355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Мила Бояджиева » Возвращение мастера и Маргариты » Текст книги (страница 24)
Возвращение мастера и Маргариты
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 00:59

Текст книги "Возвращение мастера и Маргариты"


Автор книги: Мила Бояджиева



сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 35 страниц)

Максим напрягся, прислушиваясь к внутреннему голосу и тот нашептал, что ждать явления любимой надо каждую минуту. Ждать, концентрируя вокруг себя необходимые энергетические поля.

Он упорно колесил по тем улочкам, где бродил со своим батоном в тот майский вечер. Шел, думал о ней, представляя так четко ее шаги, ее ладони, закрывающие ему глаза, что не выдерживал и оглядывался. Следам шкандыбал, припадая на деревянную ногу известный ему дед. А из открытых в палисадники окон неслись телевизионные голоса:

" – Когда я спускалась в погреб за фасолью для Хустино, Игнасио напал на меня. Он...он... Я жду ребенка..."

" – Ты ответишь мне за Хулию, мерзавец!"

" – Убери свои грязные руки, подонок! Я убью себя, если ты хотя бы пальцем притронешься к отцу моего ребенка!"

Женщина вдохновенно рыдала, мужчины выясняли, по видимому, очень сложные взаимоотношения и говорили одним голосом, менявшимся от просто противного, до невыносимо мерзкого. С рыночных рядов торговок смыло к телеэкранам, городок погрузился в очередные мексиканские сновидения.

Сбербанк работал, хотя у явившейся из внутренних помещений дамы были дерзкие, заплаканные глаза – она еще отождествляла себя с рыдавшей сейчас в глубинах коридора Хулией. Но вместо того, что бы заявить, как и непокорная героиня телесериала об отказе делать аборт, подала клиенту его счет. И здесь было бы в самый раз залиться горючими слезами ему. От вырученных за продажу арбатской квартиры денег осталось на один, правда, весьма роскошный ужин.

– Счет закрываю, снимаю все! – сказал Максим с гусарской удалью. И подумал, что каникулы кончились, настала пора трудовой ответственной жизни. Только об этом думать лучше после, а пока – кутить.

В сумке Максима гремел сухой корм – главное собачье лакомство. Прятались упаковки сыров и колбас далекого европейского происхождения, любимые Маргаритой орешки, йогурты и даже симпатичный колючий ананас, прибывший в Андреаполь в фургончике с иными экзотическими фруктами. Он тратился щедро, но деньги еще оставались, мешали, словно пуповина, связывающая с прежним беззаботным бытием.

С независимым видом состоятельного покупателя Максим зашел в "Хозтовары", где приобрел давно желанную бошевскую дрель с кучей насадок и трехлитровую банку "Масла оливкового, девственного". И поспешил к автобусу, думая, что дома уже ждет разминувшаяся с ним Мргарита.

Асфальт у автобусной остановки был закидана банановой кожурой. Здесь расположился целый табор. Лица азиатской национальности. Узбеки? Татары? Казахи? Снявшиеся с насиженных мест беженцы. Жертвы очередного межнационального конфликта. Они всегда будут слепо ненавидеть тех, кто исковеркал их нехитрое бытие, лишил дома, родины – таких же марионеток в игре очень умных и совсем несентиментальных дяденек, таких же узбеков или казахов.

Совсем молоденькая девушка, сидя на ящике среди мокрых кустов кормил грудью дитя – крохотное, родившееся не кстати. Рядом с ней, опасливо озираясь на шлепавших в луже невыносимо грязных пацанов, приткнулась бритая, вымазанная зеленкой девочка, баюкая в пестрой юбке котенка. Оливковый загар, кожа туго обтягивает костяк, узкоглазые лица не выражали ничего, кроме покорности и неизбывной усталости. Максиму стало неловко за свое куркульское благополучие, за спрятанные в сумке лакомства и он отошел в укрытие ларьков, виня себя в чужих бедах.

"А ведь ты мог бы помочь всем этим людям. И миллионам других – сбитых с толку, затравленных. Ты делал аппарат думая только об этом", – нашептывал искушающий голос. " Отвяжись, чертяка! – шуганул искусителя Максим. Почему, ну почему я вообразил, что ответственен за всех, кому плохо? Потому что учился, читал хорошие книжки, возомнил себя личностью? Я такой же, как прадед, только мне больше повезло. Я не верил в коммунистические идеалы и не разочаровывался в них. Не расстреливал из именного нагана врагов революции, не оправдывал пролитую кровь светлым будущим для всего народа. Я живу в свободной стране. Меня не отправляют в ГУЛАГ как предателя родины торжествующие Гнусарии. Я молод, я волен быть самим собой. У меня есть ОНА".

Он думал о своем счастье в переполненном автобусе, и когда шагал по деревенской улице к знакомым холмам. Солнце появилось сразу – неожиданно яркое, теплое, и тут же вспомнилось, что еще середина августа, а вовсе не сумрачный октябрь. Засеребрились висящие среди кустов паутинки, потянуло грибной лесной свежестью, вспыхнули среди зелени огненные кисти рябины. И отовсюду с листвы посыпались капли, драгоценно сверкая на солнце.

На "камне размышлений" кто-то сидел.

– Ласик? Привет, рыжий чет! – опустив на траву тяжеленную сумку, Максим обнял друга и тут же увидел его глаза – тревожные, шальные. – Что стряслось? Маргарита?!

– При чем здесь она? Я из Москвы. По известному тебе вопросу.

– Пойдем в дом. За трапезой все и расскажешь.

– Извини, старик, заскочил на минуту. Дел по горло.

Ласкер скорчил страшную гримасу и показал глазами на дорогу. А потом изобразил пальцами крест вроде тюремной решетки. В школьные времена такой жест означал: сейчас я начну заливать, а ты помалкивай. Применялась "решетка" и в институтских компаниях. Тогда Максим опускал глаза, а Ласкер начинал разливаться соловьем, живописуя нечто запредельное. Максим увидел пристроившийся в тенечке под ветлами автомобиль, оценил предъявленный символ и согласился:

– Ладно, давай здесь посидим, если заходить не хочешь. Маргарита, наверно, уже вернулась, закормит тебя и поговорить не даст, – он опустился на камень, Лион присел рядом.

– Без обиняков перейду к делу. Ты помнишь, о чем мы тут летом дискутировали. Так вот, штуковина наша готова к работе. Нужен ты. Позарез. Срочно.

– Лион, я уже несколько раз посылал тебя с такими предложениями к чертям. Помнишь? – Максим пригляделся к обезьяньему лицу друга. Оно выразило одобрение – давай, мол, продолжай в том же духе.

– Но ведь задача интересная! Деньги большие обещают, – "уговаривал" Ласкер.

– А пошел ты... – Максим поднялся. – Если больше говорить не о чем прощай. – Он подхватил толстобрюхую сумку. – Я жену жду.

– Козел ты, Макс. Непробиваемый козел, – сказал Ласик с не подходящей к случаю нежностью. И поглядел в глаза друга долго и печально. Потом подмигнул, встал и не оборачиваясь зашагал к ждущему его автомобилю. Максим смотрел ему вслед с непонятной тревогой. И даже почувствовал вдруг, что вот и настал момент сражаться и защищать. С кем сражаться, кого защищать? Ласика, Маргариту? Но как не хочется углубляться в тревожные размышления, когда летний день цветет и благоухает во всем своем чрезмерном великолепии, когда за деревьями солнышком светится крыша собственного дома, а в нем ждет Маргарита!

Возможно, она ужу вернулась и сидит у окна, высматривая на дорожке между темными цыганскими сараями знакомую фигуру. Максим припустился с холма, шлепая по лужам, ощущая всеми потрохами, как подхватит ее на крыльце – легонькую, кутающую плечи в вязаную шаль, обвивающую его шею тонкими руками... И будет целовать, шепча горячо, невнятно о своем совершенно невероятном счастье...

Виляя хвостом у поворота стоял Лапа. Опустив голову, прижав уши, пес виновато косил агатовым глазом. На шее болтался огрызок веревки. Конечно, Макс, уезжая в город, привязал его к будке чисто символически, рассчитывая на собачье благоразумие. И кормежки оставил впрок.

– Стыдно, парень, ой, как стыдно... – Максим потрепал провинившегося сторожа по холке, отвязал обрывок поводка. И погрустнел – дом стоял пустой, с закрытой дверью и задернутыми занавесками. Ах, как защемило сердце, как перехватило дыхание... Где ты, девочка?

В комнатах было печально и тихо. Он насыпал Лапе корм и принялся лихорадочно готовиться к встрече: затопил печь, накрыл на стол, выставив в центр ананас и букет флокс из сада. Управился быстро, но так не услышал ее шагов на дорожке. Тогда вышел на крыльцо и сел, глядя на верхушку пригорка, где должна появиться ОНА. Лапа, успевший похрустеть лакомством, уселся рядом. Тщательно облизался и пару раз подвыл, выражая тем самым свою солидарность с тоской хозяина. Потом улегся, положив морду на колени Макса и навострив ухо в сторону тропинки.

Смеркалось, длинные тени потянулись от дома. Вода в озере подернулась свинцом. Стало пусто и зябко.

"Я же так сойду с ума. Надо заняться делом!" Максим бросился в дом, зажег лампу на письменном столе и застрочил ручкой по чистому листу. Скорее, скорее высказать то, что скопилось внутри за это громадное время разлуки. Говорить с ней, отгоняя все более крепнущий страх. Он торопился, ероша пятерней волосы и отбрасывая исписанные листы.

"Радость моя! Что бы ни делал, о чем бы не думал – я обращаюсь к тебе. В болезни и в здравии, в радости и в тоске – обращаюсь к тебе. Жду твоих шагов на тропинке и тороплюсь выговориться. Будто предстоит нечто решительное, опасное...

Пришел домой, а тебя нет. Пусто так, как никогда не бывало. Вокруг все твое – твой халатик, босоножки, шампунь. Твоя ваза, лампа, занавески. Твои облака над постелью, яблони за окном. Твой запах, вмятина на диване, где ты сидела с книгой, поджав ноги. Мне хочется обнюхивать твои следы, трепеща ноздрями и жмурясь от удовольствия... И вилять хвостом, глядя на летящую фею на твоем коврике. Это ты летишь, посеребренная лунным светом. Я узнал, узнал...

Должен признаться – тревога и страх навалились небывалые. Ты знаешь, какие глаза у потерявшихся в толпе собак. У меня такие же – больше смерти, больше всего, что можно вообразить ужасного, я боюсь потерять тебя.

Пишу, а ухо прислушивается. Вот сейчас зашуршат камешки, скрипнет крыльцо и распахнется дверь. Я схвачу тебя в охапку и буду бубнить в пахнущие дождем волосы: никогда! не отпущу никогда!..."

Звук приближающегося автомобиля послышался издалека. Максим выскочил на крыльцо. Мощный грифельный джип подкатил к дому. Из него неспешно выбрался мужчина в длинном темном плаще. С демонстративным наслаждением вдохнув свежий воздух, улыбнулся Максиму:

– Хозяин, мне дом Горчакова нужен. Не подскажете?

– Я Горчаков, – Максим придержал за ошейник изобразившего боевую готовность пса: – Свои, свои, Лапа.

Мужчина прищурился:

– Значит, я за вами приехал, – он протянул руку: – Анатолий Лаврентьевич. Вы сегодня как-то необдуманно беседовали с Лионом Ласкером. Резко, не по-товарищески. Не надо ничего объяснять. Бывает – погорячились. Гасите печь или что там у вас, водочку прячьте в холодильник и – в путь.

– Простите, с кем имею честь?

– Коллега Ласкера, лицо подчиненное. Я курирую ваш эксперимент, приставлен, так сказать, с охранительными целями. Получил распоряжение доставить вас, проследить безопасность, обеспечить завтрашний "концерт".

– У меня, как вы поняли, другие планы. Я вас не звал и никуда не поеду, – ощущая настороженность пса, тихо клокотавшего сдерживаемым рыком, Максим внутренне напрягся.

– Не желаете, как вижу, пойти на встречу. Х-м-м... – сунув руки в карманы, Анатолий покачался на каблуках надраенных ботинок. – И что же мы с вами в таком случае станем делать?

– Расстанемся без сожаления. Я жду жену.

– Маргариту Валдисовну? Так она у нас. И, представьте, тоже с нетерпением ждет супруга.

Максим обмер – нехорошие глаза были у человека в плаще – завравшиеся и жесткие. Прыгнуло и заколотилось сердце, а ладонь, державшая ошейник, вспотела.

– Никуда я не поеду. Я вам не верю, – отпустив Лапу, Максим нарочито медленно отвернулся и пошел в дом. Что бы не показать, как заняло дух и как застучала в висках встревоженная кровь.

– Максим Михалыч, – позвал гость. – Некрасиво получается. Может, придем к консенсусу? Подкупать я вас не стану. Предупредили – кристально честен. А вот обменчик-то можем произвести: мы вам любимую девушку. Вы отрабатываете положенное. Десять минут размышлений над головокружительной верхотуре! Не пыльное, между нами говоря, занятие. Я вот почти все время думаю – и все бесплатно.

Максим напрягся, но не обернулся. Шагнул в сени и захлопнул за собой дверь.

На улице раздались голоса. Максим увидел в окно, как из джипа выпрыгнули и двинулись к дому двое. Зарычав, ощерился Лапа. Он редко принимал чужих враждебно, проявляя виляющим хвостом готовность дружить и быть полезным всякому. Но тут почувствовал себя настоящей кавказской сторожевой, мелькнувшей в отдаленной наследственности. Чуть припадая на больную ногу, не раздумывая, пес ринулся защищать дом. Завидная, неколебимая собачья преданность!

Максим не понял, что произошло – два хлопка следовали один за другим, Лапа упал возле крепкого блондина, державшего оружие. Когда Максим подбежал к своему псу, ощеренная пасть с молодыми белыми клыками закрылась. Пес попытался улыбнуться и даже чуть дернул хвостом. На песке под черным боком алело влажное пятно. Опустившись на колени, Максим приподнял голову пса, заглянул в гаснущие глаза:

– Умная, хорошая, верная моя собака. Настоящий кавказец, храбрец...

По телу Лапы пробежала дрожь, пес напрягся, вытянулся и поник. В агатовых глазах застыл вопрос.

Максим не слышал, что происходило за его спиной. Анатолий показательно распекал стрелявшего. А потом обратился к сидящему на земле у мертвого пса Максиму:

– Я не сторонник жестких мер. Вы сами спровоцировали конфликт, Горчаков... Не делайте больше глупостей. Выполняйте приказания.

Максим даже не успел осознать, как сработало его тело, опаленное яростью. Он мгновенно выпрямилось и с наслаждением садануло кулаком снизу в полный подбородок говорившего, да так неожиданно и ловко, что никто не успел остановит удар – человек в плаще отлетел на дорожку, повалившись в блестящую грязь. Тут же нападавший был сбит с ног блондином, а другой вывернул ему за спиной руки. Висок и глаз заныли от удара и Максим успел подумать, что драться стоит хотя бы ради того, что бы заглушить болью страх.

– Отставить... – поднявшись, Анатолий отряхивал полы плаща. – Нам он нужен живым.

Блондин ребром ладони быстро рубанул Максима по правому плечу. Сжимая помертвевшую руку, он рухнул на колени, а когда чернота в глазах рассеялась, увидел стоящих рядом парней с довольно скучными лицами. Никакой злобной драчливости не было в этих лицах, лишь тупая тоска нудного дела, свойственная людям дотошных бухгалтерских профессий. Блондин, убивший Лапу, небрежно держал у бедра короткий автомат и ухмылялся. Скрипнув зубами, Максим застонал, подавляя захлестнувшую сознание ярость. Вцепиться, рвать на куски, кусать, молотить гадину! Как пьянит, как ослепляет разум ненависть!

– Гаденыш... – тихо сказал Максим. С трудом преодолевая боль в ушибленной руке, поднял тело Лапы и понес в сени. Там опустил на пол, покрыл своим ватником. Затем плеснул в печь воды, запер за собой дверь и пошел к джипу.

– Мудрое решение интеллигентного человека. Вот бы сразу так! противно ухмыльнулся Анатолий. Машина тронулась.

Джип живо взобрался на холм. Оглянувшись на оставленный дом, Максим увидел прощально белевшее в сумраке кружево ставен. В окошках цыганских изб зажигались огни. Он чувствовал, что покидает эти места навсегда. Ни дома, ни яблонь, ни верного пса, ни книг, ни Маргаритиных занавесок, ни оранжевой лампы и лежащих под ней рукописей больше не будет.

Много раз в бессонных кошмарах Максим пытался представить себе нечто подобное. И задавал один и тот же мучительный, до холодного пота вопрос: что делать, что? Как примириться с собственным бессилием? Как жить, если не смог защитить ближнего, отстоять то, что дорого? Не известно.

Но один, очень серьезный вопрос, прояснился окончательно.

Не раз в страшные минуты последнего откровения, Максим спрашивал себя: способен ли он преодолеть страх не желающего гибнуть тела, отдать свою жизнь за жизнь дорогого человека? Конечно, конечно сможет! Он должен спасти Маргариту. Это же так просто – он умереть за нее! Инстинкт самосохранения это инстинкт сохранения любимого. Пес до последнего защищает хозяина. Мать не раздумывая, заслоняет свое дитя. Мужчина оберегает свою женщину. Просто, как просто...

Уже давно опустилась ночь, джип несся по шоссе, рассекая тьму мощными фарами. Но Максим все вглядывался вдаль – туда, где остался желтый дом под яблонями и верный пес. Где всегда будет лето, стрекочущие в траве кузнечики, нежные губы любимой, испачканные черникой. Где в свете лампы будет лежать листок саги с недописанным словом...

Прошлое – это то, что принадлежит только тебе. Никому не дано ни осквернить, ни отнять его.

Глава 14

Маргарита вышла из подъезда Беллы, чувствуя, что приходила сюда последний раз. В голове шумело от неразрешимых вопросов и образовывалась ватная пустота.

У автобусной остановки она стояла в полной растерянности, пропуская машину за машиной. Белла сказала – надо бежать. Как? Разве можно бросить Аню? Бежать не выйдет, но надо как можно скорее предупредить Максима.

Сев в остановившейся перед ней автомобиль, Маргарита сказала:

– В деревню... Извините, к Ярославскому вокзалу, пожалуйста.

Она опомнилась, когда иномарка выехала на шоссе.

– Мне к вокзалу! – тронула она за плечо водителя.

– А я понял, что в деревню, – тот не обернулся. И предупредил: – Сиди, деточка, тихо. Едем к хорошим людям, тебе помощь нужна? Нужна. Вот и помогут.

– Вы – друзья Беллы Левичек?

– Беллы? Да что скрывать – и ее тоже, – мужчина противно хохотнул.

– Остановите! Я сейчас открою дверь и выпрыгну на дорогу.

– Не откроешь. Ишь прыткая какая.

Действительно, ручек в салоне не было. Маргарита изо всех сил заколотила по плечам шофера:

– Если не выпустите, я выцарапаю вам глаза!

– Успокойся, бешеная! Разобьемся. Объясняю толком – едем к людям, которые хотят тебя из плохой истории вытащить.

Маргарита затихла, тупо глядя через стекло на августовскою вечернюю Москву. Торговали киоски, стояли в ведрах на асфальте охапки ярких цветов, осаждали транспорт толпы нарядных женщин, нагруженных покупками. Обычная жизнь казалась ей сейчас далекой и не понятной, как глубоководный мир, наблюдаемый путешественникам через иллюминатор подводной лодки.

Выехали за город, миновали ворота в глухом каменном заборе, остановились у приятного миниатюрного коттеджа, веселенького и ухоженного. Вокруг нежился под солнцем совершенно безлюдный сад с парковыми дорожками и фонарями вдоль них. За пышными серебристыми елками и бархатным газоном виднелись кирпичные стены и деревянные балконы большого особняка.

– Пожалте в гости, леди! – отворил дверцу машины некто чрезвычайно галантный. Маргарита вышла и как некогда у ворот андреапольской колонии лицом к лицу столкнулась с Осинским.

– А-а... Вот, значит, что за птица Маргарита Валдисовна – подруга нашего героя! – искренне удивился тот. – Не смел и мечтать. Пикантнейший выходит сюжет!

Маргарита смотрела холодно, удивляясь своей выдержке. Тот, кого она столько раз убивала в своих тайных помыслах, был всего лишь мелкой гаденькой тварью.

– Где Максим? – она нашла в себе силы не кричать, не кидаться на него с кулаками.

– Для деловой беседы прошу пройти в апартаменты, подружка. Ничего, если я сразу перейду на дружеский тон? – Осинский пропустил Маргариту в деревянный дом. В пустой комнате, отделанной деревом и обставленной в стиле охотничьего домика было прохладно и тихо.

– Ты находишься в усадьбе моего нынешнего и вашего бывшего шефа господина Пальцева А. В. Это гостевой павильон. Альберт Владленович собирался побеседовать с гостьей. Но, увы, дела государственной важности помешали ему. В качестве парламентария прислан я. Да ты садись, располагайся удобнее. Что будем пить?

– Где Максим? – Маргарита осталась у двери.

– Об этом и пойдет речь. Мы ждем его прибытия. Возможно, господин изобретатель будет с минуты на минуту, возможно, задержится. Но ты же не будешь стоять все это время, как статуя?

Маргарита опустилась в кресло, к расставленным на столике напиткам не притронулась, хотя во рту пересохло от жажды.

Роберт сел напротив и окинул ее изучающим взглядом:

– Классный загар. Отдых на французской Ривьере?

Маргарита промолчала, стараясь не смотреть на Осинского. Веселая ухмылка садиста, готового в любую минуту всадить нож в собеседника, не покидала лицо породистого арийца. Только глаза были слишком светлые, вроде вылинявшие, почти белые. И от их пустоты по спине пробегали мурашки.

– Дело, собственно, не стоит выеденного яйца. Наш изобретатель сварганил некий приборчик. Люди ответственные намерены осуществить пробный запуск. Ему надо провести сеанс. Но некоторые обожают поломаться. Цену набивают или мазохизмом мучаются. Просто мечтают, что бы их заставили на карачках ползать. О садо-мазохистах слыхала, пылкая моя? Забавные ребята. Женщины, например, прямо рвутся к насилию и даже в экстазе калечат себя. Вилочку в ладонь, ножичек у горла... – Оса взглянул на Маргариту с явным намеком. Она постаралась не слышать его слов.

– Максим не станет принимать участие в этом деле. Разбирайтесь со своим прибором сами.

– Смысл нашей с вами встречи, прекрасная леди, состоит как раз в том, что бы уговорить незаменимого субъекта принять участие в хорошо оплаченной работе, – Осинский достал телефон и связался с кем-то. Выслушав сообщение, пожал плечами: – Увы, свидание с любимым пока откладывается. У нас прекрасный шанс найти взаимопонимание в интимной обстановке. Наверстать упущенное. Ты как, детка?

– Уйдите, – чуть слышно проговорила Маргарита леденеющими губами.

– Ой, как идет малышке бледность! А в обморок падать не рекомендую гадкие мальчики могут девочкой воспользоваться.

– Уйдите! – Маргарита зажала ладонями уши, усмиряя охватившую слепящую ярость.

Когда она справилась с собой, в комнате никого не было.

Бесконечной казалась Маргарите наступившая ночь, страшен черный прямоугольник зарешеченного окна. Наконец коридоре послышались шаги, дверь отворилась, щелкнул выключатель. Матово засветились три рожка на перекрестье деревянной люстры. Перед Маргаритой вырос Осинский – свежий, подтянутый, с ежиком влажных волос. Он выглядел так, словно только что покинул зал с тренажерами и бассейном, но вызывал в памяти образы бравых офицеров СС, вдохновленных предстоящим допросом и пытками.

– Сидим в темноте, к пище не притронулись. Ай-я-яй! – оценил он ситуацию, взял с блюда пирожок, откусил. – Зря постишься, куколка. Травить тебя здесь никто не собирается. У Гарика выпечка, конечно, была получше, но и этот продукт вполне съедобен. Хотя, лучше взбодриться чем-нибудь крепеньким. – Он открыл в стене бар, поставил на стол бутылку, конфеты.

– Пришел поболтать по старой дружбе. Все думаю, и чего это у нас отношения не складываются? – Осинский разлил в бокалы коньяк. – За встречу, красивая, неприступная. – Он подмигнул с гаденькой улыбкой.

– Уйдите. Мне противно смотреть на вас.

– Ой, как страстно! Может, нужны ошейник и плеточка, что бы погонять на корачках эту строптивую лошадку? Может я кликну мужичков и мы вспомним безумства пылкой юности?

Маргариту захлестнула ярость. Она вскочила, схватив со стола бутылку и прижалась к стене, скалясь и дрожа, как загнанный зверь.

– Ты должен знать... Я никогда не убила и мыши, но с наслаждением уничтожу тебя! Я должна была это сделать еще тогда. Не вышло. Клянусь, я разобью твою голову без всякого...

Она не успела договорить. Сделав обманный пасс, Осинский ухватил руку, сжимавшую бутылку, и вывернул запястье. Из горлышка потек коньяк, наполняя воздух запахом веселого разгула.

– Глазки то, глазки блестят! Я балдею. А темперамент! – Оса дышал ей в лицо перегаром, совсем как тогда. – Ну и мудило твой Денис – уступил нам с Бароном право первой ночи за двести баксов! – Он притиснул ее к стене. Маргарита взвыла, как раненная тигрица.

– А ведь явился с благой вестью, рассчитывал на взаимопонимание. – Оса отпустил девушку и достал радиотелефон. – Торопился наладить сеанс связи с любимым.

– Лож! – ударом о борт сервировочной тележки Маргарита разбила бутылку и сделал шаг к своему стражу. Сигналы телефона остановили ее. Осинский вздохнул:

– Увы, киска! Придется отложить интим. Ша! Твой ученый прорывается. Отобрав у оцепеневшей Маргариты бутылку, он заговорил, дыша ей прямо в лицо:

– Лови мои слова, птичка: будешь говорить с любимым, постарайся убедить его слушаться старших. Пусть делает, что велят, получит и бабки и бабу.

Отпустив Маргариту, Оса взяв трубку и доложил:

– У нас тут полный консенсус. Выпиваем, закусываем. Минуточку, узнаю, захочет ли Риточка говорить. – Держа телефон за спиной, Оса с ухмылкой смотрел на девушку. Она ринулась к столу и схватила тяжелую пепельницу, сжимая ее побелевшими пальцами.

– Ша, психованная! – Оса отступил. – Твой герой рвется выйти на связь.

Маргарита не успела опомниться, как в ее руке оказался телефон...

Глава 15

Максим лежал на матрасе, глядя в сырую, облупившуюся штукатурку над собой и пытаясь осмыслить случившееся.

Несколько часов назад его привезли на территорию заброшенной фабрики у Московской окраины, тычками в спину проводили в темное двухэтажное строение, спустили вниз по выщербленной кирпичной лестнице и заперли в маленькой полуподвальной комнате. Вдоль окрашенных зеленым маслом стен проходили трубы. Имелось и узкое окно под потолком, тускло светила забранная в металлический намордник лампа. Голова шумела, пульсировал затекающий глаз, а злость требовала выхода. Руки чесались подхватить железный табурет и колошматить им куда попало, мстя за Лапу, за вторжение в его безобидную, никому не мешавшую жизнь.

Горчаков чрезвычайно редко смотрел или читал триллеры. И даже если бы увлекался ими, то вряд ли сумел бы последовать примеру крутых парней выбраться в узкое окно под потолком, улизнуть, "замочив" охрану. Не дано ему было и объяснить другим свою правду.

Еще утром, бродя среди беженцев, он думал о том, сколь велик соблазн доработать и запустить генератор. Помочь сразу всем, а потом смотреть как будут расти на берегах озер уютные деревеньки, слушать сообщения о выращиваемых в подмосковных хозяйствах клубнике, ананасах, киви, о соперничестве Тульского завода электродеталей с фирмой Бош. Распахивать свою землю симпатичным минитрактором, писать научные статьи, наведываться на ученые форумы в разных концах мира, а каждый вечер заезжать за Маргаритой в местную больницу, чистенькую и оснащенную, как цековский санаторий... Ну почему эта нормальная человеческая жизнь кажется здесь лживой, переслащенной утопией!? Почему одолевает страх всякого, кто берется за настоящее дело? Как помочь людям распрямиться? Реанимировать в потухших душах гордость, сострадание, веру в свое важное предназначение? Может, не зря вложил некий Генеральный конструктор в пытливые мозги друзей идею аппарата всеобщего просветления? А если порождена она врагом, искушающим дерзкого?

Дело, похоже, зашло далеко, в бой вступили Гнусарии. Если утром Максим жалел о данном Маргарите слове и думал о том, что стоило бы рискнуть провести пробный сеанс, даже в условиях, когда шанс помочь кому-то ничтожно мал, то теперь он знал точно, что не подойдет к аппарату ни при каких обстоятельствах, пусть хоть режут. Он нащупал во внутреннем кармане джинсовой куртки свой любимый перочинный нож и обрадовался, словно получил подкрепление.

Заскрежетал замок, в комнате появился Анатолий. Судя по всему, куратор эксперимента провел напряженные часы – заплывшие глаза смотрели остро и тяжело. Максим выдержал взгляд.

– Не спится, понимаю. Самое время поговорить по-дружески. Вы слышите меня, господин Горчаков? Оч-чень надеюсь, что обойдетесь без глупостей. Вчерашнее недоразумение спровоцировали вы сами. Весьма сожалею, – он потер ушибленный подбородок и кивнул на заплывший глаз пленника: – Мы квиты. О халупе своей не жалейте. Нечего вам в сих Богом забытых местах мыкаться. Такие ученые головы должны пребывать в комфорте и самое главное – подальше от этой земли.

– Анатолий сел на табурет, закурил:

– Надеюсь, условия понятны?

– Где Маргарита?

– Мы спрятали твою милашку в надежном месте. Наша организация не занимается торговлей живым товаром. Девочку придерживают в качестве приза за послушание. Отработаешь – получишь ее в полной сохранности со всеми необходимыми для далекого путешествия документами,– маленькие глаза Анатолия в отекших веках свинцово застыли, а на лице проявлялось глобальное отвращение к бытию, свойственное опытным комсомольским работникам, принимающим юную смену в ряды союза после крепкого бодуна. Максим поморщился.

– Плохо врешь, ублюдок. Попробуй хоть разок взглянуть на себя в зеркало и произнести вслух: "Я честный парень". Это будет мерзкое зрелище.

– Врожденный дефект мимики. И последствия скверной работы, – Анатолий провел ладонью по небритым щекам и цыкнул зубом. – У меня была тяжелая комсомольская юность.

– У меня тоже врожденный дефект – ненавижу всю твою породу кровососущие твари. И еще знаешь что...Ступай-ка ты к своим шефам и доложи – пусть идут они к черту со всеми своими затеями, Гнусы!

– Ну, ты меня достал, падла! – Анатолий сжал кулаки.

Максим вскочил и выхватил из кармана нож. Он не раздумывал над своими действиями, а лишь подчинился импульсу физического омерзения к личности куратора, как нельзя лучше соответствовавшей облику рожденного его воображением Гнусария. Щелкнула кнопка, блестящее – до бритвенной остроты заточенное лезвие, прижалось к шее.

– Не дергайся, гад. Одно движение – и я перережу себе горло. Сеанса не будет, – прорычал Максим голосом железного парня из американского сериала.

– Ну, блин! Чего ты выламываешься, а? Чего еще надо, мужик?

– Я не верю, что Маргарита у вас. Я не уберу нож, пока не услышу ее голос, – он так сильно прижал кончик лезвия к шее, что он впился в кожу, из ссадины к вороту пуловера потекла кровь.

Анатолий скрипнул зубами, теряя терпение:

– Предупреждали меня, что ты псих! Ведь предупреждали! Пришел как человек, хотел мирно обо всем договориться! А здесь такой цирк.

Он достал из-за пояса брюк телефон, набрал номер.

– Роб? Как барышня? Ужинаете? Не пропустите тост за наше здоровье. С ней хочет поговорить известный герой. Только смотри, что бы без фокусов. Анатолий передал Максиму трубку.

– Маргарита! Ты... – Максим опустился на стул и зажмурился. Такое выражение лица бывает у человека, которому без анестезии вправляют вывих, а он не может себе позволить ни закричать, ни расплакаться. Маргарита...Завтра, должно случиться то, о чем говорил Ласкер. У меня нет выбора. Прости... Они обещают освободить тебя...

В трубке зазвучали торопливые слова Маргариты, а затем раздался глумливый голос Осинского:

– Благотворительный сеанс секса по телефону окончен.

Анатолий выхватил трубку и победно взглянул на поникшего героя:

– Убедился? – он снова перешел на доброжелательный тон, опасаясь испортить впечатление от коротких, но весьма эффективных переговоров. Девушка ждет, когда ты отработаешь контракт и составишь ей компанию в Боинге американской компании.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю