Текст книги "И пришел доктор..."

Автор книги: Михаил Орловский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)

ГЛАВА 32 ПРИКАЗ

Славные военные, а может быть закон:

Как захотим его, так сразу и попрём.

Жизнь

Компенсации? Да, по большому счёту, нам, работягам и подчинённым, столько должны компенсировать, что никаких средств в мире не хватит. Именно поэтому и прибегают руководители к разным техническим уловкам. То рапорт не подписывают, то задним числом что-нибудь оформляют. А то и просто от своих слов, вылетевших в порыве страсти, отказываются. Это удобнее всего.

Дело в том, что раньше о таком чуде, что от своих слов можно отказаться, не знали. Догадываться догадывались, но точно не знали. Именно поэтому Устав Сооруженных Сил составлялся с надеждой и верой (не путать с женскими именами), что у военнослужащих, в том числе и у начальников, есть совесть. И честь. К сожалению и первое, и второе, как Вы уже догадались сами, отсутствует. По крайней мере, у некоторых. А про честь мне командир как-то пару раз на рапорте написал: «Честь поимею». И он её поимел.

Да и вообще, сильнее всего меня раздражает, что, непонятно с каких времён, появилась дурная привычка у командования: требуют исполнения всех инструкций, а сами соблюдать ничего не хотят. Неудобно, знаете ли, господа офицеры. Пальчиком погрожу: так нехорошо делать.

А вся тема или, другим языком, загвоздка в том, что в Уставе оговорено: «Приказ может быть как в устной, так и в письменной форме». Равнозначно. Казалось бы, в чём подвох? Обычным, гражданским, миролюбивым глазом его не заметить, как ни пытайся. А он есть. Подвох этот. И кроется в устном приказе.

В пятницу вечером, когда Вы идёте домой, наслаждаясь приближающимися выходными, Вам звонит начальник и говорит: «Властью, дозволенно надлежащей мне Царством, приказываю прибыть в субботу». Вы прибываете, служите в поте лица, как на тростниковой плантации, а когда в понедельник приходите просить положенный отгул за работу в выходной, Вам говорят: «А где записано, что Вам приказывали? Э, нет, дорогой товарищ. Тогда Вы по собственной инициативе приезжали. Мы Вас не звали». И, с ухмылкой на зубах, вертят невидимой дулей у Вас перед носом.

Близится следующая суббота. Вас вызывают и опять говорят: «Прибыть служить». А Вы, с учётом дней минувших, честно хрючите (плющите подушку, дрыхните в усмерть и т. д.) на родном Вам диване или атлас по нормальной анатомии человека изучаете. Проще говоря, используете субботу по прямому её назначению. А в понедельник Вам: «Почему не прибыли?… (цензура) Не записано?… (цензура) Я Вам покажу, не записано! Объявляю строгий выговор». Вот и докажи, что ты – не баран.

Дальше – больше. Ни свет ни заря пришёл я к командиру (я много к кому ходил, но к командиру – это любимое: таких кадров надо ещё поискать). Говорю, мол, так и сяк, здесь радиологом надо быть, а я семейный врач. Толку от меня ровно нуль, а, может быть, не исключено, что даже и минус. Я Вам лишь мешаю, несмотря на то, что Вы, кроме видимости работы, ничего не делаете. Разрешите прикомандироваться к госпиталю, дабы людей больных лечить и практику врачебную не растерять. Командир даёт мне положительный ответ, уточняя лишь одну деталь: чтобы я от флагманского специалиста официальное отношение принёс.

Иду к последнему, к флагманскому. Подписываю отношение. Чтобы сделать прикомандирование окончательно правильно и красиво, прихожу вдобавок к начальнику любимого специального отделения. Прошу его подписать «добро» на примыкание к нему на отделение.

Александр Сергеевич (начальник облюбованного мною отделения) был чрезвычайно рад, что я рвусь к нему в помощники, поскольку на целых сорок коек он числился единственным врачом, остальных сократили. «Хорошо хоть медсёстры да санитарки остались, а то бы я здесь ночевал», – пошутил он, ставя свой размашистый автограф на моём отношении, хотя иногда он действительно ночевал.

Чуть дыша, несу драгоценную бумажку к своему командиру. А тот делает удивлённые глаза (ещё больше, чем при Базедовой болезни) и неожиданно отыскивает в памяти нужную информацию: «А у Вас же в лаборатории то не сделано да это не учтено. Вот закончите здесь дела и тогда прикомандируетесь».

Интересно, а раньше он о незаконченных делах не подозревал что ли? Конечно же, подозревал. И даже не просто подозревал, а прекрасно представлял. Просто, видимо, решил поиграть в «дурку» (дурка – одна из любимых военно-морских игр, когда надо не только нести ахинею, но и самому в неё свято верить).

Тогда уже я, в свою очередь, включаю военно-медицинскую хитрость и ложусь лечиться в госпиталь, на дорогое мне отделение, к уважаемому Александру Сергеевичу.

Вот таким макаром (тяжёлым способом) я добрался до врачебной практики. На какие жертвы только не пойдешь ради здоровья родного населения Царства. И никакой приказ этому помешать не сможет.

ГЛАВА 33 СЛУЖИТЬ БЫ РАД…

Мы не продаём Родину!

Только аренда!

Фраза сверху

Но, как сами понимаете, лежать в морском госпитале и лечить немощных моряков вечно я не имел ни малейшей возможности. Несмотря на внутренние страдания и физическую слабость, вновь пришлось мне выйти служить во благо Министерству.

Министерство это, Охраны, очень внушительная и весомая организация. Она даже круче «Красного Креста» и компании по производству автомашин марки «Роллс Ройс» вместе взятых. У неё есть всё, что душе угодно. Всё своё. Оружие. Продовольствие. Медицина. Педагоги. Финансы. Самолёты. Поезда. Лодки. Здания. Города. Практически самостоятельное государство, находящееся в прямом подчинении Царя-Черноморда.

Кроме того, МО – это родное дитя самого отца Владимира, который по совместительству является Верховным Славнокомандующим. С такими полномочиями да при такой надёжной «крыше» можно существовать тыщу лет и не знать бед.

Но, к сожалению, Человеческий Фактор всё испортил. Он пришёл и нагадил. Бесцеремонно, никого не спрашивая и ни с кем не советуясь. Наложил огромную кучу. Получился своего рода полный капздец (он же аут, он же хана). Стопроцентный вездесущий хаос.

Текущая ситуация сложилась давно. Она словно злокачественная опухоль. Рак, находящийся в последней IV стадии. Метастазы уже расползлись по всей стране и осели в отдалённых глубинках, как в печёнках. Эта болезнь росла и приобретала силу. И ни оперативное вмешательство, ни лучевая терапия, ни химиопрепараты не смогут проявить надежду на выздоровление. Осталось лишь коротать дни в «Хосписе», да утку со слюнявчиком подносить.

Даже непонятно, с кого именно из семьи царевичей началась эта тяжёлая болезнь – тотальная распродажа. Скорее всего, с моего тезки по имени и отчеству, чем я, признаться, не очень-то и горжусь. Это тот самый генеральный секретарь – первый президент Союза Республик Советских; кто не знает, советую почитать учебник по истории, очень занимательно.

Ясно помнится мне, насколько сильно наши войска тяготили своим присутствием одну из Евростран, которую 9-го мая 45-го, в Великой Войне, победили наши многоуважаемые предки. Мешали эти войска не только ей, но, каким-то образом, умудрялись и за океаном создавать неудобство целым пятидесяти одному штату. Однако, присвоение премии Мира, а с ней и миллиона пахнущих денег, а с ними – и звания Почётного жителя Европы генсеку, решили трудный вопрос в самые короткие сроки. Вместо расчётных пятнадцати годков вывода войск ушло всего два! Побросали на чужой земле всё и вся: цистерны с чистейшим топливом, здания с намытыми коридорами, навигационные системы с радиодатчиками и многое прочее. Наши военные вышли из Германии так стремительно, что от удивления даже за океаном дружно ахнули.

Хотя, если быть точнее, то развал Царства начался с тирана, которого, так и не похоронили. Он удобно расположился на Красной Площади. Правда «удобно» – не совсем подходящее слово, поскольку самое страшное для любого христианина – тело, не преданное земле. По стечению обстоятельств, звали такого тирана точно так же, как и нынешнего Славнокомандующего – отец Владимир

В ту пору, в начале XX века, этот разбазариватель, получив денежек от немцев, сверг с престола настоящего Царя и его семью. Не пощадил даже маленького наследника, больного гемофилией. Спустя семь лет новопровозглашённый Царь, развалив страну, лёг в столичный Мавзолей.

После Вовки Мумифицированного к делу подключился новый правитель – товарищ (так скромно он себя называл) Джугашвили (в народе – Сталин). Он не стал морочиться с техникой, перейдя сразу на личности. Учёные, профессора, инженеры, генералы – море людей схоронили в страшных лагерях ГУЛАГа. Они погибли там, так и не успев привнести новых открытий в наше скромное Государство.

И когда многие говорят, что товарищу Сталину можно многое простить за победу в войне, то я скажу, что, возможно, если бы не он, то нападения на нас в июне 41-го и не было вовсе, так как никто бы не решился на столь опрометчивый шаг. Ну, а выиграли наши предки скорее благодаря колоссальной русской силе и воле к победе, нежели одиночному Генералиссимусу.

Так что этот товарищ тоже попал в список. Далее же, вплоть до моего тёзки, шли Царьки невзрачные и управляемые Партией, кроме интереса к собственным нуждам, они вреда не приносили. Лень было. А вот Царь-тёзка капустки порубил прилично, удачно нажившись на выводе войск.

Правда, несмотря на сверхприбыль, продажа Царством отдельных запасных частей Министерства Охраны не прекратилась. Постепенно разбирались основные, несущие части, а подсобные – оставались нетронутыми. Наши императорские лодочки, с гербом на борту, стали использоваться в качестве живых мишеней, для совершенствования сноровки отдельных товарищей, не знающих русского языка.

Основные государевы фабрики и флотские кузницы стали работать на экспортный флот и снабжать импортных моряков со скоростью 5 лодок в год. Холодная война была брошена наследниками престола в топку и растоплена жарким огнём от купюр с изображением Президентов страны, которую открыл Христофор Колумб. И пламя в этой печечке поддерживается и по сегодняшний день. Горит и день ото дня разгорается. Вот такой он Человеческий Фактор.

Вы всё ещё не понимаете, что это за хитрый фактор и не можете себе представить, как наши лодки используют в качестве живых мишеней? Вот и я не мог, пока на флот не попал.

Одним незнойным августовским летом наш Царский атомоход с красочным гербом, нарисованным на рубке, вышел в Северное море на боевые учения. Экипаж, численность которого на семь человек превосходила весь выпуск моего знаменитого курса, пребывал в благом неведении, что их час уже пробил.

То, что настала пора пробить их часу, определили не какие-нибудь там Высшие силы или ангелы Смерти, на кои плечи сваливаются все преждевременные уходы из жизни, а самое что ни на есть обычное руководство, сидящее в кожаных столичных министерских кабинетах. Разумеется, решение о прибытии часа к ним пришло не просто так, с бухты-барахты, а с весьма приличным счётом в Швейцарском и Люксембургском банках. С приличным до неприличия.

Итак, проданные подводники (другими словами не сказать) вышли в Баренцево море на тактико-стратегические учения. Как обычно, данные учения сопровождались нашими, вновь обретёнными, «союзниками», лодками солнечной Америки. Это уже стало почти правилом, что наши учения кто-нибудь сопровождает. На всякий пожарный, якобы.

Царский атомоход, имея ключевую позицию по плану, занял прицельную глубину в тридцать метров. Получив сигнал, он, согласно учениям, произвёл торпедную атаку по условным кораблям противника. Торпеды, с гулким шумом, разрезав толщу воды, точно скальпель, направились к этим условным целям.

А дальше случилось вот что. Одна из лодок «союзников», оснащённая современной компьютерной автоматикой, восприняла данную атаку на себя и самостоятельно произвела ответный ход: боевая торпеда угодила прямо в носовую часть нашего атомохода. Оглушительный взрыв разнёс первые два отсека на железные щепки, разбросав их по песчаному дну моря. Шансов на спасение не оставалось ни у кого. Вернее оставались у группы подводников, запершихся в девятом отсеке, но эти мизерные шансы им уровняло всё то же Руководство, не предоставив своевременно помощь. Упав на сто двадцать метров глубины, наши моряки навсегда обрели покой…

На ста двадцати метрах, в неосвещённом девятом отеке, не чувствуешь себя с комфортом. Особенно, когда в восьмом, за переборкой, слышно, как стучит морская вода. Стучит она так сильно, что кажется, будто ей для самоудовлетворения нужно непременно заполнить всё свободное пространство. Абсолютно всё…

На ста двадцати метрах, без света и с нехваткой драгоценного воздуха, на спасение не приходится рассчитывать. Хочется, конечно, до боли, но не приходится. И капитан второго ранга прекрасно отдавал себе в этом отчёт. Судя по перекличке, их здесь шесть и он самый старший. Хотя звание вряд ли что-то значит в такой ситуации…

На ста двадцати метрах перед глазами проплывает вся твоя жизнь. Будто кинофильм ты видишь свой край, своих друзей и милых сердцу родных и близких людей. Ощущаешь их тёплое дыхание, чувствуешь их мягкое прикосновение и даже слышишь отдельные обрывистые фразы. Они что-то говорят, но тебе до конца не разобрать значения их слов. Пропасть между вами растет, и они растворяются в толще синих вод. Вслед за этим наступает тишина…

На ста двадцати метрах, когда мир съёживается до размеров маленького девятого отсека, шестым чувством понимаешь, что от тебя уже ничего не зависит. Это чувство захватывает тебя всего, и вселенский страх парализует твоё тело. «Надо хоть, чтобы люди в панику не впали» – только одна мысль и витает беспрестанно в голове. Успокоив всех и дав команду «Стучать в корпус», капдва достал из кармана намокший блокнот, нащупал где-то обломанный карандаш и стал вслепую писать. Писать своё последнее в жизни послание..

Можно долго говорить, что забыли отключить автоматику, что комингс-площадка была повреждена, и не могли вскрыть девятый отсек, но все, кто служил на флоте во время той трагедии, в один голос уверяют: жизни подводников продали за чрезмерно огромные деньги….

И в наши дни, всё тем же потоком, продолжают течь жирные капустные реки в карман чиновников и Царей, стоящих у штурвала власти. Но лично мне не хочется что-то подачек от проклятых империалистов. Увольте меня от этого…

ГЛАВА 34 РАСПРЕДЕЛЕНИЕ СНАБЖЕНИЯ

Круговая порука мажет, как копоть,

я беру чью-то руку, а чувствую локоть,

я ищу глаза, а чувствую взгляд,

где выше голов находится зад…

Наутилус Помпилиус.

Скованные одной цепью.

Человеческий Фактор. Красивая фраза. А на самом деле она значит, как бы побольше взять и при этом не напрячь ни единого поперечнополосатого мускула. Самое плохое, что действительно каждый идёт по головам других в преследовании собственных проблем, а страдают от всего этого как здоровые граждане Царства, так и наши больные пациенты. Все ищут выгоду исключительно для себя, а на поддержание основных жизненных функций сил и желания не остаётся.

Какой смысл разглагольствовать про оборонную мощь Царства, если даже у военного госпиталя, к примеру, отсутствует всё вещественное и внутривенное, столь необходимое медикам. Машина скорой помощи не оборудована и годится только для перевозки продуктов питания, чтобы хоть больничный камбуз не пустовал. В приёмном отделении Вы не встретите иммобилизационных шин или переносного дефибриллятора, препаратов для наркоза или шейных корсетов. Их там не видели даже самые преклонные старожилы. А в реанимационных палатах обстановочка практически напоминает пустыню Сахара: один лишь жёлто-белый песок, да и тот только в песочных часах.

Есть же целый отряд отличных специалистов, готовых оказать любую необходимую помощь, но нет средств, чтобы эти самые специалисты смогли воплотить свои знания и умения в жизнь. Нет, конечно, имеется вариант: оперировать в стиле начальных шагов величайшего Николая Ивановича Пирогова, ставшего в двадцать шесть лет профессором Дерптского университета, методом «молоткового» наркоза. Но, это не наш метод товарищи. Не наш.

Дабы избежать «ударного» обезболивания, нужно всего-навсего купить нормальные препараты, о которых в древние времена и мечтать не приходилось, «кетамин» или «фентанил», а в баллоны закачать «закись азота» или, как его любят называть, «веселящий газ». Но воякам гораздо легче, а точнее выгоднее, сделать шикарный евроремонт из дорогущего красного дерева командующему эскадры в рабочем кабинете, нежели обеспечить медицину. Мне страшно приводить затраты, но кооперативную квартиру на этот самый ремонт можно было бы купить спокойно.

И, пожалуйста, не кричите громогласно в морском стационаре. Не один начальник госпиталя «полёг» в борьбе за улучшение обстановки, а выдающихся результатов так и не смог добиться. И это не его вина. Как Министр Здравоохранения не имеет медицинского образования, так и решением укомплектования госпиталя занимаются моряки с жёлтыми просветами, а не доктора. Поэтому он и стоит голый, то есть, я хотел сказать, неукомплектованный.

Товарищи! ДОКТОР ДОЛЖЕН ЛЕЧИТЬ. Он не должен бегать выпрашивать лекарственные препараты или аппараты для поддержания жизни. Не обязан ходить строем с утра до вечера или убирать снег в преисподней. Незачем ему это всё. Дел у него очень даже предостаточно. Более чем.

Для тех, кто не находится в курсе, поясню, что человек в белом халате пытается помочь всем больным, что приходят к нему. Помимо лечебных клизм, инъекций, операций, он ещё и на вызовы ездит. Заметьте, совершенно бесплатно, в отличие от буржуазных капиталистов. Доктор – это не только спаситель Вашего здоровья, но и «семафор» на пути в мир иной. На семафоре этом почти всегда горит красный свет, но при никакущем отношении легко может включиться сначала жёлтый, а затем и зелёный сигнал – и вмиг улочка на небеса станет свободна.

И если Вы от кого-то услышите какую-либо негативную информацию о врачах, хороших настоящих военно-морских врачах, покажите мне этого «человека» – и я первым брошу в него увесистый камень. Мы стоим на страже Вашего здоровья и разными силами стремимся к его укреплению. Стоим, даже под угрозой потери диплома и получения взысканий. Человеческая жизнь для нас более весома, чем что бы там ни было по другую сторону. Мои друзья и товарищи это наглядно доказывают. Итак…

ГЛАВА 35 ОЧ.УМЕЛЫЕ РУЧКИ

Профессия медика – это подвиг. Она требует самоотвержения, чистоты помыслов.

А.П.Чехов

Как-то раз, в солнечный выходной летний день, коих на Севере можно пересчитать по пальцам одной руки или второй ноги, стоял наш старший товарищ из академии, Валя, дежурным эскулапом по гарнизону. Не омрачённая тяжёлыми грозовыми тучами погода навевала ему мысли, скорее о выходном дне, нежели о трудовых операционных и служебных буднях. Разноголосое пение птиц, весело щебетавших на залитой солнечным светом улице, отчётливо слышалось даже сквозь закрытые окна госпиталя. Валентин, не сильно разбиравшийся в тонкостях различных тональностей, зачарованно сидел и наслаждался столь чудесной музыкой, источником которой служили маленькие птички, весело раскачивавшиеся на переплетённых ветках.

Может быть именно переливное пение, а может, и сам летний день заставили помечтать нашего товарища на отвлечённые от службы темы. Представив удобный матерчатый шезлонг в полосочку и умиротворённую окружающую обстановку, товарищ мой медленно, но постепенно, уходил от действительности. Он почти дремал.

Раздавшийся среди белого дня звонок вернул Валентина к этой самой суровой действительности. Он за одну секунду перебросил его тело из мира грёз в реальность. Раз – и дремавший уже здесь. Обеими ногами.

Неизвестный голос, услышанный им в телефонной трубке, известил: мол, извините за беспокойство, пьяный водитель сбил трёх первоклашек, катающихся на велосипедах по тротуару. (Неужели у нас так детей не любили в городке?). Срочно приезжайте, выручайте. Пожалуйста, постарайтесь быстрее. Дети истекают… На этом «содержательная» беседа с неизвестным голосом взяла и закончилась. Об окончании беседы стало понятно по коротким гудкам в трубке.

Далее идёт ход мыслей нашего старшего товарища из академии, занявший, по приблизительным подсчётам, ровно тринадцать секунд:

«Я сейчас приеду, на необорудованной машине, с помощью которой картофель для камбуза возят: без анальгетиков, без носилок, пустой, как кошелёк. Толку? Систему с раствором там повесить некуда. Операционную не приготовлю. Реанимационную бригаду собрать не успею. Пока они придут, пока развернутся, будет поздно».

И он пошёл на нарушение существующих инструкций. Позвонил в городскую «скорую помощь»: благо хоть она немного оборудована (правда, ездит только летом, так как зимнюю резину не видела с самого конвейера). Машина «Скорой» несла на своём борту мобильные носилки, вмонтированный лекарственный ящик и даже розетки для дефибриллятора, который, к слову сказать, отсутствовал напрочь (как класс).

Итак, вызвал друг мой «Скорую», разъяснил положение вещей и попросил их привезти пострадавших детей к нему в госпиталь, покуда они ещё не остыли окончательно.

В час, когда реанимомобиль привёз детишек, всё уже было готово к оказанию специализированной медицинской помощи: операционная, анестезиологи-реаниматологи, хирурги-травматологи, донорская кровь и стерильный инструментарий. Операционная сестра заканчивала распаковывать укладку.

Поскольку Валя непосредственно сам относился к числу хирургов, причём весьма опытных, то работали параллельно на два стола. Травмы у пострадавших имелись серьёзные, а кровопотеря наросла огромная. Лишь детский организм, обладающий колоссальной реактивностью, изыскал способности восполнить данный пролапс. Остальное, по роду профессии, должны были компенсировать военно– морские врачи. Валентину, как одному из представителей данной касты, в качестве компенсации достался сложный оскольчатый перелом бедра в двух местах.

Сложный оскольчатый перелом бедра в двух местах на детской ножке – это именно та патология, с которой никогда не хотелось бы встречаться. Тем не менее, жизнь диктует свои условия, и ничего с этим не поделаешь. Вернее я хотел сказать, что это если ты – простой гражданин, то ничего не поделаешь, а вот если ты – военно-морской доктор, да ещё и трудолюбив, как майская пчёлка, то ты можешь, вернее, должен внести свои коррективы в эту самую жизнь.

Намывшись на предстоящее вмешательство в растворе Первомура, как того требуют все книженции о септике и антисептике, наш товарищ облачился в стерильный халат, поданный ему операционной сестрой. Надев снаряжение, он протянул руки в ожидании латексных хирургических перчаток. Виноватый взгляд медсестры дал ему понять, что в госпиталь до сих пор не поступили большие размеры. Наш хирург втиснулся в перчатки, глазами и импульсами сказав медсестре «Хорошо хоть такие есть». Не обращая внимания на неудобство, создаваемое ими для рук, но, отметив, что в них можно отлично плавать на короткие дистанции (меньше сопротивление воды), он, обработав операционное поле, взялся за зажим.

В этом месте мне, как человеку, побывавшему в подобной ситуации, хочется описать внутреннее состояние Валентина. Несмотря на имеющийся неоценимый опыт, душа моего коллеги дрожала всеми фибрами. Холодок, пробежавший по вспотевшей спинной поверхности, звонко ударился в левую пятку и в ней же остался. Нога, получившая, как и весь организм, свою дозу адреналина, автоматически попыталась убежать из операционного блока. Недюжинная сила воли опытного хирурга и вторая, адекватная, нижняя конечность, не дали ей сделать задуманное. Они вернули её на место. Левая нога прочно впилась в пол. Док твёрдо закрепился на своих двоих. Но, главное не это. Самое главное состояло в том, что дрожь, распространившаяся по всему телу, так и не смогла дойти до рук. Валя, собравшись с духом, твёрдо взялся за зажим.

Первым делом мой коллега пережал перебитые жизненно-важные сосуды, из которых совсем слабо сочилась кровь (медицинский зажим – вещь не столько хорошая, сколько полезная). Затем он отыскал бедренный нерв и, убедившись в его целостности, облегчённо вздохнул: бедренный нерв хоть и внушительный, но, в то же время, достаточно легко ранимый. Как и человек в целом.

Далее пошла кропотливая работа с костными отломками, торчавшими из раны, как лук на грядке. Сопоставив их все, будто мозаику в пазлах, руки Валентина стали сшивать мышцы пострадавшего ребёнка с такой аккуратностью, будто он вышивал тончайший, фантастический узор. Мышцы, фасции, сосуды – всё приобретало прежнюю девственную форму под ловкими действиями опытного хирурга.

Конечно же, это только в кино всё гладко происходит. Само собой понятно, что по ходу операции у моего товарища из академии неоднократно возникали непредвиденные проблемы: с малюсеньких детских сосудов слетали зажимы, рвались нитки и даже, один раз, пополам сломалась атравматическая игла.

При всём этом, на него летел детский гемоглобин с эритроцитами и если войти в операционную в самый разгар столь удивительной борьбы за жизнь, то можно было ужаснуться: живот, спину и даже голову Валентина пересекали красные полосы, которые при ближайшем рассмотрении совершенно очевидно определялись как точечки свежей крови. Работа нешуточно кипела.

Справившись со всеми трудностями и поставив, как и положено, дренажи, он наложил шёлковые швы на рану. Обработав ещё раз операционное поле йодным раствором и сделав тугую марлевую повязку, мой товарищ смастерил гипс. Применить вместо гипса замечательный аппарат Илизарова Валя никак не мог, даже при всём большом его желании и умении. Да, и вообще, я глубоко сомневаюсь, что на всём протяжении Чёрного Северного моря нашёлся хотя бы один подобный аппарат, который так удачно заменяет гипсовые повязки. Тем более у военных…

В этот раз вновь обошлось без жертв. Потерь, к счастью, не было, как со стороны больных, так и со стороны докторов. И Вы зря смеётесь озорным смехом. У последних потери запросто могли иметь место. Ведь дежурный врач не выехал на вызов к месту происшествия, как того требуют инструкции. И никого не волновало бы всё изложенное выше или пересказанное ранее. Неоказание доктором медицинской помощи – это не только лишение диплома, а ещё и кое-какая другая, правовая ответственность.

Но, как говорится: «Победителей не судят». Ребятишки снова познали радость физического движения, а наш академический товарищ продолжил свой славный путь военно-морского доктора.