Текст книги "Фактор Z (сборник) (СИ)"

Автор книги: Милослав Князев

Соавторы: авторов Коллектив,Дмитрий Козлов,Ирина Соколова,Антон Текшин,Сергей Фомичев,Григорий Дондин,Максим Тихомиров,Максим Черепанов,Элона Демидова,Денис Лукашевич
сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 32 страниц)

Анна обиженно надулась, из комнаты вышла Рита при полном параде: косметика, блестящее платье, высокая прическа. Конечно, поход по магазинам – крайне ответственное дело.

– Мы едем? – осведомилась она, проигнорировав гостью.

– Само собой, – отозвался я с благодарностью. Разговоры о звёздах не доставляли.

– Зайду позже, – среагировала Анна и метнулась к выходу.

Я закрыл за ней дверь, выдав дежурную фразу «позвоню тебе», хотя набрал бы её номер разве что под прицелом. Рита усмехнулась, но промолчала. Спасибо ей за это.

Суматоха следующих дней напрочь отбила желание париться о чём-либо кроме работы. Пришлось отпахать около полутора суток с символическими перерывами на сон: половина коллектива слегла с гриппом. Гилмор бесился в клетке и поглядывал на меня с тоской, настаивая на прогулке. Томиться в заточении ему надоело. К вечеру я буквально валился с ног. Весна – пора любви, начало дачного сезона, а ещё у всех обостряется активность. Если бы не Рита, я уснул бы прямо в кабинете. Она таскала мне кофе и даже увела особо скандального посетителя. Долбанутый мужик в нелепых штанах на подтяжках настаивал, что правильно кормит своего кота – исключительно рыбой и мясом. Натуральное питание, ага. Его вовсе не переубедил тот факт, что к году у питомца развилась мочекаменная болезнь.

Выходные мы с Ритой провели вдвоём, за городом, на базе отдыха. Лес, пруд и полная релаксация – прощай, стресс. Возвращаясь, я заметил в нашем дворе Анну. Она стояла у дерева, в легкой ветровке, небрежно накинутой на плечи. Ветер трепал её волосы, длинные и какие-то безжизненные. Цвет лица был близок к серому, под глазами залегли глубокие тени. Взгляды по сторонам она кидала весьма хмурые, у меня аж мурашки по спине пробежали. Я повернулся к Рите и ткнул в бок, но когда мы оглянулись, Анны и след простыл. Или она мне почудилась? В любом случае, звонить я не стал. Вопрос «Не ты ли караулишь меня во дворе?» звучал бы, как минимум, глупо.

К сожалению, всё хорошее заканчивается, и выходные тоже. Мне выпала ночная смена с Ритой и Зоей. Они не ругались, показательно друг друга игнорировали и общались строго по работе. Часы тикали, вечерние посетители расходились, очередь редела. К двум часам ночи клиника опустела. Рита с чистой совестью удалилась спать в стационар, Зоя уселась за стол разгребать документы. Молодцы, что разошлись по разным углам. Не хочу выслушивать их перепалки.

Дел и без посетителей накопилось по горло, и я засел в кабинете. Едва успел скачать с электронного ящика результаты анализов, пришедшие из лаборатории. Компьютерная сеть снова глюкнула, интернет отвалился. И это ещё ерунда! Систему видеонаблюдения чинили уже неделю. Камеры работали, а запись не велась. Специалисты, называется.

Я отправил анализы на печать, чтобы вклеить в карту. Принтер зашуршал, бумага поползла наверх, распространяя запах тонера. Из холла донёсся грохот, будто на пол упало что-то небольшое, но увесистое. Зоя опять степлер уронила? Неохотно поднявшись с насиженного места, я шагнул к принтеру. Грохот повторился. На этот раз более мощный. Зоя опрокинула всё содержимое стола?

Я выскочил в холл. Догадки подтвердились: пол устилали бумаги и осколки светильника, в углу валялся монитор с треснутым экраном. Сама Зоя сидела неподвижно, завалившись на стол, и обнимала голову руками. Разглядеть её за полкой было сложно. Что у неё стряслось? Истерика? Жаль, у меня плохо получается успокаивать людей.

– Зойка, ты чего? – как можно спокойнее спросил я. Проблеск жалости в голосе, и придется наблюдать рыдания и размазывание соплей по лицу. Хватит, насмотрелся.

Она не ответила и не пошевелилась. Тяжело вздохнув, я обошёл стол. И тут же замер на месте. Голова Зои была повернута под неестественным углом, шея припухла, остекленевший взгляд уставился в никуда. Даже дураку было ясно: дело дрянь. Искать пульс не имело смысла. Что здесь произошло?! Надо срочно вызвать полицию. В холле пахло палёной пластмассой, под ногами блестели кусочки стекла. Кто бы это не сделал, он может быть поблизости. Я попятился к выходу, но вовремя притормозил. Чёрт, Рита!

Коридор показался бесконечно длинным. Сердце учащённо забилось, дверь стационара стала ближе. Последний поворот и… удар в челюсть, тупая боль, темнота.

Я не сразу сообразил, что сижу на полу в коридоре, привалившись к стене. Голова кружилась и гудела, к горлу подкатывала тошнота. Привет, сотрясение. Вожделенная дверь – в двух метрах, прямо по курсу – аптечная витрина. Около неё стояла босая Анна и расправляла юбку длинного белого сарафана.

– А ты знаешь, – мрачно улыбнулась она, – что мы видим свет звёзд, которых на самом деле уже нет?

– Это каждый знает, – с трудом выдавил я. Хотелось проверить, могу ли я вообще говорить. Отлично, могу. В остальном ситуация паршивая.

Анна испытующе посмотрела на меня и спросила:

– Тогда почему не каждый знает, что нехорошо сначала давать надежду, а потом её отбирать?

Понятно, она психопатка. Буйная к тому же. Транквилизатора бы сюда… и побольше. Как себя вести? В памяти всплывал только факультатив по зоопсихологии: «Для вызова агрессии внешние раздражители играют более важную роль, чем внутреннее состояние»…

Кажется, моё молчание Анну разозлило. Её глаза сверкнули, и я только сейчас заметил, как ярко покраснела радужка. Да и внешний вид девушки навевал страшные ассоциации. Выглядела она, мягко говоря, не очень. Губы, кожа, волосы – всё было тусклым и пугающе неживым. Надпись на руке чернела лишь одна, длинная, от плеча до локтя – «праздника не будет».

– Думаю, ты любил меня недостаточно сильно, – сказала Анна задумчиво.

– А при чём здесь Зоя?

– Мне не нравилось, как она на тебя смотрела. И степлером щёлкала громко. Раздражало.

Грандиозное усилие и мне удалось сдвинуться с места. На пару сантиметров – существенный прогресс. Но толку от этого? Обычной сценой ревности не пахло. Свернутая шея Зои наводила на скверные мысли. Судя по всему, она умерла быстро. А потому назревает логичный вопрос. Кто, чёрт возьми, Анна такая? Любвеобильная разновидность зомби?

– А ведь эта история могла закончиться хорошо, – плаксиво протянула она и села напротив меня. – Зачем ты всё испортил?

– Поясни, пожалуйста. – Я устал теряться в догадках. Происходящее напоминало дурной сон или красочные галлюцинации.

– Люди живы, когда о них помнят. А некоторые живы, пока о них думают. А если их любят… Но ты испортил, ты всё испортил!

Анна всхлипнула и вцепилась пальцами в моё плечо. С силой, которой у хрупкой девушки быть никак не может. Ощущения незабываемые: ногти, впивающиеся в кожу, жжение и хруст кости. В глазах помутилось, рубашка стала влажной и липкой. Рвущийся наружу мат я сдержал. Главное, не разбудить Риту. Есть шанс, что Анна свалит отсюда и не заметит её. Тётя вполне способна беспробудно спать до утра… Бог даст, так и будет…

– Почему ты меня не любишь? – захныкала Анна. – Ты вообще хоть кого-нибудь любишь?

За стеной заскрипели кресла. Послышались шаги. Затем – сердитое бормотание и скрежет двери. Нет-нет-нет, только не это.

Дверь стационара распахнулась, в проёме стояла заспанная Рита. Сонный взгляд быстро сменился напряжённым. Она сосредоточенно оценивала обстановку, а картина была та ещё. Анна одернула руку и покосилась на тётю отнюдь не дружелюбно. Ох… Это плохо, очень плохо. Набрав в лёгкие побольше воздуха, я стиснул зубы и выговорил:

– Запрись.

Рита мгновенно захлопнула дверь и лязгнула замком. Умница. Телефон у неё в кармане. Надеюсь, догадается забаррикадироваться теми же креслами и продержится до приезда полиции.

– Как мило, – ухмыльнулась Анна и пододвинулась ко мне ближе. Хотя ближе было уже некуда. Холодная ладонь скользнула по моему виску, погладила щеку, спустилась к шее. – Обычно я ненавижу, когда кричат…

Но тебе разрешаю. Пусть она послушает.

Пространство расплылось мутными кругами, дыхание сбилось. Меркнущую картинку осветила секундная вспышка. «Навсегда!» – протрещала молния злым голосом. И вспыхнула ещё раз, и ещё… и ещё. До боли в глазах. Мир начал вращаться и гаснуть. И тут снова лязгнул замок. Рита, ну зачем…

Дверь медленно приоткрылась, еле-еле. Раздался тихий вой и цоканье когтей. В коридор протиснулся Гилмор и отряхнулся. Поднял мохнатую морду, осмотрелся. И подбежал ко мне. Анна отшатнулась, вскочила на ноги. Пёс обнюхал меня и по-хозяйски улегся рядом.

– Ах ты, шавка неблагодарная! – выкрикнула она и капризно топнула. – Так нечестно!

Развернулась, бросилась к витрине. Взвизгнула и заколотила по ней кулаками. Стекло треснуло, вниз посыпались ампулы и коробки, вперемешку с осколками. Звон стих, до меня донеслись причитания: «нечестно, нечестно, нечестно». Круги в воздухе стали мутнее и вспыхивали чаще, звуки отдалились. Наверное, я на пару минут отключился. А разлепив веки, увидел тот же коридор и Риту, склонившуюся надо мной. Она накладывала на моё плечо тугую повязку, нервно поглядывая на часы. Я отмахнулся от неё, тётяпобагровела и строго велела:

– Сиди, не двигайся.

– Всё так плохо?

– Нет, артерия не задета.

Я попытался встать, Рита вздохнула и толкнула меня к стене. Пожалуй, слишком резко: боль напомнила о себе моментально. Изверг, право слово.

– Где она?

– Ушла. Полиция и «скорая» едут. Зое капец.

Последнее – не новость. Но почему ушла Анна? Вопросы переполняли, но я не успел ничего сказать. Рита ответила быстрее:

– Они появляются, если их не хотят отпускать. Живут благодаря чужой любви, когда о них забывают – чахнут. Забывают слова, теряют лицо, в прямом смысле… Мне рассказывал один мутный тип, давно, когда твои разбились… У меня нехило крышу сносило тогда. Предлагал вернуть их, сказал, есть способ. Обалдеть… Всё правдой оказалось! Блин, молодец я, что не поверила тогда и послала его. Он говорил – есть одно «но», возвращать надо хитро, так как они не в силах причинить вред тем, кого спасли, и их близким. Гилмор выбрал тебя хозяином, а раз мы живём вместе, то и меня тоже. Теперь мы трое связаны, и эта тварь круто обломалась.

Я силился погладить лежащего в ногах Гилмора, но не смог. Слабость накатывала волнами, картинка перед глазами плыла.

– Выходит, она…? – не сдержался я.

– Дохлая, ага.

– Хорошо.

– Хорошо?! – очумело переспросила тётя. – Что хорошо?

– Что у нас не дошло до секса…

– Дурак, – выпалила Рита. Смахнула выступившие слезы и уткнулась лбом мне в плечо. Спасибо, хоть в здоровое. – Какой ты всё-таки дурак, Мишаня. И вкуса на девушек у тебя нет, вот совсем.

Дико хотелось с ней согласиться. Увы, не получилось даже кивнуть. Нормально мы поговорили лишь на следующий день, в больнице. Травматолог удивился характеру перелома, зато прогнозы врачей были благоприятными. Происшествие в клинике посчитали нападением местных наркоманов, которые накануне умудрились ограбить аптеку. Наша раскуроченная витрина послужила чуть ли не стопроцентным доказательством. Неисправные камеры ситуацию не прояснили, и побег преступников связали с тем, что Рита вызвала полицию. Расследование смерти Зои зашло в тупик. Тётя настаивала, что заперлась в стационаре и ничего не видела, я по официальной версии сразу потерял сознание. Доказать обратное никто не смог, прицепиться было не к чему, но нервы нам мотали долго. В итоге Рита позвонила знакомому из Следственного Комитета, чью кошку однажды героически спасла, и нас оставили в покое. Радоваться счастливому спасению не давали мысли о Зое и чувство вины. Впрочем, я старательно его отгонял. Толку от самобичевания – ноль, а психоз мне ни к чему.

Гилмора мы, само собой, забрали. Несмотря на версию Риты, что Анна больше не представляет опасности, я настоял на переезде в другой город. Главврач отнёсся к нашему увольнению с пониманием и пожелал удачи. А она действительно была нам нужна.

Уже осенью, месяцы спустя, мне попалась в интернете фотография некого бизнесмена с подозрительно знакомыми чертами лица. Он оказался покойным владельцем строительной компании «Эридан». Я залез на его страничку в социальной сети и на одном из снимков узнал Анну. В подписи говорилось, что она – единственная дочь, скончавшаяся десять лет назад. Уверен, бизнесмен переживал её смерть гораздо тяжелее, чем многие думали. Примечательно, что сердечный приступ его срубил как раз в прошлом году…

Я убеждаю себя, что все обойдется. По идее, Гилмор должен протянуть лет двенадцать-пятнадцать. Если повезёт – дольше. Возможно, за это время Анна сгинет или окончательно свихнется. Найдет новую любовь или забудет о нас. Или просто не сможет разыскать. По крайней мере, я очень надеюсь. Почти что верю.

Мария Осинина

ПОСОХ КОРКУТА

День первый

Видавший виды ГАЗик рыбзавода бодро, точно сайгак, несся по степи, взбрыкивая на кочках.

– К обеду поспеем, не боись, молодежь, – водитель, немолодой уже казах в потертом войлочном борике, на каждом ухабе прикрикивал «ай шайтан», лупил баранку и поддавал газу.

– Машина – конь, сейчас таких не выпускают!

Пассажиры терли глаза и плевались соленым песком – ветер разбушевался со вчерашнего дня. От Аральска до Переправы путь не близкий, и надо же, из всех автомобилей, имевшихся в гараже рыбзавода, удалось нанять лишь шестьдесят девятый газон, одноименного года выпуска с обрезанной крышей и без тента.

– Это арвахи^[1] тревожатся – духи предков. Ой, не к добру вы на Мертвый остров едете, туда лет пять уже никто не ходит. Как последний раз шымкентовские металлоломщики пропали, так больше никому не охота. Говорят, узбеки привозили американцев, так они оттуда драпали, аж пятки сверкали.

– Афа,^[2] мы не за металлом. Мы кино снимать.

К обеду ветер начал стихать, песок прибило к земле, обнажая горизонт над неподвижной, будто налитой ртутью чашей моря.

Завизжали тормоза и ГАЗик встал, как стреноженный жеребец.

– Все, дальше я вам не попутчик. Уговор был до пристани, так что выгружай поклажу!

– Ну, вот мы почти дома! – Сашка вывалился из кабины, вскидывая на спину рюкзак и включая видеокамеру.

Под ногами захрустело – соленая корка и россыпи ракушек повсюду, куда хватало взгляда.

– Мама дорогая, а вода-то где? – Колька бесцеремонно мельтешил перед объективом, стаскивая одной рукой сумки в кучу, а другой – размахивая сигаретой.

– Можно подумать, ты много помнишь, – проворчал Витька, помогая Светке вылезти из газона, – тебе лет семь было, не больше, когда мы отсюда драпанули.

– Древнее зло проснулось, тревожит арвахов, – проворчал водитель, резко потерявший свой дорожный задор, а вместе с ним и румянец, – старики говорят, если ночь застала в степи и страшно, нужно разбить шатер на могиле предка, тот защитит от злых духов.

На мертвом острове нет могил, поэтому никто вас там не убережет от беды, послушайте дядю Коркута,^[3] он плохого не скажет.

Проводник махнул туристам рукой, завел свой тарантас и газанул назад.

– Эй, куда? – кинулся Сашка вслед, – вы обещали помочь надуть лодки!

Казах вернулся, вытащил из багажника компрессор и подключил к аккумулятору. Все время, пока туристы надували лодки, он молчал и обиженно сопел.

– Ребята, может, товарищ прав? Может, не надо, а? – Светка подкралась со спины и наблюдала за процессом.

– Можешь вернуться в город на этом такси, мы не обидимся, – сказал Колька и посмотрел на водителя. Тот сделал вид, что не услышал.

Через полчаса он ехал назад в город, а четверка путешественников дружно гребла веслами по направлению к острову.

Потом еще два километра шли пешком, обливаясь потом и перекидывая с плеча на плечо тяжеленные сумки.

И вот, наконец, сквозь послеполуденное марево осторожными мазками проступили вышка метеостанции, брошенный автокран, башня котельной, танки для хранения воды. Мертвый город расправлял плечи, наступая на солончак.

– Слушайте, я здесь первый раз, но ощущение дежа-вю такое яркое, будто я сама здесь родилась и выросла, – пожала плечами Светка.

– Это Колька здесь родился, а я вырос, – промолвил Сашка.

Это был город его детства, его город Снов. Целых двадцать лет он возвращался сюда по ночам и в мечтах. Родителей перевели на большую землю, когда Сашке исполнилось десять, а младшему брату Кольке – семь лет. Надо же, еще что-то помнит! Для брата это было веселое путешествие в новые края, а для Сашки – грусть и тоска. Он прощался с друзьями, с веселой, полной приключений жизнью, он прощался с детством. И только обрывки воспоминаний – дыхание соленого бриза, вкус отвара верблюжьей колючки, женщина с золотыми волосами, провожавшая его с пригорка, – были слабым утешением.

Заходили в город через северное КПП. Сквозь вспученный асфальт тянули к свету свои шапки перекати-поле, в кустах ржавел покореженный ЗИЛ, переломанные в «талии» фонарные столбы сгорбились над главной аллеей.

Сашка снимал все подряд, боясь упустить главное. Поездку на остров удалось организовать только благодаря редакции – там ухватились за легенды и тайны места, где когда-то существовал сверхсекретный центр по разработке и испытанию бактериологического оружия.

– Смотрите, смотрите, вон там, на третьем этаже, на балконе! – Светка стояла, задрав голову – наверху на бельевых веревках колыхалось покрывало. Старенькое, потертое, но не рваное!

– Мы здесь не одни, иначе как оно сохранилось?

– Может, ветром выдуло из квартиры, вон какой сквозняк – дом без окон, без дверей, – попытался пошутить Колька.

– Стойте тут, я схожу на разведку, все-таки мой дом. Я помню эту квартиру – там Степановы жили, – предложил Витька и сделал шаг к подъезду, но Сашка его затормозил:

– Лучше я, поснимаю заодно.

Он включил накамерник^[4] и шагнул внутрь. На удивление ступеньки хорошо сохранились. Чего не скажешь о стенах – их будто болгаркой резали. Причем, зигзаги шли в художественном порядке – парами параллельно плинтусу.

На мгновение Сашке показалось, что на втором этаже скрипнула дверь, но когда он поднялся, то понял, что ошибся – у квартир не было даже дверных коробок.

Внутри было душно, пахло плесенью. В комнатах царил беспорядок, на полу – разбросанная одежда, обувь, пожелтевшие журналы, книги. Сашка вышел на балкон:

– Все в порядке, можете подниматься!

Едва переступив порог квартиры, Колька заявил:

– Точно, ветром надуло, – и поддел носком ботинка бесхозное тряпье.

– А где Витька со Светкой?

– Пошли в другой подъезд, смотреть витькину хату.

– Пойдем и мы нашу квартиру проведаем.

Соседний дом ничем не отличался от предыдущего – с корнем вырванные оконные рамы, битое стекло и шифер под ногами, куски обрушившихся водостоков под окнами.

– Да, духи предков тут оторвались по полной программе, – ухмыльнулся подошедший Витька и обнял Светку за плечи.

– Или америкосы со взрыв-пакетами побаловались, – вставил Колька.

– Тише! – зашипела Светка, – слышите свист такой тоненький, будто живой?

Друзья замерли, вслушиваясь в шорохи пустых проулков.

– Это сурки-тарбаганы, они тут повсюду, обживаются. Потому и кажется, что кроме нас тут есть еще кто живой. Пора устраиваться на ночлег, скоро солнце сядет, – Сашка вошел в подъезд своего дома и очутился в одном из своих детских снов.

Объектив камеры цеплял детали: вот перила, по которым он съезжал вниз и один раз поймал ладонью ржавый заусенец, оставивший на память о себе шрам. Вот новый звонок, который папа привез из командировки в Свердловск, с переливом, как у свирели – тогда это было настоящее чудо. Вот нацарапано гвоздем по штукатурке возле дверного косяка: «Сашка – врун и хвастун». Это пацаны из первого класса отомстили ему за несдержанное слово – сходить вместе к лабораторному корпусу. Это сейчас он знал, чем там занимались ученые и его родители, в том числе. А в детстве лабораторный корпус был островом сокровищ, хранившим удивительные тайны и загадки. Сашка любил фантазировать, но делиться сказкой с малышней не собирался. К тому же Женщина с Золотыми Волосами велела держать язык за зубами.

– Осторожно, там балка упала, – крикнул Колька, когда задумавшийся брат чуть не врезался в препятствие.

Квартира была забаррикадирована обвалившимся потолком и разгромленной мебелью.

– Жаль, придется возвращаться в витькин дом, там поуютней.

– Кстати, у нас в квартире, нет кроватей, – объявил Витька, – наверно металлоломщики прихватили. Койки железные были, с такой противной скрипучей сеткой. Она продавливала матрас и впивалась в спину, как клещ!

– Тогда пойдем в квартиру с покрывалом, там мебель целая.

Спустя четверть часа друзья устроились на ночлег. Светка пошла кашеварить на кухню, Витька стал стелить постели, Колька уткнулся в журналы «Здоровье» за 1988 год, а Сашка решил отсмотреть снятое за день видео. Включил камеру, отогнул дисплей, нажал «пуск» и принялся делать раскадровку,^[5] чтобы потом не терять времени на поиск нужного сюжета.

– Что там можно увидеть, – поинтересовался Витька, закончивший с постелью, – давай загоним в планшетник.

– Загоним, загоним, если надо будет. Мне и так все видно. Вот ёлки-палки, объектив, видимо, на берегу еще забрызгало. Когда поворачиваешь на свет – в кадре кляксы вылезают.

Сашка отодвинул блокнот и, не выключая камеры, пошел за салфеткой для оптики.

– Эй, Санек, а ну-ка посмотри, мне показалось или ты привидение снял?

На возглас Витьки к дисплею видеокамеры слетелась вся компания. Перемотка, пуск, на экране – лестница на второй этаж. Наверху между квартирами мелькнула фигура в белой сорочке.

– Вот, вот она! Говорю же, давай в планшетник зальем.

Экран айпада позволил увеличить фигуру – это была женщина, вот только лица не разглядеть – его скрывали светлые длинные волосы.

– Что за чертовщина, я никого не видел, пока снимал.

– Смотрите, она пробежала в нашу квартиру!

– Там же завал!

– Мама, я боюсь, а вдруг она – сумасшедшая!

– Тише, успокойтесь, засветло все проверим, сейчас ужинать и по кроватям!

Друзья, уставшие от перелетов-переездов-переходов, уснули, едва коснувшись подушек. Сашке же не спалось. Он вспоминал, какой дивный хлеб пекли в пекарне за углом, булки с хрустящей корочкой раскупали еще горячими… А в Москве белый хлеб был холодный и липкий, с кислым привкусом.

В этом дворе его всегда ждали друзья, их мушкетерская ватага устраивала настоящие баталии в поселке. Однажды они выкопали пустой авиаснаряд, которыми был огорожен армейский стадион, и пытались его подбросить старой грымзе – школьной техничке в подсобку…

В столице Сашка пошел в четвертый класс, новичка коллектив принял недружелюбно. Была ли причина в цвете кожи, запеченной злым аральским солнцем, или в сашкиной бескомпромиссности и прямолинейности, но друзья у него появились только в институте.

И вот спустя двадцать лет он вернулся на землю обетованную.

Да еще нашел в соцсетях друга детства – Витьку. Правда, невеста за ним увязалась, зато она – медик, врач в любой экспедиции пригодится, тем более для вылазки на секретный биологический объект.

Проваливаясь в забытье, Сашка вспомнил Женщину с Золотыми Волосами. В первый раз он увидел ее у бараков возле лабораторного корпуса. Она пряталась за бочками, вокруг бегали и кричали военные. Женщина увидела Сашку, улыбнулась и прикрыла рот указательным пальцем – молчи! А Сашка так был заворожен ее красотой, неземной грацией, что и двух слов бы не связал, разреши ему говорить. Вот так, наверное, и выглядела Констанция Буоносье, спасавшаяся от преследований Миледи.

Намного позже Сашка узнал, что в бараках содержались заключенные. Нетрудно было догадаться, зачем их держали на сверхсекретном научном полигоне…

Во сне Сашке явился водитель-казах. Он сидел на корточках возле костра. Искры с треском улетали в темноту, печально звенела одинокая струна – тот самый звук, который они приняли за свист сурков. Мужчина играл на чем-то вроде домры. Заметив Сашку, он отложил инструмент и сказал:

– Если хочешь жить, разводи огонь у Большого костра. Дядя Коркут плохого не скажет.

День второй

До обеда были запланированы съемки в поселке. Компания разделилась – Светка с Колькой остались готовить обед и обустраивать место ночлега, а Витька с Сашкой пошли в сторону военного городка, заглянули в казармы и штаб, зашли в солдатскую столовую. Везде их ждали однообразные кадры – обрушенные крыши, потрескавшиеся стены, разбитые полы, остатки мебели, покрытой чехлами из пыли и пепла.

Сашка поработал над крупняками,^[6] Витька, как оруженосец таскал следом штатив.

Еще они наведались в начальную школу, аптеку и продмаг.

– Смотри, еду всю здесь оставили: мука, крупы, консервы, – Витька расхаживал вдоль прилавка и читал этикетки.

– С острова запрещалось вывозить что бы то ни было, даже личные вещи. Ты видел – в квартирах полно одежды, книг, посуды.

– А может, оно все заразное?

– Если за двадцать лет никакой эпидемии не случилось, значит не заразное. Бактерии инактивировали, помещали в специальные контейнеры и закапывали, потом еще и хлорной известью засыпали.

– А мне Светка рассказывала, что, например, сибирскую язву нельзя полностью уничтожить. Ее споры не погибают, а впадают в спячку и если их откопать, то они оживут.

– Ну, копать мы ничего не собираемся, поэтому не о чем переживать. Пора на перерыв.

За обедом Светка проболталась, что они с Колькой обследовали старую квартиру братьев.

– Колька юркий – перелез через балки. Я снаружи стояла, караулила.

– Ну и что там?

– Ничего, все засыпано штукатуркой. Если бы там кто-то ходил, сто пудов остались бы следы. Какой-то глюк у твоей камеры, может ты старые файлы не дотер, они сейчас вылезли? Вспоминай, что снимал в прошлый раз? – говорил Колька с набитым ртом, жадно выскребая ложкой остатки похлебки.

Сашка задумался: камера была новой, ее специально купили для черновых целей, перед командировкой он ее в первый раз в руки взял. Писал камкодер на флешки, их выдал редактор вместе с командировочными. Может, и в самом деле, – глюк…

– Ну что, после обеда – на полигон? – Сашка решил сменить тему.

– Несколько километров по жаре – туда, и обратно – в сумерках? Может, лучше завтра с утра? – встряла Светка.

– Только до полигона, поснимаем общий план, бараки зэков, электростанцию. В лаборатории пойдем завтра с утра. Голосуем? Кто за сегодняшний поход? Один, два, три… Большинством решение принято.

Шли тяжело, влажный соленый воздух разъедал кожу, одежда липла к телу, снять все с себя по такому пеклу – в два счета получить солнечный ожог.

Спустя полчаса показалась трехэтажка лабораторного корпуса. Сашка предложил передохнуть, а сам расчехлил камеру. Ребята пили из фляг и обмахивались панамами. Сашка снимал панораму на приближении, как вдруг объектив на пару секунд закрыло темное пятно. Он сделал отъезд и увидел небольшой холм с красным флагом на вершине.

– Эй, я что-то нашел, в паре сотен шагов отсюда.

Привал мигом свернули и двинулись к «холму». Им оказалась горка из свежей земли, флагом же была простая тряпка, привязанная к палке.

Колька схватил прут и начал ковырять кучу. Комья посыпались вниз, обнажая то ли корягу, то ли кучу ветвей. Витька тоже принялся копать. Вместе с землей под ноги посыпались… кости.

– Мертвецы!

– А говорил, что рыть ничего не будем. Вот как твои споры проснутся!

– Я же говорила, плохая идея идти на полигон.

– Да тише вы, опять разгалделись! Это не человеческие кости. А ну, дай сюда прут, – Сашка вытащил из кучи обломок, – это путовая кость с копытом. Лошадей тут закопали.

– Я читал, что в лабораториях ставили опыты над животными. Это, наверное, подопытные экземпляры, – задумчиво промолвил Витька.

– Почему тогда земля свежая? И хлором не засыпано? Говорю вам, тут есть еще кто-то кроме нас, – нервничала Светка.

– Биологические террористы или призраки? – как всегда шутил Колька.

– Не смешно, это могли быть те казахи-металлоломщики, устроили здесь какое-нибудь жертвоприношение, – не успокаивалась Светка.

– А что – красную тряпку в устрашение этих самых, как их там, – аруахов или арвахов воткнули, – Колька почесал затылок и достал сигарету.

Сашка и сам не понимал, кто мог разрыть могильник. Кости, судя по темно-коричневому цвету, пролежали в земле довольно долго, но кто их перерыл, да еще и красную тряпку повесил – совсем неясно.

– Вообще-то кочевые казахи так хоронили молодых воинов. Белый цвет на надгробном флаге – умер старик, черный – зрелый муж, красный – молодой. Ладно, сейчас еще пару планов сниму, и пойдем дальше.

Внезапно над степью пронесся вихрь, закручивая в воронку песок и семена сухоцветов, потом зазвенела струна. Та самая, что приснилась Сашке ночью.

– Пробирает до костей. Если это сурки, я их при встрече придушу, – проворчал Колька.

Ребята подошли к остаткам забора из колючей проволоки и остановились в нерешительности. Было в воздухе что-то тревожное, зловещее, оно давило со всех сторон, сжимая незваных гостей в кольцо.

Осторожно, стараясь не шуметь, друзья ступили на мощеную галькой дорожку, ведущую вглубь комплекса.

Не было страха в сашкином городе Снов, никогда не было. О том, что творилось на Острове, он узнал уже взрослым. Узнал, но не принял правды, решил сам разобраться, организовал пятидневную командировку на полигон. Он чувствовал, что тогда, в июне девяноста второго, уезжая с родителями на Большую землю, он потерял здесь нечто важное. И эта потеря звала его обратно…

– Вон она, – закричала Светка, – она зовет на помощь, там что-то случилось!

Парни обернулись, но девушка уже побежала в сторону ближайшего барака и скрылась за дверью. Ребята бросились вслед, несколько раз обшарили коридор и камеры, но Светки нигде не было. В отчаянии Сашка вышел на крыльцо и… наткнулся на подвальный люк.

– Скорее, у кого фонарик, – крышка подалась легко, вниз вели деревянные ступени.

– За мной! – ребята скатились по лестнице.

Из подвала в темноту вел тесный лаз не больше метра в ширину. Пошли цепочкой – Колька, Витька, потом Сашка с камерой наизготовку.

– Светка-а-а! Отзовись! – орал Витька, и ответом ему было глухое эхо, скатывавшееся под ноги с земляных стен.

Сашка оторвался от объектива, присмотрелся к сводам подземного хода и вздрогнул. На уровне согнутой в локте руки шли зигзагообразные борозды, уже знакомые ему по подъезду витькиного дома.

И сейчас он, наконец, вспомнил, когда и где еще видел такие следы.

Там, у лабораторного корпуса, двадцать лет назад. Женщина с Золотыми Волосами пряталась от военных за бочками с водой и царапала жесть ногтями…

Сашка и сам не мог понять, что творилась в его сердце. Память об этой женщине не отпускала его двадцать лет, пустила корни, проросла – уже и не вырвать. Всех девчонок, а потом девушек он сравнивал со своей Констанцией, но никто не выдерживал этого безумного теста.

Один раз, уже после института, Сашка встретил похожую женщину – с тем же отливом волос, такими же синими искрами в глазах. Вроде влюбился, но в один миг разорвал отношения, почувствовав вдруг – НЕ ТО!..