Текст книги "Произвол"

Автор книги: Мухаммед Ибрагим Аль-Али

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 20 страниц)

– Вы узнали, кто совершил поджог?

– Нет, сынок, – ответил шейх. – Но мы думаем, что это сделали бандиты, дабы запугать нас.

– Вам надо было провести расследование, чтобы узнать правду.

Адель обогнал своих спутников и первым подошел к крестьянам, ожидающим коновала, чтобы подковать своих лошадей и мулов. Поприветствовав их, он сразу же заговорил о французах.

Один из крестьян сказал:

– Мы в ад быстрее попадем, чем прогоним французов.

– Страх и отчаяние поселились в наших душах, – горестно вздохнул другой.

– Какая польза от ваших листовок? – спросил подошедший старик. – Мы, деревенские, почти все неграмотны. А если кто и умеет читать, то плохо понимает прочитанное.

– Все это так, – ответил учитель Адель. – Но горожане читают эти листовки и понимают их содержание. Они осознали, какие беды принесли нам французские оккупанты. Учителя, рабочие, ремесленники все теснее сплачивают свои ряды, готовясь к борьбе против колонизаторов.

– Вы можете спустить поезд с рельсов, но изменить души крестьян вам не дано, – сказал крестьянин. – Вы, горожане, не такие, как мы.

– Ты не прав, – ответил учитель. – Первыми открыли огонь по французским оккупантам как раз крестьяне в горах. Вспомните-ка революцию шейха Салеха аль-Али[27]27
  Салех аль-Али в 1919–1922 гг. возглавлял антифранцузское крестьянское восстание.


[Закрыть].

– Однако она не покончила с колонизацией, – настаивал упрямый крестьянин.

– Но мы должны продолжать борьбу, – сказал учитель. – Тогда мы столкнулись с заговором беков, феодалов и глав племен. Сейчас времена изменились. Все должны понять, что родина – наше достояние, а свои попранные права можно вернуть только силой. Революцию начинают единицы, но потом она расширяется, как горный поток. Турки угнетали нас четыреста лет, но в конце концов поток народного гнева снес их.

Разговор продолжался долго. К нему подключились Абу-Омар, Юсеф и цирюльник. Образованность, жизненный опыт, убежденность Аделя в своей правоте не могли не произвести впечатления на крестьян. Они все внимательнее прислушивались к нему, проникаясь доверием к его словам. Из собравшейся вокруг учителя толпы послышались возгласы:

– Мы с тобой! Веди нас! Надо бороться, пока мы не сошли в могилы с униженными душами!

– Мы все как один встанем против французов, – громко сказал Юсеф. – Это будет ответом нашим угнетателям.

– Мы бесправны и унижены, – взволнованно сказал Салюм. – Долг образованных повести нас за собой на борьбу против произвола.

Ибрагим, опасаясь длинных ушей бека, предложил продолжать разговор у него дома. Крестьяне дружно двинулись к нему и долго не хотели расходиться, жадно внимая смелым речам учителя.

Адель завершил встречу словами:

– Держите свои мысли при себе. Все должны быть вне подозрений. Пусть чувства не возобладают над разумом. Первые выступления начнутся в городах. Возможно, события обернутся так, что кто-то из вас понадобится мне в Хаме. Ждите моего сигнала.

– Мы должны выкорчевать страх из наших душ! – воскликнул Юсеф. – И заставить бека понять, что мы такие же люди, как и он. Каждый крестьянин обязан осознать, что его жизнь принадлежит ему самому, а не помещику или советнику.

– Бороться с помещиками время еще не пришло, – сказал учитель. – Сегодня главная задача – изгнание оккупантов. Но, освободившись от французских оккупантов, мы обязательно рассчитаемся и с ними.

– Ты прав, учитель, – сказал Абу-Омар. – Бек раздал оружие бедуинам и своим пособникам. Если он что-то пронюхает, то учинит настоящее побоище среди крестьян. Надо усыпить его бдительность. А потом он ответит за все.

– Сейчас главное для нас – единство и твердость духа, – подчеркнул учитель. – У нас много единомышленников во всех городах. Просыпаются целые народы. Война ослабила колонизаторов. Им не долго осталось чинить свой произвол.

Послышался далекий крик Хасуна о пришествии дьяволов. Учитель еще раз повторил:

– Помните о единстве и ждите моих указаний в ближайшее время.

На токах с раннего утра кипела работа. Домолачивали пшеницу. Пожар на дворе Занубии заставил всех быть осторожнее. Теперь уже ни один двор не оставался без присмотра.

Юсеф и Абу-Омар, как всегда, работали вместе. Когда послышался призыв шейха на утреннюю молитву, Юсеф с досадой сказал:

– По-моему, Абу-Омар, шейх сам не понимает того, что говорит. Изо дня в день он твердит одно и то же, как попугай.

– У него сегодня грустный голос, – прислушался Абу-Омар. – Шейх до сих пор не может прийти в себя после того, как его прогнала Занубия. Он так надеялся, что она сможет уговорить Софию пойти к Рашад-беку. А теперь он не находит себе места. Вечером ему некуда приткнуться. Вчера он почти всю ночь бродил по деревне.

Шейха Абдеррахмана не покидала мысль о том, как бы побыстрее помириться с Занубией. Не надеяться же ему на собственные талисманы, которым он хорошо знал истинную цену! В их чудодейственную силу верили только им же одурачиваемые люди. Вдруг он вспомнил цыганку Суад. «А нет ли у нее средства, которое поможет мне?» – подумал он и решительно направился в сторону цыганских шатров. Увидев впереди Хасуна, шейх, не настроенный на разговоры, хотел уже было обойти его, но дурачок бесцеремонно загородил дорогу:

– Не хлебом единым жив человек. Он должен быть искренним, честным и добрым.

Слова Хасуна задели шейха за живое.

– Что ты мелешь, Хасун? – недовольно спросил он. – Эти слова выше твоего понимания.

– Их мне нашептывают дьяволы, – ответил Хасун. – Или ты не веришь в них? Но ты ведь сам частенько изгоняешь бесов из бедуинов.

– Мне сейчас не– до твоих сумасшедших речей, – отмахнулся от Хасуна шейх.

– Ну что ж, иди, – сказал юродивый. – Тебя никто не держит. Но, между нами, ты пошел против совести. Признайся, и я вымолю для тебя прощение у аллаха.

– Да ты в самом деле сумасшедший! – рассердился шейх.

Хасун несколько раз крутанулся вокруг себя и весело сказал:

– Нет, шейх. Аллах всегда со мной. Он освещает мой разум и мой путь.

– Тебя ждет страшный конец, богохульник.

– Но я не грешу и поступаю только по велению своего сердца. Вот и сейчас я иду к колодцу, а меня сопровождает мой ангел-хранитель.

Хасун, резко повернувшись, быстро побежал в сторону колодца, а расстроенный шейх раздумал обращаться к цыганке Суад.

Юсеф и Абу-Омар сели передохнуть. Вдалеке они увидели направляющуюся к ним Занубию.

– И все-таки, что ни говори, она неплохая женщина, – сказал Юсеф. – А сколько она знает того, о чем мы даже не догадываемся.

– Власть бека безгранична. Он принудил ее подчиниться, – вздохнул Абу-Омар. – Она не виновата. Такова ее судьба.

Занубия подошла к крестьянам и, поставив перед ними чайник, приветливо сказала:

– Этот чай для вас. Вы лучше тех, что пили его раньше.

С этими словами она повернула назад.

А шейх Абдеррахман, возвратившись в деревню, наябедничал на Хасуна старосте и управляющему.

– Если бек узнает об этом, то разорвет Хасуна на куски, – сказал управляющий. – Не ему судить о беке. Кто он такой, чтобы трепать своим поганым языком имя нашего хозяина?

– Что взять с сумасшедшего? Не принимайте его всерьез, – ответил староста. – Лучше расскажи нам, шейх, куда ты шел. Сдается мне, что ты навострился к цыганке Суад.

– Чего я там не видел? – притворно удивленным голосом промолвил шейх.

Абу-Махмуд и Джасим весело перемигнулись. Затем, посерьезнев, управляющий сказал:

– Бек приказал отослать голубей на станцию к мадам.

Староста улыбнулся:

– Вот она-то уж точно дьявольское отродье, как говорит наш Хасун. Почему бы нам не послать ей голубей вместе с дьяволами?

Вся троица ехидно захихикала. Староста хлопнул шейха по плечу:

– Не связывайся ты с этим сумасшедшим. Он способен любому испортить настроение.

– О чем вы говорите? – возмутился управляющий. – Сейчас надо думать не о Хасуне, а о листовках, которые распространяет учитель Адель. Он агитирует людей против французов и беков. Но первыми пострадаем мы. Крестьяне считают нас пособниками бека, и, если затеется буча, нам несдобровать.

– Ты прав, Джасим, – поддержал его староста. – Если, не приведи аллах, что случится, наши головы полетят в первую очередь. Мы должны быть начеку. Эта собака – учитель очень активен. Когда он приезжает в деревню, все крестьяне становятся дерзкими. Поди попробуй сейчас поговори с кем-нибудь из них. Они уже не скрывают ненависти к нам, ее можно прочесть на их лицах.

– Нам ничего не остается, как ждать указаний его превосходительства, – сказал шейх.

Вечером он отправился в помещичью усадьбу. На этот раз у Рашад-бека было прекрасное настроение. Шейх уже было приободрился, но бек не преминул испортить ему настроение, спросив:

– Ну что София?

– Не знаю, что и ответить, мой господин. – Шейх низко склонил голову. – Ее строптивости нет границ.

– Сегодня я видел эту сучку у колодца. Она заигрывала с Хасуном, плескала в него водой. А меня, бека, она и знать не хочет. Что же мне с ней делать? Убить? Похитить?

Шейх, не отстававший от бека, нервно бегавшего по зале, говорил, заглядывая ему в лицо:

– Не марайте свои руки об эту сучку, она не стоит даже того, чтобы вы произносили ее имя.

– Нет, шейх, не хитри. Тебе на сей раз не уйти от ответа. Ты не выполнил мое задание и заплатишь за это. У меня больше нет к тебе доверия, а главное, ты потерял уважение людей. Я хочу, чтобы у меня был сильный шейх, перед которым бы все трепетали.

– Я служу вам, господин, верой и правдой со дня смерти вашего отца.

– Это не оправдание. Следуй за мной.

Бек сошел с крыльца и спустил с цепи своих голодных псов.

Свистнув им, он устремился вперед по тропинке, ведущей на кладбище. Собаки послушно побежали за хозяином. У одной из могил, сгорбившись, сидел Хасун. Бек натравил псов, и те бросились на несчастного. Застигнутый врасплох юродивый отчаянно отбивался. Он схватил палку и ударил первого пса по голове. Но остальные вцепились в него со злобным рычанием. Обвешанный собаками, Хасун напрасно взывал о помощи. Сбив человека с ног, те рвали на куски его тело. Когда Хасун наконец затих, псы, с окровавленными пастями, вернулись к своему хозяину. На лице бека застыла жуткая улыбка. Повернувшись к шейху, он сказал:

– Ну что, видел? Такой удел ждет всех непокорных.

Шейх, потрясенный чудовищной по своей жестокости сценой, безмолвно стоял, объятый ужасом.

Услышав крики о помощи, несколько крестьян прибежали на кладбище. Бек и шейх уже успели уйти. Люди бросились к Хасуну, но он был мертв. Собаки перегрызли ему горло. На теле были видны многочисленные следы клыков.

Абу-Омар сказал:

– Все. Он перешел в иной мир.

Подоспевшие женщины огласили округу горестными воплями и причитаниями. Перед заходом солнца тело Хасуна было захоронено рядом с могилой Аббаса.

Смерть Хасуна потрясла жителей деревни. Всю ночь крестьяне не смыкали глаз. Когда Хасун был жив, многие не принимали его всерьез, а сейчас все себя чувствовали осиротевшими. Люди не могли и предположить, что произошло зверское убийство, которое осталось тайной шейха Абдеррахмана и бека.

Потрясенный, шейх долго бродил в одиночестве по полям. Он снова и снова представлял себя на месте Хасуна. Наконец он решился пойти к Занубие, горько оплакивавшей гибель юродивого. С пожелтевшим, как у мертвеца, лицом он склонился перед женщиной.

– Я ни в чем не виноват, Занубия. Пощади меня. Я очень страдаю. Только у тебя я могу отойти душой. Хасун умер. Не настает ли и мой час?

Занубию глубоко опечалила смерть Хасуна. Но она отнюдь не сочувствовала шейху и подумала про себя: «Лучше бы аллах прибрал тебя, труса и прихвостня. Хасун же был смельчак».

Смерть Хасуна напугала людей. Все укрылись в своих домах, откуда сквозь щели едва пробивался скудный свет. Жизнь в деревне, на которую обрушивалась одна беда за другой, замерла.

Занубия решила навестить Ибрагима. Тот встретил ее настороженно и нехотя спросил:

– Что-нибудь случилось, Занубия?

Женщина сдавленным голосом ответила:

– София.

– Что – София? Говори.

– Я боюсь за нее, Ибрагим. По-моему, это бек натравил собак на Хасуна. Предупреди Софию. Бек давно замышляет против нее недоброе.

– Ты молодец, Занубия. Мы были несправедливы к тебе. Посиди, а я пока схожу к Софие и Хусейну.

София тоже скорбела по Хасуну, к которому относилась как к брату. Он всегда находил слова утешения и поддержки, вселявшие в нее уверенность. Вызвав во двор ее мужа, Ибрагим, оглядевшись по сторонам, сказал:

– Слушай, Хусейн, мне стало известно, что вам грозит опасность. Ты знаешь, что я имею в виду. Бек давно пялит глаза на Софию. Пока не случилась беда, вам надо скрыться.

– Спасибо, Ибрагим. Мы попытаемся укрыться в западных краях. Я уже не раз думал об этом.

Ибрагим достал из кармана деньги и протянул Хусейну:

– Возьми. Это все, что у меня сейчас есть. Пригодятся в дороге.

Растроганный, Хусейн крепко пожал руку соседу. Утром следующего дня, собрав нехитрые пожитки, он повел семью в горы, на запад, подальше от деревни, ставшей опасной.

Прошла неделя со дня исчезновения Софии. Люди строили различные догадки, не находя ответа на мучившие их вопросы. Больше всех проявлял любопытство шейх Абдеррахман. Он опять приплелся к Занубие. Как побитая собака, он виновато просил у нее прощения, кляня свою подневольную жизнь. Заметив, что женщина постепенно смягчается, он спросил ее:

– Где София? Ты наверняка знаешь, где она скрывается.

– Ей-богу, шейх, я ничего не знаю, – клялась Занубия.

Шейх настаивал:

– Нельзя бездействовать. Если ее украл бек – это одно дело. Но если он убил Софию, тогда надо поддержать в беде ее мужа.

– Раз это тебя так интересует, то и спроси своего друга – бека, – рассердилась Занубия.

– Что ты! Разве я посмею? Пойду поговорю с ее родственниками и мужем. Может, им что-то известно?

Шейх встал и направился к дому Софии. Занубия презрительно посмотрела ему вслед. Сердечно поприветствовав Хусейна, шейх приступил к беседе:

– Скажи мне, что слышно о Софие? Мы все очень беспокоимся. Ты же знаешь, ее любили в деревне. Где она? Обещаю, что, кроме меня, никто не узнает об этом. Успокой мою совесть.

– Мне ничего не известно, шейх, – враждебно ответил Хусейн.

Как ни настаивал шейх, Хусейн упорно не хотел открываться перед ним, хотя и заметил искреннее волнение в голосе старика. Вечный притворщик – шейх открылся перед ним совсем с другой стороны. Куда девались его лицемерие и спесивость!

Тронутый неподдельным участием шейха, Хусейн рассказал ему, что тайком отправил Софию с детьми к ее родителям.

Шейх стал обиженно укорять мужа Софии:

– Зачем ты так долго скрывал от меня правду? Я все равно бы узнал ее от других. Да, тебе удалось спрятать свою жену, а вот как сам спрячешься от гнева бека? Ведь я мог бы помочь тебе. Неужели ты думаешь, что у меня не было возможности Софию отдать беку? Но я не пошел на это. Потому что у меня чистое сердце и я верующий человек. Если бы ты доверился мне раньше, все можно было бы уладить. А сейчас тебе не позавидуешь. Представь, что скажет бек, когда узнает, что София скрылась, а вся деревня подозревает его в грязных замыслах.

– Плевать мне на то, что скажет бек, – резко ответил Хусейн. – А вся эта история мало чего прибавит к дурной славе бека.

– Ты что-то осмелел и стал не в меру разговорчив. Не сходи с ума. Не забывай, что бек всесилен.

– Я знаю, что у бека длинные руки. Но он не дотянется до меня. Как только кончится уборка, я уйду из деревни и буду далеко от бека.

– Тише, Хусейн, – приложил палец к губам шейх. – Если ты даже так и решил, то храни это в тайне, а то хозяин расправится с тобой еще до захода солнца.

Беку стало известно о побеге Софии и намерении ее мужа покинуть деревню. Его люди попытались убедить Хусейна вернуть жену обратно, но тот твердо стоял на своем. Хусейна поддержало большинство деревенской молодежи. От когтей бека его спасло общее обострение обстановки в стране. В помещичью усадьбу поступали тревожные вести из городов, и бек решил не искупать судьбу, надеясь дождаться лучших времен.

А города были охвачены восстанием. Листовки распространялись почти открыто. Везде проводились демонстрации и забастовки. Народ требовал эвакуации французских войск и независимости. Рашад-бек почти не появлялся в деревне. Крестьяне, воспользовавшись этим, собирались группами и оживлённо обсуждали будущее своей страны, восхищались восставшими против оккупации, обсуждали роль крестьян в этой борьбе и ее возможные результаты.

Бек в свою очередь встречался со своими друзьями в крупных городах и участвовал с ними в разработке тактики поведения на предстоящем этапе. Было ясно, что страна накануне самоопределения, и власть имущие держали нос по ветру. Еще вчера тесно сотрудничавшие с оккупантами, сегодня они стремились встать в авангарде тех, кто решительно выступал за независимость и уход французов. Такой непредсказуемый поворот вызывал не только удивление, но и гнев людей, которые слишком хорошо знали своих местных угнетателей.

В алеппском дворце Сабри-бека тайно собрались крупные помещики северной провинции. Заметно обеспокоенные, они внимательно слушали искушенного в политике хозяина.

– Вы, братья, наверно, уже понимаете, что французы не сегодня завтра уйдут из Сирии. Нам следует перестроиться, прежде чем это случится. Момент очень опасный и деликатный. Мы как бы между двух огней: с одной стороны французы, с другой – патриоты. Но с Францией нельзя не считаться. Поэтому мы должны тайно сохранять отношения с французами и в то же время внушать народу, что восстание против них организовано нами. Таким образом, после получения независимости мы будем выглядеть в глазах простых людей национальными героями. Чтобы быть последовательными, мы должны поддерживать всеобщее недовольство. Особое внимание следует обратить на работу среди крестьян. Надо усиленно распускать слухи, что мы истинные патриоты и печемся об их будущем. Дайте крестьянам возможность свободно передвигаться, не препятствуйте их выезду в города. Пусть они сами ощутят размах восстания и убедятся, что руководители его – мы. Только так можно остаться хозяином положения. Иного пути нет.

Собравшиеся недоуменно переглядывались, обуреваемые противоречивыми мыслями. Большинство из них не задумывалось над подобными вопросами. Какая оккупация? Какая независимость?

Вернувшись на следующий день в деревню, Рашад-бек собрал всех мужчин. Напичканный решениями вчерашнего собрания, он собирался осуществить их на практике. Только бек открыл рот, чтобы приступить к беседе, как к нему подошел староста и прошептал на ухо, что Ибрагим и Абдалла ушли к учителю Аделю в Хаму, чтобы принять участие в выступлениях против французов. Бек молча проглотил эту новость, стараясь не показать, что он против того, к чему собирался призвать людей. В совершенно необычном для жителей деревни вежливом тоне он подробно рассказал им о том, что происходит в городах, и в первую очередь в Хаме, заверил их, что независимость близка.

– Вы, наверно, думали, что я равнодушно взирал, как французы грабят наши богатства и бесчинствуют в стране? – спросил он притихших крестьян. – Нет. Я мучительно переживал, но в силу законов конспиративной борьбы вынужден был молчать. При этом я отнюдь не пекся о собственной безопасности. Для меня всегда было главным обеспечение успеха той борьбы, в которой я участвовал вместе с другими землевладельцами, сыновьями нашей любимой родины. Мы долго шли к нашей цели. Не жалели ради свободы родины ни сил, ни денег. И вот теперь вы – свидетели вооруженной борьбы против колонизаторов. Вы, и только вы, пожнете ее плоды. Не за горами счастливая жизнь. Мне не нужна ваша благодарность. Я поступал так, как велела мне моя совесть.

Люди оцепенели от изумления, а бек продолжал:

– Раньше я все свое время и силы отдавал борьбе против французов. А теперь хочу заняться хозяйством. Вы думаете, я не страдал, видя, как вы надрываетесь на тяжкой работе? Вы заслуживаете лучшего удела. Я разделаюсь с теми, кто извращал мои приказы и отравлял вам жизнь. Я решил сместить старосту. Пусть он отправляется в восточные деревни. Его место займет надсмотрщик Хамад. Вы видели много обид и от Джасима, поэтому вместо него будет Гадбан – управляющий из восточных деревень. Что касается шейха Абдеррахмана, который не знает как следует Коран и занимается только своими талисманами, пусть выберет себе какую-нибудь восточную или северную деревню. Я отпускаю добром Хусейна. Он может покинуть деревню.

Когда Рашад-бек отдал все распоряжения, солнце стояло уже высоко. Его лучи осветили крестьянские лица, на которых застыли смятение и немой вопрос.

В это время учитель Адель со своими товарищами по борьбе – городскими рабочими и сельскими тружениками – готовились к новым сражениям. Они знали, что до победы еще далеко. Главное – не потерять направление.