Текст книги "Париж 1914 (темпы операций)"

Автор книги: Михаил Галактионов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 44 страниц)

На реке Эн все более снижающаяся тактическая подвижность становится уже главным фактором, что сказывается на непрерывном снижении оперативной подвижности во время «бега к морю».

4. Снижение оперативной и тактической подвижности подрывало наступательную мощь германского войска и, напротив, давало некоторый шанс обороне (конечно, лишь некоторый, так как и для обороны нужна подвижность). Так выглядит в конкретной форме традиционная формула, приведенная выше. Соотношение менялось, таким образом, не в пользу немцев, ибо для союзников на первых порах достаточно было остановить их наступление. Марнская битва – победа обороны. К моменту ее оперативная и тактическая подвижность германского войска настолько снизились, что маневр стал невозможен, что предрешило неудачу.

Основной факт начальной стадии мировой войны в сфере тактики состоял, таким образом, в том, что тактическая подвижность войск, непрерывно снижаясь, все в большей степени подрывала маневр, наступательную способность войск [481]481
  Здесь М.Галактионов упускает из виду стратегические факторы. Опыт следующей войны наглядно продемонстрировал, что описанный им механизм (возникновение глубокой обратной связи между оперативной и тактической подвижностью, приводящей к нарастающему торможению маневра и в конечном итоге к образованию позиционного фронта) есть ответ системы «война» на допущенную наступающей стороной стратегическуюошибку. При совершенно иных «начальных условиях» (наличие танков, авиации, воздушно-десантных войск) тенденция к позиционностипроявилась в операции «Барбаросса», в Нормандской и Итальянской кампаниях союзников, в сражении за Соломоновы острова. Эта позиционность, разумеется, принимала иные формы, нежели в 1914–1918 годах, но содержание оставалось неизменным: переход к взаимно блокированной позиции и борьбе на истощение вследствие выявившейся невозможности достигнуть решения маневром. Обратите внимание, что во всех перечисленных случаях наступающая сторона стремилась уменьшить риск и сократить нагрузку на операцию, то есть – повторяла ошибку Мольтке 1914 года. (Прим. ред.)


[Закрыть].

4. Процесс образования стабильного фронта

Переход от маневренной войны к позиционной послужил основой для многочисленных теорий, которые обычно выражают одну какую-либо сторону процесса, упуская из виду прочие моменты

а) Основные причины образования сплошного фронта

К началу военных действий на западно – европейском фронте силы обеих сторон численно были приблизительно равны. Расчет Шлиффенастроился на том, чтобы путем маневра достигнуть решающего численного перевеса на правом крыле и, быстро используя это преимущество, достигнуть победы раньше, чем враждебная коалиция сможет развернуть все свои силы, в совокупности бесспорно превышающие силы австро-германского союза. В начале войны этот расчет казался верным. На самом деле уже с приграничного сражения начинается гибельный для германского войска процесс, который позволил союзникам уравновесить соотношение сил на всем протяжении театра военных действий.

В течение всего маневренного периода войны 1914 г. происходит такое перераспределение сил воюющих сторон, что каждой массе войска одной стороны противостоит равная или почти равная масса войска другой, иначе говоря, устанавливается оперативное равновесие. Необходимо иметь в виду, что в первоначальном периоде позиционной войны еще не везде фронт представлял узкую линию окопов, занятую более или менее равномерно бойцами. В этом периоде часто одна войсковая масса противостояла другой, шли сражения, происходили легкие сдвиги, но в основном фронт уже стабилизовался. Объяснения требует именно эта определенная тенденция к уравновешиванию сил, которая сказалась с самого начала войны и завершилась в достижении почти полного относительно равновесия, что и было рке позиционной формой войны.

Конкретный анализ того, как именно устанавливалось в постепенном развитии операций это оперативное равновесие, дан выше. Но из многочисленных примеров, приведенных нами, можно сделать и некоторые общие выводы. Были какие-то определенные причины, которые всякую операцию начального периода войны приводили к тому же результату. Главной причиной являлась потеря темпа. Она в свою очередь проистекала:

а) из нового стратегического факта – тенденции к фронтальному развертыванию современных массовых армий; отсюда вытекала ограниченность маневра в пространстве и, что самое важное, во времени;

6) из недостаточной оперативной подвижности маневренной массы, недостаточной в новых условиях ведения маневра, указанных в п. «а»

в) из низкой тактической подвижности армий 1914 г. Именно комбинация этих трех моментов и приводила к потере темпа.

Рассмотрим сначала случай фронтального столкновения сил. Здесь сразу же резко сказалась низкая тактическая подвижность, которая вызывала задержку наступления и давала, таким образом, выигрыш времени обороняющемуся. Этот выигрыш времени последний мог использовать или для отвода своих сил под прикрытием сильных арьергардов с целью перегруппирования и контрманевра, или для подброса подкреплений. В этом последнем случае обороняющийся успевал сосредоточить к угрожаемому участку, где у противника обнаружился перевес, равные силы, т. е. достигнуть оперативного равновесия.

Оставался, таким образом, маневр, который должен был этот заколдованный круг разрушить. Но именно наличие фронта, где уже сказывалась в сильной мера задерживающая сила тактического фактора (не забудем о существовании крепостной зоны, где фронтальное столкновение во всяком случае было неизбежно), ограничивало маневр в пространстве. Нами показана уже эта сила, сковывающая подвижность маневра: эту силу проявлял фронт как во время марш – маневра к Парижу, так и в период «бега к морю». Но что означала эта ограниченность пространства маневра? Она означала облегчение реакции противника; вспомним положение на западном крыле Марнской битвы и в особенности уроки «бега к морю»: чем меньше было свободного пространства, тем неизбежнее была своевременная реакция со стороны противника, который уже заранее нацеливал сюда свои силы. Только высокая оперативная подвижность в сочетании с внезапностью могла дать выигрыш темпа, достаточный для того, чтобы реакция противника. запоздала. Но этого условия не было налицо, и потому противник; успевал сосредоточить против маневренной массы свои силы. Происходило фронтальное столкновение [482]482
  Теперь мы видим, что основу понятия темпсоставляет не само по себе «время» (хотя бы даже и внутреннее «оперативное время», определяемое, как мера изменений в системе «война»), а то психологическое, субъективное «время», которое выигрывается одной стороной за счет торможения реакциидругой стороны. Выигрыш темпа возникает из-за запаздывания «отклика» противника на необычную ситуацию, выходящую за рамки довоенных расчетов. Иными словами, «ключ» к выигрышу темпов – постоянно ставить перед противником нестандартные ситуации, то есть – играть на повышение размерности «пространства решений», (Прим. ред.)


[Закрыть].

Тот факт, что оперативный маневр встречает те или иные силы' противника, еще не предрешает неуспеха его. Никогда и нигде не было оперативного маневра в «чистой форме», который происходил бы на абсолютно свободном пространстве, 1–я германская армия столкнулась с силами бельгийцев, а затем англичан. Отсюда вовсе не следовало, что шлиффеновский маневр терпел тем самым неудачу (разумеется, столкновение с бельгийской армией неизбежно входило в систему шлиффеновского плана). Точно так же столкновение 6–й французской армии с германским 4 рез. корпусом 5 сентября вовсе не означало неудачи флангового маневра. Во всех таких случаях предполагается, что мощная маневренная масса быстро уничтожает слабые силы противника, встреченные ею на пути, и стремительно выходит в тыл главным силам противника. Новый факт, обнаружившийся в начале мировой войны, состоял, следовательно, вовсе не в том, что на пути маневренной массы встречались силы противника. Новое состояло в том, что при общей недостаточности оперативной подвижности задерживающая сила встречающихся на пути маневра преград оказалась гораздо выше, чем в прежние войны. Всего один лишь резервный корпус задержал достаточно долго (до подхода подкреплений) наступление 6–й французской армии. Именно этот факт – возможность задержки наступательного маневра сравнительно слабыми силами – давал обороняющемуся решающий выигрыш времени. Обороняющийся успевал подбросить новые резервы, и дело переходило в простое фронтальное столкновение с переходом к равновесию сил в данном районе.

Позиционный фронт сформировался в результате многочисленных столкновений противников и попыток маневра со стороны каждого из них. Был испробован каждый свободный клочок территории, все возможности для достижения успеха. Но во всех случаях результат получался один и тот же: происходила задержка в наступлении, что давало возможность обороняющемуся уравновесить силы. В конце концов, такое равновесие было достигнуто на всем пространстве от Швейцарии до моря. Но оно никогда не было абсолютным. Нет вовсе непроходимой грани между маневренным периодом 1914 г. и последовавшей эпохой позиционной войны. Указанная «игра» продолжалась и дальше: новые попытки атаки для прорыва фронта, новые перегруппировки сил. Однако, эта тенденция уравновешивания сохраняла свою силу: задержка – потеря темпа – выигрыш времени обороняющимся для перегруппировки сил. Равновесие восстанавливалось.

Не окопы, не проволока, не пулеметы, не артиллерия, не местность, не массовые армии являются характерным признаком позиционной войны, ее главной основой и причиной, а именно это равновесие сил, которое возникло из совокупности действия масс артиллерии, пулеметов, проволоки и пр. [483]483
  Мы называем этот фактор «кризисом аналитичности» в силу именно того, что в результате воздействия новых факторов единственная возможность, единственное решение, которое оставалось у командиров в любых привходящих обстоятельствах, это создать пресловутое равновесие сил и свести ситуацию даже не к ничейной, а к патовой. Заметим в этой связи, что почти двумя десятилетиями раньше Мировой войны с довольно похожей проблемой столкнулись шахматисты. Если оба партнера в одинаковой мере владели теорией позиционной игры, разработанной В.Стейницем, атака и зашита на шахматной доске взаимно уравновешивалась, и партия заканчивалась вничью. Довольно скоро Э.Ласкер предложил парадоксальное, но действенное решение: совершить позиционную ошибку, добровольно создав у себя слабый пункт, и заставить противника перейти «границы безопасности» в стремлении эту ошибку использовать. Позднее, уже в послевоенные годы, игра на «позицонную оборону» выкристаллизовалась в творчество Х.Р.Капабланки, а игра на нарушение равновесия – в теорию «позиционной комбинации» Р.Рети и А.Алехина. (Прим, ред.)


[Закрыть]. На западноевропейском фронте уже с самого начала силы обеих сторон были почти равны, и только маневр мог изменить это соотношение на одном из участков в пользу той или иной стороны. Но каждый раз, как такой маневр предпринимался в 1914 г., оказывалось, что противник успевает сосредоточить сюда новые силы и отразить удар. Вот почему в особых условиях, какие были на западноевропейском театре войны в 1914 г., равновесие зависело от темпа развития наступательной операции. Только маневренная масса, обладающая высшей оперативной подвижностью, сочетающейся с высокой тактической подвижностью, способна была разрубить гордиев узел. Но такой массы в 1914 г. не было.

Но в таком случае надо оставить в стороне взгляд на позиционную войну как эпоху мертвого затишья, пришедшую на смену бурному 1914 г. Различие оставалось, по сути дела, внешним. Маневр 1914 г. рке был скован стабилизирующей силой фронта, а позиционный фронт последующих лет имел свой – ублюдочный, выморочный – маневр. В обоих случаях маневр был, однако, бесперспективен.

Говорят, что позицонная война возникла в силу истощения обеих сторон или даже в силу отказа их от новых операций. Допустим, что это так; но разве маневр в дни «расцвета», в начале войны, не страдал уже тем же органическим пороком, что и впоследствии?

б) Роль крепостей и естественных преградой

Восточная крепостная зона обычно фигурирует в анализе шлиффеновского плана, но фактическая роль ее в 1914 г. часто остается вне поля исследований, которые ограничиваются изложением событий, не делая отсюда важнейших выводов. Между тем, если верно, что Шлиффенв основу своего плана положил задачу – обойти крепостную зону с фланга и тем предотвратить возникновение войны осадного, позиционного типа, то не менее правильно, что эту задачу разрешить не удалось. И вот тогда – то восточный крепостной район выступил в качестве крупнейшего стабилизирующего фактора. Уже 27 августа в штабе 4–й германской армии в Дьезе были получены данные, что французы «окапываются повсюду, как в Манчжурии» [484]484
  «La manoeuvre de Lorraine», par le colonel Pugens. «Revue mil. Franc.», № 12, 1931.


[Закрыть].

К началу Марнской битвы здесь уже установилась позиционная война.

Между юго-востоком, где с самого начала война принимала волей-неволей формы осадной войны, и северо-западом, где разворачивался маневр, шла упорная борьба в течение всего 1914 г., борьба двух начал – маневренной и позиционной войны. Судьба кампании решалась у Парижа, но позиционная война зародилась именно в юго-восточном секторе.

Роль крепостей не была понята правильно в начале войны. После падения бельгийских крепостей под огнем тяжелых германских орудий стали считать, что крепости потеряли боевое значение. Это неправильно даже в отношении бельгийских крепостей, роль которых была очень велика [485]485
  Например в отношении крепости Намюр: «Крепость привлекла к себе и удержала в решительный момент массы и силы, которых недоставало на правом германском крыле». («La defense de la position fortifiee de Namur en aout 1914», par le lieutcol. Desmazes, «Revue Mil. Franc.», Aout 1931).
  Исключительно велика в этим же смысле была роль Антверпена. (Примечание М.Галактионова.)
  С этой оценкой нельзя согласиться. Крепость Намюр притянула 5–ю французскую армию к гибельной позиции между Самброй и Маасом и оперативно связала в этом районе. Действующих против Ланрезака немецких корпусов было более чем достаточно для окружения, расчленения и уничтожения 5–й армии; если этот результат не был достигнут, то виной тому не форты Намюра, а ошибочные действия генерала Бюлова. (См. Б.Такман «Авгусговсие пушки», М., ACT, 1999 г., а также Приложения и комментарии к этой книге.)
  Что касается Антверпена, то в текущей реальности 1914 г. он действительно сыграл важнейшую роль. Однако, при ином оперативном «раскладе» (уничтожение 5–й армии, либо наличие эрзац – резерва, либо использование 6–й германской армии против побережья Ла-Манша в конце сентября 1914 года) эта роль оказалась бы отрицательной. (Прим. ред.)


[Закрыть]. Тем более такая оценка неверна в отношении главных французских крепостей. Необходимо лишь правильно выразить, в чем именно их роль состояла.

Между тем, еще Вобанутверждал, что «смысл роли крепостей состоит в том, что они останавливают преследование армий и дают средства затягивать продолжительность войны» [486]486
  Однако, если мы вспомним роль Меца и Седана в кампании 1870 года, придется поправить Вобана: «и дают средства затягивать продолжительность проигранной войны». (Прим. ред.)


[Закрыть]. Фридрих IIв «Анти-Макиавелли» уже указывал на то, что «французы умеют оценивать значение крепостей». Наполеонписал [487]487
  «Correspondence», 31–е t, 8–е note sur LArt de la guerre, n. 44.


[Закрыть], что крепости – «единственное средство для того, чтобы задержать, мешать, ослаблять, беспокоить противника – победителя».

Именно в задержке и затягивании и состояла роль, сыгранная крепостями в 1914 г. Фактор первостепенного значения.

Отсюда крайняя наивность доказательств, которыми занимаются немецкие авторы, в пользу того, что Верден мог быть взят в 1914 г. [488]488
  Указывая на неправильное расходование боеприпасов тяжелой артиллерии, немецкий автор пишет: «Недостаток боеприпасов, в особенности для тяжелой артиллерии, был одной из главных причин того, что наступление против крепости Верден не было проведено в 1914 г.; оно имело бы тогда, когда французы не построили еще мощных позиций перед Верденом, гораздо большие виды на успех, чем в 1916 г.» («Munitionsverschwendang durch mangelhaftes Verstandnis fur schwere Artillerie», von Oberst D. Blummner, «Deutsche Wehr», 1934, № 28.)


[Закрыть]. Еще 2 сентября 5–я германская армия получила приказ приступить к осаде крепости. Были созданы две артиллерийские группы: первая, западнее Мааса, из двух полков 21–см мортир, двух батарей 10–см пушек; вторая, восточнее Мааса, из австрийского мортирного дивизиона и батальона тяжелых гаубиц. Возможно, что этих средств было достаточно, чтобы взять Верден. Однако, 6 сентября первая важнейшая группа была переброшена на Марну, где решалась судьба кампании. Оставшихся средств оказалось недостаточно, и в ходе Марнского сражения, как мы уже знаем, Верден взять не удалось 1–2 сентября силы и средства, принимавшие участие в операции против крепости, были переброшены на запад.

Париж и Верден в 1914 г. сыграли роль центров сопротивления, задерживающих наступление противника. Этот выигрыш времени послужил основой для выигрыша оперативного темпа. В целом восточная зона крепостей явилась опорой оборонительного фронта союзников, и именно здесь начал формироваться и крепнуть сплошной позиционный фронт.

Но этот вывод относится не только к крепостям, а также и к естественным преградам всякого рода. Ардены и Маас задержали движение германского центра. Роль водных преград и Сен-Гондских болот показана в описании Марнской битвы. Естественные преграды по берегу реки Эн дали немцам возможность выиграть время для организации обороны. Затопление местности у Ньюпора остановило последнюю попытку германского маневра и т. д. Ни одна из этих преград, как и ни одна из крепостей, не являлись сами по себе непреодолимой преградой, но они задерживали германское наступление (а также, обратно, наступление союзников) и этим вместе с падающей тактической подвижностью подрывали самую основу маневра, суть которой заключается в выигрыше темпа.

Вокруг крепостей и естественных преград формировались первые звенья сплошной цепи позиционного фронта. Именно здесь с наибольшей силой сказывалась низкая тактическая подвижность войск. Именно здесь впервые затвердевал маневр, и это окостенение постепенно распространялось на весь театр войны.

в) Необходимость мотомеханизации, как вывод из опыта 1914 г.

В наши дни, когда германский фашизм с лихорадочной по-, спешностью готовит повторение в еще более ужасающей форме кровавой катастрофы 1914 г., оценка итогов маневренного периода минувшей войны имеет сугубо злободневное значение. Было бы целесообразно, с точки зрения изученного материала и сделанных выводов, обрисовать перспективу начального этапа будущей войны. От этой задачи в полном ее объеме мы вынуждены здесь отказаться. В самом деле, дают ли рассмотренные выше факты основу для того, чтобы от них перекинуть мост к будущему? Если дают, то только частично. Приняв, что предпосылка о маневренном характере начальной стадии будущей войны доказана, мы должны сразу же сказать, что маневр и сражение будут происходить в условиях, отличных от тех, что были в 1914 г. Нечего и говорить о коренных отличиях политического порядка: наличие нового мощного фактора – СССР; новая расстановка, сил в капиталистическом мире, который резко ослаблен минувшей войной и кризисом; фашизм (в первую голову германский) как главный застрельщик, организатор и вдохновитель новой, еще более истребительной войны, чем прошлая. Но и в сфере оперативно-тактической будущая война неизбежно выявит в той или иной мере действие факторов, которые возникли в последующем ходе мировой войны в 1915–1918 гг. Пройти мимо этих факторов, сказать, что в начале будущей войны будет простое повторение 1914 г., значило бы совершить слишком очевидную и грубую ошибку.

Оставаясь на почве исследования фактов, мы в заключение лишь подчеркнем вывод, сделанный уже в некоторых местах нашей работы, а именно, что операции 1914 г. стихийно толкали к применению мотора, как средства повысить подвижность войск. В 1914 г. мы видим первые шаги к применению автотранспорта для военных целей.

В 1914 г. авиация уже принимала участие в боевых действиях, но почти исключительно для разведывательных целей. Применение ее для бомбардировок и для корректирования артогня было еще в самом зачатке.

г) «Воздушные Канны»

Выше было указано, что для осуществления маневра охвата в масштабах шлиффеновского плана требовалась оперативная подвижность, в несколько раз превышающая скорость движения пехотных масс. Теперь этот вывод ничего фантастического в себе не заключает. Авиация может дать несравнимо более высокие темпы.

Вместо целого месяца трудного и мучительного пути воздушная армия смогла бы появиться над Парижем чуть ли не через 1 час.

Таков гигантский скачок, проделанной техникой за эти годы, скачок, кардинально меняющий все установки в способах ведения войны.

Современная буржуазная печать наполнена статьями и трудами, которые пропагандируют идею «воздушных Канн». Согласно этим теориям, авиация одними своими силами способна победоносно закончить войну, нанеся противнику сокрушительное поражение.

Стремление рассматривать действия отдельных родов войск изолированно и схематично коренится в самой природе буржуазного исследования. Но в действительности самолет и танк возникли не на пустом месте: они являются дальнейшим развитием и совершенствованием «старых» средств ведения боя, хотя и представляют собой новый качественный тип.

Шмитхеннер,автор капитального труда по истории войны, в котором господствует в основном типичная гелертерская схема, характеризует современную эпоху как век оружия дальнего действия [489]489
  Paul Schmitthenner, «Krieg und Kriegfuhrung im Wandel der Weltgeschichte», S.315.


[Закрыть]. Артиллерия, бронированный самолет и танк – главные его разновидности. «Огромное преобладание огневого действия на дальние расстояния, которое новые роды оружия – самолет и танк – еще более увеличили, выступило с подавляющей силой». При всей односторонности этой формулировки в ней есть зерно истины. Самолет и танк призваны в самом деле как бы продолжить на большое расстояние действие артиллерии. Самолет несет взрывчатые и отравляющие вещества по воздуху, танк быстро везет по местности артиллерийские средства. Что не отмечено в формуле германского автора (кстати, поющего осанну войне в духе новейшей «культуры» фашизма) – это то, что танк, в отличие от артиллерии, приближается к объекту атаки, и, следовательно, в этом смысле он – оружие ближнего боя.

Современные военно-технические средства, следовательно, гигантски умножают могущество и действительность огня, и потому все они являются модификациями одной и той же тенденции.

Если мы рассмотрим теперь действия авиации против вооруженных сил противника, то мы вправе сравнить их с действием сверхдальнобойной артиллерии. Эффект будет приблизительно таков, как если бы могущественная артиллерия обстреливала расположение войск. Об огромной силе такого эффекта говорить не приходится. Однако, результаты его едва ли придется расценить выше, чем действие артиллерийской бомбардировки. Жертвы будут громадные, потрясение исключительной силы, но по опыту артиллерийской подготовки эпохи мировой войны надо признать эти результаты недостаточными, чтобы понудить противника к капитуляции. Сверх того именно в районе расположения армий следует предвидеть наибольшую мощность средств ПВО как активных, так и пассивных [490]490
  Непонимание этого простого, в сущности, момента, привела к появлению концепции стратегической бомбардировки, которую американцы пытались реализовать до конца Второй Мировой войны. Как мы знаем – безуспешно. До появления качественно более сильных боеприпасов – атомных бомб – такой способ ведения борьбы не решает кризиса аналитичности. (Прим. ред.)


[Закрыть].

Воздушная бомбардировка имеет два основных качества: это, во-первых, огромная быстрота и внезапность, с которой она может быть развернута, во-вторых, ее глубина, способность поражать районы, недоступные для других средств военной техники. Очевидно, что нецелесообразно применять авиацию для поражения ближайших целей (речь идет, конечно, об основной массе бомбардировочной авиации). Наиболее мощным способом использования авиации является удар по базам противника, подразумевая под этим его политические и экономические центры и тыловые армейские базы [491]491
  А вот тут автор существенно заблуждается. Как оказалось, авиация поля боя крайне важна для поддержки наступающих войск в оперативной глубине. Большая дальность превращает авиацию в фактор оперативного, а не тактического (как артиллерия) масштаба. (Прим. ред.)


[Закрыть].

В рассматриваемом случае авиация могла бы обрушиться на Париж и прилегающую область глубокого тыла союзных армий. Результаты такой воздушной атаки были бы потрясающими. Другой вопрос, можно ли считать их также и решающими. Противник может ликвидировать панику в своем тылу. Если ему это удастся, он может бросить в ход оставшиеся у него средства борьбы и, в первую очередь, свои вооруженные силы, которые при воздушной атаке, направленной против баз, остались в целости. Но в будущей войне, как и в прошлых, нельзя достигнуть победы, не уничтожив вооруженной силы врага [492]492
  Сунь Цзы сказал: «по правилам войны наилучшее – сохранить государство противника в целости, на втором месте – сокрушить это государство. Наилучшее – сохранить армию противника в целости, на втором месте – разбить ее… Поэтому сто раз сразиться и сто раз победить – это не лучшее из лучшего; лучшее из лучшего – покорить чужую армию, не сражаясь». Сунь Цзы «Трактат о военном искусстве». (Прим. ред.)


[Закрыть].

Что даст воздушная атака для достижения этой основной цели? Она произведет гигантские разрушения в глубоком тылу. Этим в громадной степени сковывается активность войск. Пока не восстановлены тыловые базы и пути сообщения, армии были бы бессильны совершить маневр отходя. Таким образом, намечается разрешение проблемы сковывания, которое при помощи авиации совершается не с фронта, а с тыла. Однако, достигнутый эффект необходимо использовать чрезвычайно быстро, ибо при современных средствах восстановление тылов может быть произведено гораздо быстрее, чем раньше.

Армангопишет по этому поводу: «Молено признать, что воздушные атаки в начале войны произведут эффект разрушения и деморализации длительного порядка, способный сильно повлиять на течение военных операций. Конечно, было бы лучше сблизить во времени первые воздушные атаки с первым наступлением сухопутных сил, но задерживать атаку воздушной армии – значило бы лишить себя огромного преимущества внезапности. Именно сухопутным силам надлежит максимально ускорить свое вступление в действие посредством нового способа мобилизации и концентрации…» [493]493
  См. ст. «Lorganization de larmee de 1 air», «МП. Prany.», «Revue Mil. Franc.», Novembre 1933.


[Закрыть].

Применение авиации как мощного средства оперативного маневра с сугубой силой ставит вопрос об усилении темпов его развертывания. Результаты воздушной атаки нужно использовать возможно скорее, а это предъявляет гигантские требования к повышению подвижности армий, действующих на земле. И здесь мотор должен сыграть решающую роль.

д) Мото-мехсилы в маневре окружения

Охватывающее крыло германского наступления 1914 г. в нашу эпоху должно быть моторизовано и механизировано. Выше мы уже подвели читателя вплотную к этому моменту, показав, как должна бы выглядеть, организация маневренной массы на правом крыле, т. е. в первую голову 1–й армии. Она должна была бы состоять из трех эшелонов.

Первый эшелон должен обладать максимальной оперативной подвижностью и ударной мощностью. В наибольшей степени это условие может быть осуществлено путем сформирования его из мехбригад быстроходных танков.

Это была бы своего рода «механическая конница». Требуемые скорости движения легко могут быть перекрыты современными типами быстроходных танков. Большие трудности возникли бы в отношении «оперативной выносливости», т. е. способности перекрыть громадное протяжение, не менее 1000 км пути (принимая во внимание, что, кроме движения к цели, понадобилось бы маневрирование). Лучшим решением было бы поэтому оснащение колесно-гусеничными машинами типа Кристи,способными, развивать на колесах предельные скорости, легко переводимыми на гусеницы. Наиболее удачное сочетание оперативной и тактической подвижности дало бы громадное преимущество соединениям таких машин.

Второй эшелон составили бы мехбригады из легких и средних гусеничных танков, предназначенные, главным образом, для ведения боя против укрепившегося противника, на которого мог бы наткнуться передовой эшелон. Здесь жедолжны быть предусмотрены отряды боевых машин для движения во фланг противнику, стремительных атак в тыл его (см. выше, пример 1–й армии 29 августа 1914 г.). Третий эшелон состоял бы из моторизованной пехоты. Все три эшелона действуют в тесной связи друг с другом. При такой организации были бы возможны максимально быстрое выбрасывание вперед наиболее быстроходных танков, своевременная поддержка их гусеничными танками, наиболее приспособленными к атаке закрепившегося противника, и, наконец, занятие местности пехотой, следующей на автомашинах.

Какие скорости могли бы быть получены для всей этой маневренной массы? Один немецкий автор [494]494
  «Heereskavallerie und raotorisierte Verbande», «Militar – Wochenblatt», 1935, № 34.


[Закрыть]дает следующий расчет скоростей:

пех. дивизия – в час 4 км, в день 25–40 км.

кав. дивизия – 7–8 км/ч, 40–60 в день

мехсоединения (танки) – 20 км/ч, 150–200 км/день

пехота на автомашинах – 30 км/ч, 250–300 км/день.

Согласно французскому кавалерийскому уставу, кавалерия (современная) может дать среднюю скорость марша в сутки 53–100 км; бронемашины – 80–150, мотопехоты – 99–150.

Для мотомехчастей теоретически можно говорить о скорости в 180–200 км в сутки; учитывая неизбежные задержки, получаем, около 120 км в сутки, т. е. скорость их движения превысит скорость кавалерии вдвое, а пехоты – в шесть раз.

Минусом этой маневренной массы была бы ее громоздкость; мехбригады при движении по дорогам вытягиваются на расстояние от 20 до 50 км. Движение потребовало бы величайшей планомерности и организованности.

Моторизованная пехота весьма уязвима при воздушной атаке и потребовала бы мощных средств охранения.

Местность сыграла бы чрезвычайно большую роль. В рассматриваемом случае наличие многочисленных и хороших дорог благоприятствовало бы движению автомашин и танков; гусеничные машины было бы желательно, где возможно, перевозить по железной дороге и на грузовиках, используя их, главным образом, для боя. По словам известного немецкого автора [495]495
  «Motor und Panzer im neuzeitlichen Heere», von Schack, «Deutsche Wehr», 1934, № 21.


[Закрыть], «несмотря на крайне благоприятные условия французской сети дорог для моторизованных войск, надо полностью уяснить себе, что танковая дивизия не смогла бы развернуть максимальную скорость движения». Имеется в виду крайняя загруженность дорог. Местность имеет свои специфические трудности – пересеченность водными преградами, а также густая застроенность. Это могло бы привести к значительным задержкам.

Снабжение представило бы исключительно трудную проблему в отношении мотомехсил, которые требуют громадных количеств горючего. При движении крупной мото-мехмассы с обеспеченными тыловыми дорогами требовалась бы громадная организованность и четкость в организации подвоза, но непреодолимых трудностей не возникло бы. Гораздо острее стоял бы вопрос при самостоятельных действиях мото-мехсил с отрывом от своих баз.

Мы ограничиваемся этими несколькими соображениями, оставляя в стороне вопрос, как выглядел бы маневр на базе применения мотомехсил в нашу эпоху, что потребовало бы специального исследования. Анализ уроков 1914 г. неизбежно приводит к выводу, что без применения мотомехсредств такой маневр стал уже невозможен [496]496
  По мнению немецкого автора, «маневр столь крупных сил, которые, наступали тогда на правом германском фланге, не может быть и теперь существенно ускорен» («Umfassing grossen Stils oder Teilschlage»). Это неверно: при самых скромных расчетах скорость маневра может быть повышена в несколько раз.


[Закрыть].

е) Наступление пехотной массы с фронта

Можно ли в маневре подобного размаха обойтись без пехоты? Читатель, затративший труд для знакомства с предыдущими главами, ясно представит себе нелепость постановки такого вопроса. Вся сложность грандиозного маневра, который проводился миллионным войском на громадном пространстве, все многообразие задач, которые возлагались на отдельные части и группы этой наступающей массы, слишком очевидно выступают в ходе событий 1914 г. Авиация и мотомехсилы – оружие наступательного порядка. Но разве о шлиффеновском маневре не переплетались элементы наступления и обороны, удара и сковывания? Без пехоты маневр окружения такого стиля не может быть выполнен.

Продолжая анализ той конкретной формы, которая была в 1914 г., необходимо рассмотреть теперь состав наступающей с фронта пехотной массы. Особенность ее состояла в том, что она сразу же вступила в непосредственное соприкосновение с противником, и, как мы уже знаем, элементы тактической подвижности получили здесь особо важное значение. Само собой разумеется, что задачи отдельных армий несколько отличны друг от друга. Для 2–й армии, например, требовалась более высокая оперативная подвижность, чем для находившихся левее нее. Она должна была быть в состоянии поспевать за движением 1–й армии вперед. Эти соображения о разности скоростей движения изложены выше. Несмотря на это различие, основная масса 2–й, 3–й, 4–й и 5–й армий должна была состоять из пехоты. Очевидно, ее следовало бы обеспечить автотранспортом для быстрых передвижений там, где этого потребовала бы обстановка. В этом смысле и эта масса войска была бы моторизована.

Не забудем, однако, что на автомашинах бой вести нельзя, а нам уже известно, как часто приходилось вступать в непосредственное соприкосновение с противником армиям, наступавшим с фронта. Применение автосредств должно быть в данном случае, следовательно, чрезвычайно гибким и целиком соответствовать задачам момента. Для повышения тактической подвижности необходимо самое широкое применение танков, без которых, как правило, современная пехота не будет вести наступление широкого масштаба. Само собой разумеется, что авиация также должна принять участие в обеспечении наступления пехотных масс. Артиллерия не только сохранит, а во много раз умножит свою роль и значение.

Оснащенная этими и всеми другими средствами современного вооружения, пехота, ведущая наступление с фронта, имела бы все шансы выполнить свои многообразные задачи. Она обладала бы мощными возможностями преодолеть сопротивление задержавшихся сил противника; быстро следовать вперед там, где маневр правого крыла уже сказал свое действие; преследовать противника, с другой стороны, сковывать его там, где требовалось по общестратегическим соображениям, и обороняться в случае контратак.

Мотомехсилы, конечно, должны быть использованы в соответствующих пунктах фронта наступления. В частности 2–я армия должна была располагать ими, чтобы своевременно поддержать успех продвижения 1–й [497]497
  В этой короткой главке заключается зародыш «блицкрига», то есть такой формы наступления, при которой ряд ударов на узких участках фронта создают взаимную оперативную «тень» по всему фронту. Такой эффект возможен лишь при совместном движении нескольких войсковых соединений по параллельным направлениям с разнымискоростями. (Прим. ред.)


[Закрыть].

Управление этой гигантской массой было бы обеспечено современными средствами связи.

ж) Об уроках Марны

Пожалуй, излишне оговаривать после всего сказанного выше, что все эти новейшие средства дают возможность победы, по отнюдь не являются гарантией ее. Искусство использования этих средств в будущем сыграет несравненно большую роль, чем в 1914 г. Координация скоростей движения различных сил и средств, посредством которых совершается маневр, предъявила бы несравненно более высокие требования к главнокомандованию. Самые лучшие средства не обеспечат внезапности, если маневр лишен оригинальности замысла и того зерна «хитрости», которое должно ввести в заблуждение противника. Уже поэтому простое повторение шлиффеновского маневра едва ли может обеспечить победу. Несомненно, руководители германского фашизма это понимают и постараются придумать нечто новое [498]498
  Как мы теперь знаем, этим «новым» стал план «Гельб», оказавшийся, однако, всего лишь перелицовкой плана Шлиффена, его перевернутой «эховерсией». Нехитрый замысел поймать противника на преждевременномконтрманевре (весьма вероятном, если не неизбежном именно из-за ошибочной оценки плана Шлиффена) привел к полному успеху. (Прим. ред.)


[Закрыть].

Но проблема особенно осложняется тем, что применение новых средств коренным образом изменяет постановку вопроса о контрманевре противника, для которого теперь имеются гораздо более богатые возможности.

Лишь очень бегло можно здесь наметить возможность контрманевра союзников в рассматриваемом конкретном случае, учитывая наличие современных военно-технических средств. Надо прежде всего признать, что и с этой точки зрения планы Жоффра заслуживали бы осуждения. Контрнаступление в горной местности Эльзас – Лотарингии или в лесном массиве Арденн было бы нецелесообразно при применении мотомехсредств, которые могли бы попасть в тяжелые условия на дорогах, в горах и в лесах. Эти препятствия, а также цепь германских крепостей могли бы быть гораздо проще форсированы воздушным путем. Авиация союзников могла бы в свою очередь обрушиться на глубокие тылы наступающей армии. По мнению Арманго,воздушная атака (кроме чрезвычайно важной функции – стратегической разводки) могла бы «замедлить» германское наступление: это, несомненно, верно, но результаты ее могли бы быть и несравненно шире. Состязание двух воздушных армий, обрушивающихся взаимно на тылы, оценить крайне трудно, но в данном случае более благоприятная обстановка была бы скорей для германских армий, которые находились ближе к жизненным центрам противника.