Текст книги "Обитель Солнца (СИ)"

Автор книги: Наталия Московских

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 41 страниц)

– Так, пустяки. Подписать одну бумагу. Я собрал в зале своих законников, ждем только Мальстена.

Аэлин нетерпеливо выглянула в ближайшее окно.

– Бесы, их слишком долго нет. Уж не пропустили ли мы их?

– Могли, – кивнула Кара. – Комната Дезмонда в другом коридоре. Перехватим их там.

Бэстифар нахмурился и приподнял руку, собираясь начать расспрос, но Аэлин покачала головой и жестом попросила его остановиться.

– Мы позовем тебе Мальстена прямо сейчас. Куда ему подойти?

– В главную залу, – прищурился Бэс. – У вас такой вид, как будто вы что-то задумали. Я такое за версту чую! В чем дело?

– Некогда объяснять! – улыбнулась Аэлин и, схватив Кару за руку, потянула ее за собой, почти бегом бросившись в комнату Дезмонда.

***

Мальстен боролся с желанием вновь переставить стул в изножье кровати, чтобы скрыться от предстоящего зрелища. Руки его замерли на спинке стула.

– Уже пора? – присев на кровать, спросил Дезмонд.

Мальстен невольно поморщился.

Он каждый раз будет ждать от меня этой треклятой команды?

– А если я не скажу «да», ты нити не отпустишь? – кисло усмехнулся он.

Дезмонд потупился.

Но прежде, чем он успел втянуть нити, связанные с артистами цирка, дверь в комнату с шумом распахнулась, и на пороге появились Аэлин и Кара.

– Не помешали? – Аэлин спросила это так громко, как будто вещала для целого зала с цирковой Арены. Кара насмешливой тенью стояла чуть позади нее, и взгляд ее был преисполнен какой-то странной мстительности.

– Аэлин… Кара… – недоуменно пробормотал Мальстен, делая к ним шаг. – Что вы здесь делаете? Если вам нужен Дезмонд, то сейчас не лучший…

– Нет, нам нужен ты, – перебила Аэлин. – Точнее, ты нужен царю в главной зале. А Дезмонду – нужны мы. Мы тебя подменим.

– Подмените его? – удивленно переспросил Дезмонд.

– Да. В качестве твоих зрителей, – невинно улыбнулась Аэлин.

Будничность тона явно покоробила Дезмонда, но любое возражение, которое он пытался подобрать, казалось ему недостаточно веским, и он прикусил язык.

Мальстен подошел вплотную к Аэлин и пронзительно посмотрел на нее.

– Зачем ты это делаешь? – прошипел он.

– Делаю что? – Она даже не подумала понизить голос до шепота. – Мальстен, тебя царь ждет в главной зале. Бегом! Это невежливо! – Взгляд ее обратился к Дезмонду. – Кстати, ты бы, может, расположился поудобнее? Чем дольше удерживаешь нити, тем дольше придется мучиться, разве нет? Готовься, мы сейчас. – Она вновь посмотрела в глаза Мальстена. – Иди. – Ее рука нежно легла ему на плечо. – Я не выдумываю, тебя правда ждут. Мы здесь справимся, не переживай.

– Но я…

– … должен сейчас быть у Бэстифара. Он здесь царь, помнишь? – Аэлин улыбнулась, приподнялась на цыпочки и поцеловала его в щеку. – Иди.

Глубоко вздохнув, Мальстен бросил последний взгляд на Дезмонда. Тот тоже не сводил с него глаз и, казалось, умолял его остаться.

Если тебе нужны зрители, пусть с тобой побудет тот, кто хотя бы делает это добровольно, – пронеслось у него в голове. Не став ждать больше ни минуты, Мальстен кивнул Каре и молча направился к выходу из комнаты.

Аэлин тем временем вновь взяла Кару за руку и потянула ее собой. Не дожидаясь приглашения, она расположилась на кровати Дезмонда, сев на подушки. Кара села по диагонали от нее, продолжая держаться самодовольно и молчаливо. Дезмонд стоял на месте, неуверенно переводя взгляд с одной женщины на другую. Аэлин дружественно улыбнулась и призывно похлопала себя по коленям.

– Устраивайся, как тебе удобно, – сказала она. – Я не знаю, как ты привык. Могу поддержать тебя под голову или просто сесть рядом. Пот отирать тебе понадобится, или ты без этого обходишься? – Не дождавшись ответа от побледневшего, как мел, Дезмонда, Аэлин повернулась к Каре. – Как с ним обычно нужно? Что-то он не очень разговорчив.

Кара пожала плечами.

– Я просто сидела на стуле рядом с его кроватью и следила, чтобы он оставался в сознании, – спокойно сказала она. – Делать он меня ничего не просил.

– Мне… не нужно, чтобы вы что-то делали, – с трудом произнес Дезмонд.

– О, – сконфуженно протянула Аэлин, кивнув. – Тогда, может, уже отпустишь нити? Ты, судя по всему, все еще их держишь, а это ведь продлит расплату.

– Я знаю!

– Тогда в чем дело?

Дезмонд отвел взгляд.

Действительно, в чем? – пытался понять он. Аэлин Дэвери нельзя было упрекнуть в безучастности или издевательствах, в грубости или холодности. Она была несколько небрежна в своих репликах, но, казалось, искренне предлагала помочь и была готова исполнить любое пожелание в рамках разумного, но с каждым ее словом Дезмонду все сильнее хотелось провалиться сквозь землю. Ему было стыдно слушать ее вопросы, а столь спокойное поведение отчего-то казалось ему диким.

– Дезмонд? – Аэлин нашла его взгляд.

– Я… да… хорошо, – прерывисто вздохнул он.

Лечь на кровать он себя заставить не смог. Он робко присел на ее край, взявшись рукой за столбик, поддерживающий балдахин. Меньше всего ему сейчас хотелось отпускать нити, однако он знал, что сделать это нужно.

– А зачем Бэстифару было звать законников для встречи с Мальстеном? – обратилась Аэлин к Каре, полностью отвлекаясь от Дезмонда.

– Он не во все свои планы меня посвящает, – отозвалась Кара. – Но вряд ли стоит переживать на этот счет. Бэстифар не причинит Мальстену вреда, в этом можешь быть уверена.

Волна боли накатила так резко, что Дезмонд до крови впился зубами в нижнюю губу и согнулся, с силой сжав столбик балдахина. Аэлин встрепенулась.

– Дезмонд! – воскликнула она. – Может, тебе все-таки прилечь? Зачем ты…

Он повернулся к ней и ожег ее взглядом запавших от боли глаз.

– Вы можете уйти? – выдавил он.

На этот раз даже Кара не сдержала своего удивления.

– Уйти? – переспросила она. – Нет, не можем. Мы обещали царю, что будем здесь. И Мальстену тоже, так что мы должны остаться.

Аэлин подалась в его сторону, но он, скривившись остановил ее жестом.

– Не надо! – воскликнул он. – Пожалуйста… я не скажу, что вас не было… просто уйдите, прошу…

Аэлин беззащитно переглянулась с Карой.

– Такого прежде не случалось, – заметила последняя.

– Я, что, на всех данталли так действую? Дезмонд, мы не можем уйти.

Он не ответил. Лишь отвел взгляд, чтобы эта женщина, которая с готовностью соглашалась остаться с ним в трудную минуту, оказалась вне его поля зрения. Сейчас он отдал бы все, чтобы видеть в этой комнате кого угодно другого или никого вовсе.

За час, в течение которого шла расплата, Дезмонд не позволил себе ни закричать, ни даже посмотреть в сторону Аэлин Дэвери.

***

Мальстен помедлил, прежде чем открывать дверь в тронную залу, хотя стражник уже сообщил:

– Его Величество ждет вас, господин Ормонт.

Отчего-то в душе Мальстена зарождалось недоброе предчувствие относительно этой встречи. Ему казалось, что кто-то – то ли Аэлин с Карой, то ли Бэстифар, то ли все они вместе – сговорились, чтобы заставить его уйти из комнаты Дезмонда. Он только не понимал, зачем.

Что ж, пора разобраться.

Он открыл дверь в тронную залу и обнаружил за установленным в центре вытянутым столом четверых малагорцев, прежде ему не встречавшихся. Помимо них в зале присутствовал Бэстифар, восседавший во главе стола в привычно красной рубахе. Подле него сидел сухопарый Фатдир, недовольно буравящий Мальстена глазами.

– Мой друг! – призывно воскликнул Бэстифар, широко улыбнувшись. – Проходи, мы тебя заждались.

Мальстен нахмурился, подходя к столу.

– Что ты устроил, Бэс?

Аркал изумленно округлил глаза.

– Короткая же у тебя память. Я обещал тебе договор, припоминаешь? – Он прищурился. – Неужели ты думал, что я не сдержу слово?

Мальстен шумно втянул воздух и покачал головой.

– Бэс… я не должен соглашаться на это. Я не имею право поступать так с твоей страной, она не должна зависеть от меня.

– В чем я с ним совершенно согласен, – недовольно буркнул Фатдир.

Бэстифар лишь отмахнулся от возражений.

– Она и так зависит от тебя, Мальстен, – пожал плечами аркал. – Ты – главное оружие в будущей возможной войне. Считай это моими гарантиями, а не своими, если тебе так проще.

Один из законников молча придвинул данталли лист пергамента, с одной стороны которого уже стояла подпись Бэстифара шима Мала.

– Изучи документ, мой друг, – осклабился аркал, сложив пальцы домиком. – Внимательно изучи. Думаю, ты понимаешь, что, не подписав его, ты отсюда не уйдешь.

Глава 4. Темна ночь в предрассветный час

Сонный лес, Карринг

Двадцатый день Паззона, год 1489 с.д.п.

Бенедикт Колер протянул руку и принял протянутый колдуном пузырек с ярко-зеленой жидкостью, заранее поморщившись. Ланкарт обещал придать зелью, приготовленному из тел хаффрубов, более сносный вкус, но в этом деле не преуспел. Он заявил, что если будет слишком долго делать его аппетитным, не останется никаких ресурсов, чтобы приготовить достаточное количество для малагорской операции. А без этого вся миссия будет обречена на провал – любая армия, сколь бы мощной она ни была, станет марионетками в руках Мальстена Ормонта или не устоит против боли, которой их станет пытать Бэстифар шим Мала. Без этого снадобья люди Совета Восемнадцати не объединятся под знаменем Культа. Бенедикт поставил все, что у него было на успех Ланкарта.

Некромант не должен оплошать.

Глубоко вздохнув, Бенедикт поднес пузырек к губам и прищурился.

– Доза прежняя? Пара глотков?

– На этот раз концентрация не такая большая, как раньше, – развел руками Ланкарт, с трудом скрывая нетерпение, – так что можешь для надежности выпить больше.

– Больше – это сколько?

– Глотка три, – небрежно пожал плечами колдун.

Сомнительная ставка на успех, – подумал Бенедикт, но говорить этого вслух не стал. Он чувствовал на себе взгляд двух пар глаз, которые буравили ему затылок. Два истукана в дорожных красных одеяниях Культа – Иммар Алистер и Киллиан Харт, застывшие в одной позе со сложенными на груди руками, мрачные, как статуи Жнеца Душ в храме Рорх. Третья пара глаз не видела ничего, но Бенедикт ощущал, что Ренард Цирон тоже «смотрит» на него. Он думал, что при желании слепой жрец может услышать даже его пульс. Специально или нет – Ренард также скрестил руки на груди и прислонился спиной к стене дома Ланкарта перед тем, как Бенедикт уселся спиной к своей команде на табурет.

– Тебе нужен тост? – нетерпеливо подтолкнул Ланкарт, безотчетным движением разминая колено хромой ноги.

Бенедикт качнул головой, выдохнул, как перед приемом крепкой настойки, и сделал три уверенных глотка. За время их с командой пребывания в деревне некроманта он испытывал на себе вариации этого снадобья уже четырежды. Это был пятый раз. За несколькими глотками обыкновенно следовала тошнота и чудовищная резь в желудке. От этих эффектов Ланкарт должен был избавиться – если солдат, которые будут принимать это средство в Малагории, скрутит приступ боли, не понадобится никакой аркал, чтобы остановить наступление. Больше всего Бенедикт боялся, что вояки, сколь бы храбрыми ни были, спасуют перед неизведанной магией, а боль распалит их страхи ярче, чем полыхали анкордские костры.

– Ну как? – услышал Бенедикт позади себя голос Иммара. А он все гадал, кто же выдаст свое беспокойство первым. Команде не нравилось, что он испытывает это средство на себе, и каждый из них считал, что испытуемым должен быть кто-то другой. Иммар упрямо желал сделать подопытным Киллиана. Ренард отмел эту идею, напомнив, что «мальчишка теперь не совсем человек, на него оно может подействовать иначе». Он готов был стать испытуемым сам. Киллиан с привычной ему горячностью желал принять на себя все удары магии некроманта, но Ренард был прав: его реакция на снадобье не будет показателем. Испытывать должен человек. Зрячий человек, потому что если зелье некроманта будет слепить, Ренард Цирон этого сказать не сможет.

Бенедикт хотел точно знать, какой эффект произведет это зелье, поэтому ничью больше кандидатуру не рассматривал.

Сидя на массивном табурете напротив Ланкарта, он прислушивался к своим ощущениям, отсчитывая мгновения до наступления режущей боли. Желудок вел себя спокойно. Даже легкая тошнота отсутствовала.

– Не буду спешить с выводами, но, кажется, на этот раз концентрации достаточно, чтобы не сжигать меня изнутри, – хмыкнул он.

Облегченный вздох издали все – даже Ланкарт.

– Не чувствуешь никакого дискомфорта? – уточнил он. – Живот не крутит? Голова не кружится? По нужде не тянет?

Бенедикт нахмурился.

– Кем ты был до того, как стал некромантом? Надеюсь, не лекарем? – хмыкнул он. – Поддерживать пациентов уверенностью у тебя не очень выходит.

Ланкарт заметно насупился.

– Ты хотел результата, а не подбадривания, – буркнул он. – Так что насчет…

– Никакого дискомфорта нет, – перебил его Бенедикт.

– Осталось только понять, работает ли оно на данталли, – тихим шелестящим голосом произнес Ренард. Бенедикт не сумел сдержать легкую кривую улыбку: сидя спиной к команде, он услышал в голосе Ренарда едва заметное напряжение.

А ведь если прислушиваться, это и впрямь можно распознать, – подумал он.

– Тогда не стоит тянуть с проверкой.

Он обернулся к команде и вгляделся в их лица. Иммар выглядел довольным, Ренард был непроницаем, Киллиан оставался напряженным и заметно нервничал.

– В чем дело? – спросил Бенедикт.

– Ни в чем, – спешно покачал головой молодой жрец. Бенедикт заметил, как Ренард чуть повернул голову в его сторону.

За последнее время они, казалось, спелись. Если раньше Иммар и Ренард примерно одинаково не переваривали нового члена команды, то теперь недовольство на его счет осталось только у Иммара. Ренард стал проявлять к Киллиану заметную терпимость и даже прислушивался к его речам.

Оно и к лучшему, – убеждал себя Бенедикт. Он поднялся с табурета, выпрямился и замер, прислушиваясь к своим ощущениям. Ни рези, ни головокружения, ни тошноты.

– Идем, – решительно возвестил он.

Ланкарт с готовностью поднялся со своего места и первым захромал к двери. Ему не терпелось узнать, работает ли новая версия зелья. Все предыдущие работали, но Бенедикт от них чувствовал себя прескверно. Сейчас все было хорошо. Но хватит ли этого, чтобы данталли не сумел взять Бенедикта под контроль?

По схеме, отработанной в прошлые разы, Ренарду поручалось оберегать Ланкарта, Иммар должен был обезвредить Бенедикта в случае, если Жюскин сумеет за него зацепиться, а Киллиан заходил за спину самому данталли и готовился перерезать ему горло, если что-то пойдет не так. Иммар был недоволен такой расстановкой: боялся, что рука Киллиана может дрогнуть, или он может не сработать вовремя, но схема оставалась прежней. Ренард, как ни странно, поддерживал решение Бенедикта, чем приводил своего давнего напарника в недоумение.

Двигаясь в сторону склепа, почти никто из группы не обращал внимания на стоявший неподалеку отряд почти разложившихся мумий – мертвецов, которые были первыми экспериментами Ланкарта.

Богопротивные создания, – поморщился Киллиан, бросая на них взгляд. – Творения Ланкарта. Многим ли я отличаюсь от них?

Он прислушивался к себе с того самого дня, как странный приступ заставил его погнаться в лесу за кроликом. Что-то в нем – что-то от хаффрубов – жаждало сырого мяса. Точнее, не просто мяса. Оно жаждало впиться жертве в шею, перекусить кости, надломить череп, добраться до мозга…

Сколько человеческого во мне осталось? – ужасался он.

Иногда ночью, стоя у небольшого зеркала в свете единственной свечи, он подолгу разглядывал свое отражение, ища признаки изменений. Нет, его кожа не превращалась в гладкую темную чешую, но на месте прокола на руке, куда Ланкарт вводил свои мерзкие зелья, она стала заметно грубее, шершавее. А еще изменились глаза. Радужка приобрела ярко-желтый оттенок, а видеть в темноте стало намного проще, чем раньше. Киллиан в ужасе думал, ждет ли его что-то дальше? Насколько сильно яд хаффрубов отравил его тело? Или душу…

Ренард поравнялся с ним и зашагал рядом молчаливой тенью. Киллиан постарался выровнять дыхание, к которому – он знал – прислушивается слепой жрец.

– О чем ты думаешь? – наконец тихо спросил Ренард. – Я почти слышу, как бешено бьются мысли в твоей голове. И они смердят.

Харт поморщился.

«Смердят». Описал до омерзения точно.

– Я… опасаюсь за зелье, – шепотом ответил он, решив озвучить другой вопрос, беспокоивший его. – Даже если оно сработает на Жюскине, это не гарант. Мальстен Ормонт сильнее. Он может прорываться сквозь красное. И мы до сих пор не знаем, не он ли убил хаффрубов во Фрэнлине. Что, если зелье ему не помеха?

Ренард нахмурился и несколько мгновений обдумывал мысль Киллиана.

– Это невозможно, – наконец заключил он. – Ормонт одарен, но не всесилен. Ни одному данталли не удавалось подчинить себе хаффруба, ни одному аркалу не удавалось на них подействовать. Они защищены от любой магии.

– А красное способно защитить от нитей, – напомнил Киллиан. – Но попробуй сказать об этом погибшим олсадским жрецам. Если ты забыл, сквозь красное тоже не многие прорывались. Мальстен Ормонт делал это играючи.

– И все же такие случаи были, поэтому прорыв сквозь красное делает Ормонта, опять же, одаренным, но не исключительным, – возразил Ренард. – С хаффрубами ничего подобного произойти не может, это против природы.

– Просто никто мог этого не записать, – упорствовал Киллиан. – Ормонт сумел вырваться даже из этой деревни. – Он понизил голос до тишайшего заговорщицкого шепота. – И, можешь считать меня мнительным, но мне кажется, Ланкарт что-то недоговаривает о том, как именно это произошло. Ормонт – могущественный данталли. Что, если он все же сможет взять под контроль всех, кто примет снадобье? Даже если после этого его убьет расплата, сначала он разделается со всеми нами.

Ренард вновь серьезно призадумался над словами Киллиана. Ему не хотелось признавать это, но смысл в них был. Могла ли ставка Бенедикта на это чудодейственное снадобье оказаться провальной?

– Головы хаффрубов были отрублены отточенным ударом, – сказал он, и из его голоса, казалось, испарились остатки эмоций. – Это сделал не Ормонт. С ним была Аэлин Дэвери, она охотится на иных много лет. Это ее рук дело.

Киллиан поджал губы.

– Одна женщина способна вырезать целое семейство хаффрубов? – осторожно спросил он. Он помнил, что в Олсаде Аэлин Дэвери сумела ранить Ренарда в поединке, и, похоже, тот до сих пор не мог с этим смириться. Киллиан не хотел напоминать ему, что, сколь бы хорошим воином он ни был, хаффрубы Фрэнлина видятся более серьезными соперниками для одинокой охотницы хотя бы за счет их количества. Он думал, Ренард понимает это и сам, но, похоже, ошибался.

– Если б она не была на это способна, – зашелестел замогильный голос, – она бы не выдержала столько лет, скитаясь по материку и зарабатывая на жизнь таким способом.

С каждым словом голос Ренарда становился все суровее. Киллиан понял, что пришла пора закончить этот разговор. К тому же, они как раз успели подойти к склепу.

– Ясно, – бросил Киллиан напоследок и двинулся к темному провалу входа, минуя Бенедикта. В белой рубахе и темных штанах вместо привычного красного одеяния он казался Киллиану незащищенным.

Он рискует собой слишком часто, – скорбно подумал молодой жрец, и сердце его болезненно сжалось от страха за наставника. Подобравшись, Киллиан приготовил кинжал и сосредоточился. Он знал, что убьет Жюскина без колебаний, если тому удастся взять Бенедикта под контроль. Да, изловить нового данталли для испытаний будет непросто, но лучше Киллиан сам денно и нощно будет выслеживать нового демона-кукольника, чем допустит непоправимое.

Проходя мимо наставника, он старался не выдавать своих опасений и даже не смотреть на него. Он знал, что никто не давал Бенедикту оружия – на случай, если Жюскин сделает его своей марионеткой, он хотя бы не сможет заставить его сразу совершить самоубийство – Иммар успеет его сдержать, а Киллиан успеет всадить кинжал в горло демону. И его рука не дрогнет.

Не успел Киллиан войти в склеп, как рука Бенедикта легла ему на плечо.

– Харт, – обратился он и дождался, пока ученик посмотрит на него. Замечал ли он перемены с его глазами? Боится ли его теперь? Киллиан этого не знал. Бенедикт несколько мгновений внимательно смотрел на ученика, затем кивнул и напутственно произнес: – Будь осторожен.

– Вы тоже, – мрачно отозвался Харт и вошел в темноту склепа.

Здесь стоял отвратительный запах немытого тела, крови и испражнений. Привязанный к стулу обессиленный избитый данталли сидел, уронив голову на грудь и, похоже, спал. Киллиан приблизился к нему, перебарывая тошноту и одновременно давя в себе приступ жалости.

Оливер и Марвин тоже казались безобидными. А потом натравили на тебя твою собственную мать просто ради забавы. Не обманывайся! Перед тобой демон, который при любых других обстоятельствах попытался бы взять тебя под контроль… – Киллиан осекся, понимая, что теперь под контроль его не сможет взять ни один данталли, и что-то внутри него вновь заговорило о нечестности и неравных правах, но он отмел эти мысли.

– Жюскин! – позвал он, став напротив него на расстоянии двух шагов.

Дыхание данталли на миг сбилось, голова пошевелилась. С губ сорвался жалобный стон.

– П-пожалуйста… не мучьте меня… я все рассказал… я…

– Я не мучить тебя пришел, – холодно сказал Киллиан. – Посмотри на меня.

Данталли послушно поднял на него заплывшие от побоев глаза, и его изуродованное лицо исказилось страдальческой гримасой.

– Глаза… глазам больно на тебя смотреть… оставь меня, умоляю! – простонал он.

В склеп вошли остальные. Киллиан обошел пленного данталли, сжав в руке кинжал и приготовившись ударить его в шею. Дышать он старался через рот, хотя жуткая вонь все равно вызывала тошноту.

– Мы будем действовать, как в прошлые разы, Жюскин, – заговорил Киллиан прямо ему на ухо. – Ты попытаешься взять человека в белом под контроль. Скажи, сможешь, или нет. Постарайся изо всех сил. Но если попытаешься заставить его тебя освободить или кому-то навредить, я убью тебя, тебе понятно?

Жюскин застонал.

Киллиан с каждым разом все меньше верил в силу своей угрозы. Ему казалось, что их пленник уже настолько измучен, что смерть может показаться ему избавлением. Будь он на месте Жюскина, возможно даже попытался бы нарваться на кинжал палача, лишь бы прекратить эти бесконечные муки.

– Будешь хорошим мальчиком, получишь хороший ужин, – более ласковым голосом произнес Киллиан. Если данталли и хотел запротестовать против подачек, то ни своим видом, ни словами знать об этом не дал. Желудок его громко заурчал, как по команде.

– Ты бы не швырялся обещаниями, которых не сдержишь, – поучительным тоном напомнил Иммар, злорадно улыбнувшись.

– Если он издохнет от голода, как он будет помогать с проверками? – огрызнулся Киллиан, добавив про себя: «безмозглый болван». Иммар притих, а Ренард, казалось, услышал его мысли и растянул губы в нехорошей улыбке.

Команда Культа заняла позиции. Бенедикт сделал шаг к пленнику.

– Давай, Жюскин, – скомандовал он.

Данталли поднял на него измученный взгляд. Несколько мгновений он изо всех сил пытался сосредоточиться на нем, затем вновь уронил голову на грудь и заплакал.

– Я не вижу… не понимаю… я не могу! – в перерывах между всхлипами запричитал он.

– Постарайся изо всех сил, – вкрадчиво шепнул Киллиан.

– Я стараюсь! Клянусь! – прокричал Жюскин, дернувшись так, что едва не напоролся на кинжал. Киллиан вовремя отвел оружие, чтобы не проткнуть данталли шею.

Зараза, – процедил он про себя, но вслух этого не произнес.

– Хорошо, – спокойно сказал Бенедикт. – Это хорошо, Жюскин. Мы вернемся через час, чтобы проверить это еще раз.

Жестом он указал своей команде на выход. Киллиан с удивлением понял, что Ренард тоже уловил это указание и двинулся на улицу вместе со всеми.

– Вы обещали еду! – отчаянно вскрикнул Жюскин. – Пожалуйста!

– Еду обещал Харт, – буркнул Иммар, – ему и разбираться с этим.

– Я разберусь, – нахмурился Киллиан, – когда закончим проверку. – Он похлопал данталли по плечу. – Ты понял, Жюскин? Когда проверка будет закончена, я принесу тебе еды. Хорошо?

Пленник лишь всхлипнул и продолжал жалобно плакать, пока команда покидала склеп.

Бенедикт приказал команде собраться здесь же через час, но новая проверка выявила те же результаты. Жюскин, как ни старался, не мог применить нити, несмотря на то, что на Бенедикте не было красных одежд. Киллиан начал всерьез опасаться того, что их пленник просто слишком измучен, и толку от него нет. Со следующей проверкой эта мысль только окрепла, однако на четвертый час Жюскин вдруг воскликнул:

– Я вижу!

Команда встрепенулась: Иммар шагнул к Бенедикту, Ренард заслонил собой Ланкарта, а Киллиан чуть надавил острием кинжала на шею данталли.

– Я могу взять его под контроль, – дрожащим голосом сказал Жюскин. – Я… не буду вредить, клянусь… ты обещал еду…

Киллиан задержал дыхание. И дело было даже не в смраде, исходящем от пленника, дело было в том, что сейчас у этого данталли были силы подчинить себе марионетку и попытаться бороться за собственную жизнь и свободу, а он вместо того вымаливал еду и менее жестокое обращение.

Бенедикт отстранил Иммара и склонил голову, глядя на Жюскина.

– Накормите его, – кивнул он. – Действия зелья хватает на четыре часа, и он помог это выяснить.

После этого Бенедикт, не страшась контроля данталли, развернулся и зашагал прочь из склепа.

Киллиан проводил его глазами, понимая, что сломленный Жюскин отчего-то впечатлил его больше, чем казнь Ганса Меррокеля в Олсаде или встреча со спарэгой в лесу.

Он ушел и вскоре вернулся в склеп, чтобы накормить Жюскина. Ренард помог ему, принеся с собой воду, тряпицу и чистую одежду. Сам он стоял у входа в склеп, пока Киллиан старательно отмывал пленника от слоя грязи. Большую часть времени Жюскин провел с закрытыми глазами – ему было больно смотреть на молодого жреца, и, похоже, его присутствие пугало его. В этом Киллиану было трудно упрекнуть пленника, ведь он и сам себя боялся.

Закончив работу, он связал данталли и вновь усадил его на стул. За все время Жюскин даже не попытался оказать сопротивления.

С Бенедиктом Киллиан встретился уже затемно. Старший жрец Кардении стоял, привалившись к дереву и скрестив руки на груди.

– Бенедикт, – обратился Киллиан.

– Твоя походка стала заметно тише, – хмыкнул Бенедикт, не поворачиваясь. – Глаза пожелтели. И о твоей тяге к сырому мясу мне известно. – Только теперь он повернулся и постарался приглядеться к ученику. В условиях темноты, едва рассеивающейся за счет скудных огней деревни некроманта, ему сложно было что-то разглядеть. Киллиан же видел его превосходно. – Что еще в тебе изменилось после экспериментов Ланкарта?

Молодой жрец тяжело вздохнул.

– Стал лучше видеть в темноте. – Он пытался казаться уверенным, хотя каждое слово об изменениях, которые могли еще не закончиться, нагоняли на него почти животный ужас.

Бенедикт печально усмехнулся.

– Не Ланкарт сотворил это с тобой, – скорбно произнес он. – Это моя вина.

– Не говорите так, – покачал головой Киллиан. – Я был рожден со слабым здоровьем и должен был умереть еще в детстве. Вашей вины в этом нет.

– В Олсаде ты остался бы человеком.

– А теперь вы меня человеком не считаете? – спросил Киллиан, почувствовав, как этот вопрос обжигает его давно забытой болью. Последний раз он испытывал ее, когда понял, что братья, которых он всеми силами старался принимать, как равных, задумали убить его руками матери. – Что ж… в этом вас трудно упрекнуть, я и сам не знаю, много ли человеческого во мне останется к концу этих метаморфоз.

– Они еще происходят? – обеспокоенно спросил Бенедикт.

– Пока нет. Но мы не знаем, как действует это зелье. Даже Ланкарт этого не знает. – Киллиан вздохнул. – Я стал – или все еще становлюсь – похожим на хаффруба. Меня успокаивает лишь одно: хаффрубы разумны. И, что бы я ни потерял из всего набора человеческих характеристик, потеря разума мне не грозит. – Он решительно посмотрел на наставника желтыми глазами, по счастью, не сияющими в темноте. – А это значит, я все еще пригоден для нашего общего дела. Все еще гожусь для команды… если только вы не передумали.

Бенедикт страдальчески поморщился – Киллиан прекрасно видел это в ночной тьме. Он невесело усмехнулся и опустил голову.

– Передумали, стало быть?

– Нет, – решительно заявил Бенедикт. – Ты сгодишься для команды. И я хочу, чтобы ты стал ее полноценной частью, когда малагорская операция завершится.

Киллиан нахмурился.

– Когда операция завершится? – переспросил он.

– Ты верно расслышал, – кивнул Бенедикт. – Я не хочу, чтобы ты отправлялся со мной туда.

– Что?! – возмутился Киллиан. – Но вы не можете так поступить! Ради этого я прошел через все эти перевоплощения! Ради этого послушно исполнял все, что от меня требовалось…

– Ты преувеличиваешь собственное послушание, – хмыкнул Бенедикт.

– … я должен быть там! – не слушая его, воскликнул Киллиан.

– Нет. Не должен. – Слова Колера прозвучали резко, как удар меча. – И в этом есть резон, Киллиан. Сейчас со своими изменениями ты слишком непредсказуем. Я не могу так рисковать.

– Чушь! – возразил Киллиан. – Вы рискуете постоянно! Взять хотя бы эти проверки с Жюскином! Да у всей команды несколько раз чуть сердце не остановилось, когда вы заходили в склеп без защиты и требовали, чтобы данталли взял вас под контроль! Вы испытывали на себе зелья Ланкарта! Вы рисковали своей репутацией и репутацией Культа, предали огласке дело Мальстена Ормонта! Вы все время рискуете, Бенедикт! Я не верю, что риск моего присутствия на операции сравним хоть с одним из перечисленных! Если вы не хотите брать меня с собой в Малагорию, хотя бы объясните, почему!

Киллиан тяжело дышал, опасаясь, что может начаться новый приступ удушья, но этого не произошло.

– Потому что ты – разменная монета, Харт, – холодно сказал Бенедикт.

Глаза Киллиана изумленно округлились.

– Что?..

– Для Ланкарта. Я должен предложить ему что-то в обмен на Жюскина. Увы, но без демонстрации люди Совета не сплотятся под моим знаменем. Я должен показать им, что Мальстен Ормонт не станет для них угрозой, а для этого нужна наглядность. Когда я отправлюсь в Леддер, Жюскин должен поехать со мной.

Киллиан не верил своим ушам.

– Я… я думал, вы убьете его… точнее, позволите Ланкарту убить его и воскресить для своих экспериментов. Разве не таков был уговор?

– Это было бы крайне недальновидно, – покачал головой Бенедикт. – Жюскин мне нужен. А его сломленная воля сыграет мне на руку. Он станет моей марионеткой, если хочешь.

– А я взамен стану подопытным Ланкарта? Вы это хотите сказать?

– Именно так.

– Ублюдок! – выкрикнул Киллиан. Никогда прежде он не испытывал такой злобы. Это было предательство. Бенедикт дал ему надежду на великое будущее, заставил пройти через страшные мучения, даже поспособствовал его обращению в чудовище, а теперь так просто отказывается от него?!