Текст книги "Там, где трава зеленее"

Автор книги: Наталия Терентьева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 26 страниц)

Свет моих очей вызвал милицию либо посоветовал Грише ее вызвать. Не, сам же Гриша сподобился на такое… Только гораздо позже я вспомнила, что сын у Гриши служит где-то здесь в местном отделении. Может, это он и был? С товарищем. Но мне от этого было не легче. Есть большая разница между телевизионной милицией и настоящей. В телевизоре районных участковых играют выпускники московских и питерских театральных вузов, и никуда никогда им не деться от печати цивилизации на лицах. Все эти мальчики из-под палки, но читали Овидия, Брехта, Шекспира – и вслух, и про себя. Сейчас же на меня смотрели две морды – полупьяные, наглые, тупые.

– Тебе, блин, сказано – руки за голову! – Один стал расстегивать кобуру. Что у него там в кобуре, у полупьяного и тупого, я не знала, но наверняка что-то, из чего он может прострелить мне руку, ногу. Мою глупую голову…

– Оружие на пол не бросать? – попыталась пошутить я. – Ребята, да вы что, в самом деле!.. Я же хозяйка дома!

– Какая ты, мать твою, хозяйка, – неожиданно вмешался носатый худенький Гриша. – Уводите, уводите ее, воровка она – вон, набрала…

– Гриша, да вы что, с ума сошли? Какая я воровка… да посмотрите, что у меня в сумках – мои вещи и дочкины, беру в Москву, чтобы постирать…

На лице у одного возникла тень сомнения. Я увидела это и постаралась убедить его. Я сделала шаг в сторону, к сумке.

– Стоять! – заорал первый и опять потянулся к своей дурацкой кобуре. – К стене, сказано!..

Я повернулась к стене. Мне было видно, как второй, который засомневался, подошел к моим сумкам и ногой пошуровал в них. Из одной вывалилась компьютерная мышь, моя собственная, от моего собственного ноутбука.

– Ну, ясно, – сказал он. – Ладно, давай пошли. – Это он слегка пнул меня в спину.

Я повернулась к нему.

– Куда?

– В отделение! «Куда»! Туда!..

У меня стало горячо в голове и снова затошнило. Варька…

– Я не могу… У меня дочка заболела… У нее температура…

Милиционеры заржали.

– Ой-ё, ну ты, блин, еще чего-нибудь нам скажи… давай двигай…

– Да у меня такси во дворе стоит…

– Видели мы, как мужик какой-то линял… Это с тобой был?

Я не понимала, валяли они дурака, лениво и нагло – за деньги, им обещанные, или действительно думали, что я воровка. Я не знала, как мне с ними себя вести. Сейчас, если меня запрут до утра – пока придет какой-нибудь местный следователь, – что я буду делать? Варьку отвезут с температурой сорок в больницу…

– Послушайте… я журналистка, я в ТАССе работаю… Хотите, позвоните…

– Ага, а я – Леонид Якубович! – это сказал тот, второй, который сомневался.

– Возьмите мой телефон, в сумке, пожалуйста, позвоните… я скажу вам свой адрес, телефон, московский…

– Да на хрена нам твой телефон… Разве что в гости пригласишь, – он переглянулся со вторым, – а, Федотыч?

Бред происходящего был очевиден. Меня уже заталкивали в милицейский «газик». Сумка моя осталась на даче. В сумке – деньги, ключи от квартиры, мобильный телефон.

– Возьмите мою сумку, пожалуйста. Там ключи, телефон.

– Паспорт, да?

– Паспорта нет. Но… Я вам заплачу.

– Ишь ты!..

Неожиданно я услышала в голосе «да».

– Пожалуйста, вернитесь, она лежит на кухне. Кажется…

Милиционеры переглянулись. Отошли. О чем-то поспорили. Сколько, интересно, предложил им Виноградов? То есть Гриша от Виноградова… Скорей всего, он вообще ничего не предлагал. Просто Гриша позвонил сыну, и тот попросил своих дружбанов меня попугать, чтобы неповадно было.

– Послушайте, я ведь правда жена хозяина, просто мы поссорились, я вещи свои решила забрать, у него любовница, а… у меня дочка… ну вот ее качели… дочку зовут Варя… она заболела… меня зовут Лена Воскобойникова… я журналистка… вы посмотрите все вещи… там Варины майки и мои… а мышка от компьютера тоже моя… я могу ее оставить… – Я говорила все подряд, быстро, надеясь, что хоть что-то попадет в цель.

– Слушай, не трынди. Вылезай обратно, иди за своей сумкой, – неожиданно сказал первый, который все хватался за кобуру.

Я быстро пошла к дому и остановилась.

– Но… у меня нет ключей.

– Как же ты в дом попала, «хозяйка»?

– У меня… муж… ключи отобрал. Гриша мне открыл. Мы же поссорились с мужем.

Они опять переглянулись. Второй, «хороший», отправился за Гришей. Гриша пришел, не глядя на меня, открыл дверь. Мне казалось, что ему очень стыдно. Я сходила за сумкой, достала на кухне все деньги, какие там были – не густо – две тысячи рублей, те самые, что я должна была заплатить шоферу, и еще пятьсот рублей и двадцать долларов. Но мне же надо еще добраться до Москвы. До электрички здесь пешком минут двадцать всего, но ходят эти звенигородские электрички раз в час, тем более вечером…

Я подошла к милиционерам.

– Вот, спасибо за… доверие… – Я протянула им по тысяче.

Этого точно было мало за доверие, я сразу это поняла и протянула еще двадцать долларов. Я бы дала и Грише, за его жалкую душу лакея, но мне надо было оставить деньги на обратную дорогу.

– Я возьму вещи, свои вещи?

Милиционеры посмотрели друг на друга, на меня и оба отвернулись.

– Пойдемте со мной, если хотите… Только там, у нас, и брать-то нечего. Телевизор и газонокосилку, и та в сарае стоит. А! Есть кое-что! – Хорошо, что я вспомнила.

Когда я вышла с сумками, навешанными на одну руку, обнимая другой четыре бутылки прекрасной водки и бутылку невероятно дорогого коньяка, который Виноградову подарили на Новый год, милиционеры разулыбались. Ну вот и хорошо. Они попытались со мной проститься, но тут уж я их попросила довезти меня хотя бы до Звенигородского шоссе, где я могла бы поймать машину.

– А чё, Санек, смотаемся до Новой Риги? – это предложил тот, что мне чуть было не поверил с самого начала.

– Ну давай, – ответил тезка Виноградова, пытаясь аккуратно пристроить запотевшие бутылки водки под сиденьем.

Я вытащила их из морозильника, где они хранились вместе с маленькими стаканчиками. Водка должна быть ледяная, к ним – замороженные стопочки, а сердце подавальщицы, жаждущей необыкновенного секса, – горячее… Руки же – свободные, без обручальных колец, и пустынная голова, чтобы Виноградов мог вдувать туда любую милую ему на сегодня мысль. И выдувать, как только она ему становилась неактуальна, эта мысль в моей голове.

– Лена! – это звонил тезка милиционера Санька, Виноградов Саша. – Варька заболела. Ты знаешь? Почему ты не с ней?

Я привыкла к его поворотам на 180 градусов, на 360, но, видимо, для того дня мне было многовато. Я не смогла даже сначала что-то ему ответить.

– Я спросил тебя, почему ты не с Варей, у которой температура сорок?! Мне звонила Неля.

– Но я же в милиции, как ты и просил. – Я покосилась на милиционеров, которые везли меня сейчас до Ново-Рижской трассы. Но они, похоже, перестали мной интересоваться.

– Ваньку не валяй! Я с Гришей только что разговаривал. Ты вещи забрала напрасно. Ну, я увлекся. И что?

– Да, понятно.

Ему, видимо, показалось, что мне это на самом деле понятно.

– Нам всем нужно просто глотнуть свежего воздуха. Понимаешь, Ленка…

– Нам всем – это тебе?

– Да, мне. Зачем ты забиваешь гвозди? Может, все это закончится через пятнадцать минут, а может, послезавтра.

– Мне ждать до послезавтра?

– Тебе просто – ждать. И не делать резких движений. Тебе сказано было: «Замри!» А ты – что?

– Сколько ждать, Саша?

– Не знаю. Месяц, два. Три…

– А чего ждать? Свадьбы вашей? Чтобы ты пригласил меня повару минет сделать?

– Слушай, Воскобойникова, а что, по-человечески нельзя расстаться? Без грязи?

Я не знала, смеяться мне или плакать, это Саша говорит – мне! У меня вырвался нервный смешок.

Виноградов коротко и грязно выругался и отключился. А мне – уже второй раз за сегодняшний день – вдруг нечем стало дышать. Я хватала воздух, вонючий и перегретый, и судорожно искала в сумочке нашатырь. Через минуту перед глазами поплыли черно-зеленые круги и сильно зазвенело в ушах, я понюхала нашатырь, натерла им виски, и через минуту мне стало легче. Я набрала номер Нели:

– Нель, Виноградову больше не звони, с ним не разговаривай, я буду через час. Как Варя?

– Лучше, ой, слава богу, получше, приезжала «скорая». Говорят, такой сейчас грипп – ничего нет, только высокая температура. Они сделали укол, температура стала снижаться, ее вырвало – ничем, просто слюной, и она уснула.

– Хорошо. Спасибо, Нелечка, я еду. Спасибо тебе.

Милиционеры довезли меня до МКАД, терпеливо подождали, пока я вытряхну все свои вещи, и уехали.

Минут пятнадцать не останавливался вообще никто. И понятно – ночь, стоит женщина с вещами. Что там у нее в вещах? Или кто?.. Потом притормозил какой-то парень, взглянул на меня, видимо, я ему не понравилась, а должна была понравиться, и, ни слова не говоря, он газанул.

А потом остановилась совершенно роскошная иномарка. Обычно, когда я вижу такого класса машину, то даже опускаю руку. Но тут я стояла и голосовала – я могла бы поехать и на грузовике, и на телеге, и в багажнике «Запорожца». Но остановился новый «БМВ». Даже в темноте было понятно – машина белоснежная. За рулем сидела женщина. Надо же, не испугалась останавливаться на трассе ночью.

– Куда вам? – Она улыбнулась.

– На Речной вокзал. Это мои вещи…

– Да, понятно. Садитесь. Сейчас я открою багажник.

Она даже вышла, помогла мне затолкать пакеты и сумки в пустой багажник.

– У вас что-то случилось?

– Нет. То есть – да. То есть…

Она улыбнулась:

– Понятно. Развод по-итальянски?

– Скорей по-новорусски. При разводе получаешь в морду, судорожно запихиваешь трусы в пакеты и оказываешься ночью на трассе.

– Это все ваши трусы? Там, в сумках?

– Еще моей дочери.

– А сколько ей?

– Семь.

– А у меня нет детей. И вряд ли уже будут… Вы плачете? Хотите, пересядьте вперед?

Я вытерла дурацкие слезы, которые вдруг ни с того ни с сего покатились у меня по лицу, наверно, спало невероятное напряжение, в котором я находилась весь вечер. Ну и опять же про трусы подумала, которыми развлекала Виноградова. Стыдно, глупо, жалко.

– Да, спасибо, пересяду, меня сзади в хороших машинах укачивает.

– Не переживайте, мужчины этого не стоят.

Я первый раз внимательно взглянула на нее. Ей было лет… непонятно. Может быть, сорок пять, может, пятьдесят три, а может, и тридцать пять… Очень ухоженная, очень красивая женщина. Но никуда не денешь прожитые годы. Натуральная блондинка, это видно. Но сейчас, скорей всего, уже красится, чтобы скрыть седые волосы. Слишком гладкие веки – наверняка не без помощи хирургии. Прямая спина, привычка тянуть и без того длинную шею вверх, длинные стройные ноги… Надо же, нет детей. А муж? Я взглянула на правую руку. Она заметила мой взгляд.

– Последний раз я была замужем одиннадцать лет назад. Оказался таким придурком, что с тех пор я… – Она посмотрела на меня, улыбнулась и не стала продолжать мысль. – Чего он только не делал, чтобы сохранить свою драгоценную потенцию! Натирал на ночь чесночной мазью, делал контрастные ванночки, по утрам в воскресенье обкладывал прошпаренным капустным листом и так лежал. Мыл всю требуху только японским мылом с натуральным шелком. И при этом у него по разным городам голодали дети – неприятный результат приятных занятий. Я как вспомню запах, который ничем нельзя было вытравить из моей спальни!

– Да… – Я не знала, что сказать.

– Меня зовут Ольга. – Она опять улыбнулась, и я вдруг подумала – точно, ей еще нет сорока… Просто что-то в ней было такое…

– Меня – Лена. Я журналистка… – Мне хотелось как-то свернуть разговор с моих трусов в пакетах и «требухи», как она выразилась, ее бывшего мужа.

Ольга, однако, продолжала неторопливо и спокойно рассказывать мне о своей жизни, скорей всего желая меня отвлечь от грустных мыслей, которые скрыть было невозможно.

– А у меня было три мужа. Я очень рано начала выходить замуж. Как-то получилось, что за всех своих мужчин я выходила замуж. И просто до смешного неудачно. Ну а уж когда этот попался… он если джинсы обтягивающие надевал, то минут пятнадцать у зеркала яйца ровно укладывал. Так – неудобно, а так – некрасиво… Пока не разложит, из дому не выйдет… Момент… – Она ловко вывернулась из-под колес бесконечного трейлера и негромко выругалась. – Секунда – и мы бы не в лепешку, конечно, не «Жигули», как-никак, но в канаве лежали бы точно. Извини.

– Ничего, хорошо, что все в порядке, – с трудом проговорила я, стараясь дышать ровно.

– Вот мужчины часто ругаются, – Ольга перевела дух и продолжила, – видя женщину за рулем. «Не там повернула… никого не видит вокруг… не так объехала…» Но они же не понимают, какие важные разговоры у нас происходят в машине, правда? – Она засмеялась.

Я тоже с облегчением улыбнулась и услышала звонок мобильного.

– Как температура? – Голос Виноградова был другой, чем полчаса назад.

Я слышала характерные звуки ресторана и уже знакомый мне повизгивающий заливистый хохоток.

– Не знаю.

– Почему ты не знаешь?

Сколько же собак предполагалось убить одним звонком!.. Показать мне – кто хозяин, выслужиться перед Богом, с которым у Виноградова именно такие отношения: «Вот, боженька, видишь, какой я молодец, ну не наказывай меня за вчерашнее поганство, акей?» И еще, может быть, и главное сейчас – котенок со сладкими ножками должен тоже знать свое место – у Виноградова есть ребенок, дочь. Это мощное прикрытие от посягательств на его свободу. «Да ты что! Я же с ребенком должен… Я же ребенка ращу!..»

– Саш, хватит лицемерить.

– Что ты сказала?

– А то и сказала. Хватит лицемерить. Могу перевести на русский мат, если ты не понял. Ты что, приедешь сейчас и будешь сидеть с ней всю ночь?

– У нее есть мать.

– А у тебя – на все ответ.

– Достала!..

К счастью, он бросил трубку.

– Проблемы? Муж? Уже пожалел, что отпустил вас с вещами?

– Да нет… и не муж, и не пожалел… Скорей бы прошло время.

– Больно?

– Да.

– А пройдет время – и вы снова станете его ждать и наряжаться к его приходу?

Я представила себя, наряжающуюся к приходу Виноградова – короткая юбка, тонкие колготки, высокие каблучки, подтягивающие маски на ночь, которые как-то незаметно вытеснили «очищающие и увлажняющие», лучшие духи, судорожное перекалывание развалившейся прически… Крик на Варьку: «Быстрее, и не вздумай опять говорить ему гадости, как в прошлый раз…» Я попробовала улыбнуться:

– Вряд ли.

– Не муж… У вас общий ребенок?

Я кивнула.

– Мучает… Расстаетесь, встречаетесь… это может долго протянуться…

– Четырнадцать лет… Мы сейчас расстались.

– Расставайся, Лена, правда, расставайся. Хочешь, на «ты»?

– Я вообще-то не умею так быстро. Ну, давайте, давай…

– Я знаю таких мужчин. Женщина, к которой он пришел сегодня, – это та женщина, от которой он уйдет завтра. В борьбе за такого победителей нет.

– А последняя лавочка с путевкой в вечность? Ведь с кем-то когда-то он сядет на эту лавочку, возьмется за ручку…

– Тебе охота об этом сейчас думать? Да и не доживет он до этой лавочки, вот помяни мое слово. Либо будет такой развалиной, что сидеть с ним там никто не захочет, шланги придерживать, памперсы менять…

– Он много пьет, но очень следит за своим здоровьем.

– Это как?

– Пьет кучи витаминов, соки, кушает фрукты, ходит на фитнес… в сауну…

Ольга хмыкнула:

– Понятно. И что, помогает?

– Ну да… Он вообще очень здоровый. Из болезней у него только храп…

Ольга засмеялась:

– Очень романтичный любовник.

– И расстройство желудка…

– От обжорства, что ли?

Я кивнула, злясь на себя за то, что первой встречной выдаю интимные секреты Виноградова, и еще больше злясь от этого. Ну сколько можно – беречь, щадить, трепетать…

– Понятно… Значит, ни в чем себе не отказывает, но пытается всеми силами противостоять тому, что съел, выпил и поимел. Да?

– Да. И хорошо себя чувствует. В отличие от меня…

Не знаю, почему я это сказала. Наверно, потому, что мне опять стало горячо в голове и душно.

– Тебе плохо? – Голос Ольги звучал словно издалека.

– У меня в сумке нашатырь…

Она съехала на обочину, открыла окна.

– Да мне самой от этого фильтрованного неживого воздуха часто дурно становится… А ты… не беременная?

– Нет. Точно. Очень хотела, но не получилось.

– Хорошо, не расстраивайся, значит, это от нервов. – Ольга поднесла мне к лицу ватку, смоченную в нашатыре, и слегка потерла виски. – Лучше?

Сожженную от бесконечного прикладывания ваток с нашатырем кожу на висках тут же запекло.

– Да… Спасибо… Мне неудобно – села в машину…

– Ладно-ладно! – Она потихоньку тронулась. – Поедем, да?

– Конечно, конечно. У меня дочка болеет, надо быстрее… а я тут… К врачу нужно пойти, только я не знаю к какому…

– А что вообще у тебя болит?

– Да вот так становится плохо, как сейчас. А то вдруг тошно, дурно…

– Может, тебе к психиатру пойти?

– Тогда уж лучше к невропатологу…

– И давно у тебя это?

– Ну, где-то… месяц, может, меньше… Как раз все эти неприятности начались… личные…

– Ясно… Может быть, у тебя такая физиологическая зависимость от него? Вы ведь наверняка не спите этот месяц? И тебе от этого плохо?

Я взглянула на нее, думая, что она шутит, но Ольга тоже посмотрела на меня, и очень серьезно.

– А так бывает? Нет, не думаю, мы, бывало, по полгода не встречались… у нас же такой был брак… гостевой… то мы к нему в гости, то он к нам, а то – никто ни к кому…

– Ну ладно. Знаешь, у меня есть подруга… бывшая. – Ольга сощурилась. – Она очень хороший врач, невропатолог. Много лет работала в Первой градской… Сейчас она работает в итальянском медицинском центре, там очень дорогие услуги… но если ты ей позвонишь домой, скажешь, что хочешь просто проконсультироваться… Она может принять тебя и дома. Только не говори, что это я телефон дала.

– А кто?

– Да она и спрашивать особенно не будет. Раз звонишь – значит, кто-то из друзей посоветовал. Она, может, тебя и на обследование куда-нибудь организует, тоже к знакомым. Иначе – ходить не стоит. Так хоть внимательно выслушают. А деньги те же.

– Спасибо, Ольга.

– Пожалуйста, Лена. – Она улыбнулась и кивнула. – Так, ну мы подъезжаем… Куда здесь?

– К той новой башне. У меня дочка у подруги сейчас.

– А у дочки температура?

– Да.

– Ты останешься у подруги?

– Нет, конечно. Домой поедем.

– Хорошо, я отвезу вас.

– Ольга, нет, и так мне неловко.

– Выходи, я жду.

Не знаю, почему я подчинилась ее почти приказному тону. В этом было что-то странное, но мне хотелось надеяться, что все это – просто промысел Божий – встреча с такой вот Ольгой ночью на Ново-Рижской трассе. Скорей всего, я нашла себе новую подругу, пронеслась у меня мысль.

Когда Ольга высаживала нас с Варей у моего дома, она дала мне визитку:

– Свой телефон оставишь?

– Конечно. – Я порылась в сумке, там у меня обычно валялись визитки. Я нашла одну и протянула ей. – Только рабочий телефон зачеркни, а так – все правильно.

– А рабочий – что?

– А я… уволилась… неделю назад.

– Понятно. С вещами справишься?

– Конечно, спасибо тебе за все. Созвонимся!

Я постаралась ухватить все сумки одной рукой, другой крепко держала Варю, еле стоящую на ногах. Ольга выключила зажигание.

– Погоди-ка, давай сюда половину.

Дома я сразу уложила Варю на диван и стала раздевать. Она послушно протягивала мне поочередно ноги, пока я стягивала с нее брючки и колготки, смотрела на меня и молча вздыхала.

– Ну и что ты сопишь?

– Какая тетя… неприятная…

– Почему, Варюша? Она мне совершенно бесплатно помогла. Я же ее в первый раз в жизни вижу.

– А я не в первый!..

– Варюша, это как же?

Варька вздохнула.

– Да это я из вредности говорю. Просто она мне не понравилась.

– И чем же?

– Она… другое думала, когда говорила с тобой в машине.

– Ну а что, другое-то?

– Я не поняла… Просто она…

Что-то такое Варя пыталась сформулировать, но не смогла.

Когда она уснула, я посмотрела на часы. Полдвенадцатого. Врачу звонить, конечно, поздно. И тут раздался звонок.

– Лена? Это Ольга. Ты как себя чувствуешь?

– Ольга? Да, спасибо… Лучше… Я уже забыла…

– Ты позвони завтра моей бывшей подруге, хорошо?

– Конечно.

– А дочка как?

– Спит.

– Ну и ты ложись. Спокойной ночи. Не плачь больше о своем… Как его звали-то, храпуна?

Я засмеялась:

– Александр Виноградов.

– Ну вот и не плачь о нем. Будут у тебя еще и Виноградовы и не-Виноградовы…

Я посмотрела потом визитку: «Ольга Соколовская, сеть косметических салонов Арт-Вижн. Генеральный директор». Да, что-то в этом роде я и предполагала. Очень приятно познакомиться. Елена Воскобойникова. Бывшая сотрудница ТАССа. Бывшая гражданско-гостевая жена Александра Виноградова.

Глава 7

Через пару дней у Вари температура прошла без следа. Эти пару дней я просидела около нее, давая ей по ложечке пить. Я не могла понять, что с ней такое было, подумала – наверно, побороли грипп. Хотя, если верить моей маме, – у меня в детстве могла взметнуться температура от перевозбуждения и от сильного расстройства. У Вари это бывало несколько раз, когда я ее очень сильно ругала и шпыняла, а однажды даже оттаскала за уши и волосы. Было не очень больно – я соображала, что делаю, но очень обидно. И после этого у нее тоже была температура. Врачи теперь всегда говорят – «грипп», и делай – не делай прививки – бесполезно. Сейчас в Европе живет сто тридцать два различных штамма гриппа – можешь болеть весь год без перерыва.

Но в этот раз я ее не ругала и не шпыняла. Вот разве что она вместе со мной плакала… Неужели от этого может у ребенка подняться температура? Вот сказать Виноградову, просто так, для общего образования, так он ни за что не поверит, еще и упрекнет, что я использую Варю для укатки его в асфальт так надоевших ему отношений…

Пытаться выяснять, что было с ребенком, когда он уже выздоровел, – почти бесполезно. Варя казалась вполне здоровой. А вот я… Редкий случай, когда я решила начать с себя. Мне было все хуже и хуже.

С некоторым сомнением я позвонила подруге Ольги, бывшей, как она все подчеркивала. Бывшая подруга Наталья Леонидовна поговорила со мной очень хорошо и пригласила меня не домой, а в итальянский медицинский центр. Мне было ужасно неудобно, но пришлось-таки спросить, сколько стоит ее консультация в центре.

– Разберемся, – ответила Наталья Леонидовна дружелюбно.

На всякий случай я взяла с собой сто долларов, очень надеясь хотя бы половину принести обратно. Если не придется делать томографию, кардиограмму…

Идти мне было очень страшно. Самое лучшее, что у меня могли обнаружить, – это вялотекущую депрессию или ранний климакс. Меня больше всего страшили внезапно начинающиеся головные боли и приступы дурноты. Это могло говорить о чем угодно. Может, у меня что-то с внутричерепным давлением, а может, и что-то страшное… Но я должна, я обязана дорастить Варьку хотя бы до института, значит, лет десять я должна еще жить – в любом состоянии! Но лучше – в здоровом. Я же должна не лежать рядом с ней, а растить ее…

По дороге в медицинский центр мне, как нарочно, встречались тяжелобольные люди – с забинтованным глазом, в инвалидной коляске…

– Руки-ноги целы, кусаешь своими зубами, смотришь двумя глазами – так что тебе еще надо? – грозно вопрошала меня покойная бабушка, мамина мама.

Мне всегда казалось, что этого для счастья мало. Но в. тот день, пока я ехала на консультацию, я мысленно пообещала: «Господи, если у меня что-то не очень страшное, я больше из-за Виноградова плакать и стенать не буду! А если страшное – то какой уж тут Виноградов…»

Наталья Леонидовна оказалась удивительно похожа на Ольгу – тоже стройная, высокая, с прекрасной осанкой, уверенным взглядом. Они обе походили на бывших балерин. Или на роскошных, благополучно завершивших свою карьеру проституток… Что-то такое во взгляде… Другое…

Мы поговорили про мои головные боли, про нерегулярность интимной жизни, про мои нервные срывы и чрезмерную привязанность ко мне дочки Вари. Наталья Леонидовна, как положено, постучала меня по коленке и попросила последить за ее инструментом – направо, налево и по кругу.

– Спите без снотворных?

– Без. Могу проснуться под утро, если есть мысли, которые будят…

– Лучше, когда будит кто-то любящий… – Наталья Леонидовна посмотрела мне в глаза. – Приступы тоски? Страха? Ощущение, что вы никому не нужны, что жизнь бесполезна? Знакомо?

– Да нет… у меня же Варя. Я ей пока очень нужна.

– Конечно. А когда, как вы говорите, вы срываетесь, это в чем выражается? Вы ругаетесь, деретесь? Хватаетесь за нож?

– Да что вы… Ну, ругаюсь, да. Дочку ругаю. У меня есть несколько плохих слов. Лексикон за годы почти не расширяется, но и без них не удается…

– Сильно бьете ее?

– Нет… Конечно нет… Я могу раз в год напасть на нее, потом сама переживаю…

Я подумала, как полезно каждому родителю хотя бы иногда отвечать на такие вопросы. А вот хотя бы раз в год. Напал на ребенка – пожалуйста, иди и расскажи об этом, например, врачу или участковому милиционеру. А лучше – собственной маме – честно и в подробностях. Не труся, что она нападет на тебя в ответ…

– Следы побоев остаются?

– Да ну какие побои… следы…

Она молча смотрела на меня и ждала ответа.

– Нет, не остаются.

– А вы потом очень переживаете, да? И как правило, эти срывы бывают, когда у вас нелады с вашим другом, правильно?

– Правильно. Но при чем тут дурнота? Нелады у меня с ним много лет. Мы то расстаемся, то опять… Вернее, он со мной то расстается, то возвращается…

– Ну а вы? Зачем принимаете?

– Любовь. Наверное… Больше не приму…

– Нет? – Наталья Леонидовна опять посмотрела мне в глаза взглядом врача. Причем вовсе не невропатолога, а самого настоящего психиатра, привыкшего к разного рода скрытым шизофреникам и маньякам. – Сколько лет Ромео-то?

– Сорок пять. Он… испортился… изнутри… но это не имеет отношения…

– А может, имеет? Может быть, вы из-за него так переживаете?

– Не знаю, не думаю… мне кажется… мне не хочется в это верить, но я боюсь, у меня что-то… с кровообращением…

– Ох, как я люблю диагнозы своих пациентов! – Наталья Леонидовна рассмеялась и крепко сжала мое плечо. Ее рука была сильная, даже сильнее, чем я могла предположить. Она некоторое время не отпускала меня. – Расслабиться не можешь, смотри, как стальная вся… Так… – Она отошла от меня и опять села напротив. – Давление обычно низкое?

– Низкое.

Вот откуда в кабинете этот сильный, свежий запах жимолости. Это ее духи. Запах остался около меня и отвлекал от ее слов. Простой, прозрачный, откровенный аромат белого цветка.

– Хорошо… – Она стала искать что-то по компьютеру. – Смо-отрим… Давай мы сделаем тебе компьютерный анализ твоей хорошенькой головки, чтобы ты убедилась… что у тебя… все в порядке…

Тут уже рассмеялась я:

– Это у меня хорошенькая головка?

– А ты что, думаешь, оттого, что какой-то старый, мерзкий козел… ничего, что я так о нем?…старый, похотливый козел перестал тебя на время… – Наталья Леонидовна сосредоточенно щелкала мышью, – посещать… у тебя стала менее симпатичной мордашка… и все остальное? Ты – такая же… хорошенькая, несчастная, привязанная одним местом… и… так вот, нашла… и дочкой, и еще… чем?

– Дачей, тюльпанами, машинами и обещанной совместной жизнью в элитной новостройке! – отрапортовала я.

Я очень люблю врачей, мужчин больше, но женщин тоже. Тем более, что Наталья Леонидовна скорее напоминала мне красивого породистого юношу, чем такую же женщину, как я. Я уверена, что в сумочке у нее никогда не валяются колпачки от помад вперемешку с трубочками тампаксов и леденцами от укачивания. И когда это она перешла со мной на «ты»?

– Так, вот смотри. Послезавтра можешь, или лучше, чтобы я сама тебе сделала… тогда восемнадцатого. Сможешь? В одиннадцать.

– Да, смогу. Конечно. Я запишу… – Я полезла в сумочку, у меня по старой журналистской привычке всегда валялся блокнот, куда я записывала встречи, поездки, телефоны, темы.

Я стала листать блокнот – да, давно я уже ничего не записывала. Что-то остановило мой взгляд, но я не успела сосредоточиться – заиграл мой телефон, звонила Варя, сидевшая одна дома.

– Мам, я спущусь на четвертый этаж к Ксюше, можно?

– Ой, дочка, наверно, не надо… а что вы хотите делать?

– Фильм смотреть…

– Какой?

– Продолжение «Русалочки»…

– Дочка… ну какое же может быть продолжение у «Русалочки», если она превратилась в морскую пену… от несчастной любви, а? Ну сама подумай…

– Мам, там в главной роли – Барби…

На этот убийственный аргумент я ничего не могла сказать своей любимой дочке. Теперь я точно знала, какое это продолжение. Я повздыхала и разрешила, слабо надеясь, что ей станет скучно.

Наталья Леонидовна смотрела на меня с непонятным мне удовольствием.

Когда я выключила телефон, она улыбнулась:

– Как это хорошо… – но что было хорошего в моих словах или еще в чем-то, она не сказала.

– Сколько я вам должна? – Я очень надеялась, что мне хватит денег. Я провела у нее в кабинете не меньше сорока минут.

– Сколько, сколько… – Она посмотрела в окно.

Окна центра выходили на старый Арбат. Прямо напротив ее кабинета на старом особняке висел плакат с голым мускулистым торсом мулата. Поперек его блестящего живота шли рваные, как будто кровоточащие буквы «рано…». Я подумала – надо не забыть посмотреть, когда я выйду на улицу, что же ему рано, этому мулату.

Я держала в руках кошелек, а Наталья Леонидовна несколько секунд с улыбкой смотрела на меня и молчала. Потом махнула рукой:

– Да ни сколько! Я же не записывала вас!

– Но…

– Пойдем… провожу…

По дороге домой я достала блокнот, записала, что мулату было рано забирать вклад из «Омега-банка». И опять. Пролистывая страницы, я зацепилась за что-то взглядом…

Я убрала блокнот обратно в сумку. Проехала пару остановок в метро, и мне стало горячо в затылке. Я быстро достала блокнот…

Так. Где же это… Да, вот. «1-й»… Так я обычно хотя бы на одном календарике обозначаю первый день лунного цикла. Уже много лет. Сначала старалась не забеременеть, потом старалась забеременеть Варькой – «очень удачно посчитала!», как в минуты ярости выкрикивает до сих пор Виноградов. Выкрикивал… надо привыкать к прошедшему времени. Потом снова старалась не забеременеть, уже после Варьки. А потом – снова забеременеть. И все считала опасные и безопасные дни, по-иному – благоприятные и неблагоприятные для зачатия моих детей.

«1-й» день был шестого января. Да, мы как раз поссорились. Он ни с того ни с сего страшно заорал на меня в ответ на какой-то самый простой вопрос. И потом терпеливо ждал, пока я собираюсь, заранее приготовив «алименты» – деньги на январь. И я уехала с дачи.

Все правильно. Все было вовремя. Или даже чуть раньше. Я просто зафиксировала – вот, опять не получилось. Да, но после этого ничего не было. Точнее, было, но… ну, одним словом – не было, не было. И все время горячо в голове. Ну точно – ранний климакс. В тридцать восемь лет. Ну и ладно. Вот поэтому в голове горячо – это приливы! Ну и пусть. Подумаешь, это ведь приятнее, чем опухоль в голове – а именно такое грезится мне в ночных кошмарах… А что, мало женщин сгорело за два-три года (а то и месяца), доведенных любимыми до абсурда мужьями. Так что уж пусть лучше климакс. Лишь бы только усы не стали расти…