Текст книги "Журнал Наш Современник 2008 #9"

Автор книги: Наш Современник Журнал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 37 страниц)

Полагаем, что новое освещение отечественной истории от рубежа 1917 года до наших дней, изложенное в новейших учебниках и пособиях для вузов (в частности, созданных при нашем участии⁴⁴), помимо своего прямого предназначения, может способствовать выработке рационального отношения к прошлому, формированию духовно-национальной идентичности, осознанному отношению к новым программам и идеологиям, недостатка которых наше время явно не испытывает.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Грищенко Б. Под перевернутым флагом // Аргументы и факты. 2001. 19 декабря.

2 Цит. по: Медведев Р. А. Великая Отечественная война: память и наследие в странах СНГ // Свободная мысль. 2006. N 7-8. С. 198.

3 Ельцин Б. Н. Записки президента. М., 1994. С. 246.

4Бутаков Я. Дорожная карта для Европы, 2005. 13 мая (http://www.apn.ru/publications/print1395.htm).

5 Сергеев С. М. Русский национализм и империализм начала XX века // Нация и империя в русской мысли начала XX века. М., 2004. С. 5.

6 Цит. по: Кафтан Л. Что ждет Россию с Медведевым // Комсомольская правда. 2008. 8 мая. Представляется очень важным при этом не противопоставлять русскую и другие российские этнонации российской политической (гражданской) нации и, соответственно, русский национализм российскому. Между тем такое контрпродуктивное, на наш взгляд, противопоставление делается. К примеру, автор призывов "забыть о нации", исполнить "реквием по этносу" предлагает в то же время "всеми доступными методами… решительно утверждать российский национализм, имея в виду осознание и отстаивание национального суверенитета и интересов страны, укрепление национальной идентичности российского народа, утверждение безоговорочного приоритета самого понятия российский народ. Всякие другие варианты национализма на основе этнических крайностей – от имени одного государствообразующего народа или от имени "дружбы народов" – несостоятельны и должны быть отвергнуты" (Тишков В. А. Забыть о нации: Постнационалистическое понимание национализма // Вопросы философии. 1998. N 9; О н ж е. Реквием по этносу: Исследования по социально-культурной антропологии. М., 2003. О н же. Есть такая нация // Реальность этноса. СПб., 2006. С. 24. См. также: Национализм в мировой истории / Под ред. А. А. Тиш-

кова, В. А. Шнирельмана. М., 2007; Русский национализм. Социальный и культурный контекст. М., 2008).

7 Костиков В. Из какой России мы родом? // Аргументы и факты. 2004. N 45.

8 Красная звезда. 2001. 2 марта.

9 См.: Государственная программа "Патриотическое воспитание граждан Российской Федерации на 2006-2011 гг.". М., 2006.

10 Моисеев Н. Н. С мыслями о будущем России. М., 1997. С. 87.

11 Пушкин А. С. Полн. собр. соч. Т. 5. М., 1950. С. 165.

12 http://www.dergachev.ru/doklad/

13 Стенограмма выступления заместителя Руководителя Администрации Президента – помощника Президента РФ Владислава Суркова перед слушателями Центра партийной учебы и подготовки кадров ВПП "Единая Россия" 7 февраля 2006 г. (http://www.edinros.ru/news.html?id=111148).

14 http://news.mail.ru/politics/1363208/

15 Суверенитет: Сборник / Сост. Гараджа Н. В. М., 2006. С. 139.

16 См.: Голобоков В. Г. Логика формирующихся общественных систем.

М., 2005. С. 194.

17 Путин В. В. Послание Президента Российской Федерации Федеральному Собранию Российской Федерации от 25 апреля 2005 г. // Российская газета. 2005. 26 апреля.

18 Для сравнения: в период Второй мировой войны ВВП в СССР сократился на 24%, в период Великой депрессии в США ВВП уменьшился на 30,5% (см.: Симонян Р. X. 15 лет спустя: Итоги экономических реформ в России // Свободная мысль. 2006. N 7-8. С. 15).

19 См.: Абалкин Л. И. Россия: поиск самоопределения. М., 2005. С. 98.

20 Львов Д. С. Вернуть народу ренту. М., 2004. С. 61-63.

21 "Бедные" vs "Богатые" // Экономические стратегии. 2005. N 3. С. 58-67.

22 В России слишком много миллиардеров // Русский Вестник. 2008. 10 апреля.

23Зюганов Г. Мы верим в коммунизм и новый Союз // Правда. 2006. 1– 2 августа.

24 Forbes насчитал в России 33 миллиардера (www.lenta.ru/news/2006/03/10/list/).

25 http://www.rbcdaily.ru/2008/03/07/world/327876.

26 См.: Год без академика Львова. Жить на рынке невозможно. Беседу вел В. Винников // Завтра. 2008. N 28. С. 6.

27 http://www.allmedia.ru/newsitem.asp?id=824490.

28 http://www.gazeta.ru/2006/11/10/oa_223404.shtml.

29 См.: Кокошин А. Реальный суверенитет и суверенная демократия // Суверенитет. С. 120-123.

30 Котляков В., Агранат Т. Широка страна моя! И много! // Литературная газета. 2001. 5-11 сентября.

31 См.: Хантингтон С. Столкновение цивилизаций?// Политические исследования. 1994. N1. Он же. Столкновение цивилизаций. М., 2006.

32 См.: Моисеев Н. Н. С мыслями о будущем России. М., 1997; П р и -маков Е. М. Мир после 11 сентября. М., 2002; Милов Л. В. Особенности исторического процесса в России // Вестник Российской Академии наук. 2003. Т. 73. N 9; Он же. Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса. М., 2006.

33См.: Казневский В. П. Роберт Людвигович Бартини. 1897-1974. М., 1997.

34 Московский комсомолец. 2005. 3 марта.

35 См.: Вдовин А. И. Русские в XX веке. М., 2004. Аналогичной была национальная политика дореволюционной России. "Правительство с помощью налоговой системы намеренно поддерживало такое положение в империи, чтобы материальный уровень жизни нерусских, проживающих в национальных окраинах, был выше, чем собственно русских, нерусские народы всегда платили меньшие налоги и пользовались льготами" (Миронов Б. Н. Социальная история России периода империи (XVIII – начало XX века). СПб., 1999. Т. 1. С. 33).

36 Перепись показала, что русских в СССР меньше 50%, Политбюро же требовало, чтобы их было большинство. Один из руководителей переписи А. Я. Боярский предложил переместить в число русских всех, кто указал при опросе, что у него русскими были один из родителей, отец или мать. Пересчет дал искомый результат, а Боярский получил орден Ленина. Еще более критическое соотношение сложилось среди интеллигенции, 60-70% которой, особенно ее высших слоев, составляли нерусские (См.: П опов Г. X. О модели будущего России // Вопросы экономики. 2000. N 12). По официальным данным, в 1959 г. русские составляли 54,6%, в 1970 г. – 53,4%, в 1979 г. – 52,4%, в 1989 г. – 50,6% населения страны.

37 См.: Вдовин А. И. Национальный вопрос и национальная политика в СССР в годы Великой Отечественной войны: мифы и реалии // Вестник Моск. ун-та. 2003. N 5.

38Солоневич И. Л. Народная монархия. М., 1991. С. 200.

39 См.: Вдовин А. И. "Низкопоклонники" и "космополиты" // Наш современник. 2007. N 1.

40 См.: Вдовин А. И. "Русский вопрос" в истории XX века и на современном этапе // Трибуна русской мысли. 2007. N 7; Лебедев С. В. Русские идеи и русское дело. СПб., 2007; Соловей В. Д. Кровь и почва русской истории. М., 2008 и др.

41 Для сравнения: В Англии собственно англичан 65%; шотландцев – 9,6; ирландцев – 5; уэльсцев – 4,6; индусов и пакистанцев – 3,5; выходцев из Вест-Индии – 3,3; арабов и евреев по 1 проценту. Во Франции собственно французов – 40%; провансальцев – 20; бретонцев – 10; эльзасцев – 3,6; мусульман (всех) – 10; евреев – 3,1; итальянцев – 2,2; португальцев – 1,5; поляков – 1,7; басков – 1,3 (Семанов С. Русское национальное самосознание и Государство Российское // Русский Вестник. 2008. 20 июня).

42 См.: Абдулатипов Р. Г. Российская нация: Этнонациональная и гражданская идентичность россиян в современных условиях. М., 2005. С. 50.

43 Против объективизма в исторической науке // Вопросы истории. 1948.

N 2. С. 11.

44Барсенков А. С., Вдовин А. И. История России. 1917-2004. М.: Аспект-Пресс, 2005, 2006 (2-е изд., доп. и перераб. – 2008); Новейшая отечественная история. XX век. В 2 кн. / Под ред. Э. М. Щагина, А. В. Лубкова. М.: Владос, 2004; История России XX – начала XXI века / Под ред. Л. В. Милова. М.: Эксмо, 2006, 2007.

ГЕННАДИЙ ГУСЕВ

«…A Я БЫЛ НЕ ПРАВ…»

Десять лет тому назад, ближе к концу дня, в мой кабинет в «Нашем современнике» впервые вошёл Пётр Васильевич Палиевский. Не вошёл – влетел: глаза горят, рукопожатие нервное, вместо «здравствуй» – вопрос с ходу:

– Скажи, это правда, что Филимоныч признал своё поражение?

П. В. Палиевский – уже многие годы заместитель директора Института мировой литературы, один из безусловных (если не абсолютных!) авторитетов отечественного литературоведения. Специалистам ничего не надо о нём рассказывать. Палиевского знают, читаюти перечитывают, уважают – и удивляются (а то и злятся): почему, обладая таким талантищем, он на протяжении многих лет изящно уклонялся от участия в острых либерально-патриотических и русско-еврейских «разборках», коими насыщено было тридцатилетие, минувшее со времени приснопамятной дискуссии «Классика и мы».

В самом деле – почему?

Палиевский уселся на стул, снял шапку и, продолжая сверлить меня огненным взором, продолжил:

– Ты даже не представляешь, старик, как это важно для нас, для русского движения! Историческое признание! И кто? Сам Шауро! Ты должен, ты обязан об этом написать. Подробно и точно!

Я-то сразу понял, что Петра столь взволновала только что напечатанная в журнале глава из куняевской книги "Поэзия. Судьба. Россия", где автор коротко воспроизвёл мой рассказ о беседе с бывшим зав. отделом культуры ЦК КПСС, состоявшейся недавно в одном из залов Третьяковской галереи. "Историческое признание!" Ничего себе…

…С той поры, как я уже сказал, минуло целых десять лет. Канули в прошлое "лихие девяностые", упокоился на Новодевичьем кладбище проклятый Богом и людьми беловежский злодей, погубитель великой советской державы. Ушёл из жизни и В. Ф. Шауро, один из долгожителей бывшей верхушки разгромленной КПСС. Ушёл, немного не дотянув до своего 95-летия. Теперь можно более подробно рассказать и о той памятной встрече в Третьяковке, и о самом моём собеседнике.

Долго, долго я молчал… Все эти годы удерживало меня, отводило перо от чистого листа бумаги какое-то неясное смущение. Не "номенклатурный" страх, нет, – прошлое давным-давно быльём поросло; и даже не боязнь ненароком исказить, перетолковать по-своему происшедшее. В нынешнюю эпоху безудержного, хвастливого воспоминательства кого это волнует или останавливает? Бывшие "пешки" изо всех сил, перевирая и перетасовывая события и факты, так и норовят проскочить, протиснуться в разряд значительных исторических фигур. Как сказал наш великий поэт: "Мы почитаем всех нулями, а единицами себя… "

Меня удерживало, скорее всего, искреннее, стойкое, чуточку даже мистическое уважение к Шефу (так мы называли его в отделе). Внутренний голос долго нашёптывал: погоди, не время, он жив, как бы не обидеть его ненароком, по-своему истолковав то "историческое признание".

Вообще, в известной русской присказке об особо снисходительном отношении живых к ушедшим ("или хорошо, или ничего…"), при всей её спорности и нарушаемости, сокрыта глубинно православная, добрая идея прощения и благодарности. Правда, тут речь всё-таки о простых смертных (кому удалось без грехов прожить?), а не о выродках, на чью могилу плюнуть с презрением – и то благо. А живых, родных, чтимых и достойных уважения беречь надо, равно как и память о них. Пожалуй, в этом-то и заключалось моё многолетнее "неясное смущенье"…

…Когда волею судеб и начальства я в самом конце шестидесятых годов был утверждён в должности инструктора отдела культуры ЦК, Василий Филимонович через пару-тройкудней мимоходом заглянул в кабинет молодого сотрудника. Я вскочил со стула. «Сидите, сидите!» – запротестовал Шеф и, подойдя к окну, восхищённо произнёс: «Какой вид, а? Пол-Кремля как на ладони! Дарю идею, товарищ Гусев: почему бы вам не взимать с каждого посетителя за такой вид… ну, хотя бы пятиалтынный?»» чуть хрипловато засмеялся.

Сколько потом было таких внезапных его визитов и бесед наедине! То пожурит меня, что сижу за бумагами после 18.00, когда рабочий день уже закончился: «Это верный признак того, что вы до сих пор не научились разумно и строго распоряжаться своим временем. Старайтесь, старайтесь, у вас должно получиться».»ли вдруг вспомнит, как незадолго до войны, на учебных сборах, при заходе на посадку самолёт из-за ошибки пилота зацепил крылом какой-то сарай и развалился, разбросав и покалечив «десантуру». С тех давних пор Шеф жестоко страдал сильными болями в позвоночнике. Мы знали об этом – и не верили: его прямой и твёрдой походке могли бы позавидовать молодцы из роты почётного караула! Вообще, он был необычайно сдержан, суров, «застёгнут на все пуговицы». Его уважали и побаивались даже самые-самые независимые и отчаянные из творческих работников любых рангов и заслуг. В его присутствии говоруны умолкали, критиканы робели, подхалимы замирали в благоговении… Честное слово, это была Личность!

…Итак, 1997 год, начало ноября, двор знаменитой Третьяковки. Шефу исполнилось 85 лет, и мы, его бывшие подчинённые, а точнее – соратники по отделу, собрались в промозглый, стылый, неприютный вечер у памятника В. М. Третьякову и ждём юбиляра. Это придумал Валя Родионов, директор всемирно известной Галереи, тоже "птенец гнезда Шаурова" (бывший инструктор сектора изоискусства): показать нам обновлённую экспозицию Третьяковки, ну а потом… с устатку… обмен впечатлениями и добрые поздравления несгибаемому Шефу.

Так всё и пошло-покатилось, как было задумано. Сперва ахи и охи, как давно не виделись, как все состарились, как больно, как жаль, что "иных уж нет", как сказал поэт… А вот и сам подходит, как всегда, вовремя, прямой и собранный. Он, насколько помню, никогда не опаздывал, сам терпеть не мог опозданий и никого не "мариновал" в приёмной, а уж в самом крайнем случае, ежели разговор с предыдущим визитёром затягивался, звонил из кабинета секретарше (её звали Галина, по фамилии Брежнева), и она, лучезарно улыбаясь, передавала очередному посетителю искренние извинения Василия Филимоновича. А вскорости дверь кабинета открывалась, и Шеф молчаливым взмахом руки приглашал ожидающего к себе. И, что важно, всё это неукоснительно соблюдалось независимо от рангов, званий и авторитета посетителей. Ну, конечно, если позвонит и попросит зайти Суслов… или, тем паче, Леонид Ильич, или потом, в иные времена, Михаил Сергеич…

– Извините, ради Бога, если сможете, подождите, мы непременно продолжим разговор.

Он был образцом аппаратной культуры. ШКОЛА, одним словом…

Вот и тогда – минута в минуту! Мы все радостно приветствовали "полуюбиляра" и тут же проследовали в светлые залы великого хранилища русской красоты, недавно открытого, наконец, снова для всеобщего восхищённого обозрения. Столько лет длилась реставрация его помещений, строительство

финнами депозитария, "начинка" всех залов новейшими системами охранной сигнализации, пожарной безопасности – казалось, этому "долгоремонту" конца не будет, и люди нашего, довоенного поколения уже не успеют дожить до его финала. Многие, увы, и не успели…

А вот мы, осколки некогда всемогущего властного центра, разлетевшегося вдребезги под ударами объединённых ненавистью к коммунизму и России вражьих сил, всё-таки дожили, выдюжили, вытерпели – и снова, хоть не надолго, вместе, да ещё по такому славному случаю!

Проходим, тихо переговариваясь и понимающе кивая друг другу, один зал за другим. Экскурсоводы нам не нужны: здесь всё родное, сердечно близкое, многократно виденное – но волшебство, чародейство высокого искусства в том и состоит, что к нему нельзя привыкнуть, как к домашним тапочкам. Всякий раз, погружаясь в него, как в святой источник, душа твоя восторженно замирает от совершенно нового, ранее не испытанного чувства восторга, и вихрем взвиваются в тебе полузабытые знания, образы, события, юные мечты… Ей-Богу, чтобы омолодить душу, чтобы приникнуть сердцем к родной земле, вновь и вновь восхититься её великими сынами – нет лучшего способа, чем прийти в Третьяковку! Отсюда, кстати, становится прямее и короче дорога к храму Православия.

…Мы остановились чуть передохнуть перед дверьми, ведущими в зал В. М. Васнецова. Василий Филимонович обернулся, нашёл глазами меня и поманил к себе пальцем. Он и раньше часто так делал, сопровождая сей не шибко вежливый жест чуть заметной поощрительной улыбкой. Мои бывшие коллеги расступились, пропуская меня к Шефу. "Пальчиком поманил, и мальчик послушно побежал", – обидно подумалось мне; но, право, сегодня не тот случай, чтобы затевать нелепую разборку (дескать, не те времена и т. п.). Я подошёл к нему.

– Товарищ Гусев, – снова, как и десятки лет назад, "по-сталински" обратился он ко мне. – Мне необходимо с вами переговорить. С глазу на глаз. Вы не возражаете?

Ого! Интересно! Да уж, конечно, возражать не буду. Я согласно кивнул.

– А вы, товарищи, извините, мы ненадолго покинем вас, совсем ненадолго!

Все дружно зашумели: да-да, мы подождём, разумеется! А сами наверняка думали: что бы это значило?

Шеф открыл двери. В огромном зале никого не было; прямо напротив нас несли свою бессменную вахту "Три богатыря", слева безутешно плакала Алёнушка, справа – нёсся на сером волке Иван-Царевич. "Здесь русский дух, здесь Русью пахнет!" Знать, не случайно выбрал Шауро именно этот зал для нашего разговора…

Тут необходимо снова возвратиться в прошлое. С самого начала моей работы в отделе культуры закрепилась за мной репутация человека, склонного к «русофильству». Ещё бы! В друзьях-товарищах у меня ещё со времён работы в «Молодой гвардии» – чуть ли не весь секретариат Союза писателей России: Михаил Алексеев, Иван Стаднюк, Михаил Годенко, да ещё Володя Чивилихин, Миша Шевченко, Володя Фирсов и другие известные бойцы так называемой «русской партии» в советской литературе. Об этой «партии», естественно, говорилось только изустно, осторожно, в отдельных «междусобойчиках» да в беседах с коллегами-единомышленниками. При начальстве – ни-ни; однако тихая вода берега роет не менее основательно, чем бурные весенние потоки. «Русский вопрос» постоянно возникал в противовес напористому «интернационализму» с его казённым набором идеологических клише: царская Россия – тюрьма народов, православие и патриархальщина – реакционные пережитки прошлого, мешающие созиданию нового мира… И уж совсем ретроградно выглядели наши мечты о пробуждении и подъёме русского национального самосознания. Почти крамола! Шовинизмом пахнет!

Нескрываемые симпатии к «русской партии» и определили мой своеобразный статус в отделе. Для кого-то (за стенами ЦК) – «свой среди чужих»; для многих из общения повседневного – «чужой среди своих». Это заёмное сравнение, как и любое другое, явно прихрамывает, но всё же своеобразие моего положения тогда (на протяжении почти 9 лет!) передаёт вполне точно. А однажды я взял и брякнул (Шефу тут же донесли), что русские, похоже, во-

обще составляют в ЦК «квалифицированное меньшинство». За такое и вылететь можно было (что, кстати, со временем и произошло). От кураторства Союза писателей РСФСР меня отстранили сразу, но на отдельные заседания его секретариата всё же иногда посылали. Небезынтересно, видно, было знать, как видится атмосфера, обстановка в российском Союзе тёплым, симпатизирующим, не заведомо тенденциозным взглядом, как у новой «кураторши» Союза Нины Павловны Жильцовой. Она почти не скрывала, что терпеть не может «всю эту деревенщину», а её фальшиво-слащавые патриотические речи в доме на Софийской набережной (там тогда квартировал Российский писательский союз) воспринимались… ну, скажем, кисло-сладко; секретари вежливо молчали, понурив головы…

– Скажите… – спросил Шауро, испытующе глядя мне в глаза, – вы встречаетесь с товарищами Викуловым и Куняевым? (Он, как и многие не близкие Сергею Васильевичу люди, произносил его фамилию "по-хоккейному", с ударением на "у": Викулов – из легендарной "тройки" нападающих давнего, чемпионского советского клуба ЦСКА. – Г. Г.). И тут же, спохватившись, сам себя поправил: – Да, с Куняевым, конечно же… Ведь вы продолжаете трудиться в журнале?

– Да, тружусь уже пятый год – и счастлив! – не задумываясь, ответил я. Куда же гнёт Шеф? Вот всегда он так: нет, чтобы прямо, в лоб, по сути

дела – куда там! Сперва надо смутить собеседника, заставить его встревожиться, растеряться…

Однако на этот раз Шауро был краток – ведь нас ожидала, теряясь в догадках, поредевшая "команда", которую он возглавлял бессменно более двадцати лет…

– Передайте, пожалуйста, товарищам Викулову и Куняеву, – произнёс он строго, почти торжественно, – что в наших давних спорах о России и её судьбе они были правы, а я был не прав…

Я растерянно кивнул головой в знак согласия. Ещё бы, конечно, передам!

– А теперь вернёмся к нашим товарищам и продолжим осмотр, – подытожил Шеф и, повернувшись спиной к "Трём богатырям", зашагал, как всегда, строго и без малейшего намёка на старческую согбенность, к плотно притворённым дверям.

"Ну гигант!" – восхищённо подумалось мне. Как мастерски выстроил мизансцену, как расположил декорации, расставил смысловые акценты! Привёл меня в самый русский зал Третьяковки, и васнецовских богатырей пригласил рассудить "извечный спор славян между собою… " А и произнёс-то всего одну фразу, но сколько за ней, сколько…

Василий Филимонович возглавил отдел культуры ЦК в середине 60-х годов., через год после свержения «Никиты», пережил трёх генсеков и только в 1987 году оставил свой пост – по возрасту. Горбачёв буквально пачками, без особого разбора, отправлял руководящих стариков на пенсию. Благой вроде бы замысел – «омолодить кровь» в застоявшихся кровеносных сосудах партии, особенно в её «мозгах» – увы, реализовался огульно, топорно, как и многое в торопливой и суетной «перестройке». Во всяком случае, для меня несомненно: скорая замена опытного, осторожного профессионала Шауро на прекрасного человека, талантливого поэта, но совершенно «необстрелянного» в политико-культурных баталиях, каким был пришедший в отдел Юрий Воронов… эта замена явно была неравноценной. Впрочем, вскорости стало ясно, что в кадровой политике новой верхушки ЦК возобладали совсем иные принципы и мотивы, нежели «улучшить», «усилить» и «углубить»…

Но вернусь опять в прошлое – почти на четыре десятилетия назад. Страна готовилась тогда отметить 100-летие со дня рождения Ленина. Совершенствованием и возвышением "образа вождя" были озабочены все идеологические подразделения партийного генштаба. Старые, сталинские шаблоны и лекала не подходили (впрочем, памятников Ленину тогда понаставили по всей стране видимо-невидимо – и стоячих, и сидячих, и даже "крупноголовых", как в Улан-Удэ, – зрелище не для слабонервных!). До юбилея оставалось всего ничего, а в "горних сферах" искусства – поэзии, музыке, кино – с художественным воплощением "самого человечного человека" всё как-то не очень вытанцовывалось, звучало трескуче и неубедительно.

Как всегда, рвалась в бой крикливая "уринарная поэзия", названная так острословами по фамилии поэта Виктора Урина, чьи рифмованные опусы в честь советских праздников и вождей регулярно печатались на страницах "Правды". Их даже дежурно похваливали – они ведь были "в струю", но люди со вкусом брезгливо хмыкали, а начальство строго требовало привлечь к углублённой разработке ленинской темы подлинно талантливых авторов. (Замечу в скобках: певец Октября Виктор Урин уже на заре перестройки мигом "перековался", сменил свою поэтическую "кожу и рожу", пустился во все тяжкие, проклиная и Октябрь, и Советию, и Ленина, а потом и вовсе отчалил за океан, в Америку, где и сгинул…) Социально-политический заказ партии был определён ясно и чётко, а дело продвигалось медленно, тускло, коряво. Тогда, в начале 70-х, я твёрдо осознал, что "руководство литературно-художественным процессом", к чему призван был отдел культуры, – занятие если и не безнадёжное, то уж во всяком случае не административное. Призывами, соблазнами, а уж тем более приказами – ничего не добьёшься!

Именно об этом однажды говорил со мной Шауро, заглянув, как всегда неожиданно, в нашу инструкторскую комнату. И опять я был один.

– Вы знаете, творцы на удивление упрямы, самолюбивы и субъективны, – начал он без предисловий, повернувшись лицом к окну, за которым по-над крышами, совсем близко, сияли кремлёвские звёзды. И, помолчав, продолжил: – Сапоги по заказу тачают ремесленники; а творца надо увлечь, вдохновить, зажечь, убедить – а если он не прав, то переубедить!

Шеф обернулся ко мне, пронзил тяжёлым взглядом своих блёкло-голубых, глубоко посаженных глаз.

– Вы, наверное, уже убедились в этом? – спросил он, явно приглашая меня к разговору. Откровенному или?…

– Относительно заказа вы совершенно правы, – начал я, не замечая, что моя реплика звучит до неприличия "оценочно". Молодой был, что с меня возьмёшь…

– Нас буквально завалили рукописями "на ленинскую тему", вы же знаете. И всё, к сожалению, ужасно слабо, крикливо. Вот, пожалуйста, сегодня передали мне поэму – 58 страниц примитивных славословий! И только две строчки заставили меня встрепенуться и расхохотаться…

– Что, что? – насторожился Шауро. – Как это так?

– А я сейчас вам прочту, и вы со мной согласитесь; вот эти строчки… И, набрав в лёгкие побольше воздуха, я с выражением прочёл:

Два Ильича в одном столетье! Народам мира крупно повезло…

Лицо Василия Филимоновича озарилось слабой тенью укоризненной улыбки. Вроде и осуждающей, и примирительной.

– Я заметил, товарищ Гусев, что вы слишком громко смеётесь и очень быстро ходите по коридорам ЦК… Не мешало бы посдержаннее, построже быть, а?

Ага, похоже, ему уже доложили о "двух Ильичах"! Я ими сегодня "угощал" многих, кто мне по пути попадался. Все хохотали, а я, как мальчишка, громче всех. Значит, совсем не случаен этот вечерний "визит" Шефа к не в меру весёлому сотруднику.

– Оставим графоманов в покое, – взмахнув рукой, словно подводя черту, сказал он. – Вот вы лучше скажите, почему столь инертны, тяжелы на подъём в разработке идейно важных для партии тем, к примеру, ваши молодогвардейские друзья-писатели? Оживляются, загораются лишь тогда, когда заходит речь о национальном самосознании, национальном духе, о тысячелетней российской истории… Они идут в будущее, обернувшись лицом назад, в прошлое. Неудобно, да и опасно: так и шею можно свернуть. Смешно и грустно – в эпоху спутников и ЭВМ плакать по избяной Руси с полатями и тараканами! Вы-то, надеюсь, так не думаете?

Я пробормотал что-то уклончивое, невразумительно-согласное. Дескать, в любви не выбирают… и низкое кажется высоким, и серое – ярким… В общем, до сих пор, как вспомню, становится стыдно, что уклонился тогда от спора с Шефом. А ведь в ту пору я уже давно и крепко дружил с "идущими

спиной вперёд" писателями-"молодогвардейцами". Близок и сладок был мне "русский дух" стихов молодого Володи Фирсова, всей душой разделял я праведный гнев его тёзки Чивилихина, обращённый против губителей русской природы и русской отзывчивой, доброй души – против всех этих космополит-ствующих прогрессистов, так лукаво, так умело выдававших себя за самых верных союзников правящей партии.

И пяти лет не пройдёт после смерти автора "Памяти", как хулители "патриархальщины" во главе с А. Н. Яковлевым составят костяк безнациональной гвардии либералов-западников – и пойдёт в распыл имперская советская мощь, и торжествующие партийные расстриги и перевёртыши откажут семидесятилетнему "коммунистическому эксперименту" в праве на пребывание в истории России.

Представляю… Нет, скорее нутром чую, как больно, как скорбно было Шауро сознавать крушение всего, что ещё вчера казалось несокрушимым. И особенно – как лихо и круто "твердокаменные" интернационалисты обернулись "вдруг" антисоветчиками и антикоммунистами. Именно они первыми прокляли и высмеяли ими самими придуманную "новую историческую общность людей", о которой мечтал, в которую свято верил Василий Филимонович. Где он, советский народ? "Историческая общность" сгорела в беспощадном пламени национализма, а "первый среди равных" русский народ оказался разделённым, оболганным, униженным, без вины виноватым…

Наверное, пора рассказать подробнее, как сформировалась личность человека, более двадцати лет бессменно "ведавшего" культурой великой страны. Заранее оговорюсь: составление развёрнутого психологического портрета незаурядного партийного босса не входит в задачу данного очерка "с мемуарным уклоном", да и, честно говоря, просто мне не по зубам – столь необычна, столь насыщена событиями и, наконец, столь длинна была жизнь этого человека.

Родился мальчик по имени Вася 6 ноября 1912 года в белорусском селе Витебской губернии. Утвердившаяся ко времени его возмужания советская власть вырвала его из глухомани, втянула в радостную всеобщую гонку за знаниями, научила жить и работать среди людей и для людей. Самой первой была преподавательская карьера: учитель истории – завуч – директор школы (и это в 25 лет, в 1937 году!). Само собой, два года «оттрубил» в Рабоче-Крестьянской Красной Армии. В 1940-м вступил в ряды ВКП(б).

Дальше происходит почти невероятное, но столь же возможное для способного молодого человека «из низов» в молодой советской стране. Шауро переводят на работу в Москву, и здесь он выдвигается с головокружительной быстротой по партийной линии, становится инструктором, затем заведующим военным сектором Управления пропаганды и агитации ЦК партии.

В 1947 году его возвращают на родину, в разорённую, истерзанную Беларусь.» снова партийно-пропагандистская работа – в Минском, столичном, обкоме. Крепнет его авторитет, приумножается опыт партийно-политической работы. В 1956 году, после XX съезда, Шауро избирают 1-м секретарем Минского обкома, а ещё через 4 года – секретарём ЦК КПБ по идеологии. А в ноябре 1965 года он возглавил отдел культуры ЦК КПСС.» до самой до горбачёвской перестройки…

Могилевский пединститут до войны (я ещё тогда под стол пешком ходил) был для Шауро лишь одной из ступенек к будущим широким познаниям в самых разных сферах культуры. Была, правда, ещё ВПШ – Высшая партшкола в Москве, определившая вектор его партийной карьеры. Но главным, решающим было неустанное, неутомимое самообразование, освоение «для души» богатств мировой и русской классики, выработка высокого и тонкого художественного вкуса. Он был молчалив, замкнут, суховат, и называли его поверхностные люди по-всякому: «железная маска», «человек-загадка», «хронометр» (был точен и аккуратен до педантичности!). Но ни разу, ни от кого за всю жизнь я не услышал о нём уничижительного «чиновник». Наверное, неспроста.

Со временем у меня родилось своё "шауровское" определение: человек-тайна. По сей день, вспоминая его, не могу отделаться от мысли о некоем, почти мистическом сходстве его натуры со сталинской. Нет, разумеется, не о масштабе личности речь, а именно о таинственности, загадочности натуры.