Текст книги "И пришел доктор..."

Автор книги: Михаил Орловский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 24 страниц)

ГЛАВА 5 СИМУЛЯНТЫ СЛАБОУМНЫЕ

Заметил медведь, что ёж, ночью, его коноплю косит. Подкрался сзади и стук дубинкой по голове. Еж упал без сознания и как забормочет:

– Не спать, не спать. Косить, косить.

Народное творчество

Ну, вот я снова здесь, уважаемый читатель. Сделал благое дело – помог товарищам, теперь гуляю смело. Правда, после перетаскивания тяжёлых сумок и котомок что-то я себя не очень хорошо чувствую. Устал видимо. Внутренности опускаются. А ещё на службе напряги: командование на меня давит. Прямо, какая-то слабость появилась во всех членах и суставах. Ломота вездесущая. Может, заболеть? Месяцок дома покосить}… Да нет уж, обойдусь. Меня так просто, нахрапом, не проймёшь. Человек я выносливый.

Хотя, между нами говоря, есть один способ защиты организма против применения начальством психологического оружия. Называется данный способ – болезнь. На самом деле, не только для защиты от начальства, но и от всех невзгод и проблем разноликих. Человек целиком уходит в появившийся недуг. И все тогда его жалеют, и тёплый чай с сахаром на блюдечке ему приносят и тапочки мягкие. Вспоминают сразу, какой он хороший и расчудесный. Заботятся о несчастном.

А чем военные хуже? Да ничем! Они в этом плане даже лучше. Процесс получения больничных отработан у многих до автоматизма. Косят военнослужащие направо и налево. Но некоторые одарённые личности пользуются этим безвозмездно. Вернее, бестолково. И жалко их в своём роде, и устаёшь от них порядком. Так как болеть они не умеют, а только дёргают попусту медицинский персонал.

Давно замечено, что резко возрастает количество заболеваний в связи с какими-либо массовыми организационными мероприятиями. Будь то оргпериод или сдача курсовых задач, или просто предстоящий суточный наряд. Скорее всего, такой рост зависит от нервного статуса каждого военнослужащего в отдельности. Сразу у него начинает что-то болеть и где-то свербеть, а что и где – непонятно. Боль эта мигрирующего характера, неточной локализации и иррадиирущая в разные концы тела. Вот и бегут моряки к доктору. А лучше к знакомому доктору, так как он то уж точно, зная их, может определить, где и кто их беспокоит.

А бегут они ещё и потому, что рекомендации врача обязательны к исполнению командованием. Так что трое суток отдохнуть можно спокойно. Разложиться на мягкой софе и посмотреть любимые передачи. По вечерам – обычная заправка пивом.

Следует иметь в виду, что главные жалобы «больной», как правило, называет в первую очередь. Если он Вам говорит: «Всё плохо» или «Болит везде», имейте в виду: что-то здесь не чисто. Тогда Вы имеете право выполнить термометрию в трёх местах, как положено: в паховой складке, в прямой кишке и в полости рта. Учитывая, что градусник в вашем распоряжении только в единственном экземпляре, рекомендую, для точности показателей, выполнять данные измерения в том порядке, в котором я написал.

Кроме того, не забудьте провести глубокую методическую пальпацию живота, вплоть до остистых отростков позвоночника, для выявления истинности заболевания и правильности нозологической формы. Если это не поможет– отправляйте к специалисту. Он разберётся.

Как ни странно, но офицерский состав более уязвим в вопросе о болезнях, нежели матросский. Скорее всего, это потому, что служит он дольше и тягот военной службы у него больше. Обидно только, что болеть этот состав не умеет.

Вот, например, один давнослужащий лейтенант. Пришёл он болеть утром спозаранку, в госпиталь. А в это время Лёлик, расхаживая по приёмному отделению, обозначал своё дежурство. Жаловался мнимо захворавший боец на головную боль в мозгу. Вещь эта, головная боль, довольно хитра. Но симулировать её тоже уметь надо. Лёлик офицера проинспектировал – здоровый человек. Так ему и сказал. И даже пошутил: «Это у Вас фантомные боли, уважаемый».

(Для справки: проинспектировал – значит, осмотрел; от латинского «inspectio» – осмотр. Фантомные боли – это боли в несуществующей части тела).

Вследствие фантомности болей, он рекомендовал лейтёхе пойти домой, то бишь на службу.

Ровно в полдень лейтенант решил пожаловаться на боли в ухе. Невыносимые. Снова оторвал Лёлика от дежурства. Путём тщательного заглядывания в слуховой проход потерпевшего определилось, что уши содержат кучу серы, грязь и чёрные щетинистые волосы. Признаки воспаления найдены не были. Лейтенант опять оказался здоров и был опущен обратно.

Ближе к вечеру, лейтёха всё-таки догадался почитать кое-какую специальную литературу и в девять-о-клок пришёл с почечной коликой. Поскольку аппарата для ультразвукового исследования в стационаре отродясь не было, а глаз Лёлика рентгеновским не назовёшь, то ему пришлось признать поражение. Госпитализация состоялась!

Остальные товарищи были более изощрённые. Границ в их стремлении моментально заболеть не существовало. Пытались приходить домой, ловили на безлюдной улице или в продуктовом магазине. Совали свои медицинские книжки, пытались преподнести увеселительные напитки. Но всё это было тщетно, и лишний раз злило нас неумеренно. Правда, помня о мягкой врачебной натуре, иногда мы всё же делали некоторые поблажки.

В один не самый рабочий будний день – понедельник, к одному из моих товарищей пришёл старпом (его на корабле никто не любит, штык ему в забрало) и попросил написать освобождение от служебных обязанностей сроком на трое суток. Мол, с командиром напряжённые отношения, надо бы их отдыхом чуть-чуть разбавить. Мой товарищ, взяв медкнижку старпома и помня, что медики – они, в основном, люди гуманные, написал ему запрашиваемое освобождение. На трое суток. Болейте на здоровье!

Старпом оказался поистине щедрым человеком и принёс в благодарность бутылку дорогого пятизвёздочного коньяка. Я вот до сих пор не пойму, от кого пошла такая информация, что все врачи пьют. Узнал бы, кто это сделал, точно бы, ему бы что-нибудь на его плечах отвернул бы. Просто, воротит уже, когда презентуют или, проще сказать, дарят различного рода горячительные напитки. Также и мой описываемый товарищ, зная пагубное влияние спиртного на психику человека, алкоголь не переносил на дух. Именно поэтому, владея информацией о стоимости подаренного коньяка, он и озвучил старпому старую докторскую шутку: «А на каком таком основании Вы, на мои деньги, покупаете столь дорогое спиртное?». С этими словами всегда улыбающемуся Лёлику удалось состряпать удивлённую до боли физиономию. Старпом сначала растерялся, потом хмыкнул, два раза нервно моргнул и молча вышел…

Вот, как с такими работать?…

Эх, где же вы, обычные больные?

ГЛАВА 6 ЕСТЬ ТАКОЙ ДОКТОР – «ПИДЖАК»

Грешно смеяться над убогими людьми.

Поэтому мы плачем лишь навзрыд.

Из классики

А вот и довольно настоящий пациент нашёлся. Больной насквозь. Конечно, в первую очередь, это Лёлика клиент, но, в тоже время, и соматических заболеваний у него имелось более чем предостаточно. О данном случае напишу поподробнее. Невообразимо редкий экземпляр. Можно взять на заметку молодым докторам.

В военной медицине, да и не только в медицине, есть одно интересное понятие как «пиджак». Столь интеллигентным прозвищем обычно называют специалистов, которые пришли на море не после военного училища или академии, а после обычного гражданского института. В принципе, казалось бы, какая разница, военная школа у тебя за плечами или нет? Не скажите, пожалуйста, разница есть.

Дело в том, что если ты после военного училища, то у тебя выслуга лет обгоняет таковую у «пиджака». Обгон трудового стажа, в свою очередь, повышает денежное довольствие и существенно снижает количество лет до начала пенсии. Неслабые аргументы для чёрной зависти, не так ли? Кроме того, в базовые знания курсантов-медиков заложена специфика морской службы, чувство локтя и взаимопомощи коллегам. А у обычных студентов?.. За всех отвечать не буду, но про одного, известного мне «пиджака», напишу. Я об этом ещё в начале обещал.

Звали его Кузя. Нет, правда, для полной ясности, отражало данное имя его кличку, полученную при жизни, или настоящую фамилию, обретённую по наследству от родителей? Возможны оба варианта. Я в столь тонких хитросплетениях толком не разобрался. Да и не горел желанием разбираться, если уж говорить по совести. Дел у меня и своих с лихвой хватало.

И был он начальником у одного нашего бессменного товарища. Служил Кузя на одной должности много-много лет подряд. Как весна меняет зиму, а осень – лето, так и стулья начальника приходили на смену один за другим, а он всё служил. О великой выслуге лет данного начальника говорила аккуратная просторная дыра, которая от давности лет рисовалась на подоле носимой им шинели. И карьерный рост у Кузи застопорился. И звание его остановилось где-то между капитаном и подполковником. У себя в подразделении он был Капитаном, а когда приходил в штаб, то сразу оказывался ПодПолковником.

Дома у него тоже не все грядки в порядке были. Первая супруга «Дырявой Шинели», красивая женщина от роду, сильная по жизни, била его, поскольку имела преимущество в росте на целую голову. Вторая, поняв всю ужасность нового бракосочетания, слишком быстро сбежала, впопыхах оставив не только мебель с китайским чайным сервизом, но и эмалированную кастрюлю с парой ещё неостывших лифчиков. Третья спутница уже сама являлась мишенью и отвечала за проступки первой. Причём отвечала с процентами. Он её вроде даже душить пытался. Скорее всего, окончательно не задушил, поскольку начальником остался и в кутузку не угодил. Ну, а общее число зарегистрированных браков, заключённых Кузей, равнялось квадре, то бишь четырём.

Неудивительно, что в середине своего жизненного пути, при стольких нервных потрясениях, был начальник такой маленький и плюгавенький. У него постоянно непроизвольно дергался левый глаз (нервный тик– признак нервозности). И засыпал Кузя исключительно после двух стаканов снотворного, типа виски Jim-Bim, браги Шило или спирта медицинского. Оставалось загадкой, как он начальником стал. Наверное, просто закономерная случайность. А может, неукомплектованность личным составом Министерства Охраны сказалась. Но это уже не суть нашей повести.

При всей бесшабашности жизни, имелся у Кузи один значимый недостаток, из-за которого он постоянно, ежедневно, страдал: он сначала говорил, а потом уже думал. Хотя нет, просто говорил и всё. Правда, надо отдать должное, ему везло, и, кроме насмешек, в особые неприятности он не попадал, хоть и ходил по краю. Под «краем» я подразумевал некоторых сотрудников лаборатории, где данный субъект заведовал, обещавших ему лицо начистить за грязные делишки. Делишки эти душонка четырёхкратного жениха плодила с завидной, для любого военного, регулярностью.

И вот, спустя 22 поменянных стула, пришёл к нему в подчинённые новый доктор – эскулап всеобщей справедливости, выпускник моего знаменитого курса, Михалыч. Сначала их совместное существование было замечательно и безоблачно, так как Кузя ушёл в отпуск почти на 90 дней. А когда вернулся, оказалось, что товарищ наш, как и положено, списался, и служба его вышла на финишную прямую.

Кузино настроение вмиг расстроилось и потеряло нужные ноты. Он проклинал судьбу за непруху с подчинёнными и за невыполненные планы по лаборатории. Он ругался нецензурной бранью и подумывал вновь отвести душу на жене. От нахлынувших потрясений глаз начальника замигал с неожиданной быстротой, а рост уменьшился ещё на полтора сантиметра. Старая, целующаяся, язва желудка, дремавшая в нём годами, начала упорно сверлить организЬм. Открылась неустранимая изжога.

Судьба, как бы не обращая на Кузю внимания, ударила в очередной раз: Михалыч, как назло, неожиданно заболел. Заболел так сильно, что внутреннее состояние потребовало стационарного лечения. А поскольку он не любил хворать, то и в госпиталь ложиться категорически отказывался, отмахиваясь всеми руками и ногами с имеющимися на них пальцами. Но начальник госпиталя, как человек с громадным медицинским опытом и острой врачебной проницательностью, осмотрев моего товарища лично, настоятельно рекомендовал постельный режим в условиях стационара. Лёг Михалыч, нехотя, скрепя сердце (а, может и скрипя сердцем): восстанавливает силы для работы, для медицины, для самого себя, наконец.

Тем временем, начальник лаборатории походной части СРБ совсем взбесился. Бегает нервно вокруг штаба кругами, смолит одну за другой сигареты и глазом дёргает. Работа-то в подчинённом ему подразделении не сделана. Выполнить её самостоятельно он не хочет. Звездочки, видите ли, которые на погонах, мешают.

И решил Кузя потрепать нервы Михалычу. Поскольку мозгов у него не было (я сам видел результаты компьютерной томографии мозгового черепа Кузи), он не мог придумать ничего лучше, как прийти к начальнику госпиталя с устной жалобой или кляузой, или как ещё её там назвать. Суть её проста: типа Михалыч симулирует заболевание, чтобы не работать, а сотрудники госпиталя, как могут, прикрывают «несчастного» и положили его необоснованно, из солидарности. Хотя, если бы Вы открыли первую страницу истории болезни, то нашли бы там направление командира СРВ, без которого Михалыча не положили бы никуда, хоть он из кожи бы вылез ради этого. Теперь-то верите, что Кузя сначала говорит, а потом совсем ничего. Мало того, что у начальника госпиталя своих проблем куча, так ещё он же сам является сотрудником.

Удача в последний момент всё же решила улыбнуться Кузе: начальник госпиталя, заваленный документацией, не обратил на него должного внимания. А может и, наоборот, с высоты прожитых лет, решил не тратить драгоценное время на идиота.

Правда, улыбчивость госпожи Удачи словно испарилась, как только «Дырявый Подол» покинул кабинет. Не успел он переступить порог, как на него, словно Ниагарский водопад, обрушилась лавина претензий, что зря он пытался подопечного оклеветать перед лицом госпитального руководства. Это Михалыч, проходивший мимо, увидел, как Кузя в кабинет прошмыгнул (вроде после этого Кузю стали ещё и Шмыбзлей звать). Раз увидел, значит, и услышал.

Но начальник моего товарища, пойманный на месте преступления, оказался настолько удивлён, что даже не поверил на слово. Михалыч же, презиравший подлость в самом её зародыше, ругаться долго не стал и кулаками по печени не махал, а набрал главному командиру что-то вроде справедливого послания. Опять же, учитывая умение людей искажать информацию со скоростью света, привожу Вам точную копию этого обращения:

«Товарищ Командир. Настоящим докладываю, что мой начальник Кузя хочет унизить моё личное достоинство, оклеветать моё честное имя в кругу сослуживцев и вышестоящего командования.

Так, находясь на лечении, я проходил мимо двери главного врача ВМГ. Навстречу мне попался мой начальник, который шёл заступать на дежурство вместо меня. Я поздоровался с ним, как подобает офицеру и просто воспитанному человеку. Вместо ответного приветствия я лишь услышал: «косячник», чтобы оно не значило. Обескураженный таким приветствием, я остановился. Не вспомнив в Уставе ВС РФ данной формулировки приветствия военнослужащего, я пытался понять, что может значить столь необычное для меня слово.

В это время Кузя уже успел зайти в кабинет. Совершенно случайно я услышал, как он пытался оклеветать меня в глазах командира госпиталя. Не имея терапевтического или неврологического сертификата и не работая в стационаре, Кузя на глаз определил, что я симулирую заболевание, ссылаясь на смерть своего отца, и что это, вообще, пустяк и не повод для болезни. Именно это он и пытался сказать. По имеющейся у меня информации, Кузя и другим людям сообщал данные сплетни относительно меня, не соответствующие действительности.

Учитывая всё вышеизложенное, я пришёл к выводу, что Кузя – бессердечный человек, которому чуждо горе подчинённых ему людей, а интересна лишь карьера и собственные проблемы. Не имея сострадания и человеческого сочувствия, он способствовал прогрессированию моего заболевания, при нахождении меня на лечении в госпитале. Гнусная клевета из его уст разрушила в моём понимании светлое имя военно-морского доктора и убила чувство доверия к людям. Таким образом, я не в состоянии продолжать работать совместно с Кузей, и исполнять его приказания как человека, недостойного высокого звания врача. 2 февраля… 006 г».

Представляете? Угнетение офицера первого года службы. Карьеризм. В Советское время за такое могли и расстрелять.

Начальник Шмыбзля ещё не знал, что ему уготовано. До встречи с командиром СРБ он пытался устращать Михалыча. Объявить ему строгий выговор. Похвастаться большим количеством звёзд. Не учёл он, что весовые категории не равные. Михалыч и весом потяжелее, да и серое вещество в черепушечке у него, в отличие от Кузи, имеется. Вручил он начальнику флаг в руки и направил к командиру. Ну, а на фоне рапорта, да ещё и при невыполненной работе, командир сделал из Кузи ходячего грешника. Вращал его несчастного в меру своих возможностей…

Чтобы не быть истерзанным в конец, получив кучу неприятностей на седалищный нерв, Шмыбзля лёг в тот же самый госпиталь, что и Михалыч, и пролежал там ещё четыре месяца (с язвой-то, ну-ну). И жалко на него смотреть стало, совсем исхудал от нервного истощения. Ножки стали, как спички и кожа сморщилась. Хотя, с другой стороны, сам виноват: нечего было трогать нонкомбатанта.

ГЛАВА 7 НОНКОМБАТАНТ ИЛИ ВНЕ ЗАКОНА

«Не убий!»

Первая заповедь

В Международном Военном Праве есть такое понятие как «non combatant». Любой высокоразвитый интеллигентный человек знает, что в дословном переводе с импортного заморского языка это значит: «не воюющая сторона». К этой самой стороне, по этому самому праву, относятся большое количество людей: женщины, дети, инвалиды, те кому за, и прочие. В том числе в данную когорту зачислены и военные медики. Им не только оружие не дают, но ещё и воевать запрещают. И очень правильно, поскольку главный принцип медицины – «Не навреди»! Убивать людей – это архиплохо, не говоря уже, что и грешно крайне.

Кроме того. Военное право, относя медиков к нонкомбатантам, между строк чётко прописывает, что с данной группой товарищей нельзя вообще никак воевать: ни словесно, ни морально. Никак.

Нашим же военным начальникам Международное Право – не указ. Они хотят, чтобы медик служил и воевал. Воевал, кидал гранаты, нырял под танки, пускал торпеды и владел рукопашным боем. А ещё, чтобы сдавал периодически всякие морские зачёты и постоянно, каждую свободную и несвободную минуту, строился. А если не будет строиться, то его можно и пнуть чем-нибудь тяжёлым.

Но, поскольку выпускники академии целых семь лет грызли гранит медицины и учились лечить людей, то и на море планировали заниматься исключительно специальностью. А люди с большими звёздами и круглыми животами видели товарищей в белых халатах не около ложа больного, а наоборот с противогазом и автоматом наперевес, ползающих по окопам и погружающихся в трёхболтовом водолазном снаряжении на дно холодного северного моря.

Однако, к большому сожалению военных, Лёлик наш, с нового формирования, все их солдафонские попытки пресёк на корню. Он им дал понять, что настоящий солдат из него никогда не получится.

Дело в том, что командир ему достался нормальный (такое тоже бывает), и Лёлик служил по своему светскому расписанию. Нет, работу-то, касающуюся его, он делал: проводил освидетельствование, осуществлял профилактику, госпитализировал больных и всё такое. Просто, времени данные процедуры занимали немного, и большую часть дня Лёлик трудоголил дома, на электронно-вычислительной машине, которую в наши дни может себе позволить любой интеллигентный человек. Именно на этой машине и составлял товарищ мой научные статьи, проводя по необъёмному количеству психиатрических тестов статистику, к которой у меня небольшое отвращение имеется. Двумя словами: двигал научно-технический прогресс.

Так и служил Лёлик, чувствуя свою принадлежность к белым воротничкам флота – докторам. Ходил по заснеженным улицам с гордоподнятым видом. Вышестоящему же начальству с дивизии одной этой принадлежности показалось мало, и они решили прикомандировать моего товарища в учебный батальон к молодому пополнению. И прикомандировали.

Стал ходить туда юный психиатр регулярно. И работал до вечера, хотя «работал» – это я громко сказал. Он там просто тупо служил, в смысле сидел до конца смены, поскольку его полезность в этом батальоне оказалась если не нулевая, то точно такая же, как от покойника, которому дали важное поручение. Делать в батальоне было нечего. Совершенно нечего.

Но, как выяснилось, начальникам и этого показалось недостаточно, и они продлили Лёлику рабочий день круглосуточно. Еженедельно. Без права на выходной или нормированный трудовой день. Обычная процедура угнетения без какой-либо претензии на оригинальность. Такого издевательства над личностью тонкая психика юного доктора не выдержала.

Избегая острых депрессивных состояний у себя, но, помня о таковых в целом, он, покопавшись в собственном уме, обнаружил грубое извращение санитарных норм в казарме. Может, случайно обнаружил, а может, и нет – теперь уже служившие в то время на Севере люди вспомнить не могут. Единственное, что известно – это сам факт обнаружения. А Вы представляете, что влечёт за собой грубое нарушение санитарных норм? Это страшное дело, если наверху об этом узнают. Просто у нас самыми различными способами данной информации не дают дойти до того верху, где она может сыграть мало-мальски значимую роковую роль.

Обнаружить нарушение норм легко. По силам каждому здравомыслящему человеку, умеющему читать. Надо только открыть нужную книгу. В этой книге Вы увидите, что на море, да и в пехоте тоже, по Царским Санитарным Указам положено на каждого матроса 12 кв. м жилой площади казарменного помещения. Но Министерство Охраны экономит на всём (а не только на квартирах для офицеров), поэтому в батальоне, куда прикомандировали Лёлика, таких метров оказалось всего шесть. Кроме того, одновременно обнаружилась повышенная заболеваемость, выражавшаяся в госпитализации более трёх десятков матросов в инфекционное отделение, что от общего числа личного состава была как раз половина. Не то, чтобы Лёлик кого-то заражал или вирусы так сговорились, но заболеваемость чётко совпала с попытками начальства сгноить юного начмеда.

И вот Алексей, обеспокоенный в первую очередь общим здоровьем призывников, а во вторую – собственной центральной нервной системой, написал маляву (она же рапорт) в дивизию по данному жилищному безобразию.

Как по заказу, все сразу оживились. Психиатра тут же захотел увидеть начальник штаба, некий Ли-Идина. Но, совсем не для того, чтобы выразить благодарность за хорошую грамотную службу и дать похвальную грамоту. Вовсе нет. Он стал, почему-то, ругать Лёлика, словно отчим ругает нелюбимого пасынка. Зачем, мол, писать о недостатках и физических упущениях. Мы об этом и так знаем, а в эскадре своих проблем хватает, и такая информация им ни к чему. И стал намекать моему товарищу, что не всё так гладко с ним может быть. Но, Лёлик же у нас толковый психиатр, и на испуг его не возьмёшь. Головкой он начштабу молча помахал и не спеша удалился в направлении дома.

В личных пенатах молодой начмед составил другой письменный акт: о том, что жизнь матросов-первогодок никого не интересует. «В то время как вновь прибывшее пополнение загибается от инфекционных болезней, начальство дивизии утешается только личными потребностями» – такой замысловатой фразой заканчивался его рапорт.

Кроме того, он не пожалел собственной краски на принтере и сделал копию на флот. Правда, на следующий день Лёлик собирался сначала идти в эскадру. Но, не дошёл…

Прошу Вас сразу не волноваться: снайпер «возмутителя» не замочил и кирпич ему на голову не упал. Вечером нарушителю командного спокойствия позвонили и сказали, что он снова служит у себя на НФ, как и раньше. И знать его они не знают. И не видели совсем. Прикомандирования никакого не значилось и, вообще, ничего не произошло.

Удалив Лёлика, словно больной зуб в червоточинах, к батальону приставили другого доктора, у которого имелась потребность уехать на учёбу, и его было чем прижать. Соответственно, проблем он им не доставил: не жаловался никуда и про нарушения не писал. Как всегда, вопрос на море был решён самым обычным методом.