Текст книги "Обитель Солнца (СИ)"

Автор книги: Наталия Московских

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 41 страниц)

Снова налево.

Она продолжила путь и вскоре повторила маневр. Свет факелов здесь стал ярче: освещение встречалось чаще. У Аэлин создалось впечатление, что это особый отсек дворцовой тюрьмы. Камеры здесь были больше и хорошо освещались в отличие от темных коридоров, которые она миновала. Стены были выложены красным кирпичом. Коридор ветвился на две части: одна из них оканчивалась дубовой дверью, вторая – арочным проемом, в котором виднелась темная лестница, уходящая вверх. У нижних ступеней дежурило двое стражников, вооруженных алебардами.

Аэлин нахмурилась.

Ладно, теперь это кажется не таким простым.

Она наклонилась и поискала на полу какой-нибудь камушек, чтобы отвлечь хоть одного стражника. Ничего подходящего под руку не попалось, только мелкая кирпичная крошка. Аэлин развернула пояс, тихо достала паранг и набрала горсть кирпичной крошки в руку. Тяжелой рукоятью паранга она несколько раз мерно стукнула по стене, привлекая внимание, после чего скрылась за углом и затихла.

Стражники, судя по звуку, насторожились.

– Ты слышал? Что это было? – спросил один из них.

– Может, кто-то из узников?

– Надо проверить.

Один из стражников отошел с поста и направился за угол. Аэлин застыла. Едва ее противник аккуратно высунулся из-за угла, она швырнула кирпичную крошку ему в лицо, и тот растерянно вскрикнул, пытаясь защитить глаза. Аэлин нанесла ему удар по шее, чтобы помешать поднять много шума. Стражник попытался ударить сослепу алебардой, но промахнулся: Аэлин ушла от атаки. За то время, что ее преследовали кхалагари, не говоря уже об охоте на иных существ, она набралась скорости и умела реагировать с поразительной быстротой. Извернувшись, она нанесла стражнику удар под ребра, пнула его в пах и оттолкнула на землю. Как раз в это время подоспел второй. Аэлин удивилась, что он не закричал, не поднял тревогу и не попытался привести сюда подмогу.

Слишком просто, – снова подумала она, и ей это не нравилось.

Второй стражник, как ни странно, оказался не проворнее первого. Увидев перед собой женщину с оружием, он поначалу не оценил ее опасность, даже несмотря на уже обезвреженного ею человека. Для Аэлин этот стражник был грузным и неповоротливым. Уйдя от атаки, она ранила его в бедро, и он яростно вскрикнул. Казалось, это придало ему больше сил, и он попытался напасть более агрессивно, за что получил рану в живот и покачнулся. Аэлин выгадала момент и ударила его под коленную чашечку, заставив потерять равновесие, после чего оглушила обоих последовательными ударами по затылку.

Проклятье, либо мой отец совсем потерял форму, раз не мог сбежать отсюда, либо что-то тут не так, – с неприязнью подумала охотница. Смахнув волосы с лица, она осторожно выглянула в коридор. Больше охраны не было. Шума, похоже, тоже никто не поднял.

Аэлин тихо двинулась по коридору, осматривая клетки. Почти все они были пусты, и она уже подумала, что западня будет заключаться в том, что отца попросту не будет здесь. Но со следующим ударом сердца она вдруг застыла напротив тюремной камеры, в которой все же был узник. Он заметно исхудал и сделался более хрупким за годы пленения. Аэлин показалось, что он даже чуть уменьшился в росте, но даже в этом тусклом свете факелов она узнала его.

– Папа, – выдохнула она, и почувствовала, как слезы обжигают ей глаза.

Грэг вскочил и приблизился к толстым прутьям клетки.

– Аэлин? – спросил он почти шепотом, будто не верил своим глазам. Он и вправду щурился, глядя на нее. – Что ты здесь делаешь?

– Пришла спасти тебя, конечно! – На губах Аэлин появилась печальная, немного виноватая улыбка. – Прости, что так долго! Я понятия не имела, где ты. Меня привели сюда твои путевые заметки. Я нашла Мальстена, папа, он… – Она осеклась, понимая, что на объяснения нет времени. – Объясню позже. Сейчас надо вытащить тебя отсюда.

Аэлин осмотрела замок и поискала глазами ключи.

– Ты знаешь, где ключи? – спросила она.

– Аэлин, это опасно, – неуверенно проговорил Грэг полушепотом. Аэлин невольно поморщилась. Сейчас ее отец казался ей тенью себя прежнего. В ее душе всколыхнулась ненависть к Бэстифару. За эти годы он превратил ее отца в дрожащего труса, какими были все узники дворцовой тюрьмы. – Прошу тебя, если он придет…

– Все будет хорошо, – заверила Аэлин. – Бэстифар тебя больше не тронет. Так ты знаешь, где ключи?

– Видел у стражников, – так же тихо, почти неузнаваемым голосом отозвался Грэг. Аэлин помчалась к лежавшим без чувств стражникам и быстро обыскала их. Кольцо с несколькими ключами и впрямь висело у одного из них на поясе. Аэлин сняла его и помчалась к клетке.

Грэг опасливо отступил. Он будто чего-то очень сильно боялся. Аэлин было невыносимо видеть его таким.

– Тебе нельзя здесь быть. Я не хотел, чтобы ты приходила, – продолжал шептать Грэг. – Это существо, оно… ты не представляешь, что оно может сделать.

Аэлин закусила губу, методично пробуя ключи и пытаясь придумать дальнейший план побега. Она готова была прорываться с боем, если придется.

Наконец, дверь камеры поддалась. Аэлин распахнула ее, но Грэг отчего-то попятился внутрь вместо того, чтобы потянуться к свободе. Он обхватил себя руками и, казалось, задрожал.

– Папа? – обратилась Аэлин. – Нам нельзя медлить, прошу тебя. Идем!

– Аэлин, я… я… – Он будто терялся в словах. Никогда прежде она не видела его таким. Даже в самые тяжелые моменты жизни.

– Папа, я знаю, он пытал тебя, – начала она.

– Да… – тихо ответил Грэг.

– Но больше он не посмеет. Я уведу тебя, клянусь всеми богами Арреды. Идем же! – Она заметила, что он начал дрожать сильнее. – Папа, ты хоть сможешь идти?

Он неуютно потер плечи, будто пытался согреться, но не ответил.

Аэлин посмотрела на свою накидку и решительно сдернула ее с плеч.

– Так. Хватит. Тебе, похоже, холодно. Надень и уходим. Нас ждет Мальстен.

Она подошла, чтобы набросить накидку отцу на плечи, но тот опасливо отступил и увернулся. Накидка упала на пол.

– Папа, да что… – Аэлин осеклась, понимая, что не может пошевелиться. Лицо и голос все еще подчинялись ей, но тело будто обратилось в соляной столб. – Что происходит?

– Прости, – покачал головой Грэг. И теперь она поняла, почему он до этого шептал. Голос был чужим: выше, чем у отца и звучал иначе. Но ведь лицо! Это было его лицо, ничье другое. Как, во имя богов, это возможно?

Грэг начал медленно обходить Аэлин. Он перестал дрожать, выпрямился, хотя двигался по-прежнему с опаской, выставив одну руку чуть перед собой. Повинуясь чужой воле, Аэлин протянула ему свой паранг и вновь замерла. Выйдя из клетки, он закрыл дверь, после чего несколько раз провернул ключ в замке и вынул его из скважины.

– Ты… Дезмонд? – спросила Аэлин, пока голос еще повиновался ей.

Он не ответил, продолжая держать ее под контролем.

– Где мой отец, бесы вас забери?! – воскликнула Аэлин.

Самозванец покачал головой.

– Прости, – повторил он, поспешив вверх по лестнице и скрывшись в темноте. Аэлин еще несколько минут стояла без движения. Лишь когда подземелье погрузилось в полную тишину, тело вновь начало повиноваться ей. Однако теперь ей это не помогало, потому что она оказалась в ловушке, тщательно спланированной Бэстифаром.

***

Дезмонд Нодден двигался шаткой походкой по коридорам дворца. Пережив небольшую расплату за контроль над Аэлин Дэвери, он неспешно направился прочь из подземелья. Оно угнетало, давило на него, наводило страх и вызывало ощущение брезгливости. Дезмонд не мог отделаться от ассоциации с подземельями Красного Культа, в которые ему грозило попасть три года назад.

Но я там никогда не окажусь, – успокаивал он себя. – Я справился с задачей, и Бэстифар… он мне должен.

Он в который раз понял, что испытывает неконтролируемый страх перед настроем Бэстифара. Зависит от него.

Не этого ли боялся Мальстен Ормонт? – спросил себя Дезмонд. Ответа у него не было.

Отчего-то, несмотря на успешно выполненное задание, его душу снедала тягучая тоска и чувство жуткого одиночества. Сейчас, пребывая в костюме Грэга Дэвери, он, казалось, и чувствовал себя им. Пленником, брошенным в темницу. Хотя положение охотника казалось менее удручающим – его хотя бы искали. За ним явилась дочь и давний друг, он был кому-то нужен.

При мысли о явившемся сюда Мальстене Ормонте Дезмонд почувствовал, как по телу его пробегает волна дрожи. Он не представлял, как Бэстифар будет теперь себя вести, но предчувствовал нечто недоброе. Теперь, когда Мальстен здесь, от него можно было ждать чего угодно.

Дезмонд выругался про себя и испытал острое желание сорвать с себя многослойную маску, наложенную цирковым распорядителем Левентом. Она стала ему противна. Однако он решил, что не станет действовать импульсивно, а подождет распоряжения царя. Сейчас важнее всего показать, что в Грате может остаться один данталли – тот, кто искренне хочет жить в Малагории и не собирается сбегать. А ведь Ормонт, он сбежит! Обязательно сбежит снова, раз уже сделал это однажды. По крайней мере, Дезмонд на это надеялся.

В холле, у самого входа во дворец он услышал какой-то шум. Суета, выкрики. В одном из голосов он узнал Бэстифара и примерно распознал, в какую сторону царь направляется. При обилии в Малагории враждебных глазу красных оттенков ему нередко приходилось доверять слуху больше, чем зрению.

Повинуясь неясному предчувствию, Дезмонд, походивший на чуть более щуплую копию Грэга Дэвери, последовал за Бэстифаром. В том крыле располагалась комната дворцового лекаря.

И почему он так спешно туда направился? – спрашивал себя Дезмонд.

Ответ не заставил себя ждать.

Он подошел к двери лекарской комнаты, но войти не осмелился. Его остановили капли синей крови, тянущиеся дорожкой по коридору.

Мальстена ранили? – изумился Дезмонд. Он вспоминал, что рассказывал Бэстифар об этом данталли. По его словам, создавалось впечатление, что Мальстен Ормонт неуязвим и любой шаг противника чует за версту. Выходит, Бэстифар преувеличивал.

– А ты что здесь делаешь? – вдруг послышался знакомый голос. Дезмонд вздрогнул.

Кара.

После того случая с неудавшимся поцелуем он всеми силами избегал ее.

Дезмонд повернулся и испуганно уставился в темные глаза любовницы царя. Кара будто приготовилась к атаке, хотя из вооружения у нее был только странный пузырек с полупрозрачной фиолетовой жидкостью.

– Ох! Кара, постой! Это же я! – Он вдруг сообразил, что выглядит иначе, и покачал головой. – Дезмонд.

Кара застыла, изучающе склонив голову. По голосу она его точно узнала.

– Дезмонд? – переспросила она.

– Левент изменил мою внешность… на время. Это было частью плана…

Кара закатила глаза. Ее внимание захватили выкрики из лекарской комнаты.

– Отравлен? Что за яд? – спрашивал лекарь Селим Догу. В его голосе звенел страх перед гневом аркала.

– Боги, да если б я знал! – отчаянно воскликнул Бэстифар. Дезмонд округлил глаза.

Отравлен? Мальстен Ормонт?

Эта ситуация все еще не вязалась с тем впечатлением, что создалось по рассказам Бэстифара.

– На определение уйдет время… – сказал Селим Догу.

– Времени нет! – тут же воскликнул Бэстифар, почти перебивая, и Дезмонду показалось, что аркал вот-вот начнет выдирать на себе волосы.

– Мальстена отравили? – шепнул Дезмонд, все еще не в силах поверить своим ушам. Кара раздраженно отстранила его в сторону.

– Да уж, ты точно не Грэг Дэвери, – буркнула она. – Отойди.

Решительной походкой Кара двинулась в лекарскую комнату. Несколько мгновений Дезмонд сдерживал любопытство, однако, услышав слова Кары, не сумел совладать с собой и осторожно выглянул из-за дверного косяка, услышав слова: «Вот. Это поможет от яда. Торопитесь».

Кара знает, что за яд? Откуда? – изумился Дезмонд.

– Что за яд? – спросил Селим.

– Пустынный цветок, – холодно отозвалась Кара. – Спешите. Нужен весь пузырек.

Дезмонд затаился, видя, что лекарь медлит. Мальстен Ормонт – теперь Дезмонд смог более детально рассмотреть этого данталли, незримо преследовавшего его все эти три года – лежал без движения и, кажется, не дышал. Он был… обычным. Дезмонд воображал его себе едва ли не с божественно красивыми чертами лица, он виделся ему огромного роста и крепкого сложения. А Мальстена Ормонта ничто не выделяло из толпы таких же обычных жителей материка. Внешность, может, была немного не типичная для канонов красоты – он этим канонам даже проигрывал, – но ничего особенного Дезмонд в нем не видел.

– Отпустите его, – попросил Селим Догу. Дезмонд сначала не понял, в чем дело, и, лишь проследив за кивком лекаря, заметил красное свечение вокруг руки Бэстифара. – Данталли привычны к тому, чтобы сносить расплату, пребывая в сознании. А именно в сознании он нам и нужен, чтобы смог выпить противоядие.

Дезмонд поджал губы. Расплата при условии, что ты принимал помощь аркала, чудовищна. Вопрос в том, сколькими людьми управляешь и как долго: от этого мучение может растянуться на часы или продлиться несколько минут. Контроль Дезмонда над Аэлин длился совсем недолго, но даже после этого расплата была мучительной. Что должен переживать Мальстен Ормонт, если ему пришлось контролировать не одного человека, а нескольких, трудно было вообразить. А ведь Бэстифар говорил, что Мальстен особенно терпелив и сносит эту боль с мужеством, неведомым другим данталли.

Дезмонд застыл. Для него то, что должно было произойти сейчас, было моментом истины и откровения.

Сияние вокруг руки Бэстифара погасло. Дезмонд затаился на несколько долгих мгновений, не сводя взгляда с бледного лица Мальстена Ормонта. Глаза его распахнулись, и в них почти сразу показалась нестерпимая мука. Лицо вмиг исказилось гримасой боли, он попытался подскочить на месте, но сил на это не хватило. Дезмонд поморщился: он знал, какова эта боль. Она захватывает каждый дюйм, каждую клетку тела. Кости словно крошатся множественными ударами, это невозможно пережить молча.

И ведь Мальстен Ормонт не молчал. Он тяжело застонал, тело дернулось, а руки зажали рану, из которой – как Дезмонд теперь видел – торчал обломок арбалетной стрелы. Дезмонд невольно вздрогнул, вспомнив, как сам выстрелил из арбалета в плечо Бэстифара. Вот уж кто действительно не реагирует на боль!

Но не Мальстен Ормонт. Он не такой…

– Мальстен, слушай. Ты должен это выпить, слышишь? Это спасет от яда.

Дезмонд с удивлением отметил, что голос Бэстифара дрожит. Тело Мальстена тем временем свела судорога – действие яда пустынного цветка, теперь Дезмонд это знал. И с этой судорогой хваленый анкордский кукловод тоже не справлялся. Видят боги, в нем не было ничего такого, что расписывал Бэстифар!

Противоядие в раненого влили почти насильно. Единственное, на что его хватило, так это выпить его, не дергаясь. Впрочем, разве у кого другого не хватило бы на это сил?

– Держите его, – попросил Селим Бэстифара. – Я должен вытащить стрелу.

Аркал казался почти потерянным. Он всего на миг переглянулся с Карой, будто искал у нее поддержки и защиты. Она ничего не сказала, и Бэстифар надавил Мальстену на плечи, чтобы удержать его ровно на лекарском столе.

Удержать ровно? – удивился Дезмонд. – Так разве Мальстен Ормонт в этом нуждается?

Лекарь осматривал рану, срезая одежду с поврежденного участка тела. Бэстифар смотрел на Мальстена. Тот лежал, зажмурившись, губы сжимались в тонкую линию, по лицу стекали капельки пота. Бэстифар что-то прошептал, но Дезмонд не разобрал, что именно. Тем временем лекарь дернул стрелу, извлекая ее из раны, и тело раненого выгнулось от боли. С губ сорвался мучительный придавленный крик, а рука, измазанная синей кровью, ухватилась за предплечье аркала.

Дезмонд невольно поморщился при виде этого, боясь даже вообразить такую боль во время расплаты. Но удивляло его другое. Бэстифар казался… ошеломленным, хотя Мальстен Ормонт явно готов был молить его о помощи.

Единственное, что подтверждало слова Бэстифара – он этого не делал.

Внимание Дезмонда обратилось к Каре, которая тихо попятилась из лекарской комнаты. Она оказалась за дверью и несколько мгновений продолжала смотреть на то, что происходит, словно открытый дверной проем выставлял между ней и происходящим невидимую стену.

– Кара, – тихо позвал Дезмонд.

Она перевела на него взгляд и, казалось, с трудом удержалась, чтобы не закатить глаза.

– Что ты здесь забыл? – спросила она. Дезмонд вздрогнул, словно от пощечины. После того, как Бэстифар перестал отправлять ее пережидать расплату вместе с ним, ее манера общения стала подчеркнуто прохладной.

– То же, что и ты, – набравшись смелости, ответил Дезмонд, кивнув в сторону лекарского стола. – Смотрю и не понимаю, что именно он в этом находит. – Не услышав никаких комментариев, данталли втянул воздух и продолжил: – Бэстифар столько рассказывал о нем, что мне Мальстен Ормонт казался почти богом, которому расплата нипочем. Но, – он вновь кивнул в сторону раненого, – взгляни на него! Он страдает так же, как любой данталли на его месте. А Бэстифар смотрит на это совершенно иначе. Не так, как на кого бы то ни было другого. – Дезмонд беспомощно уставился на Кару. – В чем разница? Почему он…

Кара устало посмотрела на него, и один этот взгляд заставил его осечься на полуслове. У нее либо не было ответов, либо они казались настолько очевидными, что было глупо их растолковывать.

Так или иначе, Кара, предпочтя избавить себя от общества Дезмонда, молча развернулась и направилась прочь от лекарской комнаты. Плечи ее непривычно устало сутулились, словно на нее давила какая-то ноша, ведомая ей одной.

***

Аэлин не знала, сколько времени просидела в клетке. Ключей было не достать, замок не взломать, хотя несколько раз она тщетно пробовала вскрыть его стилетом, о котором Дезмонд ничего не знал, а потому не отобрал ее секретное оружие. Так ничего и не добившись, Аэлин присела на жесткую койку и рассеянно провела по ней рукой.

Здесь ли держали ее отца? И что с ним стало теперь? Тринтелл по имени Тисса показала Мальстену, что Грэг Дэвери еще жив, но ведь Бэстифар мог убить его и после видения.

Борясь с тревогой и бессильной злостью, Аэлин некоторое время провела в молчании и без движения. В какой-то момент она почувствовала, что тревога рвется из нее наружу потоком, и отчаянно бросилась к прутьям решетки, начав молотить по ним и звать хоть кого-то. Но ни стражников, ни Дезмонда поблизости не было.

Аэлин ненавидела себя за то, что угодила в ловушку. Она раз за разом спрашивала себя, как могла не распознать обман, как могла не понять, что вместо ее отца в камере сидит самозванец? Однако предположить такое было равносильно тому, чтобы предположить наличие некроманта близ Шорры. Сейчас это казалось понятным и даже очевидным, но тогда ни Мальстен, ни Аэлин и помыслить о таком не могли.

Устав бесцельно молотить по прутьям и сбив руки в кровь, охотница обессиленно опустилась на пол и не сдержала слез. Столько надежд на освобождение отца, столько месяцев поисков – и все напрасно! Теперь из Малагории не выберется никто из них. А Мальстен…

Аэлин вздрогнула при мысли о нем. Она ведь оставила его тяжело раненого там, на Рыночной площади. Что с ним стало? Как он? Ждет ли он ее? Ведь если он заподозрит, что что-то не так, то направится сюда и окажется во власти Бэстифара.

И виновата буду я, это ведь я привела его сюда! – в отчаянии подумала Аэлин, закрыв лицо сбитыми в кровь руками.

Когда высохли слезы, она без сил рухнула на твердую койку и на некоторое время погрузилась в хрупкую полудрему. Разбудили ее чьи-то шаги, гулким эхом разносящиеся по ведущей наверх лестнице. Кто-то шел к ней – медленно, как будто с трудом передвигал ноги.

Аэлин вскочила. Первым порывом ее было окликнуть Мальстена, ведь это он мог идти к ней такой походкой – обессиленный потерей крови. Однако Аэлин не спешила называть его имя. Теперь, после столь искусного обмана, она могла ждать чего угодно.

Из полумрака рыжего коридора свет настенного факела выхватил чью-то фигуру, и это определенно был не Мальстен – на незнакомце была красная рубаха. Через миг Аэлин поняла, что знает своего посетителя. Она видела его два года назад, и он мало изменился с тех пор.

Посреди кирпичного коридора в свете пламени замер малагорский правитель. Аэлин приподняла подбородок, с вызовом глядя на него, и кивнула.

– Ну, здравствуй, Шим, – хмыкнула она.

– Леди Аэлин, – протянул аркал. Голос его звучал устало и слегка надтреснуто. – Сколько лет…

– Всего два года, – ответила охотница. – Извини, что проявляю такую фамильярность и не кланяюсь Твоему Величеству. Но ведь лично я тебя знала как крестьянина из Сальди.

Бэстифар ухмыльнулся.

– Это ничего, я не сильно привязан к титулам, – отмахнулся он. – Даже, можно сказать, не люблю их. – Он прищурился, глядя на нее. Казалось, он старался зажечь в глазах прежний азарт, но давалось ему это не без труда. – Гляжу, такая встреча тебя не удивляет. Жаль.

Аэлин усмехнулась.

– Извини, сюрприза не получилось. Надо признать, ты сильно рисковал, устраивая это представление. Многое могло пойти не так после Сальди.

– Однако все прошло, как было задумано, – развел руками Бэстифар, подходя к клетке. – Почти во всем.

– Почти? – Аэлин не понравилось, как это прозвучало. Она постаралась не выдать в голосе дрожи и не спешила задавать интересующие ее вопросы, хотя те и рвались наружу.

– По большей части все прошло по плану, – увернулся Бэстифар. – Кстати, пожалуй, мне стоит извиниться за эту небольшую авантюру. Если честно, я не хотел втягивать тебя в нее, особенно после Сальди. Ты защищала меня – точнее, крестьянина Шима, – как настоящий герой из детских сказок. Это было впечатляюще. Но, боюсь, несмотря на мою симпатию, я не мог исключить тебя из своего плана. Видишь ли, волею Криппа, ты оказалась единственным человеком, кто мог убедить Мальстена приехать в Грат.

Сердце Аэлин застучало чаще, она сглотнула подступивший к горлу тяжелый ком тревоги и качнула головой. Бэстифар устало усмехнулся.

– Надо же, как ты похожа на своего отца!

– Ты этого в Сальди не понял? – поморщилась Аэлин.

– И вот сейчас тоже, – качнул головой Бэстифар. – Эта удивительная особенность: даже находясь в клетке, вы оба держитесь так, будто вы – хозяева положения. Уверен, еще пара минут, и ты начнешь ставить мне условия и сыпать угрозами, хотя мы оба понимаем, что выйти отсюда ты не сможешь, если я этого не захочу.

Аэлин глубоко вздохнула, борясь с бессильной злобой. Как ни странно, Бэстифар оказался прав, ей хотелось вести себя именно так, хотя она и понимала, что любая угроза будет пустым звуком. Даже если она сейчас попытается метнуть в него припрятанный стилет, он может среагировать раньше и лишить ее последнего оружия.

Да и к тому же разве убийство малагорского царя повысит ее шансы выбраться из этой клетки? Сейчас – вряд ли. И, как бы Аэлин ни старалась об этом не думать, она держала в голове то, насколько это существо дорого Мальстену.

Это имеет значение, только если Мальстен еще жив, – напомнил ей внутренний голос, и она поморщилась, словно от боли, стараясь отогнать эти мысли.

– Угрозы бесполезны, – тихо произнесла Аэлин, вложив в голос максимум смирения. – Особенно если не можешь их исполнить.

– Твоему отцу бы твою дальновидность, – хмыкнул Бэстифар.

Аэлин сжала кулак.

– Зачем ты здесь? – спросила она. – Сомневаюсь, что просто зашел поздороваться.

– И почему все сомневаются в малагорском радушии? – хохотнул аркал. – Видят боги, скоро я начну задумываться, что нашей стране стоит над этим поработать.

– Просто радушие плохо сочетается с тюремной камерой. Если выпустишь меня, разговор пойдет по-другому. – Она нашла в себе силы ухмыльнуться. Глаза Бэстифара вспыхнули огоньком азарта.

– Ты нравишься мне, Аэлин Дэвери, – качнул головой он. – Но, увы, выпустить тебя я не могу. По крайней мере, пока. Ты в некотором роде опасна, если бродишь на воле. Видишь ли, ты дочь охотника, который явился в Грат, чтобы убить меня – и Мальстена, к слову, тоже. Видимо, ты в курсе, что отношения с твоим отцом у нас сложились по-разному. Мальстен, например, с ним подружился и даже устроил что-то вроде заговора. А вот я так и не нашел с ним общий язык. Хотел было подумать, что мне не везет с жителями дэ’Вера, да вот ты в эту схему не укладываешься. Опять же – пока не укладываешься.

Аэлин покачала головой.

– Мальстен не устраивал с моим отцом никаких заговоров.

– Это он тебе так сказал?

– А мой отец сказал тебе что-то другое? – парировала она.

Бэстифар прищурился.

– Твой отец не горел желанием со мной беседовать.

– Только не говори, что у тебя нет способов побудить пленника к диалогу, – нервно усмехнулась Аэлин. – Ты аркал. И наверняка не забывал напоминать о своих способностях моему отцу. И что же? Под пытками он сознался тебе в том, что у них с Мальстеном был заговор против тебя? Ты поэтому… убил моего отца?

Бэстифар округлил глаза и почти обиженно покривился.

– Убил? Грэга? Я? – переспросил он, покачав головой. – Что ты, Аэлин! Это Мальстен описывал меня таким чудовищем?

– Он описывал тебя, – она помедлила, подбирая слово, – по-разному.

– Вот оно, значит, как. Занимательно.

– Стало быть, мой отец жив?

– И уже почти здоров. Повредил руку примерно полтора месяца назад, но перелом уже сросся, и сама рука восстановила прежнюю подвижность. Ноет только иногда. Грэг, разумеется, не говорит, но я знаю это. Особенность у меня такая. И, если позволишь… – Рука Бэстифара загорелась легким красным сиянием, и Аэлин изумленно ахнула. Саднящая боль в сбитых руках испарилась, словно ее и не было. Сами ссадины при этом никуда не делись, и охотница с удивлением осмотрела свои руки. Она подняла на Бэстифара удивленный взгляд. Прежде ей не доводилось сталкиваться с силой аркалов. Как бы она ни относилась к иным существам Арреды, этот дар поразил ее.

– Они не будут о себе напоминать, если ты согласишься отпустить боль, – спокойно заметил Бэстифар.

Аэлин нахмурилась, помня о том, какова цена за вмешательство аркала, и покачала головой.

– Прости, но для демонстрации мне нужно было расшибиться посильнее, – ответила она. – Это я как-нибудь сама переживу.

– Как знаешь, – досадливо произнес аркал, и сияние вокруг его руки погасло. Легкая боль вернулась резко и стремительно, и Аэлин невольно поморщилась, борясь с желанием потереть ссадины. Она почти не обращала на них внимания, пока аркал не забрал боль и не вернул ее снова.

– Так вот, как ты действуешь, – усмехнулась Аэлин. – Понятно, почему Мальстен все же соглашался отдать тебе расплату. Ссадины – пустяк, но если несколько раз придержать и возобновить расплату… – Она качнула головой. – Странно, что Красный Культ не выискивает аркалов для своих пыточных камер. Вы бы отлично спелись.

Бэстифар покривился.

– Да что за тенденция? Предлагаешь помощь, а тебя обвиняют в применении пытки.

Аэлин хмыкнула.

– Пожалуй, никто не объяснит этот феномен лучше Мальстена. – Она попыталась прощупать почву и выяснить, заговорит ли Бэстифар о друге. Возможно, удастся выяснить, что стало с Мальстеном, не задавая прямого вопроса.

– Знала бы ты, сколько раз я спрашивал! – нервно усмехнулся Бэстифар. – Он вечно твердил, что я не помочь пытаюсь, а сломать. А потом говорил что-то сложное и иногда занудное. Ну, ты, наверное, знаешь, как он умеет. Я не изображу. – На губах аркала появилась печальная улыбка.

Аэлин обеспокоенно скривилась и прильнула к прутьям клетки. Бэстифар не отстранился. В тусклом мерцании факела его глаза казались черными, как уголь.

– Сложно объяснить такое существу, которое не чувствует боли, – пожала плечами Аэлин. – Но… ведь что-то ты чувствуешь? Например, усталость? Или сожаление?

Бэстифар склонил голову, но не ответил.

– Давай рассмотрим пример с чувством вины? Или тоже слишком сложно? – едко спросила Аэлин. Аркал прищурился.

– Я никогда не слыл глупцом.

– А дело и не в глупости. Понимание и ум – не всегда одно и то же. Что такое чувство вины, тебе знакомо?

– А примеров поприятнее не водится? – нервно усмехнулся Бэстифар.

– Знакомо, стало быть, – кивнула Аэлин. – В том и смысл, что пример должен быть неприятным. Боль неприятна, Бэстифар. От нее хочется избавиться, особенно если она сильная. Поэтому противостоять аркалам так сложно. – Аэлин помолчала, следя за его реакцией. Он слушал, не перебивая и, казалось, старался не показать, с какой жадностью готов впитывать каждое слово своей узницы. – Представь себе, что тебя мучает сильное чувство вины. И ты стараешься сладить с ним, но оно грызет тебя изнутри, а ты ничего не можешь сделать, чтобы его заглушить. Ты отвлекаешься, но ничего не помогает. Оно постоянно напоминает о себе. И сложно не просто снискать прощения у того, перед кем ты виноват. Сложно простить себя самого, позволить себе избавиться от этого чувства, ведь оно убеждает тебя, что сколько бы ты ни мучился, ты пережил недостаточно страданий за то, что сделал.

Бэстифар изменился в лице. Аэлин поняла: что бы из ее речи ни повлияло на него, это затронуло какую-то болезненную для него тему. Аркалы могли не чувствовать физической боли, но от моральных терзаний природа их не защищала.

– Представь себе, что рядом с тобой есть некое существо, которое может мановением руки заставить это чувство уйти, – кивнула Аэлин. – И для этого достаточно просто согласиться. Представь, как сильно можешь жаждать этого избавления, когда вина терзает тебя день за днем. И представь, как страшно от него избавиться, если ты знаешь, что в следующий раз вина обрушится на тебя еще сильнее. Однако сложно думать о последствиях, когда тебе так плохо здесь и сейчас. Когда ты готов метаться, как загнанный зверь и рвать на себе волосы, чтобы искупить свою вину, и тебе кажется, что это никогда не пройдет.

Бэстифар переступил с ноги на ногу и сделал шаг назад. Аэлин вкрадчиво продолжила:

– А затем это существо предлагает тебе просто попробовать его силу, приподнимает руку, и чувство вины исчезает. Ты чувствуешь, как проходит усталость, как твоя душа вновь становится сильной. Тебе хочется дышать свободнее, и кажется, что уже ничто не нарушит твой покой. Но ты не дал согласия, и существо отпускает твою вину обратно. Она обрушивается на тебя с прежней силой, а восстановиться после нее ты еще не успел, и состояние твое угнетает тебя еще больше, хотя фактически просто становится прежним. А затем представь, что существо проделывает это с тобой снова. И снова. Пока страх, что вина набросится на тебя здесь и сейчас, не пересиливает страх перед последствиями. В конце концов, ты согласишься отказаться от вины, лишь бы не чувствовать ее резких атак. Хотя если б не было этого существа, ты, скорее всего, вытерпел бы его сам, и когда-нибудь она бы прошла.

Бэстифар вздохнул, осознав, что уже некоторое время задерживает дыхание.