Текст книги "В чужом ряду. Первый этап. Чертова дюжина"

Автор книги: Михаил Март

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 22 страниц)

8.

К пятому причалу подошел «Альбатрос», катер с боевым прошлым, ранениями, неоднократно вступавший в неравный бой с противником и оставшийся на плаву до конца войны. После снятия с него вооружения торпедоносец отправился в опалу к берегам Нагайской бухты вместе с такими же, как он, зачисленными в разряд инвалидов, неспособных держать вахту в боевых порядках военно-морского флота. Работа в порту досталась только буксирам, остальные корабли раздали рыбакам, умеющим добывать краба и хорошую рыбу для стола руководства.

Итак, катер «Альбатрос» встал у причала. Его поджидала группа из восьми человек. Виктор Крупенков, главный рулевой, он же командир, он же рыбак и пропойца, сбросил трап на берег. Старую просоленную воблу затрясло от страха, как только он увидел, кто приближается к борту. Мистика! Сам всесильный Василий Белограй собственной персоной. Следом гроза ГУЛАГа полковник Челданов, его заместитель подполковник Сорокин, двое автоматчиков и двое зеков. Как их ни одевай, а штамп со лба не смоешь. Замыкал колонну непонятный тип. То ли зек, то ли вольняшка, то ли китаец, то ли якут, но не чукча. Держался прямо, уверенно, с достоинством.

Делегация взошла на борт, Крупенков убрал трап и приказал отдать концы. «Хорош улов, – подумал морской волк, – такие акулы в одном неводе». И тут же представил себе: сколько героев-добровольцев найдется в лагерях, дай им задание потопить катер вместе с заклятыми врагами человечества. Один взрыв – и срублена голова гидры! Обезоруживай охрану, поднимай народ на восстание. Ермаки, Разины и Пугачевы у нас еще не перевелись. В 17-м смогли, а почему в 49-м не смогут? «Не смогут! – остановил себя Крупенков. – Пока отец всех народов жив, все впустую. Надо бы сначала усатого придушить, да некому. Вшивота трусливая».

– Этих двоих в трюм, – приказал Сорокин.

Точно. Не ошибся. Зеков велено в трюм. Как их только ноги еще держат. Правильно. С палубы ветром сдует, в трюм их.

Старший, он же единственный, помощник командира Хабибуллин отвел доходяг в указанное место. Пассажиров проводили в орудийный отсек. Сорокин остался и, ухватив за руку, крепко сжал локоть бульдожьей хваткой:

– Ходил в бухту?

– А то как же, Никита Анисимович.

– Промеры сделал?

– Пройдем чисто. Без проблем.

– Подойдешь к борту сторожевика и первым поднимешься на судно. Думай сейчас, как поднять начальство на корабль, среди них циркачей нет.

– Лебедочку задействуем, Никита Анисимович. Люльку соорудим. Только мне-то нет резона на корабль взбираться. Хабибуллин вскарабкается, он малый смышленый, снасть знает, да и силенок поболе.

– Опять от тебя перегаром несет?

– Так ведь не выдыхается уже! Насквозь пропитался. Третий день капли в рот не брал! Ей-богу! Век свободы не видать.

– Запускай машину, Бармалей. Пойдешь малым ходом.

– Малым? Малым до мыса часа два ходу.

– Сам смотри. Лихость твоя мне не нужна, не рыбу везешь.

– Все сделаю, как надо.

Вытирая пот со лба, Крупенков отправился в рулевую рубку. В тесной кабине уже находился один человек. Сложив руки за спиной, в тяжелом кожаном реглане стоял сам Белограй, дымя носогрейкой. Едкий махорочный дым ел глаза. У командира катера душа ушла в пятки. Чтоб он провалился! Неужто всю дорогу на мостике простоит? Не пропоносило бы со страха. Генерал долго думать не будет, что не так, пристрелит. Опять Крупенков фантазировал: никто не видел, чтобы генерал кого-то лично расстреливал, да и кобуры с пистолетом не носил. Не ходило баек о жестокости Лютого. Хоть бы голос подал! Но генерал стоял у обзорного окна и всматривался в даль, не обращая внимания на рулевого.

Зарычали двигатели, заходили рычаги, звякнула рында, и катер, вздыбив морскую пену, мягко заскользил по воде. Шли вдоль сопок на среднем ходу, порт остался позади. Скалистый берег напоминал вымершую зону, и только чайки и бакланы создавали иллюзию жизни в застывшей природе. Безлюдная, холодная, враждебная земля. Где-то на материке отгремели салюты в честь 32-й годовщины Великой Октябрьской Революции. Разогнать бы катер, да направить его на скалистый член, торчащий из вечно озлобленного Охотского моря. Не успеть. Крупенков покосился вправо. Возле двери, на заливаемой леденящими брызгами палубе, на открытом ветру, стоял сосунок с автоматом, накрытый брезентовой плащ-палаткой, и не сводил с него раскосых глаз. «Не успеешь», – сказал внутренний голос.

Десять лет назад после тяжелого ранения боцман Крупенков, списанный на берег, вольнонаемным прибыл на Колыму в надежде найти здесь арестованную в 42-м жену. Никого он не нашел. Глупая была затея. Так и остался рыбачить в местном рыбсовхозе. Жизнь для него кончилась в мае 41-го, когда семья в полном составе провожала его в очередной поход на флагманском крейсере Балтийского флота «Киров» в студеные воды Баренцева моря. Ефросинья тогда на восьмом месяце ходила. Третьего ждали. Вернулся моряк домой, никого не застал. Волком завыл. Крест на себе поставил. Год пил, потом собрал вещмешок и пошел на поиски. Сейчас уже никого не ищет. День прошел, и ладно. Из медалей своих нагрудные крестики отлил и салагам раздарил. Окропил их святой водой в храме, продел веревочки в ушко и повесил на шеи тем, кого терять не хотел. Жаль желторотиков. Принял ли Всевышний его крест, признал ли? Ведь ему его дали «За отвагу», а стало быть, за убийство врага. Кому в голову взбредет из медалей православные кресты выпиливать? Фантазер, да и только.

Катер сбавил обороты, и задранный нос плавно опустился в воду. Наконец Белограй увидел судно. Туманка рассеялась при входе в бухту, и перед ним вырос красавец. Первое, на что обратил внимание генерал, было вооружение – все на месте. Сторожевик стоял носом к берегу на якорях, вцепившись в дно мертвой хваткой. Ни одного видимого повреждения. Новенький, без ржавчины, будто нарисованный.

Белограй вышел на палубу. Матрос вглядывался в прозрачную воду, выискивая камни, рифы и отмели, и давал сигналы рулевому. Генерал встал у борта. К нему подбежал подполковник Сорокин.

– Веди сюда моряков из трюма. Мне нужна первая оценка.

– Слушаюсь!

Катер подошел к кораблю на расстояние в триста метров и застопорил ход. На носу собралась вся группа Белограя, к ней присоединились моряки. Генерал повернулся к бывшему капитан-лейтенанту и спросил:

– Что перед собой видишь, командир?

– СКР типа «Ураган» проекта тридцать девять четвертой серии, – ответил Кравченко. – Классический миноносец. Из дивизиона «плохой погоды». Высокая остойчивость, но очень стремительная качка. Длина – семьдесят один с половиной метр, ширина – семь и четыре, осадка – два и восемь, водоизмещение – пятьсот шестьдесят тонн, скорость – двадцать четыре узла. При экономной скорости в четырнадцать узлов дальность похода – девятьсот шестьдесят миль. На борту две стомиллиметровые пушки, четыре сорокопятимиллиметровые зенитные пушки, тридцатисемимиллиметровый зенитный автомат, один трехтрубный торпедный аппарат. Должны иметься мины, глубинные бомбы, тралы.

– Ходил на таком?

– Не доводилось. В 45-м их пришло только два. На борту бывал, но мы воевали на СКР типа «Шквал».

– Какие задачи возлагались на сторожевики?

– Охрана эскадры, дозорная и разведывательная служба, выполнение торпедных атак, борьба с подводными лодками, установка мин, высадка десанта.

– Сколько десанта брали на борт?

– До двухсот человек. Бывало и больше.

– Численность команды?

– Полный состав – сто семь человек. На моем корабле было шестьдесят шесть. Справлялись.

– Минимальный состав?

– Сорока опытных моряков хватит. С меньшим числом в море выходить нельзя.

– Что слышал об этом корабле?

– СКР «Восход» на вооружении ТОФ не состоял. Я знаю все сторожевики по именам. «Буран», «Вьюга», «Гром», «Зарница», «Гроза», «Смерч», «Ураган» и гвардейский сторожевик «Метель».

– А теперь подумай и скажи, капитан, как этот «Летучий Голландец» мог попасть сюда?

– Предположений нет. Сюда война не дошла, суда, идущие в Магадан, не конвоировались, ремонтных баз здесь не было.

Богдан Кравченко отвечал на вопросы четко, без запинок, будто по сей день нес службу.

– Судостроительных заводов на Дальнем Востоке нет. Каким образом корабли попадали на Тихоокеанское побережье? Я говорю не о линкорах, а о судах малого водоизмещения.

– Вопрос понятен. Корабли строились на верфях Ленинграда и Николаева. Секциями доставлялись во Владивосток и собирались на «Дальзаводе» № 202 имени Ворошилова. Так были собраны «Гром», «Зарница», «Буран», «Вьюга», «Метель». Николаевские быстро выходили из строя. Броня тоньше. Рассчитана на теплое Черное море. Ленинград поставлял корабли в Мурманск. Там требовалась более мощная броня на случай встречи со льдами.

– Значит, этот сторожевик строился на ленинградских верфях. Зимой бухта замерзает. «Восход» льды выдержал.

– Я того же мнения. Об этом говорит окрас. Черный с серым. Николаев нижнюю линию выкрашивал в красный цвет.

– Внешний осмотр закончен. Будем подниматься на палубу. Катер дал самый малый ход и пошел на сближение с судном.

Чем ближе они подходили, тем больше казался корабль.

Белограй поднял правую руку – сигнал для Сорокина. Своих подчиненных генерал подзывал жестами, никто не пытался перекричать ветер. Челданова он подзывал левой рукой.

– Слушаю, товарищ генерал.

– Свяжись с капитаном первого ранга Кузиным из штаба ТОФ. У него должна быть вся информация по составу и докомплектации флота в период от 44-го до 46-го. Мне нужен полный отчет с выкладкой.

– Информация секретная, товарищ генерал.

– Только не для меня. Его сын у нас харчуется. И не на нарах, а в больничке горшки выносит. Не даст ответа, сына не дождется. Он не дурак, все понимает.

– Будет исполнено.

– Первым пошлешь на борт автоматчиков и сам поднимешься. На борту могут быть винтовки, пистолеты, гранаты. Сложишь оружие в одной каюте и запрешь.

– Все понял.

– Обнаружите трупы, вытащите на палубу и накроете брезентом.

– Сто человек?

– Нет там ста человек. Никого там нет, Сорокин. Недалек был генерал от истины.

Первым на борт взобрался матрос Хабибуллин с помощью троса и якорного крюка, зацепленного за бортовые перила с первого броска. Циркач да и только. Остальные поднимались по тросам, спущенным ручной лебедкой, на которых укрепили деревянные перекладины вроде лавочек.

Высота палубы полупалубка над ватерлинией составляла четыре метра, такой подъем не таил в себе опасности.

Ни живых, ни мертвых на судне не нашлось. Механик-моторист Курносое осматривал моторный отсек, бывший командир Кравченко – ходовой мостик.

Потом осмотрели каюты и отсеки. Главной находкой стал судовой журнал, сохранившийся в отличном состоянии. Белограй даже листать его не стал, сразу убрал за пазуху.

Сорокин докладывал:

– Найдено сорок две самозарядные винтовки СВТ-40 Токарева и десять карабинов СКС-45 с полными боекомплектами. Тридцать две мины КБ-3, полные ящики со снарядами к пушкам и пулеметам. Три торпеды в аппаратах, три – на цепных подвесах. Все оружие в отличном состоянии, хоть сейчас в бой.

– Чертовщина какая-то! Сторожевик не иголка и не катер. Военный корабль с экипажем не мог просто исчезнуть, война четыре года назад закончилась.

– В одном я уверен, товарищ генерал, вся команда сошла на берег. На борту ни одной шлюпки и ни одного надувного плота, используемых при десантировании.

– В таком случае всех разбило о скалы.

– Шлюпки здесь бесполезны. Их, точно, в щепки разнесло. Часть плотов пропороли рифы. Но кто-то мог выбраться живым. В бухте есть узкое ущелье, по которому в море стекает ручей. Своими глазами видел. С сорока-пятидесяти метров с моря его можно заметить. Моряки народ глазастый. Подъем крутой, опасный, грозит каменным дождем, но он единственный, и они им воспользовались.

– Слабый аргумент, подполковник.

– Есть и другие. На судовом журнале указано имя командира – капитан-лейтенант Капустин B.C. Это имя я видел во время разведки на известковых валунах в пяти километрах от долины. Там высечено пять имен, среди них Слава Капустин, и указана дата: август 45-го. И еще. Из ячеек оружейной каюты исчезло двенадцать автоматов и патроны. Не найдено ни одного пистолета, положенного каждому офицеру. Винтовки с собой не брали. Все верно, автоматическое оружие легче и надежней. Личных документов тоже не обнаружено. Судовой журнал оставили потомкам.

– Куда же все делись?

– Летом 45-го вольнонаемные строили укрепления в порту, лагеря от береговой полосы отрезали. Морячки могли смешаться с толпой. Особого порядка в наших рядах не наблюдалось. Вы помните те времена. Колыму било как в лихорадке. Никишов ждал приказа из Москвы о расстреле всех заключенных ГУЛАГа. Наша близость к Японии представляла особую опасность: начались боевые действия, зачем же иметь рядом с фронтом «пятую колонну». Москва не рискнула отдать такой приказ, ей нужны были наши запасы золота и олова. Я не верил в возможность подобного исхода. Берия – дальновидный политик. Конечно, Абакумов с его тремя классами мог пойти на это, но без решения Политбюро такие приказы не отдаются. А там дураков нет, войну выиграли. Ладно, пройденный этап. Сколько человек могло выжить из команды?

– От половины до трети, это около сорока или тридцати голов.

– Завтра же собери всех особистов, отделы внутренних дел и милицию. Начни с проверки документов, в 46-м мы меняли паспорта. Потом перейдешь к личностям. Только не устраивай в Магадане Москву 37-го. Тихо, без шума и ночных вылазок. Личный состав сторожевика поименно я достану. Вряд ли они сменили имена.

– Имелся резон принять другую личину. При каких бы обстоятельствах сторожевик ни угодил в сети бухты Тихой, по законам военного времени весь плавсостав признается дезертирами и приговаривается к расстрелу. Тут двух точек зрения быть не может. Им еще и захват корабля припишут, и самовольный выход из боевого порядка. Как ни крути, а моряков пустили бы в расход.

– Найди мне хотя бы одного из них. Срок – трое суток, начиная с завтрашнего дня.

Вечерело. Предварительный осмотр был завершен. Генерал велел привести в капитанскую каюту двух моряков. Изможденным зекам было позволено сесть.

– Докладывай, Курносов.

– Найдено четыре залатанных пробоины с правого борта, значит, корабль участвовал в боях. Котлы в хорошем состоянии. Побиты и погнуты рабочие лопатки. Скорее всего, судно село на мель и его пытались с нее сорвать. Если это так, то они погнули винт. Когда турбины работают, на лопатку действуют импульсные силы…

– Короче, лейтенант Курносое.

– Нужна замена.

– Где ее взять?

– Можно сделать самим, если подобрать твердоплавкий металл. Потребуются водолазные скафандры для осмотра рулей, винтов и корпуса ниже ватерлинии. Придется заменить медные шланги и крепежные болты.

– Сколько нужно времени?

– Толковая бригада справится за месяц. Но корабль надо выводить из бухты, здесь его через пару недель окольцуют льды, и работы станут невозможными.

– Подберешь несколько помощников на свое усмотрение, к весне корабль должен быть готов к дальнему походу.

– До весны справлюсь. Мне нужно десять человек.

– Составь список специалистов, постараемся найти. Жить будете на корабле под охраной. Одеждой обеспечим, едой тоже. Мне нужна боевая машина, способная совершить переход на три тысячи миль.

– Солярки хватит на восемьсот при экономичном ходе.

– Не вопрос. Нам десант не нужен, живую силу заменим бочками с топливом. Что скажешь, капитан-лейтенант Кравченко?

– Рулевое управление работает, тросы не порваны, штурвал идет легко. Разбит компас, пулеметной очередью снесло. Остальные приборы в порядке. Связь односторонняя, только на прием, по этой причине сторожевик не смог связаться с колонной.

– Выбился из строя?

– При здешних туманах и незнании маршрута вполне возможно. Поломка компаса усугубила положение. Корабль снесло в сторону. Карты в кубрике командира отсутствуют. С собой на берег их никто брать бы не стал, если даже судовой журнал бросили.

– Сможешь вывести корабль из бухты?

– Нужен лоцман. С помощью катеров и водолазов надо составить карту фарватера, вслепую идти нельзя. Лишняя царапина обойдется в месяц ремонта. Доков у вас нет, верфей тоже. Подводные работы трудоемки, проще пустить судно ко дну, чем лечить покарябанный корпус. Для выхода в океан нужна крепкая скорлупа, а не фанера.

– Согласен, командир, – усмехнулся Белограй. – Команду соберешь сам, препятствий тебе чинить никто не станет. Трое суток на отдых – и за работу. В море хочешь выйти?

– И мечтать не смел. Хоть в Австралию, хоть на Южный полюс.

– Под флагом Дальстроя нас дальше Желтого моря не пустят, но нам и здесь простора хватит. Название корабля сбить, бортовой номер закрасить.

– Без опознавательных знаков свои же потопят.

– Это мои проблемы, командир.

Генерал встал и вышел из каюты, возле двери остались стоять два автоматчика.

На нижней палубе генерала ждала свита.

– Подполковник Сорокин, буди снабженцев. Мне нужны скафандры, два буксира и шесть катеров. Найди водолазов среди вольняшек. На прокладку фарватера в западном направлении даю пять дней. Корабль поведем к острову Недоразумения и поставим на якоря между берегами. Пролив составляет три километра, течение сильное, и зимой он не замерзает, к тому же внутренняя часть острова имеет три пологих бухты. Полковник Челданов, отправь на остров строительную бригаду, в недельный срок соорудишь три добротных дома под мастерские, склад и жилье. Склад обеспечь продовольствием первой категории, зимней одеждой, инструментами и станками. Расчеты вести на команду из тридцати человек с усиленной нормой питания. С островных рыбаков взимать шестьдесят килограммов рыбы в день и изолировать их от артели. Огнестрельное оружие изъять. Командир Крупенков, сколотишь бригаду из шести катеров, двух буксиров и одного тральщика. Сменишь команду на опытных моряков. Не мне тебя учить, бывшего боцмана Северного флота.

Крупенков вздрогнул. Никто на Колыме не знал его боевого прошлого. Запойный рыбак, доброволец. За четыре года ни разу не обратился за медицинской помощью, чтобы его ран никто не видел. Смерти он не боялся, он ее ждал и во врачах не нуждался. Плохо маскировался бывший морской волк, развернули его, как лист бумаги, в считанные секунды.

– Вопросы есть, Крупенков?

– Кто же мне катера свои отдаст?

– Своего здесь нет ничего и ни у кого. Жизнь, и та казенная. Колыма принадлежит мне со всеми ее потрохами. Дайте боцману двух автоматчиков. Может, голос прорежется, здесь боцманская дудка не поможет. Курносова и Кравченко – на медосмотр и выделить им комнату в доме коменданта. Охрану выставить только уличную, двух особистов в штатском хватит. Не перекормите только, подохнут от заворота кишок. Сухари, бульон, отварное мясо, хлеб, чай, сахар в соответствующей пропорции. Можете дать красного вина, но не водки. К утру подготовить самолет. Старший лейтенант Масоха полетит в Советскую гавань. Ты, Никита Анисимович, его проинструктируешь, как ему там разговаривать. Все. Грузимся на катер.

Не было печали, черти накачали. А во всем виноват этот проклятый «Летучий Голландец». Кому нужна забытая Богом посудина?

Мало кто из присутствующих догадывался о задумке генерала. Лишь молчаливый свидетель – Тагато Тосиро – понимал больше других, но его присутствия никто не замечал. Одни люди с собаками гуляют, а генерал с медведем или япошкой. Правда, без ошейника. И зачем только Белограй таскал за собой косоглазого… Знал зачем. И знал, что Тосиро поймет больше остальных. Пока его дело молчать, время вопросов еще не пришло.

9.

Начальник личной охраны генерала, а по совместительству комендант ОЛП майор Мустафин Ренат Рафикович по прозвищу Абрек докладывал своему начальнику:

– Самолет вылетел. Сорокин доложил, что связь с капитаном первого ранга Кузиным состоялась, и он лично встретит лейтенанта Масоху на аэродроме. Сорокин проводит совещание с силовиками в своей магаданской конторе. О результатах доложит лично вам. К острову Недоразумения отправлено три парома со строительным десантом под личным контролем полковника Челданова. Зеки Кравченко и Курносое размещены и всем обеспечены. За ними ведется наружное наблюдение. Пьянствуют, но не буянят. Им выделен ящик вина.

– Пусть расслабятся.

– Боцман Крупенков осматривает суда в порту, к ханке не притрагивается. Зашевелился дед.

– Пользу свою ощутил. Дай человеку настоящее дело, он к стакану не потянется. Не все же, как ты, мусульманин, Абрек, русскую душу только водярой утолишь. Ладно, сегодня и нам можно. Зови Гаврюху, пусть строганины наготовит и Тосиро вызови, тоскует, поди, в своей клетке, как Добрыня..

Стол не отличался большим разнообразием, а строганину даже японец любил, с горчичным острым соусом. Они на островах кроме рыбы и риса ни к чему не приучены. Тосиро стоял, вытянувшись в струнку, генерал не торопился его усаживать.

– Скажи мне, Тосиро, понравился тебе корабль?

– Красивый корабль, Кузьмич-сан.

– Врешь. Твои корабли быстроходней были.

– Я воевал на суше, Кузьмич-сан.

– Не хочешь быть со мной откровенным, солдат? А зачем он мне, ты знаешь?

– К походу готовите, это я слышал.

– И что думаешь?

– Теряюсь в догадках.

– Опять врешь, солдат. Мыслить ты умеешь по-генеральски, не раз убеждался в этом. Плохо следишь за собой, Тосиро. Правильные выводы делаешь из радиопередач, будто шахматные ходы из слов выстраиваются, и ты с успехом разыгрываешь партию. Аналитик.

– Только слепец не видит того, что лежит перед ним.

– У меня для тебя дурные новости, Тосиро. По радио об этом еще не говорили, плохо работает американская разведка. В Хабаровск под конвоем доставлены бывший главнокомандующий Квантунской армии генерал Ямадо Отозоо, начальник санитарного управления генерал-лейтенант Кадзицука Рюдзи, начальник ветеринарной службы генерал-лейтенант Такахаси Такацу и еще девять высоких чинов. Всех ждет военный трибунал. Суд будет открытым, и мы с тобой сможем следить за процессом по радио.

На лице японца не дрогнул ни один мускул, но его немного качнуло, и генерал это заметил.

– Они военные преступники, Тосиро. Их разоблачили. Помимо военных преступлений вскрыты планы по созданию бактериологического оружия, испытания которого проходили на территории Китая в спецлагерях и лабораториях. Создавались команды для его применения: заражения населения, скота, посевов, водоемов. Оно уже использовалось против советских и монгольских войск в период боев на реке Халхин-Гол в 39-м. Главное направление удара готовилось против Советского Союза. Имеются неопровержимые факты, и их вина будет доказана. Суд начнется 25 декабря, ждать осталось недолго.

Японец держался, как мог, но Белограй видел, чего ему это стоило. Выдержав паузу, он приказал:

– Можете сесть, Тагато Тосиро.

И тот не сел, а рухнул на стул. Белограй дал ему время прийти в себя.

– Что им грозит? – тихо спросил пленный.

– Наш суд гуманен, мы победители. К расстрелу вряд ли приговорят. Пойдут они гуськом по этапу, но об освобождении им не следует мечтать. Через пару лет о них забудут.

– Ямадо Отозоо – герой и патриот. В Японии его имя не будет забыто.

– Ты тоже на своего главнокомандующего молился?

– Я солдат. Это мой долг.

– А ведь ты был против войны с Союзом.

– Никто ее не хотел.

– Оно и понятно. Вести бои на два фронта? Даже Германия такой нагрузки не выдержала.

– Могли бы избежать войны, если бы сами вовремя по собственной воле сдали вам Южный Сахалин и Курильские острова.

– Ошибаешься, генерал Моцумото.

Тосиро вздрогнул – сдали нервы.

– На вступление в войну с Японией СССР дал согласие еще в Берлине, на Потсдамской конференции. Вопрос о передаче Курил и Южного Сахалина решался автоматически, зря вы старались остановить этот процесс.

Белограй встал, подошел к письменному столу, выдвинул верхний ящик и достал папку.

– Любопытные здесь собрались материальчики, солдат.

Он развязал тесемки и бросил папку перед Тосиро.

– Полюбопытствуй, друг мой. Материалы для этой папочки два года собирались. Оцени работу моей контрразведки.

Тосиро осторожно открыл папку. В ней лежали несколько фотографий и вырезок из газет.

Генерал разложил снимки на столе и начал их комментировать:

– Начнем с самого почетного. Дворец императора Хирохито. Все в парадных мундирах. Сам он в центре. Слева направо стоят: принц Коноэ, премьер-министр генерал Койсо, военный министр маршал Сугияма, морской министр Ионай и незабвенный мой друг генерал Тохиро Моцумото, известный всем как рядовой Тагато Тосиро.

Глянем на следующий снимок, сделанный после отставки правительства Койсо. Что мы видим? Теневой кабинет. Лорд-хранитель печати Кидо, тот самый, который рекомендовал в премьер-министры восьмидесятилетнего адмирала Судзуки, создателя армии камикадзе, летчиков-смертников. Просоветский министр иностранных дел Того. Это он мечтал встретиться с Молотовым, рассчитывал, что из Сан-Франциско тот полетит через Берингов пролив в Москву. Но Молотов полетел через Европу. Рядом стоит военный министр Моцумото. Но он не всегда ходил в военном мундире. Вот любопытный снимочек. Министр иностранных дел Моцуони встречается с полпредом СССР в Токио Сметаниным, а в качестве переводчика выступает тот же Моцумото. Вот еще одна дипломатическая встреча. На эту встречу с послом СССР Маликом послали бывшего премьер-министра Хироту. И опять генерал Моцумото во фраке исполнял роль переводчика. Но, может быть, он неправильно переводил посланника, а говорил то, что сам считал нужным. Бывший премьер всего лишь служил прикрытием. Это не мои догадки, так встреча отражена в докладной записке Малика, который хорошо знал японский язык. Догадку решили проверить. Выяснилось следующее: Тохиро Моцумото работал первым секретарем Японского посольства в Москве с 32-го по 41-й и отбыл на родину за три недели до налета японцев на американскую базу Перл-Харбор.

Есть еще один любопытный снимочек. Оказывается, генерал Моцумото входил в Тайный совет, созданный для спасения Японии. Его членами были такие политики, как лорд-хранитель печати Кидо, принц Коноэ, барон Хиракума, маркиз Ито и виконт Гото. Гляньте на вырезку из газеты «Асахи». Узнаете себя, генерал? Император вешает вам на грудь орден Восходящего солнца. Такие побрякушки за здорово живешь не вручают.

На вашем столе в штабе была найдена предсмертная записка главнокомандующему Квантунской армии Ямадо Отозоо. Она перед вами. Я ее переведу на русский. «С громким «Банзай» вместе с солдатами и офицерами иду в последний бой! Да здравствует император и Великая Восточная Азия!»

В последнем своем бою, генерал, вы были ранены. Я не обвиняю вас в фальсификации. Ваш ординарец переодел своего кумира в солдатскую форму и сунул вам в карман документы на имя рядового Тагато Тосиро. Так вы избежали расстрела и попали в общую колонну военнопленных.

Итак. Вы не погибли, генерал Моцумото. «Великая Восточная Азия» лопнула, а главнокомандующий Отозоо предстанет перед Хабаровским трибуналом через несколько дней. Вот так обстоят дела, мой дорогой собутыльник.

Тосиро – Моцумото сидел неподвижно, с опущенной головой, держа руки на коленях. Белограй взял штоф, налил самогонки в рюмку гостя и в свой фужер: не стоит дальше давить на японца, он уже раздавлен, пусть переварит информацию и оклемается.

Белограй выпил, закусил и закурил свою невыносимую носогрейку. Моцумото встал.

– Вы вправе меня расстрелять!

– Это еще зачем? Кто вы такой, генерал, мне известно давно. Я ценю достойного и умного противника, вы заслуживаете глубокого уважения, к тому же всегда стояли на позиции мира с СССР. И войну начали мы, а не вы. Защита Родины – почетная миссия, и вы ее выполнили. Оставайтесь солдатом. Рядовым Тагато Тосиро.

Белограй собрал фотографии, сложил в папку и бросил ее в пылающее жерло печи.

– Мало того. Я постараюсь устроить вам встречу с бывшим главнокомандующим, когда его в кандалах пригонят отбывать пожизненный срок на Колыме. Садись и выпей, тебе не повредит.

Тосиро выпил рюмку и сел. Повисла долгая пауза. Белограй дымил трубкой и с прищуром поглядывал на японца, сдвинув посеребренные сединой брови.

– Я лично знаком с начальником стратегических служб США Алленом Даллесом и его ближайшим помощником генералом Донованом, – заговорил наконец японец. – Он курирует Восточный отдел и занимается вашей страной. Если вы наладите связь, я могу договориться о вашей встрече.

– Вот за это я тебя и люблю, Тосиро. Тебе ничего не надо говорить. Достаточно было показать стоящий на рейде корабль, и ты все понял. В отличие от моих ослов. Только теперь Управление стратегических служб переименовано в Центральное разве-дывательное управление. Вывеска новая, начинка и лица прежние. Я обдумаю твое предложение.

– Предложение не окончено. Передайте главнокомандующего в руки американцев. Вам это ничего не стоит, но ваш жест они оценят очень высоко и пойдут на любые условия.

– Возможно. Бактериологическое оружие будет главным в холодной войне. Ваши генералы далеко продвинулись в этом направлении. Но мои личные амбиции не могут стать оружием против России. В лагерях сидят крупные ученые, в которых Запад заинтересован не меньше, чем в японских генералах. Они достойны свободы и хороших условий для своей деятельности, а здесь их ждет гибель и забвение. Сталину этого не понять, он параноик, кроме заговоров ничего вокруг себя не видит. Только сумасшедший мог уничтожить всю верхушку армии в канун войны. В ГУЛАГе сгнивает цвет общества, три или пять миллионов человек. Только на Колыме их число перевалило за сто восемьдесят тысяч. Всех не спасешь. Если ГУЛАГ объявить отдельным государством с республиканским строем и создать человеческие условия для жизни, то это государство стало бы самым передовым в мире в обозримые сроки. Но совершить такое чудо ни один известный бог не властен.

– Я считаю ваше решение правильным, господин генерал.

– Рад, что мы нашли общий язык, рядовой Тосиро. Выпьем за взаимопонимание и послушаем приемник, нельзя отставать от жизни, особенно здесь.

Белограй наполнил фужер самогонкой.