Текст книги "И пришел доктор..."

Автор книги: Михаил Орловский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)

ГЛАВА 47 ПИСЬМО С ВОСТОКА

Как же разбросало нас с вами друзья!

Все вместе мы были почти что семья.

И может быть грустно мне как никогда,

Но письма от вас я читаю всегда!

«Как на Камчатке? Отвечу кратко – КРУТО. Настолько круто, что просто круто. А если серьёзно, то когда прилетели (а прилетели все одним самолетом), все были в лёгком шоке: может быть после 15-часового перелёта, может быть от выпитого за время в пути пива, может быть от величественных вулканов в сером камчатском небе. И непонятно, что величественней: вулканы или небо.

Еще большим шоком стало то, что на земле, где начинается Россия (или кончается), и никто никого не знает, НАС ВСТРЕЧАЛИ наши акамедики, выпуском на год раньше. Посадили всех нас в свои автомобили и развезли по местам нашей дальнейшей службы. В общем, все довольны. Почему так уверен? Мы недавно встречались у меня в санатории (в термальном бассейне). Рома, который собирался через месяц в Питер, нашёл в Камчате вторую родину и уже никуда не торопится. Да простит он меня за то, что говорю от его имени. Остальные изучают японский авторынок и мечтают сколотить свой первый миллиончик.

Вообще, приехав, попал сразу в гущу событий; «замута с батискафом», запутавшимся в рыболовных сетях и всё остальное (можно было узнать из новостей). Короче, ходил с раскрытым ртом и широкими глазами (просто все военно, да и не только военно – начальники, оказывается, останавливаются исключительно во флотском санатории, потому что больше негде). Не дав мне заскучать, командование представило меня моим подчинённым (а это, не много, не мало, а цельных 54 человека, из них 6 врачей, а остальные медсёстры и санитарки). И тут начались трудовые будни: встреча всевозможных комиссий, приём и консультации больных, короче песня. А что такое термальный бассейн!!! Словами это не опишешь – надо приехать и испытать на себе.

Мужики, зову и приглашаю. Встречу обещаю тёплой и незабываемой. Но, предупреждаю, с марта я на 4 месяца в Питер – специализация по физиотерапии, может с кем и увидимся. Только на расстоянии в 9000 километров начинаешь ценить свои не зря прожитые годы в Военно-медицинской академии вместе с вами мужики.

Ладно, что-то я «расплакался». Короче жду Вас всех. И не скромничайте – ПИШИТЕ. Всем пока – до встречи».

ГЛАВА 48 АРБУЗ

Чем дольше узнаю людей, тем больше нравятся собаки.

Истинная мудрость

Камчатка – это конечно дело хорошее, особенно если тебя там всё устраивает. И термальный бассейн, и тёплые посиделки. И просто сиделки, с фартучками и слюнявчиками. А если нет?

Вот так другой товарищ, тоже один из наших, что находился на восточном краю российского Царства, никак не мог ощутить на службе должного комфорта. Пришлось ему увольняться из славных рядов доблестных Сооруженных Сил Министерства Охраны. Купив билет на самолёт, он стал считать оставшиеся до дембеля дни. Но, буквально перед самым отлётом, застал он у себя на лодке один душещипательный случай.

Служил у них на корабле некий мичман…

Опять мы встречаемся со столь загадочным явлением, как мичман. Познакомимся поближе. Мичман на Флоте – это всё равно как прапорщик в пехоте, только в три раза круче. Не забывайте, он закалён холодом Ледовитого океана, залитого морской смекалкой! Это тот человек, который употребляет в личное пользование абсолютно всё, даже уксус и гвозди, ежели бесплатно.

Именно так и получилось, во времена моей госпитализации в главную больницу Северного Флота, с молоком. По вечерам на отделение приносили полведра молока. Принесённый напиток практически никто не пил, так как фермент, отвечающий за расщепление молока, – лактатдегидрогеназа, у большинства взрослых людей отсутствует, это нормально. Таким образом, выпиваемые данной группой товарищей молочные продукты проходят у них порожняком и совершенно не несут за собой никакой питательной и смысловой нагрузки. Только зря потраченное время. Между прочим, в моём желудочно-кишечном тракте такой фермент присутствует и активно трудится, выхватывая столь нужные, для умственного развития, вещества: белки, жиры, углеводы, кальций и прочий мусор. Но выпиваю я немного (максимум литра два), поэтому из оставшегося «зелья» санитарки и медсёстры делали творог и кефир, благодаря чему и кормились хоть как-то. И все были счастливы.

В тот день, когда моя история болезни подходила к выписке, контингент мичманского состава на отделении резко увеличился. Данное увеличение отчётливо почувствовалось в коридоре: подводники толпами потянулись к молоку, словно хотели ощутить воспоминания далеко ушедшего детства. Это была бы умилительная картина, если бы именно детские воспоминания стали причиной их пристрастия к столь экзотическому в наших широтах продукту. Но причину я Вам уже обозначил. Гвозди! Позже удалось выяснить, что капитаны первого ранга, незаметно затёршиеся среди мичманов (больные же не носят погон), тоже бесполезно потягивали тот белый волшебный коровий напиток. Менталитет-то у всех один…

И если даже кто-то из мичманов и не любит молоко, или оно у него, не усваиваясь, отдаётся фарфоровому другу, то он всё равно будет его пить и пить. Он даже может лопнуть, но от кружки не отцепится, так как возможность эта предоставлена на халяву. А при попытке от неё отказаться запросто можно и самоуважение навсегда потерять… как к личности… Да не будут на меня в обиде нормальные представители данной предофицерской когорты, коих на Флоте тоже немало. Сам терпеть не могу, когда под одну гребёнку равнять начинают.

Так вот, вернёмся вновь к нашему мичману, проходящему службу на корабле моего увольняющегося товарища. С виду это был самый что ни на есть стандартный мичман. Внешне никаких признаков имеющейся патологии. Он имел руки, ноги, тело и целый череп, за которым даже угадывался извилистый мозг. Но проведённое у него позже доскональное ультразвуковое медицинское обследование выявило: изрядно подпорчена сердцевина.

В один прекрасный, а может и ужасный, день мичман привёл себя в непотребное состояние: организм отчётливо штормило. Ну, привёл и ладно, как говорится: «Нажрался – и лежи». И он бы лежал, и всё было бы ничего, кабы ручонки его пакостливые не нащупали на камбузе одиночно стоящий арбуз. Как водится, полосатый и тёмно-зелёного окраса. Самый обычный, ничем не привлекательный арбуз. Таких арбузов по всему Свету весьма много катается, но вот именно этому «полосатику» и не повезло: его использовали, мягко говоря, не по назначению. Конечно, назначение – быть заживо съеденным, тоже незавидная участь, но на то они и арбузы, чтобы созревать для удовлетворения плотских потребностей человека.

Под словом «плотские» я имел в виду, что они должны использоваться в качестве продукта питания, а не…

… ну, Вы сами понимаете.

Так вот, попал несчастный член семейства Арбузов в руки мичмана. И подводник воспользовался им как раз так, как Вы вначале подумали: недолго думая, он вырезал в нём круглое отверстие, примерился (здесь: прицелился) и стал справлять свои низменные потребности. Да-да, Вы не ослышались: именно низменные потребности, вставляя в сделанное окошечко свою третью нижнюю конечность.

Так бы он и справлял эти самые надобности, и всё было бы ничего, но на каком-то этапе у пакостливого заклинило «ногу», защемило на ней некоторые любопытные кавернозные тельца, и орган преступления распух. Мичман его и туда и сюда – застрял. Помучался он, попарился и уснул здесь же, как говорится, «не отходя от кассы». Прямо на полу. Разломать арбуз любвеобильный не догадался. А, может, и сил у грешника не осталось.

Через неопределённый промежуток времени дежурный по кораблю, в звании майор Флота, совершал плановый обход. Он ползал по шестиэтажному кораблю, как обезьяна по лианам. Ему нравилось чувствовать мощь железа. Она пахла своим собственным, неподражаемым вкусом. За это дежурный и любил атомоход.

Первым делом, майор посетил ракетно-торпедный отсек. Сделано так было потому, что на завтра планировалась загрузка оружия и, в настоящий момент, створки шахт и торпедного отделения были открыты. Увидев, что матрос на пирсе не спит, карауля Объект, дежурный пополз в конец лодки.

В шестом отсеке он наткнулся на систему пожарной охраны. Красными буквами на ней значилось давно знакомое слово «ЛОХ». Восприняв данную надпись в свой адрес, витая на собственных мыслях, офицер ткнул пальцем вперёд, и, вслух сказав: «Сам такой», двинулся дальше.

Проходя предпоследний, восьмой отсек, он и наскочил на плотно сцепленную «влюблённую» парочку мичман-арбуз. «Ах, мичман уставший, гвоздь ему в забрало», – мелькнуло у дежурного. «Куда его поместить, извращенца? Только в комендатуру. Здесь то он точно не сдался», – бормотал майор, ковыляя за подмогой.

Процесс увоза арбузоманьяка я, простите, опущу. Аккуратно погрузив в «бобик», его увезли довольно оперативно, несмотря на некоторые технические трудности. Эвакуировали пьяного морячка, правда, ради прикола, благодаря шахтам, вместе с арбузом.

В тёмной камере гауптвахты, куда поместили мичмана, дружно спали ещё два подвыпивших моряка контрактной службы («контрабасы» в простонародье). Спали контрабасы настолько крепко, что абсолютно не шелохнулись, когда к ним свалили ещё двух сожителей: «влюблённую» парочку.

Посреди долгой полярной ночи, когда луна была в фазе роста, и в ночном небе отчётливо прослеживался Млечный путь, «контрабасы» очнулись ото сна: сильная жажда мучила несчастных.

Безответно постучав в железную дверь временного пристанища, контрактники заметили на полу источник ценной влаги: арбуз. Вот удача привалила! Не вдумываясь, каким образом мог попасть данный фрукт (вернее, ягода) в камеру, они решили удовлетворить свою потребность в жидкости путём поедания данного источника. Глаза их маниакально расширились, а по шее заструилась слюна. Алчно взявшись за предмет вожделения, жаждущие потянули его на себя, словно на грядке. Ценный приз не поддавался. Он даже не сдвинулся. Бойцы дёрнули вновь, но полосатый держался стойко, ведь его прикрепили к целому мичману довольно крупных размеров. Не удосуживая себя излишними потугами и решением полночных головоломок, «контрабасы» поступили на морской манер, просто-напросто обглодав арбуз по периметру, беспардонно нарушив высокие отношения человека и ягоды. Довольные подавленной в желудке засухой, они снова мирно захрючили (чудовищно захрапели) на любезно предоставленных государством нарах….

Проснувшийся поздним утром мичман приятно для себя обнаружил, что тяжкие оковы Арбузовы чудным образом спали, а опухоль растворилась. По всему полу валялись безжизненные зелёные корки, а в углу, друг на дружке, мирно посапывали два матроса контрактной службы

Что стало дальше, наш товарищ не успел проследить, поскольку самолёт назначением Владивосток – Москва вот-вот должен был унести его на другой край нашего необъятного Царства.

ГЛАВА 49 КАК ЖЕЛЕЗНАЯ ДОРОГА МОРЯКОВ ПОЗДРАВЛЯЛА

Постой, паровоз, не стучите колёса.

Кондуктор, нажми на тормоза…

Песня

Да, летательный аппарат или, как его зовут в «Аэрофлоте», самолёт, имеет неограниченное количество преимуществ, при достаточной оперативности и комфортности. Взлетает он быстро, летит кратко и падает звонко. Правда, для нашего брата такой сервис немного дороговат. Моряки им пользуются крайне редко, только в случаях, если расстояние до искомого пункта приближается к колоссальным астрономическим цифрам. Обычно же люди в чёрной форме перемещаются по родной земле посредством другого, так сказать, транспорта – железнодорожного. Транспорт этот универсален, работает чётко и по расписанию, но и тут тоже случаются отдельные казусы.

В текущем, календарном году подводным силам Морского Флота Министерства Охраны исполнилось ровно центнер лет. Праздник такой, как Вы сами догадываетесь, появляется раз в жизни, и бравые подводники ждали его с нетерпением. Готовились основательно, как и полагается в таких знаменательных случаях. Они отсчитывали дни, запасали маринады, ставили крестики на календаре и даже три раза чистили кортики, чтобы они светились в любое время дня и суток, хоть и в полярную ночь, при абсолютном мраке.

Так получилось, что четырёх наших флотских майоров отправили в Архангельск, оформив это дело как командировку. Время выбрали, естественно, удачное – за неделю до столетия. Обратный поезд отправлялся в субботу вечером, а праздник – в воскресенье. Учитывая, что профессиональный день придется встречать на железной дороге, майоры, дабы не ощущать присутствия посторонних, взяли купейные билеты, согласно которым они занимали ровнёхонько одну вагонную каюту. Комфортом также ни один из офицеров не брезговал. Гулять, так гулять! Отойдя от касс, морские силы направились на перрон. Время «Ч» приближалось.

День отправления выдался пасмурным и невзрачным. На привокзальном столбе скучно висела мокрая афиша прошлогоднего концерта какого-то второсортного артиста. Цикады, которые, несмотря на февраль, ещё два дня назад гундосили, что есть силы, теперь хранили гробовое молчание, как на поминках. Природа терялась в сумраке. Небо заполонили грузные облака, и сверху сыпались осадки, отдалённо напоминавшие помесь снега с дождём. Со стороны прибрежной линии дул подозрительный ветер. Подозрителен он был тем, что какой стороной ты не повернешься, он всё равно будет дуть тебе прямо в морду твоего лица. А если взять и догадаться спрятать эту самую морду в пальто, то и тут она не будет в полной безопасности. Ударяясь в ноги, ветер как будто набирал ещё силы и скорости и устремлялся параллельно вверх, настигая таким образом тщательно охраняемую физиономию врасплох. Именно этот ветер и насторожил подводников, чуявших неприятности на расстоянии морской мили так, как собака чувствует приближение к её хозяевам некой бабушки по имени Смерть, которая никогда не расстается со своей остро заточенной косой.

Подали железнодорожный состав на перрон. Он, как обычно, являлся сборным: первые три вагона шли до Мурманска, следующие пять – до Котласа, затем – до Вологды, ну и замыкали колонну вагоны на Киров и Плесецк. Точкой разрыва всех этих вагонов в маршрутном листе планировалась некая ж/д станция О-к, о которой автор этой повести, к сожалению, мало что знает.

У наших вышеупомянутых товарищей был вагон под № 20, но по счёту он стоял вторым: нумерация шла с конца. В Российском Царстве всегда всё задом наперёд, даже нумерация. Подводники великолепно знали особенности любимого Отечества, поэтому, дабы не таскаться попусту, сразу зашли спереди. Подходят они к составу, достают билетики. Дверь ещё не успела открыться, а юбиляры уже поняли, что их самые смелые страхи полностью подтвердились. Подошедшие вместе с ними гражданские пассажиры с удивлением для себя обнаружили, что, действительно, страхи подводников подтвердились. Они даже протёрли глаза и посветили внутрь фонариком, но ничего не изменилось. Вагон стоявший перед ними был ПЛАЦКАРТНЫЙ. По билету он купейный, а по факту – плацкартный.

Постольку поскольку в массовый галлюциноз мало кто из пассажиров верил, то они извещают немедленно о столь странном расхождении проводника. Тот, распознав нештатную ситуацию и икнув с перепугу (или с холоду) дважды (чем плохо?), советует: «До отправления ещё полчаса, вы можете сбегать к дежурному по вокзалу»… И повторяет еще раз. Бегут только подводники.

Дежурный, точнее дежурная, милая девушка лет двадцати шести, смотрит на них очаровательными, обескураживающими глазами большой глубины. Милые коленки её скромно выглядывали из-под юбки, а тёмно-рыжие локоны волос невероятно обаятельно струились по коже лица так, что глубокие глаза, идеальный (с точки зрения челюстно-лицевой хирургии) нос и бархатные губы (не большие, как после иньекцирования силиконом, а просто бархатные) оказывались в некой живой рамке, словно фотография. Только, могу Вас заверить, такой фотографии я не видел нигде. Разумеется, опытные фотографы мне могут сказать, что половина успеха хорошего снимка зависит от грамотно поставленного света и правильности его попадания на объект. И я могу им заявить, что данный факт я прекрасно знаю, и учёл его при своём описании.

Вполне возможно, что девушка и не являлась сногсшибательной красоткой, но явный шарм в ней жил однозначно. Пропорции в лице были соблюдены, и именно они создавали ту внеземную красоту, которой она обладала. Красота такая, что получаешь ни с чем не сравнимое удовольствие лишь от одного просмотра, а прикоснуться к такой гармонии страшно: вдруг сломаешь чего своими извилистыми грабилками.

Я бы, конечно, мог Вам сказать, что дежурная была похожа на мою супругу, но толку от этого получилось бы мало, поскольку супругу мою Вы не видели, а если бы даже и увидели когда-нибудь, то это ничего бы не изменило.

Во-первых, человек в разные периоды своей жизни выглядит абсолютно по-разному. Во-вторых, точно такой же постановки света вновь уже будет довольно тяжело добиться. А, в-третьих, у каждого свои вкусы и восприятие окружающего заметно расходится у отличных друг от друга категорий граждан.

Но именно тогда, на вокзале столицы Архангельской области, было поразительное единство взглядов: все четверо представителей подводного мира любовались столь неожиданным в их жизни явлением – дежурной по вокзалу.

С трудом собравшись, оторвавши свои взгляды от удивительных выпуклостей бровей дежурной и вернув себе дар речи, моряки пытаются объяснить, какой у них случился удивительный конфуз, а «бровястая» выслушивает и моргает, тоже с удивлением. Все бегут обратно к вагону. Дежурная, которая привыкла к гармонии во всём, а не только в своём милом лице, с ещё большим удивлением смотрит, что действительно имеется несоответствие напечатанного действительному. Сразу видно – на Флоте не служила. Достав рацию, она спрашивает сборщиков состава, что это ещё за шуточки и на каком таком основании. Последние отвечают, что всё как положено: по накладным и по понятиям, и выключаются.

Тут уже не только подводники, но и купейные пассажиры завозмущались до крайностей. Понимая, что в нашем Царстве из-за одного вагона поезд стоять не станет, они стали задерживать его руками и ногами. И опять, из всей толпы обманутых локомотив удерживали только бравые ребята, представляющие Военно-Морской Флот. Железная дорога, видя потенциальную агрессию подводников и опасаясь за ценное подвижное имущество, пригласила в качестве подмоги правоохранительные Органы, которые шатались без надобности по вокзалу.

Прибежали Органы. Спорят, разбираются, дискутируют. Среди отдельных лиц гражданского населения начинает зреть лёгкая паника, поскольку сразу с поезда они планировали попасть на самолёт в зелёную Норвегию. Только майоры сохраняют хладнокровие и удерживают отправление, пусть даже возможной ценой своих конечностей.

Органы, осознав смысл происходящего (не так уж и легко им это осознание пришло), плавно переходят на сторону подводных сил. Но вагон-то от перехода Органов в купейный не превращается.

Прошёл час, а все упоминаемые персонажи так и стоят на улице. А небо плачет и плачет на их грешные головы. От впитанной в себя воды фуражки моряков стали тяжёлые как камни, а чудесные тёмно-рыжие локоны дежурной по станции превратилась в нечто, похожее на траурную рамку. Вдобавок ко всему, у неё потекла тушь, и её стало особенно жалко, как бедного человека, который просит денежку на Припяти. Подводники, было, потянулись за мелочью, дабы поучаствовать в благотворительности, но в этот самый момент дежурной, славной девушке с большими намокшими ресницами, по рации сообщают, что в конце состава прицеплен их долгожданный вагон. Купейный…

… Все спешат туда.

Да, вагон есть. Только он закрыт наглухо и проводников нет, а в остальном – полный порядок.

Опять подводники бегут обратно, в начало состава. Хватают проводницу ошибочного вагона подмышки и скачками несутся снова в конец. Кто-то, в суматохе, прихватил и дежурную, но после звонкой пощёчины, разлетевшейся по путям эхом, этот кто-то оставил свою затею в покое.

Наконец, размещаются. ЕДУТ. Находясь в состоянии незначительного потрясения, пассажиры находятся в проходе, как бы опасаясь, что вернувшийся вагон может внезапно растаять, и они упадут прямо на рельсы.

Вагоновожатая просит всех разместиться по каютам, в смысле по купе, как бы невзначай замечая, что осталось последнее испытание. На технической станции О-к, которую они проходят глубокой ночью, их могут и не прицепить на Мурманск, поскольку там думают, что в данном направлении только первые три вагона. Вот тут майоры – морепуты, повидавшие всякое, быстро осознали реальность возможности неприкрепления и пожалели, что взяли с собой мало горючего. Приближающийся День Подводника попал под реальную угрозу…

Глубокой ночью всему вагону снился один и тот же сон. Глухая, покрытая мраком станция, на краю которой, окружённый красными семафорами, стоит одинокий вагон. Темнота съела его почти полностью, если не считать фонаря, раскачивающегося из стороны в сторону. Рядом с фонарём, если смотреть внимательно, виднелись смутные очертания проводницы. Вдалеке гремели составы. За оврагом хор кошек кричал свои песни. Холод полз по рельсам… В коридоре слышался храп. Спящие ворочались в муках… Кто-то пускал холодный пот…

В такой звонкий праздник госпожа Удача не посмела обделить юбиляров своим приятным визитом. Поезд прибыл в желаемый пункт вовремя.