Текст книги "В чужом ряду. Первый этап. Чертова дюжина"

Автор книги: Михаил Март

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)

14.

Три недели генерала не было на месте: летал на своем самолете на Чукотку. К кому, зачем и почему, никто не знал. Его обязанности выполнял полковник Челданов, но и он оставался в неведении по поводу замыслов начальника. Свиту с собой не брал, даже Гав-рюху, кто-то ведь должен кормить медведя и следить за порядком в доме. Сопровождал генерала только майор Мустафин – верный абрек хозяина.

Вернулся Белограй в приподнятом настроении и с головой окунулся в дела. Май на носу, полным ходом шла сортировка золота. Не за горами час расчетов по особым, не предусмотренным в плане счетам. Челданов нервничал. Только за последнюю неделю генерал подписал больше четырехсот приказов на освобождение. Возобновились авиарейсы местной линии на Хабаровск. Мечты дальстроевцев не сбылись, железную дорогу так и не построили.

В один из дождливых дней на генерала нахлынула хандра и он взялся за бутыль с самогонкой. Месяц в рот не брал, а тут сорвался. Гаврюха играл на аккордеоне, а Василий Кузьмич пел заунывные песни из репертуара Вадима Козина. От лирики ничего не осталось, да и певучесть не та. Сплошная горечь да желчь. Слова те же, смысл другой. Выпив очередной фужер, генерал посмотрел на своего шута и тихо сказал:

– Скоро прощаться будем, Гаврюха.

– Это зачем же, ваше величество?

– Не век же нам здесь маяться.

Вот и гадай, чего он хотел этим сказать.

– Бросить империю хочешь, государь?

– Мне суждено здесь сдохнуть. А тебя отправлю на большую землю. Со мной погибнешь. Дам тебе вольную, ежели до Москвы пешком дойдешь. А? – Генерал рассмеялся и налил еше самогона.

У Гаврюхи на глазах выступили слезы. Разве хозяину понять, какую оплеуху только что отвесил он своему шуту. За генералом и впрямь до Москвы дошагал бы, а без него никуда. Так уж получилось.

Шут

Этот случай произошел в конце 45-го. Блатной этап перегоняли по Тенькинской трассе. Растянувшаяся колонна двигалась медленно, конвой с овчарками уже не обращал внимания на увеличившуюся дистанцию в строю.

– Разве блатарей так водят? – нахмурился Белограй, спрыгивая с лошади.

Сопровождавшие его тоже спешились.

– Машин не хватило, товарищ генерал. «Феликс Дзержинский» из Ванино пришел, двенадцать тысяч в трюмах. Никишов лично сутки из порта не уходит.

– В транзите надо держать, за колючкой.

– Забито до отказа. Этих до Олы доведут, там еще есть места.

Белограй как в воду смотрел. Нашелся один псих. Похоже, акробатом был. Из ряда в момент выскочил, пара прыжков в сторону, выбил кулаком зубы солдату, подхватил его винтовку и вскочил на коня. То ли осетин, то ли грузин, он знал, как сидеть в седле и как стрелять с одной руки. Взгляд – огонь. Глянул на Белограя и передернул затвор. Тут из-за спины лейтенанта вынырнул мальчишка и загородил собой генерала. Раздался выстрел. Джигит на коне врезался прямо в колонну, людей подавил и помчался по тундре прочь, отстреливаясь. Колонна дрогнула. А мальчишка так и стоял перед Белограем, словно замороженный. Потом медленно поднял свою винтовку, передернул затвор и прицелился в удаляющуюся точку. Выстрел. Беглец рухнул в снег, а конь поскакал дальше. Все ахнули. С такого расстояния в подвижную мишень попасть с первого выстрела невозможно.

– Лучший выстрел в моей жизни, – сказал генерал.

– Худший. Я метил в лошадь, – проговорил солдат и упал под ноги Белограя.

Только теперь все заметили черную паленую дырку в шинели паренька, аккурат возле сердца. Молодость спасла – живым остался. Генерал Белограй лично навещал солдата в больнице. Детдомовский паренек, ни родных, ни близких. Жил с охотниками в тайге, там стрелять и научился. Время пришло, призвали в армию, и угораздило его попасть на Колыму.

Хотели мальчишку комиссовать. Белограй заартачился. «К себе возьму Гаврюху. Дам ему чин лейтенанта, будет моим ординарцем. Он мне жизнь спас, грудью заслонил». Самого Гаврюху никто не спрашивал. Так все и вышло. Стал Гаврила Афанасьевич Дейкин лейтенантом в девятнадцать лет и личным ординарцем большого начальника. Белограй полюбил своего спасителя. Да и паренек к нему привязался, как пес. С тех пор четыре года перед глазами промелькнуло. Белограй командовал империей большей, чем Европа, а Гаврюха так и остался лейтенантом и Гаврюхой. Правда, с генеральским шутом никто шутить не рисковал – любого на место поставит, а то и столкнет с теплого места.

Лучшего стрелка так никто и не сыскал. Многие с ним тягались, да все впустую. Свечку гасил со ста шагов из карабина. Лучше Гаврюхи никто на аккордеоне не играл, анекдотов не рассказывал, пельменей и щей не варил. На все руки мастер. Чего не сделаешь для бати!

Вот почему у парня сейчас слезы выступили.

15.

Огромный самолет, произвел впечатление на всех встречающих. Серебристый летающий крейсер, сверкающий на солнце. Но когда стал садиться, его накренило на левое крыло, а потом он едва не клюнул носом в посадочную полосу.

– Пьяные они, что ли? – удивился Рогожин, командир экипажа генеральского ЛИ-2.

На летное поле для встречи прибыл сам Белограй и сопровождающие его лица: полковник Челданов, майор Мустафин и личный экипаж генерала. Летчики никогда не входили в генеральскую свиту, а сегодня он их вызвал и, видимо, не зря. Такого самолета никто из них еще не видел. Поражали размеры и размах крыльев, стеклянный нрс, дающий возможность летчикам видеть землю под ногами, четыре мотора с гигантскими пропеллерами.

– Нет, Елизар Никифорович, они не пьяные, – ответил бортинженер Василий Муратов. – Это же бомбардировщик. Балансировка еще плохо отработана. С бомбовой нагрузкой он сядет нормально.

– Все через жопу. С бомбами взлетать надо, а на базу возвращаются пустыми, – проворчал Рогожин.

Белограй ухмылялся и помалкивал. Он услышал то, что хотел слышать, для того и вызвал свой экипаж на поле.

– Красивая машина, – продолжал командир. – Лет через пять ее доведут до ума.

Сигнальщики с флажками руководили рулевкой. Машина неуклюже крутилась на поле и наконец замерла в сотне метров от центрального крыльца. По трапу спустились пять членов экипажа в кожаных летных куртках на меху и оленьих бурках.

– На Северный полюс собрались? – хмыкнул Челданов.

– Я никого из них не знаю, – удивился Мустафин.

– Они думают, что у нас и в мае сорокаградусный мороз, – усмехнулся генерал.

– Нет, Василий Кузьмич, шли на большой высоте, а там нежарко даже в кабине, – пояснил Муратов.

Белограй повернулся к Мустафину:

– Возьми самолет под охрану, поставь наших людей. Экипаж приблизился к встречающим. Сегодня Белограй надел

шинель с погонами, и новички видели, кому надо докладывать. Первым козырнул высокий худой мужчина с седыми висками.

– Командир экипажа Алешин. Белограй подал ему руку.

– Ждем с нетерпением. Как звать?

– Алексей Данилович.

– Сурен Артемьевич Карапетян, – представился следующий, – второй пилот.

Третий представился бортинженером.

– Усов Савва Нилыч.

Четвертый оказался радистом.

– Кондрат Тополев.

– На одну буковку не дотянул. Лучше быть Туполевым.

Все сделали вид, что засмеялись.

– Капитан госбезопасности Шкловский, ответственный за груз, – козырнул пятый.

Ему генерал руки не подал.

Капитан достал из планшета конверт с сургучными печатями:

– Лично вам, товарищ генерал.

Белограй ждал письма из министерства и даже знал, что в нем написано. Схема давно известная, ничего нового никто еще не придумал. Не зря он загодя подготовился к сегодняшней встрече, теперь игра пойдет по его правилам. С волками жить, по-волчьи выть. Кому, как ни ему, были знакомы волчьи законы.

– Ладно, ребята, – обернулся генерал к летчикам. – Сейчас вас доставят на базу отдыха. Я с вами встречусь завтра. Полет был долгим, тяжелым, для многих из вас непривычным. Отдыхайте. Майор Мустафин вас проводит.

Все направились к выходу. Белограй остановил командира экипажа:

– А вас я задержу, Алексей Данилыч.

Они вдвоем отправились в административный корпус. В кабинете второго этажа был накрыт богатый стол.

Белограй разлил водку в рюмки:

– За успешный перелет!

– Спасибо.

Выпили.

– Честно говоря, Алексей Данилыч, я очень беспокоился за вашу экспедицию. Машина сырая, при посадке носом клюет, на крыло валится. С нагрузкой лететь будет тяжелей.

– Легче, – возразил командир. – Золото будем загружать в задний бомбовый отсек, это сбалансирует машину.

– Неужто? Грузоподъемность пятнадцать тонн, а мы даем вам только три. Это решит проблему?

– Я вижу, вы хорошо знакомы с новой машиной.

– Мне по должности положено знать больше, чем другим.

– Ну да, у вас же свой аэродром.

– Мало того, предполагается снабдить его новыми Ту-4. Здесь как нигде удобнее всего испытывать машины, способные нести ядерные заряды на дальние расстояния. Нельзя же взрывать бомбы лишь на стендах, пора научиться их транспортировать и сбрасывать. Тихий океан – отличный полигон.

– К слову о грузоподъемности. Вы правы. Мы можем поднять в воздух пятнадцать тонн, но речь идет о подвесном грузе. А в самолет больше трех не вместим. Я не думаю, что ящики с золотом можно подвешивать вместо бомб.

Оба засмеялись. Белограй снова разлил водку:

– Закусывайте, закусывайте, Алексей Данилыч. Свежайший лосось, великолепная икра. Будучи в Москве, я имел беседу с Лаврентием Павловичем, мы обсуждали проблемы дальней авиации. Это же его идея прислать за золотом Ту-4.

– Я человек маленький и такой чести не удостоился. Я летчик-испытатель с двадцать второго завода. Второй пилот – человек военный. Ответственный за груз тоже военный, из вашего ведомства. Связист – из нашего КБ.

– И это прекрасно. Кто же знает самолет лучше! Так что больше всего тревожило в полете?

– Мелочи. До потолка не поднимались, но на высоте в пять тысяч обледенела тросовая антенна и лопнула. Дополнительная радиостанция уже устарела, пришлось лететь молча.

– А как дела с топливом?

– У нас два бортовых топливных бака. Слабое место. До сих пор крепятся болтами.

– Где делали дозаправку?

– В Новосибирске. Долетели до вас нормально, даже с остатком керосина.

– При скорости в пятьсот километров?

– Нет, конечно. Триста двадцать – самый оптимальный вариант при высоте в три тысячи пятьсот метров.

– Век живи, век учись. Это ваш первый дальний перелет?

– Да. Но я доволен машиной. Конечно, есть недостатки – неточность радиовысотомера и других приборов, но они легко доводятся.

– Вооружение?

– Полный боекомплект. С пустым самолетом нет смысла лететь, тогда это прогулка, а не испытание.

– Я думаю так же, Алексей Данилыч. И все же вам не хватает настоящего груза. Как мне говорил Лаврентий Павлович, вы можете подвесить четыре «трехтонки»?

– Скорее всего, так и сделают в Новосибирске. Муляж, разумеется.

– Рискованно. Испытание испытанием, но надо помнить об основном грузе. Потерять в сибирской тайге три тысячи килограммов чистого россыпного золота – это большой удар по экономике страны.

– Вы правы. Самолет того не стоит и наши жизни тоже. Но от наших желаний ничего не зависит, мы выполняем приказ.

– Вы пользуетесь маршрутом, проложенным еще в 36-м?

– В этом смысле ничего не изменилось.

– Странно. Вам же теперь не нужны лишние посадки, могли бы срезать путь.

– Необходима подстраховка на случай вынужденной посадки.

– Резонно. Когда улетаете?

– Мы в полном вашем распоряжении, здесь вы командуете, Василий Кузьмич.

– Меня интересует еще один вопрос. Экипаж не укомплектован. С чем это связано?

– Все очень просто. Место штурмана занял капитан госбезопасности. У нас нет сидячих мест, а полет дальний. Можно устроиться в бомбовых отсеках на парашютах, но парашютов нам не выдали, отсеки будут забиты ящиками. В стрелковых башнях лететь невозможно, да и стрелки нам ни к чему. Мы так же отказались от «технаря». Техник-механик, новая должность, предусмотренная для этой серии самолетов. В воздухе он нам не понадобится, а на земле мы и сами справимся с неполадками. Я знаю самолет до винтика, сам участвовал в его создании от и до. Компактная команда для такого броска – самое рациональное решение. Полет это подтвердил.

– Вам виднее. Нагрузки были тяжелыми, я это понимаю. Отдохните пару дней. Поставки пойдут с разных районов, у нас нет централизованного банка. Ваш рейс уникален, вы повезете только рассыпное золото, а оно требует особой обработки. Но больше двух дней мы вас не задержим.

– Как прикажете.

Ужин продлился не больше часа, после чего усталого пилота отвезли в город, в гостевой дом. Никто из прибывших не знал о том, что в аэропорту есть своя прекрасная гостиница для летчиков, но окна милого приюта выходят на летное поле, где стоял сверкающий четырехмоторный лайнер.

Проводив гостя, Белограй вернулся в здание аэропорта, там его ждал бортинженер Василий Муратов.

– Видел местечко, обозначенное мною на карте, Василий Евдокимыч?

Капитан встал по стойке смирно.

– Ладно тебе, Вася. Здесь все свои, кроме усатого. – Он кивнул на портрет Огалина, висящий на стене.

Муратов покраснел, будто сам обронил слово, за которое можно сгнить на ближайших приисках. Генерал мог себе позволить не стесняться в выражениях, он здесь бог, царь, и вождь, а Сталин далеко.

– Рассчитал расстояние?

– Три тысячи семьсот километров.

– Вот туда нам и надо свалить Ту-4.

У бортинженера ком подступил к горлу.

– И не таращься на меня, как на бешеного таракана. Не свалишь самолет – расстреляю. Так надо, Вася. Не будет меня, всю мою команду пустят под нож. Всех до одного.

– Почему вас не будет, Василий Кузьмич? – с трудом выдавил Муратов.

Генерал достал из кармана конверт и протянул капитану. – Читай!

На бланке Министерства государственной безопасности был напечатан следующий текст:

«Генерал-майору госбезопасности

Белограю В.К.

Приказ.

Срочно явиться в Главное управление для решения кадровых вопросов и реорганизации некоторых управлений Дальстроя с целью дальнейшего улучшения работы на подведомственных вам территориях. Подготовить отчеты и предложения, связанные с поставленной задачей.

Вылететь незамедлительно со спецрейсом, прибывшим за грузом.

Министр Государственной безопасности Абакумов В.С». Капитан положил бумагу на стол.

– И что это значит?

– Расстрел, Вася. По другим поводам таких начальников, как я, индивидуально к министру не вызывают. Если меня шлепнут, то я враг народа, а вы все – мои пособники. На рудниках сгниете. Если я погибну во время перелета в Москву, то останусь героем. Мне еще памятник поставят и вас не тронут.

– Вы хотите разбиться?

– Дурак ты, парень. Разобьется самолет. А кто в нем был или не был, уже не проверишь. Пока я здесь, сумею всех вас в безопасные места раскидать, на «материк» отправить. Мои приказы все еще имеют силу, нового начальника раньше осени не пришлют. Спасти всех хочу. Мне уже терять нечего.

– Погибнут пилоты.

– Их пятеро. А я говорю о сотнях, тех, с кем поднимал Колыму. И тысячах, кого можно освободить. Придет новая метла, лучше не будет. При Берзине на Колыме колючек и конвоя с собаками не существовало, людям за работу деньги платили. Пришел Павлов – половину расстрелял, половину колючкой огородил.

– Я слышал об этом.

– Спасем, кого можем. Ты меня понял, капитан?

– Понял, товарищ генерал.

– Тогда к делу. Крейсерская скорость – триста пятьдесят, высота – три с половиной, идут старым коридором, делая дугу. Два бортовых бака на винтовых креплениях. Сделай расчеты на топливо. Топливной стрелкой займешься ночью. Возле лайнера выставлена моя охрана, тебя пропустят. Ночь впереди, колдуй. Есть еще один вопрос. Как быть со связью? У них антенна обледенела и оборвалась.

– Я видел. Исправлю. Часа на три полета им ее хватит, потом опять оборвется. Навигация у них хорошая, из-за связи на посадку не пойдут.

– Дополнительная посадка не входит в планы эксперимента. Нарушать правила они не станут. У них есть на борту дополнительная радиостанция.

– РСУ-5.

– Откуда знаешь?

– Антенну видел. Она съемная. Перекрывает задний люк, и ее вывинчивают при загрузке.

– Туда мы и будем загружаться. Надо забыть поставить ее на место.

– Забудем.

– Не ошибись в расчетах, тезка, самолет должен лечь там, где я указал.

– Сделаем.

– Утром доложишь.

Генерал забрал письмо со стола и ушел.

Васе Муратову не хотелось умирать. Он еще не жил. Что бы там ни творилось в Москве, а здесь один хозяин, и он ему служит!

Молодой человек присел на диван и задумался. Если все получится так, как планирует Белограй, то самолет упадет в мертвой зоне и его никто никогда не найдет. Тысяча километров до ближайшего жилья. Страшно подумать. Без топлива машина не взорвется, она рассыплется на куски от удара. Выжить в этом случае невозможно. Уцелеет только золото. Лопатой греби в полном смысле слова. Кому оно нужно? Что с ним делать? И как его вывезти из мертвой зоны? Глупые вопросы, на которые нет ответов. Уж не хочет ли Белограй захватить золотишко? Ему-то терять уже нечего, нужно шкуру свою спасать. А как? Лет пятнадцать он еще проживет, не так уж стар, да и здоров, как лось. Почему он хочет, чтобы самолет упал именно в обозначенной им точке? Какая разница! Пятьсот верст туда, пятьсот сюда, маршрут можно и подкорректировать, сбить стрелку на две сотых и дело в шляпе, или не долить керосина на две сотни литров, и точка падения будет другой. Куда бы самолет ни упал, генерал об этом не узнает, пока сам не проверит. Пусть проверяет. Бежать ведь куда-то надо. Пару лет в тайге перекантуется, а там, гляди, и усатый подохнет… Капитан с испугом глянул на портрет Сталина. Дыхание сперло. Помрет вождь, и лучшие времена наступят, люди вздохнут свободно. Может, тогда и золото пригодится. Лет эдак через десять. Капитан прикинул – ему будет сорок три, нормальный возраст, не поздно жизнь начать с начала. Вертолеты появятся…

Вася Муратов тряхнул головой. Размечтался! Что будет, чего нет, никто не знает. Смотри под ноги и живи тем, что есть.

Он склонился над картой.

16.

За погрузкой золота на борт самолета Белограй наблюдал из своего кабинета в здании аэропорта. Три крытых грузовика выехали на летное поле и остановились у хвостовой части бомбардировщика. Командовал погрузкой полковник Челданов, принимал груз капитан Шкловский. Тридцать ящиков по сто килограммов каждый солдаты заносили в хвостовой отсек по крутому трапу. Экипаж приглядывал за ходом работ со стороны, переговариваясь между собой и смеясь над анекдотами Васи Муратова, который умел смешить людей, был душой любой компании. Бортинженера любили все. Море обаяния, веселый нрав, широкая улыбка – он легко находил общий язык с людьми.

Когда занесли последний ящик, Челданов подозвал Шкловского:

– Вот сопроводительные документы, Григорий Игнатьевич. Ящики опломбированы. Будьте аккуратны, сорвешь по неосторожности пломбу – греха не оберешься, я знаю, как принимается груз в Москве. Спецрейс с рассыпным золотом идет по заказу Центрального комитета партии. На вас возложена высокая ответственность.

– Я предупрежден, Харитон Петрович. Можете быть спокойны, груз в надежных руках.

Пилоты продолжали надрывать животы.

– О, ребята, – воскликнул Муратов, – загрузку закончили! Дачного вам полета. Можете занимать свои места.

– Не так уж плохо вы здесь живете, как мы думали, Вася, – улыбаясь, сказал второй пилот.

– Рано приехали, Сурен. Через пару недель начнутся белые ночи, травка зазеленеет. Похоже, лето будет теплым. Откроем свои курорты на южном берегу Охотского моря, прилетайте на пляж.

Все вновь засмеялись.

– А генерал нас проводить не приехал, жаль. Очень умный человек. Мне он понравился, – сказал первый пилот.

– Дурака на такую должность не поставят. Территорией в полторы Европы командовать непросто, четыре ордена имеет, не за хухры-мухры получал.

– Люк задраен, – сообщил связист Тополев. – Последи, Вася, чтобы антенну не погнули.

– Все осмотрено. Топлива вам до Новосибирска хватит. Летели бы напрямую, зачем вам Якутск и Иркутск? Лишние зигзаги.

– Приказ. Маршрут устаревший, но года через два все переменится, – уверенно проговорил бортинженер Усов. – Планируется беспосадочный полет с дозаправкой в воздухе.

– Сказка! – восхитился Муратов. – С Сахалина до Калифорнии и обратно без посадки. Американцы умрут со страха.

– И это не мечта, Вася, а скорое настоящее.

Алешин пожал руку коллеге:

– Бывай здоров, Василий!

Муратов похлопал Карапетяна по плечу:

– Удачи вам.

Экипаж направился к центральному люку в веселом настроении, вспоминая последний анекдот. Василий смотрел им вслед, впереди у ребят всего девять часов…

Надо бы окликнуть. Предупредить, остановить. Он глянул на окна. Зловещая тень в кожаном реглане маячила в окне второго этажа. Ничего не поделаешь, у каждого своя судьба.

Самолет взлетел в голубую высь, сделал широкий разворот и лег курсом на запад.

Через двадцать минут Белограй зашел в пункт связи центрального штаба.

– Телеграфируйте в Москву. Шифровальщик взялся за карандаш.

– «Министру внутренних дел Круглову С.Н. Докладываю. В пять часов утра по московскому и в полдень по местному времени из аэропорта Магадан вылетел спецрейс с особо секретным грузом на борту весом в три тысячи килограммов и взял курс на Москву. Тем же рейсом вылетел исполняющий обязанности начальника Дальстроя генерал-майор Белограй. Подпись: начальник СВИТЛа полковник Челданов». Зашифровать и отправить вне очереди.

Шифровальщик с удивлением глянул на генерала.

– Что-то непонятно, лейтенант?

– Вопросов нет, товарищ генерал.

– Выполняйте. Телеграммы или шифровки из Москвы, адресованные на любое имя, должны доставляться мне лично в срочном порядке спецкурьером.

– Слушаюсь.

Белограй вышел из здания штаба и сел в свой «Виллис».

Он умышленно отправил телеграмму Круглову, а не Абакумову. Формально Дальстрой подчиняется министру внутренних дел. По логике вещей шифровка попадет в нужные руки, тем более что ее отправлял Челданов, который не знал о письме Абакумова, присланного Белограю. Теперь о его отъезде будет знать вся страна. Без утечки не обойтись. Телеграмма пойдет по рукам, и ее содержание станет общим достоянием, пока доберется до Абакумова. А после исчезновения самолета история приобретет статус скандала. Абакумова может спасти только Берия, но он этого не сделает. Он лишь подтолкнет зарвавшегося зазнайку к краю пропасти. Партия осталась без трех тонн золота и бериевским шлюхам больше не видать собольих манжет и воротников.

Потирать руки было рано – развязка наступит через несколько часов, а он о ней узнает не раньше завтрашнего дня. Можно выспаться, что Белограй и намеревался сделать.