Текст книги "Произвол"

Автор книги: Мухаммед Ибрагим Аль-Али

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

– Вы резали и жарили баранов, подавали гостям на блюде, угождали мадам Марлен. Верно? – спросил Юсеф.

– Так приказали нам беки. А что бы ты сделал на нашем месте? Отказался?

– Бек и не прикажет мне ничего такого, – ответил Юсеф. – Он видеть меня не может.

– Да хватит вам, – сказал Ибрагим.

Но тут вмешался сапожник:

– Если все они были на вечеринке, кто же производил в Алеппо аресты?

– Советник сам ничего не делает. Он только приказы отдает, – сказал Юсеф. – И офицер, выполнив приказ, пришел доложить об этом советнику.

– Советник с офицером уехали рано, – заметил староста, – а остальные гости после полуночи.

– Видели бы вы, как издевались французы над людьми в Алеппо! – дрогнувшим голосом сказал торговец. – Женщин избивали, детей. Смотреть страшно было. Как там теперь жена моя и дети?

– Порабощение, угнетение, произвол, – с сердцем проговорил Юсеф, – вот что принесли нам французы! Они нас грабят и убивают. На колени хотят поставить. Силой оружия заставляют молчать.

Пришел управляющий, велел всем расходиться по домам.

– Почему ты не призываешь к вечерней молитве? – спросил он, приблизившись к шейху.

Шейх вскочил, помолился, а затем вместе со старостой пошел к Занубие. Последним ушел Юсеф. Тех двоих, что приехали из Алеппо, он пригласил к себе. Поужинав, они рассказали Юсефу, что слышали, будто в торговца-еврея стреляли из пистолета с глушителем. Никто не видел, куда скрылся убийца. Через несколько минут на место происшествия прибежали солдаты и стали хватать всех подряд. Ходят слухи, будто убийца – то ли торговец из квартала Асиля, то ли кто-то из жителей квартала Калляса. Не исключено даже, что это один из его должников. Говорят, незадолго до убийства еврей потребовал у него долг, а узнав, что тот сейчас заплатить не может, предложил отдать в счет долга одну из дочерей. Оскорбленный араб и убил его. Алеппо бурлит, как вулкан. Евреи грозятся отомстить за кровь убитого.

Правда, ушли они из города еще затемно и не знают последних событий.

Всю ночь Юсеф размышлял о случившемся. Почему в Хаме арестованных выпустили, а в Алеппо людей бросают в тюрьму? Что это? Простое совпадение или заранее обдуманный план?

Оставшись наедине с шейхом, Занубия спросила:

– Может быть, пойдешь завтра в поле с крестьянами? Боюсь, что Рашад-бек утром вернется и потребует, чтобы мы привели Софию. Одно у него на уме.

Но когда шейх рассказал ей о том, что произошло в Алеппо, Занубия немного успокоилась. Теперь бек задержится в городе, и София пока в безопасности. А что же будет после возвращения бека из города? Те же мысли одолевали и шейха.

– Придется уйти мне из деревни, – сказал он. – Нет больше сил моих терпеть такое.

Поговорив еще немного с Занубией, шейх пошел домой. К вечеру приехала машина бека, но сам хозяин остался в городе. Управляющий и староста бросились к шоферу с расспросами, однако тот напустил на себя таинственный вид и отвечал уклончиво, сказав лишь, что приехал по важному делу, интересующему бека. Вместе с управляющим, старостой и шейхом шофер пошел к Занубие пить чай, но посидел там недолго и, уже уходя, важно произнес:

– Бек велел с завтрашнего дня начинать молотьбу. Его приказ я должен передать по всем деревням.

– Выходит, с завтрашнего дня мы должны прекратить работы в поле? – спросила Занубия. – Но бедуины разворуют скошенную пшеницу, или мыши ее съедят.

– Что поделаешь, – ответил управляющий. – Таков приказ бека. – И он велел сторожу созвать крестьян.

Когда все собрались, управляющий сказал:

– Слушайте меня внимательно. Бек приказал с завтрашнего дня молотить чечевицу.

Эту новость крестьяне встретили всеобщим негодованием.

– Почему завтра? – раздались голоса.

– Так приказал бек. И нечего возражать. Идите сейчас по домам и приготовьтесь к молотьбе.

Никто не расходился, продолжая обсуждать новость.

Тут управляющий заметил, что чечевица легко воспламеняется, и староста, ухватившись за его слова, принялся убеждать крестьян в необходимости немедленной молотьбы, так как может сгореть весь урожай. Вот почему торопится бек.

– Но ведь при молотьбе на полях остается солома, – сказал Юсеф, – а разве она не горит?

– Вечно ты недоволен, – со злостью произнес управляющий. – Завтра же начнем молотьбу. И нечего спорить.

– Пожар тут ни при чем, видно, есть другая причина, – возразил Ибрагим. – Завтра все прояснится.

Всю ночь деревня гудела, люди не спали. И еще до рассвета отправились в город чинить инструмент.

Наступил час утренней молитвы, и Абу-Омар стал молиться.

– Как ты можешь молиться в арбе? – рассмеялся Ибрагим. – Ведь дорога извилистая, и арба все время меняет свое направление. А во время молитвы надо смотреть в сторону Каабы[21]21
  Священный храм мусульман в Мекке.


[Закрыть].

– В какую бы сторону ни смотрел человек, аллах всегда будет перед его лицом, – ответил Абу-Омар. – Главное, чтобы душа была чистой и молитва шла от самого сердца.

– Пусть молится, – сказал Юсеф. – Он всегда пытается доказать, что бек – это бек, а крестьянин – это крестьянин.

– Ты разве не помнишь, о чем читал нам шейх из Корана? – спросил Абу-Омар. – «Мы сотворили вас одних над другими, как ступеньки». Бек находится наверху, а мы, бедные крестьяне, внизу.

– Когда же рухнут эти ступеньки? – спросил Юсеф.

– Когда изменится облик самой земли, – ответил Ибрагим. – Да и сами люди. Тогда бек непременно спустится, а мы поднимемся и окажемся на одном уровне. В Коране сказано и другое: люди равны, как зубья расчески. А если слушать бека и не считать себя людьми, то жизнь наша никогда не изменится. И до конца дней своих мы должны будем терпеть гнет и произвол. Разве шейх говорит то, о чем думает? Просто деваться ему некуда, необходимо кормить семью.

– Все дело в деньгах, – спокойно заметил Юсеф. – У одних они есть, у других – нет. И неравенство отсюда.

За разговором крестьяне не заметили, как приблизились к городу. На улицах уже зажглись фонари. Издали они казались мерцающими звездами. К восходу солнца крестьяне въехали в город. На постоялом дворе распрягли лошадей, задали им корм. Сторож со всеми поздоровался, а Юсефа расцеловал и спросил:

– Что ты привез мне? Творог, масло, барана? Не с пустыми же руками ты приехал?

– Ну что ты! Я привез тебе творог, – ответил Юсеф, хотя он предназначался учителю Аделю.

Однако пришлось отдать его сторожу, и Юсеф подумал, что для учителя возьмет немного творога у Абу-Омара.

– А где фрики, которые ты обещал? – обратился сторож к Ибрагиму.

– В следующий раз привезу, – ответил Ибрагим. – Мы и не думали сегодня ехать, неожиданно все получилось.

Крестьяне сели у ворот. Подошел кузнец Мустафа со своим мальчиком-помощником и пригласил Ибрагима и Абу-Омара к себе.

Вскоре пришел и учитель Адель. Поговорили, напились чаю и пошли к мастеру чинить инструмент. Мальчики-подмастерья работали до седьмого пота, чтобы хоть немного заработать и помочь семье. Желтые, изможденные лица этих мальчишек, почти детей, блестели от пота, их вид вызывал жалость. Да и сам хозяин не разгибал спины. Однако оставался бедняком. Большая часть заработка шла беку и хаджи.

На базаре в этот день было полно людей. И у кузнеца, и у столяра, и у парикмахера – везде толпился народ. И конечно, у лавок. Глаза разбегались от множества товаров. Но покупали крестьяне в долг по поручительству хаджи.

Вдруг раздался взрыв, а за ним последовал оглушительный звук сирены. Появились полицейские-французы, и люди тотчас же попрятались в лавках. Улицы вмиг опустели. А кто не успел скрыться, был тут же схвачен и жестоко избит.

– Вы – собаки, и весь род ваш собачий! – орали полицейские. – Как смеете бросать бомбы на главной площади города!

Оказалось, что кто-то кинул бомбу в полицейский участок и был убит начальник полиции. Адель и Мустафа тоже сумели укрыться на постоялом дворе. Стояла тишина, нарушаемая лишь сиренами полицейских машин да бранью солдат. Сквозь щель в воротах Адель стал наблюдать за улицей. Полицейские хватали всех подряд. Люди, приехавшие после взрыва, недоумевали, требовали освобождения, потому что по приказу бека должны были побыстрее вернуться в деревню, но солдаты их жестоко избивали, заталкивали, как скотину, на грузовики и увозили. К вечеру все стихло, но никто не решался и носа высунуть на улицу. По всему городу были расставлены патрули.

Адель увидел, как приехал бек и о чем-то говорил с французским офицером. После этого бек подошел к воротам, открыл их своим ключом, распахнул и гневно крикнул:

– Выходите, скоты!!!

Стали открываться лавки. Из них с опаской выходили люди.

– Дальше может быть еще хуже, – сказал Адель Юсефу. – Мне необходимо уйти. Встретимся позднее, у меня или в другом месте. Тогда обо всем и поговорим. Бек не должен меня видеть с вами. Перед отъездом непременно зайди ко мне. Родные скажут, где я.

Хозяин бакалейной лавки жаловался хаджи:

– У нас сегодня черный день. Приехали крестьяне, а мы вынуждены были закрыть лавки. Ведь нам еще надо расплатиться с тобой, хаджи, да благословит тебя аллах! Поговори с беком. Если еще раз случится взрыв, пусть не присылает сюда солдат, а то у нас одни убытки.

– Теперь уже все позади, – ответил хаджи, куря наргиле.

К ним подошел староста. Он завел разговор о чечевице, о том, сколько в день можно ее намолотить, сколько мешков понадобится для зерна, и попросил хаджи сразу же отвозить мешки на станцию.

Во время разговора хаджи все время курил и ни разу не поднял глаз на старосту.

– Не считай зерно, пока не положишь его в мешки, – сказал он. – Откуда мне знать, сколько понадобится мешков? В этом году чечевица не очень-то уродилась, и главное сейчас – быстрее закончить молотьбу. Французы спешат с вывозом.

– Почему вы сразу об этом не сказали? – недовольно спросил староста.

– Чтобы крестьяне не узнали. Их дело работать, а в конце уборки мы с ними рассчитаемся.

– Клянусь аллахом, хаджи, вы поставили меня в неловкое положение перед крестьянами. Впрочем, это неважно. Крестьяне есть крестьяне, и нечего на них обращать внимание.

Солнце припекало все сильнее и сильнее. Староста с хаджи сидели в тени за чаем. К ним подошли шейх Абдеррахман и управляющий Джасем и тоже решили выпить чайку. Когда староста и управляющий ушли, хаджи спросил шейха:

– Почему цыганка Самира не приехала в Абу Духур?

– Говорят, что после убийства пастуха она отказалась танцевать в деревнях Мамун-бека, Сабри-бека и Рашад-бека и уехала куда-то на восток…

– Ну и времена настали! – воскликнул хаджи. – Цыганка восстает против бека!

– Бек долго ее разыскивал, но не нашел. Скорее всего, она уехала в Турцию или еще дальше, спасаясь от гнева бека.

Вдруг хаджи увидел Юсефа и позвал его.

– Как дела?

– Благодарение аллаху! Все нормально, хаджи, – ответил Юсеф.

– Как чечевица?

– С ней-то все в порядке…

– Новости есть?

– Нет, ничего нового.

Юсеф слышал обрывки их разговора и спросил:

– А почему цыганка не может отказать беку? Разве она не человек?.. Может быть, у Самиры чести больше, чем у бека и советника.

Хаджи пристально посмотрел на Юсефа.

– Ты почему, Юсеф, всегда против людей?

– Я, хаджи, ни с кем не враждую, – холодно ответил Юсеф.

– Смотри, Юсеф, не иди против нас. И не груби мне, не то беку расскажу. А ты хорошо знаешь, что с тобой потом будет. Бек может промахнуться, когда вновь будет упражняться в стрельбе, и шальная пуля угодит тебе в голову. Лучше не серди меня и скажи, сколько мешков чечевицы собрано с одного феддана. И какая будет на чечевицу цена? Как в прошлом году или меньше?

Хаджи нарочно засыпал Юсефа вопросами, чтобы замять разговор о цыганке.

Постепенно жизнь на рынке входила в свою обычную колею. Но в людях все еще чувствовалась какая-то настороженность. Сделав покупки, они спешили покинуть базар.

Крестьяне старались побыстрее закончить свои дела и уйти из города.

Халиль с перепугу забился в самый дальний угол двора. Даже Юсеф, хоть и посмеивался над ним, был взволнован. Хаджи и тот не выходил из дома, боялся. Только староста, уверенный в своей неприкосновенности, сидел на улице, возле лавки. Кто посмеет его тронуть? Ведь он друг бека. Но солдаты избивали всех без разбора и, когда поравнялись со старостой, обрушили на него град ударов плетьми. Наблюдавшие эту сцену крестьяне покатывались со смеху.

– Посмотри, – торжествующе сказал Юсеф Халилю, – как лупят старосту!

– И поделом ему! Пусть наконец узнает, какова цена битья! А то возомнил, что он и в городе такой же господин, как в деревне.

Староста вбежал во двор, дрожа от страха. Сторож отвел его к хаджи.

– А мне все же жаль его, – сказал Ибрагим. – Но защитить его мы не могли.

– Ты прав, Ибрагим. Но, может быть, это пойдет ему на пользу? Пусть знает, что французам все равно– староста, шейх, крестьянин, управляющий. Они ни перед кем и ни перед чем не остановятся. Кого угодно изобьют.

– Нет, не скажи, хаджи они не тронут, он нужен им, – возразил Ибрагим. – Хаджи является главным их поставщиком. Овощи, сыр, чечевицу, зерно – все это они получают через него. Он им очень помогает, выполняя все их приказы. Например, французам понадобилась чечевица – хаджи остановил уборку урожая. А если потребуют сыр, хаджи тут же отнимет его у бедуинов. Нужны будут бараны, он соберет целые стада. Нет, хаджи они бить не станут.

– Станут, – возразил Халиль. – Они и бека изобьют. Для французов мы все на одно лицо.

– Эй, Халиль! – крикнул староста. – Не принесешь ли нам чаю? У меня во рту пересохло!

– Нет, – отозвался Халиль. – Я ни за что не выйду со двора! Да еще ради чая! Я и за цепами не пойду, если даже они готовы!

– На рынке спокойно, – сказал Юсеф. – Надо выйти и заняться долом.

Приехал на машине бек с французским офицером.

– Рынок работает нормально, – сказал он. – Патрули больше не придут. Идите ремонтируйте инструмент. Завтра же начинайте молотьбу чечевицы.

Вышел хаджи.

– Если цепы будут готовы сегодня, уже завтра вы получите первую партию чечевицы, – сказал он. – Только не посылайте сюда солдат. Никто здесь не выступает против властей, не прячет винтовки и динамит.

Хаджи распахнул ворота и сказал крестьянам, что они могут покинуть двор.

Халиль подошел к старосте.

– Помнишь, – спросил он, – как бек избил меня из-за Салюма? Теперь ты понял, как это жестоко? А я ведь тогда сказал, что и тебя когда-нибудь изобьют. И вот сегодня французы, друзья бека, показали тебе, как бывает больно, когда бьют кнутом.

– Уйди с глаз моих! – морщась от боли, закричал в гневе староста. – А то смотри, как бы тебе не досталось еще раз!

Крестьяне один за другим покидали двор и направлялись к кузнецу. Первым пришел Ибрагим.

– Добрый день, – приветствовал он кузнеца.

– Добрый день, – ответил кузнец. – Только день этот не добрый, а злой. Французы допытываются, кто бросил бомбу. А откуда нам знать? Столько времени зря пропало. Половина цепов была бы уже готова. Иди пока на постоялый двор. Придешь к полуденной молитве.

– Но мы к вечеру должны вернуться домой.

– Ты же знаешь, что нам помешало. До захода солнца постараюсь закончить, чтобы вам здесь не ночевать.

– Поторопись, ведь нам негде укрыться в городе. А тут, сам видишь, все бурлит.

Подошел Абу-Омар и тоже стал просить кузнеца поторопиться.

– Надейтесь на аллаха, мужчины! Сказал же я вам, сделаю все, что в моих силах! – вышел из себя Мустафа. – Возвращайтесь на постоялый двор и раньше пяти часов не приходите. Болтать мне с вами некогда.

Кузнец, весь черный от угля, с карандашом за ухом и сигаретой в зубах, то и дело с опаской поглядывал на улицу.

– Да что с тобой? – тревожно спросил Юсеф. – Успокойся. У каждого свой час.

– Знал бы ты, что здесь творится, – грустно ответил кузнец. – Вы редко видите французов, не то что мы.

– Знаем мы, что такое французы, – возразил Юсеф. – Недавно, когда столкнулись поезда, они нагрянули в деревню и били, пытали всех подряд.

– Десять лет назад мы с оружием в руках боролись против них в горах, – поддержал Юсефа Ибрагим. – А вы здесь жили, горя не знали.

– Ох, Ибрагим, не мешай работать. Некогда мне выяснять, кто из нас больший патриот.

– Все мы ненавидим французов и должны сплотиться в борьбе против них, – сказал Юсеф.

– Каждый из нас, как может, борется с французами, – промолвил Абу-Омар.

От кузнеца некоторые крестьяне, прежде чем пойти на постоялый двор, заглянули к плотнику. Но он лишь руками замахал и тоже велел прийти после пяти часов.

Кое-кто из крестьян пошел в кофейню Джаляля. Над ней вился дымок, и вкусно пахло чаем.

Остальные вернулись на постоялый двор и расположились в тени. Халиль вытащил из сумки несколько сухих лепешек и предложил всем подкрепиться.

После полуденной молитвы крестьяне пошли к Мустафе. Не прекращая работы, Мустафа принялся им рассказывать о бесчинствах французов. Вот уже целый месяц каждое утро взрывы оглашают окрестность, а потом солдаты избивают людей. Приходится то и дело закрывать лавку. Оставаться в городе небезопасно, лучше переехать в деревню, чтобы хоть как-то прокормить семью.

– Это ты верно надумал, – сказал Ибрагим. – И тебе, и нам будет хорошо.

– А что, много французов погибло во время железнодорожной катастрофы? – вдруг спросил Мустафа.

– Много, – мрачно ответил Юсеф. – Но точное число неизвестно.

– Так им и надо, – зло сказал Мустафа.

– Не прав ты, – возразил ему Ибрагим. – Среди французских солдат есть такие же бедняки, как и мы. Кроме того, у них в армии много алжирцев и сенегальцев, они так же, как мы, говорят по-арабски. Французы силой заставили их воевать. В чем же они виноваты?

Мустафа, не прекращая работы, бросил в сердцах:

– Когда же мы наконец освободимся от этих французов?!

– С нами аллах! Это время не за горами, – сказал стоявший в стороне незнакомый мужчина.

Солнце клонилось к закату. Подъехал бек. Староста и хаджи, сидевшие у ворот, быстро вскочили.

– Как дела? – спросил бек.

– Все в полном порядке, господин, – подобострастно ответил староста.

– Прекрасно… Прекрасно… Завтра с утра начинайте молотить… Передай управляющему, что через день-другой я буду в деревне. Он знает, чего я от него жду.

– Слушаюсь, господин бек.

Заметив, что староста чем-то расстроен, бек попросил объяснить, что случилось.

– Произошло недоразумение, господин бек, – стал рассказывать хаджи. – Его избили солдаты.

– Что же ты, дурак, стоял у ворот? Думаешь, ты у себя дома? Знай, здесь ты лишь простой крестьянин, как и все. Вот и сидел бы во дворе. А наказали тебя за собственную глупость… Мне деньги нужны, – обратился бек к хаджи, – десять тысяч.

Хаджи ушел в дом; вернувшись, он молча отсчитал нужную сумму и протянул беку.

Крестьяне запрягли арбы, сложили покупки и пошли к кузнецу за цепами.

Юсеф сказал Ибрагиму:

– Я отойду ненадолго.

– Смотри не опаздывай! – предупредил Ибрагим. – Ждать не будем. Придется тебе возвращаться пешком.

– Если я задержусь, постучись к Мустафе. А не найдешь меня там, езжайте сами, не ждите. Я догоню вас.

– Нет, – сказал Ибрагим. – Мы вместе должны вернуться. А вдруг снова начнутся аресты?

– Но пойми, мне надо уйти, ненадолго.

Сказав это, Юсеф широко зашагал по улице, перекинув абаю через плечо и опираясь на палку. У дома Мустафы он тихонько постучал в ворота. Ему открыл учитель. После обмена приветствиями Юсеф сказал:

– Я слышал, ты в тюрьме был?

– Настоящий мужчина не страшится тюрьмы.

– А за что тебя арестовали?

– Не спрашивай ни о чем, – сказал учитель. – Лучше расскажи, как обстоят дела в деревнях.

– В деревнях французы по-прежнему что хотят, то и творят, солдаты издеваются над людьми. Бек только и знает, что кутить да развратничать. А попробуй скажи против хоть слово, он или убьет, или из деревни выгонит.

Учитель молча слушал и лишь качал головой.

– Все это мне известно, – подытожил он. – И о катастрофе я знаю, и о конфликте между бедуинами, из-за которого чуть не погиб урожай.

Обстановка в комнате была бедная. Узкая железная кровать, несколько плетеных стульев, в углу – керосиновая лампа. Внимание Юсефа привлек шкаф с книгами. Он смотрел на него почти с завистью. Ведь, кроме Корана, он почти ничего не читал. А как ему хотелось знать, что написано в этих книгах!

За чаем Адель оживленно спросил:

– Скажи, Юсеф, крестьяне готовы бороться против французов?

– А как это сделать? Куда деваться тому, кто выступит против помещиков и французов? Ведь ни одна деревня после этого его не примет. Единственная дорога – в разбойники.

– Вы называете таких людей разбойниками?

– Бек их так называет.

– Но не ради же бека мы боремся. Эти люди, Юсеф, настоящие мужчины. Они не побоялись подняться на борьбу против унижения и произвола и стремятся, чтобы каждый зарабатывал свой хлеб честным путем. Именно такие люди четыре века дрались против турок, а сейчас отдают все свои силы для борьбы против Франции. Не разбойники они, а верные сыновья своего народа.

– Мой двоюродный брат Абдалла, скрываясь от властей, ушел к бедуинам. Так его тоже все считают разбойником. Он очень редко приходит к нам, да и то всегда ночью.

– Нет, Юсеф, ты не прав. Разбойниками их называют беки и хаджи, чтобы другие не смели идти их путем. Эти люди – борцы и скрываются от преследования. Тебе необходимо рассказать крестьянам о нашей борьбе, о наших целях.

– Я сделаю все, чем бы это мне ни грозило, – ответил Юсеф.

– Сможешь распространить листовки?

– Смогу. Правда, мало кто из крестьян умеет читать. Может, лучше на словах передать людям, что написано в этих листовках? А потом они начнут уже друг другу пересказывать. Или же подбросить эту листовку шейху Абдеррахману? Вдруг так случится, что он прочтет ее крестьянам?

Адель согласился и через несколько минут принес конверт с листовками, вынул одну, прочел вслух и показал Юсефу, как надо разбрасывать листовки.

– Смотри только никому не говори, что заходил ко мне, – предупредил Юсефа учитель.

Юсеф вышел за ворота, огляделся. Чувство гордости переполняло его. Он теперь с теми, кто борется против властей. Но постепенно его стали терзать сомнения: что будет, если его раскроют? Душой Юсефа овладел страх, он подозрительно стал озираться по сторонам. Ему уже казалось, будто всем известно, что у него лежит в кармане, – и этой женщине, которая переходит дорогу, и двум мужчинам, попавшимся навстречу. «Может быть, они следят за мной от самого дома учителя?» – стучало в висках Юсефа. Он почти бежал, расталкивая прохожих. «Главное – не выдать себя, – думал Юсеф. – Лучше смерть, чем такая жизнь».

Когда он пришел к плотнику, Ибрагим уже заканчивал складывать на арбу инвентарь, и вскоре они тронулись в путь.

– О чем ты говорил с учителем? – спросил Ибрагим.

– Я хотел узнать, за что его арестовали. Оказалось, что его обвинили в распространении листовок, донес какой-то французский агент. Но в тюрьме он пробыл неделю. Его выпустили в день убийства торговца вместе со всеми.

– А что Адель думает о взрывах в городе? – спросил Ибрагим.

– Об этом мы не говорили. Но учитель сказал, что скоро французам придется уйти отсюда. С каждым днем борьба патриотов становится все активнее.

– Разве мы сможем бороться с французами? – вмешался в разговор Абу-Омар.

– Конечно, сможем. – Ибрагим повернулся к Абу-Омару: – Вспомни, двадцать лет назад мы воевали с ними, но тогда нас было мало. Надо объединяться, иначе мы никогда не освободимся от гнета и произвола.

– То же самое говорит и учитель, – произнес Юсеф.

– Но сейчас прежде всего необходимо убрать урожай, – сказал Абу-Омар. – А то, что ни день, новая проблема.

– Но проблемы создают наши враги. А мы лишь расплачиваемся, – возразил Юсеф. – Они поддерживают французов, заставляют нас платить непосильные налоги и штрафы.

– Чем сильнее будут притеснять нас французы, тем скорее поднимется народ на борьбу против них.

Ибрагим заметил, что Юсеф чем-то взволнован.

– Что с тобой? – спросил он. – Может быть, учитель сообщил тебе какую-то важную новость?

– Нет, ничего, просто сказал, что в ближайшие дни произойдут какие-то перемены.

Солнце скрылось за горами, и вскоре темнота окутала землю черным покрывалом. Разговор как-то сам по себе прекратился. Юсефу покоя не давали листовки. Чем они смогут помочь? Против французов хороши ружья, а не листовки, да чтобы все крестьяне объединились.

Ибрагим вспоминал давние годы борьбы. Сколько горных дорог исходил он, добывая боеприпасы! Против хорошо вооруженных отрядов противника приходилось воевать старыми винтовками. Но Ибрагим верил: наступит день – и последний враг будет изгнан с родной земли.

В это время послышались протяжные звуки песни.

– Это Халиль, – сказал Юсеф. – Давайте позовем его к нам и послушаем, как он поет.

– И старосту надо пригласить, – предложил Абу-Омар. – Пусть знает, что мы сочувствуем ему. Он ведь пострадал сегодня от французских солдат.

– И хорошо, что пострадал, – ответил Ибрагим. – Это только ему на пользу пойдет. А то он с беком всегда заодно.

– Староста – такой же крестьянин, как и мы с вами, – возразил Абу-Омар.

– Теперь, по крайней мере, он будет знать: для французов мы все на одно лицо, – заметил Юсеф. – А позвать его можно. Пусть расскажет нам о вечере в Абу Духуре.

Старосту пришлось долго уговаривать, хотя в душе он радовался, что крестьяне ему сочувствуют.

Охая и держась за спину, староста влез на арбу и стал жаловаться:

– Никогда не думал, что такое может случиться. Ведь советник и его люди знают меня. Я режу для них баранов, делаю шашлыки.

– Вот тогда они и знают тебя, когда ты делаешь для них шашлыки и приводишь им женщин, – произнес Юсеф. – Но все равно помещиком ты никогда не станешь. И тебя, и шейха, и управляющего они используют против крестьян. Вы должны присоединиться к нам и вместе с нами бороться и против французов, и против помещиков.

– Расскажи нам о вечере в Абу Духуре, – попросил Ибрагим.

Староста принялся рассказывать, а Юсеф шепнул Ибрагиму:

– Именно так все и было. Я слышал это от учителя. – Он повернулся к старосте: – Так что же, ты и впредь будешь угождать советнику и беку?

– Я боюсь бека и страдаю так же, как и вы. Ведь это он назначил меня старостой.

– Он хочет, чтобы ты доносил на крестьян, – сказал Юсеф. – Но знай, что помочь тебе можем только мы. Скажи об этом и управляющему.

– Мы хотели позвать Халиля, – напомнил Ибрагим.

Юсеф спустился с арбы и крикнул:

– Эй, Халиль, иди к нам! Мы хотим послушать твои песни.

Халиль не заставил себя долго ждать.

– Клянусь аллахом, – обратился он к старосте, – мне жаль тебя. Здорово тебе досталось.

– Слава аллаху, все кончилось благополучно, а то ведь и в тюрьму могли засадить, – ответил староста.

Он попросил у Юсефа табаку. Тот свернул цигарку и протянул старосте.

– Я видел, как ты ходил к учителю Аделю. Вы с ним в дружбе? – спросил староста.

Рука Юсефа невольно потянулась к листовкам. Убедившись, что они на месте, он ответил:

– Учитель спрашивал меня, зачем мы приехали в город.

– А какая будет цена на чечевицу? – спросил Халиль. – Хаджи не сказал?

– Об этом и разговора не было. Ты же сам был свидетелем того, что творится в городе. Все только одного хотели: поскорее уехать.

Темнота постепенно отступала перед светом нового дня.

Юсеф сказал:

– Скоро утро. Когда же взойдет заря свободы?

– Эй, мужчина! – рассмеялся Ибрагим и посмотрел на старосту. – Говори тише, тебя могут услышать.

– Спаси, аллах! – произнес староста. – Теперь можете меня не бояться. Я не сделаю вам ничего плохого.

Они подъезжали к деревне.

Уже слышен был лай собак и голос шейха, читавшего молитву.

– Скоро взойдет заря, – произнес Юсеф. – Засверкает солнце. И сбудутся наши надежды. Господству Франции наступит конец.

Вот и деревня. Рука Юсефа потянулась к листовкам.