Текст книги "И пришел доктор..."
Автор книги: Михаил Орловский
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц)
ГЛАВА 16 СВЕЖЕВЫМОЧЕННОЕ САЛО
Любить или не любить – вот в чём вопрос!
Из старого
Да, сало-то армейское многие на море любят. И не только на море, но и на суше и в воздухе. Повсеместно. И даже им не брезгуют в космосе. Такой уж это продукт военнонародный.
А чтобы свиное сало получить, на хлебушек надо, как Вы понимаете, немного потрудиться. Для начала, хотя бы, завести кого-нибудь. Кого-нибудь, с кого потом это самое сало можно будет поиметь.
Именно поэтому на море держат не только людей, но ещё и скотину всякую. Я имею в виду баранов, козлов, свиней и прочую животную тварь. И вот эта тварь животная тоже по-своему несёт свой крест: военно-морскую службу. И страдает чисто по-человечески. А может даже и хуже.
Говорить-то она толком не умеет, поэтому и свои претензии окружающим высказать не может. Если только промычать или проблеять. На то она и скотина, хотя и лучше некоторых людей, по-любому.
На тёплом Южном Белом море, где водная гладь не знает предела, заканчиваясь у берегов Турции, жила такая скотина. Обитала она там длительное время, но разводом таковой особо никто не занимался. Так стригли с неё шерсть, брали сало, а чтобы целенаправленно содержать – никто не хотел. Матушка Лень и сюда добралась.
Сначала скотина существовала в единичных экземплярах. В принципе, практически исключительно свиньи. Были они зачуханные и неухоженные. И никто ими не интересовался. Боевая подготовка без них проходила, а для них только люди объедки с камбуза приносили, да дождь в корытах воду менял.
Но потом, спустя всего какие-то бесчисленные годы, появился грамотный руководитель (огромных размеров мужчина), и поголовье скота резко устремилось вверх. Более того, помимо численности, разнообразились виды и количество полезной продукции, поставляемое этим поголовьем.
Относился новый руководитель к подопечной скотине с огромным уважением и человеческой теплотой. Менял грязное сено у козликов и мыл брюшки свинушкам. Матросы ему охотно помогали, поскольку разводимая скотинка – она же добродушная тварь, слова плохого никогда не скажет и в морду не плюнет. Так и жили бок о бок люди и поросюшечки.
Время же, своим чередом, неумолимо бежало вперед, и помощники менялись, так как на сверхсрочную службу на Флоте остаться желающих не находилось.
В один прекрасный день (коих на Южном море столько же, сколько на Северном ненастных) пришло новое молодое пополнение. Зеленопупые новобранцы.
Новобранцы – это тот контингент товарищей, которые абсолютно ничему не научены (наученные люди армию стороной обегают). Они худы, малы и беспомощны. Единственное свойство, полученное ими от природы, – неистовая дурь.
И вот один из новичков тогдашнего призыва, по имени Чухран, являл собой яркого представителя прибывшего контингента новобранцев. Чухран толком ничего не умел: ни писать, ни читать, не говоря уже о высшей математике. Да и говорить у него не особенно получалось. Жил он в горах, а на море его случайно забрали, когда он из родного аула вниз за солью спустился. Ну, куда такого денешь? На корабль не посадишь ведь. Утопит сразу. Вот и определили «горца» за животным миром ухаживать. Хоть какая-то польза. Может быть.
С первого же взгляда стало ясно, что начальство с назначением Чухрана не промахнулось: сельскохозяйственное дело ему шибко как понравилось. Видно, у себя в кишлаке, он тоже за кем-нибудь ухаживал. Ощущение это пришло с тем, что проникся данный матрос со всей душой особенно к свиньям. К милым розовым хрюшечкам. Он им словно заменил родного отца. Так служба его и протекала.
За окном шла затянувшаяся осень. С неба лил проливной дождь, и на улице было не особо сладко. Вода, стекая с шиферных крыш, будто тайный агент с секретными документами, старалась быстро убежать из виду и потеряться в недрах плодородной земли. Идея потеряться была совсем нехороша, поскольку, смешиваясь с почвой, вода превращалась в жидко-густую массу. Масса эта заполоняла улицы и вот-вот грозила вылезти на проезжую часть. А на проезжей части сотнями тысяч разрывались маленькие водяные снаряды – так сильно тарабанил дождь. Другими словами, картина нарисовалась из неприятных.
Но, казалось, ничто не могло испортить Красный День Календаря – 7 ноября (для тех, кто забыл, это день Октябрьской революции – развал монархии на 74 года), даже ненастная погода.
Заведующий морским подсобным совхозом пригласил знакомых друзей обмыть светлый социалистический праздник и заодно показать своё хозяйство в полном объёме. После фуршета, с бараньим шашлычком и свиным салом на хлебушке, пошли все собравшиеся офицеры скотину живьём посмотреть. Бока свинушкам помять да загривки барашкам почесать. Благо бараки с животными между собой соединялись, и не нужно было идти по мокрой улице, на которой, к тому же, с лихвой разгуливал дикий морской ветер.
И пошла делегация празднующих. Таблички перед каждым стойлом давали понять, кто здесь содержится. Вот тебе курицы, а вот и овцы собственной персоной. Ходят салопочитатели, любуются: у многих домашние животные хуже ухожены, чем в славном хозяйстве. Везде сухое сено посыпано. Освещение смонтировано по-умному. Стены добротные. Даже крыша нигде не протекает. Налицо явная заслуга держателя хозяйства, о чём вслух и высказываются его друзья.
Так, за похвалами да восторгами заходят все в очередное стойло, на входе которого красовалась табличка, подаренная некогда английскими союзниками, с незамысловатой общеизвестной фразой «PIG». Стойло это так бы и осталось в их памяти, наравне со всеми остальными стойлами, если бы не необычная картина, которую они там увидели. А на картине этой пред празднующими предстала розовощёкая свинья в валенках прямо посреди помещения. Передние ноги в одном валенке, а задние – в другом. Все очень удивились – такая забота о братьях наших меньших! И было, уже, хотели поподробнее расспросить о таком новшестве хозяина, как в следующую секунду они сами догадались для чего валенки и чьё это изобретение.
Хозяин же свинофермы шёл последним, поэтому он успел сделать четыре шага внутрь стойла, пока его мозг воспринял то, что увидели глаза.
Сзади несчастной парнокопытной животной хрюшки стоял тот самый матрос-горец Чухран, который за перцем или чем там ещё он спустился, и совершал с ней незаконные деяния извращенного характера. А валенки использовались в деле чисто для того, чтобы бедное создание не убежало. Вот смекалка.
Потерявши аппетит окончательно, держатель хозяйства схватил горемыку свиноманьяка, вознёс к потолку и, не дав насладиться свободным полётом, со всего маху окунул его горячий пыл в бочку с дождевой водой. В продолжение наказания он стал старательно мыть Чухраном пол во всём бараке. Макал и мыл, макал и мыл. Мыл тщательно и с неосознанной самоотдачей. Практически, до блеска порядок навёл. И только тогда немного успокоился, хоть и дышал тяжело и сбито.
Правда, в некотором экзотическом возбуждении защитник свинушек ещё долго пребывал, ведь не каждый день с таким сталкиваешься. Не каждый. Шок оказался настолько велик, что даже спустя много лет он по-прежнему не любит сало и хлеб ест всухую. Уж крайне сильными были эмоции в тот мрачный, дождливый осенний день, на Южном Белом море…
А на Северном море полным ходом шла зима.
ГЛАВА 17 БЕЛЫЙ ВИНОВНИК
Зима на Северном море зрелище хоть и ослепительное, но в то же время крайне малоприятное. Начинается она довольно рано, а в отдельные годы протекает круглогодично, прерываясь, на недолго, парочкой летних, в меру тёпленьких, дней. Даже анекдот бородатый есть по этому поводу:
– Вы совсем не загорелый. У Вас что, лета не бывает?
– Почему не бывает? Бывает. Только я в этот день работал.
Это как раз про Север. Про Заполярье. Однако не только продолжительностью зимы славится крайний регион нашего Царства. Невероятное количество осадков, выпадающих на один квадратный сантиметр площади, – ещё одна специфика.
Каждый год, с сентября по июнь, а иногда и июль, большой, белый и пушистый снег, опускаясь, будто небесная манна, скрывает все неровности каменистых сопок. Снегу столько, что в нём спокойно можно купаться, не используя при этом ни акваланг, ни трёхболтовое снаряжение, ни даже маску с трубкой. Оттепели бывают редко, поэтому снежные горы в зимний период день ото дня только растут, что и ослепляет глаза жителей средней полосы, случайно забредших на Север по долгу службы.
Более того, данные жители, не привыкшие к столь долгой зиме, не привыкли и к её суровым холодам, поэтому греют они свои косточки всеми доступными методами. В первую очередь, употребляя калорийную жирную пищу, а именно – сало.
Так и следующий наш товарищ, Виктор Юрьевич, относился к жителям средней полосы: он прибыл с Воронежа. Само собой разумеется, что данный товарищ у себя на родине и с произволом к животному миру, как в хозяйстве на Южном Белом море, не сталкивался, поэтому и сало употреблял в охотку. Особенно в условиях Крайнего Севера.
Виктор Юрьевич. Он же Витёк. Он же Юрьич. Любитель правды и адреналина. Справедливо подходит к начальству. Никогда не кричит. Специализация: санитарный врач. По утрам, с трудом, делает физзарядку. Любит звук, издаваемый курицей при поджаривании её на сковородке, и созерцание мирской суеты. Ему отлично подходит лозунг: «Я абрикос, на юге рос, и чёрт меня сюда занёс!» Женат. Мечтает работать в таможне. Или ещё где-нибудь.
Заплыл Витёк служить в санитарную подвижную лабораторию именно в эти условия. Был он спокойным человеком, грамотным специалистом и на удивление ответственным офицером. В лаборатории его явления ждали с гектическим нетерпением («hecticos» – от греч. истощение). Непонятно совершенно, как ещё работа до момента прибытия Витька осуществлялась, так как он с первых же секунд стал незаменим.
Незаменимый делал всё: составлял планы и отчёты, проводил исследования на микробов, организовывался сам и помогал другим. Многие из ближайших коллег стали спрашивать у него профессионального совета. Некоторые просили помочь с санитарными заключениями, некоторые – с разборами приказов, а отдельные – с понятием наставлений и несметного количества инструкций. Трудился Витёк в поте лица на благо эпидемиологического здоровья военнослужащих моряков, а также граждан, их окружающих и между ними снующих. Другими словами, работал, словно мексиканский буйвол.
Но, как и водится, командиру сего трудоголия показалось мало. Душа его кричала в неистовом порыве: «Маловато будет! Маловато!». Первым признаком крика души стали капельки пота на лбу и напряжённые думки, как озадачить медицину. Перебрав, благодаря скудному мозговому штурму, все виды работ, коими можно поднапрячь офицера, он, не без труда, обнаружил, что осталось ещё одно, не охваченное ничьим вниманием, задание. Это, ни больше, ни меньше, уборка прилегающей территории, с покрывающим её свежевыпавшим снегом. И уборка конюшен. Хотя нет, прошу сердешных извинений, конюшни тогда уже канули в Лету.
Следует непременно заметить, что во флоте и армии (Сооружённых Силах) одна часть приказов нелепые, а другая – абсурдные. Это в основном получилось потому, что у командиров имеется постоянный зуд на предмет покомандовать. На то они и командиры, чтобы командовать, а не работать. Ровно, как и военнослужащие – не работают, а служат.
Ну, раз работать не умеешь, то хоть командовать как ты должен знать. И командир решил показать всю свою власть над Витьком, отдав ему приказ об уборке снега в присутствии всех сотрудников подвижной лаборатории. На собрании. Мой товарищ, имея огромное уважение к себе, скромно отказался от этого дворнического (не путать с «дворянским») занятия, заметив, что он не нанимался снег разгребать и перед ним много других важных дел лежит и день ото дня пылится. Командир, брызнув слюной, прокричал:
– Я Вам приказываю, немедленно! – нижняя челюсть задребезжала, точно спущенная тетива.
Виктору Юрьевичу очень захотелось тут же послать командира по известным с детсада адресам, но вместо этого он удачно парировал:
– Матросам можете приказывать.
Продолжения беседы «знающий адреса» не видел смысла; и под бурные аплодисменты коллектива вышел, складно хлопнув входной дверью, пока командир, будто выброшенная на берег рыба, жадно хватал ртом воздух. Душа моего коллеги кипела от негодования, а высшее образование растерянно возмущалось: «Проучиться семь лет, чтобы снег загребать! Ну, уж, увольте».
По свежевыпавшему снегу Витёк добрался до дома. По дороге средней степени тяжести морозец щипал ему щёки и пытался забраться за меховой воротник. Противоположную улицу чистила снегоуборочная машина. Ей помогали три тепло одетых дворника. Фуфайки их были распахнуты, изо рта валил пар. Проезжую часть, с матерчатыми кошёлками в руках, переходили две тётки. Военный ПАЗик вёз подводников в базу. Где-то выла собака. Жизнь вокруг Юрьича кипела, но он, отрешённый от мира, ничего этого не замечал.
Только Витёк переступил порог, как раздался телефонный звонок. Промелькнувшая мысль в голове, что это командир, тут же была отвергнута раздавшимся в трубке приятным женским голосом. Но, тем не менее, командира раздавшийся звонок касался напрямую. Голос любезно сообщил, что сторонника приказов увезли с сердечным приступом. В госпиталь.
Возможно, данному начальнику стало стыдно, что он накричал на Юрьича, вот его и прихватило. Так может подумать читатель, который видел военных только на картинках. На самом же деле, это ослабленный алкоголем, никотином и другими недобрыми излишествами организм не выдержал эмоционального всплеска гнева, отчего и перестал гонять тёплую кровушку по большому и малому кругам кровообращения.
Поскольку мой товарищ, как и большинство морских врачей, незлопамятный, то он сразу же собрался и пришёл навестить любителя уборки улиц. Слава Богу – это оказался не обширный, крупноочаговый, инфаркт миокарда. Товарищ мой лично в этом убедился, взяв в руки электрокардиограмму и не обнаружив там кошачьей спинки или патологического зубца «Q», продолжительность которого при этом составляла бы три сотых секунды и более.
Витек мигом (а может и быстрее) сбегал в аптеку и прикупил современных лекарственных препаратов. Попутно зашёл в магазин, взяв там фруктов, с имеющимися в них микроэлементами и электролитами, столь необходимыми не только повреждённым кардиомиоцитам, но и всему сердцу в целом.
Посидели они с командиром, поговорили за жизнь, попересказывали друг другу весёлые морские байки и специфичные армейские анекдоты, славящиеся своей плоскостью, благодаря чему они легко усваиваются и сотнями укладываются в черепушечке. Про расчистку снега больше никто из них уже не вспоминал, как будто всё случившееся было не более чем страшный сон.
А этот белый виновник всего происшедшего спокойно падал и падал на земной покров, создавая свой собственный неподражаемый живописный ландшафт. Близилось Рождество Христово. Жизнь продолжалась.
ГЛАВА 18 РОЖДЕСТВО НАРАСХВАТ
«Поражена не только кора головного мозга, но и его, так сказать, древесина».
Медицинская мудрость
И у меня эта самая жизнь тоже продолжалась. Всё в ней текло, всё менялось. Местами, даже, бурно кипело. Про такую кипучесть мне и хотелось бы Вам поведать.
Один раз, будучи старлеем (старшим лейтенантом), попал я служить начмедом в одну крайне хорошую часть. Реально попал, по полной программе. Если не верите, то могу показать документы с печатями и угловыми штампами. А, Вы не верите, что части хорошие бывают? Читайте дальше. Это «факт».
Ну, вот. В части меня сразу горячо полюбили. Особенно начальник одного из подразделений. Фамилия его была не то Хавченко, не то Хамченко, одно из двух (как Вы уже успели заметить, на фамилии я не очень).
Хавченко. Он же «Тюфяк». Он же «Харя». Характер прескверный. Интеллект безвозвратно потерян. Приземист, чопорен, тормознут. От того, что постоянно курит, изо рта разит трупным запахом. Пьёт систематически. Любит порку и дешёвый трёхзвёздочный коньяк. Женат. Есть дети, но не от него, о чём сам не подозревает. Про такого говорят: «Инвалид без преимущественного права парковки». Должность: начальник подразделения. Звание – капитан II ранга.
И вот, он при каждой нашей встрече выражал мне своё глубокое почтение. То интересовался, почему я всё время такой довольный (а я слышал совет: «Улыбайтесь, это всех раздражает»); то переживал, как так получилось, что я заболел и оказался негодным к службе. А ещё больше Тюфяк переживал, что не является моим прямым командиром. Видимо потому, что мог бы тогда ближе заниматься моими проблемами, вследствие чего служить мне было бы «легче», и тягостей оставалось меньше.
Но в декабре заветная карьерная мечта капдва осуществилась, и попал я временно к нему в подчинённые. Временно, так как не любило его высшее командование и на должность заместителя командира части поставило ненадолго.
Однажды, перед самым Новым Годом, случился у меня стресс. Или что-то отдалённо на него похожее. Захворал я. Тут необходимо сделать лирическое отступление. Дело в том, что военнослужащий моряк, заболев, обязан доложить об этом факте начальству. И не сказано нигде, что он должен лично пребывать в части и писать рапорт. А начальники хотят, чтобы прибыл ты. И неважно, какое у тебя состояние. Хоть ты при смерти: будь любезен, доберись до части, доложи в письменном виде о болезни – и помирай на здоровье, сколько душе угодно. Был у нас случай… Военнослужащая, с высоким артериальным давлением, дошла до части и доложила о своём недуге на бумаге. А по дороге в госпиталь скоропостижно скончалась от нахлынувшего гемморрагического инсульта на крыльце приёмного отделения. И никто за это не ответил. Вот так.
Так вот. Заболел я весьма сильно и скоропостижно. Полярная ночь к тому же усугубляла моё щекотливое положение. Трое суток подряд я не мог уснуть. И так, и об косяк: не спится и всё. Я уже и до ста считал, и Пушкина вспоминал, а сон ко мне упорно не шёл. Тогда уже я сходил к невропатологу, взял небольшую кучку таблеток снотворного и, как Вы сами понимаете, приехать доложить о заболевании своём не смог. Правда, из последних сил я дополз до мобильника и позвонил в часть, чтобы они там, бедолаги горемычные, не суетились по поводу временного отсутствия захворавшего начмеда.
Но, товарищ Хамченко взволновался за меня и, пропустив вверенную службу, на следующий день навестил самолично. Увидев, в каком я нахожусь тяжёлом состоянии, и трижды прочитав справку от начальника неврологического отделения, он сказал, что знает, как я болею, как мне в настоящее время трудно и пообещал меня «вылечить». А чтобы при лечении я не чувствовал себя одиноко, он даже решил поступиться семьёй и заверил меня, что готов встречать все Рождественские праздники вместе со мной. Честно-честно. Представляете, какое самопожертвование?
Разумеется, я, как представитель медицинского братства, не мог принять такой дар безвозмездно. Поэтому, не размышляя особо долго, моя персона написала рапорт командиру, что Хавченко чересчур обеспокоен моим положением и совсем не занимается родными. Ответом мне стало лишение 100 % четырнадцатой зарплаты (или, как её именуют, ЕДВ), а Хамченко – наказание: как можно плотнее опекать моё старлеевское тело.
От командирского наказа Харя даже на день рождения меня чуть было не пригласил. Звал без подарков. Я, окончательно не выдержав такого издевательства над старшим моряком, плюнул, и всё Рождество провёл с нашим весёлым медицинским братством, коего по Северному краю раскидано практически по всем гарнизонам, базам и медпунктам.
Бедные военные во главе с Хавченко! Они так переживали, что войдут в Новый Год без меня. Пришли в последний день декабря и, несмотря на то, что это был выходной, долго-долго сидели у дверей. Потом сбегали на почту и, вместо того, чтобы позвонить на сотовый телефон, послали срочную телеграмму на адрес прописки моей жены (чувствуете опять военную логику?) – с требованием сиюминутно появиться на празднике.
Раздавшийся от супруги секретный звонок известил, что из части поступило послание. Текст был зачитан вслух. Недолго думая, я решил удивить военных. С одной стороны, попросил жену из Питера послать телеграмму вроде «Зажим вам на кожный лоскут». Сам же зашёл с другой и выслал из городка вторую, похожую. Содержание ее впоследствии стало нарицательным и приобрёло обширную мировую известность, звучавшее приблизительно так: «Пинцет вам в забрало, товарищи». И подписался. Вроде бы и грубости открытой нет, а ощущение у них сложилось, судя по реакции, что отправили их далеко и на продолжительное время. Открыто советую так сделать, если вдруг и Вас в Новый год искать будут!
Так вот, значит. Телеграмму вояки отправили и вновь прибежали к квартире, где я обитал, и стали ждать результата своих необдуманных почтовых действий. Почему-то не дождавшись (то ли потому, что от Питера 29 часов на поезде ехать, то ли ещё почему), погрустневшие однополчане разбрелись по домам, оставив мне в двери поздравительную записку, с пожеланиями немедленно прибыть в часть. Наверное, фуршет у них там был что ли.
Вот какие «заботливые» люди! А вы не верили. А я даже немного сожалел, что новогодний банкет пропустил, но это чувство очень быстро прошло. Я лишь короткое время помнил, какой же моральный урод (от слова «уродился», если кто позабыл) этот Хамченко, и сейчас уже, наверное, Вам его и не опишу. Ровно, как и те праздники, когда военные меня искали сломя голову.
