по скользким от сырости плитам коридора, без стука распахнул дверь в ее комнату.
– Ева, я… – Он замер на пороге, поняв, что здесь пусто. – Алеко, – почти безнадежным голосом позвал он и опустился на табурет возле не успевшей остыть печки. Он сидел в сонном оцепенении, которое боялся с себя стряхнуть, – больше не хотелось испытывать душевных мук.
Наконец, когда улеглась метель и по стеклу блеснули красноватые застенчивые лучи низкого солнца, он приблизился к столу, на котором давно заприметил лист бумаги. Лист был прикреплен к столешнице большой лужицей застывшего воска от короткого кривобокого пенька свечи. Лист был пуст, если не считать большого вопросительного знака посередине.
Ян кинулся к себе, схватил Евину тетрадку и, вернувшись в ее келью, встал на колени перед теплой печью. Разорвав дневник на две части по корешку, он засунул обе сразу в топку.
Ему даже не пришлось воспользоваться спичками. Ветер, радостно взвыв в трубе, раздул теплящуюся в серебряно-сером пепле искру, которая, став пламенем, засуетилась вокруг неожиданной добычи.
Ян смотрел на огонь и думал о том, что он теперь совсем свободен. И что ценить эту свободу его научила Ева.
Да, наконец-то он свободен и крепок духом для того, чтобы думать о Маше.
Она одна, но у нее два обличья.
Он одинаково горячо любил оба.
Часть вторая
Несмотря на свои шестнадцать, Ваня Павловский был рослым широкоплечим юношей с мягкими темно-русыми волосами, которые все время падали на лоб и которые он поправлял нетерпеливым жестом длиннопалой кисти, сводившим с ума его одноклассниц и прочих знакомых девушек. Два последних класса он закончил за год – в школе было неинтересно и нудно, нелюбимые – точные – науки давались слишком легко для того, чтобы их можно было полюбить, любимые он чувствовал глубоко и очень уж неординарно, а потому шлепанье по мелководью луж школьных учебников, написанных какими-то скопцами и старыми девами, представлялось утомительным и вредным для духовного здоровья занятием.
Еще будучи в седьмом классе, Ваня попросил отца поговорить с директором школы на предмет экстерна, но в престижной английской школе, где учились внуки и правнуки членов ЦК, престиж мидовского работника средней руки значил не больше, чем весь МИД во внешней политике Советского Союза. Как бы там ни было, восьмилетку Ваня закончил с одними пятерками, хотя в школе появлялся не чаще двух раз в неделю. Неожиданно для себя в девятом выиграл городскую математическую олимпиаду. О нем написали в московской газете, и директриса, скумекав, наконец, что мальчик может прославить школу на всю страну, разрешила ему сдать экстерном за два класса.
