Текст книги "Мир лабиринта и костей (СИ)"

Автор книги: Mikki Host

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 37 страниц)

Говорил он так же уверенно, как на суде коалиции, точно знал, что в любом случае окажется прав, но уверенность эта была напускной. Гилберт видел, как изменилось лицо Фортинбраса, когда он отвернулся от мага и его людей, – посланников дома Эдон, как стало ясно, – как посмотрел на Пайпер, затихшую и замершую на месте, точно статуя, и как одним взглядом показал Николасу, в чём именно требуется его помощь.

Фортинбрас быстро переглянулся с Клаудией и, не говоря больше ни слова, подошёл к Пайпер, сел рядом с ней и что-то тихо сказал ей. Пайпер не ответила, даже не пошевелилась. Кит покосился на неё, но ничего не сказал. Выдохнув, Фортинбрас невесомо поцеловал Пайпер в висок, а после поднялся и сделал шаг к телу Джонатана.

Когда Стефан помог Пайпер подняться и отвёл её на пару шагов назад, Гилберт понял, в чём дело. Маг, служивший леди Эдон, открыл им портал и молча требовал пройти через него, но это не относилось к Фортинбрасу и Николасу. Четвёртый коснулся вытянутой руки Джонатана, Третий, перебарывая себя, – это было ясно по его взгляду, скованным движениям и тому, как громко он дышал, – коснулся отсечённой головый. Вторую руку он протянул к Николасу. Мгновение, и они исчезли.

Кто-то потянул Гилберта за локоть. Он оглянулся на Стеллу, упрямо тащившую его к порталу, и даже не воспротивился, когда один из рыцарей дома Эдон грубо подтолкнул его. Холодная голая равнина исчезла, за порталом оказался просторный двор, простиравшийся перед огромным каменным дворцом из тёмно-серого камня. Здесь было почти пусто, если не считать пяти рыцарей и двух лучников, которые целились в них с высоких стен. Гилберт осторожно огляделся, отмечая множество дорожек, разбегавшихся во все стороны, арку, ведущую в конюшню, и флаг с изображенными на них руками, между которыми пылал огонь.

В сознание Гилберта, наконец, щёлкнуло, и он понял: Лабиринт вышвырнул их обратно, в Дикие Земли, и каким-то образом ближе всего они оказались к дому Эдон, бывшему в Артизаре.

***

У искателей было несколько правил, которые официально не входили в кодекс, но которые знал каждый.

Правило номер один: помнить, что искателями становятся по собственной воле. Даже если на человека давят и требуют, чтобы он принял решение о вступлении в Орден, в конечном счёте выбор всегда остаётся только за ним.

Правило номер два: жертвы не должны быть напрасными. Если и погибать, то за что-то. Если и защищать информацию или своих товарищей ценой жизни, то зная, что это не просто так.

Правило номер три: никогда не винить никого, кроме самого виновника.

Это было единственным правилом, о котором Кит помнил в течение долгих часов после рассвета, когда солнце всплыло из-за горизонта, окрасив мир в алый и оранжевый, когда воздух наполнился теплом, но кошмар так и не закончился.

Джонатан не очнулся. Это было просто глупо, но Кит действительно ждал и верил, что тот очнётся. Он видел, как Карстарс одним взмахом отрубил голову, и видел кровь, хлынувшую фонтаном. Он знал, что Джонатан мёртв, и всё равно ждал так долго, как только мог, пока, наконец, не понял, что больше не выдержит.

Кит не спрашивал, каким образом Фортинбрасу удалось склонить леди Эдон на их сторону – он даже не знал, кто она, как выглядит и каким влиянием обладает. Но она поверила Фортинбрасу и Клаудии настолько, что отдала приказ о сооружении погребального костра. В Диких Землях людей не хоронили, зная, что тёмные создания могут попытаться использовать тела ради своих целей. Мёртвых всегда сжигали, и леди Эдон не собиралась делать исключения.

Кит совершенно не помнил, как к этому относился Джонатан. Он бы хотел, чтобы его тело сожгли? Или хотел бы, чтобы его могила была рядом с могилами родителей, такими же искателями, как и он? Эти вопросы были глупыми, абсурдными, и только одно Кит знал точно: Джонатан не хотел умирать.

Но выбирать им не приходилось. Принявшая их леди Эдон проявила невиданную щедрость, и Кит знал, что они должны быть благодарны за это, но думал только о том, что Джонатан не хотел умирать. Все часы, прошедшие с той самой минуты, как они оказались в этой крепости, Кит провёл в маленьком внутреннем дворе, где был сооружён погребальный костёр, наедине с этой мыслью. Поначалу двое рыцарей дома Эдон ещё следили за ним, но после ушли, оставив одного. Дважды Гилберт просил его зайти внутрь крепости, где было теплее, и дважды Кит отказывался. Пайпер он даже не видел. Знал, что, будучи сальватором, она должна была присутствовать на переговорах с леди Эдон, но не мог заставить себя подняться и проверить, так ли это.

Кит просто сидел, прислонившись спиной к холодному камню восточного крыла крепости, смотрел на погребальный костёр, где лежало завёрнутое в белую ткань тело, и думал о том, что Джонатан не хотел умирать.

Когда рядом послышались шаги, Кит даже не среагировал. Если это рыцари дома Эдон, которым надоело, что он маялся без дела, то пусть сами отрывают его от места и тащат отсюда. Кит ни на сантиметр не сдвинется до тех пор, пока они должным образом не попрощаются с Джонатаном.

Но вместо ожидаемой жёсткой хватки он ощутил лёгкое прикосновение чего-то острого к своему плечу. Кит поднял голову к Твайле, севшей рядом, и позади неё заметил Николаса, который нервно поглядывал за угол.

– Его чары защищают меня, – пояснила Твайла тихо, заметив взгляд Кита. – Леди Эдон не знает, что я…

Она замолчала, неопределённо качнула головой, но Кит прекрасно её понял.

– Фортинбрас же просил не высовываться. Тебя могут увидеть, – хрипло ответил он.

– Не могла же я тебя тут бросить.

Кит почти улыбнулся, но только почти. Пару месяцев назад он был готов убить Твайлу, потому что свято верил, что все без исключения тёмные создания – чудовища, которые могут лишь убивать. И пару месяцев назад Джонатан был жив. Но теперь, когда Твайла рядом, а Кит, ещё вчера думавший о том, что может поделиться своими мыслями о ней с Джонатаном, сидел напротив погребального костра и думал о том, что тёмные создания – чудовища.

Не все. Твайла – не чудовище. Альтан – не чудовище. Но к Карстарсу это не относилось. То, с какой лёгкостью он схватил Джонатана; то, как быстро поднял меч и опустил его; то, как смеялся – всё это бесконечно прокручивалось перед Китом, будто заевшая пластинка.

Секунда – тени окутывают их, и Кит бросается вперёд, потому что его тело всегда было быстрее, чем разум.

Вторая – они со Стеллой летят на землю, а тени хватают Джонатана и тащат его в сторону.

Третья – Карстарс ставит его на колени.

Четвёртая – Карстарс…

Кит всхлипнул, прижав кулак к губам.

Он не хотел об этом думать. Не мог и, возможно, не имел права. Джонатан был ракатаном для души Пайпер, и Кит не представлял, как его потеря отразилась на ней на самом деле. Он хотел найти её, поговорить или хотя бы просто обнять, чтобы убедиться, что она ещё здесь, живая, рядом с ним, но не мог.

Джонатан всегда подсказывал ему, как поступить правильно, и развеивал все его сомнения насчёт того, что Пайпер недолюбливает Кита. Какое-то время он действительно так считал, но когда она сказала, что хочет, чтобы он помог ей в Лабиринте, окончательно убедился в обратном. Пусть даже на самом деле она хотела защитить Эйса, Кит был уверен – Пайпер не бросит его, а он не бросит её.

Они – Сандерсоны, пусть даже Кит до сих пор носил другую фамилию.

Но Пайпер, разумеется, об этом не знала. Кит не представлял, как рассказать ей обо всём и при этом не сломаться ещё раз. Он хотел попробовать, много раз, даже подготовил вроде как подарок, который мог её задобрить, – хотя правда была в том, что он хотел подарить ей его на день рождения и даже запретил Джонатану покупать то же самое, ещё и искал, не спрятал ли он где-нибудь что-то похожее, – но сейчас понимал, что всё это не имело значения.

Джонатан мёртв, Пайпер лишилась ракатана для души, и никто из них не знал, к чему это приведёт. Кит должен был взять себя в руки, встать, найти Пайпер и поговорить с ней или просто быть рядом, но не мог.

Твайла нерешительно коснулась пальцами его плеча. Кит против воли вздрогнул и опустил голову.

– Кит, – тихо позвала она.

– Я не могу, – прохрипел Кит, упирая локти в колени и запуская пальцы в волосы. Твайла, наверное, только хотела помочь, может быть, она даже знала, что сказать. Но слова, столько месяцев царапавшие ему горло, вырвались быстрее, чем Кит успел себя остановить: – Пару месяцев назад, когда Пайпер исчезла, как раз возле дома господина Илира, я думал, что Джонатан меня убьёт. Пайпер же… Ну, она его любимица. Единственная племянница, родная кровь. Я был уверен, что Джонатан меня не простит. Он почти не обращал на меня внимания. Но он сказал, что это не из-за того, что он злится, а из-за того, что я был в безопасности, представляешь?.. Он не знал, где Пайпер, и сходил с ума от беспокойства, но был рад, что я в порядке. Он сказал, что не переживал за меня, потому что я был рядом, а Пайпер – нет. Он сказал…

Кит сбился, ещё ниже опустил голову и затих. Рыдания душили, слова застряли не то что в горле, в лёгких – мешали дышать. Воздух входил и выходил с судорожными хрипами, которые Кит едва-едва сумел унять.

– Джонатан сказал, – всё-таки продолжил он, посмотрев на Твайлу, – что я ему как сын. Он никогда не задумывался о том, чтобы стать отцом, но если бы всё-таки решился, хотел бы, чтобы я был его сыном. А я… Я же ни разу не сказал, что люблю его. Ни разу. Я отшучивался и язвил, но никогда не говорил этого всерьёз.

– Я думаю, Джонатан всё прекрасно понимал, – осторожно произнесла Твайла.

– Я знаю, знаю! Но я-то не понимаю! Почему я просто не мог сказать этого? Почему я… почему я просто не мог?..

– Кит. – Твайла придвинулась ещё ближе, медленно провела пальцами по его волосам, приглаживая их, и в то же время аккуратно наклонила его голову к своему плечу. – Твоей вины в этом нет. Джонатан знал, что ты любил его.

– Но я хотел… – его голос вновь сорвался на хрип, и на несколько секунд Кит даже подумал, что начал задыхаться. Он выждал немного, сумел унять дрожь в теле и совсем тихо, на выдохе, произнёс: – Я просто хотел быть хорошим сыном. Я хотел быть его сыном.

– Ты и им был.

– Неофициально. Я хотел, чтобы мы стали настоящей семьёй… Через два месяца после того, как Пайпер исчезла, – продолжил он безжизненным голосом, совершенно не понимая, как его мысли, в конце концов, пришли именно к этому, – Джонатан решил официально усыновить меня. В Ордене так можно даже после совершеннолетия, всё равно ведь кто-то должен стать наследником и главой семьи. Мы собрали все документы, получили четыре подписи старших искателей из пяти и… Это нужно, чтобы процесс был официальным и одобрен Орденом. Обычная процедура, на самом-то деле…

– Четыре? – несмело уточнила Твайла, когда Кит замолчал. – Кто-то отказался помогать?

– Нет, нет, всё было нормально, правда. Мистер Гривелли согласился подписать все документы, но я хотел, чтобы сначала Пайпер и Эйс узнали об этом. Я же должен был стать частью их семьи. Если бы они не приняли меня, если бы отказались признавать даже после того, как признал Орден, я бы не стал просить пятую подпись. Я бы просто отступил. Но Пайпер всё не возвращалась, а потом, когда всё же вернулась, с ней был Третий и… Всё так запуталось, – обессиленно выдохнул Кит. – Я боялся, что если я скажу об этом, Пайпер посчитает меня эгоистом. Я просил Джонатана не говорить об этом решении, но теперь… Это бессмысленно. Он умер, а я…

– Тебе не нужны подписи на каких-то дурацких бумажках, чтобы быть его сыном, – сказала Твайла, губами коснувшись лба Кита. – Ты и так его сын, это все знают, даже тёмное создание вроде меня.

– Но Пайпер не знает! – судорожно выдохнув, возразил Кит. – Я не могу ей сказать. Просто… не могу. Осталась последняя подпись, от мистера Гривелли, но я… Я не могу. Я не хочу причинить Пайпер боль. Я знаю, что мы не особо близки, но я люблю её, как свою сестру. Я хочу её защитить.

– Тогда скажи ей правду. Не думаю, что Пайпер настолько глупа и не поймёт, что вы с Джонатаном приняли верное решение. Ты всегда был частью семьи Сандерсон. Пайпер тебя поймёт и примет. Я знаю: мы вернёмся во Второй мир и вы получите эту дурацкую подпись. Ты официально станешь сыном Джонатана, хотя на самом деле всегда им был, верно?

Кит очень хотел ответить ей, согласиться, но язык отчего-то не поворачивался. Может быть, подсознательно он понимал, что всё не так просто, что он просто не заслуживает быть частью семьи Сандерсоном, но ему хотелось верить в обратное. Он слишком долго боролся ради этого, чтобы в самый последний момент отступить. И он действительно любил Пайпер и Эйса и хотел их защитить, пусть даже был простым смертным без магии или чар.

Твайла вдруг выпрямилась, уставившись в противоположную сторону внутреннего двора, на каменную арку, ведущую внутрь западного крыла. Кит поспешно обругал себя за то, что позволил ненадолго расслабиться, когда услышал шаги. Даже если чары Николаса ещё держались, не было гарантии, что именно сейчас в Твайле не распознают тёмное создание и…

Кит выдохнул, поняв, что это не рыцари дома Эдон, а Пайпер, и тут же напрягся, кое-как поднялся на ноги и выпрямился. Твайла не стала его останавливать, когда он шагнул вперёд и, едва задумываясь, всего через секунду побежал. Лишь в самое последнее мгновение он остановился, из последних сил удержал руки, которыми хотел обнять Пайпер, однако она сама подалась ему навстречу. Кит всхлипнул, прижал её к себе и крепко обнял.

Он не знал, где была Пайпер, с кем говорила и как себя чувствовала на самом деле. Хотел спросить, утешить, убедить, что вместе они обязательно справятся с этим, но не мог подобрать слов. Пайпер держалась лучше него, дрожь не пробегала по её телу, а взгляд казался ясным и был полон гнева.

– Я убью Карстарса, – чётко произнесла она, смотря Киту в глаза.

Он не нашёл, что сказать. Одно дело – убивать неразумных ноктисов или демонов в пылу схватки, и совершенно другое – планировать убийство такого демона, как Карстарс. Кит никогда прежде не сталкивался с такими умными и сильными тёмными созданиями, но знал, что Пайпер права и непременно сделает то, что задумала, и никто не сможет её остановить. Особенно Кит: сейчас Пайпер была куда сильнее и решительное него, и, казалось бы, не её несколько часов назад не могли успокоить двое сильнейших великанов и магов.

Кит действительно не знал, что сказать, поэтому лишь крепче обнял Пайпер, положив голову ей на плечо. Может, они не говорили о том, что чувствовали на самом деле, но понимали это из прикосновений и взглядов. Может, они не замечали друг друга в первые часы, но теперь они были рядом, и Кит не был намерен бросать Пайпер.

Они – Сандерсоны.

Пайпер отстранилась, посмотрела за спину Кита, и там, будто по команде, что-то вспыхнуло с оглушительным треском. Кит дёрнулся, увлекая Пайпер в сторону, но она не сдвинулась с места, только молча смотрела на золотое пламя, поглотившее погребальный костёр и тело на нём.

Умом Кит понимал, что это неправильно. Попрощаться должны все, потому что каждый из них знал Джонатана. Однако знал, что так, возможно, будет лучше. Они и так слишком долго ждали, и Джонатан заслужил, чтобы его похоронили – пусть даже таким странным способом, который в Диких Землях был единственным.

Сквозь всполохи пламени, поднимавшиеся значительно выше, чем следовало бы, Кит видел, что Николас и Твайла также смотрели на костёр. Но вдруг сальватор дёрнулся, схватил Твайлу за руку и завёл себе за спину, защищая, и очень вовремя – из-за угла выскочили двое рыцарей, наверняка привлечённых неожиданно вспыхнувшим костром. Не обращая внимания на Твайлу, скрытую чарами и магией Николаса, рыцари обратились к сальватору, и тот что-то начал объяснять им. Кит даже не пытался вслушиваться.

Он стоял, обнимая Пайпер, и вместе с ней смотрел на костёр, боясь даже подумать о том, что их ждёт дальше.

***

В старой гостиной, которую нашёл Энцелад, явно использовали, пусть и не так часто. В воздухе не витал какой-то особый запах запустения, нигде не было даже тонкого слоя пыли. Рыцари дома Эдон, однако, не остановили Энцелада, когда он вошёл сюда, и никто не попытался его выгнать. Энцелад просидел в тишине и одиночестве почти час, по истечении которого погребальный костёр, который он видел из одного из окон, наконец загорелся.

Энцелад смотрел, как сгорает тело, до самого конца. Смотрел, сидя на подоконнике, сжимая лук Дионы, лежащий у него на коленях, и пытался убедить себя, что его вины в этом нет. И у него почти получилось, когда Пайпер, стоящая всего в двух метрах от костра, вдруг подняла голову и уставилась прямо на него. Энцелад знал, что она его видит: старая гостиная находилась на втором этаже, окно было не таким уж и грязным, а зрение Пайпер – острым. Она смотрела на него почти минуту, и Энцелад не отводил взгляда до тех пор, пока она не сделала этого первой, а после ушла вместе с Китом.

Энцелад не знал, о чём она думает, и не хотел знать. Во время встречи с леди Эдон, коей оказалась всего лишь двенадцатилетняя девочка, Пайпер молчала. Энцелад был на встрече исключительно из-за Гилберта и Клаудии, за которой, вроде как, всё ещё следил, и даже внимательно наблюдал за обстановкой, но за почти час Пайпер не произнесла ни слова. Лишь когда леди Эдон сказала, что они пришли к соглашению, Пайпер молча ушла. Энцелад заметил, как Фортинбрас порывался пойти за ней, но леди Эдон задержала его, Гилберта и Клаудию, а остальных отослала, сказав, что люди её дома помогут им устроиться. Но Энцелад так и не последовал за ними, предпочтя найти тихое место и остаться в одиночестве.

Впрочем, его одиночество продлилось чуть больше часа. Когда в коридоре послышались лёгкие шаги, Энцелад поначалу решил, что это Гилберт, но на пороге оказалась Клаудия. В руке у неё была полная бутылка вина, в глазах – презрение, губы скривились.

Ни слова не говоря, Клаудия сделала шаг обратно, но вдруг остановилась, нахмурилась и прошла в гостиную. Энцелад молча наблюдал за тем, как она внимательно оглядывается, будто ждёт нападения из-за угла. Привычная для неё холодная маска треснула, и Энцелад не понимал, из-за чего. В Лабиринте она была готова вцепиться в любого, кто посмеет ослушаться её, да и при встрече с леди Эдон вела себя уверенно и решительно, будто была единственной, кто принимает решения.

Наконец Клаудия закрыла дверь, прошла к дивану, стоящему в углу. Она села, закинула голову на изголовье и закрыла глаза, рассеянно откупорила бутылку и сделала большой глоток.

– Ты пришла сюда пить? – не выдержал Энцелад.

– Ketas, – презрительно бросила Клаудия. – Заткнись, иначе я отрежу тебе язык.

– Сомневаюсь, что тебе хватит сил.

– Заткнись.

Энцелад возвёл глаза к потолку, но потом, меньше, чем за несколько секунд, понял, что казалось ему странным. Обычно Клаудия держалась особняком, а Энцелада, приставленного к ней, и вовсе игнорировала большую часть времени. Иногда она говорила с мёртвыми за его спиной, не замечая его самого, что сильно раздражало его. Но сейчас ругалась именно с ним.

– Ты не слышишь их? – уточнил Энцелад, и без того зная, что угадал. Когда Клаудия не ответила, даже не взглянула на него, он через силу спросил: – Ты не слышишь Диону?

Клаудия выждала секунду и всё же посмотрела на него, наградив тяжёлым изничтожающим взглядом. Энцелад отчётливо вспомнил, как она ударила его, когда он вытащил её из воды, спасая от umbare. Даже если она казалась хрупкой и слабой, она могла напасть, и он ни на мгновение не забывал об этом.

– Скажи мне, – стиснув зубы, потребовал Энцелад.

– Иначе что? – насмешливо уточнила Клаудия. – Будешь угрожать мне кинжалом, как угрожал Иснану? Попробуй. Посмотрим, действительно ли ты так силён или вот это всё нужно тебе только для красоты.

Она рассеянным жестом указала на него, и Энцеладу потребовались мгновения, чтобы понять, что она говорит не про оружия, – его было мало, всего лишь кинжал да лук, – а про его тело.

– Ты назвала меня красивым? – уточнил он, нахмурившись.

– Я назвала тебя ketas, – раздражённо ответила Клаудия.

Быстрее, чем Энцелад успел подумать, он выпалил:

– Скажи это ещё раз.

Клаудия выпрямилась, уставилась на него так, как смотрела практически на всех – с презрением и оценкой, будто решала, как именно убить того, кто надоедает ей.

– Нравится, когда тебя оскорбляют?

Лишь после этого вопроса Энцелад понял, как странно прозвучали его слова. И кто только тянул его за язык?..

Он знал, что лучше остановиться, но вместо этого всё же ответил:

– Я давно не слышал кэргорского.

В коалиции говорили в основном на английском и сигридском. Очень редко Энцеладу удавалось поговорить с кем-нибудь на своём родном языке, да и чаще всего эти люди использовали чары понимания и не утруждали себя тщательным изучением кэргорского. Энцелад терпеть не мог такого пренебрежительного отношения к своему родному языку, и то, как легко на нём говорила Клаудия, приятно удивило его. Либо она старательно учила его, а чары понимания сглаживали акцент, либо…

– Ты из Кэргора? – спросил он, наклонив голову.

– Тебе-то какое дело?

– Кэргорцев осталось мало.

Глупая причина, конечно. Очень глупая. Энцелад никогда бы не озвучил её. Он бы вообще никогда не начал разговор первым, особенно с Клаудией. Он почти час просидел в тишине и одиночестве, пытаясь убедить себя в том, что не виноват в смерти Джонатана, и слишком легко переключился на другую тему. Энцеладу было тошно от самого себя, но остановиться он уже не мог.

– Из Старракса, – будто нехотя ответила Клаудия. – Это маленькая деревня возле…

– Таура, – перебил её Энцелад. – Да, я знаю. Был там пару раз.

Клаудия недоверчиво уставилась на него.

– В Старраксе или Тауре?

– И там, и там.

– Не далековато ли от столицы?

– С чего ты взяла, что я из столицы?

Клаудия фыркнула, закатив глаза, и вальяжно закинула руку на спинку дивана, наконец полностью повернувшись к Энцеладу.

– Энцелад Джорадан Эрнандес, сын Эгеона Алвена Эрнандеса и Аканты Лорин Эрнандес, которая раньше была частью известной семьи Витус, племянник Тороса Оррана Эрнандеса и брат-близнец Дионы Одетт Эрнандес. Мне даже не нужно слушать других, чтобы знать о тебе. Слава о твоей семье гремела по всей стране.

– Но не обо мне, – уточнил Энцелад, лишь на мгновение растерявшись из-за того, как легко и просто она напомнила ему о семье, которую он никогда больше не увидит.

– Самый молодой рыцарь, ставший капитаном, надежда Правой Руки Эквейса, тот, кто обесчестил юную Арлинду из семьи…

– Она оклеветала меня, – выпалил Энцелад, чувствуя, как поднимается раздражение.

– Да, я знаю, – всё тем же спокойным тоном подтвердила Клаудия. – Об этом скандале говорили даже в Старраксе, и все были уверены, что чудесный мальчик Эрнандесов не мог такого сделать.

Под конец она едва сдерживала саркастичную улыбку, будто точно знала, как Энцелад ненавидит вспоминать о том скандале. Будто знала, что он, даже будучи невиноватым, действительно чувствует стыд за то, что навлёк на семью такие проблемы – и всё из-за того, что не ответил глупой Арлинде, что тоже любит её. Это было просто смешно, потому что она знала, что вместе они будут только одной ночью, и не была против. А утром едва не на всю столицу раструбила о том, что Энцелад её изнасиловал, и призналась во лжи лишь после того, как к делу был привлечён один из сильнейших магов кэргорского общества.

Клаудия громко рассмеялась – так громко, как если бы в абсолютной тишине прогремел оглушительный выстрел, мгновенно разбивший мнимое спокойствие. Энцелад дёрнулся, но, поняв, что опасности нет, озадаченно уставился на Клаудию. Он никогда не видел, чтобы она смеялась. Не то что смеялась, даже не улыбалась, только скалилась или презрительно кривила губы.

– Видел бы ты своё лицо, – покачав головой, сказала она. Её смех утих так же быстро, как и наступил, и Энцелад бы обязательно решил, что просто рехнулся и ему всё это привиделось. – Диона была права. Злить тебя очень весело.

Энцелад напрягся. Хотелось встряхнуть ведьму, сказать ей, чтобы держала язык за зубами и не говорила о том, чего не понимает, но проблема была в том, что она как раз-таки всё понимала. Она слышала Диону, говорила с ней, и сестра охотно рассказывала ей секреты Энцелада и подтрунивала над ним даже теперь, когда её не было в живых.

Он бы стерпел, если бы Диона стояла рядом и он сам слышал её голос. Если бы была жива. Но Диона мертва, а Иснан, убивший её, сбежал, потому что Энцелад позволил себе сомневаться.

Он выпрямился, поставил лук, оперев его верхним плечом о подоконник, и подошёл к Клаудии. Она как раз поднимала бутылку с вином, когда Энцелад перехватил её и сделал большой глоток.

– Ketas, – фыркнула Клаудия, закатывая глаза. – Хочешь пить – иди, пей, но не здесь.

– Ты первая начала, – побормотал Энцелад и сделал ещё один глоток.

– Я не виновата, что Диона и впрямь молчала.

Она произнесла это так тихо, что Энцелад, вообще-то, не должен был её услышать, но услышал. Он склонил голову набок, смотря на Клаудию, и, чувствуя, как вино медленно разливается по телу, принося лёгкое опьянение и тепло, спросил:

– Ты не слышишь её?

Клаудия опёрлась подбородком о ладонь и смерила его долгим изучающим взглядом. Энцелад десятки раз видел, как она точно так же смотрит на Гилберта – в основном во время совместных обедов или ужинов, когда Фортинбрасу удавалось убедить её составить им компанию. Большую часть времени она всех игнорировала и молчала, но если и вступала в разговор, то несколькими меткими фразами могла смутить Гилберта и поставить его в неловкое положение. С Энцеладом это не работало – поэтому Гилберт и приставил его, а не кого-либо другого.

И сейчас ему впервые стало неуютно. Клаудия смотрела так, будто могла силой мысли раздробить ему кости, переломать его всего, а он бы даже не сумел защититься.

Энцелад сделал ещё один глоток.

– Нет, – наконец сказала Клаудия. – Сегодня она молчала.

Пальцы Энцелада дрогнули и едва не выпустили бутылку.

Клаудия говорила с кем угодно, но не с живыми. Игнорировала Энцелада, но общалась с Дионой. Очень редко, если в этом не было крайней необходимости, она всё же говорила с ним – в основном, конечно, даже в таких случаях она ругалась и требовала, чтобы он замолчал и не мешал ей.

Вот, в чём было дело. Диона молчала, а с Энцеладом Клаудия почти не разговаривала. В ту минуту, когда она решила остаться в комнате, она думала, что они будут молчать. Тишина – это то, чего ей всегда не хватало.

Вот только он не понимал, зачем она всё же ответила на его вопрос.

– А его… Ты слышишь Джонатана?

Клаудия казалось удивлённой, но лишь секунду. Она вновь надела маску спокойствия и отрешённости, протянула к Энцеладу руку. Он без лишних вопросов передал ей бутылку. Клаудия отпила едва ли не половину и, даже не поморщившись, ответила:

– Нет.

– Разве твоё проклятие не…

– Слушай, умник, я не намерена тебя развлекать историями, ясно? Я пью в тишине. Ты либо делаешь то же, либо уходишь.

– С каких пор ты пьёшь со мной? – раздражённо уточнил Энцелад.

– С тех пор, как Диона, наконец, заткнулась.

– Не смей говорить о ней таким тоном.

– А то что? И впрямь будешь угрожать? Иснана ты убить не смог, и посмотри, к чему это привело.

Энцелад не знал, пытались ли она задеть его намеренно, но у неё получилось. Мысли, которые крутились уже на границе сознания, мгновенно вернулись на место. Действительно ли он виноват в смерти Джонатана? Если бы он убил Иснана сразу же, как схватил, было бы всё иначе?

Гилберт его ненавидит?

Пайпер его ненавидит?

Из-за этого Клаудия не слышит Диону?..

Энцелад ничего не понимал. Запутался. Надо было что-то сделать, собраться с мыслями, чтобы двигаться дальше – так ведь и поступают настоящие рыцари. Но проблема была в том, что он больше не считал себя настоящим рыцарем, скорее бледной тенью, сохранившей лишь примерные очертания.

Клаудия вдруг поднялась, оказавшись к нему так близко, что их носы почти соприкоснулись.

– Диона просила иногда проверять тебя, чтобы ты не устроил какой-нибудь катастрофы, – небрежно бросила она, развернувшись и направившись к двери.

Энцелад рванул за ней быстрее, чем успел подумать. Схватил за руку, в которой была бутылка вина. Клаудия резко развернулась к нему лицом, и что-то острое упёрлось ему в шею.

– Например, что-нибудь такое, – с учтивой улыбкой добавила Клаудия. Энцелад стиснул зубы, когда его собственный кинжал, оказавшийся у Клаудии, скользнул к подбородку. – Следи за оружием.

Она разжала пальцы, и кинжал со звоном упал на пол. Энцелад бы никогда не позволил оружию валяться, как какому-то мусору, потому что настоящие рыцари всегда следят за ним. Но он больше не считал себя настоящим рыцарем.

Он забрал у Клаудии вино, под её ледяным взглядом сделал глоток и наклонился к девушке, впившись в её губы. Её рука скользнула ему за голову, пальцы впились в жёсткие волосы. Клаудия потянула за них, и Энцелад запрокинул голову, чувствуя, как пьянеет всё сильнее. С ним такое редко бывало: пил он мало, потому что должен был присматривать за Дионой и Артуром, которые не знали меры и могли веселиться хоть всю ночь. Но Диона мертва, Артур сдался, а Энцелад хотел только одного – избавиться от назойливых мыслей.

– Не то чтобы ты мне очень нравишься, – как бы между прочим произнесла Клаудия, сделав шаг вперёд и тем самым вынуждая Энцелада шагнуть назад.

– Это взаимно, – ответил он.

– Прекрасно. Значит, никаких проблем.

– Никаких.

Клаудия жёстко улыбнулась. Ноги Энцелада упёрлись в диван, хватка на затылке ослабла. Клаудия забрала у него вино и опустила бутылку на пол.

– Никаких проблем, – всё тем же будничным тоном повторила она, коснувшись ворота его куртки и подцепив пальцами оружейный ремень.

– Никаких, – вторил ей Энцелад, положив руки ей на талию.

– Славно.

Клаудия быстро расстегнула первый ремень, за ним – второй. Для той, кто выпила половину бутылки, она действовала слишком проворно, но, может, это Энцелад слишком быстро сдался перед алкоголем, и теперь всё казалось ему не таким, каким было на самом деле. Поначалу он даже решил, что Клаудия не справится с доспехами, а потом, когда она уже расстегнула куртку, вспомнил, что больше не носил своих доспехов. Не после того, как видел на них только кровь Дионы.

Энцелад стиснул челюсти, надеясь подавить непрошенное воспоминание, и подался Клаудии навстречу, но она вдруг опрокинула его и нависла сверху. Энцелад на секунду растерялся: не понимал, как настолько хрупкая девушка могла вообще провернуть это. Не понимал, всегда ли она была такой красивой. Белоснежная кожа, острые черты лица, чёрные, как сама Ночь, короткие растрёпанные волосы и губы, которые оказались мягче, чем ему думалось изначально.