Текст книги "Обитель Солнца (СИ)"

Автор книги: Наталия Московских

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 41 страниц)

Бэстифар осклабился.

– У той группы не было приказа убить вас. Только… гм… поторопить.

– Зато у Отара Парса был такой приказ. И, надо признать, не будь у меня нитей, он бы преуспел, – заметил Мальстен, отчего-то думая, что это замечание всех успокоит. Однако Аэлин, вспомнив о том, как Отар Парс выстрелил в Мальстена на Рыночной площади, обожгла Бэстифара взглядом.

В разговор вмешалась Кара.

– В опасности и преданности кхалагари сомневаться не приходится, – сказала она. – Пожалуй, это было лучшим ходом с нашей стороны. Армия должна была отправиться к портовым городам. То, что точек возможной атаки со стороны Совета две, уже серьезно осложняет ситуацию. Нельзя было делить регулярную армию на большее количество частей. Если кто в сложившихся обстоятельствах и может обеспечить охрану столицы, – она мельком посмотрела на Бэстифара, – и царя, то только кхалагари.

Аркал недовольно нахмурился. Каждый раз, когда ему напоминали о необходимости отсиживаться в Грате и бездействовать, он становился все злее.

– Все еще не понимаю, не проще ли было бы мне проникнуть в Адес и тайно подобраться к кораблям, а после напомнить им, что такое способности аркала? – буркнул он.

Фатдир позволил себе снисходительно улыбнуться.

– Нюансов слишком много, мой царь, – мягко сказал он. – Для начала вряд ли вам удастся подойти незамеченным к их кораблям. Вас убьют, а страна окажется ввергнута в войну.

– Если попытаться провернуть все с берега… – упорствовал Бэстифар.

– Не дотянешься, – качнул головой Мальстен. – Твоя сила не распространяется так далеко.

– Зато твоя могла бы заставить корабли прибли…

– Даже не думай об этом! – строго прервала его Аэлин. – Уж точно не после того, как он в очередной раз отдал тебе расплату. Это слишком.

– К тому же, – кивнула Кара, – если при всей дикости этой затеи ты и впрямь провернешь нечто подобное в Адесе, Совет нападет на Оруф. Поступишь так же в Оруфе – под удар попадет Адес. Добраться из одного города в другой достаточно быстро ты не сможешь. Ты и сам это знаешь, Бэстифар.

– Я знаю, вам хочется действовать, государь, – поддержал ее Фатдир, – но правда в том, что вы не можете этого сделать. Не в сложившихся обстоятельствах. Боюсь, вам придется забыть о способностях аркала и попытаться обыграть Совет в политической игре.

Бэстифар сложил руки на груди. Некоторое время он молчал.

– А население? – наконец спросил он. – Что с людьми в Оруфе и Адесе?

Фатдир поджал губы.

– Сендал докладывал через эревальну, что в беспорядки в городах уже начались, но не вышли из-под контроля, потому что в городах находятся части армии. Однако первые беженцы уже направились в сторону Аллозии, мой царь…

Бэстифар отвел взгляд. Мальстен вздохнул.

– Аллозия их примет? – спросил он.

– Ты же заключил с ней военный союз? – прищурился Грэг. Отчего-то он смотрел на аркала так, словно тот был нашкодившим ребенком.

Ты видишь в нем отчаянную горячую голову, но не правителя Малагории, – с невесть откуда взявшейся досадой подумал Мальстен, глядя на охотника и аркала поочередно.

Бэстифар удивительно спокойно снес едкий тон Грэга Дэвери.

– Аллозия – наш союзник, – задумчиво произнес он. – И все же я свяжусь с Дандрином Третьим, попрошу убежища для беженцев из Малагории в аллозийских городах. – Он решительно направился к выходу, чтобы добраться до нужной эревальны.

Мальстен проводил его глазами, понимая, как Бэстифара злит его бездействие. Эта просьба к Дандрину, которую многие воспринимали как жест отчаяния, аркал считал единственным способом сделать хоть что-то.

***

Подножие Шоррских гор, Карринг

Второй день Гуэра, год 1490 с.д.п.

Суровый зимний ветер гулял по Шоррским горам, пробирая до костей путников и стращая их непогодой, призывая найти себе убежище где-нибудь в другом, более приветливом месте с теплом очага и крышей над головой. С неба сыпал колкий снег, больше напоминающий небольших белых мошек, врезающихся в руки и лица на полном ходу. Путники морщились и щурились, пытаясь закрыться от гонимых порывами ветра горных снежинок, но продолжали держать путь к лесу. Их было двое – оба бледнокожие и напряженные. Накидки не особенно спасали их от холода. Руки, прихватывающие капюшоны, не выдерживали натиска морозного ветра и приобретали синюшный оттенок, выдававший истинную природу путников.

Этими путниками были Даниэль Милс и Конрад Делисс. Они направлялись на охоту в близлежащий лес. Когда вокруг них сомкнулась стена из плотно стоящих друг к другу деревьев, ветер чуть смилостивился, да и снег стал менее колючим. Даниэль откинул капюшон и прислушался. Все, что им было нужно – это выследить и увидеть зверя или, если повезет, нескольких. Дальше дело было за малым: сковать животное нитями и подвести к себе, после чего, заблокировав его мозг от осознания боли, перерезать горло и отнести добычу в лагерь. Даниэль невольно задумался, что Деллиг Нейден – пожалуй, самый мрачный и вечно недовольный член группы – сказал бы, что переживать расплату за то, чтобы избавлять неразумных зверей от боли, вовсе не обязательно, но для Даниэля это было делом принципа после всего, через что провела его жизнь.

Интересно, а что на этот счет подумала бы Цая? Тоже решила бы, что избавлять животных от боли не обязательно? – задался вопросом Даниэль, и эта мысль неприятно кольнула его. Чувства к Цае Дзеро бросали его из крайности в крайность, и приливы нежности и желания сменялись подозрительностью и опаской. Даниэль старался думать о Цае как можно меньше, эти чувства и путающиеся мысли на ее счет выматывали его сильнее любой работы.

Его спутник Конрад неплохо умел идти по следам зверей – отец научил его этому, когда они жили в Дире. Стараниями Конрада вскоре двум данталли удалось набрести на след оленя. Они двинулись за добычей тихо и осторожно, главным для них было приблизиться к животному и увидеть его, остальное дело – за нитями.

Заметив, наконец, молодого оленя, Даниэль невольно поморщился.

Совсем еще детеныш, – подумал он. Оба сердца сдавила скорбь, на языке появилась горечь… и тут же пропала. Сердца застучали ровнее. Так бывало каждый раз, когда Даниэль Милс сталкивался с тенью Рорх – с близостью чужой смерти.

Одно время он был палачом, и не где-нибудь, а в Сельбруне, под самым носом у Красного Культа. Он скрывался на виду у врага и умудрялся не вызывать подозрений, словно последователям Культа что-то мешало увидеть в нем данталли – как он был не в силах рассмотреть жрецов в красных одеждах. Даже Бенедикт Колер не нашел в нем ничего подозрительного. Даниэлю иногда удавалось сосредоточить зрение на людях в красном, но он слишком быстро терял концентрацию. Чтобы сохранять ее дольше, пришлось бы чересчур напрягать глаза, и это было бы заметно любому человеку. Даниэль пытался тренировать себя, однако толком у него ничего не получалось. С тем большим изумлением – и даже завистью – он наблюдал за тем, как сквозь красное проникала Цая Дзеро. Ее работа с нитями вообще отличалась от всего того, что Даниэлю доводилось видеть за свою насыщенную жизнь.

Не думай о ней, – приказал себе данталли.

Тем временем он увидел, как нити Конрада оплели молодого оленя. Тот послушно пошел навстречу смерти, не испытывая страха. От страха Конрад его избавил. Поэтому Даниэль и взял с собой именно Конрада – он был милосердным и оплетал добычу нитями так, чтобы перед смертью избавить ее от ужаса и оградить от боли.

Взмах меча – хотя для казни Даниэль привык использовать топор – будто выпал из сознания данталли. Конрад не отпускал нити до самого конца, пока голова добычи не оказалась отсечена от тела, а на снег не брызнула кровь.

Стоило жертве умереть, а его телу окраситься красной кровью, черные нити данталли втянулись обратно в ладонь – так резко, будто их оборвали. Конрад сделал два шатких шага назад и коротко вскрикнул. Он обнял себя за плечи, будто боялся, что боль разорвет его на куски, и закусил губу, чтобы подавить очередной стон. Дыхание его стало тяжелым, он оперся на ствол дерева, закрыл глаза и попытался пережить приступ боли.

Даниэль смотрел на него бесстрастно. То состояние, что пришло к нему во время смерти оленя, никак не желало отступать.

Конрад тихо застонал.

– У тебя тоже так? – дрожащим голосом спросил он. – Когда они умирают, пока ты их держишь, расплата сильнее?

Даниэль отчего-то ощутил себя больным и постаревшим.

– Всегда, – надтреснутым голосом ответил он.

Данталли переждали, пока боль Конрада утихнет. Вскоре он пришел в себя и кивнул в знак того, что сможет тащить добычу к лагерю.

– Ты когда-нибудь надевал красное? – вдруг спросил Конрад.

Даниэль вздрогнул.

– Доводилось, – буркнул он.

– И что происходит?

– Слепнешь, – отчеканил Даниэль. Говорить о том, что красная ткань на теле каким-то образом вызывает у данталли слепоту, ему не хотелось. Из всех воспоминаний эти отчего-то были едва ли не самыми неприятными.

Конрад буркнул что-то себе под нос, помогая Даниэлю нести обезглавленное животное к лагерю.

– А ты никогда не думал, что когда на нас попадает кровь, мы не слепнем? Почему? А стоит надеть хоть красную повязку или вышить красный узор на костюме…

– Не знаю.

Разговор не клеился, хотя Даниэль и понимал, что любопытство Конрада оправдано. В конце концов, ему не раз доводилось видеть окровавленных людей. И кровь на их телах работала, как красные одежды – отпугивала, огораживала, делала размытыми. Однако в поединках, если кровь противника попадала на данталли, отчего-то подобного эффекта не было.

– Может, природа решила уберечь нас хотя бы от этого? – хмыкнул Даниэль. – Хотя бы зрение в бою мы не потеряем, если просто испачкаемся в чужой крови.

– Да, но почему? Кровь тоже красная.

– Я не знаю, Конрад, – буркнул Даниэль. Желание вести этот разговор, ненадолго разгоревшееся, начало стремительно сходить на нет.

– А ты замечал, что если на тебя попадает чужая кровь, участок кожи, куда она попадает, чуть жжет? Совсем немного. Даже если на одежду попадает.

Даниэль нахмурился. Он никогда не придавал этому значения, но, напрягая память, действительно согласился с Конрадом. Стоило данталли попытаться надеть хотя бы красную повязку на руку или красное украшение, как это моментально лишало зрения. Инстинктивно любой демон-кукольник старался держаться как можно дальше от красного, каким бы ни был его источник. Но наверняка бывали случаи, когда данталли пачкался в красной краске, и Даниэль был почти уверен, что это действовало так же, как красная одежда.

Но не кровь.

Когда кровь человека каким-то образом попадала на тело данталли, слепоты не наступало. Конрад был прав: вместо слепоты ощущалось легкое, едва уловимое жжение, которого в пылу драки – а чаще всего именно в такие моменты можно было испачкаться в человеческой крови, – легко было не заметить.

Даниэль невольно вспомнил Цаю, чьи рыжие волосы в закатном солнце казались почти алыми. И ведь это не лишало ее зрения и даже не мешало другим данталли ее видеть. Отношения демонов-кукольников с запретным для них красным цветом, выходит, были куда сложнее, чем Даниэль предполагал.

– А-ну, стоять! – вдруг прозвучал чей-то грозный вскрик, прорезавший шелест леса и размышления Даниэля. Данталли замерли. – Повернитесь!

Даниэль и Конрад осторожно повернулись, медленно положив свою добычу на мерзлую землю…

… и ужаснулись.

Перед ними стояло восемь человек, за спиной каждого из которых развевался красный плащ поверх военной формы, герб на которой было не разглядеть. Черты лиц размывались в неясные пятна. Трудно было рассмотреть даже оружие, которым эти люди грозились случайным путникам – хотя, хвала богам, похоже, арбалетов не наблюдалось.

Даниэль старался не показывать, как сильно напрягает зрение, чтобы сосредоточиться на ком-нибудь из незнакомцев. Одно он мог сказать точно: это не разбойники. Военные.

Что они, бесы их забери, здесь делают?

– Назовите себя! – скомандовал вышедший вперед солдат.

Конрад бросил беглый взгляд на Даниэля, из груди его вырвался резкий вздох.

– Спокойно, – шепнул ему Даниэль. Это все, что он мог себе позволить сказать, пока размышлял, по чью душу явились эти люди.

– Громче! – вновь прикрикнул солдат. Вся восьмерка осторожно подходила ближе. – Кто вы такие?

Даниэль постарался дружелюбно улыбнуться, хотя оба его сердца застучали быстрее от осознания того, чей герб вышит у воинов на форме. Ему хватило нескольких мгновений, чтобы сосредоточиться и рассмотреть нашивку – это был герб Анкорды.

Проклятье!

– Господа, – мирно заговорил Даниэль, – мы лишь путники, добывающие себе пропитание в лесу. И, насколько мне известно, охота в Шоррских горах никак не попирает достоинства Анкорды. Чем же мы вас разгневали?

Солдаты переглянулись.

Поняли, что я их разглядел, – победно подумал Даниэль. – Теперь они сомневаются, что я данталли.

– В этих краях ведется охота на разбойников, совершивших преступление против анкордской короны, – отчеканил вояка.

Откуда они узнали, что надо искать нас здесь? – прошипел про себя Даниэль, но постарался не выдать своего напряжения.

– Здесь промышляют разбойники? – изумленно спросил он. – Клянусь богами, мы никого такого не встречали. Иначе вряд ли остались бы в живых, я полагаю.

– Выйди вперед, – скомандовал все тот же крупный воин. Даниэль не видел, с каким выражением он на него смотрел, но слышал в голосе настороженность. Казалось, вся группа была готова пустить в ход мечи. А ведь Даниэль и Конрад даже не достали оружие. Им может не хватить времени…

Даниэль сделал осторожный шаг к воину и замер. Он старался потянуть время, сам не зная, зачем. Его собраться ни о чем не узнают, и воины настигнут их так же легко. Единственное спасение для них всех – Цая. И сейчас Даниэль лишь надеялся, что та странная спокойная жестокость снова захлестнет ее и заставит убить анкордцев, спасая своих собратьев.

Жаль ее нет здесь сейчас, – горестно подумал он.

– Ближе! – тем временем приказал воин.

– Во имя богов, я не понимаю! – нарочито возмутился Даниэль. – Что мы сделали не так? Мы не разбойники.

– Вы не назвались.

– Прево, – не раздумывая, назвал Даниэль фамилию Жюскина. – А это мой брат Альберт. – Он и сам не знал, отчего на ум первым пришло имя анкордского принца. Как знать, быть может, оно заставит вояк чуть больше довериться им?

– Откуда вы?

– Данмарк, Станна, – вновь без колебаний ответил Даниэль.

– А брат у тебя, что, немой? – В голосе солдата послышалась усмешка. Даниэль побоялся, что Конрад чем-то выдаст их, но он, похоже, умел молчать, когда нужно.

– Он просто сильно нервничает при виде вооруженных людей, – хмыкнул Даниэль. – Вы, к слову, тоже не назвались и не сказали, что вам нужно от нас. – Он сделал особый акцент на последнем слове.

– Подойди ближе, – игнорируя его замечание, бросил воин.

– Зачем?

– Пустим тебе кровь.

Сердца данталли застучали быстрее. Он невольно отшатнулся, положив руку на закрепленный на поясе меч, не отертый от крови убитого молодого оленя. Реакция анкордцев не заставила себя ждать – всей группой они угрожающе двинулись на Даниэля и Конрада.

– Увидим, что у вас кровь красного цвета – отпустим, – осклабился солдат. – Разбойники, которых мы разыскиваем, не люди.

Отпираться было больше нечем. Даниэль и Конрад одновременно отступили на несколько шагов и выхватили оружие. Анкордцы бросились в атаку. Восемь на двоих.

Нам конец, – мелькнуло в голове у Даниэля. Он был неплохо обучен фехтованию, но все же не тешил себя надеждой, что управится с восемью вооруженными солдатами. Тем не менее, сдаваться без боя он не собирался. И Конрад тоже.

Схватка была похожа на беспорядочную возню: мешали коряги и намерзший местами лед. Держащиеся рядом данталли, использовавшие деревья для обманных маневров, были неудобной целью для бросившейся на них группы солдат – натыкаясь друг на друга, те вынуждены были медлить и осторожничать, не желая ранить своих же.

Однако уже через несколько мгновений драка разделила Даниэля и Конрада, когда те метнулись за разные деревья в поисках укрытия от мечей анкордцев.

Даниэль не успевал понимать, что происходит. Противники, которых он видел лишь размытыми пятнами, мелькали то тут, то там, и лишь чудом данталли удавалось отражать их удары и даже наносить ответные, пока один из анкордцев не оказался слишком быстр, а левый бок не отозвался резким давлением и острой болью.

Вскрикнув, Даниэль инстинктивно отскочил от источника угрозы, не представляя, насколько глубоко меч его ранил. Левая рука зажала рану, из которой заструилась горячая синяя кровь.

Кто-то выкрикнул нечто обличительное. Что-то вроде «точно данталли!» – трудно было разобрать.

Неосторожный шаг заставил Даниэля отступиться и упасть на спину. Боль в боку стала сильнее, будто только теперь начала прорываться сквозь пыл схватки. Где-то вдалеке Даниэль услышал крик, но не распознал в нем свое имя. Конрад звал кого-то, но… может ли быть такое, что он действительно крикнул «Цая»?

Ответом ему был замерзшее время, словно остановившее анкордцев в зимнем лесу. Один миг тишины – и со следующими ударами сердец мечи врагов устремились к собственным глоткам.

Ни криков ужаса.

Ни промедления.

Лишь одно решительное движение восьми рук, держащих мечи.

Одно большое море крови, разлитое на снегу в тишине.

А затем время возобновило ход. С пугающим стуком тела рухнули наземь, а затем прозвучал женский вскрик, хруст снега, легкий треск веток и знакомый звук рвотного позыва.

Цаю всегда тошнило от боли расплаты. Сегодня тошнота длилась дольше обычного – или Даниэлю лишь так казалось? Для него время будто все еще текло замедленно. Он чувствовал, как кружится голова и дрожат руки, зажимающие кровоточащую рану на боку.

– Даниэль! – Конрад оказался подле него и опустился на колени рядом. – Проклятье, сколько крови…

– Обнадеживать ты не умеешь, – проскрипел Даниэль, постаравшись приподняться и, зарычав от боли, снова откинулся на холодную землю. Холод быстро проникал в него и, казалось, кровь от этого текла чуть медленнее. Или только казалось? Таких серьезных ран в жизни Даниэля еще не было. Боль была соизмерима с серьезной расплатой. Хуже был страх – страх утекающей жизни с каждой каплей синей крови, падающей на землю.

Позади послышалась чья-то шаткая походка, постепенно становившаяся увереннее. Цая небрежно отерла рот и встряхнула гривой рыжих волос.

– Дани, держись, – нежно произнесла она, присаживаясь рядом.

– Как… как ты здесь оказалась?

Цая непонимающе покачала головой, словно он задавал самый глупый вопрос из возможных.

– Я почувствовала, что нужна вам. Как тогда. – Она сделала неопределенный жест рукой, махнув куда-то в сторону, будто это должно было все объяснить.

Цая Дзеро. Странная – даже для данталли. Наделенная самыми неординарными способностями, какие Даниэль когда-либо видел. Непостижимая и опасная в своей тихой решительной жестокости.

– Нужно к Сайену, – пытаясь отдышаться после драки, кивнул Конрад. – И быстрее. Много крови…

– Да, – коротко кивнула Цая.

Вместе они помогли Даниэлю подняться. Рыча и пыхтя от боли, с кружащейся от слабости головой он встал на ноги и тут же покачнулся, буквально рухнув на плечи Конрада. Цая оглядела залитую кровью землю и остановила взгляд на обезглавленном олене.

– Пошлем за ним Рана и Эрнста, – сказала она. – Я пойду с ними, если придут еще.

Она не уточняла, кто еще должен прийти, но и без слов было понятно, что говорит она о новых охотниках, которых Рерих мог послать за убийцами генерала Томпса. Генерала, которого убила она.

– Идем.

Путь сквозь колкую зиму был тяжелым и казался невозможно долгим. Весь левый бок Даниэля промок от крови.

– След… – выдавил он, борясь с усталостью. – Нас могут найти по нему, нужно…

– Не думай сейчас об этом, – прервала Цая. – Не разговаривай, береги силы.

В небольшой скрытой пещере, которую заняла группа, горел костер.

Сайен переполошился, увидев рану, и тут же принялся раздавать команды, которые ускользали от Даниэля – он чувствовал, что вот-вот провалится в забытье. Он провалился бы в него и раньше, чтобы сбежать от боли, но приученное к расплате тело могло ее вытерпеть.

Даниэль толком не понимал, что с ним делали. Было холодно, не спасало даже тепло костра, но кто-то все равно разорвал на нем рубаху – похоже, это была Рахиль, хлопотавшая над ним вместе с Сайеном.

Краем уха Даниэль услышал, как Ран и Эрнст сказали, что мигом вернутся. Кто из близнецов это произнес, он не разобрал. Взгляд его искал Цаю, но она исчезла, как тень, словно и не возвращалась в пещеру. Должно быть, отправилась с близнецами, как и обещала.

Красное… кровь… кровь не ослепляет… почему? – С этими мыслями Даниэль провалился в забытье.

Он выныривал из него несколько раз, слыша перепалки своей группы. Кто-то говорил, что, раз явились наемники, нужно как можно скорее сниматься с места и уходить. Сайен – его голос Даниэль узнавал безошибочно – возражал, говоря, что раненого в таком состоянии нельзя перемещать, и даже на носилках это будет опасно. Даниэль попытался сказать, что справится с перемещением, но, похоже, у него получилось только тяжело застонать. Боль приходила к нему с каждым пробуждением и в отличие от расплаты не желала уходить.

К ночи у него начался жар. Сайен у него над ухом говорил что-то о плохой способности данталли справляться с хворью, которая проникает в раны. У него была мазь, в которой содержалась какая-то ему одному известная плесень, но он не мог уверять, что она поможет. Говорил, что надо ждать.

Даниэль вновь провалился в темноту. Вскоре темнота разбавилась цветными видениями, где он раз за разом поднимал свои руки, державшие топор, и они были по локоть в чужой крови.

Кронский палач, прячущийся под самым носом у Красного Культа.

Даниэль гадал, почему не слепнет от чужой крови на руках. И кричал… он чувствовал, что кричит. В какой-то миг крик стал таким громким, что вместе с ним пришла боль, а за ней – холод. Даниэль с прерывистым вздохом вскочил и тут же почувствовал, что дрожит мелкой дрожью.

Чья-то рука заставила его опуститься обратно на настил, на котором он лежал.

– Тише. У тебя жар. Тебе надо отдохнуть.

Он сосредоточил взгляд и рассмотрел Цаю Дзеро. Она смотрела на него своими огромными зелеными глазами, и в них стояло утешение. Откуда-то в ее руках появилась мокрая тряпица, которую она бережно положила на лоб раненому.

– Все хорошо, – сказала она.

Прислушиваясь к своему состоянию, Даниэль едва ли мог в это поверить. Ему казалось, что над ним уже маячит тень Жнеца Душ.

– Он не придет за тобой, – прошептала Цая.

– Кто? – слабо спросил Даниэль. В горле пересохло.

– Жнец, – кивнула Цая.

– Ты слышишь, о чем я… думаю?

Цая покачала головой. На вопрос она предпочла не отвечать, вместо этого произнесла лишь:

– Ты не умрешь.

Он прикрыл глаза, чувствуя, как по виску стекает капля – воды с тряпицы или пота, он не разобрал.

– Мы не слепнем от крови, потому что она другая, – тихо сказала Цая. – Не такая, как… остальное красное. – Казалось, она пыталась тщательно подобрать слова.

И отчего все время кажется, будто она знает больше, чем мы все?

– Цая, откуда ты… – Он поморщился. И почему треклятая боль не желала утихать? Рука легла на повязку на раненом боку. Цая осторожно накрыла ее своей ладонью. – Откуда ты знаешь? – простонал Даниэль. – Я…

Она улыбнулась – нежно и снисходительно одновременно. Чуть склонилась над ним, чтобы ему не приходилось приподниматься в попытке услышать ее.

– Ты говорил во сне, – сказала она. – Только и всего. Мне не известно, о чем ты думаешь. Откуда бы я могла это узнать? – Цая вновь улыбнулась.

Даниэль облизнул пересохшие губы и прикрыл веки, чувствуя, как они дрожат. Стоило перестать концентрироваться на Цае и вопросах о ней, как в мыслях начинало стучать лишь жалобное «мне плохо… когда это кончится?». Взяв на себя ответственность за группу данталли – фактически, украв чужую мечту об этом, – Даниэль не раз представлял себе, что будет, если его ранят. Он думал, что перенесет это стоически, а если не удастся, он будет себя ненавидеть. Однако, когда это случилось, ничего из этого не осталось. Даниэль помнил страх, который он испытал, когда кровь полилась на его ладонь. А затем осталась лишь боль и усталость. Слабость и желание провалиться в сон, чтобы не чувствовать всего этого.

– Поспи, – прошептала Цая, проведя тыльной стороной ладони по его лицу. – Тебе нужно отдохнуть…

Она снова уйдет и оставит меня с этими вопросами.

– Нет! – Даниэлю показалось, что он прокричал это, но на деле из его груди вырвался лишь хриплый полушепот. Однако сил на то, чтобы перехватить руку Цаи, у него хватило. Большие зеленые глаза уставились на него непонимающе, со смесью удивления и любопытства. – Что… – Даниэль перевел дыхание. – Что ты говорила о крови? Что значит «другая»?

– Я знаю не больше твоего, – покачала головой Цая.

– Нет, – возразил Даниэль, поморщившись. – Ты знаешь больше.

– Я только догадываюсь.

– Скажи мне… – прошептал Даниэль, чувствуя, что сил спорить у него почти не осталось. – Пожалуйста.

Цая изогнула брови, и трудно было сказать, сочувствовала она или ей просто надоел этот спор, и она решила уступить. В ее характере сочеталась удивительная мягкость с хорошо замаскированной несгибаемостью.

– Кровь другая. Дело не в ее цвете, а в жизни, которую она дает. Мы касаемся жизни, когда выпускаем нити и отдаем ее, когда втягиваем их обратно. Я так думаю. Когда жизнь касается нас – это почти такой же контакт. Он привычен нам и не может лишить зрения. Когда в крови кто-то другой, для нас это не контакт. Это… просто красный. Ты понимаешь?

Даниэль не был уверен, что понимал, но кивнул.

– Поэтому ты можешь прорываться? Контролировать тех… кто в красном?

Цая передернула плечами.

– Я просто научилась сквозь него смотреть, как бы, не замечая. В какой-то момент остаются только чужие глаза, и я их вижу, даже если они далеко.

Объяснения Цаи были слишком путаными, Даниэль уставал от них. Рука опять легла на рану в попытке унять боль.

– Очень плохо, Дани? – сочувственно спросила Цая.

Даниэль нашел в себе силы криво ухмыльнуться.

– Как сильная расплата, только дольше, – проскрипел он. – Совсем неприятно, если честно. – Он с трудом перевел дух. – Прости, я думал, я крепче.

– Крепче меча? – улыбнулась Цая.

Даниэлю не хватило сил объяснить, что он говорил о выдержке, а не о твердости тела. Вместо того он прикрыл глаза и тяжело задышал. Цая некоторое время просидела рядом с ним молча, однако вскоре он вновь нарушил молчание:

– Что вы решили? Нам нужно уходить… чтобы нас не нашли…

– Среди нас больше военного опыта у Эндри, – сказала Цая. – Он понимает, что тебе нужен отдых, но говорит, что нужно сниматься. Мы побудем здесь еще день, а потом сделаем носилки.

Даниэль проглотил замечание о том, что справится – теперь он прекрасно понимал, что этому не бывать, он и минуты на ногах не продержится.

Цая положила руку ему на лоб и некоторое время подержала ее так, не торопясь убрать мокрую тряпицу.

– Спи, – прошептала она. – Ты устал.

Даниэль хотел кивнуть, но лишь тяжело вздохнул. Он и впрямь чувствовал себя таким уставшим, что готов был пролежать неподвижно несколько дней. Однако нескольких дней у него не было.

***

Пустыня Альбьир, Малагория

Третий день Гуэра, год 1490 с.д.п.

Бенедикт ожидал, что второй день в пустыне принесет новые потери, однако в своих пессимистических прогнозах оказался неправ. Второй день Гуэра не отнял у него людей, а суровая пустыня решила не приносить новых сюрпризов. Пустынные хищники – шакалы, ящерицы и лисицы – старались не приближаться к такому скоплению людей и, хоть и наблюдали, держались на почтительном расстоянии.

Ночи здесь, несмотря на жар, охватывающий Альбьир днем, были удивительно холодными, невольно напоминавшими о том, что Арреда переживает зиму. Небо при этом было безоблачным и сказочно звездным, не создавая ощущения кромешной тьмы.

Группа на удивление быстро сумела приспособиться к видениям, вызванным пустынным газом, который невозможно было почувствовать, пока не наступал его эффект. Даже Ренард со своим чутким обонянием подтверждал, что этот газ не имеет запаха. Его мнение быстро стало авторитетным для всех после того, как он сумел вывести людей, не потеряв направление. К нему прислушивались, пожалуй, даже с большим трепетом, чем к Бенедикту.

К вечеру третьего дня Гуэра Ренард стал заметно напряженнее двигаться и будто старался заранее прощупать песок ногой, прежде чем сделать следующий шаг. Бенедикт не мог этого не заметить.

– В чем дело? – тихо спросил он, стараясь не потревожить никого из людей понапрасну.

– В том, что идти стало легче, – буркнул Ренард себе под нос. – Песок меняется. Становится тверже.

Бенедикт прислушался к собственным ощущениям: а ведь передвигаться по пустыне и вправду стало немного легче. Без замечания Ренарда Бенедикт мог бы подумать, что попросту начал привыкать к пустыне, однако слова друга насторожили его. Он невольно напрягся и сосредоточился, однако единственное, что смог сделать, это спросить:

– Что это может значить, как думаешь?

– Пока не знаю, – честно ответил Ренард. – Земля под ногами просто становится другой. Она отличается от той, по которой мы шли до этого. Возможно, Альбьир приготовила нам очередное испытание, и ничего хорошего я бы от него не ждал.

Бенедикт поджал губы. Он хотел возразить, что более твердая земля под ногами, скорее всего, позволит легче различать зыбучие пески и вовремя обходить их, однако язык не поворачивался сказать это. Бенедикту казалось, что он идет по присыпанному песком стеклу – плотному, но недостаточно толстому, чтобы выдержать почти шесть сотен человек, идущих по нему. А под этим стеклом будто и вовсе ничего не было. Бенедикту казалось, что он чувствует под собой зияющую пустоту, и нельзя было сказать наверняка, очередной это сюрприз Альбьир или попросту изменившийся, но такой же плотный песок.

– Если почуешь неладное… – начал Бенедикт. Ренар хмуро перебил его:

– Мог и не говорить.

Рискуя потерять направление, Бенедикт все же решил сделать крюк и обогнуть это странное место, но земля не менялась, и вскоре Бенедикт бросил эту затею.

На Край миражей медленно опускалась ночь. Сумерки принесли приятную прохладу и передышку от дневного жара, но люди знали, что вскоре станет по-настоящему холодно. Нужно было найти место для остановки, и группа решила остановиться до темноты – как минимум, потому что набрели на небольшой оазис, а близость пресной воды была исключительной удачей.

Помня об осторожности, люди рассредоточивались, внимательно осматривая небольшие островки травы, держались как можно дальше от безобидных на вид пустынных цветков и высматривали в песке скорпионов или пауков. Вокруг оазиса за пару часов разросся довольно большой лагерь. Спокойный день, проведенный в Альбьир, вдохновил людей. Они шумно переговаривались, пели песни у костерков, кто-то, несмотря на шум, устроился на ночлег, другие предпочитали отдалиться от группы и вести разговоры, не долетавшие до чужих ушей. То и дело люди подходили к Бенедикту, задавали вопросы, выражали свое мнение касательно его действий, переспрашивали детали плана. Не затих лагерь, даже когда небо потемнело, и пустынная вечерняя прохлада сменилась настоящим холодом.