Текст книги "Лестница к звездам"

Автор книги: Наталья Калинина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

Прощаясь, Юрасик поцеловал меня в щеку, на какое-то очень короткое мгновение коснулся губами моих губ. Димке он крепко пожал руку.

Я уже облачилась в пижаму и собралась было погасить настольную лампу, когда Димка приоткрыл дверь и просунул в щель голову.

– Все-таки он крейзи.

– Кто? – не сразу врубилась я.

– Этот Юрасик.

– А в чем, собственно, дело?

– Представляешь, он пригласил меня к себе. Когда ты торчала у клетки с мартышками. Он сказал, мы будем загорать у них на балконе голышом.

– Пойдешь? – без особого энтузиазма поинтересовалась я.

Димка пожал плечами и опустился на корточки возле моей кровати. Он все еще не смыл грим.

– Испачкаешь свою подушку, – сказала я.

– Я буду спать на спине. Знаешь, я, наверное, схожу к Юрасику. Всего на полчаса. Мне очень интересно посмотреть на голого мужчину.

– Никогда не видел, что ли?

– Нет. Видел только голых женщин. В жизни и на фотографиях.

– Но почему ты решил, что Юрасик крейзи?

– У него столько знакомых в городе. Даже среди актеров драмтеатра есть друзья. Неужели ему интересно со мной?

– Для того чтобы загорать вместе нагишом, не обязательно испытывать какой-то особый интерес к кому-то, – изрекла я и посоветовала: – Надень парик.

Димка почему-то смутился.

– Я похож в нем на девчонку, – пробормотал он, глядя куда-то в стенку.

– Ну и что? Может, Юрасик и клюнул на тебя из-за того, что ты похож на девчонку.

– А ты бы пошла, если б Юрасик пригласил тебя позагорать с ним вдвоем в голом виде? – неожиданно спросил Димка.

Теперь смутилась я, но попыталась скрыть это.

– У меня аллергия на солнце и на голых мужчин. Понял?

– Ты не говори ему, ладно? Сам не знаю, почему я вдруг сказал тебе это.

– Валяй-ка к себе. Бабушка поднимет хипеж, если вдруг узнает, что ее милые внучата общаются между собой после девяти вечера, да еще в неглиже.

– Мы с тобой брат и сестра.

– Для взрослых это не аргумент. Я не хочу, чтоб возле моей комнаты поставили Антониду.

Он встал с корточек и наклонился надо мной.

– Можно тебя поцеловать?

– Чего это вдруг?

– Захотелось. Ужасно.

Его сухие плотно сжатые губы коснулись моих и вдруг раскрылись. Мои бессознательно потянулись к ним. Поцелуй получился настоящим. Это был мой первый поцелуй. У Димки, как я догадалась, тоже.

Я оттолкнула его и отвернулась к стенке. Я слышала, как он на цыпочках вышел из комнаты и бесшумно прикрыл за собой дверь.

Я лежала и думала о том, что мне пора влюбиться наконец по-настоящему, а не в своих фантазиях, как это было раньше. Я мысленно перебрала всех своих знакомых и остановила выбор на Юрасике. Проанализировав сложившуюся ситуацию, поняла, что Юрасик мной заинтересован, может, даже слегка влюблен. «Я тоже влюблюсь в него, – пообещала я себе, засыпая. – Он необычный и очень мягкий, нежный. Таких я еще не встречала. Мы будем любить друг друга преданно и красиво. Я обязательно влюблюсь в Юрасика…»

Следующий день я провела в туманных мечтах о любви, прокручивая в уме всевозможные ее перипетии, почерпнутые из романов и кинофильмов. Черты лица Юрасика, который, как полагается, был главным героем всех моих так называемых приключений, были словно размыты струями дождя, вдруг обрушившегося на город.

«Это хорошо, что дождь, – думала я, делая зверскую гимнастику на паркете в коридоре – Димка не будет загорать с Юрасиком на балконе».

Димка отсутствовал целый день. Я неприкаянно слонялась по дому и смотрела из всех окон на улицу. Наконец вышла на веранду, где бабушка наряжала в голубой мелким горошком крепдешин крутобедрый старинный манекен.

– А где Димитрий? – спросила она, глядя на меня поверх очков.

– Наверное, пошел ловить рыбу.

Бабушка хотела было что-то сказать, но передумала и снова занялась своим делом. Я забралась с ногами в качалку и стала ее раскачивать.

– Прекрати! – вдруг услышала я раздраженный бабушкин оклик. – Без тебя с утра голова болит.

Я испуганно вскочила. Я знала, бабушка была ровна и мягка со всеми без исключения. Я видела ее в ярости второй раз.

– Ладно, качайся. Это все от дождя. Сумрачно как-то на душе.

Бабушка тяжело вздохнула.

– Ты беспокоишься за Димку, – сработала моя интуиция. – Наверняка балдеет где-то под своего Фредди и обжирается ирисками. Димке надо было девчонкой родиться – столько сладкого даже я не в состоянии слопать.

– Последнее время они сдружились с Георгием. Может, Димитрий теперь у него?

– Нет. Сегодня нету солнца.

– А при чем тут солнце?

Мне показалось, бабушка произнесла эту фразу с каким-то беспокойством.

Я пожала плечами и собралась было улизнуть с веранды, но она схватила меня за руку и заставила повернуться к ней лицом.

– При чем тут солнце? – уже безо всякого выражения переспросила она.

– Они… собирались идти на рыбалку, – пролепетала я.

– Фантазируешь на ходу. Говори: при чем тут солнце?

Если бабушка рассчитывала расколоть меня приказным путем, она жестоко ошибалась. Еще не родился человек, способный заставить меня сказать либо сделать что-то такое, чего я не хочу делать или говорить. Сие вовсе не означает, что я упрямая. Истина проста, как кусок хлеба: не перевариваю насилия.

Я вырвалась и убежала к себе.

Димка к обеду не появился. По лицам бабушки и Лидии я поняла, что они встревожены. Правда, обе изо всех сил делали вид, будто пустое место на так называемой детской половине стола – обычное явление.

Когда Антонида поставила большое блюдо с ало-малиновым арбузом и вышла, Лидия спросила, ни к кому не обращаясь:

– Юрасик сегодня придет?

Я потянулась за арбузной скибкой, сделав вид, что не слышу.

– Лариса, у тебя спрашивают: Георгий должен сегодня прийти? – продублировала вопрос бабушка.

– Мы никогда не договариваемся заранее, – буркнула я и уронила арбуз на скатерть.

– Так позвони и пригласи его к чаю, – сказала Лидия.

– Много чести.

Я-таки выдала свою обиду.

– Я испеку королевский пирог и куплю пепси-колу. Или ты хочешь фанту? – не унималась тетка.

– Я хочу шампанского.

Бабушка и Лидия переглянулись.

– Хорошо. – Это сказала бабушка. – Мы пригласим Георгия на пирог с шампанским. – Она сняла трубку и набрала номер, прежде чем я успела что-либо возразить. – Анжелика Петровна? Лариса хочет поговорить с Георгием… Его нет дома?.. А вы не знаете, где он? – Бабушка кивнула головой и медленно положила трубку. – Едем в город. – Она встала из-за стола. – Сама выберешь шампанское.

– Но ведь Юрасика нет дома.

– Появится. Куда денется? Мне кажется, Георгий в тебя влюблен.

– Оставайся дома, мама. Я управлюсь сама.

Лидия громко отодвинула стул и наклонилась поднять салфетку. Я обратила внимание, что у нее дрожит рука.

– Ты думаешь? – Бабушка какую-то долю секунды колебалась. – Да, так будет лучше. Как-никак ты ему мать.

В машине воняло бензином, и меня почти мгновенно укачало. Лидия медленно ехала вдоль мокрой и безлюдной главной улицы, вертя по сторонам головой. Она резко затормозила возле белой «Волги», стоявшей на обочине у входа в кинотеатр «Чайка».

– Это его машина? – спросила она.

– Наверное. Да, это точно его машина.

Я с трудом проглотила слезы обиды.

– Итак, они пошли в кино. – Лидия вырулила на тротуар, чуть не сбив урну с мусором. – Вылезай.

– Но здесь нет ни одного магазина.

– Нам нужно сказать им, что сегодня будет пирог с шампанским. – Она открыла дверцу и щелкнула над головой затвором зонтика. – Нет, ты не ходи. Кто-то должен остаться в машине.

Я видела, как она бежала по лужам. Я не могла понять, как Лидия могла догадаться, что Юрасик пригласил в кино Димку. А если даже так, что здесь особенного?

Я злилась на них обоих. Ведь последнее время мы развлекались втроем. К тому же мне казалось, что Димка всего лишь довесок к нам с Юрасиком. Нечто вроде компаньонки. Видимо, я здорово обманулась.

Они появились минуты через три. Лидия шла в середине.

Сев в машину, Димка собрался было что-то сказать мне, но Лидия уже успела открыть свою дверцу.

– Анжелика Петровна недовольна, что ты отрываешь Юрия от дел, – сказала она, резко выжимая газ. – Тебе тоже не мешало бы заняться геометрией.

Как ни странно, но Димка даже не подумал огрызнуться. Вообще у него был растерянный вид.

Наш вечер так и не состоялся – у Юрасика оказались неотложные дела, о чем нам сообщила по телефону Анжелика Петровна. Мы сидели за нашим семейным столом и пили чай с королевским пирогом. Шампанское поставили в холодильник до лучших времен.

Потом я поднялась к себе, погасила свет и стала размышлять над случившимся. Вернее, над тем, чего не случилось. Сюжет моего «романа» с Юрасиком развивался совсем не так, как должен развиваться сюжет о двух юных влюбленных.

Димка влез в мое окно по дереву. Это был новый и весьма странный путь, тем более что ветка была тонкой и опасно провисала под его тяжестью. Он уселся на полу возле моей кровати и сказал запыхавшимся голосом:

– Мать не разрешает мне видеться с Юрасиком. Она считает, что это не дружба, а игра в поддавки. Но это неправда. Юрасик говорит, ему весело со мной, хоть я еще и подросток.

Я молчала, все еще переживая обиду.

– Юрасику тоже нравится Фредди, представляешь? А я думал, он только своим Моцартом и Бетховеном интересуется. Он говорит, нашу дружбу освящаешь ты. Знаешь, Лорка, мне кажется, Юрасик влюблен в тебя.

Я недоверчиво хмыкнула.

– Обиделась? – допытывался Димка.

– Еще чего. У меня дел было по горло.

– Дел? Ах да… – Мне показалось, Димка смутился. – Ты же готовишься в цирковое. Мы с Юрасиком так и думали, что у тебя много дел, и решили не беспокоить тебя.

Возникла неприятная для нас обоих пауза, полная недосказанности и фальши.

– Слушай, махнем сейчас к Юрасику? Он обрадуется, – предложил вдруг Димка.

– Я хочу спать. К тому же Юрасик занят.

– Да врет этот Старый Мопс! Она тоже не хочет, чтобы мы дружили. – Димка дернул меня за руку. – Одевайся. Я знаю, как к ним пробраться, чтоб Альма не слышала. Юрасик показал мне лазейку. И где его окно, показал.

– Сам иди. Я хочу спать, – заупрямилась я.

– Ну, пожалуйста, Лора, прошу тебя. Один я не могу. Я боюсь, сам не знаю чего. Лорка, ну почему ты не хочешь пойти к Юрасику?

В конце концов я согласилась. Надела джинсы и черную майку с длинными рукавами. Потом озорства ради нацепила черный парик…

Димка встал на четвереньки, я влезла к нему на спину, а Юрасик подал мне руку. Операция нашего тайного проникновения в дом Космачевых прошла более чем успешно. Мы восседали втроем на широкой тахте Юрасика и смеялись над собственными хохмами, которые в тот вечер сыпались из нас троих, как из дырявых мешков. Разумеется, мы общались полушепотом и смеялись очень тихо – призрак гнева Анжелики Петровны витал над нашей троицей, превращая наше свидание в увлекательное, полное тайн приключение.

Потом Юрасик вынул из-за книг бутылку кагора и шоколадные конфеты. Я опьянела с ходу – что называется, руки-ноги отнялись. Я лежала на тахте. Юрасик вдруг погасил торшер. Димка сидел в кресле у зашторенного окна и жевал «Мишку косолапого». Юрасик наклонился надо мной, задрал майку и впился горячими мокрыми губами в мой живот.

Я приглушенно ойкнула и чуть не отрубилась. Потом Юрасик лег на меня и поцеловал в губы. Это был конец света. Но я продолжала мыслить, а значит, существовать, как выразился кто-то из знаменитых. А мыслила я следующим образом: «Нельзя, чтоб это видел Димка. Это нехорошо. Неужели Юрасик этого не понимает?..»

– Прости, – шепнул он мне в самое ухо. – Никто ничего не видел.

– Эй, что вы там делаете? – подал голос Димка. – Я тоже хочу поиграть в эту игру.

– Иди сюда, – пригласил его Юрасик, перелез через меня и улегся возле стенки. – Ложись с краю.

Димка сделал так, как ему велели. Он дышал на меня кагором и шоколадом. Я чувствовала, как громко стучит его сердце.

Мы притихли. Я закрыла глаза Юрасик протянул руку, скользнул пальцами по моему обнаженному животу. Димка сделал то же самое. Их руки встретились и замерли, крепко сцепившись…

На следующий тень я упала со спины Аиды в клумбу и рассекла затылок о бордюр. Кровь капала на траву, когда Юрасик нес меня на руках в дом. Потом я лежала в своей кровати в окружении суетящихся домочадцев. Юрасик держал мою руку в своей и нежно ее гладил, пока доктор делал мне перевязку и укол от столбняка.

Анжелика Петровна несколько раз приезжала справиться о моем здоровье, каждый раз привозила шоколадку, а в последний – маленький флакон польских духов «Быть может». Юрасик пропал на два дня. Она сказала, что он так переживает, что затворился в своей комнате и не выходит даже в сад. Он звонил мне каждый вечер ровно в семь. У него заплетался язык, как у пьяного. Димка слонялся по дому в каком-то оцепенении. Иногда он заходил ко мне, садился на ковер возле кровати и тяжело вздыхал.

На третий день мне стало лучше. Я даже спустилась к завтраку, но во двор мне не разрешили выйти. В сумерках на меня вдруг напала такая тоска, что я пролежала минут двадцать, спрятав голову под подушку. Я вдруг поняла, что мечтам о карьере циркачки сбыться не суждено. Подтверждением тому было падение с Аиды. Пять лет назад я вот так же оплакивала свою несбывшуюся мечту о балете. Увы, жизнь состояла из сплошных разочарований, и это, как я верно почувствовала, были первые ступеньки лестницы, по которой я только начала восходить. «И любви на свете нет, – обреченно думала я, раздосадованная более чем странным поведением Юрасика, которое не соответствовало созданному мной стереотипу. – Зачем о ней пишут, снимают фильмы? Почему люди обманывают друг друга?..» Потом я заснула. Мне снилось, будто я иду по проволоке, натянутой между двумя деревьями, а внизу стоят Дима и Юрасик и внимательно следят за каждым моим движением. Проволока прогибается подо мной, качается, а я все иду и иду… Юрасик вдруг схватился за нее руками, подтянулся и очутился рядом со мной. Он обхватил меня за пояс, и мы пошли рядом, по очереди ставя ноги. Это было восхитительно. Во мне все пело и рвалось ввысь. Как вдруг к нам прыгнул Димка, и мы полетели в черную бездну.

Я открыла глаза и поняла с облегчением, что это был всего лишь сон. В следующую секунду я услыхала Димкин шепот:

– Вставай. Скорей.

– Зачем?

– Пойдешь со мной.

– Куда?

– Скажу после. Это очень важно, понимаешь?

– Но у меня кружится голова.

– Я буду тебя крепко держать. Ну, пойдем!

Я встала, одернула юбку. Я хотела переодеться, но Димка уже тащил меня к окну.

Он помог мне сесть в седло, вспрыгнул, взял в руки поводья. Аида зацокала копытами по мощенной дореволюционным булыжником мостовой. Светила луна. Было безлюдно, как в пустыне.

Я оперлась о Димку и закрыла глаза. Каждый шаг Аиды отдавался тупой болью в моем затылке. Голова кружилась и была до противного легкой.

Минут через пятнадцать – они показались мне целой вечностью, но перед моими глазами был циферблат Димкиных наручных часов – мы остановились возле дома Космачевых. Димка спрыгнул на землю и снял меня с лошадиной спины, потом отогнул край сетки в ограде.

– Юрасик ждет нас? – спросила я.

– Юрасик нас не ждет. – Димка как-то странно хихикнул. – Мы нагрянем к нему неожиданно.

– Зачем?

– Сейчас все поймешь. – Он вел меня куда-то сквозь заросли люпина и ромашек. В неярком свете луны палисадник Космачевых казался необычным и таинственным. Все, кроме одного, окна были темными. Мы обошли прямоугольник света на траве, зашли в тень от куста сирени.

– Я подниму тебя, а то ничего не увидишь.

Димка взял меня за талию и оторвал от земли.

– Не вижу ничего, – пожаловалась я. – Там тюлевая занавеска.

– Смотри налево, в щелку.

Я устремила взгляд в обозначенном Димой направлении и едва удержалась, чтоб не вскрикнуть.

Юрасик стоял совершенно голый перед большим зеркалом. На голове у него был желтоватый парик с локонами почти до пояса. Именно этот парик, а не нагота, поразил меня до глубины души.

– Ну что?

Димка осторожно опустил меня на землю.

– Юрасик… меряет перед зеркалом парик. Совсем голый.

Димка прерывисто дышал. Наверное, во мне был далеко не бараний вес.

– Он уже целый час так стоит. Я сидел на клене и смотрел в бинокль.

– Зачем ему этот дурацкий парик? – недоумевала я. – Может, он собирается поступать в театральный?

– Он сказал мне, что ему хочется побыть какое-то время женщиной. Это когда мы ходили вдвоем в кино, помнишь? Он тогда тоже надел этот парик и накрасил губы.

– О Господи! – Я вдруг почувствовала, что подо мной плывет земля. – Я не хочу, чтобы Юрасик был женщиной.

Тут я отключилась и, похоже, надолго. Очнулась на диване в столовой у Космачевых. Возле меня хлопотала бледная, не похожая на себя Анжелика Петровна.

– Ларочка, дорогая, тебе совсем худо, а? Моя бедная девочка, ты вся пылаешь. Зачем ты встала с кровати? Вы с Димочкой хотели проведать Юрасика, да? Но его нет дома. Он поехал к бабушке – повез ей лекарство и продукты. Бабушка заболела и попросила…

– Зачем вы лжете? – сказала я, испытывая отвагу человека, только что побывавшего, так сказать, за гранью жизни. – Мы с Димкой видели, как он…

Я закрыла глаза и простонала, с трудом удерживая позыв к рвоте.

– Бедная, бедная девочка, – ворковал надо мной начисто лишенный сострадания голос. – У нее что-то с готовкой случилось. Я дам тебе сейчас таблетку…

Я почувствовала, как мне в рот суют какую-то большую горькую таблетку. Я замотала головой и крепко стиснула зубы. На мое горло легла холодная рука. Пальцы были жесткими и безжалостными. Я захрипела и стала проваливаться в кромешный мрак.

– Что ты делаешь? Убери руки! Оставь ее! – донесся до меня чей-то истошный крик Потом и его истошный крик.

Я пришла в себя в своей комнате. Точнее, увидела свет и поняла, что жива. Голова была пустой и невероятно тяжелой. Я с трудом подняла веки и увидела Димку. Он сидел на краю кровати и корчил мне какие-то странные рожи.

Потом я увидела бабушку и Лидию. Они сидели на стульях и напряженно смотрели на меня. Наконец я увидела маму. Она кинулась ко мне и забилась в истерике на моей груди.

На следующий день мы были готовы к отъезду. Маме с трудом удалось достать два плацкартных места в каком-то проходящем поезде.

– Больше никогда не отпущу тебя о ну, – приговаривала она, обрабатывая какой-то мазью рану у меня на затылке. – Ужас какой! Да от таких травм можно на тот свет отправиться, не то что бредить.

– Я не бредила, мама, – вяло возразила я.

– Конечно, нет, доченька. – У мамы был принцип не спорить со мной. Ее вечные поддакивания раздражали и оскорбляли меня до глубины души.

– Но я, правда, не бредила, мамочка.

Я чувствовала, что вот-вот расплачусь, раскисну, рассыплюсь по всем швам.

– Да-да, доченька.

– Если не веришь, спроси у Димки.

– Что спросить?

Мама смотрела на меня недоуменно.

– Что я видела это на самом деле, Димка сам мне это показал. Анжелика Петровна пыталась дать мне какую-то гадость. Да ты спроси у Димки.

– Он сказал, у тебя была высокая температура с бредом. Ты вылезла через окно и спустилась по дереву в сад. Он с трудом поймал тебя. Ты стала вырываться, упала и рассекла о камень…

– Я упала с Аиды, мамочка. За несколько дней до своего так называемого бреда.

– А кто такая эта Аида?

– Лошадь. Димка привел лошадь, и я занималась на ней акробатикой.

Я чувствовала, что силы оставляют меня. Мною овладела апатия. Я закрыла глаза и в бессилии заплакала.

В тот вечер мы с мамой уехали в Москву.

Помню, я не поехала на похороны бабушки, которая умерла внезапно, ничем до этого не болея. Мама рассказала, что Антонида обнаружила ее в чулане со старьем. Бабушка лежала на боку, зажав в руке какую-то изъеденную молью шаль. Врачи не смогли вернуть бабушку к жизни – она пролежала трое суток в больнице и умерла, так и не придя в сознание.

– Инсульт, – рассказывала мама. – Я всегда говорила, что она ведет неправильный образ жизни. Нельзя в ее возрасте ложиться в два часа ночи и вскакивать в половине шестого.

Мама была обижена. Согласно завещанию, бабушка оставила дом Димке. Но он переходил в его собственность только после смерти Лидии. Мне, как выразилась мама, не досталось даже скорлупы от выеденного яйца. В адрес отца полетели упреки.

– А ведь ты была ей такой же внучкой, как и Дмитрий, – часто повторяла мама, пытаясь вбить в мое сердце острый гвоздь обиды. – А папочка твой настоящий дурачок: нет чтобы оспорить завещание, – напился на поминках и стал целовать подряд всех баб. Горбатого могила и та не исправит, – перефразировала мама известную русскую пословицу.

– Но ты же сама говоришь, в завещании оговорено, что я могу приезжать когда захочется и гостить сколько угодно, – возражала я.

– Я не хочу, чтобы моя единственная дочь жила на птичьих правах в доме своей родной бабушки, – парировала мать. – Без их милостей как-нибудь обойдемся.

Гвоздь все никак не хотел входить в мое сердце, несмотря на ее старания. Она чувствовала это и заводилась еще больше.

Однажды я уже было совсем собралась к Измайловым. Лидия аккуратно посылала мне открытки, поздравляя с днем рождения, Новым годом, майскими праздниками, и в каждой звала в Н… Я собралась поехать туда вопреки маминому недовольству, но судьбе это было неугодно. Куча всяких мелочей, в том числе сломанный палец, вынудила меня остаться дома.

Одно время мы с Лидией часто созванивались – ее беспокоил Димка, который, по ее словам, начал пить и связался с дурной компанией. Потом Димка женился и вроде поутих. У Лидии родился внук. Мы созванивались два-три раза в год. Однажды она приехала в Москву и целую неделю жила у меня. Это она рассказала мне о том, что Юрасик периодически ложится в неврологию, где ему проводят курс лечения. Он не женился, нигде не работал. Вообще-то Лидия неохотно говорила о Юрасике. Из чего я сделала вывод, что с Космачевыми ее не связывают узы дружбы.

– Они не пришли на Димочкину свадьбу, – рассказывала она. – Мы послали приглашение. Юрий даже не позвонил. А ведь они с Димой так дружили, помнишь?

Я все помнила. Это была горькая память. В ней словно была заложена программа всех моих будущих разочарований. В ней было что-то недосказанное, незавершенное. Какая-то тайна. Разумеется, впоследствии я сделала тщательный анализ моих с Юрасиком взаимоотношений и пришла к выводу, что у Юрасика была наклонность к «голубизне», а я не смогла обратить его в свою, так называемую нормальную веру, потому что моя любовь к нему была высосана из пальца.

Как-то я спросила у тетки:

– Димка поддерживает отношения с Юрасиком? Я хочу сказать, они общались после того, как я уехала?

Та посмотрела на меня испытующе.

– Нет. Эта стерва им запретила. Она считала, Дима по своему интеллектуальному уровню значительно ниже ее сыночка. Она так и сказала мне по телефону. Еще целый выговор сделала. Дескать, Дима надоедает Георгию, не дает ему работать и тому подобное. Я сказала Диме, чтоб он не смел появляться у Космачевых.

– И он послушался тебя?

– Да. А что ему оставалось делать?

На этом наш разговор закончился, чтоб больше не возобновляться, – Лидия настоящий виртуоз по части умения избегать щекотливых для нее тем. А тема взаимоотношений Измайловых и Космачевых была для нее еще какой щекотливой.

Вот почему меня удивило, что Лидия пригласила на годовщину бабушкиного рождения Анжелику Петровну. Но главное было впереди.

После ужина, который прошел под негромкую бубнежку телевизора, я поднялась к себе почитать. Хоть Джек Лондон и был одним из моих самых любимых писателей, я никак не могла перенестись в южные моря и насладиться общением с потомками сэра Генри Моргана^[6]. Дело было не только в том, что перед моими глазами всеми цветами радуги переливались сокровища из теткиного ларца – трудно лицезреть такие богатства и оставаться при этом совершенно спокойной. Я думала о странном поведении Димки, его словах: «Юрасик сказал, его мать не хочет, чтобы мы с ним поддерживали отношения, потому что он…», о том, что Анжелика Петровна с ходу заткнула Димке рот. Интересно, что он хотел сказать? Может, что Юрасик «голубой»? Если даже это так, Димка теперь женат и к тому же отец семейства. Да, еще Димка обвинил Анжелику Петровну в том, что она засунула сына в психушку. Я захлопнула книгу и уставилась в потолок. После недолгих размышлений решила позвонить Димке и напроситься к нему в гости. Я спустилась вниз.

Из-за закрытой двери столовой доносились приглушенные голоса. Я узнала голос Лидии. Другой, мужской, сперва показался мне незнакомым.

– Надо взять себя в руки и попытаться жить так, как живут все, – сказала Лидия.

– Это невозможно! – Мужчина говорил на повышенных тонах. – Я боюсь ее. Я весь сжимаюсь, когда она дотрагивается до меня. Я сто раз делал над собой усилия, но у меня ничего не вышло.

Наконец я узнала, чей это голос, – Димкин. Меня взяло любопытство. Я чувствовала, что Димка не был в доверительных отношениях с матерью – Лидия к тому же была слишком молода для того, чтоб он мог считать ее авторитетом. Димка, я знала, всегда нуждался в покровительстве и потому с детства тянулся к бабушке.

Звякнуло стекло. Они что-то пили. Наверное, не воду и не сок. Это меня тоже удивило – спиртные напитки в доме Измайловых подавались к столу лишь по большим праздникам.

– Ты был у Юрия, Ира узнала об этом. Ты должен быть осторожным, если уж не можешь жить без этого припадочного.

– Он не припадочный, мама. Просто он не такой, как все. Он белая ворона. Вот Старый Мопс и засунула его в психушку. Он страдает, мама. Нормальный человек среди психов – жуткая трагедия.

– Это каприз. У твоего Юрия все устроено точно так, как у всех остальных. Понимаю, был бы он гермафродитом, как Усольцев или…

– Ты ничего не понимаешь! У Юрасика внутри все устроено не так, как у остальных. И этого не переделать. Он столько раз пытался, делал над собой нечеловеческие усилия и в итоге загремел в неврологию.

– Он был влюблен в Ларису, – сказала Лидия.

– Да, но…. Словом, это очень запутанная история. Я тоже был в нее влюблен. И если бы мы не были братом и сестрой, быть может, я… Сам не знаю, мама. Нам было хорошо втроем. Зачем вы нас тогда разлучили?

Его голос сорвался на рыдание.

– Поползли сплетни. Мы с твоей бабушкой до смерти испугались. Ну а когда Анжелика Петровна застукала Юрия голого и в парике, она просто взбесилась. А тут еще вы с Лорой там очутились. Спрашивается, что вы делали ночью в палисаднике Космачевых?

У меня затекла нога, и я переменила положение. Половица подо мной громко скрипнула.

– Это Мурзик, – сказал Димка, имея в виду большого серого кота, у которого была тяжелая, отнюдь не кошачья походка. – Мы… Он пригласил нас к себе. Он сказал, чтоб мы влезли через окно тайком от Старого Мопса. Лорка потеряла сознание, когда увидела Юрасика голым. Наверное, она до того никогда не видела голых мужчин.

– Тебе нужно завязать с этим делом, – решительным тоном заявила Лидия. – Нечего нюни распускать. Ты должен сказать себе: я такой же, как все. Ясно?

– Но я не такой, как все! – Димка снова повысил голос. – Прошу тебя, поговори с Иркой, объясни ей, чтоб оставила меня в покое. Я буду давать ей деньги, буду ночевать дома и сохранять видимость семьи. Только пускай она не заставляет меня спать с ней.

– Я уже говорила. Она твердит, что ей нужен мужчина. Ты же не допустишь, чтоб твоя законная жена пошла налево и вызвала поток грязных сплетен. Ты же знаешь, в нашем городе ничего не скроешь.

– Проклятый город! Я всегда рвался уехать отсюда. Сделай же что-нибудь, мама! Я так больше не могу.

Наступила тишина. Я слышала, как завывает в печной трубе ветер.

– Если ты переберешься сюда, по городу тоже поползут сплетни. Тем более сейчас, когда у нас гостит Лора, – размышляла вслух Лидия. – А что, если…

Ветер взвыл с такой силой, что заглушил ее слова.

– …Но ты не думай, я тоже не позволю тебе на виду у всего города проведывать Юрия, – донеслось до меня, когда вой в трубе немного утих. – А то люди скажут, что мать потворствует дурным наклонностям сына.

Я услышала шаги в столовой и поспешила спрятаться за угол. Дверь открылась. Димка прошел совсем близко от меня, на ходу натягивая перчатки. Через минуту заработал мотор его машины.

Я поднялась на цыпочках к себе и легла поверх одеяла. Итак, мои подозрения по поводу «голубизны» Юрасика оправдались. Меня это уже не волновало – в Москве у меня были среди «голубых» друзья. Я давно смирилась с тем, что моя так называемая первая любовь была подарена «голубому». Но я утешала себя: в ту пору Юрасик еще не был «голубым». Его колебало из стороны в сторону. Мне кажется, он был таким нежным и чувствительным именно потому, что в нем намечалась «голубизна».

То, что с «голубизной» оказался и Димка, странным образом поразило меня. Я лежала и прокручивала эту информацию в башке, как вдруг услышала, что по лестнице кто-то поднимается. Открылась дверь, и я увидела Лидию.

– Не спишь?

У нее был тусклый голос.

– Нет. Посиди, если хочешь.

Она села в кресло напротив.

– Ты ничего не слышала?

– А что случилось?

– Димка заезжал. У него все в жизни кувырком. Я хочу посоветоваться с тобой.

От Лидии пахло коньяком. Это было так же странно, как если бы от моей матери вдруг завоняло мазутом.

– Валяй.

– Понимаешь… как бы это сказать… ну, словом, Дима мне не сын. – У Лидии заплетался язык. – Это семейная тайна. Не вижу, почему я должна хранить ее после смерти главного действующего лица.

Я открыла рот.

– А чей же он в таком случае сын?

Наступило молчание. Царивший в комнате полумрак казался мне тяжелым, как свинец.

– Миши Орлова. И моей… Боже, это невозможно произнести вслух!

– Напиши на бумаге. Или оставь, как было. Я не собираюсь тянуть тебя за язык.

– Она перевернется в гробу, когда узнает, что это больше не тайна. Она…

– Я все поняла, успокойся. Ловко же вы дурачили нас всех почти три десятка лет. Зачем, спрашивается?

– Позор-то какой, позор! – причитала Лидия.

– Родить ребенка от любимого человека?

– Она изменяла отцу. Она так и не созналась ему в этом. Он думал, Дима его сын.

– Какого же хрена вы тогда устроили эту комедию с твоим материнством? – недоумевала я. – Что, она не имела права родить ребенка от собственного мужа?

– Но ведь ей уже было сорок семь. В таком возрасте женщины не спят со своими мужьями. Это всем известно. К тому же отец был калекой. Ты ведь помнишь, он ходил с палкой и был ниже бабушки ростом.

– А разве для тебя не было позором, как говорится, принести в подоле? Уверяю, о тебе судачили на каждом углу.

– Мне так или иначе не судьба замуж выйти. За мной ухаживали приличные люди – учитель истории, врач-гинеколог, сын архитектора Збруева. Но я с шестнадцати лет знала, что никогда не выйду замуж.

Я была еще больше заинтригована, но старалась не подать виду. Я боялась каким-нибудь неосторожным словом спугнуть Лидию, прервать ее откровения.

– Это у меня по отцовской линии, – продолжала Лидия. – Тетя Эмма, его старшая сестра, тоже осталась в старых девах. Догадываюсь, все по тем же причинам.