Текст книги "Журнал Наш Современник 2008 #9"

Автор книги: Наш Современник Журнал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 37 страниц)

ПРОТИВ ЗЛА

Уважаемые товарищи, вся редакция журнала «Наш современник»!

Пишет Вам давний читатель и подписчик Вашего журнала. Недавно, разбирая свои архивы, нашёл я записи аж от 1987 года – краткие выжимки из публиковавшихся тогда на страницах журнала писем читателей. А письма эти – это были отклики на громко прошумевшую публикацию Вашего журнала "Против зла – всем миром" ("Наш современник", N 7 за 1987 год). Речь в той публикации шла о назревшей острой необходимости борьбы с алкоголизацией населения нашей страны. Отклики были с разных мест, от разных людей, но все были пронизаны горячей заинтересованностью в решении этой проблемы, искренностью, жгучим желанием скорейшего избавления общества от объятий "зелёного змия". Так, например, было опубликовано коллективное письмо жителей города Обнинска Калужской области со следующими прочувствованными словами: "По причинам, связанным с алкоголем, ежегодно погибают сотни тысяч жителей нашей страны, от производства и продажи этого наркотика страдают дети, продолжается дебилизация нашего общества. Страдает нравственность самого народа, и мы высказываемся за введение в стране "сухого закона". Чтобы быстрее избавить общество от этого коварного наркотика, согласны на введение в стране "противоалкогольного налога" (займа)". Под письмом стояло 55 подписей.

Это было народное мнение в стране в те годы! Простые люди были согласны, что введут дополнительный налог, лишь бы была ограничена (или даже вовсе запрещена) продажа алкоголя. Само по себе это очень показательно. Таково было общественное сознание советских людей.

И вот теперь, после всех чудовищных катаклизмов проклятой перестройки ("катастройки"), когда все мы оказались в "другой стране", как нас хотят уверить, когда государство (или правительство) сняло с себя ответственность за творящуюся повсюду разнузданную вакханалию спаивания населения, любая попытка (отдаю себе в этом отчёт) выступить за трезвость воспринимается нынешним "расейским" (вечно подшофе) обывателем, как некая маниловщина. Но для меня остаётся немеркнущим маяком, воплощением благородной совести, академик Ф. Г. Углов (недавно скончавшийся в глубоко преклонном возрасте за 100 лет), который никогда не боялся выглядеть чудаком, отстаивая свои взгляды на трезвый образ жизни. Своей книге "Глядя правде в глаза" он предпослал эпиграф: "Хватит пить – пора ум копить" (русская народная пословица). И этот призыв подлинного патриота России и в наше паскудное время очень актуален. Ведь сейчас многие (разные по своим подходам к проблеме) социологи сходятся в одном: в современной России общество уже перевалило через ту катастрофическую черту (25 литров чистого спирта в год на душу населения), после которой начинается необратимое вырождение нации.

Первыми ощутили признаки вырождения нашего народа преподаватели средних школ и работники медкомиссий в военкоматах. Из общей численности только 15% наших детей можно считать практически здоровыми. Чего же дальше нам ждать? Вот именно сейчас мы, русские люди, должны всем миром потребовать от правительства и президента нашей страны принятия самых срочных мер для ограничения алкоголизации народа. Этим мерам

должна предшествовать всеобщая, всеобъемлющая пропаганда. Необходимо, чтобы все средства массовой информации изо дня в день аргументированно показывали и доказывали: если не прекратить алкоголизацию народа, наша страна исчезнет с мировых карт через 9-10 лет! Если эта цель не есть истинная цель нынешнего правительства, то оно должно же приложить усилия для спасения России!

Сознаю, что принятию таких мер будут препятствовать (скажем, в Госдуме) лоббисты всех нынешних кампаний – производителей алкогольной продукции. Но именно в борьбе за спасение нации против всякого рода растлителей и может произойти подлинное, а не показушное единение нации, превращение её из населения в народ России, осознающий своё будущее.

Мои надежды на успех этой борьбы основываются на одном любопытном факте: наш народ проявил себя как очень внушаемое со стороны средств массовой информации сообщество. Вспомните раскрученную всеми нынешними СМИ компанию "боления" за нашу футбольную команду на чемпионате Европы в этом году. Это было прямо-таки психическое заболевание по мелкому, ничтожному с исторических позиций, поводу.

А тут, если начнётся действительно широкая кампания по подготовке населения к серьёзному повороту в сознании, тут, когда будет решаться воистину судьба нации, тут информационное воздействие на сознание и сердца людей должно быть усилено многократно, чтобы каждый осознал: наступил момент решительного выбора. Конечно, отказаться совершенно от коварной привычки к наркотику вряд ли будет возможно, но важно, чтобы произошёл коренной перелом в сознании людей: выбирают ли они распад и развал своей страны, или вспомнят всё же достоинство своих предков, историю Отечества и что в конечном счёте предпочтут? Я думаю, что в нашем народе честных людей больше, и они сделают правильный выбор.

В. И. Устинов,

инженер-строитель, г. Жуковский Московской области.

ПОЛКОВОДЕЦ, ВЛАДЕВШИЙ СТРАТЕГИЧЕСКИМ МЫШЛЕНИЕМ

Уважаемая редакция!

Меня удивила статья В. Денисова "Тайны 22 июня" ("Наш современник", N 6, 2008 г.). Автор статьи ставит своей целью возложить вину за наши неудачи в начале войны с Германией на начальника Генштаба Красной Армии Г. К. Жукова и наркома обороны С. К. Тимошенко. Клеветнические обвинения в адрес Жукова со стороны противников России лились как из рога изобилия ещё при его жизни, в патриотическом журнале, однако, такое пришлось читать впервые.

Известность Георгий Константинович Жуков получил после того, как советские войска, возглавляемые им, разгромили японского агрессора у реки Халхин-Гол в Монголии в 1939 году. После этих событий он стал командующим Киевским военным округом, а войска этого округа, под его руководством, участвовали в освобождении Бессарабии и Северной Буковины в 1940 году. Тогда же ему присвоили звание генерала армии и вручили звезду Героя Советского Союза. В декабре 1940 года на совещании высшего командного состава РККА по итогам года он выступил с блестящим докладом о современной наступательной операции. На следующий день его вызвал Сталин и назначил Г. К. Жукова начальником Генштаба. Не случайно. Жуков ведь "разгромил" в ходе оперативно-стратегической игры войска, которые возглавлял командующий Особым Западным Белорусским военным округом генерал Павлов. Остаётся непонятным, почему после этого Сталин не снял с командования ключевым округом этого явно неспособного командующего? Но перед самим Жуковым встала и решалась им задача по скорейшему реформированию армии после тяжёлой финской войны.

И вот В. Денисов обвиняет Генштаб, что он не подготовил плана развёртывания главных сил для нанесения контрудара. И заключает: "Да и имелся ли он вообще?" – Так был ли план у Генштаба? Вот что по этому поводу пишет маршал А. М. Василевский: "В нашем оперативном плане считалось, что немецко-фашистские войска нанесут удар на юго-западном направлении. Исходя из этого, мы здесь сосредоточили основные силы, но гитлеровская Германия сосредоточила максимум сил и средств на центральном направлении".

Откуда же возник такой просчёт? Весной 1940 года Генштабу было поручено составление оперативного плана по отражению возможной агрессии. Руководил его составлением тогдашний начальник Генштаба маршал Б. М. Шапошников. Потом в эту работу включился и Василевский. Б. М. Шапошников правильно определил направление главного удара врага в центре, то есть в Белоруссии, к северу от пограничной реки Сан. Этому главному удару врага противостояли два наших фронта: Северо-Западный и Западный. Здесь, по плану, и сосредотачивались основные силы нашей армии. На юго-западном направлении сил было гораздо меньше. Предполагалось, что для развёртывания вооружённых сил Германии потребуется 15 дней. К тому времени, когда этот план докладывался Сталину, Шапошникова на посту начальника Генштаба сменил Мерецков. Сталин высказал мысль, что Германия прежде всего будет стремиться захватить богатые промышленные сырьевые районы юга, а потому Генштаб должен был план переработать, сосредоточив главную группировку наших войск на юго-западе. План переработали к 15 декабря 1940 года. Осуществлять его стал новый начальник Генштаба Жуков. Согласитесь, что коренным образом менять оперативный план, да ещё человеку новому в Генштабе, очень сложно.

В. Денисов обвиняет Жукова и Тимошенко в неоперативности после получения ими 21 июня указания Сталина о приведении войск в полную боевую готовность. Но Сталин менял свою директиву в течение дня 21 июня. Вечером он дополнил директиву словами: "нападение может начаться с провокационных действий немецких частей" и что "войска не должны поддаваться ни на какие провокации"… Теперь представим себе, как будут воспринимать такие указания люди, на головы которых сыплются бомбы и снаряды? Что им конкретно делать?… Вот почему Жуков и Тимошенко, которых В. Денисов выставляет какими-то медлительными неумехами, бились над тем, чтобы внести в директиву следующее: "в течение ночи скрытно занять огневые точки укре-прайонов на госгранице", "рассредоточить на полевых аэродромах авиацию", "части ПВО привести в боеготовность". За длительность времени, что ушло на передачу директивы, автор статьи клянёт Жукова, призывает не верить его словам. Но вспомним, директива ведь передавалась в войска в ночь на воскресенье, в последние, можно сказать, минуты перед началом войны. Когда сумятица уже была неизбежна.

Единственным хорошим руководителем на начало войны В. Денисовым выставлен Берия, ведь пограничники, подчинявшиеся его ведомству, действительно стояли насмерть. Но дело ведь не в ведомственной принадлежности тех или иных войск, а в их постоянной боеготовности. Пограничникам, по роду их службы, постоянно надлежит быть в полной боевой готовности. Жуков, находясь всего полгода перед войной на посту начальника Генштаба, делал всё для повышения боеготовности войск. Вот программа по усилению боеготовности западных округов, которую разработал Жуков:

1. Укомплектование дивизий западного направления до полного штата.

2. Приведение ПВО в повышенную готовность и укомплектование её до штатов военного времени.

3. Выдвижение трёх-четырёх армий из центра на запад для прикрытия трёх западных округов.

4. Провести отмобилизование части приписного состава.

Жуков уговаривал маршала Тимошенко идти с этой программой к Сталину. Тот не сразу, но согласился. Они вместе выступили на Политбюро.

Сталин выслушал их. Сказал: "Вы, я вижу, заодно". Потом, повысив голос, добавил: "Куда вы нас зовёте? К войне?" – И набросился с ругательствами на Тимошенко. Затем приказал: "Выйдите оба!" После их ухода произнёс: "Это всё Тимошенко делает". – Раскурил трубку и добавил: "Надо бы расстрелять его". Берия хотел подняться, чтобы дать команду на задержание, но Сталин его остановил (по книге: Сульянов А. К. "Маршал Жуков. Слава, забвение, бессмертие").

Приведённая сцена показывает, в какой тяжёлой обстановке трудились Жуков и Тимошенко, о которых с таким презрением отзывается в своей статье В. Денисов вслед за Резуном и Буничем. Позиция этих авторов была уже сокрушительно раскритикована в книге Сульянова о маршале Жукове, других материалах патриотических авторов.

В конце своей статьи В. Денисов заявляет: "Давно пора перестать валить вину за трагические события 1941 года на одного Сталина". По-моему, никто уже не валит. Появилась другая мода: валить вину за трагедию 1941-1942 годов на великого русского патриота, талантливого полководца Георгия Константиновича Жукова, которого Сталин, кстати говоря, всегда бросал на самые опасные и важные участки фронта. Исправлять положение, спасать ситуацию, добиваться победы. И Георгий Константинович никогда не подводил его.

Заканчивая разговор, хочу сказать, что Сталин научился считаться с мнением своего заместителя по работе в Государственном комитете обороны лишь к концу 1942 года. В 1943 году во время Курской битвы их отношения были спокойными и уравновешенными. Одобряя общий политический курс Иосифа Виссарионовича Сталина по подъёму экономики страны, по подготовке её к войне с Германией, не следует, на мой взгляд, закрывать глаза на отрицательные стороны характера этого великого человека и руководителя. Во всяком случае, он мог бы больше доверять Г. К. Жукову, полководцу, владевшему стратегическим мышлением.

Е. Н. Березин,

участник Курской битвы, г. Челябинск

ДЕЗЕРТИРЫ

Зима 1942 года была тяжёлой. Война в самом разгаре. Немцы, отброшенные от Москвы, отходили на юг и с особой яростью свирепствовали на покидаемой ими территории: сжигали дома, стога с сеном и соломой, скирды с ещё не обмолоченным хлебом. Горела земля. От нашей деревни фронт был уже недалеко. Слышалось, как грохотали тяжёлые орудия, а по ночам всё небо горело багровым заревом. Война наступала, и с каждым днём фронт продвигался всё дальше вглубь страны. Прошли через нашу деревню отступающие войска Красной Армии. Стало непривычно тихо, тревожно и страшно. Казалось – ещё немного, и немцы войдут в нашу деревню – такую мирную и чистенькую, занесённую до самых труб бесконечно идущим снегом.

В такое неспокойное время угораздило нас поехать на престольный праздник в деревню Лосмино. Это даже не деревня, а скорее хутор. Всего-то 5 дворов. Люди здесь живут добротно, зажиточно, своим миром. Дома у всех крепкие, амбары, сады, пасеки, а вокруг хутора бесконечные колхозные поля. Пшеница, рожь, гречиха, просо – бери от земли всего, сколько захочешь. Несмотря на войну, было людям и что на стол поставить, и чем скотину и птицу накормить.

Погуляли, стали готовиться к отъезду. Дедушка, добрейшей души человек, давал мне, четырнадцатилетней девчонке, как самой старшей из отъезжающих, последние напутствия:

"Ты лошадь-то особо не торопи, она старая, сама возьмёт нужный шаг… Но вожжи из рук всё ж не выпускай, если что – гони во всю прыть!" – Я слушала его, а сама думала: "О чём беспокоится дедушка, что может случиться?"

Из Лосмина выехали, когда было ещё совсем светло. Но зимний день короток, не успели проехать и половины пути, как стемнело настолько, что в двух шагах ничего не видно. Небо затянули тучи, ветер с завыванием гнал позёмку, заметая наезженный санный путь. Я опустила поводья. Лошадь бывалая – дорогу к дому знает, не заблудится, бежит себе неспешно. Да и куда торопиться? Мы сидим в санях, закутавшись в тулупы, зарывшись поглубже в сено. Тепло. На мгновение выглянула луна, осветила местность. Я увидела

деревенское кладбище, от него до дома – рукой подать. Тепло и радостно стало на душе. Наконец-то приехали.

Вдруг лошадь испуганно заржала и встала, как вкопанная. Я приподнялась в санях и вижу: из-за крупа лошади надвигается на нас огромная белая бесформенная глыба. От испуга у меня перехватило дыхание. Сердце было готово вырваться из груди. Я застыла, боясь пошевелиться, девчонки прижались ко мне. Глыба, как коршун над зайчатами, нависла над нами. Выглянувшая на миг луна осветила человека. Я успела разглядеть его: страшный и обросший как зверь, шапка, засыпанная снегом, нахлобучена так, что видны только лишь узенькие щёлочки глаз. Взгляд тяжёлый, угрожающий. И такая лютая ненависть и злоба в нём, что страх побежал по мне мелкими мурашками.

"И откуда несёт вас лихоманка в такую погоду?" – осипшим голосом злобно прошептал он и, не дождавшись ответа, развернулся и, как привидение, исчез в снежной мгле. Я узнала его, а он это понял. Это был наш односельчанин – Семён Гусаков, которого давно и безуспешно ищут. Он – дезертир.

До войны Семён работал в колхозе. Слыл хорошим хозяином, имел добротный дом на краю деревни и жену Степаниду. Стеша небольшого росточка, бойкая, весёлая, неугомонная на выдумки. Лицо её, всегда смуглое, было в мелких рябинках, оставшихся от оспы, перенесённой в детстве. В небольших серых глазах всегда искрились смешинки. Они делали её лицо загадочным и привлекательным. Когда Стеша пела или плясала – собиралась вся деревня. На деревенских посиделках, где собирались лучшие мастерицы, не было ей равных. Всё кипело в её умелых руках.

А Семёна Степанида боялась. Крутой он был. Что не так, не по нему, долго не раздумывая, бил своей ручищей наотмашь, куда придётся. После чего Стеша долго ходила с синяками, прикрывая лицо низко повязанным платком. В деревне её любили и жалели, Семёна недолюбливали.

На войну Семёна Гусакова забрали в августе. Стояла сухая солнечная погода. На гумне скирды с хлебом, у дворов копны с золотистой соломой. В амбарах – зерно нового урожая. Хорошо. Только бы жить – а тут война… Пришли повестки. Мужиков забрали, а Семёна попридержали как механизатора до конца уборки нового урожая, который в тот страшный год выдался на славу.

Провожали Семёна всем колхозом, накрыли столы. Люди плакали, давали напутствия: "Будь здоров, Семён! Береги тебя Бог! Бей фашистов, не жалей их, проклятых, гони с нашей земли!" А Семён сидел за столом угрюмый, низко опустив голову, изредка только кивая в знак согласия.

Оторвавшись от дум, Семён встал, выпил полстакана водки, простился со всеми и, обняв Степаниду на прощание, вышел из избы.

Стеша не пошла за подводой, увозившей её мужа на Великую войну. Его проводили бабы и ребятишки.

Но не успели ещё Семёновы следы простыть и бабьи слёзы высохнуть, как поползли по деревне слухи: сбежал Семён, не доехал до сборного пункта. Кто-то видел его поздним вечером в самом глухом месте у речки, под огородами, где лозины свесили ветки к самой воде. Слухи дошли и до района. В конце ноября, когда выпал уже первый снег, приезжали в деревню люди из органов, но тогда они никого не нашли. Семён как в воду канул. Они не нашли, а народ был уверен, что Семён скрывается где-то в деревне. Сильно изменилась Стешина жизнь. Дом её, когда-то открытый для всех, превратился в глухую крепость, на всех дверях появились замки. Окна занавесились плотной тканью. Сама Степанида изменилась до неузнаваемости – вся почернела, сгорбилась, замкнулась в себе. При виде деревенского почтальона она уже не бежала ему навстречу, а сворачивала в сторону. Видно было, что не ждёт она весточки с фронта, не от кого. Люди, однако, не лезли к ней в душу, понимали, что тяжёлый камень лежит на её сердце.

Пришла весна 1942 года. В конце марта яркое весеннее солнце растопило снег на высоких местах, зазвенели ручьи. Но с приходом весны и война разгорелась с новой силой, немцы рвались к Сталинграду. Война как молотилка пожирала людей, и в деревню всё чаще стали приходить чёрные вести о погибших на фронте отцах, мужьях и сыновьях.

В это время и нагрянули в деревню особисты, искать тех, кто струсил, сбежал, не желая выполнять свой долг перед Родиной. Без шума шли они по деревне, но не подходили к тем избам, в окнах которых светили красные точки неугасимых лампад, зажжённых перед иконами в вечную память о тех, кто отдал свои жизни в боях за Родину.

Но вот – подошли они к избе Талдыкиных, лишь недавно, незадолго до войны, переехавших в деревню с дальнего хутора. Был у них сын Василий – парень добрый, покладистый, перед войной ему исполнилось 18 лет, и его, как и всех годных к службе, забрали в армию. Он вместе с парнями из деревни попал в пехоту, принял присягу, но до фронта не доехал, сбежал и теперь жил открыто у своих родителей, сильно не прячась. Солдаты и офицер из особого отряда быстро вошли в избу и видят: за столом, на конике, в переднем углу, под образами восседает Васька, в одной руке у него ломоть хлеба, а в другой кружка с молоком… А Васька и не испугался – молча встал, вышел из-за стола, у двери снял с крючка старенькую телогрейку, набросил её на плечи и направился к выходу в сопровождении солдат. Мать с криком кинулась за ним, да Василий не остановился, понял он, видно, что не отлежишься на печи за мамкиной юбкой, когда люди жизни свои кладут.

А вот с Семёном Гусаковым вышло не так. На пороге дома ждала солдат Степанида, покрытая чёрным платком, без единой кровинки в лице.

– Ну что, хозяйка, показывай, что у тебя в доме! – поздоровавшись прежде, с ней, мягко сказал старший.

Солдаты не спеша обошли холодную с промёрзшими углами избу. Заглянули на печку, под печку, в чуланы, слазили на потолок, побывали в стойле для скотины, зашли в амбар. Никого. Хотели было уходить, но их внимание привлёк огород, широкой полосой протянувшийся до самой реки, на котором чернели невысокие холмики земли, освободившиеся от снега. Что это? Навоз? Хороший хозяин в зиму навоз на огород не выносит… Подошли поближе – здесь кто-то ходил по огороду и принёс на сапогах землю и песок.

Возвращаясь с огорода, в двух шагах от амбара наткнулись на ворох старой картофельной ботвы, почерневшей от морозов. У крестьян не принято оставлять ботву на огороде, её обычно сжигают. Разбросали ботву и нашли убежище дезертира, оборудованное, как крысиная нора под амбаром.

Стеша молча наблюдала за солдатами. Казалось, всё происходящее не касается её судьбы, только слёзы выдавали страдания, да из груди вырвался сдавленный стон, когда солдаты выводили её мужа. Она не вышла из дома и тогда, когда конвой вёл пойманных дезертиров через всю деревню. Семён, обросший и ссутулившийся, шёл тяжело, ступал по земле, не глядя по сторонам. И Васька шёл, низко опустив свою всклокоченную голову. Ох, как не хотелось им встречаться взглядами с родителями тех, кто погиб на войне, с матерями, потерявшими своих сыновей. Люди осуждали Семёна, здорового и крепкого мужика, струсившего в годину испытаний, но жалели Ваську, молодого парня, крестили его и просили Бога спасти его в тяжёлом бою, в котором он должен будет кровью смывать позор своего дезертирства.

Семён Гусаков и Василий Талдыкин попали в один штрафной батальон, сформированный из таких, как они, дезертиров, и в первом же бою, при штурме высоты, сильно укреплённой немцами, почти весь батальон погиб, но Семён Гусаков остался жив. После войны он не вернулся в родную деревню, где в каждом доме у святых икон теплились поминальные лампады о душах тех, кто не пришёл с полей сражений страшной войны.

В. П. Постникова