Текст книги "Фактор Z (сборник) (СИ)"

Автор книги: Милослав Князев

Соавторы: авторов Коллектив,Дмитрий Козлов,Ирина Соколова,Антон Текшин,Сергей Фомичев,Григорий Дондин,Максим Тихомиров,Максим Черепанов,Элона Демидова,Денис Лукашевич
сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 32 страниц)

– Камень.

Карлос вздрогнул. Ему послышались крики Марии.

– Надеюсь, мы сможем пробиться на верхние этажи. Тогда мы и проверим, кто прав.

– Алхимия или вера, а? А вы еретик, Дон Мигель. Безбожник. Отрицайте это сколько угодно, но я закую вас в цепи, как все это закончится.

– Посмотрим.

Карлос ударился головой о низкий потолок. Дон Мигель предложил Генрикусу свою теорию, и тот как будто поверил ему. Да, если честно, у командора не было иного выхода. Люди гибли каждую минуту, сдерживать напор мертвецов всего города не оставалось никаких сил. Генрикус отозвал солдат с улиц и провел их в подземные катакомбы, расположенные под городом. Карлос знал лишь о малой их части, которая вела за городские стены.

Дон Мигель предложил Генрикусу рискованную авантюру. Он рассказал, что первым мертвецом был мавр. Его превратила Мария.

– Он не тронул меня. Прошел мимо и исчез в темноте, – рассказывал Дон Мигель. Не знаю, с чем это связано, Мария управляла им?

– Скорее всего. Может быть, она мстит за свою смерть церкви и городу? – предположил командор. Дрожащая тень, отбрасываемая факелами, скакала по его лицу.

Карлоса передернуло. Мария – мстит…

Они шли в подземных туннелях под городом. Церковники знали пути катакомб. Почти все они вели к Камню. Туда и лежал их путь. Вместе с небольшим отрядом солдат, Карлос, Дон Мигель и Генрикус шли к центру города. Остальные воины разошлись по катакомбам, продолжая спасать и укрывать людей от чудовищ.

Дон Мигель считал что в обширной библиотеке, привезенной церковниками, можно найти способ положить конец мертвецам. Генрикус сказал доктору, что Себастьян привез с собой огромное количество церковных и запрещенных книг. Кроме того, эта библиотека постоянно пополнялась городом. Дон Мигель пришел в восторг от этой новости и убедил командора идти в Камень.

Генрикус легко согласился. Он, в свою очередь, был убежден, что город будет очищен от чудовищ, как только они убьют Первого мертвеца. Девушку или мавра – он не знал. Но знал точно: Первый мертвец был наделен Дьяволом свободой мысли. Да и где лучше надсмехаться над Церковью, как не в главной ее цитадели? Командор рвался в Камень на бой.

Ну, а Карлос просто чувствовал, что Мария была там.

Через каких-то 10 минут они дошли до деревянного люка, торчащего в потолке. Огонь факелов коптил стены, трудно было дышать. Люди теснились в узком проходе; деревяшка не поддавалась. Командор и Мартин, один из солдат, били по люку снизу вверх. Сыпался песок, от ударов разносился ужасный грохот. Дон Мигель ворчал.

– Пригласим же всех мертвецов Камня на пир!

Надежды, что люди в замке закрылись от напасти, не было. Дон Мигель и Карлос видели, сидя на крыше, что в цитадель зашли и не вышли десятки мертвецов. Одна из женщин выбежала на крышу замка. Ее отлично было видно на фоне только что вставшей луны. Она дождалась, пока ее облепят чудовища и скинулась вместе с ними вниз.

– Ужасное зрелище, – отозвался командор.

Они наконец вскрыли деревянный люк. Мартин, крепкий детина с секирой, вылез из катакомб первым. После него полез Карлос.

Они очутились на одном из самых нижних подвалов Камня. Здесь держали самых страшных заключенных, но комната, где они очутились, больше походила на склад инструментов. Мартин открыл дверь и выглянул в коридор.

– Нам повезло, что здесь горят факелы, – сказал он Карлосу.

Пока остальные забирались с катакомб, они вышли в коридор. Множество закрытых дверей и винтовая лестница впереди.

Послышался рык и шум. Мартин достал секиру: спустя мгновение с лестницы упал мертвец.

– Да, со спусками у них тяжеловато, – усмехнулся солдат.

Он ничуть не потерял присутствия духа. Смело шагнув вперед, он разможил голову чудовищу, не успевшему встать после падения.

Командор, проходя мимо, хлопнул Мартина по плечу и парень покраснел от удовольствия.

Отряд поднялся по лестнице и прошел в такой же длинный коридор, но уже с клетками вместо комнат. Все они оказались пусты. Множество замков были сломаны.

– Здесь держали ведьм… и колдунов. Это только четвертый уровень, есть и другие коридоры, – сказал командор.

Дон Мигель сплюнул в сторону и чертыхнулся.

– Ну и каково было держать здесь живых людей, церковник? Как там Создатель, доволен мучениками?

– Еретик, закрой свой рот, иначе я посажу тебя на цепь прямо сейчас.

Из двери напротив послышался шум. Дверь распахнулась и оттуда вывались мертвецы. Раз, два, три.

Секира Мартина взлетела и опустилась.

Головы покатилась.

Отряд продолжил движение.

– Куда мы идем сейчас? – спросил Карлос.

– Наверх, в библиотеку.

Внутри Камень оказался совсем не таким мрачным, как представлялся снаружи. Комнаты, коридоры, все было вполне обычным, если не мертвецы, встречающиеся на пути у отряда. Люди поднимались вверх.

Верхние этажи, в отличии от нижних, не освещались: прислуга не зажгла здесь факелов, так как днем Камень прекрасно освещался внутри солнечным светом. На одной из лестниц отряд застали врасплох. Двоих солдат утащили во тьму прежде, чем они успели достать мечи. Завязалась потасовка. Дон Мигель потерял свой меч в теле мертвеца. Он покачал головой и взял оброненный убитым солдатом длинный извилистый кинжал.

– Эй, командор, крестами не поделишься?

Генрикус сражался двумя руками. В левой руке он держал меч, а в правой – свой крест с пояса. Им было легко пробивать, как яйца, головы мертвецов.

В одном упавшем мертвеце Карлос узнал Рамону. Интересно, где сейчас ребенок… И Паула. И Гомес?

Отряд медленно таял в боях. Им удавалось проскользнуть на этажах, не встречая толпы мертвецов; но даже те чудовища, что были, убивали солдат.

Раз, два.

Голова Мартина взлетела и опустилась.

Карлос взглянул на обезглавленное тело солдата, перешагнул и догнал командора.

– Сколько осталось этажей?

– Три нижних миновали, два верхних прошли. Библиотека на четвертом этаже.

Командор был хороший воин. Шепча молитвы, он пробивал отряду путь. Карлос и Дон Мигель держались позади него. Пятеро оставшихся людей, не останавливаясь, прошли в тяжелые дубовые двери библиотеки; Дон Мигель сразу же закрыл их на засов. Карлос и солдаты зажгли факелы на стенах.

По комнате с высоким потолком шли длинные стеллажи. Их было не очень много, но полки были заставлены книгами. Дон Мигель сразу же кинулся к ним.

Командор устало сел прямо на пол, навалившись на двери. Карлос и двое солдат начали помогать Дону Мигелю перебирать книги.

– Ищите что угодно, связанное с отварами высоких трав и восставшими из мертвых!

В своем усердии они и не заметили, как из-за крайнего стеллажа вышла Мария.

Карлос, закрыв очередную книгу, поднял голову и увидел сестру. Она тихо ступала по деревянному полу. За ней с шумом ступал мавр.

В отличии от других мертвецов, кожа Марии побелела. Ее и при жизни малокровное лицо сейчас стало почти прозрачным. Она смотрела прямо в глаза Карлосу. Брат лишился чувств.

Остальные услышали, как упал Карлос. Они разом увидели ступающую к ним Марию.

Мавр за ее спиной шагал точно за ней. Он остановился одновременно с девушкой.

Командор вскочил на ноги.

– Боже милостливый, почему она именно здесь?

– Мы должны убить их, Генрикус! Я соберу ее кровь и тогда…

– Что тогда? Обрызгаешь ею мертвецов? И они вновь станут людьми?! Мы убьем ее, и дело с концом, все остальные падут замертво…

Мария, точно услышав их, перешагнула через Карлоса и, выставив руку в бок, опрокинула один из стеллажей. За ним посыпались остальные. Этаж потряс страшный грохот. За дубовыми дверями послышался рык.

– Я же говорил, что она может мыслить! Именем Создателя своего, заклинаю гореть в адском пламени!

Мария исторгла оглушающий визг и улыбнулась.

– Боже, она понимает нас, – прошептал Дон Мигель.

Мавр неожиданно прыгнул на одного из солдат, обхватил его голову руками и сжал ее с чудовищной силой. Череп бедняги буквально лопнул.

– Аааа! – обезумев от ярости, командор выхватил крест и меч и бросился на мертвеца.

– In nomine Patris! Et Filii! Et Spiritus Sancti! – выкрикивал он, нанося удары.

Мария шла к Дону Мигелю.

– Агрх! – она словно задыхалась, силилась, но не могла ничего произнести. Она приближалась к доктору, зажав его в угол комнаты. Мария шла к нему и улыбалась своим чудовищным оскалом. Ее лицо распухло от воды, вместо губ были висящие куски кожи. Компандор и последний солдат сражались с мавром, оставив Дона Мигеля с Марией. Она почему-то шла к нему. Не спешила убивать, как мавр, медленно подходя, она тянула к нему руку.

Внезапно Карлос схватил ее сзади. Он очнулся посреди боя и подбежал к сестре.

– Мария! Мария! – кричал он.

Мавр, услышав крик, на мгновение остановился и обернулся к ним. Этого хватило, чтобы последний солдат загнал меч ему в шею. Подоспевший Генрикус разбил его голову крестом.

– Карлос, держи ее! Не отпускай! Не смей отпускать ее! – кричал Дон Мигель. Он достал из кармана кусок мела и начал рисовать странный рисунок на полу.

Подбежавший солдат и Генрикус помогли Карлосу удержать Марию.

– Откуда ты знаешь обряд изгнания бесов, чертов еретик?! – истерично засмеялся командор, уклонясь от зубов Марии. Она оглушительно визжала, сотрясая, казалось, весь Камень. Дубовые двери ходили ходуном от ударов подступивших тварей.

Четверо человек затащили мертвеца в центр нарисованного Доном Мигелем рисунка. Командор и Дон Мигель встали напротив Марии, и каждый начал читать что-то свое. Генрикус открыл карманную Библию, а Дон Мигель найденный им на полке трактат.

Латинский, кельтский, греческий, персидский… Алхимик и командор, доктор и священник всеми своими знаниями прогоняли мертвецов обратно в ад.

Утреннее солнце пронзило витражи библиотеки. Генрикус схватил свой уже погнутый крест и со всей силы всадил девушке в череп.

Наступила тишина. Мария прекратила свой крик и обмякла на руках Карлоса. Удары в почти снесенную дверь прекратились. Казалось, время замерло.

Карлос бережно опустил тело Марии на пол. Командор смотрел в окно. Всходило солнце. Дон Мигель, не теряя времени, набирал кровь Марии в маленькую склянку.

– Как ты ее не разбил, проносив все время в кармане? – безразлично спросил Карлос и рухнул на пол. Он хотел умереть, есть и спать одновременно.

– Ну что, выйдем посмотреть светлый мир? – спросил Генрикус. – Не хочу смотреть в окно, пойдем на улицу!

– Как же я рад, что все кончилось, – произнес Дон Мигель, открывая дверь из библиотеки. На этажах никого не было.

Они спешили выйти на площадь, встретить горожан и рассказать им о спасении. Впереди было много работы.

Командор возился с главными дверями Камня. Казалось, цитадель специально задерживает победителей.

– Никак не поддаются… Готово! – и он распахнул ворота навстречу ослепительному рассвету.

На него сразу же бросился мертвец, стоявший у двери.

– КАКОГО ДЬЯВОЛА! – проорал командор. Он ударил мертвеца железным кулаком, сбив его с ног.

Огромная толпа мертвецов, стоявших на площади, разом повернула к ним головы.

Карлос быстро захлопнул двери.

Дон Мигель удивленно хлопал глазами. Командор с солдатом озадаченно смотрели на Карлоса.

Тут парень начал истерично хохотать.

Эпилог. Спустя 2 года

Люди научились выживать. Сначала было тяжело. Отряды людей сражались за каждый квартал, отвоевывая свои сожженные дома. И хотя город сгорел не весь, ущерб был огромен. Как минимум, половина города лежала в руинах. Люди несли серьезные потери, сражаясь с чудовищами лицом к лицу.

Но затем Дон Мигель, допущенный к библиотеке Камня, изобрел зелье, останавливающее мертвецов. И люди начали побеждать. Если мертвеца окропить этой жидкостью, он замирает на месте на долгое время, а кожа его начинает слезать, обнажая кости и сгнившее мясо. С благодушного разрешения командора священники благословляли целые бочки этого зелья.

На следующую весну город был очищен от мертвецов, и люди начали восстанавливать дома.

Карлос похоронил свою сестру и возглавил один из отрядов борьбы с мертвецами. Сейчас он помогает Дону Мигелю.

Командор, отвоевав часть города, уехал, обещая запрятать Дона Мигеля при возвращении. Но что-то Карлосу подсказывало, что они уже никогда не встретятся. Генрикус поехал дальше, раздавал всем пострадавшим городам Испании рецепты зелья Дона Мигеля. К счастью, мертвецы не продвинулись чересчур далеко. Серьезные бои были в Валенсии, но командор вовремя поспел туда. Мертвецов тянуло к людям, как будто какая-то частичка памяти оставалась в них жива. Они не могли уходить далеко от поселений людей.

Приехав в германский город, командор начал писать какую-то книгу.

– Он как-то говорил… Серп чернокнижников… Арбалет банши… Молот… Нет, не помню, – рассказывает Карлос.

Дон Мигель, несмотря на строжайший запрет, опять варил тот отвар из трав африканских степей. Но эффект не повторился. Видимо, именно болезнь Марии способствовала появлению живых мертвецов.

А кровь ее, набранная доктором в Камне, действительно оказалась целебной. Если добавить одну каплю добытой с тела Марии крови в мазь или отвары, можно излечить почти любую болезнь. Покалеченные, обездоленные мертвецами люди шли к дону Мигелю за чудодейственным снадобьем, который лечил от любых недугов. Так исцелился сын Паулы, которого нашли в глухом подвале на окраине города со вспухшим животом. И, впоследствии, множество других детей, мужчин и женщин. Покалеченные, обездоленные мертвецами люди шли к дону Мигелю за чудодейственным снадобьем с крови Марии, который лечил от любых недугов.

Другое дело, что природа не терпит дисбаланса. Где прибывает в одном месте, убывает в другом.

Карлос никому про это не рассказывает. Но на могиле его сестры теперь написано «Святая Мария».

Станислав Минин

ВЕЩИ, ЗА КОТОРЫМИ ОНИ ВЕРНУЛИСЬ

Их нельзя назвать просто вещами, они были чем-то большим. А после смерти всей семьи Воскресенских, почти превратились в раритет. Обнаружив их, Света замерла в изумлении, словно откопала старинный артефакт, представляющий особую ценность. Крайнее удивление тут же сменилось радостью, а затем – огорчением и стыдом. Эти чувства были похожи на фейерверк, потому взорвались внутри нее так же ярко, и Света подумала, что подобное разнообразие непохожих друг на друга ощущений уже испытывала однажды – когда в двенадцатилетнем возрасте подарила маме на день рождения открытку с портретом Ирины Мирошниченко, которую стащила у матери школьной подруги. Такие открытки продавались в газетных киосках, они были черно-белыми, и зачастую на них изображались актеры советского кино. У мамы уже было несколько подобных карточек, на которых красовались Наталья Селезнева, Людмила Гурченко, Любовь Орлова, Ирина Алферова, Нонна Мордюкова, и Свете показалось, что открытка с Ириной Мирошниченко не будет лишней в ее коллекции. От такого сюрприза мама пришла в восторг. Еще бы, ведь он был куплен на деньги, которые дочка сама копила на протяжении нескольких месяцев – она складывала монеты в пустую пачку от папиных сигарет. «Космос», вспомнила Света, так назывались эти сигареты.

В тот момент Света почувствовала безграничную радость оттого, что смогла удивить родного человека. Мама спросила, где она взяла эту открытку, и Света с гордостью ответила, что купила ее в «Роспечати», куда зашла после школы, и сделала она это сама! Но одну деталь Света упустила: открытка была подписана, и адресовалась она уж точно не ее маме. Света отлично помнила, как дернулась правая мамина бровь, когда она перевернула карточку, будто страшное насекомое пролетело у нее перед глазами. Светина радость тут же сменилась огорчением, а на смену ему пришел жуткий, всепоглощающий стыд. Он напоминал изувеченного монстра, схватившего уродливой рукой ее за горло, отчего у Светы перехватило дыхание. Щеки тут же запылали, а глаза наполнились слезами.

Вот и сейчас при виде вещей, которые принадлежали Воскресенским, ее глаза защипали слезы, будто она снова вернулась в прошлое. Розовый слон («Слоник», она звала его «Слоник») с большой круглой головой и неестественно маленьким хоботом, черный галстук, украшенный красными цветами, и картонное ожерелье, кулон которого заменил высохший бутон розы. Она снова огорчилась тому, что упустила из виду эти вещи раньше. Ведь Воскресенские так дорожили ими при жизни. Анастасия Воскресенская даже как-то хотела спрятать самодельное ожерелье под стекло и повесить на стену, чтобы оно всегда радовало глаз.

Разум неожиданно провел параллель – такое ощущение, словно в ее голове кто-то начертил дугу – а память услужливо подсказала, что это ожерелье для Насти слепила Саша, ее шестилетняя дочь. В подарок своей матери на двадцать пятый день рождения. И сделала она это сама. Светины щеки вновь покраснели, и жгучий стыд зашевелился в груди, словно кто-то пальцем пощекотал ее душу.

Света обнаружила бусы в спальне на прикроватном столике. В комнате все еще витал едва уловимый аромат душистого мыла – сами куски мыла нашлись в шкафу и комоде, Настя хранила их под одеждой, защищая вещи от моли – а от Настиных платьев исходил слабый запах духов «Фрэнк Оливер» (Настя почему-то всегда произносила «Франк Оливер» с буквой «а»). Приятные духи, но слишком въедливые и стойкие. Света как-то побрызгала ими свой пиджак, и он пах до самой стирки. Хотя после стирки ей казалось, что она все равно улавливает далекий, как небо, аромат «Фрэнка Оливера».

Как только она вошла в дверь, в ней заиграли два смешанных чувства. Первое чувство, распустившееся, как пион, словами можно было выразить лишь по-французски: deja vu. По ее ощущениям то, что должно случиться, уже было. Словно совсем недавно она нашла Настино ожерелье на прикроватном столике, и теперь это событие повторялось, будто кто-то перемотал ее жизнь на некоторое время назад, как кассету в видеомагнитофоне. А ведь прошло уже шесть месяцев с тех пор, как она была в этом доме последний раз.

Удивительно, рассудила Света, как быстро идет время. Течет, точно вода из крана, исчезая в сливном отверстии. Теперь этот дом пуст, как карман в ее блузе, в который Света никогда ничего не клала – не было такой вещи, которая могла бы туда поместиться. Как и не было на свете того, кто мог бы подойти этому дому, больше, чем Настя Воскресенская. Он всегда у Светы будет ассоциироваться именно с ней. Теперь же одинокие стены смотрели на нее мрачным взглядом, словно обвиняли ее в том, что случилось.

Второе чувство, окатившее ее неприятной холодной волной, имело под собой вполне реальную основу – ей стало больно. Словно она вдруг расковыряла недавно зажившую рану, и под засохшей болячкой выступили маленькие бусинки крови.

Ожерелье кольцом опоясывало фотографию в рамке, на которой семья Воскресенских была в полном составе. Настя за шею обнимала Сергея, и лицо ее сияло от счастья. Светилось жизнью. Между ними была Саша, она смеялась и пальцем указывала на пустое место от недавно выпавшего зуба. Света помнила, как делала это фото, когда они все вместе выехали за город к реке, помнила запах воды, резковатый, но, вместе с тем, такой сладкий, запах свободы, помнила стрекотание насекомых в кустах и пение птиц в кронах деревьев. Но еще она помнила свое раздражение оттого, что никак не могла собрать всю семью вместе, чтобы сделать фото, а также легкую зависть, в какой-то степени граничащую с обидой, потому что ее младшая сестра к 25 годам успела обзавестись мужем и ребенком, а Света была одинока. И ей вновь, уже в который раз стало стыдно.

Тотчас перед глазами возникла картина, которая напоминала кадр из какого-то чудовищного фильма: длинная процессия, вытянувшаяся от дома, в котором она сейчас находилась, на сотню метров вперед, и сопровождающая три гроба. Один из них в длину не достигал и метра.

Света осторожно взяла ожерелье в руки, бумага недовольно заскрипела, будто просила ее остановиться. Бутон розы грязно-бардового цвета пожух и стал похож на сердце, вырванное из груди. Приложив ожерелье к шее, она направилась к большому зеркалу, висевшему на стене над комодом. Из него на нее глядела высокая женщина с серо-голубыми миндалевидными глазами, которые достались им с Настей от мамы, светло-русыми волосами, в белой блузе и линялых джинсах.

Круги картона, нанизанные на нитку и раскрашенные желтым цветом, напоминали крупные цирконы. У ее племянницы определенно был талант, ведь не каждый ребенок в шесть лет сможет создать подобную вещь. До этого еще нужно догадаться. А каких фигурок она лепила из пластилина! Бабочки и божьи коровки были как живые. Даже Света в свои 29 лет не смогла бы сделать что-то подобное. Когда Саша просила ее слепить человечка, у нее выходила только бесформенная масса, отдаленно напоминающая фигуры людей. Как отрыжка, подумалось ей, и смешок вырвался из ее рта. Сдавленный и сухой, будто она подавилась комком шерсти.

– Прости, сестра, – сказала Света своему отражению. Или это было отражение Насти? – Я должна была отдать тебе эту вещь раньше.

«Ты должна перестать винить себя, – проговорил голос в ее голове, и ей показалось, что это сказало ее отражение. – Не можешь же ты до конца жизни обвинять себя в том, что не отдала ожерелье сестре?».

Действительно. Тем более, как она могла это сделать?

«Если бы я вовремя вспомнила о нем, то могла бы незаметно положить ожерелье в гроб и накрыть его подолом Настиного платья, чтобы никто не видел. Или оставить на крышке гроба, когда его опускали в землю, и во всеобщей скорби никто бы не принял меня за сумасшедшую. Кроме того, Настя не постеснялась же надеть эти бусы себе на шею в свой день рождения, верно?».

Но теперь бусы Насте не нужны, и оставлять их здесь тоже не имело смысла – дом в скором времени будет продан, а новые хозяева, скорее всего, выкинут их в мусорное ведро.

«А ты ведь сделаешь то же самое, правильно?», – спросила она себя и, нахмурившись, отложила бусы в сторону. Завтра, когда будет вывозить вещи из дома, она решит, что с ними делать.

Сергеев черный галстук покоился на спинке кресла, словно он сам повесил его туда недавно. Странно, но в суматохе перед похоронами Света его даже не заметила. Настя приобрела этот галстук на распродаже в универмаге, однако, несмотря на смешную цену, он стал самой дорогой вещью Сергея. Более того, Сережа неоднократно акцентировал внимание на том, что сей галстук приносит ему удачу. Если он надевал его на работу, любая сделка, которая должна была совершиться, заключалась. Он работал в транспортной компании, занимающейся перевозкой грузов из одного города в другой, и его заработок упирался в проценты от количества заключенных договоров. Однажды Сергей пошутил, что размер его заработной платы зависит от галстука. Эта шутка переросла в суеверие, и Сергей стал носить галстук чуть ли не каждый день. Но в тот вечер, когда произошла авария, он его не надел.

Света провела подушечками пальцев по черной материи. Ткань была шершавой и холодной. В самом низу на галстуке Настей были вышиты красные цветы, которые придавали ему более эффектный вид. Сами цветы были абсолютно одинаковыми, единственное, что их отличало друг от друга – это наклоны лепестков. Лепестки первого цветка смотрели в одну сторону, лепестки второго – в другую, и так далее до бесконечности. Свете даже показалось, что они двигаются. Вращаются, как колеса автомобиля. В ее голове тут же всплыли слова полицейского, сообщившего ей о катастрофе, и Свете стало не по себе. Он утверждал, что когда прибыл на место аварии, переднее колесо автомобиля все еще вращалось.

Она порылась в бумагах, прихватила те, с которыми ей еще предстояло иметь дело, отложила в сторону вещи, которые хотела сохранить (среди них два фотоальбома, диски с записями свадьбы и первых Сашиных шагов). Сашины игрушки она сложила в сумку, так как собиралась пожертвовать их детскому дому. Вроде не такая уж и плохая идея, отвечающая интересам общества, однако когда Света прятала зайцев, медвежат, собак и белок в большую дорожную сумку, похожую на мешок, она напоминала неправильного деда Мороза, отбирающего новогодние подарки у детей. Одежда Воскресенских уже была упакована в чемоданы. В боковой карман одного из них она уложила и черный галстук Сергея. Завтра она отвезет их в социальную службу помощи населения. Воскресенским эти предметы гардероба больше не понадобятся, а малообеспеченным семьям пригодятся. Собственно, ради этого она и приехала в Настин дом – чтобы разобрать вещи, а часть из них раздать нуждающимся. Ожерелье своей сестры Света положила на письменный столик в детской, чтобы утром решить, что с ним делать.

Розового слона Света обнаружила, когда на улице уже стемнело. Низкие рваные тучи синюшного цвета, похожие на лоскуты старой мертвой кожи, заволокли небо. Над городом повисла тяжкая тишина, как перед сильным дождем. Еще немного, и небо вывернется наизнанку страшным ливнем. Какой шел в тот вечер, когда автомобиль, в котором находились Сергей, Настя и Саша, перевернулся и улетел в овраг.

Света не хотела рисковать, поэтому решила не возвращаться сегодня домой. Спать она собиралась лечь в детской. Оставаясь на ночь у Воскресенских, она всегда спала с Сашей. Кровать была довольно просторной, и они с Сашей не чувствовали себя стесненными. Обычно, Саша обвивала Светину шею руками, а носом прижималась к ямке между ключицами. И, конечно же, между ними тихо спал Слоник, видя игрушечные сны.

Когда Света откинула одеяло, Слоник упал на пол, будто выпал из прошлого, и она охнула от неожиданности. Подняв игрушку, она сжала ее в руках, и Слоник отвел голову назад, будто говоря: «ну наконец-то ты пришла». Красивый плюшевый слон с большой шарообразной головой и маленьким хоботком, торчащим вперед. Его черные глаза смотрели на нее вроде бы с любопытством.

Она села на край кровати и прижала Слоника к себе. Любимые вещи Восресенских были здесь, в доме. Они словно случайно попались ей на глаза. Или, наоборот, хотели, чтобы она их нашла. Настино ожерелье, галстук Сергея и Сашин Слоник. Всего три вещи, а столько воспоминаний! И Света внезапно осознала, что не может просто так расстаться с ними. Не может убрать Слоника в сумку с игрушками и отдать его в детский дом. Да, пожертвование – мысль неплохая, но эти вещи для такой цели не годились. Она не могла себе представить, как кто-то надевает Сережин галстук. Не могла представить, что кому-то еще он может принести удачу. А вдруг все будет совсем наоборот? Что, если этот галстук был привязан только к одному человеку – к Сергею, который точно так же был привязан и к нему? Что, если другого человека он приведет к беде? Такое вполне могло быть.

– Глупости все это, – сказала она вслух. – Это всего лишь вещи.

И кто-то внутри нее спросил: «Правда? Всего лишь вещи?».

Света снова посмотрела на слона, и их взгляды встретились. Теперь любопытства в его глазах не было, они будто бы в чем-то ее обвиняли. Света не смогла вынести этого взгляда и отвела глаза в сторону.

Оставить эти вещи в доме она тоже не могла. Все-таки нужно дать им второй шанс. Вдруг они снова обретут таких же бережливых и любящих хозяев? У Слоника появится новая подружка, которая будет любить его не меньше, чем Саша, а галстук повяжет себе на шею какой-нибудь господин, которому удача нужна не меньше, чем кошке усы.

Света не знала, сколько времени просидела, прижав слона к груди, но в окно теперь заглядывала черная, как смоль, ночь. Первые капли дождя забарабанили по стеклу, а откуда-то сверху послышался могучий раскат грома, словно гигантские жемчужины рассыпались по небу. В тот же миг лампочка в детской моргнула, как удивленный глаз, и погасла. Комната потонула во тьме.

Света еще некоторое время посидела в темноте на краю кровати, а когда стала клевать носом – прилегла, не раздеваясь. Едва ее голова коснулась подушки, она уснула.

Ее разбудил какой-то звук. Вроде скрипнула входная дверь, и кто-то вошел в дом. Или это послышалось ей во сне?

По комнате прошел сквозняк, мягкий, как бархат, и принес далекий, почти незаметный запах. Чужой, но, вместе с тем, такой знакомый. Запах сразу же исчез, но когда струя ветерка снова проплыла по полу, появился вновь, и Света с уверенностью могла сказать, что знает этот сладкий, как вино, въедливый и навязчивый аромат. Знает того, кому он принадлежит.

«Франк Оливер».

По телу прошла дрожь, точно молния ударила ее в голову. Она мгновенно открыла глаза и уставилась в темноту. Дождь все еще барабанил по крыше, словно кто-то наверху сыпал пшено, желая покормить голубей. Деревья за окном шевелили ветками, похожими на иссохшие руки, их тени бродили по занавескам, как потревоженные духи. Дверь в детскую была отворена, дверной проем утопал во тьме, и Света слышала едва различимые шаги. Она с уверенностью могла сказать, что они приближались к комнате. К комнате, в которой лежала она!

«Нет, этого не может быть! – пронеслась мысль. – Никто не мог зайти в дом! Я же…».

И тут она вспомнила, что перед сном забыла запереть входную дверь. Она так увлеклась раскладыванием вещей, что не закрыла дверь на замок! А что, если это вор? Маньяк? Он знает, что она здесь, потому и направляется именно в ее комнату. Света подумала, что, возможно, он следил за ней, когда утром она подъехала к пустому дому. Он сидел в своей машине или прятался в кустах, но это не важно. Главное другое – он ждал наступления ночи, чтобы проникнуть в дом и напасть на нее. А вдруг у него есть нож? Кухонный нож, каким обычно разделывают мясо, с тяжелой рукояткой и большим широким лезвием. Он идет по коридору, осторожно ступая по половицам, чтобы не создавать шума, а лезвие поблескивает в его руках, как глаза покойника в свете полной луны…

«Прекрати нести чушь!» – оборвала она себя. Сердце гулко стучало в груди, а язык как будто прилип к нёбу. Света только сейчас обратила внимание, что все еще прижимает Слоника к себе. – Маньяк не стал бы брызгаться «Фрэнком Оливером».

Теперь Света отчетливо слышала шаги. Тяжелые шаги, приближающиеся к комнате. Под чуть заметным запахом духов пахло каким-то химическим раствором. Быть, может формалин? Крепкий, устоявшийся запах морга, запах покойников. И Света с ужасом вспомнила, что от Насти пахло именно так, когда ее тело привезли из морга. И чтобы перебить этот загробный запах, Света брызнула несколько раз на ее платье духами «Франк Оливер».

Ее внутренности скрутило, к горлу подступила тошнота. Она сцепила руки на шее Слоника, словно пыталась задушить мягкую игрушку, и почувствовала сильную боль оттого, что ногти впились в кожу. Ее обоняние будто обострилось, и под вонью химикатов и ароматом духов она угадала еще один запах – запах свежей земли.

В дом зашел труп, и, судя по шарканью ног, он был не один. Света была не просто напугана, она была в ужасе. Все было не так. Все! И она никак не могла дать объяснения происходящему. Дождь стучал по окну, но теперь он не напоминал падающее пшено, звук был такой, словно сотни мертвых пальцев скребли по стеклу. Бешеный вихрь склонял деревья и завывал у окна. Так воет ветер в пустых глазницах черепа, вытащенного из земли. Стены подрагивали от ветра, словно к дому приближался поезд. Поезд, полный мертвецов…