Текст книги "Там, где трава зеленее"

Автор книги: Наталия Терентьева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 26 страниц)

– Что ты! – замахала руками истинная американка. – Искусственный!

Я пригляделась. Да и кожа-то не кожа, обыкновенная ткань. Но как красиво – произведение прикладного искусства, да и только.

Кристин предложила далеко не ходить – перейти бульвар и зайти в ресторан «Пушкин», вкусный и стильный… Я выразительно посмотрела на Варю. Мы здесь как-то раз ужинали с Сашей Виноградовым.

Мы сели на первом этаже, отделанном под старинную аптеку, если подняться выше, там можно отобедать в одном из двух разных залов «библиотеки». Кристин тоже здесь бывала, она сразу заказала себе привычные блюда, а я полистала меню, с ужасом понимая – то, что даже в компании с Сашей показалось мне дорогим, на самом деле просто ненормально дорого. Куриная лапша за семьсот рублей… Но я еще дома решила, что мы можем истратить пятьдесят долларов на встречу с Кристин, и поэтому заказала и себе и Варе горячее и мороженое.

За стойкой, вполоборота к нам, стоял человек в плаще, похожем на крылатку. Варя первой обратила на него внимание. Наученная с малолетства тихо сидеть на маминых интервью и не встревать, когда я беседую со взрослыми, Варя дождалась, когда мы с Кристин обсудили еще раз название, и спросила:

– Мам, а почему он не снимает плащ?

– Не знаю, дочка.

Мужчина повернулся, и мы увидели, что под распахнутым плащом у него и соответствующая одежда – белая блуза с пышным воротником, подвязанным лиловым платком.

– Дочка, это, похоже, костюм такой… Он здесь работает… Только непонятно кем…

Мужчина посмотрел на нас, и я поняла, что знаю его, и очень хорошо. Это был дядя Стасик, мой преподаватель марксизма-ленинизма с журфака. Мы-то звали его Стасиком, а «дядей» стали называть после того, как однажды на экзамен одна наша студентка, тоже Лена, пришла с пятилетней дочкой, которую не с кем было оставить. Я так и не поняла, Лена ли подговорила дочку, или она сама сообразила, но девочка постучалась в аудиторию, где несчастная мама в четвертый раз сдавала упертому Стасику экзамен, и сказала:

– Дядя Стасик, поставьте, пожалуйста, маме четверку, а то она меня убьет. Это я ей не даю заниматься. У меня уши болят.

Лена поднялась с места, вся красная от ярости, замахала на дочку и беззвучно закричала. По губам можно было понять, что именно она кричала. Бедная девочка мгновенно заплакала, а Лена еще и страшно замахала на нее руками, не сходя при этом с места. Стасик неожиданно рассмеялся и позвал девочку:

– Заходи, заходи!

Но она, пятясь, закрыла за собой дверь.

Стасик позвал Лену отвечать, хотя я точно видела, что она еще ничего не списала.

– Идите, Коростылева, идите, поговорим!

Он долго мучил ее, красивая тонконогая Лена Коростылева плохо училась по всем предметам, а уж философию марксизма-ленинизма сдать могла только чудом. Но дядя Стасик поставил ей четверку и спросил:

– А кто папа вашей очаровательной девочки?

– Хрен в пальто! – ответила счастливая Ленка. – Чтоб я сейчас тут за четверку давилась, если бы какой папа был! Все! Живем! Стипуха в кармане!

Это был последний экзамен, за который надо было соответственно получить не ниже четверки, чтобы следующие полгода платили сорок рублей в месяц.

Так это именно дядя Стасик стоял сейчас напротив нас в ресторане и смотрел на меня, тоже, видимо, вспоминая. Я извинилась перед Кристин и пошла к нему.

Уже приблизившись, когда разворачиваться было поздно, я поняла, что, наверно, не надо было этого делать. Мне стало ужасно неловко, и я сделала вид, что рассматриваю бутылки за стойкой. Я отвернулась и чуть отошла в сторону, намереваясь потихоньку вернуться к своему столику, а дядя Стасик слегка поклонился и дотронулся до моего локтя:

– Здравствуйте, Лена… мм… Воскобойникова, так ведь? Я вас узнал. Не смущайтесь.

– Здравствуйте, Станислав Игоревич… Вон моя дочка сидит.

– Красивая… а я вот видите, работаю здесь… – он улыбнулся, – аптекарем…

Я не могла удержать естественного любопытства, раз уж он сам сказал:

– И… что вам приходится делать?

– Носить костюм, разговаривать с посетителями, создавать антураж… Простите. – Он увидел, как кто-то из сидящих за столиками помахал ему рукой. – Я еще подойду к вам. Приятного вечера!

Мне было страшно неловко, я кляла себя за журналистское нахальство. Вернувшись к столику, я услышала, как говорит Варя:

– Потому что все ему сказали: «Она тебе – не пара!»

– Вы о ком?

– Это обсуждение сказки «Дюймовочка», – ответила мне Кристин. – Перебираем всех ее женихов: жаб, да, правильно? Так сказать надо? Жаб, потом жук, еще старый крот и…

– Эльфов! – радостно воскликнула Варя.

Она как запомнила в три года, что в конце Дюймовочку встречает король эльфов, так и считала, что «эльфов» – это фамилия, вроде Петров, Иванов.

С большим энтузиазмом Кристин поддержала мою идею о многосерийном фильме для детей с участием кукольного гнома.

– Тебе надо деньги самой искать, – решительно заявила американка.

– А я думала – надо найти продюсера, которому понравится сценарий…

– Это само собой. Но если бы ты нашла деньги, даже только часть, ты бы могла по-другому разговаривать с теми, кто будет делать фильм. Поверь мне, я знаю это очень хорошо. У меня есть опыт.

Я мгновенно представила себя, с растущим животом, в роли просительницы и покачала головой:

– Клянчить…

Кристин подняла рыжеватые брови:

– Не помню слово. Кляча – это, кажется, старая лошадь?

Я засмеялась. Иностранцы и дети – вот у кого надо учиться слышать собственный язык.

– Немножко не то. Это to beg – просить очень, умолять.

– Не надо умолять. Клянчить, правильно? Не надо клянчить. У меня есть визитка… – Она порылась в продолговатом кошельке, сшитом как будто из очень потрепанной, заплесневелой замши. – Смотри. Есть один человек, он любит нестандартные проекты. Поговори с ним. Может быть, он поможет.

Я взяла красивую черную визитку, на которой поблескивали выпуклые, словно медные буквы. Я сосредоточенно перечитала несколько строчек, набранных изящным готическим шрифтом.

– А… ты знаешь, что этот человек кому-то дал денег?

– На самом деле я его хорошо знаю, – усмехнулась Кристин.

Я пригляделась. Очень симпатичная женщина, лет тридцати семи – сорока двух, точно непонятно. На левой руке нет обручального кольца, но и на правой тоже. Хорошая фигурка, невысокая, милое чистое лицо. На женских лицах не так явно отпечатываются следы порока, как на мужских, а вот глаза… Я взглянула ей в глаза уже по-другому. Пожалуй, знать она знает все, или очень многое, а вот делает ли это регулярно, с удовольствием и со многими мужчинами, что и есть, вероятно, порок, – этого я бы по глазам не сказала. Хотя какой я первоклассный психолог – понятно по моей собственной жизни.

– Что-то не так? – спросила Кристин и провела рукой по лицу, как будто снимая что-то. Это я так усердно ее рассматривала, пытаясь залезть вглубь, что она ощутила это физически, как прикосновение. Знакомое ощущение.

Редкий случай, когда я жалела, что взяла с собой Варю. Я покрутила головой в надежде увидеть дядю Стасика и попросить его занять на некоторое время Варю – сводить показать верхние этажи, к примеру. Он стоял возле чьего-то столика и, оживленно жестикулируя, говорил. Может, напоминал солидным людям, пришедшим покушать за сто пятьдесят долларов лапшички и грибной солянки, азы марксизма-ленинизма? Хотя вряд ли. Я вздохнула. Придется околотками.

– Он давал тебе денег на фильмы? – спросила я, как будто не услышала подтекста в ее усмешке.

– Нет. Почему? Мои фильмы снимались в Америке. Я знаю его лично. Ты тоже?

– Немного, знакомая фамилия…

– Я познакомила его с одним вашим режиссером, и он дал ему очень хорошие деньги. Почти на весь проект.

Кристин напряглась, настаивать и расспрашивать вокруг да около смысла не было. Разведчик из меня никакой, это ясно.

– Кристин, я тебя не очень хорошо знаю…

– Да, правильно. – Она улыбнулась.

– Но ты мне не можешь сказать?.. А насколько близко ты его знаешь? – Я постучала ногтем по визитке, лежащей передо мной на столе.

– Мы общались полтора года, у нас были встречи, часто. Но я прекратила это, потому что мой жених приехал из Америки работать в посольстве, – с совершенно обезоруживающим, медицинским холодком ответила Кристин.

– Саша – мой муж, бывший, – сказала я и посмотрела на Варьку. Она промолчала.

– Прости, я не знала… А… – Она посмотрела на меня, на визитку и опять на меня. – Так это же хорошо. Вы развелись? Он может тебе помочь? Или вы развелись плохо?

– Мы развелись плохо, Кристин, и денег никаких я у него не взяла бы, даже если бы он привез их в большом мешке и положил под дверь.

– Это смешно. Это по-русски, да? – сказала Кристин и засмеялась.

А я думала – спросить или не спросить, давно ли были эти полтора года, когда они, как она выразилась, «were having dates», – когда у них «были встречи». Вместо этого я уточнила:

– Мы развелись только что.

И она пояснила:

– У нас это было давно. Еще… два года назад.

Интересное чувство, когда сидишь рядом с женщиной, которую в одно и то же время с тобой целовал, обнимал твой муж или любимый. Или любимый муж… Вот они, эти губы, эта шея, эти пальцы… Я отвернулась.

– Я не знала, что он занимается благотворительностью. Поддерживает искусство… бред какой-то.

– Но он же богатый человек, банкир… Ты тоже, значит, богатая женщина… Какие же у тебя проблемы тогда?

– Кристин, наш… гм… брак… был гражданским… то есть незарегистрированным. Варя – дочь твоего приятеля. Ее он зарегистрировал, больше ничего.

Она почувствовала мое отчуждение.

– Не стоит ревновать, Лена. Я не знала, что у Александра есть еще женщина, жена… Для меня это тоже сюрприз. Но ты скажи, разве у тебя не было никакого договора с ним, никаких финансовых обязательств?

Я покачала головой:

– У меня была лирика, романтика… надежды… Была и есть дочь. Остального больше нет. Нет даже квартиры. Хотя он здесь ни при чем.

– Послушай, Лена, тебе надо познакомиться с женщинами из Российского общества феминисток… – Она достала телефон и стала, видимо, искать номер.

– Кристин, я все-таки больше люблю мужчин.

– Я тоже! Почему? Это не значит, что там все… такие… с проблемами… – Она посмотрела на Варю, рисующую на салфетке карандашиком, который она нашла, наверно, у себя в сумочке. – Просто надо бороться за свои права…

Я не хотела продолжать спор. Взяла телефон активисток-феминисток, телефоны других банкиров, которые могли бы дать мне денег на сказку… И мне стало грустно-грустно. Я смотрела на Кристин и понимала, что вот какой надо быть – не лирическим тормозом, двести раз обдумывающим моральные стороны каждого несделанного шага, а уверенным, не сомневающимся в своем праве на теплое, удобное место в этой жизни бульдозером. Изящным, тоненьким, хорошо накрашенным, хорошо постриженным…

Мы распрощались тепло, даже пожали руки друг другу. Я была уверена, что пути наши больше не пересекутся. Разве что Саша пригласит нас обеих в ресторан для укрепления российско-американской дружбы на сексуальном уровне…

А интересно, он предлагал ей, как мне напоследок, – втроем?

– Хм! – пренебрежительно хмыкнула бы Фанни Ардан, родившая троих детей от разных мужчин вне брака.

– Говна-то! – сказала бы моя рыжеволосая бабушка-покойница, родившая троих детей в двух браках и относившаяся к мужчинам, к их приходам-уходам из ее жизни и из жизни вообще – весело и легко.

А я? Я-то почему такая…

Глава 15

Малыш мой постепенно рос, а с ним и живот – как-никак, все-таки шел пятый месяц. Я начала по утрам катать спиной мячик по стенке. Варька, первый раз увидев, так смеялась, что начала икать. А потом попросила купить и ей мячик, и теперь мы катали мячики вместе.

Через три недели после того, как я послала рукопись сказки, позвонили из одного издательства. И предложили опубликовать книжку. Денег обещали еще меньше, чем я думала. Но зато похвалили рисунки. И поинтересовались – не собираюсь ли я писать продолжение.

Я страшно обрадовалась звонку и решила, что перед тем, как ехать подписывать договор, надо проверить, что скажут в других двух. Во втором редактор, читавшая мою сказку, болела, а в издательстве «Эльбрус» молодой человек энергично стал приглашать меня приехать, уверяя, что сам собирался мне звонить и назначать встречу с заместителем главного редактора.

Я хорошо знаю цену встречам с начальством – как правило, ничего приятного это не предвещает. Лучше попадать в текучку – написал, напечатали, получил гонорар и контрольный экземпляр. Так, по крайней мере, всегда бывало в журналах. Разговоры с главными и полуглавными необходимы, если они хотят так или иначе вмешаться в то, что ты пишешь. Но молодой человек, услышав сомнение в моем голосе, успокоил:

– Мне просили вам заранее не говорить… Но у нас идет конкурс, и вы попали в номинацию «Кольца Альмазора»… Вы, можно сказать, первая и единственная… Наш главный хочет издать вас очень большим тиражом… Но вы понимаете, это так просто не делается… Нужно все обговорить, деньги немалые…

О господи! Я ведь даже не надеялась на подобный успех. Конкурс, номинация, тираж… Деньги…

– А каким тиражом, не скажете?

– Не меньше ста тысяч…

– Нового автора?

– Елена… Вы приезжайте, это уже не со мной надо говорить…

Варька ни в какую не хотела оставаться с милейшей Любовью Анатольевной. Мне казалось, она боится ее заикания. Когда наша хозяйка запиналась на первой букве первого слова, которое она собиралась с утра сказать, Варя как-то странно съеживалась и старалась на нее не смотреть. Дети обычно, наоборот, излишне нескромны и любопытны, сталкиваясь с любым физическим или психическим отклонением, а тут она, видимо, просто боялась. Пришлось ехать вместе.

Заместитель главного оказался молодым, отчаянно нервным человеком, кудлатым, в больших круглых очках. Вместе с ним меня встретила некая писательница Олейникова, которая очень удивилась, услышав, что я, к сожалению, не читала ее произведений в «Новом мире» и в сборниках.

Мы сели за длинный стол, занимающий почти весь кабинет, – он мне напомнил стол для летучек в моем первом журнале. Где бы ты ни сел, если откинуться на стуле – обязательно стукнешься об стенку. Варька так и сделала. Она раз стукнулась об стенку, два, после чего и так не очень довольный моим детским садом замглавного посмотрел на Варьку долгим взглядом, и она притихла.

– Вот что мы вам скажем, Елена… – Он достал листочек из папки. – Вернее, мы вам ничего не скажем, вы сами прочитайте.

– Давайте, – улыбнулась я и взяла листочек.

«Детская повесть Елены Воскобойниковой скучна и затянута… Главная героиня слишком капризна и груба…»

Я подняла глаза на замглавного. Он сидел напротив меня, подперев руками подбородок, и внимательно смотрел на меня. Писательница села чуть поодаль и тоже спокойно ждала, пока я прочту.

– Читайте, читайте, – кивнул замглавного.

«Коллизии претенциозны… Гном напоминает домового… Главу в пещере еле дочитала до конца… События в лесу испугают ребенка… Язык автора изобилует сложными определениями, непонятными ребенку… Неясно, где происходит действие – в России или где-то еще…»

– Действие происходит в России и в волшебной стране, – ответила я вслух и положила перед собой листочек.

– Вы не дочитали, – заметил замглавного. – Прочтите до конца.

Я пробежала глазами еще полтора листа и прочла две последние фразы:

«Своему внуку я читать бы это не стала, но предполагаю, что найдутся родители, которые сделают это с удовольствием. Может быть, сказку станут читать школьники».

– Ты идиот? – спросила бы Фанни Ардан, получающая по пять миллионов за каждый фильм, потому что людям приятно смотреть на гордую женщину, которую невозможно сломать – ничем.

– А кто это написал? – спросила я.

– У нас такая система: существует читательская группа, которая дает отзывы на все книги, попавшие на наш конкурс. Конкретно вашу сказку читала… сейчас вам скажу… Зоя Александровна Тимофеева, врач-педиатр, пятидесяти двух лет, живет в Перми.

– В Перми?

– Ну да. Она наша активистка, мы даже помогли ей обзавестись Интернетом.

– Хорошо. А зачем вы тогда меня позвали, если все плохо?

Я посмотрела на Варю. Как же она сейчас расстроится! Ехали сюда за призами, а получили очередной пендель.

– Вот еще посмотрите. – Он протянул мне еще один листочек.

«Американская Академия Литературы и Искусства.

Как писать детский роман.

Разработка научно-исследовательской группы под руководством профессора Фью Доуэна.

В первой главе должны быть четко определены…

Основная коллизия должны быть ясна не позднее третьей главы…

Все главные герои должны появиться к пятой главе…

Размер главы не должен превышать 6327 знаков, что составляет 0,16 авторского листа…

Количество глав не должно превышать восемнадцати…

Конфликт должен быть… Развязка должна быть… Мораль должна быть…»

– Что-то не так? – спросил замглавного.

– Кто-то смог написать по этой разработке хорошую книгу?

– Не просто хорошую – бестселлер, – подтвердил замглавного.

– Ладно. – Я вздохнула. – Что вы лично мне предлагаете?

– А вот это другой разговор, – обрадовался молодой человек, чем-то мне напомнивший нашего домашнего компьютерного гения, сидящего сейчас в гипсе. – Аллочка, пожалуйста, ваш выход.

Аллочка Олейникова, сразу мне понравившаяся своими грустными глазами, поправила немодные очки, переплела тонкие пальцы, положила руки перед собой на стол и начала. Она рассказала, что получила в общей сложности семь премий за свои романы. Что публикуется в журналах десятый год. Что ее книжки раскупают сразу, может быть, поэтому я и не знаю ее фамилии. Что когда ей сказали, что роман «Стрекоза» надо переписать, она его переписала. И переписывала двенадцать раз, как Лев Николаевич Толстой.

– Но Толстой-то, кажется, сам переписывал, никто ему ничего не говорил.

– Лена. Послушайте меня. Вы ведь не новичок в литературе. Правда?

– Правда.

– Вот смотрите. Сейчас вы пописываете и вас почитывают. А мы, – она посмотрела на замглавного, – можем сделать так, что вы будете писать, а вас будут читать.

– Так вообще о чем речь, если все так плохо? – Я кивнула на отзыв педиатра.

– Ну зачем же так… – улыбнулся замглавного. – Вовсе не плохо. Есть и другие отзывы. Вам же сказали по телефону – вы наш автор. В такой номинации – «детская сказочная повесть» – вы у нас вообще одна достойная номинантка. Так что – теперь дело за вами. Вы согласны работать над своей повестью?

Я растерялась.

– Ну… согласна, наверно… Вообще-то она уже написана…

– Так, тогда конкретно. Аллочка, пожалуйста.

– Мы предлагаем вам: А. Дописать повесть, она коротковата. Б. Ввести еще двух героев – космических пиратов, которые и будут внятными отрицательными персонажами…

– Как у Кира Булычева, что ли? Крыс и Весельчак У?

Аллочка и замглавного переглянулись.

– К сожалению, Игорь Всеволодович Можейко, он же Кир Булычев, уже ничего не напишет, а сказки его несколько устарели для современных детей, – ответил мне замглавного.

– Потом. Главная героиня. Что за имя – Соня? Ни туда ни сюда. Она кто – русская? Еврейка? Непонятно.

– А надо, чтобы?.. – попыталась вмешаться я.

– А как вы думаете? Конечно. Определенность – сестра таланта, – пожал плечами замглавного.

– Да? Еще одна? – несколько удивилась я.

– Да. И далее…

– А пусть она будет негритянкой, – вдруг предложила Олейникова. Я засмеялась, а та нахмурилась. – Или мулаткой… Это будет совершенно неожиданно и очень трогательно. Они такие отчужденные, эти дети Африки в России…

– Может, лучше тогда эскимоской? – вздохнула я.

– Авторы часто с излишним трепетом относятся к своим словам и первоначальным замыслам, – дружелюбно заметил замглавного.

– Итак. Дальше. Нужны еще линии. Например, пираты похищают Сонечку… – продолжила Аллочка.

– Может, Гном сам оказывается пиратом? – вмешался замглавного.

– Да, но только это пусть выяснится не сразу…

Я смотрела и слушала, как они обсуждают план моей книжки, и понимала, что бестселлера, наверное, мне не написать…

– Я подумаю, спасибо, – ответила я и встала.

– К началу июня дайте нам ответ, – сказала Аллочка.

– План, – поправил ее замглавного.

– План мы можем обсудить вместе. – Аллочка смотрела на меня с грустью.

То, что она не феминистка, это было понятно. Так же как и то, что я, кажется, не поспеваю за новой жизнью…

Придя домой, я позвонила в первое издательство, «Глобус», и сказала, что согласна на все их условия. Условия были просты – я отдавала издательству права на рукопись и на рисунки сроком на три года и получала небольшой процент с публикации. Первый тираж пообещали семь тысяч экземпляров, а дальше – по ходу дела будет понятно, читают ли дети мои книжки…

Через пару дней позвонила редактор и из третьего издательства, предложив то же, что и в «Глобусе». Я поблагодарила, сказав, что уже пристроила книжку. Тогда она попросила прислать меня остальные сказки…

– А у меня только одна… – растерялась и обрадовалась я.

– Ну пишите и присылайте. Мне очень понравилась ваша повесть, и рисунки замечательные.

Я даже пожалела, что уже подписала договор с «Глобусом», где со мной разговаривали через губу и где меня не оставляло ощущение, что я пришла просить в долг четыре тысячи долларов, заранее предупредив, что долги не возвращаю. Но менять я ничего не стала и решила, что издательский монстр «Глобус» в любом случае – некая гарантия качества полиграфии, редактуры и своевременной оплаты. И я не ошиблась.

Книжка вышла быстро, денег мне заплатили мало, как и обещали, но это все уже было через два месяца, и к тому времени с деньгами у меня стало чуть получше…

А пока настало время звонить в кинокомпании. Ваня Караш обещал позвонить сам, но так и не звонил. Я увидела в электронной почте сообщение с просьбой позвонить в кинокомпанию «Форест». Ничего больше в записке не было. Я позвонила. Секретарь соединила меня с продюсером.

– История про Гнома? Ну конечно, конечно! Великолепно, гениально, это просто такая придумка! Хочу предложить вам вот что: мы делаем из этого конфетку, а вы нам… простите, я забыл, как вас по батюшке… Марина…

– Елена Витальевна, – ответила я в некоторой оторопи, я не была готова к такому восторженному приему.

– Да. А вы, Елена, отдаете нам все это свое хозяйство с потрохами.

– Простите, я не поняла…

– Давайте так. А может быть, мы встретимся?

– Вы хотите заключить со мной договор?

– Ну вроде того… Не хотелось бы по телефону…

– Но вам понравился сценарий и вы готовы его купить?

– М-м-м… Почти. Мы готовы купить вашу идею. А сценарий… Несколько переделать.

– И сколько вы можете заплатить мне за идею?

– Вам так важны деньги?

Мне всегда по-пионерски неудобно, когда вот так, напрямую… Я вспомнила рассказы Жени Локтева, как его «торгуют» и как он «торгуется» за свои гонорары, что не мешает ему чудесно играть самые глупейшие и пустые роли.

– Да, к сожалению, очень важны сейчас.

– Хорошо. Понятно. Мы и собирались заплатить вам очень солидную сумму. Но если вам еще и деньги важны, а не только то, что ваша идея получит самое лучшее кинематографическое воплощение… Я готов заплатить вам шестьсот долларов.

– За сценарий?

– За идею, уважаемая, за вашу идею.

– А вы будете использовать синопсис, который я вам послала?

– М-м-м… не думаю. Вряд ли. Но вы можете отдать нам и целиком сценарий… если хотите… вдруг что понадобится… хотя…

Кристин мне рассказала, как за один удачный сюжетный ход, выволакивающий весь сценарий, в Голливуде можно получить двадцать пять тысяч долларов. Но при чем тут я?

– А вам не понравились серии, которые я вам послала?

– Послушайте, если вы хотите поторговаться, приезжайте, мы поговорим, обсудим, накинем… Восемьсот вас устроит?

– Я подумаю. Спасибо.

Я повесила трубку и набрала номер второй кинокомпании. Там секретарь посмотрела записи в компьютере и ответила:

– Спасибо, не подошло.

Я решила закончить по возможности эту муку сегодня и набрала следующий номер. Ваня Караш был на месте и радостно воскликнул:

– Ленка! Ну что же ты не звонишь?

– Ты прочитал сценарий?

– С огромным удовольствием! Ты такая молодец.

– Правда?

– Да… Только, знаешь, «пироги тачать сапожник»… Ох. Как бы тебе сказать. Ты отличная журналистка. У тебя – язык, все такое, все тип-топ… Но, понимаешь, Ленка… Ты ни черта не сечешь в сценарной работе. Это – профессия, кирдык? Поняла? Там есть два закона или двадцать два – сам ни хрена в этом не понимаю. Но их надо знать, и ими надо владеть.

– Да, я думала об этом.

– А зачем тебе надо-то было это?

– Денег хотела заработать… – Лирическую подоплеку я объяснять Ване не стала.

– А, ну это повод… Так вот. Мне лично – понравилось. Редактор говорит – хренотень. Я не кирдык, редактор – кирдык.

– Вань, ну что такое «кирдык», а? – устало спросила я. Какая же я самонадеянная дура!..

– Это значит – «понял, поняла, понятно, понимаешь». Кирдык? Ну ладно, Воскобойникова, что ты, прямо бедствуешь, что ли…

– Вань, а сделать ничего из этого нельзя? Ну как-то переработать, доработать…

– Не-а… Слушай, если тебе деньги нужны, хочешь, я тебя на работу пристрою к нам… Знаешь, у нас девчонка одна увольняется… в декретный отпуск… Кажется. Через месяц. Узнать?

– Да нет. Через месяц уже не надо.

– Слушай, может, тебе денег дать? У тебя какие-то проблемы?

– Нет, Ванюша, спасибо. Извини, что побеспокоила.

– Не обижайся, Ленка. Звони, если что.

Осталась кинокомпания «Антон и они». Как же это я!.. Почему я так легкомысленно послала сценарий всего в четыре кинокомпании? Надо было сидеть и звонить, звонить, и отправлять, отправлять… Хотя если такой единодушный отказ… Можно и в сто мест отослать, и везде скажут: «Занимайтесь, девушка, тем, чему вас учили. И не отрывайте людей от работы».

В кинокомпании «Антон и они» было намертво занято. И через час, и через два. Никакого сообщения они мне не прислали, что, скорее всего, означало отказ.

Вечером мы пошли гулять с Варькой, она села на качели, а я оглянулась вокруг и вдруг с ужасом поняла – скоро лето. Моим обоим малышам нужен свежий воздух. Мне надо подумать о том, что через два месяца мне уже совсем неудобно будет спать с Варей на одном диване. Что Саша Виноградов может и не дать ей денег – забыть или заартачиться…

Я решила, что надо бы поговорить, наконец, с мамой – вдруг она поможет мне хотя бы найти дачу на лето среди своих знакомых… Но я очень боялась маминой реакции на мою беременность и ограничивалась звонками. Мама, кажется, не поняла, что мы живем не дома. Потому что я ей обычно звонила сама, так у нас сложилось годами. Тем более мама занималась сейчас депрессией Павлика. После того случая он перестал есть, сидел часами глядя в окно и совсем не хотел учиться. Еще навесить на маму мои проблемы… Я решила чуть подождать.

Неля могла помочь мне только добрым словом, что она и делала регулярно, и это было совсем немало. И сейчас я позвонила ей, чтобы просто услышать, что я – хорошая, умная, красивая. И у меня все будет хорошо. Она никогда не говорила это напрямую. Но каким-то непостижимым образом после разговоров с ней все годы, что я ее знаю, у меня остается именно это свежее, легкое ощущение – какая же я хорошая и как жизнь ко мне расположена всеми своими самыми приятными сторонами. Надо только не пропустить это.

– Ленка, как раз собиралась тебе звонить! Ну как у тебя с судом? Ничего нового?

– Пока нет, но его назначили на июль… Надо ждать.

– Да. Хорошо, что лето, правда? Мы через неделю – на дачу. Сейчас вот дети учебу закончат. У тебя как с летом?

– Да никак пока.

– Хочешь, я поговорю с Федором… Или нет. Давай я объявления повешу в нашем поселке – может, кто сдаст вам?

– Нелька, ты представляешь, сколько в вашем поселке может стоить дача на лето?

– Честно говоря – нет…

– Думаю, в крайнем случае мы сможем как-нибудь обойтись, здесь вполне хороший воздух, на «Водном стадионе»…

– Ленусь, только ты не обижайся, может, тебе попробовать через Интернет? У меня тут соседка нашла себе…

– Дачу?

– Нет. – Нелька засмеялась. – Мужа. Ты представляешь? И не то что там какого-то пузатого немца из глухой деревни под Дрезденом… А нормального русского человека, москвича…

– Ой, Нель. Ну это край. Дальше – только на панель. С животом. А не найдется ли любителей секса с беременной женщиной?.. С видами на будущее…

– Нет, нет. Подожди. Ничего дурного в этом нет. Знаешь, есть ведь мужчины застенчивые… Есть такие, что работают с утра до вечера, вокруг них – одни мужчины… Им негде познакомиться.

– У них есть соседки, есть прохожие, есть продавщицы в магазине… Любовницы, на которых они не хотят жениться…

– Ну ладно. Ты попробуй. За спрос денег не берут. Знаешь названия сайтов?

– Нет, и смотреть не буду.

– Хорошо, я тебе посмотрю. Или нет, хочешь, приезжайте с Варькой, тут же совсем недалеко – помнишь, вы как-то на трамвае приехали? Она поиграет с моими архаровцами, а мы с тобой глянем. Вместе – не стыдно.

– Давай, – с неохотой согласилась я.

Я не верю в такую помощь судьбе. Я не люблю мужчин, которые дают о себе объявления с фотографией и потом перебирают снимки претенденток. И вообще – встреча происходит в нужное время в нужном месте или не происходит. И скорей всего, это записано в некоей книге судеб. Иначе как – хаотичное движение молекул? Без смысла и законов? Ведь иногда не понимаешь: почему тебя так влекло туда в тот вечер, когда ехать надо было совсем в другую сторону?

Почему много лет назад я вышла из метро и пошла пешком, не стала дожидаться троллейбуса, споткнулась, порвала колготки и повернула назад, без двух минут восемь заскочила в первый попавшийся магазин, чтобы купить новые колготки, а их там не было – не было ни одних колготок бежевого цвета, были только красные, черные в сеточку, белые с ажурным швом сзади? И я шла, прикрывая дырку большой сумкой с конспектами и книжками, шла по той же дороге, на которой пять минут назад споткнулась, а какой-то молодой человек спросил меня:

– Вас укусила собака?

Зачем я пошла пешком, зачем вернулась за колготками, почему я вообще в этот вечер так рано возвращалась домой, сидела-сидела в библиотеке, вдруг встала в семь часов и ушла? Чтобы через семь лет после этого родить Варю. Чтобы Саше Виноградову было о чем спросить хорошенькую студентку, спешащую с дыркой на коленке навстречу своей судьбе…

Неужели можно вот так подстроить линии судьбы и познакомиться, дав объявление в газете? Ищу девушку в рваных колготках… А я ищу – кого? Одна мысль о том, что сейчас я буду перебирать фотографии мужчин, которым предложу спать со мной, повергала меня в ужас.

– Не боись, – подмигнула мне интеллигентная Нелька и смело набрала название сайта. – Я знаешь сколько раз сюда лазила? Когда Федор совсем уже наглеет. Вот, думаю, найду себе человека и уйду!

– Нашла?

Она засмеялась:

– Но я же Федора люблю, ты знаешь. Мне остальные не нравятся… Так, вот смотри, сейчас мы анкетку на поиск заполним. Возраст – до сорока пяти. Старперы нам ни к чему, с их инсультами и горшками… Русский? Да. Для брака? Да. Или серьезных отношений… так… Ну вот, смотри сколько… Давай на фотографии взглянем…