Текст книги "Произвол"

Автор книги: Мухаммед Ибрагим Аль-Али

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

Он улыбнулся и продолжал:

– Они получили взбучку в твою честь. Ничего. У этих собак лишь шкура от этого мягче становится. Вернувшись в свои деревни, они обязательно расскажут о происшедшем остальным крестьянам. А те намотают себе на ус и будут больше уважать и бояться меня. Кстати, мадам Марлен хорошо понимает эти вещи. Однажды она сказала мне: «Бей крестьян безжалостно, чтобы никогда не настал день, когда они осмелятся пойти против тебя».

Шарона, внимательно разглядывая лицо бека, подумала, что такой мужчина еще понадобится ей в будущем.

– Ты возбуждаешь меня, как ни одна женщина, – крепко обняв Шарону, сказал Рашад-бек. – Иначе я не явился бы по твоему первому зову.

Любуясь Шароной, он с удивлением размышлял о превратностях жизни: «Ну и чудеса! Бедная крестьянка София отвергает меня, а эта королева – у моих ног».

Перед ним возникли лицо Софии, ее величавая поступь, лучистые глаза.

«Надо же? – недоумевал бек. – Простая крестьянка не считается с моим богатством и властью! Я могу стереть ее в порошок. А какой от этого прок? Правда, шейх и Занубия обещали мне помочь уломать строптивую женщину, по пока безуспешно. Все мужчины в округе дрожат только при упоминании моего имени, а София, слабая женщина, отказывает мне в том, на что с радостью согласилась бы любая. Немало бедуинок и крестьянок жестоко поплатились за свою строптивость, а Софие все как с гуся вода».

Он насупил брови и тяжело вздохнул. Шарона, заметив перемену в настроении своего друга, ласково спросила:

– Что с тобой? Может, ты раздумал ехать в Бейрут?

– Да нет.

– Тогда расскажи мне, что мучает тебя.

– Проклятые сапоги! По-прежнему жмут.

Он встал и, специально прихрамывая, прошелся по комнате. Изумленная Шарона посоветовала ему:

– Тогда сними их и брось в машину.

Рашад заметил ее недоверчивость.

– Нет, моя дорогая, не в сапогах дело. Просто одна крестьянка, не стоящая моей обуви, отказывает мне.

– Не может быть! Ты шутишь?

– Да она мне и не нравится. Ты одна стоишь всех женщин на земле. Но ей не прощу. Я уничтожу ее.

– Силой не принудишь женщину. Любовь может быть только взаимной, – задумчиво сказала Шарона.

– Беки берут всех крестьянок силой. Извини, что я рассказываю тебе о своих проблемах. Пусть этот разговор останется между нами.

– Не беспокойся, Рашад. Ты не первый, кто поверяет мне свои тайны. И я умею их хранить. Разве ты слышал от меня когда-либо о тех, с кем я была до тебя? Многие поступают, как ты. Все от бога. Он каждому определил его участь; создавая людей, повелел бедным подчиняться богатым! Посмотри, например, на нас, евреев. Нас немного, но бог избрал наш народ и приблизил его к себе. Вам, бекам, он тоже дал силу и могущество. И мы должны держаться друг друга и идти одной дорогой. А чернь обязана безропотно повиноваться, служить нам. На то божья воля. А эту женщину выбрось из головы. Она забита, и ей не понять своего счастья. А может, она любит тебя, но сторонится, опасаясь, что за прелюбодеяние ее убьет муж или родственники? Мой тебе совет, забудь эту женщину. Я постараюсь заменить тебе ее.

Шарона многообещающе засмеялась и, погрозив Рашад-беку пальцем, лукаво сказала:

– А ты, оказывается, обманщик, говоришь, что любишь меня, а сам страдаешь по грязной крестьянке. Перед тобой принцесса на коленях, а ты думаешь о какой-то простолюдинке. Бедный Рашад!

– Клянусь честью отца, мои помыслы только о тебе! – принялся разуверять Шарону бек. – Подумай сама, может ли заменить тебя женщина, которая ближе к животным, чем к людям. Воспринимай все это как шутку.

И разговор переключился на поездку и сборы к ней.

Поздним вечером староста и шейх Абдеррахман сидели у дома Занубии. Крестьяне давно разошлись по своим домам и отдыхали после тяжелого рабочего дня. Тишину нарушал лишь отдаленный лай собак.

– Сегодня бек вернулся необычно рано. Возможно, он собирается в Алеппо или Хаму, – сказал староста.

– Только аллах знает о намерениях бека, – ответил шейх. – Надо спросить Джасима, когда он вернется со станции.

Староста окликнул хозяйку:

– Эй, Занубия! Почему так долго не несешь чая?

Укрывая засыпающих детей, Занубия отмахнулась:

– Подожди немного. Чай почти готов.

– Бек сегодня чем-то недоволен, – продолжал староста. – Кто знает, что у него на уме. Когда он в таком настроении, от него все что угодно можно ожидать. Я помню, лет десять тому назад, когда бек находился в таком же состоянии, он посадил меня и управляющего ночью в машину, и мы поехали в восточные деревни. Я недоуменно поглядывал на Джасима.

Остановив машину вдалеке от деревни, он приказал нам не выходить, буркнув, что отправляется охотиться на зайцев, и шагнул навстречу поджидавшим его четверым мужчинам. Ты, шейх, верь мне. Что было, то прошло, и мне нечего выдумывать. Беку в то время было тридцать пять лет, и его частенько обуревали дьявольские мысли.

Шейх выжидательно смотрел на старосту и с нетерпением ждал продолжения, но, не выдержав, сказал:

– Расскажи, расскажи о прошлом. А то нынешняя жизнь стала просто невыносимой.

– Я гордо восседал в машине, – продолжал свой рассказ староста. – Мне было приятно, что бек доверяет мне свои тайны. Я сразу смекнул, что речь идет об охоте на очередную женщину, а отнюдь не на зайцев. Вскоре бек и его четверо спутников вернулись, ведя с собой трех бедуинок. Глаза и рты женщин были завязаны платками, а их заложенные за спину руки стянуты веревкой. Моему удивлению не было предела. Но что я мог сделать? Мы привезли бедуинок во дворец бека и каждую заперли в отдельной комнате. Бек отослал нас домой. Меня уже не покидала уверенность, что похищение подстроено этим негодяем Джасимом. Через некоторое время деревню разбудили дикие вопли бедуинов, как вихрь мчавшихся верхом на лошадях с криками, что у них похитили женщин. Когда разгневанные бедуины прискакали ко дворцу, вышел бек в окружении своих охранников, державших в руках светильники. Он громко спросил у всадников, что случилось. Услышав, что бандиты проникли на стоянку бедуинов и похитили трех девушек, лицо бека перекосилось от гнева. Знаешь, шейх, я до сих пор удивляюсь, как ему удалось так умело притвориться. Не будь я свидетелем случившегося, я бы тоже поверил, что он к этому делу не имеет никакого отношения. Бек собрал всех крестьян и приказал выяснить, кого нет. «Наверняка преступление – дело их рук», – убежденно сказал он. На счастье, никто из деревни в это время не был в отъезде. Тогда бек послал всех крестьян вместе с бедуинами на поиски преступников. Все бросились обшаривать округу. А сам бек вернулся во дворец наслаждаться своими охотничьими трофеями.

– О аллах, спаси нас от его лютости, – прошептал шейх. – О милостивый, пощади своих рабов! Что же было дальше?

– Бек послал свою машину в полицейский участок в Тамме. Вскоре прибыли полицейские вместе с французским офицером. Встретивший их бек настойчиво требовал, чтобы преступников разыскали во что бы то ни стало. Он напирал на то, что подобное случилось впервые и поэтому необходимо наказать виновных, дабы было неповадно другим. Я изумленно уставился на бека и вдруг, неожиданно для самого себя, усмехнулся. Как только полицейские ушли, бек врезал мне в ухо и гневно прошипел: «В следующий раз будешь держать себя в руках».

Староста тяжело вздохнул.

– Никому еще, шейх, я не рассказывал об этом. Я решил поделиться с тобой, ибо чует мое сердце, что бек опять замышляет недоброе.

Шейх возразил:

– Урожай еще не собран. А в страдную пору беки остерегаются возбуждать крестьян. Зачем им рисковать?

– О Абдеррахман, кнут, палка и винтовка настолько запугали людей, что они не смеют и головы поднять.

Занубия принесла чайник, поставила перед мужчинами стаканы.

– Так чем же завершилась история? – спросил шейх.

– Всю ночь из бедуинских шатров доносились плач и причитания. Утром бек сказал бедуинскому предводителю, что девушек похитили северные бедуины. Так считают полицейские. И на другой день бедуинские племена от Хомса до Алеппо поднялись для ожесточенной схватки. Целых трое суток не прекращалась ружейная пальба. Немало было убитых и раненых. А бек все это время не покидал дворца. Темнее тучи, он сидел перед наргиле в окружении старост соседних деревень, прибывших за новостями. Вдруг появился запыхавшийся староста Абу-Хусейн и, запинаясь на каждом слове, сообщил: «Бедуины угнали наших овец, полагая, что они принадлежат южным племенам».

Бек равнодушно взглянул на него и сказал: «Что скот? Люди важнее. Я скажу бедуинскому шейху, чтобы они отошли от вашей деревни. Так будет лучше и для крестьян, и для бедуинов». Сидевший рядом с беком один из шейхов бедуинских племен привстал и произнес: «Овцы будут возвращены деревне. Лишь бы у тебя, бек, улучшилось настроение». Он вышел с Абу-Хусейном отдать необходимые распоряжения. Бек зло сказал: «Этих бедуинов никак не перевоспитаешь. Они сызмальства приучают своих детей к воровству. А теперь уже и на девушек посягают. Кто знает, может, этим занимаются сыновья самих бедуинских предводителей. Хоть бы они не резали друг друга. Я предупредил всех старост и крестьян, не вмешиваться в дела бедуинов. Власти во всем разберутся сами».

На обед к беку явился французский офицер. За столом он разглагольствовал на своем языке о том, как хорошо было бы, если бы бедуины побольше истребили друг друга. Тогда бы вся местность облегченно вздохнула. Я еще подумал, Абдеррахман, чем же так насолили бедуины французскому офицеру да и тому же беку?

Несколько дней во всем районе от Алеппо до Хомса сохранялась тревожная обстановка. В город никого не пропускали, да крестьяне и сами опасались выезжать из деревень. В течение двух недель никто не смел войти во дворец бека, кроме французского офицера, которому было поручено урегулировать конфликт между бедуинами. Бек усилил охрану дворца. А через некоторое время нашли тела зарезанных бедуинских девушек в пустыне, далеко от деревни.

– Сохрани нас, аллах, – сказал шейх. – Теперь я вспомнил этот случай. Нам тогда сказали, что их убили северные бедуины. А стычки между племенами продолжались всю зиму и весну.

– Да, они успокоились только перед жатвой, – подтвердил староста.

– Почему же все-таки французы не прекратили резню? – спросил шейх.

– Если я расскажу все, что знаю, то и молодой сразу поседеет, – ответил староста. – Даже у стен есть уши. Не подслушивает ли нас кто-либо за дверью?

Из-за двери, на которую указал староста, появилась голова жующего теленка. Староста рассмеялся:

– У теленка тоже уши есть. Я не удивлюсь, если он передаст наш разговор его превосходительству беку.

Шейх согласился с тем, что следует соблюдать осторожность, и сказал:

– Недавно один бедуинский юноша похитил девушку из другого племени. Однако вмешавшийся в конфликт французский советник сумел его уладить за один день.

– Ну, это другое дело. Этот случай произошел в самый разгар уборки чечевицы. А французам она очень нужна. Опасаясь, что какой-нибудь бедуин подожжет зерно, они мигом все уладили. А до людей им нет никакого дела. Тогда, после убийства девушек, можно было тоже сразу все уладить. Но советнику и беку было выгодно, чтобы бедуины продолжали военные действия. Однажды бек срочно вызвал меня. У него был староста из южной деревни. Он просил бека помочь южным бедуинам, у которых боеприпасы уже были на исходе. Бек послал меня за старостами и некоторыми бедуинскими шейхами. Когда все собрались, он необычно ласково поприветствовал их и заявил, что не потерпит, чтобы люди, находящиеся под его покровительством, не могли противостоять врагу в часы опасности. Поэтому ему пришлось даже заняться контрабандой, закупив у французов партию винтовок и патронов для южных бедуинов по очень высокой цене. Он пообещал им передать оружие ночью. Как только стемнело, мы с Джасимом отвезли на стоянку южных бедуинов пятьсот винтовок и к каждой из них по двести патронов. За винтовку бек запросил десять золотых монет, а за патроны – по четверть лиры. В действительности, как я узнал потом, Рашад-бек получил от советника две тысячи винтовок, заплатив за них меньше чем полцены, а патроны и вовсе достались ему бесплатно. Так что и советник и бек были лично заинтересованы в том, чтобы замирение между бедуинами не состоялось.

Когда мы приехали к бедуинам, нас уже ждали. Каждый из них выложил заранее приготовленные деньги за винтовку и восемь пачек патронов. Мы сложили монеты в мешок и с трудом смогли поднять его. Возвратившись во дворец бека, в присутствии французского офицера хозяин только спросил меня, все ли в порядке, и за усердие наградил боевой винтовкой и двумястами патронами. Я до сих пор беру ее с собой, когда сопровождаю бека. Час спустя ко дворцу подъехали еще две машины, груженные винтовками. На этот раз мне поручено было доставить их в район Салямии. Оттуда я привез второй мешок золотых монет.

В те дни советник дневал и ночевал у бека. А его превосходительство не преминул воспользоваться этой и другими связями в верхах для укрепления своего авторитета. Не забуду, как однажды бек обозлился на одного французского лейтенанта. Буквально через неделю тот был переведен в другое место. Ему же еще и пригрозили, что вообще выгонят из Сирии как последнюю собаку. И в самом деле, после перевода француза из Таммы мы о нем уже больше не слышали.

Да, бек заработал немалые деньги, поставляя оружие бедуинам, но золото свое он бездумно тратит на женщин и другие прихоти. Он торговал смертью. Если бы человек знал, куда отлетает его душа!

– Что значит – куда отлетает душа? Все души отлетают к своему создателю, – . сказал шейх. – Добрые попадают в один колодец, а злые – в другой. А затем они предстают перед всевышним в судный день. Ты слышал, староста, о судном дне?

– О аллах, пощади нас, – ответил староста.

К ним подошла Занубия и спросила:

– О чем вы тут говорили без меня?

Староста хитро улыбнулся:

– Конечно, мы говорили о тебе. А еще о чечевице и хаджи. А ты что подумала? Может быть, ты что-то слышала из нашей беседы?

– Вы так тихо говорили, что можно было подумать, что вы общаетесь с дьяволами Сулеймана, – ответила Занубия. – Сегодня я была на станции и видела новую мадам. Говорят, наш бек влюблен в нее.

– Разве бек может влюбиться? Он просто развлекается с ними.

– Ты что-нибудь знаешь о войне бедуинов? – спросил шейх Занубию.

– Какое мне дело до этой старой истории? – ответила женщина. – Лучше поговорим о Наджме, Сабхе, Аюш – жене Аббаса. Все они овдовели недавно. Война же бедуинов окончилась давно. Почему вы о ней вдруг вспомнили?

– Так, к слову пришлось, – ответил староста.

– Мы вспомнили об этом, когда заговорили о Джадуа и Ануд, – сказал шейх. – Если бы не милость аллаха, погиб бы весь наш урожай.

На голос Занубии подошел управляющий Джасим и присоединился к чаепитию.

– Я обошел все дворы, несмотря на усталость, – стал бурчать он. – Лишняя предосторожность не помешает. Ну и денек выдался у меня! Пришлось унимать грузчиков на станции.

Староста прервал его:

– Все устали. Скоро рассвет. Шейху пора призывать к молитве.

Они поднялись. Староста и управляющий пошли будить крестьян. А шейх, прочистив горло, протяжно затянул свою обычную молитву.

Охваченная страхом, Занубия никак не могла заснуть. Намедни ее страшно испугал своим вопросом шейх Абдеррахман:

– А что ты почувствуешь, Занубия, если, вернувшись домой, не обнаружишь сына? Или еще хуже – увидишь его мертвым?

Она легла рядом со своим двенадцатилетним сыном Ахмедом и крепко прижала его к груди.

«Что замышляют против тебя, сыночек, эти собаки – староста и негодяй управляющий? – думала она. – Какое еще горе готовит мне его превосходительство? Он, и никто другой, причина всех несчастий. Староста и управляющий – всего лишь исполнители его злой воли. А какие козни готовит бек Софие? Не исключено, что он приказал похитить и убить ее сына. Я никогда не прекословила беку – и то неспокойна. Еще бы, ведь у меня нет племени или сильных родственников, способных встать на мою защиту. Но, может, все мои опасения напрасны и надо мной просто подшучивают?»

Опершись на локоть, Занубия рассматривала своих спящих детей. Младшему нет и года, она еще не отняла его от груди, а старшему уже исполнилось двенадцать.

«Неужели моим детям грозит беда? – продолжала мучиться Занубия. – Огни в господском доме погашены. Бек отослал старосту и управляющего, не затеяв, как обычно, ночную попойку. Мыслимое ли дело, чтобы бек, вместо того чтобы кого-нибудь унижать и мучить, мирно почивал! О аллах, спаси нас! Охрани моих детей! Ведь я никогда не шла против твоей воли».

Любовно оглядев своих детей, Занубия снова задумалась о Софие.

Подчинится ли та беку, если ее сыну будет грозить гибель? А может, он просто хочет унизить ее? С него станется отдать Софию одному из управляющих восточных деревень, превратив ее тем самым в посмешище и притчу во языцех. Вернет ли тогда бек бедной женщине ее ребенка? Или безжалостно прикончит его? Ведь у него нет совести, а сердце его не знает жалости. Убийство для него – привычное дело. Рашад-бек лишил жизни не одного ребенка. И не одного взрослого. И София – не первая жертва среди женщин. А шейх Абдеррахман – подлый трус.

Занубия вышла во двор, обуреваемая беспокойными мыслями. Как будто понимая ее состояние, пес стал преданно тереться о ноги хозяйки. У ворот промычала корова, и снова все стихло. Но даже тишина не могла успокоить Занубию, потерявшую голову от слов шейха. Женщина даже не замечала, что разговаривает сама с собою вслух.

– Может, шейх просто болтал со скуки? Да вряд ли. Обычно он подсмеивается над Ум-Омар, но не надо мной. Бедная Ум-Омар! Она всегда так сердится на него. Ей уже пятьдесят, но она все такая же добрая. Никому от нее нет отказа. Она лечит всех в деревне, даже цыганам не отказывает. Они пользуются ее примочками и зовут на роды. Но шейх невзлюбил Ум-Омар и называет ее старой коровой. Но что со мной, аллах? А если бы мой сын и в самом деле пропал или умер? Случись такое, я убью самого Рашад-бека.

Она сжала за поясом ручку ножа, служащего для резки лука. В это время раздался призыв шейха к молитве.

– Клянусь аллахом, я сделаю это! Шейх, может, лжет, а может, и нет. Но ведь факт, что он уговаривает Софию пойти к беку, а меня склонял к сводничеству во время приборки господского дома перед приемом. А не лучше ли Софие согласиться? Иначе ей, да и мне несдобровать. Достаточно вспомнить Наджму, которая до сих пор так и не знает, кто убийца ее сына. Она считает, что это – дело рук одного бедуинского шейха, который уже умер. С тех пор Наджма ходит на его могилу и попирает ее ногами, посылая проклятия душе покойника. А где могила собственного сына, ей так и не известно. Сколько горя принесла та война бедуинов! А зло распространяется как огонь. Не схожу ли я с ума? Но я не могу представить себя на месте Наджмы или Аюш, у которой убили мужа. Чего бы мне это ни стоило, я никому не позволю поднять руку на моих детей. За них даже на преступление пойду: не остановлюсь перед убийством бека. Меня не удержит никакая сила, если что-то случится с моими детьми. Бек думает, что он всех может купить. Но пусть не надеется. Я, не колеблясь, убью его за сына. Что касается старосты – собаки Рашад-бека, – то к нему у меня особый счет. Впрочем, почему я так разволновалась? Может, шейх имел в виду что-то другое и опасность угрожает лишь Софие? Я должна обязательно предупредить ее.

Завершив молитву, шейх вернулся к дому Занубии. У стен он увидел Хасуна, который спал сидя. Пастух прогнал мимо них стадо овец. На их шеях позванивали колокольчики, оповещая о начале нового дня. Со стороны курятника неожиданно послышался шум. Но собака быстро прогнала забравшуюся туда лису. Схватка рыжей хищницы с собакой разбудила Хасуна. Он долго удивленно смотрел вслед удирающей лисе, которая так и не выпустила из своих зубов курицу.

– Из-за этого начинаются все драки, – задумчиво сказал Хасун. – Бедная лисица! Голод пригнал ее сюда за пищей. Но куры нужны и нам. Выходит, лиса – наш враг.

Он взглянул на шейха Абдеррахмана, который бормотал что-то, похожее на молитву. На самом же деле шейх, злорадствуя над потерей хозяйки, шептал:

– Если бы она не забыла про святое пожертвование, то аллах, несомненно, оградил бы ее от всех несчастий.

Хасун, как будто читая мысли шейха, спросил его:

– Своими молитвами ты можешь сберечь кур от лисиц, а способен ли ты спасти баранов от волков, а Рашад-бека – от его врагов?

Шейх завопил как резаный:

– Оставь в покое господина бека! Иначе нам всем несдобровать!

– Да, его превосходительство силен перед нами, но перед другими он слаб, – ответил Хасун.

– Перед кем это он слаб? – спросила Занубия.

– Он слаб на станции, – ответил Хасун. – Я однажды видел, как он открывал дверь перед французским офицером и просил пройти его первым. А тот офицер даже не соизволил посмотреть на нашего бека. А как он рассыпается перед советником! Жалкий Рашад-бек! Он как эта лисица. Она сильна в курятнике, а перед собакой поджала хвост. Да все равно, Занубия, наступит конец света и придут дьяволы. Ты знаешь, что на станции уже поселилась одна дьяволица? Вчера она руками надсмотрщиков и управляющих исполосовала спины всех грузчиков.

Занубия недоверчиво хмыкнула, но, опять вспомнив странный вопрос шейха, повернулась к нему:

– Что ты плел насчет убийства моего сына?

– Клянусь аллахом, я не имел в виду тебя. Я говорил о бедуинах, которые потеряли своих сыновей… – стал успокаивать Занубию шейх.

Хасун перебил его:

– Успокойся, Занубия. Завтра утром бек уедет на станцию. Эта дьяволица заберет его с собой. Правда, дьяволы передвигаются лишь ночью. Но для них ничего не стоит превратить день в ночь. Не так ли, шейх?

– Люди недаром говорят, что устами юродивых глаголет истина. Вот Хасун – сумасшедший, а рассуждает так, будто ему открыты все тайны мира, – сказал шейх и принялся читать суры из Корана.

Занубия испугалась еще больше. Хасун продолжал:

– Успокойся, Занубия. Никто не сможет убить твоих сыновей. Даже Рашад-бек не желает тебе зла. Давай лучше чай пить. Но если дьяволы все же принесут нам беду, то за ними будет стоять Рашад-бек.

– Тебе, Занубия, ничего не грозит со стороны бека, – поддержал Хасуна шейх. – Но бедная София! А я не могу предотвратить несчастье, иначе гнев бека падет на мою голову. Что мне делать, Занубия?

Но дрожащей от страха Занубие было не до его проблем.

– Какое нам дело до Софии? – спросила она шейха. – Ты же знаешь, что Рашад-бек может быть почище дьявола. Если он чего-то захочет, то его не остановишь.

– Ну что он в ней нашел? Неужели ему не хватает женщин в Бейруте, Алеппо и на всех станциях? Зачем он мучает бедную Софию? Я не могу заснуть, все думаю, что же он затеет еще, – захныкал шейх.

– Я, шейх, все вспоминаю Аббаса, – сказал Хасун. – Он всегда поил меня молоком. Я часто ходил с ним на пастбище. Ради аллаха, скажи, шейх, где он сейчас, в раю или в аду? И куда попадет наш бек после смерти?

– Только аллах ведает об этом, – ответил шейх. – Никто не знает, где будет его душа. Каждый получит по заслугам. Будем уповать на милость аллаха.

– Аллах не только милует, но и карает. Какое же возмездие ждет тех, кто разжег войну между бедуинами и погубил столько людей? И в чем грех Наджмы, у которой убили сына? Солнце – свидетель тому, что делают люди. Скажи мне, шейх, ты когда-нибудь был против воли аллаха? – спросил Хасун.

– Мы – служители аллаха – никогда не идем против его воли, – ответил шейх.

– А как ты думаешь, шейх, у кого больше прав на рай – у бедного или богатого? – опять спросил Хасун.

– В рай попадут лишь те, кто не приносит вреда другим и не забывает о пожертвованиях, а все остальные – в ад. Так написано в книгах, и таков завет пророка Мухаммеда, – ответил шейх.

– В таком случае может ли кто-либо из бедуинов попасть в рай? Они ведь крадут пшеницу и ячмень, а в гневе богохульствуют и ругают ангелов и пророков. Значит, на их головы падет наказание. Они не молятся и не соблюдают пост. Поэтому они не могут попасть в рай. Ты, шейх, сам говорил об этом. А вот Рашад-беку и ему подобным, по-твоему, прямая дорога в рай. Еще бы, ведь они делают щедрые пожертвования и наделяют подарками шейхов. Ты в этом году получил пиджак и барана, а, шейх Абдеррахман? Бек не шлет тебе барашка, лишь когда ты чем-то не угодишь ему.

Уязвленный словами Хасуна, шейх заворчал:

– Эй, Хасун, отстань от меня! У меня и без тебя забот хватает. Не выдирай волосы из моей бороды. За что ты нападаешь на меня? Клянусь аллахом, если я рассержусь, то вырву твой язык и отстегаю кнутом. Скажи ему, Занубия, чтобы он отстал от меня, а то худо ему будет.

– Будь благоразумнее, шейх, – заступилась за сумасшедшего Занубия. – Не злись на Хасуна. Он и сам не знает, что болтает. Не принимай его слова всерьез. – И, повернувшись к Хасуну, она стала увещевать его: – А ты, Хасун, не трогай шейха. Он – наш друг и делит с нами трапезу. Не желай ему зла. Помиритесь! – Занубия перевела разговор на Рашад-бека. – Кто знает, куда поедет сегодня бек? – спросила она и сама же ответила: – Только аллах об этом ведает. И только он знает, что творится за стенами этого дворца.

Хасун встал и пошел прочь. А Занубия и шейх продолжали пить чай и обсуждать Рашад-бека.

Эту ночь Рашад-бек провел в своем дворце в одиночестве. Сторож примостился у ворот, а шофер расположился на первом этаже. Управляющий Джасим, встретив утром шейха, стал рассказывать ему, что бек перед сном потолковал с ним об урожае и ожидаемой прибыли.

– Я сказал беку, что продажа одной винтовки дает ему доходов больше, чем труд одного крестьянина за целый год. Бек засмеялся и посетовал: «Жаль, что мы не воспользовались крушением поезда в Ум-Ражим. Надо было собрать винтовки и продать их бедуинам. Но ничего, у нас все впереди». Задумавшись, бек произнес: «Всему свой час: продавать винтовки и торговать зерном». Знал бы ты, шейх, сколько золотых монет я пересчитал для бека. Он очень любит золото, называя его душой жизни. «В этом мире всему есть цена, – любит повторять бек. – Крестьянин стоит столько, сколько у него голой скота, женщина ценится своей красотой. Крестьянкам же цена, как их бусам, – пол-лиры». А меня бек оценил в двадцать золотых монет, потому что я владелец винтовки с зарядами. Мне было так приятно! Значит, по его меркам, я один стою не меньше двадцати пастухов и пяти крестьян. А иногда бек говорит, что стою целого подразделения кавалеристов. Тогда я чувствую, как во мне просыпаются силы, способные разрушить всю деревню вместе с ее жителями.

– Лишь сила дает право на милость, – сказал шейх.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Джасим.

– Сила повелевает людьми, – ответил шейх. – Но мягкостью можно добиться от людей еще большего.

– Я делаю то, что мне прикажут, – вздохнул управляющий. – Сегодня я проводил его на станцию Ум-Ражим. В поезд он сел вместе с мадам. Но куда они поехали, я не знаю. На станции господин бек встретился с Сабри-беком. Оба были довольны и в разговоре упоминали советника и директора нефтяной компании Джона…

Шейх прервал его:

– Скажи сторожу, чтобы приготовили нам чай, а то в горле пересохло.

– Мы сильно устали в дороге, – продолжал Джасим. – Староста сразу улегся в палатке.

Шейх засмеялся:

– Бедный староста! Он убежал от своих жен, чтобы хоть немного отдохнуть. Они ему совсем не дают спать. Да еще вчера мы с ним просидели у Занубии до петухов.

– Староста – большой хитрец, – сказал Джасим. – Когда мы продали винтовки, он стал выпрашивать у господина бека деньги. Хозяин тогда сказал ему: «Ах ты, подлая душа!» Но его можно понять: иногда староста вынужден выкладывать больше, чем он загребает. Однажды ему пришлось отдать двести золотых монет, чтобы не чистить отхожее место бека. О наш повелитель – аллах! – Джасим глубоко зевнул и потянулся. – Пойдем-ка, шейх, поспим часок. Правда, ты дрых от восхода и до полудня. А мне надо отдохнуть. Во второй половине дня я должен проследить за отправкой зерна.

Шейх отправился призывать к дневной молитве, не забыв допить свой чай.

Солнце в зените нещадно палило. Крестьяне на своих лошадях и мулах перевозили урожай с поля на тока. На одной из арб сидели Абу-Юмар и Юсеф.

– Я сплю на ходу, – сказал Абу-Омар.

– Не спи, как бы беды не было, – предостерег его Юсеф.

– У меня ноют все кости, – пожаловался Абу-Омар. – Ведь мы таскаем эти мешки от самой зари. Когда я был молод, как ты, мне все было нипочем. Мое тело было как из железа. А сейчас возраст уже дает знать о себе. Ведь я ровесник отца Рашад-бека. Он тоже был очень жесток и не щадил ни мужчин, ни женщин. Верхом на коне старый бек всегда объезжал поля вместе со своими управляющими. А те собаки были еще почище Джасима. Однажды я также перевозил зерно и вслух клял свою тяжелую жизнь. Бек, услышав это, так рассвирепел, что приказал мне впрячься в груженую арбу вместо мула. Я тащил ее на глазах у всего народа, а управляющий подгонял кнутом.

– Да будут прокляты все управляющие и надсмотрщики! – в сердцах воскликнул Юсеф.

Арба остановилась на току. Юсеф принялся ее разгружать, а Абу-Омар отошел в сторону, дабы совершить дневную молитву. Воды у них оставалось совсем мало, поэтому Юсеф предупредил его:

– Не трогай воду, а то жажда погубит нас. В таких случаях совершать омовение можно и песком. Наш шейх подтверждает это. Ох уж этот трусливый шейх!

После молитвы Абу-Омар и Юсеф сели подкрепиться хлебом, луком и айраном, который принес им Халиль. Не дав себе и минуты отдыха после еды, они снова принялись за работу. Им предстояло управиться до ночи, чтобы бедуины не украли зерно.

Рядом с ними женщины собирали пшеничные колосья. Надсмотрщик Хамад появлялся то там, то тут, стараясь во все сунуть нос. На плече у него висел обрез. Время от времени он останавливался около какой-нибудь крестьянки и пытался заигрывать с ней. «У его превосходительства есть новые винтовки, – размышлял надсмотрщик. – Вот было бы хорошо, если бы он дал мне одну из них. А еще лучше, если он поставит меня на место Джасима. Я продал всю партию винтовок бедуинам и не взял за это ни одного филса. А ведь моей семье нужно купить новую одежду. Можно украсть винтовку в полицейском участке в Тамме, и это выгодней, чем своровать двадцать баранов. Шейх Абдеррахман говорит, что перед аллахом придется отвечать за все, а всевышнему не важно, яйцо ли ты стащил или верблюда. Грех и то, и другое. И кара одна. Помышлять о воровстве – совершать его. Нет силы и могущества, кроме как у аллаха! Но что тебе остается, Хамад? Ведь ты не можешь прожить на те крохи, что получаешь от бека. А ведь у тебя десятеро детей, и все просят есть. Любимое занятие нашего бека – похищение девушек. На втором месте – разжигание свары между бедуинами, что дает возможность нажиться на продаже оружия. Но в жатву бек опасается трогать бедуинов. В это время он разжигает конфликты в городе. Я уже давно не ездил вместе с беком. И все из-за козней Джасима: он подговаривает хозяина, чтобы тот не брал меня. Стремится сам все урвать. Известно, что он ворует винтовки в полицейских участках. В Тамме участок обчищали уже дважды. Мне говорил об этом офицер».