Текст книги "Обитель Солнца (СИ)"

Автор книги: Наталия Московских

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 41 страниц)

– Если таким образом ты хочешь снова заманить меня в цирк, у тебя не получится, Бэс, – серьезно ответил ему Мальстен, покачав головой. – Я не отберу у Дезмонда его должность…

Аркал раздраженно махнул рукой.

– Хватит придумывать коварные планы за меня, мой друг, – усмехнулся он. – Я с этим и сам неплохо справляюсь. И, кстати, на этот раз никакого коварного плана нет. Ты нужен мне в цирке всего на день. День, Мальстен! Большего не прошу.

– Но я ничего не готовил, – нахмурился данталли. – Ты не мог сказать раньше?

– А вот это – кокетство. Куда тебе набивать себе цену, Мальстен? Выше уже только боги.

Данталли смущенно потупился.

– Я не собирался набивать цену! Я действительно не готовил представлений, даже не думал об этом. А ты хочешь, чтобы я составил программу за пару дней?

– Как будто тебе этого недостаточно! – фыркнул аркал.

– Хотелось бы больше дней на подготовку. Хотя бы три. – Мальстен недовольно сложил руки на груди. К собственному удивлению, он и сам понял, что зачем-то торгуется с Бэстифаром.

– Трех у нас нет, – закатил глаза аркал. – Во имя богов, Мальстен, если ты хоть немного озабочен тем, насколько удачным будет военный союз Малагории и Аллозии, ты просто обязан руководить труппой на представлении! – выпалил он на одном дыхании. – И даже не думай возражать и хвалить успехи Дезмонда! Это ответственное мероприятие, бесы тебя забери, и мне нужен ты, понятно?!

Мальстену ничего не оставалось, кроме как смиренно согласиться и срочно отправляться готовить представление. Несколько сюжетных линий уже виделись ему, осталось лишь посоветоваться с труппой насчет номеров.

Мог ли он предположить, что уирковые разразятся громкими аплодисментами, услышав о грядущем представлении? Ошеломленный и раскрасневшийся от смущения, Мальстен стоял напротив собравшихся на арене артистов, запоминая каждый радостный выкрик и врезая в память каждую воодушевленную улыбку. Тепло доверия и любви этих людей соседствовало со щемящей тоской, что стала уже привычной. Мальстен не мог отделаться от чувства ответственности за цирковых, не мог не вспоминать, что Кровавая Сотня, доверенная его нитям, погибла…

На лице данталли появилась печальная усмешка. Он спрашивал себя, неужели нельзя просто принять чужую симпатию и позволить себе порадоваться хоть несколько минут? Приходил к выводу, что это явно не его случай – даже попытка вспомнить, когда в последний раз он чувствовал себя беззаботно, увенчалась провалом. Похоже, что беззаботность обходила его стороной сызмальства.

Да и о какой беззаботности могла идти речь сейчас? Даже издалека Мальстен ловил на себе чувственный, проникновенный взгляд Ийсары, которая, казалось, с момента поцелуя на арене только и ждала этого дня.

Я должен с ней поговорить, – понимал Мальстен. – Должен объясниться. В конце концов, это я ввел ее в заблуждение, это я запутал ее и заставил думать, что между нами что-то серьезнее легкого романа. Это я понадеялся, что она просто забудет меня и не станет ждать, я недооценил ее чувства. И прояснять ситуацию тоже предстоит мне.

Но он знал, что для начала должен провести представление по просьбе Бэстифара. Выбить Ийсару из колеи после выступления своими признаниями было жестоко, но испортить ей настроение заранее было еще хуже. Мальстен сокрушенно понимал, что вынужден выбрать меньшее из зол и отложить разговор с Ийсарой до окончания выступления.

Труппа охотно согласилась участвовать в постановке Мальстена. Он подозревал, что Дезмонд воспримет это резко и с обидой, однако тот выразил желание наблюдать за этим представлением. Ему уже доводилось видеть, как искусно Мальстен работает с нитями, но целого представления он прежде не наблюдал.

Вплоть до семнадцатого дня Паззона пришлось вести регулярные беседы с цирковым распорядителем Левентом о программе будущего представления. На одну из этих бесед тихой тенью заявился советник Бэстифара Фатдир.

– Аллозийцы – специфичные зрители, и я должен удостовериться, что ваш сюжет придется им по духу, господин Ормонт, – спокойно произнес сухопарый малагорец, зачем-то добавив: – Ничего личного.

Мальстен кивнул и изложил ему свою идею.

Представление его строилось вокруг короля, который пожелал мирового господства и строил ради него всевозможные интриги. За основу Мальстен взял старое пророчество о Лжемонархе и переиначил его на свой лад: его король вознамерился стать на одну ступень с богами и сломать для этого двадцать печатей, которые поддерживали мир в равновесии. Но для этого королю нужен был сильный воин, способный пройти все испытания вместо него и привести его к желаемому господству.

– Почему двадцать? – поинтересовался Фатдир, прекрасно помня, что в пророчестве о Последнем Знамении ступеней к хаосу было явно меньше.

– Столько номеров я хочу показать, – смиренно ответил Мальстен.

Со своей замаскированной платформы прямо под куполом цирка анкордский кукловод вершил историю на арене. Силовые акробаты, изображавшие стражей врат первой печати, идеально выстраивались в сложные фигуры, поддерживали друг друга, демонстрируя чудеса равновесия и выдержки. Ни одного срыва или дрожи в мышцах, ни одного соскока или неверного шага – все движения артистов контролировали черные нити Мальстена Ормонта, и изящность его работы поражала воображение.

Дезмонд наблюдал за представлением, раскрыв рот от изумления. Пусть часть артистов для него напоминали размытые пятна из-за красных костюмов, оценить зрелищность Дезмонд мог. Никогда в жизни он не видел столько нитей разом. Мальстен контролировал всех – от работников арены до музыкантов! Воистину, его представление было ошеломляющим.

Дезмонд с трудом глотал обиду на все сущее: ведь Мальстен никогда не кичился своим мастерством. Будь он снобом, будь он о себе высочайшего мнения, напоминай он об этом при каждом удобном случае, было бы проще хотя бы осудить его за это, но ведь он, казалось, от природы был скромником!

Проклятье, это самый могущественный данталли из всех, что когда-либо ходили по Арреде, – сокрушенно понимал Дезмонд, не в силах оторвать взгляда от завораживающих номеров. Артисты разных специальностей выступали вместе, рисуя на арене зрелищные картины. Действо разворачивалось и на земле, и под самым куполом. Мальстен удивительно органично сочетал несочетаемое, сопровождая каждый элемент представления выверенной музыкой. Зрители ликовали и рукоплескали мастерству малагорских циркачей, а Дезмонд понимал, что им достается лишь половина зрелища. Он – видел нити, видел, каков охват у Мальстена, и испытывал смесь восторга с благоговейным ужасом.

Номера на арене тем временем сменяли друг друга, плавно перетекая из одного в другой. Представление Мальстена было единой историей, уносящей зрителей в свой водоворот. Малагорские тигры участвовали в одном номере с акробатами на лошадях, гимнастки демонстрировали невероятные полеты на полотнах и трапециях под самым куполом цирка. Жонглеры, эквилибристы, силачи – все они, действуя под контролем Мальстена, исполняли номера небывалой сложности с удивительной легкостью. Казалось, он контролировал все вплоть до выражений их лиц.

Вдруг музыка начала стремительно стихать и постепенно перерастать в совершенно иной, таинственный и завлекающий мотив. На сцене показался иллюзионист Данар и, пока Левент проникновенным голосом рассказывал историю о последней печати, зрители завороженно следили за артистом, творящим чудеса прямо на арене.

Данар своими иллюзиями дал рыцарю понять, что король хочет обмануть его и заполучить власть богов, и в самый последний момент рыцарь отказался взламывать печать. Они вступили с королем в бой на колесе смерти, демонстрируя чудеса акробатики и эквилибристики.

Зал ликовал и лил на артистов потоки аплодисментов.

Дезмонд заметил, что аллозийские послы, сидящие в ложе Бэстифара, потрясены не меньше остальных. Аркал, с трудом сдерживающийся от того, чтобы неуютно ерзать в вычурном царском одеянии, разговаривал с ними нарочито увлеченно… но вдруг резко перевел взгляд под купол цирка, и Дезмонд понял, что привлекло его внимание. Нити исчезли – на поклон артисты выходили, уже не будучи под контролем анкордского кукловода. Дезмонд прислушался, но, разумеется, не услышал ни криков, ни стонов. Даже если б они были, они потонули бы в восторженных выкриках зрителей.

Дезмонд выскользнул со своего места и решил как можно скорее добраться до укрытия Мальстена. В душе его клокотало тревожное предвкушение: он видел, сколько нитей было выпущено и как долго Мальстен удерживал контроль. После такой работы расплата обещала быть долгой и поистине чудовищной, особенно если учесть, что многие циркачи были в традиционных красных одеждах…

Как Мальстену удавалось прорываться сквозь красное, Дезмонд не понимал до сих пор. Он сам в редких случаях мог лишь разглядеть человека в красном, но очень быстро терял концентрацию зрения, а глаза безумно уставали. Для Мальстена, казалось, не существовало пределов или ограничений, он мог контролировать кого угодно сколь угодно долго. Это поражало воображение. Видят боги, до жизни в Грате Дезмонд не считал себя бездарным слабым данталли, он был уверен, что прекрасно умеет пользоваться своими способностями. Но можно ли сохранить о себе прежнее мнение там, где планку задает Мальстен Ормонт?

Дезмонду хотелось напомнить себе, что никто не всесилен, даже его нынешний учитель. А ведь он уже видел его слабым, мучимым расплатой и стонущим от боли – там, на лекарском столе после столкновения с людьми погибшего Отара Парса. Значит, такое бывает, и Дезмонд отчаянно хотел это увидеть.

Подходя к лестнице, что вела к скрытой платформе под самым куполом цирка, Дезмонд остановился и снова прислушался.

Ничего.

Помедлив несколько мгновений, Дезмонд начал осторожно подниматься вверх. Лестница и платформа были скрыты дополнительными полотнами купола, наподобие отсека Рорх в Храме Тринадцати, с той лишь разницей, что строители храмов делали внутренний круг зала ровным, а секцию Жнеца Душ уводили вглубь, и она была хорошо заметна снаружи здания. Полотна ткани малагорского цирка, наоборот, скрывали отсек кукловода внутри купола.

Поднявшись по ступеням кованой спиральной лестницы, Дезмонд увидел Мальстена, сидящего на полу платформы. Лицо его было синюшно-бледным, почти серым от боли. Глаза запали, на лбу проступили бисеринки пота.

– Дезмонд… – с трудом выдавил он, – что тебе нужно?

– Я просто… я видел, что Бэстифар посмотрел сюда, увидел, что циркачи больше не связаны нитями…

– Прошу тебя, уйди, – тихо ответил Мальстен. Челюсти его тут же сжались до зубовного скрежета, рука вцепилась в кованые перила с такой силой, словно он мог согнуть их пополам.

– Мальстен…

– Оставь меня, пожалуйста.

– Но…

– Бесы, Дезмонд, прошу, уйди!

Казалось, этот выкрик отнял у Мальстена последние силы. Он прикрыл глаза и тяжело задышал, лицо сделалось синюшно-серым.

Дезмонд покачал головой, стараясь собраться с мыслями. Его жажда увидеть мучения Мальстена, чтобы напомнить себе о его слабых сторонах, моментально улетучилась. Сейчас он видел перед собой не торжество справедливости, а своего собрата-данталли, который испытывает страшную боль совершенно незаслуженно. Он не сделал ничего плохого, чтобы так мучиться.

– Почему ты здесь? – обеспокоенно спросил Дезмонд. – Ты мог отпустить не всех циркачей, мог хотя бы добраться до комнаты…

Пока он говорил, Мальстен беспокойно зашевелился. Дезмонд решил, что он ищет положение, в котором ему станет чуть легче – хотя знал по себе, что это невозможно, – но затем понял, что Мальстен пытается подняться на ноги.

– Что ты делаешь? – округлив глаза, в недоумении воскликнул он. Мальстен проигнорировал его вопрос, продолжив попытки подняться. Взгляд его помутился, и Дезмонд испугался, что он вот-вот умрет, не выдержав боли. – Прекрати! Мальстен, не вставай!

Дезмонд за пару шагов преодолел разделявшее их расстояние, и разжал кулаки Мальстена, цеплявшиеся за перила. Заставить его снова принять полулежачее положение почти не составило труда – сил на сопротивление у него сейчас не было.

– Хватит! Ты же сделаешь себе только хуже! – воскликнул Дезмонд. – Это может убить тебя, ты это понимаешь?

– Нет, не может, – устало возразил Мальстен, вновь подавив рвущийся наружу стон.

– Ясно. Ты уже бредишь. Я позову Бэстифара, – решительно заявил Дезмонд.

– Нет! – Каким-то образом у Мальстена хватило сил поймать его за руку и остановить. Однако больше ничего он сделать не смог, почувствовав, как боль от этого усилия проходится кузнечным молотом по его костям. Мальстен вновь стиснул челюсти, все его тело сотрясла волна дрожи. – Не надо его звать… не нужно никого… сюда приводить. Я остался здесь, чтобы не было зрителей. Уйди сам… и не веди никого, пожалуйста! Слышишь? Я не могу… не хочу, чтобы это видели. Ненавижу это…

Расплата – зрелище.

Зрители захотят еще.

Дезмонд замер, видя, как мучительно исказилось лицо Мальстена перед тем, как он отвернулся и снова попытался подняться.

– Хорошо! – выпалил Дезмонд, поднимая руки в знак своей капитуляции. – Хорошо, я никого не буду звать, я уйду, я оставлю тебя в покое, если ты этого хочешь.

Мальстен не отвечал.

Дезмонд помедлил еще пару мгновений, а затем начал медленно и осторожно спускаться по лестнице вниз. Больше он не услышал ни единого звука с платформы: ни стона, ни крика, ни шевеления. Мальстен, казалось, застыл и сумел успокоиться, только когда его оставили с расплатой одного.

***

Ночь семнадцатого дня Паззона выдалась довольно прохладной, и Ийсара, прогуливаясь по городку цирковых, куталась в теплую шаль. Ее темные волосы все еще были убраны в тугую прическу из множества переплетенных кос, скрученных в пучок, а на лице до сих пор сверкал подобранный под образ макияж. В отличие от Риа, которая предпочитала сразу облачаться в более скромные наряды, Ийсара любила еще некоторое время провести, как на арене. Ступая по цирковому городку неслышно, словно кошка, она прислушивалась к доносящимся отовсюду чужим разговорам, и в каждом из них слышала имя Мальстена.

Мальстен Ормонт. Анкордский кукловод. Какими нитями ты оплел мои чувства к тебе, раз они скачут от любви до ненависти по несколько раз на дню?

Ийсаре удалось – не без помощи Риа – справиться с чувством потери и собственной ненужности, когда Мальстен сбежал из Малагории три года назад. И даже удерживать в себе пламя веры в то, что его побег был какой-то чудовищной ошибкой, у нее получалось… пока он не вернулся. Сколько страхов и боли Ийсара испытала, услышав об инциденте на Рыночной площади, сколько слез заставила себя подавить. Она с трудом засыпала ночами после того, как узнала, что Мальстена тяжело ранили, но не могла прорваться во дворец, чтобы побыть с ним. Цирковой городок находился совсем рядом с гратским дворцом, но свободного доступа внутрь у артистов не было. Лишь единожды они собрались почти всей труппой и потребовали впустить их к Мальстену – как ни странно, Его Величество поддержал эту идею и приказал страже не мешать им.

Когда Ийсара увидела Мальстена там, в коридоре возле его покоев, она не на шутку перепугалась за него – он выглядел ужасно и едва держался на ногах. Ей даже показалось, что он не узнал ее или, по крайней мере, узнал не сразу. Но в тот день, не увидев в его глазах тепла и желания поговорить, Ийсара впервые испытала приступ ненависти к Мальстену Ормонту.

Он решил, что может вот так пропадать на три года, а потом не считать нужным даже перемолвиться со мной парой слов? – думала она, тут же одергивая себя: – Проклятье, о чем я только думаю, он ведь ранен, он даже в себя не пришел. Нужно немного подождать. Главное, что он здесь. И он жив.

Но заглушить голос обиды, которую Ийсара старалась спрятать как можно глубже эти три года, оказалось не так просто. Стоило ей увидеть Мальстена, как она теряла голову, и первым ее желанием было броситься в его объятия. Но когда она понимала, что он здесь, в Грате, но проводит время с кем угодно, кроме нее, Ийсару охватывала горячая ненависть. Это была уже даже не ревность – в эти моменты ей не хотелось, чтобы Мальстен оказался подле нее, ей хотелось, чтобы его не было вообще. Нигде, ни с кем, никогда. Чтобы он исчез и не мучил ее.

А затем ненависть проходила, уступая место тоске и тяге к Мальстену.

Что же ты со мной делаешь? – сокрушалась Ийсара, кутаясь в теплую шаль. – И почему не ищешь встречи со мной?

Одна мысль о том, что на арене Мальстен не ответил на поцелуй, жалила холодом злобы и охаживала горячими плетьми страха. Ийсара чувствовала себя отвергнутой и упрекала себя в эгоизме:

Бесы тебя забери, он же только что использовал нити! Он никогда не позволял мне узнать, что такое расплата, но я насмотрелась на Дезмонда и прекрасно видела, как это больно. Почему я думаю только о том, что он не ответил на мой поцелуй?

Ийсара надеялась, что Мальстен в скором времени поговорит с ней, но в он явно не искал с ней встречи, хотя, видят боги, возможностей у него была масса. Как минимум, он мог позвать ее на тренировки Дезмонда, но брал с собой кого угодно, кроме нее, и это тоже жалило обидой и непониманием.

Возможно, он берёг меня после того, как в прошлый раз ему пришлось спасать меня от нападок Дезмонда? – думала Ийсара. – Наверное, Мальстен просто не хочет обострять конфликты.

Тем не менее, ей так надоело самой искать объяснения! Она ужасно хотела встретиться с ним сразу после представления, но знала, что в течение часов трех после него он будет неспособен разговаривать. Но что, если он и сегодня предпочтет сразу вернуться во дворец и не подумает появиться в цирковом городке? Такое может произойти – в конце концов, он может понадобиться Его Величеству на приеме для делегатов из Аллозии…

А если так, ей – простой циркачке – туда хода нет.

Ненавижу!

Вдруг, вырывая ее из мрачных мыслей, в темноте зазвучали чьи-то шаги.

– Ийсара?

Циркачка застыла и не нашла в себе сил сразу повернуться на оклик.

Оклик? Скорее, это можно было назвать полушепотом – осторожным, деликатным и одновременно уверенным. Ийсара прикрыла глаза, понимая, что сходит с ума от одних лишь звуков его голоса.

– Мальстен! – Ийсара развернулась, проклиная себя за растерянность. Ее разрывало желание броситься к нему в объятья и воинственное нежелание показывать ему свои чувства. После того, сколько он избегал ее, следовало дождаться, пока он сам – первый – будет добиваться ее нежности.

Мальстен молчал, но вид у него был такой, будто он к чему-то готовится.

Скажи, как скучал по мне! Неужели это так трудно?

Ийсара не хотела слушать это звенящее молчание.

– Неужели тебе наконец удалось выкроить для меня время? – ядовито произнесла она. – А я думала, Его Величество и Дезмонд посадили тебя на поводок и не отпускают от себя ни на шаг.

Мальстен выслушал слова циркачки, встретив яд ее слов с невыносимым смирением. В глазах его не возникло ни возмущения, ни протеста, ни обиды, и его послушное спокойствие выбивало Ийсару из равновесия. Она сурово сдвинула брови, сложив руки на груди, попутно закутавшись в теплую шаль.

– Ийсара, – кивнул Мальстен, – я бесконечно перед тобой виноват. Три года назад я трусливо сбежал из Малагории, никому ничего не сказав. Я предал твое доверие. Не подумал о твоих чувствах. Надеяться на твое снисхождение было бы попросту неуместно. И я не надеюсь.

Ийсара поморщилась, чувствуя, как бушевавшее в ней мгновение назад негодование начинает отступать. Она не хотела этого, не хотела так быстро терять горячее пламя своей обиды, не хотела, чтобы мучительное ожидание, которому Мальстен подверг ее, сошло ему с рук так легко. Но он говорил так искренне, так честно признавался в содеянном и так безжалостно готов был осудить себя, что обида Ийсары не выдержала этого натиска и рассыпалась в прах. Казалось, он судил себя строже, чем того требовала злость пылкой циркачки. Еще немного, и Ийсаре показалось бы, что Мальстен устроил для нее представление, в котором чересчур увлекся драмой, но он удержался на этой тонкой границе.

Ийсара глубоко вздохнула.

– Ох, Мальстен, – улыбнулась она, покачав головой. – Я бы, может, и хотела, чтобы ты извинялся подольше, но я не настолько сильно на тебя злюсь.

Она шагнула к нему, собираясь, наконец, поцеловать его, но он чуть приподнял руку, останавливая ее. Ийсара замерла, толком не поняв, сделала это сама, повиновавшись его жесту, или же он применил к ней нити.

– Прошу, выслушай меня, – попросил он.

– Ты… контролируешь меня? – спросила Ийсара, не скрывая нахлынувшего на нее подозрения.

Мальстен покачал головой.

– Нет.

Ийсара игриво улыбнулась и все же сделала несколько шагов к нему навстречу.

– Хорошо. Тогда я выслушаю, как только… – Она осеклась на полуслове, потому что Мальстен сделал шаг прочь от нее, продолжая поднимать руку в останавливающем жесте.

– Ийсара, пожалуйста, – с нажимом попросил он. Ийсара замерла, чувствуя, как ее попеременно окатывают волны жара и холода. – Я должен был поговорить с тобой еще тогда, три года назад. Если б только я мог… – Мальстен поморщился, покачав головой. – Если б только я знал, что за эти три года ты не забудешь обо мне, я нашел бы способ поступить честно.

Ийсара ощутила странную дрожь.

Великий Мала, он ведь не это мне хочет сказать! Я не хочу в это верить!

– Честно? – хриплым голосом переспросила она. – Три года назад, уезжая, ты… хотел, чтобы я тебя забыла?

Он вздохнул.

– Тогда я позволил себе не думать об этом, и это было малодушием, которым я также провинился перед тобой и перед всеми, чье доверие обманул. – Пристальный взгляд в глаза заставил циркачку не перебивать его. – Садясь на корабль до материка, я прощался с Малагорией и всем, что с нею связано. – Мальстен виновато опустил взгляд в землю. – И для меня в тот день все кончилось и между нами с тобой. – Он на несколько мгновений замолчал, словно позволяя своим словам обрести плотность. – Мне очень жаль, что я не сказал тебе об этом. Это было нечестно.

Ийсара сглотнула тяжелый ком, подступивший к горлу.

– Я… пытаюсь понять… ты извиняешься за то, что я ждала тебя эти три года и верила, что ты… вернешься, и между нами снова что-то будет?

Мальстен вздохнул.

– Я лишь хочу сказать, что прошлого не изменить, но я виноват в том, что не объяснился с тобой честно перед тем, как покинул Малагорию. Я не предполагал, что ты будешь ждать моего возвращения.

– Почему? – глухо спросила Ийсара.

– Для начала потому, что не планировал возвращаться, – честно ответил Мальстен.

– Но ведь… ты вернулся.

– Да.

– И… конечно же, не ради меня? – В голосе Ийсары зазвучали стальные осуждающие нотки. Она надеялась, что Мальстен виновато потупится, подожмет губы и устыдится необходимости отвечать на этот вопрос, но он встретил его все с тем же смирением.

– Нет, – ответил он.

Ийсара прерывисто вздохнула.

– Что ж… ты явно пришел не для того, чтобы вновь налаживать со мной отношения, – сказала она, ненавидя себя за предательскую дрожь в голосе. – Ты, похоже, явился, чтобы, – она помедлила, подбирая слово, – расплеваться со мной?

Мальстен поморщился.

– Я пришел, чтобы поговорить, – покачал головой он. – И ты можешь по справедливости считать меня трусом, ведь мне понадобилось много времени, чтобы решиться на это. Я не хотел оскорбить тебя этим разговором, и мне очень жаль, если это произошло. Поверь, я отношусь с уважением к тебе и твоим чувствам…

– Мальстен, ты как будто уже решил за меня, что я презираю тебя и ни за что не прощу за три года отсутствия.

– Я не заслуживаю твоего прощения.

– Позволь я сама буду это решать. – Она осмелилась шагнуть к нему снова. Мальстен не отступил, но заметно напрягся.

– Так или иначе, мы не сможем начать заново то, что между нами было.

Ийсара покривилась.

– Неужели я стала тебе настолько противна?

Мальстен поднял на нее пронзительный взгляд.

– Ты никогда не была мне противна, Ийсара. Я вообще сомневаюсь, что на Арреде сыщется мужчина, который мог бы о тебе так сказать. – Он покачал головой. – Но дело в том, что я люблю другую женщину.

Ийсара застыла.

Кто она? – пронеслось в ее голове. Она с трудом подавила желание выпытать у Мальстена имя этой женщины, разыскать ее прямо сейчас и заколоть ее ножом. Ийсара удивилась собственной кровожадности: никогда прежде ей не приходилось испытывать ничего подобного, но сейчас злоба захватила ее так сильно, что противиться этому порыву было нечеловечески сложно.

– Любишь?.. – переспросила она. Отчего-то эта мысль не могла укорениться в ней. Ийсара хотела верить, что Мальстен говорит не всерьез, что он не разобрался в собственных чувствах, что он ошибается.

Мальстен коротко кивнул.

– Поэтому я и сказал, что надеяться на твое снисхождение с моей стороны неприемлемо.

Ийсара чувствовала, что дрожит, несмотря на теплую шаль.

– Ясно, – сумела выдавить она. Больше всего на свете она боялась, что Мальстен сейчас решит ее утешить и приблизится к ней. Боялась – и желала этого не меньше.

Мальстен не подошел.

– Я не вправе просить твоего прощения. Но хочу, чтобы ты знала: мне искренне жаль, если я причинил тебе боль, – сказал он.

Ийсара не ответила. Она стояла, буравя его взглядом, и знала, что разрыдается, если произнесет хоть слово. Мальстен подождал некоторое время, стойко выдерживая ее взгляд, затем тяжело вздохнул и кивнул.

– Мне жаль, Ийсара, – повторил он, после чего развернулся и зашагал прочь.

Ийсара стояла, глядя ему вслед, и надеялась, что он чувствует, как ее взгляд прожигает ему затылок. Она желала, чтобы он солгал, что не контролировал ее тело, и сейчас его настигла бы расплата за применение нитей. Каждый его ровный шаг, казалось, причинял боль Ийсаре, а она искренне желала, чтобы боль испытал Мальстен Ормонт. Чтобы мучился, просил пощады, а после – просто исчез вместе с той самой женщиной, которая живет в обоих его сердцах.

Дрожь волнами прокатывалась по телу Ийсары, а глаза и щеки обжигали горячие беззвучные слезы. Она ненавидела себя за то, что плачет из-за данталли, который отверг ее – и еще большей подлостью с его стороны было говорить с таким уважением. Ни одного слова Ийсара не могла назвать мерзким, ни одно обвинение Мальстена в его собственный адрес не могла счесть лживым и наигранным. Оставшись верным себе, он был предельно честен, и это ранило так больно, что вынести это было почти невозможно.

– Ненавижу… – прошептала Ийсара едва слышным шепотом.

Ненависть оказалась ее щитом. Холодная, чистая, почти сияющая. Лишь благодаря этой ненависти Ийсара убедила себя устоять на ногах и собрала остатки сил, чтобы не упасть на землю и не дать рыданиям полностью поглотить ее.

Она нашла в себе силы развернуться и зашагать в сторону своей палатки, а вскоре даже перейти на бег. Ийсара влетела в собственную палатку, бросилась на кровать, вспомнив о том, как ночевала во дворце с Мальстеном на шикарной постели с балдахином.

Он никогда не сочтет меня себе ровней, – горько думала она. – Наверняка, он полюбил какую-то знатную женщину. Он ведь герцог! Чего я ждала? Что он захочет навсегда остаться с простой циркачкой, которая пришла в гратский цирк с улицы? Глупая, глупая, глупая!

Ийсара кричала в подушку, нервно сжимая руками одеяло, а часть ее души пряталась в прохладе ненависти. Казалось, после этой ночи только половина души сумеет выжить – вторую сожрет страсть, ревность и боль потери.

Будь ты проклят, Мальстен Ормонт! Ты заслужил любую боль, которую боги послали тебе за твой треклятый дар!

***

Грат, Малагория

Восемнадцатый день Паззона, год 1489 с.д.п.

Мальстен стоял перед зеркалом в своих покоях и критически рассматривал новый костюм, пошитый на малагорский манер. Черный длинный жакет без рукавов с узорами солнечного оттенка, подпоясанный золотым шелковым поясом, надетый поверх черной сорочки с золотистым воротником, хлопковые черные шаровары, уходящие в сапоги длиной до середины голени – в этом наряде Мальстен казался самому себе немного нелепым.

– Что-то не так, господин Ормонт? – поинтересовался Левент, все это время ожидавший у дверей.

– Нет, все… – Мальстен помедлил, вновь критически рассматривая свое отражение в зеркале. – Все хорошо, Левент.

– У меня складывается впечатление, что вы просто не хотите меня обидеть, потому что я трудился над этим костюмом всю ночь. Но если вам неудобно, лучше скажите мне об этом. Его Величество будет недоволен, если…

Он не договорил. На лице показалась вымученная улыбка.

– Мне удобно, – поджав губы, отозвался Мальстен, отворачиваясь от зеркала и неловко кривясь. – Просто… не многовато ли золота? Я чувствую себя… вычурно.

Левент попытался не показать обиду, но губы его характерно искривились.

– Это один из национальных цветов Малагории, господин Ормонт. Наряду с красным. Но Его Величество обмолвился, что красные элементы добавлять никак нельзя, и я вышел из положения, как мог. Иначе было бы слишком… мрачно.

– Мрачно? А мне казалось, было бы привычнее.

– Я и говорю, мрачно, господин Ормонт.

– Ты считаешь, что я одеваюсь мрачно? – усмехнулся Мальстен.

– Все так считают, господин Ормонт. Это… ваша особенность.

Мальстен приподнял бровь и бросил взгляд через плечо на свое отражение.

– Особенность, стало быть, – хмыкнул он. – Ладно, я понял.

– Я вас оскорбил?

– Ни в коем случае. Ты – костюмер, ты лучше знаешь в этом толк, разве нет?

Левент перемялся с ноги на ногу.

– До этого момента мне так казалось, – буркнул он себе под нос.

Всегда немного суетливый и щепетильный в своей работе, Левент преображался только на цирковом представлении. В остальное время он говорил сбивчиво и подолгу, всегда выглядел, как человек, которого несправедливо недооценили и заметно побаивался Мальстена, если вступал с ним в разговор. И хотя на поверку «великий и пугающий анкордский кукловод» оказался далеко не таким ужасным, он не мог избавиться от чувства легкой опаски, которое преследовало его в присутствии Мальстена. Левенту казалось, что данталли соглашается с ним, только чтобы прекратить утомивший его разговор, и это ощущение было весьма неприятным.

– Прости, что усомнился, – миролюбиво сказал Мальстен, положив Левенту руку на плечо. Тот невольно вздрогнул, взгляд его нервно забегал по комнате. – Прекрасная работа, правда. Думаю, я очень быстро освоюсь.

Левент поджал губы.

– Хорошего вечера, господин Ормонт, – выдавил он.

Мальстен отправился вдоль по коридору в главную залу, откуда доносились звуки музыки и гомон человеческих голосов.

Это всего несколько часов, – уговаривал себя данталли, нехотя бредя по коридорам дворца. Он совершенно не представлял, что будет там делать, но Бэстифар ультимативно заявил, что он должен там присутствовать. Мальстен лишь надеялся, что его не станут демонстрировать аллозийским послам в качестве военной мощи Малагории. Он не знал, рассказывал ли Бэстифар своим союзникам о том, какие ставки делает на него в вопросах военного противостояния, но надеялся, что ему хватило ума не акцентироваться на этом. Из всех стран Арреды только Малагория проявляла удивительную терпимость к данталли и не позволяла Красному Культу строить свои отделения на территории Обители Солнца. Аллозия в этом вопросе была не так жестка, как страны Совета Восемнадцати, но и полной терпимости не проявляла, поэтому Мальстен не знал, как послы Дандрина отреагируют на него.