Текст книги "Журнал Наш Современник 2008 #9"

Автор книги: Наш Современник Журнал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 37 страниц)

Так как наш дом был типичным доходным, каких много появилось перед самой революцией, то хотелось бы рассказать о нем поподробнее. Характер квартир отражал и социальное расслоение общества.

Малый двор окружали квартиры побогаче. Они были ближе к площади, и это, наверное, повлияло на их характер. Так же более богатыми были квартиры с противоположного торца дома, выходящего на бульвар. В их подъездах имелись лифты. Лестницы были светлые, удобные. Квартиры были пяти-шестикомнатные… В каждой квартире были большие кухни с прилегающими к ним комнатами для прислуги и выходами на черную лестницу, ведущую во двор. Эти лестницы были крутыми и имели металлические простые перила. Как и парадные лестницы, черные имели окна. Из передней комнаты квартиры можно было попасть в кабинет. Тут же при передней имелась уборная для гостей. А для семьи были прилегающие к спальным комнатам ванные комнаты и отдельные уборные.

В квартирах бульварного торца все это тоже имелось. Но кроме того, во дворе все черные выходы из каждой квартиры выше первого этажа объединялись общей открытой галереей, из которой по черным лестницам можно было выйти во двор. (…) Основная же часть нашего дома имела квартиры, выходящие на боковые проезды, соединяющие площадь с бульваром. Были они попроще, а значит, и подешевле. Дом-то был доходным. Владельцу приходилось учитывать, какие квартиры лучше, чтобы брать за них побольше, а какие с меньшими удобствами и имеющие такие прелести, как узкие шумные проезды, трамваи под окнами. Понимая это, владелец и заказывал сделать такие квартиры попроще. Скажу сразу: наши квартиры не имели лифтов на лестничных клетках, были с меньшим количеством комнат. В основном это были трехкомнатные квартиры. Причем две из них смежные, но имеющие и свои отдельные двери в коридор. Ванная комната была совмещенной, не было дополнительной уборной. Не было кладовки. Однако комната для прислуги при кухне была. После революции о таких отдельных комнатах для прислуги речи, конечно, не могло быть. Эти комнаты при кухне стали обычными среди других в общей коммунальной квартире. Просто заселялись одним, или от силы двумя жильцами".

Эпоха военного коммунизма наложила специфический отпечаток на эти комфортабельные некогда дома. Профессор Преображенский, например, сокрушался, что с лестниц исчезли ковры и что парадный вход был заколочен, поэтому в подъезд приходилось ходить кругом, через двор. Н. М. Мендельсон отмечал другую не менее характерную деталь: "Если бы кто-нибудь из знавших нашу квартиру за идеально чистую зашел в нее сейчас! Мы всю зиму жили в одной комнате с железной печкой, служившей и для приготовления пищи, и для отопления. Она коптила и сейчас [все] в дыму, пыли, саже.

Ужас!"*

Еще один свидетель того времени, журналист Георгий Попов, фиксируя детали быта, коснулся и проблемы отопления жилья в условиях повсеместного выхода из строя домовых систем отопления:

"Ниже я даю описание обыкновенной комнаты в московской частной квартире.

В любой комнате в Москве стоит посередине на паркете печка, сложенная кое-как из плохо обожженного кирпича (центральное отопление нигде

* ОР РГБ. Ф. 165, карт. 1, д. 4. Л. 15.

больше не действует). От печи через всю комнату идет длинная жестяная труба, пропущенная через специальную пробоину в коридор, набитый до верху всякой рухлядью. Московские шутники окрестили эту печку "буржуйкой", должно быть потому, что только состоятельные люди могут позволить себе такую "роскошь". Печь и труба вечно дымят, комната постоянно полна дымом. Некурящий человек, войдя в такую комнату, начинает кашлять. Глаза болят нестерпимо. Печь и труба, кроме того, постоянно выделяют копоть. Стены, потолок, вещи – все покрыто черным налетом – копотью. Комнаты годами не проветриваются – окна замазаны наглухо круглый год. Пыльная, ободранная мебель; клочьями висящие со стен обои; клопы и другие насекомые – так выглядит обыкновенная "частная" комната в Москве".

Насекомые-паразиты также были характерной приметой московских квартир времен нэпа. Вшей, именуемых в народе "семашками" (по имени ярого борца за гигиену, наркома здравоохранения Семашко) горожане могли подцепить во многих общественных местах: в трамвае, в пригородном поезде, в бане и, наконец, просто на улице – в толпе.

Клопы были настолько распространены, что власти прямо советовали: отказаться от такого пережитка прошлого, как обои. Чтобы свести к минимуму число укрытий зловредных кровососов, гражданам предлагалось обои удалить совсем, стены заново оштукатурить и побелить. Распространенный способ – отодвигание кроватей подальше от стен – эффекта не давал. Клопы, влекомые инстинктом, забирались на потолок и оттуда падали на спящих людей. Посыпание постелей персидским или далматским порошками, смазывание тела пахучими эфирными маслами и даже керосином (!) давало лишь временный эффект и до конца не защищало от укусов.

Вступая с клопами в борьбу ни на жизнь, а на смерть, москвичи пользовались различными методами. Самыми простыми и доступными средствами были поливание скоплений насекомых кипятком или обработка огнем паяльной лампы. Для железных кроватей практиковалось обливание их спиртом (бензином) с последующим устройством нежелательным обитателям аутодафе. Более безопасным в пожарном отношении было применение специального аппарата "клопомор", уничтожавшего насекомых струей пара.

В качестве "химического оружия", разрушавшего хитиновую оболочку паразитов, употребляли керосин, скипидар, ксилол, уксусную эссенцию. В аптеках продавали специальные препараты кустарного и фабричного приготовления: "Жидкость Юдина", "Одесская жидкость", "Жидкость Малинина". Эти составы распыляли пульверизатором в жилых помещениях или мазали щели, в которых обитали клопы. Обработку стен и мебели приходилось периодически повторять, примерно через каждые две недели. Если это не помогало – клопы могли укрываться в труднодоступных местах, через щели мигрировать из соседних комнат; к тому же одна самка откладывала по 50 яиц 4 раза год – в качестве самого радикального средства применяли окуривание квартиры серой.

Проведение этой процедуры было делом довольно сложным. Прежде чем приступить к химической атаке, следовало содрать со стен обои, чтобы открыть для действия сернистого газа все укромные уголки, где могли находиться паразиты. На втором этапе подготовки полосками бумаги заклеивались щели в окнах и дверях, отдушины, вентиляционные отверстия и прочее. Наконец, требовалось отодвинуть от стен мебель, снять с кроватей матрацы, все вещи в комнате разместить свободно, чтобы смертоносный газ мог легко проникать всюду. При этом надо было помнить, что цветные ткани под действием сернистого газа обесцвечиваются, а металлические предметы, вроде серебряных ложек, темнеют. То же самое происходит с зеркалами. Поэтому все эти вещи приходилось убирать из комнаты и где-то располагать на хранение.

"Окуривание" представляло собой сжигание в комнате "серничков" (полосок бумаги, покрытых тонким слоем расплавленной серы) или просто серы в кусках. "Сернички", увязанные в пачки, равномерно развешивали на растянутую в комнате проволоку, а затем поджигали. В качестве противопожарной меры пол под ними следовало застелить железными листами или засыпать слоем песка. При использовании кусков серы их размещали на сковородках или в чугунках и поджигали с помощью спирта.

После суточной обработки в комнате гибли все клопы. В завершение, чтобы люди не отравились продуктами горения серы, кроме проветривания

приходись проводить еще одну операцию. В помещении распыляли нашатырный спирт, который связывал свободный сернистый газ.

Очевидно, что применение серы давало прекрасный результат, но, судя по опубликованным в журнале "Жилище и строительство" рекомендациям, описанный способ вряд ли был доступен всем москвичам. Взять хотя бы главное условие: помещение должно находиться под действием сернистого газа как минимум сутки. Или пожелание – для стопроцентной гарантии проводить дезинсекцию сразу во всей квартире. Интересно, кто и где мог при московской перенаселенности дать приют многочисленным обитателям огромной "коммуналки"? Хотя бы той, что была описана в очерке Николая Погодина "Коммунальная квартира":

"Коридор квартиры N 37 на 5-м этаже узок, как щель. В первобытном состоянии коридор был широким и прохладным. Теперь сундуками, комодами, гардеробами, ящиками стены заставлены до потолка. Остался узкий черный тоннель, ведущий от парадного до уборной. Ходить надобно умело и робко. Пойдешь смело – и висок твой ударится об острый угол какой-то мебели или, как часто бывает с новыми людьми, – в лицо шлепнется чья-то белая одежда, которую сушат в коридоре одинокие жительницы-франтихи.

К числу оных относятся Маргарита Карловна, свободный художник-пианистка, девица лет 30, а также маленькая и злая девушка, школьный работник – Шура, лет 27. Маргарита Карловна любит животных, и у нее живут два белых ожиревших кота в обществе молодого фокса дамской особи. Шура же ненавидит двух белых котов и резвую собаку… Впрочем, котов ненавидят все в квартире: и Анастас Трофимович, советский работник, со своею женой Марией Тихоновной, и инженер-электрик, и нэпманы Мисерские с дочерью Лю-кой, и уборщица Дуня. Почему такая ненависть? Коты – обычные и на вид приятные. А вот поэт Вадим Моторов котов любит, но зато не уважает собаку и бьет ее ногой.

Жителей в шести комнатах, выходящих дверьми в коридор – 15 человек, вместе с поэтом, который живет в углу коридора за ковром, рядом с парадной". А вот какие нравы царили в этой квартире:

"Круглые сутки коридор освещает 25-свечевая лампочка. Но светло лишь у телефона, где висит эта лампочка. Чуть дальше – тьма и бездна, угрожающая углами шкафов, гвоздями ящиков, мокрыми принадлежностями Маргариты Карловны и Шуры. Сейчас, под вечер, квартиранты наверно пообедали. В коридоре дети играют в жмурки. Поэт за ковром громко чавкает и насвистывает мелодию.

Обрываясь три раза, звякает хрипучий звонок, и стремительно из своих дверей выскакивает школьная работница Шура, пританцовывает, оправляет блузку, торопясь срывает цепочку, распахивает дверь и вдруг издает хриплый звук, похожий на стон.

На пороге стоит девушка.

– Вам кого?– злобно вскрикивает Шура. – Вам к этой… пианистке? Будьте добры, звонить всегда пять раз.

От уборной на эти возгласы уже движется Маргарита Карловна.

– Какая несдержанность, какая несдержанность! – громко шепчет она. – О, боже!

– Я не знаю, – выкрикивает маленькая Шура, – когда это прекратится. На парадном, кажется, ясно написано.

– А я удивляюсь Вашей грубости.

– А я удивляюсь… Вашему… нахальству, вот что!

– Проходите, милая, ничего, – берет за рукав оторопевшую свою посетительницу Маргарита Карловна. – У нас, знаете, странные люди.

Шура, наверное, бледнеет: ее назвали "странной". Как это понять? Она бросается в свою комнату и там кричит у дверей:

– Тоже… свободные художники! Старая кукла… Зубы в стакане мочит… Идиотка.

Медленно, мимо этих вдохновенных тирад, проходит Маргарита Карловна, высоко поднимая свой пучок белых волос. Но навстречу ей хрипит звонок. Раз… два… Она считает. Пять раз. Это шли к Маргарите Карловне.

– Вам кого? – звучит строгий вопрос Маргариты Карловны перед военным человеком, которому открыла она.

– Александра Петровна дома?

– Я не знаю, дома ли Ваша Александра Петровна, – медленно и громко отвечает Маргарита Карловна.

– Дома, дома, – кричит из своих дверей Шура.

– Пожалуйста, научите, Александра Петровна, звонить правильно Ваших гостей. На парадном, кажется, ясно написано!

– Гражданка, извиняюсь, – смущается гость. – На лестнице у Вас темно. Поэт Вадим Моторов стонет из-за ковра:

– О, люди!

И с треском, как будто что-то случилось ужасное, распахивается дверь советского работника Анастаса Трофимовича, и оттуда с воплем, поднятый за хвост, летит белый, жирный кот.

– Коты! – кричит хрипло и жутко Анастас Трофимович. – Проклятые коты! Маргарита Карловна взмахивает руками.

– Что Вы делаете?!

И вот в дверях весь Анастас Трофимович, всклокоченный, потный, кажется, только в белье, с расстегнутым воротом.

– Что я делаю, сударыня? – роковым басом и запыхавшись вопрошает он. – Что я делаю? – Кота Вашего за хвост вышвырнул, вот что я делаю.

Скрипят двери. Высовываются головы.

– Вы, Маргарита Карловна, квартиру в зоологический сад превратили. Ваш кот, изволите видеть, мне в фикус напакостил… в тропическое растение… Раз имеете животное, так приучайте.

– Ну, как Вы можете так кидаться живым существом? Это дико.

– Благодарите бога, что зима, а то бы я его в окно.

Шум этот, при беспристрастном наблюдении похожий на смешной переполох на птичьем дворе, длится минут пять. Скрипит крайняя дверь. Выныривает черная эспаньолка и пенсне инженера-электрика.

– Граждане, дайте работать! Прошу!

Глухой, тяжелый голос инженера заставляет очнуться. Маргарита Карловна с котом на руках уходит к себе. Двери закрываются. Поэт прячется за ковер. Тишина… Поэт зажег свечу. Он будет сейчас проникновенным речитативом повторять строфы, льющиеся из-под его пера, а в ответ ему из другого конца коридора поплывет унылое и противное: а-а-а… а-а-а… а-а-а… Это молодая певица упражняется у Маргариты Карловны. Ничего. Пусть акает. Поэт привык. Млеет чуть кисловатым запахом белье. Вгрызаются мыши в старую мебель. Позвонил телефон. И все уверены, что это не им. И никто не выходит. Телефон трещит вторично и длиннее. Опять все наперед знают, что это не их зовут. В третий раз – минуты полторы заливается аппарат. Выбегает инженер, хватает трубку и глухо мычит:

– Говорите.

Как-то остервенело и угрожающе он кричит по коридору:

– Люку зовут.

Выпрыгивает в коридор нэпманова дочка Люка. Она склоняет набок хорошенькую свою головку болонки и начинает нежно щебетать. Поэт гудит из-за ковра:

Вуалевые дали…

Люка мило шепелявит в телефон, отвечая кому-то:

– А мне это прискучило. Уборщица Дуня тянет из кухни ванну.

– Чёрт знает! – грубо и басовито ругается Люка и опять нежно, как шелест лепестка:

– Я бы Вас хотела видеть.

И так вот ласково и игриво Люка говорит десять-пятнадцать-двадцать минут… Инженер проходит в уборную и возвращается оттуда, глядя на свои часы. Потом прогуливается между шкафами. Потом становится рядом с девушкой и мрачно глядит ей в рот. Потом, одетый и причесанный, выходит в коридор Анастас Трофимович.

– Вы, что ли, тут в очереди? – спрашивает он у инженера. – Долгая, видать, музыка.

Люка закусывает губу, поворачивается к мужчинам спиной. Инженер смотрит опять на часы. Анастас Трофимович трясется.

– Барышня, – дрожа голосом говорит он. – Не довольно ли?

– Пожалуйста, не мешайте.

– А я говорю – довольно.

– А я говорю – отстаньте.

– А я говорю…

– Анастас Трофимович, Вы грубы, – бросает в трубку Люка.

Но довольный победой, улыбаясь, грубый Анастас Трофимович нажимает рычажок, отчего электрик передергивается и сверкает пенсне.

– Позвольте… я жду полчаса. Мне очень срочно.

– Берите, раз срочно, раз уже плачете.

– Я не плачу, но…

– Да уж говорите скорей.

Люка в дверях злобно глядят на них.

– Если б папа не заплатил за телефон за вас, так до сих пор бы аппарат не работал.

Рядом из двери высовывается половина туловища жены Анастаса Трофимовича – Марии Тихоновны.

– Пожалуйста, не тыкайте в нос Вашим папой. Вашему папе отдано. Вы б лучше двугривенный сдачи прислали.

– Маша, удались, – отстраняет ее рукой муж, но Маша спешит еще многое высказать. – Закрой граммофон, говорю, Маша. А Вам, барышня, совестно, в балете учитесь.

Новыми сценами, наверно, уже не удивит нас коридор переуплотненной московской квартиры. Десятый час. К Люке пришли гости. Они под французский маленький граммофон долго будут танцевать фокстрот. У Маргариты Карловны сошлись ученики московских музыкальных школ, оттуда несутся арии и дуэты.

Оставим все это до утра, когда на кухне зашипит сразу полдюжины примусов, повиснет зеленый тошный чад, женщины будут уязвлять Маргариту Карловну за котов, Маргарита Карловна будет колоть жену Анастаса Трофимовича, жена Анастаса Трофимовича обрушится едкими и грубыми словами по адресу всех, Шура передвинет примус Маргариты Карловны, и поэт будет жарить яичницу, блаженно глядя на чужие крыши, шептать:

Вуалевые дали,

Полуденная бездонность…

И крикнет ему веселая уборщица Дуня:

– Горит!

Он очнется, вращая глазами.

– Что горит?

– Штанина горит. А ты – "дали".

Дуня весела. Ее муж, рабочий с какого-то завода, получает в новом доме "светлую квартирку".

Порадуемся за Дуню и ее мужа, и попутно отметим, что новоселья времен нэпа – тема отдельного рассказа.

ЗА РОДИНУ НАДО БОРОТЬСЯ!

'Сегодня мы с новой силой осознаём древнюю и вечную истину – за Россию, за Родину надо бороться. Какова бы она ни была, плоха ли, или хороша, комфортно в ней жить или надо много работать, преодолевать трудности и неустройства жизни, но Родина у нас одна. И государство, которое всегда в истории России играло особую роль, должно не только декларировать свой патриотизм, но реально осознавать свою ответственность перед народом нашей страны, прежде всего – за сохранение самого народа, за его свободу, в том числе – и за свободу духовную, но также и за свободу народа от власти мелких и крупных жуликов, проходимцев, предателей своей страны. От власти внешнего врага, который не оставил и никогда не оставлял своих замыслов покорить Россию. События на Кавказе в начале августа текущего года доказали эту истину с предельной ясностью. События эти, помимо принесённого ими огромного горя, совершили и одно явное благо – они окончательно похоронили великую историческую ложь – о том, что Россия является тюрьмой народов, душительницей свободы. Пришли настоящие душители и убийцы, и только Россия смогла спасти народы Кавказа от неминуемой гибели. Обо всём этом и многом другом взволнованно и часто жёстко, но честно пишут читатели нашего журнала, наши друзья и соратники. Ими держится наш журнал. Благодарим их и надеемся, что вместе мы выстоим, какие бы злые ветра ни бушевали над Россией. Будем помнить всегда заветные слова и повторять их в душе: За Родину надо бороться!

ВОЗРОДИТЬ СИЛЬНУЮ И ПРАВЕДНУЮ РОССИЮ!

«Сильная Россия!» – звучит гордо и значимо, и когда слышится гимн родного Отечества, и полыхает трёхцветье флага, – хочется верить в то, что Россия действительно – сильная, набирающая былую мощь, держава. Но мало кто задумывается над истинным смыслом, что есть – сильная Россия, и что даже такой яркий патриотический термин может превратиться в миф, дабы увести общество от реальности. Призывы возвращения к сильной России со стороны известных политиков, раскрученный слоган «Сильная Россия – единая Россия!», ставший политическим брэндом партии «Единая Россия», мощный пиар по поводу побед в спорте и грядущей Олимпиады в Сочи в 2014 году; национальные проекты «Образование» и «Здравоохранение»; видимость стабилизации жизни россиян по сравнению с развалом и непредсказуемостью 90-х; звезды шоу-бизнеса, ностальгически поющие песни советских лет.

Конечно, все это вызывает эффект, создает мажорный настрой перемен, но почему-то так мало на улице радостных лиц, а в поездах дальнего следования, ставших дискуссионной трибуной людей "из народа", пассажиры продолжают ругать нынешние порядки, высказывая неуверенность в завтрашнем дне и боль за судьбу России.

Когда говорится о сильной России, большинство россиян воспринимают термин в значении количественном: «сильная власть», «сильная армия», «сильная партия», «сильное влияние», «сильное думское большинство»,

ориентируясь на жёсткую вертикаль власти и разросшийся чиновничий аппарат, на силу, как элемент подавления, амбициозность тех или иных властных или корпоративных структур. Это невольно вызывает у граждан ощущение неизбежности нового авторитаризма, причем не со стороны лидеров государства, так или иначе радеющих за Отечество, а по отношению к бездушной машине бюрократического управления, превратившейся в «спрут», где рождаются кипы бумаг и инструкций, но зачастую парализуется живая творческая мысль.

Если заглянуть в "Толковый словарь живого Великорусского языка" В. И. Даля, то можно убедиться в глубинной сакральности слова "Сила". "Сила – источник, начало, основная (неведомая) причина всякого действия, движения, стремления, понуждения, всякой вещественной причины в пространстве, или начало изменяемости мировых явлений: сила духовности, сила ума, сила воли, сила нравственная".

Следует заключить, что "сильная Россия" – это Россия, сильная духом, сильная разумом, сильная национально-политической волей, сильная нравственно.

Замечательный русский философ И. А. Ильин, будучи в эмиграции, прозорливо отмечал, что необходимо для реализации идеи сильной России: "Государство – есть властная организация; но оно есть в то же время еще и организация свободы. Эти два требования, как две координаты, определяют его задачи и границы. Если не удастся организация власти, то всё разлагается в анархии, и государство исчезает в хаосе. Но если государство пренебрегает свободой и перестает служить ей, то начинаются судороги принуждения, насилия и террора, и государство превращается в великую тюрьму. Верное разрешение задачи состоит в том, чтобы государство почерпало свою силу из свободы и пользовалось своей силой для поддержания свободы. Иными словами, граждане должны видеть в своей свободе духовную силу, беречь её и возводить свою духовную свободу и силу к государственной власти.

Да, Россия первою пошла на суд, первая вступила в полосу огня, первая противостояла соблазну, первая утратила свое былое величие, чтобы выстрадать себе новое. Первая, но не последняя. И другие страны уже охвачены тем же пожаром, каждая по-своему. Третьей России не будет. Будет новая Россия. По-прежнему Россия, но не прежняя, рухнувшая, а новая, обновленная, для которой опасности не будут опасны и катастрофы не будут страшны. И вот к ней мы должны готовиться: и её мы должны готовить ковать в себе самих, воспитывать в себе новый русский дух, по-прежнему русский, но не прежний русский (т. е. больной, неукоренённый, слабый, растерянный). И в этом – главное". (И. А. Ильин. Собр. сочинений. Том 2. М., Русская книга, 1998).

Таким образом, сильная Россия – это Россия, сильная крепкой и свободной государственной властью, устойчивостью общественного сознания, его внутренней одухотворенностью, способностью к концентрации единой народной воли.

По убеждению И. А. Ильина, чтобы обновить Россию, важно избавиться от слабостей и болезней русской национальной души, главнейшие из которых "бесхарактерность, т. е. слабость и неустойчивость духовной воли; отсутствие в душах духовного хребта и священного алтаря, за который идут на муки и на смерть; невидение религиозного смысла жизни и отсюда – склонность ко всевозможным шатаниям, извилинам и скользким поступкам; и в связи с этим недостаток духовного самоуправления и волевого удержа. Неумение уважать в себе субъекта прав и обязанностей, неукрепленное правосознание; больная тяга к слепому подражательному западничеству, к праздному и вредному заимствованию вздорных или ядовитых идей у других народов, неверие в себя, в творческие силы своего народа".

Тем самым мыслитель приходит к выводу о трансформации общественного сознания, о необходимости идейного стержня, скрепляющего его основу. Не потому ли, что этого стержня не было, народ так равнодушно принял крушение Российской империи в 1917 году и развал СССР в 1991-м?

После поражения СССР и системы Варшавского договора в информационно-психологической войне с США биполярная модель международных отно-

шений была разрушена. Мир стал многополюсным, сложным и противоречивым. В то же время на планете образовался единый геополитический центр во главе с США, опасный имперским авторитаризмом, склонностью к силовому диктату и доминированию национальных приоритетов сверхдержавы.

Профессор Чикагского университета Моргентау отмечает: "Международная политика, как и всякая другая, есть борьба за господство. Каковы бы ни были цели международной политики, господство всегда является непосредственной целью".

Суть в том, что в контексте информационно-психологической войны используется такое оружие, когда предметом поражения являются определенные типы общественного сознания.

Исторически основы общественного сознания в России начали формироваться со времён крещения Руси и правления князей Владимира Святого и Ярослава Мудрого, глубоко укоренив в народном представлении приоритеты православной жизни и ощущения богоизбранности земли русской.

К середине XVI века, в период царствования Иоанна IV, русское общественное сознание обретает цельность и определённость, в дальнейшем закрепившись в известной формуле "Православие. Самодержавие. Народность". Хотя сама эта формула была окончательно выработана только в XIX веке, во время правления Николая I, под пером министра народного просвещения графа Сергея Уварова.

С падением религиозного чувства народ утратил национальное самосознание, патриотизм, уважение к императору – помазаннику Божьему, а в результате революций 1905-1917 гг. матрица общественного сознания была окончательно "взорвана".

В суровые годы социалистического строительства, в условиях сталинских репрессий и тяжелых испытаний Великой Отечественной войны появляется понятие «советский народ». Сформировалось общественное сознание, смысл которого, невзирая на давление агитпропа СССР, содержал тенденции становления «нового русского человека»: дух коллективизма и труд на благо общества, забота о старшем поколении и нравственном воспитании молодежи; противостояние западным ценностям и любовь к Отечеству; братская дружба между народами.

Однако в 1991-1993 гг., по аналогии с 1917-м годом, вследствие «незрелости русского характера» был разрушен архетип общественного сознания советского государства, и новые русские демократы попытались сформировать новую матрицу, прорежиссированную мировой властью и направленную на дальнейшее уничтожение российской государственности.

Реформы 90-х лишний раз подтвердили механизм искусственного навязывания обществу новой матрицы сознания. Этот процесс вызвал шквал деструктивных "преобразований": шоковую терапию, либерализацию цен, ваучеризацию, приватизацию государственной собственности, криминализацию экономики, отток капитала за рубеж, утечку "мозгов", обнищание масс и падение нравственности. Однако со временем в постсоветском обществе усилились реакции протеста, неприятия навязываемой государству либерально-демократической (а на деле криминально-клановой) и по сути антинародной матрицы общественного сознания. Начались поиски альтернативы, способной стать нравственным и идеологическим императивом оздоровления российского общества.

К сожалению, за эти годы российское общество практически не продвинулось в создании, по И. А. Ильину, русского "духовного хребта". В России до сих пор нет идеологии, нет русской национальной идеи, отсутствует созидающий национальный русский дух.

Лжемораль потребительства, социал-дарвинизм (выживаемость в социуме по закону джунглей); вместо духа коллективизма преобладает эгоцентризм и социальная отчужденность ("моя хата с краю – ничего не знаю"). В России действительно появился новый "сильный" человек: это "новый русский", это – "олигарх", это – "криминальный авторитет", это "гребущий под себя чиновник", это – преуспевающий шоу-бизнесмен, это успешный карьерист и т. д.

"Бери от жизни всё!"; "Если ты такой умный, почему ты такой бедный?"; "Не доброта, а деньги правят миром" – вот те приоритеты, которые внедряются в сознание тех, кто хочет "выбиться в люди" и быть успешным в условиях "закона джунглей" в обновленной России.

Возможно ли в наши дни говорить о такой категории, как российский народ, объединенный единой национальной идеей, единым волевым дыханием, единым представлением о будущем своей Родины? Вряд ли, скорее есть смысл констатировать, что жители советской России представляют население – пестрое, неоднозначное, где множество социальных и этнических групп, а внутренние противоречия гораздо острее классовых, которые были в царской России.

Рабский труд гастарбайтеров, богатейшие виллы олигархов и бездомные, радующиеся под дождем куску хлеба; звездная элита, нуждающаяся в многочисленной прислуге, и тяжелейшая ситуация с людьми творческого труда, деятелями науки и культуры, просветителями, новаторами, пытающимися жертвенно созидать во имя будущей России, но не выдерживающими прессинга «закона джунглей» и властного наступления мамоны.

В то же время на рубеже XX-XXI веков, в условиях перехода к глобальному информационному обществу становятся востребованными новые технологии и новые знания, – приоритеты в сфере интеллектуального капитала четко обозначены в ведущих западных странах, стремящихся к экономическому и геополитическому превосходству.

В России, после утечки "мозгов" в 90-х, пренебрежения власти к интеллектуальному и научному потенциалу страны, развалу экономики и кризисным процессам в системе управления, начались наконец-то позитивные перемены, способствующие активизации творческих и научно-технических ресурсов государства.

Вновь избранный Президент России Дмитрий Медведев в своих выступлениях неустанно подчеркивает необходимость укрепления интеллектуального капитала страны и повышения престижности человека творческого труда. Характерно, что его слова перекликаются с мыслями, которые высказал более полувека назад философ И. А. Ильин: «Россия нуждается больше всего в самостоятельном национальном творчестве; в углубленном, свободном, непредвзятом созерцании и постижении; в созидании, исходящем из любви к Родине, а не из ненависти к обидчикам другого класса; в творчестве, идейном, программном и тактическом политическом и социальном». (И. А. Ильин. Собр. сочинений. Том 7. М., Русская книга, 1998).

"Формы национальной идеологии и национального возрождения должны возникнуть из самых душевных недр самого народа, из его национального патриотического горения; они должны быть рождены его собственной проблематикой, его страданиями, его характером, его историческими и культурными заданиями. И только тогда они будут ему по силам; только тогда они будут для него целительны".

К сожалению, заявленные президентом приоритеты о востребованности интеллектуального капитала и творческого труда мало что изменяют в российской реальности. Бюрократизация власти, когда чиновники создают работу для самих себя; функциональная система принятия решений; акцент не на качестве управления, а на распределении бюджетных средств и текущей волоките. Потребительские тенденции среди управленцев, низкая профессиональная культура, коррумпированность, торможение передовых идей; зачастую отчужденность от граждан и равнодушие к их проблемам.