Текст книги "Париж 1914 (темпы операций)"

Автор книги: Михаил Галактионов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 44 страниц)

Может быть, все это записано и верно. Может быть, Матеснесколько сгладил выражения. Все это серьезного значения не имеет. Для нас безразлично, кто первый сказал роковое слово «отступление». Важно, что оно было сказано не случайно, потому что в дальнейшем все участники неизбежно возвращаются к обсуждению все той же печальной, но неотвратимой перспективы. Понятно, что Бюловподчеркивает, что его армия находится на левом своем фланге в превосходном положении; другое дело – правое крыло, и здесь он взваливает вину за создавшуюся ситуацию на 1–ю армию. Темным местом является пущенное кем-то в беседе крылатое словечко «превращена в шлак». Сказано ли оно было о 2–й или 1–й армии – установить немыслимо. Нужно подчеркнуть один момент, что даже в изложении Рейхсархива Бюловуприписаны слова о том, что «зияющая, благодаря отводу 3–го и 9–го арм. корпусов, брешь между 1–й и 2–й армиями ставит в опасность фланги обеих армий» [301]301
  «Reicharchiv», IV, 236.


[Закрыть]. Две неприятельские колонны уже обнаружены в движении к Марне. Хенчв своем выступлении говорит преимущественно об опасном положении 1–й армии, видимо, из вежливости избегая указывать, что не менее опасно положение также и 2–й армии. Но, по всей вероятности, мрачная оценка Бюловымположения

1–й армии подлила масла в огонь. Капитан Кенигпишет: «Я должен сказать, что именно командование 2–й армии изображало положение 1–й армии как отчаянное». Бюловякобы заявил, что прорыв врага в брешь пока не является фактом, и 1–я армия имеет еще возможность примкнуть к его правому флангу, примерно, на линии Ла-Ферте – Милон – Шато-Тьерри. Однако, Хенчвозразил, что это уже невозможно. В ходе беседы настроение Бюловастановится все более пессимистичным. «Переходя к ходу мыслей Хенча,он заметил, что тогда (в случае прорыва) положение не только 1–й, но и 2–й армии станет сомнительным, так как нигде не оказалось бы больше резервов, чтобы напасть на прорвавшегося через Марну противника и отразить его. Этот противник имел бы тогда две возможности: он или обратился бы против левого фланга и тыла 1–й или против правого фланга 2–й армии; и то и другое могло бы привести к катастрофе» [302]302
  «Reicharchiv», IV, 239


[Закрыть]. В конце концов, совещание приходит к выводу, что в случае прорыва врага через Марну должна отойти и 2–я армия. Бюловякобы предложил, что приказ об отступлении будет им отдан лишь по получении соответствующего извещения от Хенча,после его прибытия в штаб 1–й армии. Но Хенчв ответ на это заявил, что командование 2–й армии должно, не дожидаясь его сообщений, отдать приказ об отступлении в случае перехода Марны крупными силами противника. Короче говоря, вечером 8 сентября в Монморе было предрешено отступление

2–й армии 9 сентября.

В главную квартиру Хенчвечером 8 сентября передает лишь краткое сообщение по радио: «Положение 2–й армии серьезно, но не безнадежно» [303]303
  Почему-то в более раннем издании «Der Grosse Krieg» текст радиограммы дан с некоторыми изменениями: «Положение правого крыла2–й армии серьезно, но не безнадежно». При столь вольном обращении с документами, чего можно ожидать от мемуаров, написанных по памяти?


[Закрыть]. Хенчне отправился немедленно же в штаб 1–й армии, а остался ночевать в Монморе. Историки, много мудрствуют над объяснением этого промедления в столь критический момент. Но объяснение очень просто: Хенчпосле тяжелого дня предпочел провести ночь в постели, чем трясись по опасным дорогам в темноте. Немецкие солдаты, изнемогавшие на позициях у Троей, могли и подождать. А ведь сам Хенчкак будто бы считал, что всякое промедление могло повлечь катастрофу [304]304
  В оправдание Хенча следует сказать, что он, по-видимому, просто оттягивал момент принятия окончательного решения об отступлении, все еще надеясь на какое-то чудо. (Прим, ред.)


[Закрыть].

Утром Хенчимел еще одну беседу с Л ауенштейном;из 1–й армии новых сообщений не поступило. В 7 час утра он отбыл в Марейль. Но мы останемся пока в Монморе, чтобы проследить дальнейший ход событий во 2–й армии. Изложение их в немецких источниках опять-таки нарочито запутано и тенденциозно. Но нельзя скрыть одного: решение об отступлении 2–й армии принимало все более реальный облик, оно нарождалось, конечно, в тяжелых муках, но неотвратимо. Вот, например, утренняя беседа Бюлова спринцем Августом Вильгельмомпрусским. Бюловснова указывает на серьезное положение 1–й армии; но дальше оказывается, что его хотят принудить к отступлению. «Я должен отступить, а я не хочу, так как не считаю положение таким скверным» [305]305
  «Reicharchiv», IV, 241.


[Закрыть]. Кто же вынуждает Бюловаотойти: Клюк,главное командование, Хенчили его собственный штаб, – остается неясным. Но это все муки родов – Бюловууже ясно, что отступить придется, он хочет только, чтобы в этом решении проскочила незаметной его собственная доля вины, весьма изрядная в Марнском поражении.

б) Приказ об отступлении 2–й армии

Совершенно невозможно с точностью установить, когда же Закончились мучительные предродовые схватки и появился на свет роковой документ об отступлении 2–й армия. Факты являются здесь более надежным источником, чем путаные психологические исследования Рейхсархива. Около 9 час. утра в штабе 2–й армии перехватывается радио кавалерийского корпуса Марвица,адресованное 1–й армии:

«Сильные колонны (противника) из Ла-Ферте (су – Жуар) в восточном направлении». Донесение летчика лейтенанта Бертольдаоколо 10 час. утра не оставляет больше места никаким сомнениям. Пять неприятельских колонн обнаружено между Ла-Ферте – су – Жуар – Монмирай в движении в северном направлении по следующим дорогам:

Сен-Сир – Сааси, в 9 ч. 15 м. у Сааси;

Орли – Нантейль, в 9 ч. 15 м. у Наотейля;

Буатрон – Паван, в 9 ч. 10 м. у Паван;

Саблоньер – Ножан, в 9 ч. 10 м. у Ножан л'Арго;

Вель – Мезон – Шези, в 9 час. у Шези.

Кроме того, сильные скопления войск у Бюссьера и Реплонж; сильные части кавалерии, восточнее Эсиз и у Куфремо. В районе между Шато-Тьерри – Монмирай – Конде противника не обнаружено.

Итак, в 9 час противник подошел к Марне; в 10 час. он, возможно, уже перешел реку. «Опасность прорыва казалась в этом пункте угрожающе близка. Силами для ее отражения 2–я армия по располагала… ее правое крыло оказывалось, таким образом, совершенно беззащитным…».

Подводя читателя таким путем к неизбежному походу, официальный труд Рейхсархива всячески маскирует истину. Он «забывает» указать точную дату издания приказа об отступлении. В 11 ч. 02 м Бюловпосылает радио 1–й армии: «Летчики сообщают о продвижении четырех длинных колонн (противника) через Марну. Около 9 час. – у Нантейля, Ситри, Паван, Ножан л'Арго. 2–я армия начинаетотступление, правым флангом на Дамери». Кажется, ясно. Но официальная история продолжает ткать легенду. В радиотелеграмме по ошибке, дескать, не были переданы заключительные слова «каково Положение у 1–й армии?» Допустим, что это верно: что же меняется? Разве не ясно сказано, что 2–я армия начинает отступление? Нет, оказывается, что Бюловждет еще ответа от 1–й армии, и до того момента приказ об отступлении задержан с исполнением. Около 1 часу дня Бюловполучает или, вернее, ему кажется, что получает, долгожданный ответ от 1–й армии: «Левое крыло армии отходит через Круп – Куломб к Монтиньи – Гаиделю. 2–й кав. корпус прикрывает это движение против противника, который переходит (Марну) у Шарли, насколько возможно путем нападения». И опять происходит недоразумение: 1–я армия вовсе не имела в виду этим общее отступление. Бюловже понял сообщение именно в таком смысле, и только тогда приводит в действие свой приказ об отступлении.

Эта забывчивость Рейхсархива тем более непонятна, что по другим официальным и его же собственным изданиям время выпуска и содержание приказов 2–й армии устанавливаются очень легко: приказ был передан по радио корпусам в 11 ч. 45 м.2 Приказ гласил:

«В интересах всей операции армия после достигнутого успеха обращается к выполнению новой задачи на северном берегу Марны и занимает с этой целью сначала линию Дамери – Тур, севернее Марны.

Движение должно быть начато с левого фланга. Гвардейский корпус и состоящие под командованием генерала Кирхбахасаксонские дивизии (32–я пех., 23–я и 24–я рез. дивизии) начинают движение в 1 час пополудни, гвардейский корпус по дороге Фер – Шампенуаз – Вертю – перекресток дорог, восточнее Авиз – Ати – Тур; генерал Кирхбахсо своими войсками, восточнее этой дороги.

Для лучшего отрыва от противника оставить перед ним от всех дивизий арьергарды, по крайней мере, до наступления темноты.

Движение главных сил 14–й пех. дивизии и 10–го арм. корпуса должно быть начато не раньше 2 часов пополудни, 10–го рез. корпуса и 13–й пех. дивизии не раньше 3 час.

До начала отхода порыв наступления не должен быть ослаблен ни в одном пункте».

Итак, приказ совершенно ясно указывал, что отступление 2–й армии должно быть начато в 1 час дня, без всяких оговорок о возможной отмене приказа или задержке его. И потому клубок событий легко распутать, идя с конца и научно располагая цепь причин, с устранением мелких и случайных деталей.

Конечное звено: приказ об отступлении, отданный 2–й армией в 11 ч. 45 м. 9 сентября.

2–е звено – принятие решения об отступлении; оно происходило мучительно, напряженно и противоречиво, путем скрещивания мнений, обсуждений, раздумий и пр. Но люди, в особенности при такой ответственной обстановке, мыслят, отправляясь от фактов и окружающей действительности, которые и форсировали решение,

3–е звено: безнадежное положение на правом фланге 2–й армии. Мы привели достаточно цитат, чтобы показать очевидность этой истины и с точки зрения участников, и с точки зрения официальной истории. Это не мешает, однако, вносить путаницу и в это ясное положение, что, вопреки своим же высказываниям, охотно поддерживает Рейхсархив. Но в особенности маскируется дальнейшая связь причин которая ведет к 4–му звену: безнадежность положения на правом фланге обусловливалась не только причинами, лежащими вне 2–й армии, но также и в ней самой. Бюловразбросал свои силы, увлекшись бесполезным наступлением южнее Сен-Гондских болот, и именно потому он оказался без резервов в решающий момент.

Здесь анализ вливается в широкое русло научного исследования всей Марнской битвы. Суть заключается в том, что 2–я армия оказалась оперативно скованной и неспособной к тому маневру, который требовался всей обстановкой. Бюловбез всякой пользы потерял 4 дня, когда судьба сражения решалась на правом фланге битвы. Стратегический баланс его действий оказался равным нулю.

Это вовсе не значит, что мы хотим взвалить на Бюловавсю вину за поражение. Он несет ответственность в своей доле, которая оказалась немалой. Впрочем, и эту вину следует рассматривать не в личном, а в историческом аспекте. Субъективно Бюловбыл глубоко убежден, что надо наступать там, где только возможно и насколько возможно, и в этом отношении совершенно неверно противопоставлять Бюловаи Клюка.Оба они питались воззрениями старой романтической эпохи германских освободительных войн. Новых условий войны они не поняли совершенно, не поняли даже относительно, чего, бесспорно, нельзя сказать о противоположной стороне. Бюловуказалось немыслимым и даже преступным упустить такой шанс, как разгром центра союзников. И он пошел на авантюру, упустив, что такая операция совершается в новых условиях ведения войны не в несколько часов, как было в старых войнах, а в течение значительного числа дней. В итоге оказалось, что продвижение немцев на запад к Сезанну не успело оказать своего, влияния на положение правого фланга германской армии, где события развернулись острее и раньше.

Роль отдельных личностей, стоявших на командных вышках Марнского сражения, не может быть оставлена без учета и оценки) будь во главе 2–й армии не такой старомодный и самовлюбленный ретроград, каким являлся Бюлов,возможно, было бы своевременно принято верное решение – вытягиваться направо, а не налево. Но эту роль надо рассматривать в рамках основного русла событий, которое заключалось в сложной динамике сражения. С этой точки зрения, вину Бюловаследует считать относительной: он внес свою долю в торможение стратегической реакции на наступление союзников. Это тем более важно подчеркнуть, что, если, по Рейхсархиву, положение 2–й армии вовсе не требовало отхода ее (противоречащие этому признания указаны выше), и Бюловотдал свой приказ в силу ряда недоразумений, то в германских исследованиях встречается и другая концепция, возлагающая всю вину на Бюлова.Но какое же обвинение предъявляется ему? Оказывается, он наступал недостаточно энергично на юг и в частности 7 сентября отвел 10–й корпус назад. «Тайной военного искусства, – заявляет нам один из таких критиков действий Бюлова [306]306
  «Ruckblick und Betrachtuiigen zu Teil 1–3» von Archivrat George Soldan, «Das Marnedrama 1914» 2. Abschnitt des 3 Teiles.


[Закрыть] ,– является – вести дальше наступление там, где оно идет вперед, не тормозить катящегося шара, но без помехи дать ему двигаться по наклонной плоскости». Бюловникак не заслуживает такого обвинения: он дал возможность катиться шару достаточно далеко. Но местность вокруг Сезанна вовсе нельзя уподобить наклонной плоскости, и шар стал систематически застревать. Чем больше Бюловувязал в болотах, лесах и холмах, плохо ли, хорошо ли, обороняемых Фошем,тем больше подставлял свою армию под удар подавляющих сил противника с запада. Наступление, победоносно движущееся вперед, является мощной сокрушающей силой. Но бывают случаи, когда эта сила становится отрицательной величиной. И это именно такой случай, когда выигрыш темпа, который нормально содержит в себе наступление, означает потерю времени относительно всей стратегической обстановки. Бюловвыигрывал на левом фланге гораздо медленнее, чем проигрывал на правом, где события развернулись раньше и острее. Так, Шлиффенжаждал наступления французов в Эльзас – Лотарингии, рассчитывая достигнуть победы на правом фланге раньше, чем даст осязательные результаты медленное продвижение врага через горы. Эпигоны шлиффеновской школы так и не поняли глубины мысли своего учителя.

в. Наступление гвардии 9 сентября

(Схема 19)

Схема 19. Наступление гвардейского корпуса 9 сентября.

Не имеет смысла детально останавливаться на боях 9 сентября на фронте 2–й армии, так как никаких новых поучительных моментов в дополнение к сказанному раньше мы здесь не найдем. Ограничимся поэтому лишь общим разбором положения на фронте 2–й армии.

Нарастающая угроза на правом крыле отнюдь не заставила Бюловапрекратить опасное движение к югу от Сен-Гондских болот. Этому движению придается, однако, теперь уже вполне отчетливо западное направление. Можно сильно сомневаться, действительно ли у Бюловаимелась к вечеру 8 сентября твердая уверенность в том, что здесь удастся достигнуть результата, который отразился бы на положении правого крыла 2–й армии. Крупнейший немецкий военный писатель Зольданв своем очерке к которому нам придется еще вернуться, утверждает, что командование 2–й армии уже не рассматривало операцию к югу от Сен-Гондских болот «с точки зрения решительного сражения, после того как 10–й арм. корпус без настоятельного основания был отведен позади М. Морена», т. е. с ночи 7–8 сентября. Крепкая воля генерала Гаузенаувлекла за собой генерала Бюлова,но вечером 8 сентября сомнения снова одолели его. Бесспорный факт, что воля командующего 2–й армией раздвоилась, и это было объективным выражением положения этой армии. Сознание опасности на правом фланге пробивает себе дорогу через всю сложную гамму переживаний и идей, Бюлов вглубине души сознает, что единственное, что он может сделать, – это отдать приказ об отступлении. Но решения он принять еще не может, нет последнего окончательного аргумента, который позволил бы взвалить на свои плечи тяжкое бремя ответственности.

Не приняв такого решения, Бюлов,однако, бессилен приостановить наступление левого крыла, так как это означало бы необходимость прервать сражение и отходить. Вот почему 8 сентября вечером дается задача 10–му, гвардейскому корпусам и саксонским дивизиям – наступать в направлении на Сезанн. «После 10 час. утра (9 сентября), т. е. в час, когда его решение отступить, вследствие почти одновременно сообщенного и ожидаемого продвижения крупных сил противника в брешь между 1–й и 2–й армиями, принимало осе более осязательную форму, генерал Бюловпо телефону приказывает гвардейскому корпусу со всей энергией продвигаться на Сезанн; уже своеобразная форма приказа указывает на растущую тревогу». Чувствуется, что нервозность в штабе 2–й армии возрастает. В заключительном приказе об отступлении все еще предлагается не ослаблять наступательного порыва, но на этот раз, очевидно, просто для того, чтобы благополучно вывести войска из боя.

Схема 5. Фронт на р. Урк. 8 сентября.

Прусская гвардия 9 сентября наступала по обе стороны дороги Фер – Шампенуаз – Сезанн. Детали происходивших боев не могут быть здесь освещены, да это и излишне. Наша задача состоит лишь, в том, чтобы показать, чего можно было ожидать от этого наступления с точки зрения общей ситуации 2–й армии. Совершенно очевидно, что остановка требовала крайне быстрого и решительного результата, например, захвата Сезанна еще до того, как кризис назрел на правом фланге. Крайне сомнительно, чтобы и этот, безусловно запоздавший уже результат, мог бы повернуть события на Марне по новому руслу. Но можно было рассчитывать, по крайней мере, на эффект морального удара по нервам французского главного командования, поколебать его волю и задержать наступление к Марнским переправам; здесь можно было бы одновременно пытаться создать преграду движению союзных сил. Однако, командование 2–й армии, если оно и лелеяло еще такую мечту, ничему не научилось за 3 дня тяжелых боев. Простого взгляда на карту достаточно, чтобы показать бесплодность наступления гвардии 9 сентября.

Противник находил здесь превосходные, следующие одна за другой, линии сопротивления; в его распоряжении было сколько угодно прекрасных артиллерийских позиций. В особенности мощным опорным пунктом являлся главенствующий над местностью горный выступ Монт-У, с вершины которого можно было далеко на север и на восток видеть движение немецких войск по выходе из леса. Судя же по германским источникам, французы не только оборонялись, но при первом удобном случае переходили в контратаку, ставя атакующего подчас в критическое положение.

Используя ряд узких лесных полос, французские стрелки сильно затрудняли наступление немцев фланкирующим огнем. Гвардейские части наступали перебежками, каждый раз по возможности окапываясь. Наступление замедлялось также многочисленными засеками, которые устраивали французы.

Капитан Плеве, командир пулеметной роты 3–го гв, полка, рассказывает следующее об одной из французских атак:

«Противник устремился против наших пулеметов в таких густых массах, что невозможно было распознать расчленение на линии стрелков. Атака последовала с расстояния 800 м, с большой лихостью, офицеры с саблями наголо перед фронтом. Ясно слышатся возгласы: „En avante! Vive France!“ Мы подпустили их на 500 м, затем короткий приказ, пулеметы застрекотали и открыли уничтожающий огонь. Действие было неописуемым: в мгновение ока местность покрылась бесчисленными павшими, и только остатки несчастного полка могли уйти из этой кровавой бани» [307]307
  «Das Marnedrama», V, 41.


[Закрыть].

Хотя все эти примеры поданы к вящей славе немецкого оружия, они не могут скрыть тяжести условий, в которых вела наступление гвардия, и героического сопротивления французов, несмотря на поражения сохранивших высокий моральный подъем.

Наступление 1–й гв. дивизии совершалось при поддержке огня 70 орудий. Тяжелая артиллерия обстреливала Монт – У. В 14 ч. 30 м. гвардия подошла к Конантру. Противник очистил Монт – У, на которой были установлены немецкие батареи.

Командир 1–го гв. полка, принц Эйтель – Фридрихпрусский, так описывает этот момент:

«Гора (Монт – У) была твердо в наших руках. Было видно, как в долине, западнее фермы Розе, отступали редкие ряды французов; все поле кишело ими. Между ними скакали отдельные всадники, неслись галопом орудия. Батальная картина старых времен».

В 10 час. утра генерал Бюловпослал гвардейскому корпусу приказ:

«Я не могу „заграждающий“ характер Монт – У считать достаточным основанием для задержки наступательного движения гвардейского корпуса. Необходимо, подавляя Монт – У огнем тяжелых гаубиц, со всей энергией пробиваться через Лент к Сезанну».

Но было легче приказать это, чем выполнить. Гвардия сделала все, что могла, и все же она была еще далеко от Сезанна.

Сверх того, генерал Бюловпослал старшего лейтенанта Эган – Кригера,чтобы поторопить продвижение вперед. Эган– Кригеробъехал фронт гвардии и саксонцев и, убедившись, что «господствующие высоты Монт – У захвачены немецкой пехотой» и что «последние силы французов обратились в бегство», поспешил обратно в штаб 2–й армии, сказав шоферу, чтобы «он ехал, как если бы дело шло об его жизни».

Но было уже поздно. Бесспорно, что на левом фланге 2–й армии 9 сентября был одержан крупный успех, 10–й германский корпус овладел замком Мондеман, гвардия – Монт – У, саксонцы – Мейльи. Однако, все эти успехи не могли помочь тяжелой беде на правом крыле 2–й армии. Сверхчеловеческие усилия войск остались бесплодными. Можно поверить немецким источникам, когда они описывают негодование офицеров и солдат, которым было приказано добровольно бросить позиции, завоеванные тяжелой ценой крови [308]308
  Немецкие послевоенные источники придают огромное значение успехам гвардейского корпуса, достигнутым 9–го сентября, отмечая, что продвижение гвардии к Сезанну «открывало путь к победе». Что, в общем, было бы верно, имей генерал Бюлов хотя бы какой-то выигрыш темпа и имей наступление 2–й германской армии хотя бы сколько-нибудь осмысленную (то есть, отбрасывающую «тень») оперативную цель. В реальности победа Бюлова могла реализоваться только как растрата темпов союзниками. Возможно, командующему 2–й армией следовало-таки быть последовательным и, одержав в результате ряда авантюр крупный успех, развить его в новую авантюру. В конце-концов, он рисковал лишь поражением своей армии, а выиграть мог решающую битву войны. (Прим. ред.)


[Закрыть].

г) Положение на правом крыле утром 9 сентября

Но, быть может, положение на правом фланге не было еще таким отчаянным? Все немецкие источники без исключения стараются представить дело так, что, прояви Бюловсилу характера, чтобы добиться решающей победы на левом фланге, можно было и не отступать. Перед отступлением 2–я армия занимала фронт от Марны до Конантра, фронтом на юго-запад, почти по прямой линии. На этой линии находилось всего 8 дивизий. Им противостояли непосредственно на указанной линии 8 французских дивизий (9–й корпус 17–я, 52–я и Марокканская дивизии: 10–й корпус 19–я, 20–я и 51–я дивизии; 1–й корпус: 1–я, 2–я дивизии). Левый фланг 2–й армии примыкал непосредственно к группе Кирхбахаи имел, таким образом, прочную опору. Но, сверх перечисленных сил, французы имели еще 3–й корпус, который непосредственно охватывал правый фланг 2–й армии. Дальше к западу находились в движении к Марне 18–й корпус, кавалерийский корпус Коннои английская армия. Таким образом, 3–й французский корпус являлся непосредственной угрозой, которой Бюловмог противопоставить лишь одну гв. кав. дивизию. Одновременно французы, заняв Шато-Тьерри, легко могли распространиться к востоку, захватывая переправы через Марну. Что могла противопоставить 2–я армия этой угрозе ее тылу? Ничего, ибо ее силы были скованы наступлением, которое не сулило никакой близкой перспективы. Положение настолько элементарно, что не нуждается в разборе, 2–й армии угрожал разгром, а чтобы избежать его, она должна была вывести свои части из боя и перегруппироваться на новых позициях. Это неизбежно было началом общего отступления, так как немедленно же вынуждена была начать отход, по крайней мере, и 3–я армия. Сам по себе такой отход, независимо от глубины, означал банкротство руководства 2–й армии: зачем было залезать в Сен-Гондский район, если теперь неизбежно надо было отсюда уходить? Своим огульным наступлением Бюловсковал сам себя и потерял свободу маневра.

Мог ли все же Бюлов 9сентября остаться на своих позициях, продолжая наступление левым крылом? Разумеется, мог. Он пошел бы в таком случае на страшный риск. Рассматривать подобные «возможности», значит, однако, сходить с пути научного исследования [309]309
  Еще раз подчеркнем, что автор действует в рамках «аналитической» модели. Но в аналитике Бюлов ужепроиграл однозначно, а немецкая сторона – с высокой вероятностью. Рассмотрение дальнейших действий для немцев должно было бы стать столь же малопоучительным, как и разбор оконачания «король против короля с конем и слоном», которое выигрывается сильнейшей стороной, хотя и не без технических трудностей. Бюлов загнал себя в оперативную воронкуиз которой не было правильноговыхода. Именно поэтому он обязан был взять на себя ответственность найти неправильный, ненаучный, неаналитическийвыход. (Прим. ред.)


[Закрыть]. Чрезвычайно трудно предвидеть, а вернее, невозможно учесть все те случайности, которые принес бы ход событий в таком случае. Быть может, союзники, например, не разобравшись в сложной ситуации, не использовали бы выгод своего положения на Марне. Но это слишком маловероятная перспектива. Что сказать о таких выкладках, когда Зольданосуждает решение Бюлова,исходя из того, что вечером 9 сентября левое крыло 2–й армии и группы Кирхбахазаняло бы уже линию Вильнев – Сезанн – Англюр. Тогда – де французское главное командование вынуждено было бы бросить сюда 18–й корпус (!) или корпус Коннои ослабить таким образом давление на Марне [310]310
  «Das Marnedrama», 4, 338.


[Закрыть].

Но ведь от Конантра, где гвардия была к 14 час. дня, до Сезанна 15 км, а до Англюра и все 20 км. Думать, что немецкие войска преодолели бы это пространство с боями в течение нескольких часов, значило бы снять со счетов армию Фоша.А какие к этому основания? Подобное рассуждение предполагает дальше, что французское главное командование потеряло бы спокойствие, но на это меньше всего можно было рассчитывать после успешного продвижения союзников к Марне, которое, конечно, подняло сильно их дух. Дальше, зачем было бы перебрасывать 18–й корпус, когда рядом находился свежий 21–й корпус, который Жоффр, в случае крайней нужды, передал бы Фошу,предоставив 4–й армии выкручиваться своими силами, что было вполне возможно.

3. Марейль

(Схемы 6 и 18)

а) Принятие решения об отступлении 1–й армии

Из Монмора Хекч отправился через Реймс, Фим, Фер-ан-Тарденуа в Марейдь, куда с 8 час. утра 9 сентября переместилась главная квартира 1–й армии. Впечатления, которые получил Хенчво время этой поездки, выражены им в его докладе от 15 сентября 1914 г. и являются важным источником для суждения о действительном положении 1–й армии в этот критический день.

«Впечатление, которое я получил во время моей поездки… к командованию 1–й армии, не было благоприятным. Повсюду я наталкивался на отступающие с дикой поспешностью обозы кавалерийских дивизий; все они имели направление на Фер-ан -Тарденуа. Толпы раненых устремились в том же направлении, они опасались быть отрезанными. В Нельи-Сен-Фрон все было забито транспортом; атака самолета вызвала полную панику. Снова и снова должен был я вылезать из машины, чтобы насильно пробить себе путь. У Нейльи я повернул к югу, чтобы достигнуть Марейля через Круп. У Брюмеца я вынужден был повернуть, так как английская кавалерия была уже вблизи. Только в полдень удалось мне через Шези достигнуть Марейля. По дороге я слышал, что противник отогнал нашу кавалерию от Марны и уже перешел через реку» [311]311
  «Der Weltkrieg», IV, 256.


[Закрыть].

Довольно естественно, что вся эта картина произвела скверное впечатление на Хенча.Если у него и было предвзятое пессимистическое представление о положении 1–й армии, то надо признать, что содержание только что приведенной цитаты соответствовало действительности.

По прибытии Хенчав Марейль последовали переговоры его с начальником штаба 1–й армии, генералом Кюлем.Все сообщения об этих переговорах носят мифический характер, так как о них можно судить на основании сообщений их участников, чрезвычайно заинтересованых во вполне определенном освещении событий. Никакого доверия эти сообщения не заслуживают и ими можно пользоваться лишь для косвенного подтверждения фактов, устанетленных иным путем. Путаница, противоречия, явное стремление затемнить истину – вот что мы здесь находим. И, тем не менее, научный анализ и в данном случае пробивает себе путь; достаточно лишь поставить вопрос об объективном содержании бесед, которые велись в штабе 1–й армии 9 сентября, и событий, происходивших вокруг. Это объективное содержание, как уже показано в отношении Монмора, состояло в вызревании решения об отступлении.

Например, все показания Кюляи его литературные работы, написанные впоследствии, являются его личной апологией. Но как ни тонко сплетена эта сеть самооправдания, она не в состоянии прикрыть основное объективное содержание хода мыслей и действий его самого 9 сентября. Кюльутверждает, что он лично был против отступления, что мысль об отступлении была вообще привнесена Хенчем,что до его приезда об отступлении вообще не думали. Когда Хенчзаговорил об отступлении, Кюльусиленно будто бы возражал. Доводы, которые, по его собственному изложению, приводились им, весьма характерны для суждения о действительном положении 1–й армии, «отступление в этом положении было бы очень опасным, в особенности если учесть, что части армии совершенно перемешались бы, и она (армия) до крайности была бы истощена». Несмотря на условную форму этого суждения, оно ясно указывает на чрезвычайно тяжелую ситуацию 1–й армии. Но дальше Рейхсархив сообщает нам еще более поразительную весть: «Генерал-квартирмейстер поддержал соображения генерала Кюлявесьма настойчиво и указал в особенности на то, что для проведения наступления сил достаточно, но при отступлении они могут отказать». Это какой-то анекдот. Армия истощена до такой степени, что отступать не может, а может держаться, лишь наступая. Если такие выражения были допущены в той тяжелей обстановке, это еще можно понять, но приводить их всерьез теперь, значит смешить людей. Но и другой аргумент в своем роде замечателен тем более, что он подтверждается последовавшим приказом. 1–я армия, по заявлению ее начальника штаба, не могла отступать левым крылом на Фим, как предлагал от имени германского главного командования Хенч,но только на Суассон (что и имело место в действительности). Почему же 1–я армия не могла отступить к Фим? Очевидно потому, что противник, уже переправившийся через Марну, не дал бы сделать этого. Тем самым Кюль подтверждает, что еще до согласия его с приказанием Хенчабыла очевидна невозможность примкнуть ко 2–й армии где-то у Марны, так как прорыв в брешь стал реальным фактом. Запомнив это, посмотрим, как мотивирует Кюлъсвое согласие выполнить приказ Хенча.Оно последовало якобы лишь после того, как Хенчзаявил о том, что 2–я армия уж начала отступать, и что она была «превращена в шлак» (опять выплыло это крылатое словечко). При этих обстоятельствах генерал-майор Кюльсчел себя обязанным подчиниться, как он пишет, «не потому, что дело шло именно о приказе – я не побоялся бы его отклонить, – но потому, что после определенных указаний о положении „разбитой“ и отступающей 2–й армии оставление 1–й армии на Урке было бы уже невозможным. Даже победа над Монурине могла бы нас спасти от охвата превосходящими силами на левом фланге и от того, чтобы быть отрезанными от всего войска, 1–я армия стояла бы тогда обособленной». Отсюда ясно видно, что ссылка на приказ, отданный Хенчемот имени германского главного командования, вообще ни к чему: Кюльсчитал вполне возможным отвергнуть его. Но еще более интересно указание на то, что обособленно 1–я армия не могла бы держаться, ввиду наличия подавляющих сил противника на ее левом фланге; и это даже в случае победы правого крыла. Но ведь 1–я армия была уже обособлена 9 сентября; как заявил сам Кюль,1–я и 2–я армии уже не могли непосредственно примкнуть к флангу. Значит, оставалось лишь отступать, совершенно независимо от приказа, отданного Хенчем.О том, что все складывалось к принятию решения об отступлении, говорит и полное отсутствие со стороны Кюляпопытки проверить действительное положение во 2–й армии и снестись непосредственно с германским главным командованием.

Линия поведения подполковника Хенчабыла наиболее последовательной и четкой. Для него, очевидно, была совершенно ясна необходимость отступления 1–й армии еще до начала переговоров с Кюлем.Обычно приводимая при изложении событий тирада, в которой мотивировалась необходимость отступления, нами не воспроизводится, так как ничем нельзя доказать, что она действительно была сказана. Но это не имеет никакого значения, так как основное содержание выступлений Хенчав Марейле совершенно очевидно: от имени главного командования он приказал отступать левым крылом на Суассон (а не на Фим, как намечалось первоначально).