Текст книги "Падение Ханабада. Гу-га. Литературные сюжеты."
Автор книги: Морис Симашко
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 25 страниц)
М. Симашко
ПАДЕНИЕ ХАНАБАДА
ГУ-ГА
ЛИТЕРАТУРНЫЕ СЮЖЕТЫ
Художник Г. И. Горелов
ПАДЕНИЕ ХАНАБАДА
Люблю Отчизну я, но странною любовью…
М. Ю. Лермонтов
Публицистический роман
Пролог– Наш самолет прибывает в солнечный Ханабад. Просьба к пассажирам пристегнуть привязные ремни и выпрямить спинки кресел. Температура воздуха в аэропорту…
Сердце сжимается в некоем сладком предчувствии. И дело не в том, родился ты в Ханабаде или только прожил там какое-то количество времени. Ты пил его воду, ел хлеб, впитывал солнце, в каждую пору твоего организма проникла тончайшая, почти космическая пыль, из которой, собственно, и состоит Вселенная, а вместе с ней и Ханабад. И ты уже часть Ханабада, какие бы ни пытался строить иллюзии. Они будут лишь сродни знаменитым ханабадским миражам, когда среди раскаленной пустыни вдруг привидится колхоз с новой школой, Домом культуры с мраморными колоннами, детским садом с шелковыми одеяльцами, парком для гуляний колхозников, где вдоль аллеи расставлены картины ханабадских художников, славящие счастливый и радостный труд. И посередине бюст. Одним словом, тот самый ханабадский колхоз, о котором ты когда-то так образно писал в своей газете. Ах, «Ханабадская правда», времена непорочной молодости!..
Все здесь естественно, логично. Слепящее ханабадское солнце и миражи составляют нерасторжимое единство. Чем безвозвратнее прокаливает оно почву, лишая органической жизни и заставляя сверкать мириады кристаллов проступившей со дна древних морей соли, тем ярче и отчетливей миражи. Они – непреходящая здешняя особенность, и без этого не поймешь характер истинного ханабадца, его историю, философию, этику, эстетику и многое, многое другое. «Солнечный Ханабад» – это не просто подтверждение очевидной реалии. Само сочетание этих слов составляет некий пароль, по которому ханабадская критика безошибочно определяет художественное произведение в отличие от обычной деловой бумаги. Как «соловей и роза» или обязательная хрустящая корочка у хлеба, это верный признак ханабадского реализма. Следует сказать, что Закон Миража (назовем его так) присутствует не только в литературе или покорении природы, но и во всех других проявлениях мятежного ханабадского духа. Возьмем, к примеру, ханабадское право. Впрочем, это уже особая статья…
А самолет между тем ложится на крыло. Воспетое поколениями поэтов солнце делает полный круг по салону, высвечивая отклеившийся с потолка угол обшивки, мятые покрывала кресел, деловито летающих мух (говорят, ханабадские мухи летают с пересадкой даже до Таймыра). Машина подрагивает, звякают где-то стаканы, падает из сетки над головой палка московской копченой колбасы.
– Канал! – говорит кто-то.
Два или три человека приникают к окнам, и всем ясно, что это не истинные ханабадцы. Они между тем ищут среди песчаных волн четкую ровную линию – ту самую, которую, по словам поэта, планировалось увидеть с Марса. Но там, внизу, лишь расползаются бурые, подернутые по краям изумрудной зеленью пятна. Кое-где они и вправду соединены едва намеченными черточками. Я бросаю туда лишь мимолетный взгляд. Все это было для меня вполне очевидно тридцать лет назад. Почему же я тогда не кричал, не негодовал, не писал, наконец? Больше того, все делал наоборот. Ах!..
Нет, для того, чтобы понять это, нужно начать с самого начала. И без исторического очерка здесь не обойдешься. Что же это такое – Ханабад? Тогда, тридцать лет назад, я написал впервые об этом явлении, так что время от времени буду ссылаться на ту свою давнюю повесть, привлекая из нее необходимые объяснения. Итак…
«Было это или не было. А если и было, то так давно, что все равно кажется сказкой. Говорят, правда, что где-то есть подлинный Ханабад со своей старой крепостью, речкой, сельсоветом и многим другим, о чем упоминается здесь. Но разве мало на свете селений со старой крепостью, речкой и сельсоветом? Возможны даже совпадения в именах, но тут уж ничего не поделаешь: слишком много людей носят зачастую одно имя и даже фамилию. Так что заранее извинимся перед гражданами настоящего, Ханабада. Они ничего общего не имеют с теми ханабадцами, о которых мы пишем.
Только оговорив все это, приступим к правдивому рассказу о событиях, которые развернулись в Ханабаде много веков назад. В многочисленных легендах, освещающих этот период ханабадской истории, явственно видны попытки объяснить происшедшее политическими мотивами. Во всяком случае, на эти легенды ссылается ряд крупных ученых-историков. Само собой разумеется, угол зрения ученого зависит от того, на легенду какой ориентации – правобережной или левобережной – опирается он в своих исследованиях. Если правобережной, то строго научный анализ собранных материалов неминуемо приводит к выводу, что Мамед-хан, один из самых передовых исторических деятелей Ханабада, стремился к централизации власти, а это в период феодальной раздробленности является, как известно, глубоко прогрессивным явлением. А жестокий Назар-бек, который стоял на его пути к объединению Ханабада, предстает фигурой безусловно отрицательной. Разнообразные исторические исследования подтверждают в этом случае мудрость и дальновидность великого Мамед-хана, его гуманизм, любовь к простому народу и т. п.
Если же исследователь придерживается левобережной ориентации, то историческая картина резко меняется. Прогрессивным деятелем выступает как раз великий Назар-бек, а мелкий политический авантюрист и интриган Мамед-хан лишь мешает объединению Ханабада. Все это подтверждается неоспоримыми историческими документами[1]1
Насколько далеко продвинулось исследование Этого вопроса, свидетельствуют еще довоенные научные труды, многочисленные газетные и журнальные статьи. Нам не раз приходилось читать, что Мамед-хан, намного опередив философские взгляды своего времени, прямо указывал на то, что «все течет, все изменяется»:
Сегодня – весел и доволен, Мамед-хан сказал;
А завтра – грустен и печален, он сказал…
(Записано 27 января 1953 года в селе Ханабад I со слов девяностосемилетнего колхозника Мамеда Ханова. Научные труды института языка, литературы, истории, этнографии и археологии Академии наук, том 32: «Философские течения в Ханабаде в первой четверти IX века»).
Что же касается Назар-бека, то уже в то далекое историческое время он предвидел гибель общества, основанного на эксплуатации, и с нетерпением ждал этого:
И мудрый Назар-бек сказал, что будет,
Луна как солнце, он сказал, что будет…
(Записано 28 января 1953 года в селе Ханабад II со слов сточетырехлетнего колхозника Назара Бекова. Научные труды института, литературы, истории, этнографии и археологии Академии наук, том 33: «Общественно-политическая мысль Ханабада во второй половине XI века»).
[Закрыть].
Ученые, таким образом, расходятся не только во взглядах на историческую роль Мамед-хана и Назар-бека, но и по-разному определяют время, когда произошли события, так глубоко отразившиеся на всей истории Ханабада.
Тех, кого интересуют эти серьезные проблемы, нам остается отослать к признанным авторитетам в области ханабадоведения. В нашу задачу входит лишь точное изложение фактов. А они свидетельствуют, что на самом деле все началось с того, что мудрый и всемогущий, великий и непобедимый Мамед-хан[2]2
По отношению к историческим личностям мы пользуемся исключительно теми эпитетами, которые употребляли средневековые ханабадские поэты и мыслители.
[Закрыть] поехал на базар…
Удивляться тут нечему. И сейчас базар занимает не последнее место в жизни ханабадца. А в те далекие мрачные времена где еще можно было настоящему хана-бадцу показать себя людям!..
Показать Мамед-хану было что! Туфли на этот раз он надел еще более модные, чем носят сейчас. Носки их были значительно острее и красиво загибались кверху. Штаны у Мамед-хана были узкие[3]3
Штаны представляют особую гордость ханабадцев. Дело в том, что, по данным исторической науки, именно Ханабад является родиной штанов. И это неоспоримо, как и то, что в бескрайних ханабадских степях и пустынях человек впервые приручил лошадь (см. миф о кентаврах). Штаны для кавалериста, как известно, являются первой необходимостью.
В остальной мир штаны из Ханабада проникли благодаря завоевательным походам Александра Македонского. И кто знает, не соберись вовремя этот великий полководец в поход на Ханабад, как бы выглядели сейчас европейские модники…
Следует также отметить постоянство и хороший вкус ханабадцев. Сколько раз за эти два с половиной тысячелетия менялась в мире мода на штаны. Еще совсем недавно, например, ширина их доходила до сорока четырех сантиметров. Но со времен Александра Македонского ханабадцы были верны ультрасовременной моде и носили только узкие брюки… Кстати, и женщины в Ханабаде испокон веков носят брюки, в то время как в других местах это только начинает входить в моду.
[Закрыть]. А халат!.. Почти два пуда чистейшего серебра пошло на его отделку, и он весь был расшит от пят до воротника самыми что ни на есть абстрактнейшими узорами![4]4
Мы бы посоветовали ханабадским искусствоведам заняться этим вопросом.
[Закрыть]
День был жарким, дорога – пыльной, но в душе Мамед-хана цвели розы. Он уже видел себя на праздничном базаре, слышал почтительный шепот торговцев шелком, кожами, халвой, персиками. Чутким ухом ловил он восторженные восклицания из поэтического ряда, но как всякий авторитетный ханабадец, ни на кого не смотрел. Гордо и прямо проезжал он к чайхане, едва заметно кивал чайханщику и проходил на забронированное место. Там, на почетном, «ханском» помосте уже сидели те, кто… Впрочем, знаменитый ханабадский базар с его чайханой так всесторонне освещен мировой литературой, что нам просто нечего прибавить. Проследим лишь за направлением мыслей Мамед-хана… В прохладной полутьме чайханы он видел уже взгляд достойного Назар-бека. Что может быть приятней, чем мягко прижатые к сердцу руки, теплая дружеская улыбка и яростная, всепожирающая ненависть в глазах соседа. Это поймет только настоящий ханабадец!..
Очнувшись от своих дум, мудрый и всемогущий, великий и непобедимый Мамед-хан увидел перед собой узкие базарные ворота. Мы забыли сказать, что ханабадский базар размещался там же, где и теперь – за высокими стенами полуразрушенной крепости, построенной когда-то тем самым Александром Македонским, который перенял у ханабадцев моду на штаны. И крепостные ворота между двумя массивными каменными башнями были такими же узкими, как и сейчас.
О, если бы ворота были шире!.. Все, что случилось, лишний раз доказывает существующую в мире таинственную взаимосвязь людей и событий. Построй Александр Македонский эти ворота на локоть шире, не произошло бы роковой встречи Мамед-хана с Назар-беком. А не будь этой встречи, о чем бы тогда мы писали? Но Алекандр Македонский не сделал этого, и нам придется продолжать…
Все дело в том, что в тот же день и час к этим воротам подъезжал с другой стороны мудрый и всемогущий, великий и непобедимый Назар-бек. Он тоже пошил себе новый халат, и серебряные узоры на нем были лишены всякого реалистического содержания. Ничего и говорить, что штаны у Назар-бека были узкие, а носки туфель – еще острее, чем у Мамед-хана.
И вот они увидели друг друга!.. Даже лошади их, почувствовав историческую значимость минуты, словно окаменели. Это были чистокровные ханабадские скакуны!..
Сколько стояли так друг против друга Мамед-хан с Назар-беком, никто не может точно определить. о вот руки их потянулись к сердцу, лица свела приветливая улыбка, в глазах засветились влажные огоньки. Они с достоинством обменялись ханабадскими приветствиями. И все же собравшийся вокруг народ не расходился. Люди ждали чего-то…
Вперед, как установлено в Ханабаде, должен был проехать мудрый и всемогущий, великий и непобедимый. Но ведь оба они были всемогущими, великими, непобедимыми, и вне всякого сомнения, мудрыми. Ничего нет удивительного, что каждый из них двинулся к воротам. Ближе…ближе… Исторический момент наступил, когда два великих ханабадца застряли, стиснутые каменными воротами…
Как уж получилось, что рука Мамед-хана потянулась к усам Назар-бека, а рука Назар-бека – к бороде Мамед-хана, сейчас трудно установить. Дальше события, как и следует им на крутых поворотах истории, стали разворачиваться с неудержимой стремительностью. Миг, и оба ханабадца оказались на земле. Теплая, жирная, пахучая базарная пыль заволокла исторические горизонты… И пусть какую угодно политико-экономическую базу подводят ученые под старинную вражду левобережных хана-бадцев с правобережными, истоки ее берут начало в этой пыли…
А теперь пришло время ближе познакомиться с прославленным Ханабадом. Мы уже знаем, что еще Александр Македонский застал там более высокую и древнюю культуру, чем в оставленной им Элладе. Завоевав после долгой и упорной осады Ханабад, он построил там свою крепость, оставил в ней гарнизон и пошел дальше. Каково же было удивление Александра Македонского, когда на обратном пути он увидел, что его солдаты стали самыми настоящими ханабадцами. Все они уже носили узкие штаны и по-ханабадски цветистые абстрактные рубашки; язык, на котором они говорили, уже не был тем чистым классическим языком, которому их учили в школе. Но, самое главное, они переняли традиционные ханабадские нравы. Мы уже познакомились с ними на примере Мамед-хана с Назар-беком…
Далее история Ханабада развивается все по той же простейшей схеме. Ни один великий завоеватель Юга, Севера, Запада и Востока не миновал Ханабада. Такое уж у него удобное месторасположение: посередине Земли. Завоеватели приходили, проламывали крепостные стены, ремонтировали их, оставляли своих солдат и шли дальше. А солдаты вместо родных напитков начинали пить зеленый чай и через каких-нибудь полвека ничем не отличались от подлинных ханабадцев. Самые различные мысли появляются в связи с этим: о силе ханабадского духа, о путях неисповедимых, но, конечно, прежде всего – о производительных силах и производственных отношениях. Впрочем, сами ханабадцы причиной этого удивительного явления считают зеленый чай[5]5
«Если чай не пить, откуда сила возьмется!» – ханабадская крылатая фраза.
[Закрыть].
Откуда произошло название «Ханабад»? Историки в ответ лишь пожимают плечами. Ниоткуда! Ханабад был всегда. И действительно, о нем подробно рассказывается уже в известной наскальной надписи Дария I Гисгаспа, который сам был почти легендарным царем. Не будем, однако, углубляться в такие дебри. Скажем только, что совсем недавно рядом с Ханабадом учеными найдена стоянка самого первобытного человека на Земле.
Так что историки правы. Ханабад воспринимается уже не как историко-географический термин, а скорей, как некое философское понятие. И не стоит удивляться в связи с этим, что из века в век чуть ли не каждый второй его житель прибавляет к своему имени слово «хан». «Ханский» – самая высокая похвала в Ханабаде. Так есть «ханский» рис, «ханская» посуда, «ханский» урюк и т. д. Само собой разумеется, что развалины старинной крепости на холме носят имя Хан-тепе, а речка, которая протекает через Ханабад, называется Хандарьей…
Но вернемся к трагическому событию, которое навеки разделило Ханабад… Вернувшись с базара, мудрый и всемогущий, великий и непобедимый Мамед-хан тут же приказал поджечь мост, который соединял правобережную часть Ханабада с левобережной. Когда слуги с охапками сухой верблюжьей колючки подошли к мосту, то увидели на той стороне уже приготовленные связки саксаула. Мудрый и всемогущий, великий и непобедимый Назар-бек тоже решил проучить подлого Мамед-хана. Мост, построенный все тем же Александром Македонским, запылал с обоих концов.
Ханабадцы с интересом смотрели на горящий мост. Они им мало пользовались. Когда нужно было перейти Хандарью, молодые с разбегу перепрыгивали на другой берег, а те, кто постарше, переходили по камушкам. Мост здесь был ни к чему. Просто увлечение монументальностью у Александра Македонского взяло верх над экономической целесообразностью. В ханабадской истории бывали такие отдельные примеры.
Но мост был только началом. Когда пришла ночь, люди Мамед-хана тихо перешли на другой берег… Женский вопль в ночи, треск сухого горящего дерева, растоптанный копытами ребенок. Нет, это не для шуточной повести!..
Вряд ли правобережные ханабадцы наделали бы столько бед, если бы левобережные сидели в эту ночь дома. Но их не было. Все они по приказу Назар-бека находились на другом берегу. И там кричали женщины, плакали дети, горели дома. Когда затронута честь ханабадца, без этого не обойтись!..
С тех пор и начали в Ханабаде строить вокруг домов высокие толстые стены без окон. Основным занятием жителей стало восстановление этих стен. Так и жили они век за веком. Давно уже забылись причины ссоры. Но если правнука тех, исторических, ханабадцев спрашивали о соседях, он презрительно кривил губы:
– Разве это ханабадцы там, на том берегу?! Так, проходимцы…
И даже когда наступили новые времена и не нужно уже было строить стены вокруг жилищ, здесь было организовано два сельсовета: «Ханабад-I» и «Ханабад-II».
По их решению вскоре был восстановлен сожженный в незапамятные времена мост, благо быки его были каменные и строились до нашей эры. Были проведены совместные работы по орошению, сделано сообща еще много хорошего. Но что греха таить: когда встречались на новом мосту левобережный ханабадец с правобережным, то частенько делали вид, что не видят друг друга…»
Грохот и толчок от выброшенного шасси возвращает к сегодняшней реальности. Все происходит обычным порядком. Самолет садится, подается трап, пассажиров ведут в аэровокзал. Знакомые звуки, движения мысли и чувств. Я… дома, то есть в Ханабаде, где не живу уже четверть века, но куда тянет меня необъяснимо и куда прилетаю чуть ли не каждый год.
Пока привозят вещи, обдумываю такое странное состояние собственной души. Да, конечно, Ханабад не просто географическое понятие. Он куда шире, объемней во всех отношениях, и влияние его на нашу жизнь бесспорно. Не обязательно быть прописанным в Ханабаде. Можно родиться и жить на том же Таймыре или в Клинцах, никогда не видеть этих холмистых песков и быть образцовым ханабадцем. Возможно, что мухи как раз разносят этот слабо изученный до сих пор вирус вместе с бурным развитием транспорта. Впрочем, радио, телевидение, литература – откуда в них было взяться этому вирусу?
Дело здесь в другом. Централизация всегда была основополагающим фактором ханабадского государственного мышления даже в те времена, когда от Ханабада до другой ближайшей цивилизации можно было добираться и год, и два, и даже дольше. Что же тогда удивляться нашему времени, когда стоит в Ханабаде снять телефонную трубку, и в одно мгновение всю его ойкумену пронизывает одна и та же мысль. Разумеется, речь идет не о всяком телефоне. Для этого используется «ВЧ», даже спутниковая связь. Словом, любой ханабадец поймет, о чем идет речь.
Из вышесказанного становится ясно, что автор и не пытается сузить Ханабад до какой-то территориальной или этнической общности. Прописка – это великое достижение ханабадской государственности – не имеет в данном случае значения. Чтобы не было никаких кривотолков, он прямо говорит, что производит свое исследование не на пустом месте. Ханабадом интересовались многие историки, литераторы, социологи, этнографы, но есть один классический труд, досконально осветивший родословную хана-бадства. «Господа ташкентцы», подвергнутые в этом труде всестороннему исследованию, тоже ведь не имеют отношения к какому-то конкретному городу или региону. Они возникают везде, где появляется особый питательный бульон для ханабадства. Автор даже думал поначалу назвать свой роман «Товарищи ханабадцы». Действительно, кто они такие: ханабадцы? Разве не те же господа ташкентцы, наблюдаемые, так сказать, в своем историческом развитии?..
Однако, в отличие от названного классического труда, автор, рассматривая Ханабад как широкое общественное и политическое явление, вместе с тем всякий раз возвращается к конкретному Ханабаду, давшему такое множество идей для эпохи всеобщего ханабадства. И тут возникает вопрос: а что следует понимать под идеей в ханабадском смысле этого слова? Ответим сразу, что всякая идея тут всегда воспринималась диалектически, как способ жизни. Ханабадцы всегда были реалистами. Ведь что такое идея сама по себе? Дым, мечтание, нечто неосязаемое. И ханабадский способ жизни совершенно естественно, без всяких усилий, преобразует ее в свой образ и подобие. Идея как бы жива, все в ней на месте. Она вознесена на пьедестал, подсвечена с разных сторон, но это все тот же мираж. Для пояснения можно привести многочисленные примеры из ханабадской истории. Там, в частности, практиковался следующий метод. С живого человека снимали кожу, аккуратно выделывали ее, набивали соломой и ставили на видное место во дворце или на площади. Человек выглядел как живой еще много-много лет…
Таким образом, основное действие нашего полностью документированного повествования будет происходить в конкретном Ханабаде, лишь с необходимыми всякий раз экскурсами в область всеобщего ханабадства. Но и конкретный Ханабад достаточно обширен. Даже на политических картах он раскрашен разными красками, многие реки и горы разделяют его. Поэтому для удобства читателей мы условно обозначим его цифрами: Ханабад I, II, III и так далее, что приблизительно и соответствует сложившемуся ныне административно-территориальному делению.
Далее условимся о форме. И здесь автор пребывает в затруднении. С одной стороны его произведение – достоверная летопись, рассказывающая об очевидных фактах истории, с другой стороны, по объему и исторической значимости всего происходившего в Ханабаде, это роман. Но при всем том, по героическому наполнению, в чем читатель сам убедится, это в то же самое время поэма. Так что автор после длительных раздумий счел необходимым обратиться к истокам ханабадской литературной традиции. И здесь ему видится дестан. Да, именно этот проверенный историей жанр наиболее подходит для всего того, что сошлось вместе в нашем повествовании» Так что пусть не удивляется читатель, встречая в сугубо современных общественных и политических структурах эпитеты и метафоры времен легендарных ханабадских сатрапов, чье имя выбито на знаменитой Бехистунской скале. Форма в этом случае будет соответствовать содержанию, а это главное условие при обращении к методу ханабадского реализма.
Остается лишь напомнить не вполне компетентному читателю, как строится дестан. Все очень просто, как в любом классическом произведении. Дестан разбивается на главы в соответствии с имеющимся матерьялом. Каждая глава предполагает соответствующую тему (Любовь, Верность, Дружба и т. п.). Повествование ведется свободно, с обширными отступлениями, с привлечениями побочных литературных жанров: стихов, песен, мемуаров, публицистики. То есть автор делает все, что хочет. И тут вдруг обнаруживается, что это и есть самая современная форма построения романа. Новое в Ханабаде это всегда – забытое старое. Разве что в дестане все же обязательны знаки препинания.
И, наконец, последнее. Сейчас в Ханабаде торжествует гласность, так что не станем, как делали это прежде, рассказывать сказки, ходить вокруг да около. Будем приводить одни лишь факты, пусть и окрашенные дымкой воспоминаний, но никак не теряющие своей свежести. А факты – упрямая вещь, как любил говорить самый великий ханабадец всех времен и народов. Здесь уже не скажешь, что «свежо предание, а верится с трудом». Верится, и еще как!..