Текст книги "Там, где трава зеленее"
Автор книги: Наталия Терентьева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 26 страниц)
Сейчас я подавила невольное раздражение, услышав голос не слишком симпатичного мне человека. Я помнила, что, начав писать «по автозаказу», удивлялась, что такой необаятельный человек может оказаться действительно великолепным адвокатом, не проигравшим практически ни одного дела за пятнадцать лет практики.
– Игорь, может, это и не по вашей части… – Я вкратце, опуская эмоции, пересказала ему свою ситуацию.
– Да, это совершенно не по моей части. Но я, пожалуй… гм… да, пожалуй, мог бы взяться, просто из уважения к вам и из большой симпатии. Я проконсультируюсь с коллегами. Только вы мне поподробнее и поточнее ответьте на пару вопросов. Самое главное – а как он оказался прописанным в вашей квартире?
– По глупости. Это был фиктивный брак. Мы вместе учились на журфаке, только он не доучился, его выгнали на третьем курсе.
– Так его должны были забрать в армию? Скосил?
– Да, очень удачно симулировал шизофрению. Потом его, кажется, сняли с учета, через несколько лет.
– Да-а… это не очень хорошо… и то, что был диагноз, и что теперь сняли… невнятно… Так. Ладно. И – что? Фиктивный брак?..
– Да, мы даже толком не дружили. У меня оказалась эта квартира… Там все было так сложно и так глупо… Вы помните, в начале девяностых, когда квартиры еще только-только начали продавать, никому в голову не приходило, что можно иметь квартиру, без прописки, а то и две, и три – как сейчас?
– Да, очень хорошо помню. Сам купил тогда в девяносто первом году квартиру в Мытищах и не мог открыть финансово-лицевой счет, потому что прописываться не хотел. В мою квартиру даже пытались кого-то селить вместо меня.
– Ну надо же, все очень похоже. Только я ее не купила, мне ее за символическую плату оставила одна наша родственница, уехавшая в Америку, моя двоюродная тетка. Мы не знали, как это оформлять – я была прописана в большой родительской квартире, и мама не хотела, чтобы я теряла на нее права. А других прав, кроме прописки, никто тогда не знал. Да их, собственно, раньше и не было.
– А мама почему не хотела, чтобы вы выписывались?
– Чтобы людей побольше прописано было. У одной ее подруги тоже умер муж, литератор, и начались проблемы с четырехкомнатной квартирой – ей предложили переехать в маленькую. Ну времена же такие были… Излишки площади. Старые законы – ненормальные были, новые – непонятные.
– А мамина квартира – конечно, государственная, не кооперативная? – уточнил Игорь.
– Ну да. Это теперь мама ее приватизировала. И комнат – пять. На Маяковке.
– Ясно.
– И тут подвернулся Гарик. Может, он как-то и услышал о моей личной квартире – я делилась с подружками, что смогу теперь жить одна, только не очень хочется. Он даже пытался вроде как за мной ухаживать. Но он мне не нравился, мне вообще никто не нравился тогда. Я была страшно увлечена учебой, такие события происходили в стране… И вот, когда у него не вышло с ухаживанием, Гарик стал предлагать мне деньги за фиктивный брак с пропиской.
Тетка моя вот-вот должна была уехать, а с квартирой мы так ничего и не решили. Как ее оформлять, на кого. Пошли мы с моим отчимом в юридическую консультацию. И там обратились к самому опытному и пожилому адвокату. В этом была наша ошибка. У него был громадный опыт советских тяжб и полное незнание современной жизни – он за ней не успевал. И посоветовал нам следующее. Чтобы сохранить мою прописку у родителей и приобрести эту новую квартиру, надо найти какого-нибудь верного человека, нуждающегося в прописке. Пусть тетка сделает на него дарственную, он в квартире пропишется, а потом подарит ее мне. Квартира будет не «пустая», никакое правление кооператива ее у меня не отберет, никого туда не поселят, а верный человек этот, получив московскую прописку, благодарный и счастливый, квартиру эту покинет навсегда.
Все шло нормально до момента, когда Гарику надо было «покидать» квартиру. Тетя оформила на него дарение, он прописался. Правда, тут же начались небольшие сбои. Для начала он попросился поночевать в квартире, пока я не сделала там ремонт. Когда я начала ремонт, он сначала никак не мог уйти, а потом взялся активно помогать – достал дефицитные в то время дубовые плинтуса, что-то прибивал. Опять стал ухаживать за мной, очень настойчиво… Отчим, правда, советовал мне его гнать в шею, вернее, поторопить с оформлением дарственной на меня и потом гнать. Я поторопила, и Гарик исчез, ничего, разумеется, не оформив.
Несколько месяцев от него не было ни слуху ну духу. Потом я поехала в летний стройотряд в Дагомыс, на уборку орехов и абрикосов, а когда приехала, обнаружила у себя в квартире Гарика с какой-то девицей, хотя ключи я давно сменила. Дверь он как-то открыл, вернее, взломал, и тоже поставил новый замок. Тут уже пришлось ломать дверь нам с моим отчимом, потому что Гарик ну ни в какую не хотел признавать нас не то что за хозяев квартиры, но вообще за знакомых ему людей. Он призывал на помощь милицию, и надо сказать, милиция ему верила и помогала. А с другой стороны – все документы на квартиру были у него.
– Достаточно невероятная история, особенно если знать вашего отчима.
– А вы помните его, Игорь?
– Разумеется, тем более что я знал его гораздо раньше, чем услышал о вас. Я ведь даже собирался защищать вашего отчима, когда его посадили. Одно из первых громких мошенничеств… Не так уж много денег получил, но как ловко все сделал… Это уж потом по его стопам многие пытались отправлять туристов в никуда…
– Да, я тоже не представляю, как он-то мог обмануться. И вообще решиться на эту авантюру с дарственными…
– Да, а с другой стороны, ведь он-то как раз ничего не приобретал и ничего не терял… Ну да ладно. А как же вы заставили Гарика оформить на вас квартиру? Как я понимаю, ведь владелица теперь вы?
– Уже одиннадцать лет. Это было так же невероятно. Гарик очень странный человек. Трусливый и алчный. Я ему дала денег. Оплатила его долг. Не так много, но его за этот долг искали какие-то люди, которых он боялся. И он пошел и оформил на меня дарственную. Если честно, то он уже тогда начал сильно пить. Я даже удивилась, что нотариус стала с нами разговаривать. Гарик в то утро едва-едва протрезвел от вчерашнего. Я ему еще заплатила, чтобы он не очень расстраивался. Может быть, он это сделал потому, что вообще не видел толка в этой собственности. Тогда никто почти не видел в ней толка. Прописка же у него осталась. А я еще несколько лет туда не прописывалась, пока мама в собственность квартиру на Маяковке не оформила.
– И что, он в этой квартире больше не жил?
– Пытался несколько раз под разными предлогами – то он в меня вдруг снова влюбился, то ему совсем негде переночевать, то за ним гонятся киллеры или рэкетиры, а то уголок просил сдать… Но я ни разу его не пустила.
– И разумеется, за квартиру он не платил?
– Ни разу, ни копейки, но такого закона ведь нет, вы знаете, наверное. Вы можете не платить за квартиру и в ней не жить, но выписать вас не могут.
– А есть, кстати, куда выписывать? Потому что на улицу действительно нельзя.
– Есть, то есть было. Он жил последнее время в квартире матери в Электростали, которую та оформила на него в собственность. Правда, Гарик сказал, что квартиру эту он продал… Но я в этом сильно сомневаюсь.
– Это надо проверить в первую очередь.
– А если правда, что им негде жить?
– Значит, придется покупать им какую-то комнату в Подмосковье. Это недорого. Хорошо, Елена Витальевна, м-м-м… Леночка, я понял. Чем смогу – помогу. Вы мне пошлите по электронной почте копии всех документов, какие у вас есть. Значит, брак был фиктивный?
– Ну да…
– А, простите, зачем?
– Потому что я в эту квартиру прописаться должна была потом, когда-нибудь… и мы думали, что так лучше… На всякий случай… Это как раз отчим придумал – подстраховаться, если Гарик не «подарит» мне квартиру. Или, кажется, юрист говорил, что без брака он не имеет права подарить мне квартиру…
– Да, у вас был точно самый опытный и пожилой в консультации юрист, – засмеялся Игорь. – То есть дольше всех поживший при советской власти. Ну ясно… Да, хорошо. Гарик ваш заочно мне напоминает моего обычного клиента – не важно, защищаю я его самого или от него. Надеюсь, мне это поможет. Он, кстати, не сидел?
– Не знаю… Я его много лет уже не видела и не слышала. Дядя его всю жизнь сидит.
– Да, только дяди-рецидивиста нам не хватало… А чем он сейчас занимается, этот Гарик?
– Похоже, ничем… На вид он совсем опустился.
Я не стала пока говорить Игорю о своей беременности. Мне казалось, что лишних деталей, затрудняющих понимание и доверие моего собственного адвоката, говорить не надо. Ему будет проще меня защищать.
После разговора у меня осталось хорошее ощущение. Игорь оказался гораздо приятнее, чем когда просил написать о себе хвалебную статью, чтобы, в частности, открыть собственное юридическое бюро. Я ведь даже не спросила, открыл ли он фирму и как его дела. Мы договорились встретиться через неделю, когда он изучит все документы и составит предварительное заявление.
Ночью мы с Варькой спали беспокойно. Она все пыталась разговаривать во сне, мне же сначала снился Гарик с выбритым черепом, который пытался меня соблазнить и для этого расстегивал штаны и вываливал их содержимое – странные мужчины, кстати… и меня во сне подташнивало… а под утро приснилась мама Саши Виноградова, Ирина Петровна. Она поила меня чаем, звонко целуя меня в щеки. Отхлебнет чайку, потянется ко мне – чмок! Еще глоточек – чмок! чмок!
Вот утром мне Ирина Петровна и позвонила. Ее обычную сухость я давно объяснила себе сложной профессией, постоянной близостью к человеческому горю, как правило безысходному. Ирина Петровна много лет проработала в онкологическом центре на Каширке, правда, не хирургом, а лечащим врачом. Но мне кажется, это еще страшнее – хирург работает над отключенным телом, а Ирина Петровна каждый божий день по семь-восемь часов разговаривала с больными, их родственниками, на нее валились все эмоции, все горе – сиюминутное и затянувшееся. В последние годы Саша уговорил ее перейти на работу в частную клинику. Она согласилась, работает директором клиники, обычной, многопрофильной, но это мало повлияло на ее отношение ко мне.
И сейчас, как обычно отчужденно и сухо, она сообщила:
– Лена, я хотела бы повидаться с внучкой. Я и Нинуся.
Нинуся, сестра Виноградова, это – отдельный разговор.
Меня Нинуся невзлюбила с нашей первой встречи много-много лет назад, даже не со встречи, а с первого взгляда. Взглянула – и невзлюбила.
Она очень некрасива, если вообще бывают некрасивые женщины. Иногда говорят – как посмотреть, как одеть, как любить… Но она правда некрасива и зла – просто по природе своей. Я не слышала от нее ни в чей адрес хорошего слова за всю жизнь. Этот – идиот, его жена – козлиха, их дети – уроды… а этот – ничтожество, его жена – неудачница, их дети – придурки… третий – импотент, его жена – проститутка, их дети – клептоманы… и так до бесконечности.
Варе было года четыре, когда я первый раз прочитала сказку ей «Подарки феи», где в результате нехитрых действий фея определяет, что одна сестра добрая, а другая злая. Добрую она наделяет чудесным даром – лишь только та открывает рот, из него сыплются цветы и жемчуга с бриллиантами. Бедную же злючку, отказавшуюся напоить фею водой, та не щадит: превращает каждое ее слово в жабу или змею.
Варя долго смотрела на картинку и поделилась со мной наблюдением: злючка похожа на нашу Нинусю. Я решила, что Варя увидела чисто внешнее сходство – там действительно была нарисована девушка, отдаленно напоминающая Сашину сестру. Но после этого при первой же встрече с теткой Варя внимательнейшим образом заглядывала ей в рот и с некоторой опаской спросила меня тихо:
– А почему они не падают? Она их проглотила?
– Кого, дочка?
– Змей и жабов…
Нинуся умудрилась тем не менее выйти замуж. Через два года она чуть не убила своего мужа – он попал в реанимацию. За что – семейная тайна Виноградовых. Которую знают все, благодаря слышимости квартирных перегородок. Муж Нинуси разбил ее духи «Нина Риччи», о которых она мечтала с юности и купила на всю зарплату. А случилось это несчастной для нашей страны зимой 1991 года.
Те, кто не сделал себе в ту зиму первую тысячу долларов на турецких и польских кофточках, помнят очереди за сыром и маслом, пустые полки в магазинах и аптеках, повышение цен каждые два-три дня… Потом был месяц, когда кроме очередей за молоком в магазинах ничего не было. Я прекрасно помню, как покупала четыре литра молока и варила из него сыр – по радио каждый день передавали рецепты изготовления сыра, а также пудингов, пирогов и пирожных – из макарон и ракушек, если они имелись у запасливых хозяек.
Муж Нинуси перед Новым годом случайно задел туалетный столик, упали именно новые духи. И разбились. Нинуся взяла тяжелую бронзовую лампу и стала бить мужа, била до тех пор, пока он не упал и не затих. Потом она вызвала маму, а мама – «скорую». Выйдя из больницы, муж в суд подавать не стал – его долго уговаривали Саша с Ириной Петровной, но с Нинусей развелся. С тех пор Нинуся не любит не только всех женщин, но и всех мужчин.
Мне никогда не казалось, что моей Варе полезно общаться с Нинусей. Уж больно она зла. Зло как бы сгущалось вокруг нее, окутывая окружающих плотным облаком. Мне всегда казалось, что я даже чувствую какой-то особый запах. Был ли это запах зла или запах самой Нинуси – не знаю. Не буду очень оригинальна, если скажу, что Нинуся пахнет серой. Пополам с ядреным хозяйственным мылом и чесночными котлетами.
Но… родственники есть родственники. На следующий день я собрала Варю и, утешая себя, что завтра, на дне рождения Жени, будет гораздо веселее, повезла девчонку в центр. Брать машину в пятницу вечером смысла не было – пробки. Мы доехали на метро, купили бабушке букет сверкающих блестками хризантем. Я была уверена, что Ирина Петровна с порицанием отнесется к нашему дурному вкусу, но Варя просто до слез уперлась и теперь с радостью несла оранжевые цветы с разноцветными крапинками, весело блестящими на лепестках.
Мы прошлись пешком до старого шестиэтажного дома, где много лет жила Ирина Петровна, с тех пор как выбралась с мужем из заброшенной деревни Марфино. По дороге я попросила Варю ничего не говорить им о Саше и наших сложностях, хотя…
– Мам, а о малыше, который у тебя в животе, можно говорить? Нельзя, наверно, тоже, да?
Ну вот, долиберальничалась. Разве хорошо, если семилетний ребенок самостоятельно фильтрует – что кому говорить? Гладкая, прямая дорожка ко лжи как удобной форме общения с окружающим миром. Да, конечно, есть правда, которой можно убить. Есть иллюзии, которых нельзя лишать. Человек с ними живет и умрет счастливым. Но есть люди, к примеру ближайший Варин родственник, для которых искренность просто неинтересна, скучна, неприятна и в себе и в других. Не хотелось бы, чтобы Варюшины глаза когда-нибудь так же остекленели, как у Саши, и чтоб от ее улыбки так же несло мертвечиной и гнилью…
Я смотрела на Варьку и думала – грех роптать, я ведь родила такую чудесную девочку от этого человека… Но как мне жалко собственной любви. С каждым днем боль становится меньше, ее замещает странное чувство – мне жалко любви, жалко напрасно растраченной нежности, этих лет, проведенных в ожидании самого лучшего на свете Саши Виноградова, мне жалко, что я знаю о жизни и любви то плохое, о чем некоторые даже не подозревают…
– Здравствуй, Варюша. – Ирина Петровна впустила, точнее, ввела за плечо Варю и поцеловала ее. – Здравствуй, Лена.
Она встала как-то так, что я никак не могла переступить порог, не толкнув ее. Я так и стояла за порогом. Где-то вдали замаячила Нинуся с большой чашкой в руках.
– Папа! Я несу тебе чай, несу!.. – Нинуся заметила нас. – Пришли? Мам? Ну что, это они, наконец?
Я услышала, как Ефим Борисович в своей комнате прокашлялся и выразительно, в рифму Нинусе выругался.
– Лена, а ты не хочешь прогуляться по магазинам?
Я смотрела на Ирину Петровну, а она – на меня.
– Д-да, я могу, конечно…
Варька обернулась и умоляюще посмотрела на меня. Я постаралась спокойно ей улыбнуться:
– Мне как раз надо подарок Жене купить.
– Женя – это?.. – Ирина Петровна вскинула тонкие брови.
– Наш друг с мамой, – с гордостью пояснила Варька. – У него такой медведь в ресторане… и живой крокодил…
– М-м-м… хорошо как… Вот и друг появился… с рестораном…
– Да нет, Ирина Петровна… Это…
– Мне все равно, Лена. Варюша, ты разделась? Иди к Нинусе. Я провожу твою маму.
Варька, оглядываясь на меня с сомнением, пошла в комнату.
– Ирина Петровна…
– Лена. Ты столько портила Саше жизнь!..
– Я?..
– Ну хватит уже. Ну не любит он тебя и никогда не любил, что ж ты отвязаться-то от него никак не можешь!..
– Я?.. – Я больше не могла ничего сказать.
– Ну ты, ты! Уже старая, честное слово! Дай ему пожить без тебя, Лена, без твоих сцен, ревности, уходов, приходов, в конце-то концов…
– Ирина Петровна…
– Что? Что? Ты столько из него вытянула за эти годы!..
Почему я стояла и слушала все это? Я чувствовала, что не смогу долго удерживать слезы.
– Что же я тянула из него?
– Деньги, деньги, что!
– Да какие деньги, Ирина Петровна! Когда он мне несколько лет назад предлагал двадцать тысяч долларов, чтобы мы квартиру поменяли, я не взяла…
– Конечно не взяла! Ты же на четырехкомнатную нацелилась! И на дачу! Захотела хозяйкой стать! Все себе загрести…
– Ирина Петровна, это несправедливо…
– Несправедливо сыну моему жизнь портить. Дочку против него настраивать.
– Да Варька так его любит… Что вы!..
Она махнула рукой.
– У меня просто внуков других нет. Я к ней привыкла. А вообще-то ты сама уверена, что Варя – его дочь?
– Ирина Петровна… – Я прямо задохнулась.
– Через два часа приходи.
Я посмотрела в ее глаза, так похожие на Сашины. И с ужасом увидела, как из-за угла комнаты выходит Варька. Там, где она стояла, – темная комната, идти дальше некуда. Значит, она все это слышала.
– Бабушка Ира, ты извини, что мы такие уродские цветы тебе подарили, ладно?
Варька взяла свою курточку и проскользнула между Ириной Петровной и стеной. Ирина Петровна тихо сказала:
– Лена, ты знаешь, почему мой сын так на тебе и не женился, как ты ни старалась, а?
– Почему?
– Варя, не слушай! Потому что на таких, как ты, – не женятся, понимаешь?
Варька взяла меня за руку, а свободной рукой помахала бабушке:
– Нинуся у тебя – гадость!
Я пихнула Варьку на лестницу и там, спускаясь вместе с ней, тихо сказала:
– Она… очень пожилая – понимаешь? С ней так нельзя!
– А с тобой? Она как ведьма с тобой разговаривала! Старая, страшная ведьма!
– Нет, Варюша, она просто любит своего сына, как я люблю тебя, и не любит всех его врагов…
– А мы разве его враги, мам? Враги?
– Нет, ну, то есть… Сейчас ему кажется, что я – враг…
– А я – твоя частичка, ты же всегда так говоришь? Значит – я вражинка…
– Не значит… Ты – уже самостоятельный человечек… Человек.
– Мам, а что мы Жене подарим? Сколько ему лет исполняется?
На самом деле завтра была суббота, и мы собирались ехать к Женьке на день рождения. За всеми бурными событиями я как-то и думать забыла о подарке.
– Представляешь – не знаю. Давай сейчас как раз подумаем и попробуем купить.
На Полянке мы не нашли подходящего магазина. Зашли было в антиквариат – и вышли. Надо было что-то такое купить… такое… И мы купили большого фарфорового слона. Слон держал в хоботе цветочек и был при этом необычайно пикантен. Вот только поверит ли Женька, что подарок выбирала Варя?
Глава 10
Утром, пока мы собирались и волновались, достаточно ли мы модно экипированы для подобного раута, позвонил Женя и предложил поехать вместе.
– Да я уже заказала такси…
– В такси не будет меня. Через час соберетесь?
– Конечно!
– Записываю адрес.
Варька очень обрадовалась, да и я, если честно, тоже.
Мы быстро собрались и вышли на улицу – подышать перед поездкой. Я еще не видела его машину, даже не знала – какая она. Но, завидев красивый новый «рено» густокрасного цвета, поворачивающий в наш двор, почему-то поняла, что это – Женина машина. Он ловко выпрыгнул из автомобиля, подошел к нам, поцеловал Варю и меня в щеки, взял нашу сумку и усадил нас на заднее сиденье.
Мы ехали очень весело. Женя поставил диск, который он записал с одной известной сорокалетней певицей, про ее бесчисленные романы уже даже неприлично рассказывать и слушать.
– Я и не думала, что ты поешь… Тем более с Виолой.
Женя посмотрел на меня в зеркальце.
– А я и не пою. Разве это пение?.. А Виолу я утешал, по-братски… Ее бросил студент-первокурсник после одной ночи бурной страсти. Она мне рассказывала, что это она его бросила, и при этом страшно рыдала. Не думай, что я сплетник. Это все сплошное вранье – не поймешь, где правда, где пиар, где мечты, где сон спьяну приснился…
Я посмотрела на Варю. Она слушала песню и увлеченно подпевала:
– Сего-одня… то-олько сего-одня… ты мне скажи-и… кто же ты-ы-ы…
На даче нас встречала Антонина Филипповна, мама Жени, и… Ольга.
– Опа! – сказала Ольга.
– Здравствуйте, – тоже несколько смутилась я.
– Это она? – спросила Ольга у Антонины Филипповны.
– Похоже, – кивнула та.
Женя в это время доставал из багажника пакеты и сумку и поглядывал на нас.
– Мам, все привезли из ресторана?
– Да, налаживают уже.
– А повар приехал?
– Конечно, француз этот с двумя ребятишками, помощниками.
– Да какой он француз! – отмахнулся Женя. – Так! Потомок французского гувернера.
– А почему тогда по-русски плохо говорит?
– А зачем ему говорить? Ему готовить надо, а не говорить… Вот Лена хорошо говорит по-русски. Знакомься, мам. Леночка, ее дочка Варя, мои хорошие подружки. Они очень хорошие, их, – Женя посмотрел маме в глаза, – обижать нельзя. Ясно?
– Ясно… а кто собирался их обижать?
– Знаю я вас…
Чуть позже мы сидели и пили кофе-чай с дороги.
– Ну как ты? – Ольга решила демонстративно обозначить наше знакомство.
Женя с любопытством посмотрел на нас.
– Вы знакомы?
– Еще как! – с некоторым вызовом ответила Ольга. – Ты в порядке? Глаза совершенно отсутствующие…
– Ольга… – Я не знала, куда мне деваться.
– Я видел когда-то такие отсутствующие глаза… – вмешался Женя и посмотрел на Антонину Филипповну, которая с независимым видом раскладывала печенье, – у своей мамы… в очень трагический период ее жизни.
– У Лены, насколько я знаю, никто не умер… Да, Ленусь? – быстро ответила Ольга.
– Ну как сказать… Можно сказать, что умер. Извините, если у меня какие-то глаза. Зачем тут мои проблемы, на твоем дне рождения…
– Твои проблемы – мои проблемы. – Женя пододвинул свой стул ближе и неожиданно поцеловал меня за ухо.
Мне стало смешно и очень приятно.
Ольга посмотрела на нас, быстро отпила несколько глотков чая и встала.
– Пойду отдохну, полночи фильм смотрела.
– Да, а какой? – живо заинтересовался Женя, положив ладонь на мою руку.
– «История о нас», с Брюсом Уиллисом и Мишель Пфайффер. Как разводятся муж и жена, прожившие лет десять или одиннадцать… У нее даже другой появляется…
– И что? – Женя, улыбаясь, смотрел на Ольгу.
– А! Естественно, за две минуты до конца фильма она бросается ему на шею, признается в вечной любви, и они остаются вместе… – Ольга посмотрела на меня с непонятным сожалением, – сидеть на лавочке, ждать путевку в вечность.
– Красиво, вот последнее ты красиво сказала…
– Это Лена как-то сказала. Мне понравилось, я запомнила.
– Лена – мастер слова… Такую статью про меня написала… я плакал, читал…
– И что ж ты плакал, интересно? – вмешалась мама.
– От счастья, что я такой прекрасный. Кстати, ура! Можно уже праздновать – одиннадцать сорок пять – я родился. Что-то Антонина Филипповна мышей не ловит! Мамуля, наливай по капле, мне можно – по две.
– Да и мне тоже, – заметила Ольга, которая стояла в дверях, но так и не ушла.
Мы с Варей расположились в комнате на втором этаже. Из нее открывался замечательный вид на замерзшее озеро.
– А летом будем купаться, да?
– Варюша, ты уверена, что летом мы сюда приедем?
– Женя ведь в тебя влюбился! – Варя с сосредоточенным видом раскладывала свои две запасные кофточки на полки в совершенно пустом шкафу. На самом деле это Женя предложил ей, нам располагаться, как дома, и моя маленькая Варя всерьез стала раскладываться.
– Варюша… – Я не знала, что ответить. – А я в него влюбилась, как ты думаешь?
– М-м-м… непонятно пока… Давай я твои колготки тоже положу…
– Точно, правильно. Непонятно.
– Девочки! – Женя постучался в дверь.
– Да-да! – Варя ответила по-взрослому и пошла открывать.
– Я за вами… Не прогуляться ли нам, на лыжах к примеру, пока съезжаются гости?
– Да я… не очень люблю лыжи… – Я в который раз пожалела о своей неспортивности.
Женя подхватил Варьку и покружил ее по комнате.
– А я просто терпеть не могу!
– А горки здесь нет?
– Как же нет! Обязательно! Прекрасная горочка на краю леса, специально заливают. А у меня есть снегокат…
– Ура! Пошли! – Варька запрыгала, а я чувствовала себя странно.
Наверно, виной тому были мои то ли три, то ли семь-восемь недель беременности.
Мы великолепно покатались с горки – я съехала пару раз, а Женька с Варей, наверно, не меньше пятидесяти. Один раз он попытался даже прокатиться на ногах по ледяной тропинке, которую укатали мальчишки. На половине горки он свалился и собирался повторить.
– Женя, я прошу тебя! Не дай бог, что-нибудь сломаешь или подвернешь! Полетят все твои золотые антрепризы…
– И бриллиантовые сериалы… сейчас подписался, представляешь, на шестнадцать серий – четыре недели подряд будет по РТР, с понедельника по четверг. И… угадай, сколько буду получать, причем, имей в виду, – не торговался, а уговаривали… Роль уж больно мутная… Не пойми кого играть – то ли маньяк, то ли не маньяк, так никто и не понял. Сам автор решить никак не может. Говорят, очень автобиографичный образ…
– Ужас какой!
– Да… Так сколько мне за съемочный день платят, знаешь?
– Ну я вообще ваших расценок не знаю…
– Звездных… – Женька смешно сморщил губы и как будто повернул свой гуттаперчевый нос чуть в сторону. – Ну скажи, как ты думаешь сколько? Проверим твой КП – коэффициент приспособленности к новой жизни!
Я подумала.
– Тысячу долларов?
Женька довольно засмеялся.
– Больше! Боль-ше! И в европейской валюте. Вот так.
– Молодец. Только стоит ли играть маньяка…
Женька погрустнел.
– Вот и я не хотел. Но у него сдвиг такой необычный… – Он посмотрел на Варьку, которая слушала его с открытым ртом. – Может, и не стоит играть действительно…
– Ты ведь подписался уже.
– А! Отпишусь! Делов-то!
– А зачем тебе еще столько денег? Дом есть, прекрасный, просто дворец, ресторан доход приносит, в Москве прекрасная квартира.
– И в Питере, – добавил Женька. – Только ты, об этом не пиши.
– Да я вообще о тебе больше писать не буду. Позориться только… – Я засмеялась. – Писала, писала, а ничего о тебе так и не поняла. Кто ты, какой ты, с кем ты…
Женька подергал себя за мочку и грустно посмотрел на меня.
– И я сам не понял пока.
– Так зачем деньги-то еще?
– Смешная ты! – Он обнял меня и потерся носом о мою холодную щеку. – Жену купить, к примеру. Самую роскошную.
– А, ну это, конечно, повод. Тогда играй маньяка.
– Жень, а ты будешь кого-нибудь расчленять, да? – спросила Варя с неподдельным ужасом.
– Ну это мы посмотрим, – Женька весело посмотрел на меня, – как дело пойдет…
Когда мы вернулись, на стоянке около дома уже стояла кавалькада иномарок. Роскошных, очень роскошных и невероятно роскошных.
– Жень, а простых людей не будет?
– Это каких?
– Ну как мы с Варькой…
– А вы простые?.. – Он опять обнял меня за плечи. В теплой одежде такой жест можно легко спутать с чем-то другим. Например, он решил поддержать меня на скользкой дорожке. – Самый простой здесь я. Если бы ты знала, какие у меня на самом деле простые желания! Я люблю чистое постельное белье, чтобы хрустело, никакое там не шелковое и не махровое, удобную одежду и простую еду – вкусный свежий хлеб со сливочным маслом, вкусный сыр, хорошее красное вино и куриный бульон с гренками, маленькими кубиками…
– Ты проголодался, по-моему.
– Ага. – Он засмеялся. – Ну а машины… Просто иномарка – это принципиально иной механизм. Не только красивее. И то и то движется, но это разный транспорт. Как, допустим, трактор и сенокосилка.
– Да, понятно, Жень… Но я не об этом…
Он посмотрел на меня и вздохнул.
– Грустная тема. Однажды я пригласил своего школьного друга. Он часто на спектакли ко мне приходит, с женой и сыном. А так просто как-то не встречались. Вот я и решил – на Новый год их пригласить, сюда, на дачу. Он работает невропатологом, в двух поликлиниках, естественно, чтобы хотя бы кормить своих… И я понял, что встречаться с ним надо отдельно, без других, как ты говоришь, непростых… Другие разговоры: те виллу себе присмотрели в Испании, те купили-продали кинокомпанию, поехали лечиться в Австрию… Не понравилось – всех там послали и прямо оттуда рванули в Швейцарию… Там как раз и желчный пузырь вырезали, и сто пятьдесят тысяч зеленых проиграли… А! – Он досадливо махнул рукой. – Но, если честно, мне жутко нравится такая жизнь. Замок мой нравится, сам себе нравлюсь… Ты нравишься… – Он поскользнулся и чуть не упал, удержавшись за меня. – Ну вот, не зря к тебе вязался…
Мы засмеялись, втроем взялись за руки и пошли в дом. Там на крыльцо высыпали гости и стали кричать:
– Же-ня! Же-ня! С днем рож-де-нья! Же-ня! Же-ня! Угощенья!
Дирижировала Антонина Филипповна. Я старалась не замечать, какими глазами она смотрит на меня, чтобы лишний раз не расстраиваться. Но когда все-таки я взглянула, мне показалось, что она вполне всем довольна.
Это был замечательный, веселый, не очень громкий праздник. Может, потому, что Женю действительно все любили. И он уж наверняка позвал только тех людей, кого хорошо знал и любил. Вот разве что мы с Варькой…
Стало темнеть, и гости разбрелись по нескольким большим комнатам первого этажа. Женя включил музыку, вскоре подошел ко мне и взял за руку:
– Не составишь мне компанию?
Я почувствовала на себе сразу несколько заинтересованных взглядов.
– В чем?
– Хочу потанцевать… Я могу, конечно, и один…
Мы станцевали один танец, другой, я краем глаза наблюдала за Варей, листавшей журналы. Потом увидела, как она куда-то отправилась, и потеряла ее из виду.
Женька обнимал меня, танцуя, и все уводил от яркого света в разные уголки. Пока я не спросила:
– Ну а как быть с тем, что мы вместе так ловко скрывали в «Мужском размере»?
Женька несколько напряженно засмеялся, но руку с моей шеи не снял, продолжая кружить меня в замысловатом танце.
– Предложи им так переименовать журнал, смешно… – Он вздохнул. – А может быть, это мой удачно найденный имидж? Представляешь, от какой головной боли я избавлен. Иначе бы толпы поклонниц осаждали, прохода не давали. И так-то, бывает, домой никак не уйти после спектакля.
