Текст книги "В чужом ряду. Первый этап. Чертова дюжина"

Автор книги: Михаил Март

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)

– А что ты хочешь услышать?

– Саквояжик с добычей где? О тайнике только ты знал.

– Значит, не только я. Маша должна была утром его принести. Я ждал ее, покупатель ждал, деньги приготовил, все на мази, а ее нет и нет. Мне только к вечеру Ирина рассказала о случившемся, ее в морг возили на опознание. Она же и об аресте твоем сообщила.

– Красиво травишь. А ты знаешь, сколько стоит саквояж? Миллион триста с небольшим. Наш процент составлял семьсот тысяч. Я хотел завязать.

– Сейчас уже другие деньги. Если есть кубышка, давай пока не поздно. Вот-вот реформа грянет, у меня сведения верные. Менять будут десять к одному и за каждую копейку отчет потребуют. Пропадут все твои многолетние сбережения, ты же десятой части не тратил.

– Все верно, Ваня. Деньги я Маруське отдавал, а она оставляла только на жизнь, остальное в золото обращала. Война стояла на пороге, кому нужны бумажки? Гитлер свои привезет. Маруська не верила в нашу победу.

– Значит, золота у тебя больше, чем в банке? Покупатели никуда не делись. Пройдет реформа, можно будет наладить поток.

– Я подумаю. А в качестве аванса выдай мне сегодняшними тысяч сто.

– Смеешься?

– Улыбаюсь. Я за нас двоих сидел. Твои пятнадцать процентов, умноженные на семь лет лагеря, на полмиллиона потянут.

– Тише, тише, Петя, достану я тебе деньги.

На привокзальной площади их ждал длинный черный лимузин.

– Кучеряво живешь, брательник.

– Добро бы своя была. Министерская.

Они сели в машину и поехали на дачу.

Дом в Малаховке выглядел дворцом.

– Тоже казенный?

– Свой. Участок дали от министерства. Строились сами.

– На пятнадцать процентов такой не построишь.

Иван принес из машины продукты, передал ключи.

– Такая погода, а Ирина в Москве сидеть будет? – спросил Петр.

– Она не любит дачу.

– Тебе на руку, есть где оттянуться.

– Ладно, мне на работу возвращаться надо. Отдыхай, затопи баньку. Поживешь пока, там видно будет.

Иван уехал. Петр перекусил, распил чекушку и решил пройтись по поселку. В силу привычки он не мог находиться в незнакомом месте, только знание местности давало уверенность, что можно уйти от преследования. Перед тем как лечь на дно, он изучал окрестности, чердаки, проходные дворы. В Малаховке ему бывать не приходилось.

Он вышел из калитки и направился туда, откуда слышались гудки паровозов. Выйдя к железнодорожной насыпи, Петр не мог сообразить, с какой стороны станция, и наугад повернул вправо. Торопиться-то некуда, чудный воздух, птички поют – свобода, можно вздохнуть полной грудью.

До платформы Кострулев дошел быстро, прочитал – «Красково». Обратно решил идти переулками, поселки вытянулись вдоль железной дороги в одну цепочку. Возле высокого забора стояло несколько машин и небольшая толпа любопытствующих. Кострулев присоединился.

– Что случилось-то?

Старушка глянула на высокого улыбчивого молодого человека, он ей понравился. Петя всем нравился, вор обязан быть обаятельным, иначе не вызовешь доверия, а это уже профнепригодность, меняй ремесло.

– Тут прокурора зарезали, его родного брата и еще двух военных. Все утро стреляли, а приехали вот только сейчас.

Из калитки вышел коренастый подполковник, за ним свита. Петр не успел отвернуться.

– Кострулев?

Подполковник остановился, глянул на своего «крестника» и подошел ближе.

– Он самый, гражданин майор.

– Подполковник.

– Давно на свободе?

– Поезд час назад прибыл. Билет сохранился. Так что резню на этой даче не я устраивал.

– Верю, Кострулев. Тот, кто ее устроил, уже у нас.

– Лихо работаете.

– А тебя всегда заносит туда, где неприятностями пахнет?

– Черт его знает. Ноги сами принесли.

– Советую уносить тебе их подальше от Москвы. Теперь все сводки проверять буду. Один вскрытый сейф – и тебе крышка, сгною в зоне.

– Спасибо на добром слове, гражданин начальник.

– Мир тесен, свидимся.

Встреча с Рубеко оставила неприятный осадок на душе. Плохое начало. Продолжение было не лучше, на даче его поджидала Ирина. Она сидела в кресле с пистолетом в руках.

– У мужа сперла? Существует такая наука – баллистика. По пуле определят, из какого ствола выпущена, шпалер-то зарегистрирован, Ивану по штату положен.

– Вот его и посадят.

Ирина никогда не считалась красавицей, а за семь лет подурнела еще больше: отекшие глаза, двойной подбородок, слоновые ноги, землистый цвет лица.

– Что тебе от меня нужно?

– Я пришла сказать, чтобы ты на Маруськино золото не рассчитывал.

– Золото мое, а не Маруськино. Если она хранила его у тебя, то лишь от страха. За сохранность получишь десять процентов. Странно, что ты его не просадила. И как я догадываюсь, Ванька не в курсе.

– Машка умела молчать. Даже в постели.

– В постели?

– А ты ее святошей считал? Может, вор ты и авторитетный, но по жизни чистый лох.

– Зачем тебе столько золота?

– У меня дочь есть.

– Вы бездетные.

– Лёлька моя дочь. Я ее воспитывала, пока ты по малинам шлялся и на нарах маялся.

– Хочешь всего меня лишить? Загнанный в угол зверь очень опасен.

– Я тебя предупредила, Петр. Сунешься в мою семью, пристрелю, и мне ничего не сделают. Самозащита. Сваливай из Москвы. Сейфов везде хватает, не пропадешь.

– Разберусь. Хочешь войны, ты ее получишь.

– Посмотрим, чья возьмет.

Она встала с дивана и, не отводя пистолета от цели, попятилась к дверям.

Веселый денек получился. Удачным его никак не назовешь.

Машина встала у самого переезда платформы «Малаховка», лопнуло колесо. Подполковник Рубеко чертыхался, он торопился в город, чтобы продолжить допрос Родиона Чалого, устроившего резню на даче.

Лейтенант дернул начальника за рукав и кивнул на платформу:

– Гляньте, Ирина Червонная.

– Кто?

– Жена Ивана Червонного.

– И сестра Марии Кострулевой. Таких совпадений не бывает. Вот что, ты у нас в штатском, садись-ка бабе на хвост, тут новая каша заваривается. Везет нам сегодня на случайные встречи. Похоже, Кострулев что-то задумал. Если мы увяжем его с братом, все встанет на свои места.

– К Ивану не подберешься.

– Не к таким подбирались. Нам нужны факты. Действуй, лейтенант. И будь осторожен.

Что касается осторожности, то самым предусмотрительны оказался Иван. С другой стороны переезда он видел, как лейтенант поднялся на платформу, а потом сел с его женой в один вагон электрички. Иван правильно все рассчитал и ожидал появления своей жены на даче.

2.

У Лизы наворачивались слезы, но она старалась сосредоточиться на сборах. Отбирала одни вещи, потом отбрасывала их в сторону и искала другие. Рюкзачок небольшой, много не возьмешь. Челданов сидел на стуле, как на оседлой лошади, и наблюдал за женой. Похоже, Лиза была готова к такому повороту судьбы, но ее муж пребывал в полной растерянности. Он верой и правдой служил своему генералу, а тот в благодарность подсунул ему такую свинью. Просить о чем-то не имело смысла, Белограй не принимал необдуманных решений. Больше трех месяцев ушло на сбор команды, и не зря он доверил Лизе подбирать людей, уже тогда планировал отправить их в тайгу, на верную смерть. Но как же он мог узнать о катастрофе? Значит, крушение самолета было подстроено. Генерал рубит концы, для этого ему понадобился корабль и команда.

Полковник не считал себя очень умным человеком и большим стратегом, но у него был большой жизненный опыт и знание людей. Белограй ему не по зубам. Генерал видел все наперед, мог разложить ситуацию по косточкам, как карты в пасьянсе. Зачем ему понадобилась Лиза? Зачем он сколачивал банду из зеков? Челданов вспомнил загадку со стариком, козлом, кочаном капусты и волком. Дурацкая история, о которой уже успел забыть. Ответа он тогда не нашел и до сих пор его не знает.

Лиза бросила вещи на пол и расплакалась. Челданов пересел к ней и обнял за плечи. У него не было оправданий, и он не находил нужных слов для ее утешения.

– Жалко мне тебя, Харитоша.

Полковник обомлел. Жену посылали на верную гибель, а она его жалеет.

– Меня не нужно жалеть, Лизок, я на своем месте не пропаду.

– Пропадешь, если мы не найдем самолет с золотом. Мы его найдем, Харитоша.

– Вы погибнете.

– Ты видел зеков, с ними я не погибну.

– О чем ты, Лиза! Банда сумасшедших. Они передушат друг друга, как только выйдут из зоны, а выжившие пустятся в бега.

– Я так не думаю. Белограй обещал им паспорта. А тайгой таких людей не напугаешь. И не называй их бандой, я уверена в этих людях. Если бы мне поручили заново набрать команду, выбрала бы тех же. Они не герои, но цену свободе знают и умеют за нее бороться. Белограй дал всем шанс спастись, и они им воспользуются. Побег – вот что ведет к погибели. Может, кто-то и решится на «скачок», но немногие.

– Ты веришь в затею Белограя?

– Верю, Харитоша. Я выживу. Даю тебе слово. Только бы с тобой все было в порядке.

Он мог переубедить жену в два счета, так как знал больше, чем она, но делать этого не стал. Лишить человека веры и цели – значит погубить его. Может, Лиза права. В общей связке люди способны на подвиг. И что главное, им не будет препятствовать колючая проволока. От кого и куда бежать? Тайга бесконечна, как космос.

– Белограй тебя бросит, – тихо заговорила Лиза. – Он уплывет на своем корабле. Ты останешься один и отвечать тебе придется одному.

– Это моя работа, Лиза. Каждый из нас должен за что-то отвечать. Уйдет Белограй, придет другой. В нашем хозяйстве чужаку не разобраться, я им нужен.

– Ты прав, Харитон. А я найду золото, тогда к тебе никто не придерется.

У Лизы горели глаза. В эту секунду Челданов понял, что с ней ничего не случится. Он чувствовал себя виноватым перед женой. Мало того, что сгубил молодость самой красивой женщины на свете, превратив ее в жандарма, так теперь еще и подверг испытаниям, непосильным для человека.

Лиза о себе не думала. Белограй подлец, спасающий свою шкуру, Харитон на попятную не пойдет, он не трус. Ему придется отвечать за всех одному. Если она найдет золото, то спасет мужа. Лиза даже была благодарна генералу за то, что он поставил ее во главе экспедиции. Вряд ли он послал бы на верную смерть Варю, на которую смотрит с придыханием. Нет. Может, он и не верит в то, что команда найдет золото, в конечном итоге ему глубоко плевать на самолет – он дал людям шанс спастись. Порядочным людям, закаленным, способным побороться за свою жизнь. Белограй не ошибся. Она это докажет. Не генералу и не кому-то еще, а себе, мужу и тем, с кем пойдет в одной связке.

Аиза встала, подошла к письменному столу и выдвинула верхний ящик. Здесь лежали ее любимые безделушки: маленький дамский браунинг с перламутровой ручкой, туалетная сумочка, вышитая бисером, перочинный нож с резьбой по слоновой кости, усыпанная алмазами пудреница. Все свои «игрушки» Лиза сложила в сумочку. Глянув на одежду, разбросанную по полу, она поморщилась и сказала:

– Мне нужно мыло, зубная щетка, порошок, шерстяные носки, нижнее белье и теплый шарф. Остальное отнеси на склад или сожги, а хочешь раздай вольняшкам, пусть покрасуются.

– Как прикажешь, Лизок.

– Не вешай нос, полковник Челданов! Рано мы друг друга хороним. Я еще в Москве пожить хочу, в Дом Союзов на бал сходить.

Челданов через силу улыбнулся:

– Сходим. И новое платье купим тебе в Москве, настоящее, соответствующее сегодняшней моде.

– Умница! А ну-ка, Харитоша, тащи сюда вино и патефон, начнем наш бал прямо сейчас.

Лиза запела и закружилась по комнате, расшвыривая ногами тряпки.

3.

На крышку стола упал тяжелый маузер в резной деревянной кобуре.

– Возьмешь с собой, Гаврюха. Прицельность отменная, на триста шагов пулю кладет в цель. С твоим глазом лучшего оружия не придумаешь. Двадцать зарядов в обойме.

Гаврюха сидел за длинным дощатым столом и хмуро наблюдал за генералом.

– Бумагу получишь со всеми печатями. Запомни, вы геологи Дальстроя, партия № 666. С этой ксивой вам везде дадут зеленый свет. В папке подробные карты, какие только есть на сегодняшний день. Нужные координаты у тебя на отдельном листке записаны. И еще. Получишь конверт, зашьешь в подкладку. Вскроешь его только тогда, когда найдете самолет. Причины падения должны остаться неизвестными. Рано или поздно его найдут. Ты должен сделать это первым и выполнить мои инструкции. Все прописано в конверте, береги его как зеницу ока.

– Я понял, батя.

– Уверен, вы выживете. Другого спасения у вас нет. Через месяц или два сюда нагрянут новые начальники из Москвы, все мое окружение поставят к стенке. Челданова не тронут на первых порах, без него им в нашей кухне не разобраться. Сорокина я вытащу из мышеловки, еще троих-четверых, другим не уцелеть.

– Мне бы пару солдат в помощь.

– Нет у меня солдат, Гаврюха. Ты получил дюжину. Хороши или плохи, но других нет. Не тебя учить с зеками договариваться, это они в тебе должны нуждаться, а не ты в них. Тайга твой дом родной. Ягоды скоро пойдут, грибы, орехи. Дичь, зверье всегда есть. В тех местах изюбрятины полно, рыбы. Запасись солью, спичками, патронами, мукой и пшеном. Сам все знаешь. Зеки крепко на ногах стоят, грузи каждого под завязку. Я в тебя верю, Гаврюха.

– Зачем тебе самолет, батя?

– Вам не самолет нужен, а цель, чтобы выжить. Оставляй метки для обратного пути.

– А как же рация в самолете?

– Ты не только рацию там найдешь. Все инструкции во втором конверте.

– Почему во втором?

– Первый у тебя могут найти. Пусть найдут, второго искать уже не станут. Вот его-то и спрячешь как полагается.

– Им же кроме паспортов ничего не нужно…

– Я все рассчитал.

– Уж в этом я не сомневаюсь. Лучше тебя никто с дикой стаей общего языка не найдет.

– И ты найдешь. Жизнь заставит.

Лейтенант Дейкин, повышенный в звании до капитана, взял со стола кобуру и вынул большой длинноствольный пистолет с гравировкой. «Командиру Кузьме Белограю за храбрость! Командарм Фрунзе». Теперь пистолет попал в его руки. Можно сказать, по наследству.

Гаврюха испытывал сложные чувства и сейчас беспокоился не о себе, а о своем приемном отце, императоре Колымы всесильном Белограе. Очевидно, только ему были известны слабые стороны могучего колымского вождя. Похоже, что и генерал уже не думал о своем будущем, передав наследство отца Гаврюхе. Они долго стояли и смотрели в глаза друг другу, эмоции в этом доме были не в почете.

Странный народ жил в те времена.

4.

Настал день отъезда. Кто-то его боялся, для кого-то он стал неожиданностью, для иных – переживанием. Доктор Бохнач провожал Варю со слезами.

– Будто отрубили правую руку. Мне трудно представить больницу без ваших забот и теплой души.

– На фронте я была грубее и безжалостнее к людям. Здесь я встретилась с вами, и мир перевернулся. Видя перед собой такой пример, человек не может не меняться. И дело вовсе не в условиях, для настоящего врача они не должны иметь значения. Спасибо вам, Илья Семенович.

Девушка положила ему голову на плечо, и он нежно ее погладил.

К больничному крыльцу подогнали открытый грузовик. Охранники вывели во двор десятерых узников из одиночек. Погода радовала, в воздухе пахло весной.

– Смотри за ними, Варя. Есть очень редкое понятие в медицине – отравление кислородом.

– Да, их лица похожи на застойное болото. Мне запрещали открывать окна в камерах.

Узников переодели в солдатские гимнастерки, выдали кирзовые сапоги и солдатские бушлаты. Автоматчики откинули борт машины, и полувоенный дикий взвод загрузили в кузов. Варя чмокнула в щеку главврача и присоединилась к своим подопечным. Внешне она ничем не отличалась от них: те же сапоги, гимнастерка, бушлат. Никто из узников не догадывался, что докторша – такая же заключенная, как и они. Двое автоматчиков сели напротив друг друга по бортам, и машина тронулась в путь.

На аэродроме велись свои приготовления. Гаврюха занимался погрузкой вещмешков и ящиков. Лиза стояла возле «эмки» мужа и тихо переговаривалась с ним. Имидж свой императрица менять не стала, продолжая блистать на солнышке кожаным одеянием. У ног стоял маленький рюкзачок. Вася Муратов суетился возле Гаврюхи, помогая с погрузкой.

– Послушай, Гаврила Афанасьевич, ты теперь вырос до капитана. Открой секрет по секрету, если генерал с нами не летит, то почему он отсылает свой собственный самолет на рядовой рейс. Что, у нас мало машин?

– Куда ты нос суешь, Вася? Приказано – лети. И рейс вовсе не рядовой, а специальный. Твой командир имеет пакет к начальнику Хабаровского краевого МВД. Значит, бумага важная и кому ни попадя ее не доверят.

– Темнишь, капитан Дейкин. А почему он Челданову не доверил пакет?

– Челданов никуда не летит.

– Погоди. Как не летит? А что же он здесь делает? Тебя провожает?

– Свою жену. Елизавета Степановна с нами летит.

– Быть такого не может!

Они продолжали таскать вещи в самолет, а Муратов не переставал дергать Гаврюху за рукав.

– Она же сбежит от него, полковник на шаг Лизку от себя не отпускает.

– Врагу бы такого побега не пожелал.

– Слушай, ему под пятьдесят, а ей тридцати нет!

– И что? Они десять лет прожили рука об руку.

– Прожили? Так она же на цепи сидела.

Гаврюха сбросил с плеча мешок в общую кучу.

– Ты взрослый человек, Вася. Грамотный. Бортинженер с образованием, а лопочешь как ребенок. Прилетишь в Хабаровск, все узнаешь. Думаешь, мне все известно?

– А это в чехлах – винтовки?

– Карабины. И что из того?

– Война пять лет назад кончилась. Оружие с «материка» к нам возят, а не мы им.

Гаврюха стал спускаться по трапу. Муратов последовал за ним. На взлетную полосу въехал грузовик с людьми. Василий остановился и сунул руки за ремень.

– Ну вот, весь самолет загадят!

Увидев машину, Лиза вздрогнула, будто ее вызвали к зубному врачу.

– Ну почему он выбрал тебя? Ты же женщина, – злобно пробурчал Челданов.

– Ты знаешь ответ на этот вопрос, Харитоша. Он оставляет тебя в заложниках, хочет сделать козлом отпущения. За все тебе одному придется отдуваться. Я знаю, чем занимается Сорокин. Он сколотил команду моряков, и сейчас они заканчивают ремонт сторожевого корабля, стоящего у острова Недоразумения. Я нашла своих прокаженных, Сорокин – своих. Мы оба занимались одним и тем же делом. Теперь я поведу свою команду в неведомые края, а Сорокин выведет своих морячков в Тихий океан. Но ему составит компанию Белограй, а мне – его шут. Помнишь школьную загадку: «А кто остался в лодке?». Останешься ты. Один. Тебя бросят на растерзание волкам. Но если я найду золото, ты станешь героем.

– Героем я не стану.

– Я видела шифровку Белограя, сумела прижать к стенке шифровальщика. Генерал отправил телеграмму в Москву от твоего имени, а не от своего. Это ты отдал приказ выслать на поиски самолета специальный поисковый отряд. Уверяю тебя, отряд справится со своей задачей. Иеще. Белограя здесь нет. В шифровке сказано, что он вылетел в Москву спецрейсом вместе с золотом. Генерал погиб. Его больше не существует. Сейчас ты хозяин Колымы, а Белограй – призрак.

– В таком случае я его понимаю. Он вас спасает, отправляет в разные стороны, чтобы приближенные к нему люди не попали под общий каток. Теперь понятно, почему он на обычный рядовой рейс снарядил свой экипаж. Они назад не вернутся. И вы ничего не найдете в тайге. Жребий вытянул я. Правильно.

– Если я найду золото, ты станешь начальником Дальстроя. В глазах Лизы сверкнул знакомый огонек. Она должна верить в поставленную задачу, тогда победит. Челданов знал свою жену. С таким же огоньком в глазах юная комсомолка из интеллигентной семьи приехала из столицы поднимать Колыму и строить на Дальнем Востоке великие города. Без веры она жить не может.

Челданов поцеловал жену, и она побежала к самолету.

Экипаж занял свои места. Загудели двигатели. Десять заключенных, врач, Лиза, генеральский шут и двое автоматчиков сидели в комфортабельных креслах, обитых плюшем, отделка самолета соответствовала вкусам хозяина. Такое начало многим понравилось. Покинуть Колыму никто из присутствующих не мечтал, по каким бы причинам ты туда ни попал, выход имелся только один – на кладбище.

Машина начала разбег, сильно трясло, заложило уши от кошмарного рева. Все скорчили физиономии, кроме Глеба Шабанова. Он улыбался. Самолет оторвался от земли и поднялся в воздух. Сидящий рядом с Шабановым курчавый мальчишка помотал головой.

– Черт! Терпеть не могу самолетов. Правда, я никогда еще не летал, но ничего интересного. Другое дело – море. А тебе, я смотрю, в радость, расплылся, как блин на сковородке.

– Я летчик, Огонек. Был им когда-то.

– Ты хоть помнишь, когда в последний раз летал? В прошлой жизни?

– Можно и так сказать.

Шабанов повернулся к иллюминатору и начал разглядывать облака, кипящие бурной пеной под стальными крыльями. Он давно уже не мечтал подняться в небо…

Пилот

Бой был неравным – пятеро против дюжины. Во всем виновата разведка. Они не знали о тайном аэродроме противника. Завидев в воздухе звено капитана Шабанова, немцы дали деру, а на самом деле их попросту заманили в ловушку. Старший лейтенант Леонид Хрущев сбил одного «мессера» и погнался за вторым. Глеб прикрывал его. Ленька на приказы не реагировал. Мальчишество. В хвост Хрущеву начал заходить «фоккер». Шабанов нырнул под него и дал сплошную очередь до того, как фриц успел открыть огонь. Немец взорвался в воздухе. Вот тут все и началось. Как из-под земли в небо взлетела стая фашистских ястребков, словно ворон спугнули с ветвей деревьев. Небо почернело от «фоккеров», «мессеров» и «юнкерсов». Самолет Хрущева вспыхнул, как зажженная спичка, и со свистом пошел вниз.

– Прыгай, Леня! – крикнул Шабанов.

Похоже, Хрущев искал смерти. Летал дерзко, команды не выполнял, шел на неоправданный риск. За шесть месяцев, прошедших после военной коллегии, он сбил двух фрицев и сам потерял новенький ИЛ.

После бездарной гибели капитан-лейтенанта Георгия Курбатова Ленька изменился. Они ждали расстрела. Их продержали в карцере две недели без допросов. Приговор выглядел насмешкой: Шабанова лишили одной звездочки, которую он вернул себе через два месяца. Хрущева за убийство приговорили к восьми годам пребывания на фронте без отпуска и увольнительных. О каких восьми годах могла идти речь, если война подходила к концу? Все понимали, любого другого поставили бы к стенке по законам военного времени, а сына Хрущева отправили на фронт, согласно предписанию, лежащему у него в кармане. Ленька превратился в воздушного хулигана, забыв о том, что он не Покрышкин, не Кожедуб, а бомбовоз, переученный на истребителя.

Сейчас Шабанова интересовал только один вопрос: прыгнул или не прыгнул? Он снизился, на бреющем полете описал дугу над лесом. В воздухе мелькнул раскрывшийся парашют.

– Ну, слава богу, успел!

На этом его мысль оборвалась. Стекла кабины рассыпались и, превратившись в крошку, полетели ему в лицо. Перед ним возникла черная стена дыма. Машина начала цеплять верхушки деревьев. Очки спасли глаза. Шабанов не чувствовал боли, но руки плохо слушались. Только бы не потерять сознание, тогда конец, сгорит вместе с машиной.

Самолет сел на брюхо в открытом поле. Вспыхнул огонь. Шабанов расстегнул ремни, отбросил крышку люка и начал выкарабкиваться из кабины. Ему показалось, будто он потяжелел вдвое и не может справиться с собственным весом. Скрипя зубами, он дрался за свою жизнь. Перевалившись через борт, упал на крыло и соскользнул с него на землю.

Машина полыхала. Ползти он не мог, начал перекатываться с боку на бок. Небо смешалось с землей, кровь заливала стекла очков, Шабанов их скинул. Откатившись на безопасное расстояние на случай возможного взрыва, он достал спички и поджег свой планшет с картами и документами, затем достал пистолет и передернул затвор. Теперь кровь заливала ему глаза – утыканное осколками лицо продолжало кровоточить. Он ничего не видел. В таком состоянии ему не уйти. До линии фронта не менее десяти километров, не дотянуть, слово «плен» даже произносить стыдно. Выход только один – пуля в лоб. Вот судьба с ними и рассчиталась за бессмертного морячка. Глеб поднял руку, приставил к виску пистолет, но потерял сознание раньше, чем успел выстрелить.

Очнулся он в каком-то сарае. Пахло навозом и перепревшим сеном. Лицо пощипывало, словно его кошки поцарапали. Вокруг сидели люди а гимнастерках без погон. Его голова лежала на свернутой шинели. Кто-то подал воды в ковшике, Шабанов с жадностью осушил его.

Рядом на корточках сидел немолодой мужчина в офицерской гимнастерке и, улыбаясь, смотрел на растерянного пилота.

– Ничего, герой, до свадьбы заживет.

– Где мы?

– В гостях у фрицев. Набьют коровник до отказа и погонят в лагеря. Нас тут сначала пятеро было, теперь не меньше сотни набралось. Где-то наши ребята попали в кольцо, за три дня коробочка набилась, потоком ведут.

– Вместе с сараем сожгут. Знаю я этих сволочей, – подал голос сидящий неподалеку.

– Нет. Не те времена. Видишь, летуну йод дали, бинты. Заботливые. Это при наступлении они жгли все подряд, теперь смысла нет. Рядовой состав немцы не жалуют, а офицеры на обмен пойдут.

Шабанов тут же вспомнил о Хрущеве.

– Другие летчики здесь есть? – спросил он, пытаясь встать.

– Был один, его увели, и больше он не возвращался. На допросы всех водят. Морды не бьют, ничего не требуют, ходишь, как невеста на смотрины. Были случаи, когда с допроса не возвращались, но таких мало.

– Как выглядел тот летчик?

– Молодой парнишка, лет двадцати пяти, курносый, светловолосый, ушастенький. Тоже подбитый, как и ты.

Шабанову помогли подняться. Он обошел коровник, но знакомых лиц не нашел. Люди вели себя спокойно, с достоинством, большинство было перебинтовано, он и на своей голове нащупал бинты. Судя по кителям и сапогам, солдат здесь не содержали. Значит, сортируют. Глеб вернулся на свое место.

За людьми приходили двое: один – офицер, другой – в штатском. Форма армейская, не эсесовская. Брали по одному, кого-то держали долго, кто-то возвращался сразу. К вечеру принесли и раздали хлеб, каждому по полбуханки.

Пришла очередь и Шабанова. Коровников во дворе хватало, похоже, под временные изоляторы использовали ферму, возле каждого выставлена охрана из четырех солдат со шмайссерами. Глеб тихонько огляделся. Коровники стояли на мягкой почве без фундамента, общими усилиями можно сделать подкоп. Кто-то из пленных командиров должен знать местность, если их накрыли в здешних лесах. Можно попытаться выбраться к партизанам. Обнадеживало то, что не видно было ни одной собаки, значит, здесь расквартировано обычное воинское подразделение. Но окопались они крепко. Долго ли смогут удержаться? Немцы не знают о подходе наших свежих дивизий, их разведка работает не лучше нашей.

Шабанова привели в избу, похожую на бывшее правление колхоза. За столом сидел майор в щегольском мундире, двое в штатском стояли. У того, что повыше, на галстуке значок со свастикой, второй носил косоворотку, этим все сказано. Он и переводил.

– Хорошо летаете, у нас такие пилоты имеют больше орденов. Чем-то провинились?

Соображает, гад.

– Водки пью больше нормы.

– Зря вы сожгли свои документы. Нас не интересует ваше имя, у нас есть списки эскадрильи. Петров или Иванов, не имеет значения. Нас интересуют разведчики и особисты, а также командный состав. Они обладают интересующей нас информацией, а вы нет.

– Для чего же меня сюда позвали?

– Мы сбили шесть ваших самолетов. Сами виноваты. Поднимаясь в небо, надо знать, что делается на земле, а вы угодили в капкан. Вас ловко туда завели. Из пилотов выжило двое. Ваш дружок катапультировался, но документы свои уничтожить не догадался. Ему это непростительно.

Он достал из ящика летную книжку.

– Гвардии старший лейтенант Леонид Никитович Хрущев. Хочу задать вам вопрос. Является ли данный офицер сыном генерал-лейтенанта, члена комитета обороны Никиты Сергеевича Хрущева?

– Спросите у него.

– Я знаю, что и у кого спрашивать, и я решаю, вернетесь вы к своим коллегам в барак или будете расстреляны? Вы офицер вражеской армии.

– Я не знаю никакого Хрущева. Меня перевели в эскадрилью после госпиталя, всех летчиков знать не могу. Тем более кто кому родственником приходится. Политикой не интересуюсь. Кто такой Сталин и Калинин знаю, а остальные ходят гурьбой, машут флажками с мавзолея собственным портретам, но чем руководят, мне неизвестно.

– За такую позицию вас свои же расстреляют.

Он опять выдвинул ящик стола и достал обгоревший партийный билет.

– Вы коммунист, капитан. Планшет ваш не полностью сгорел. Шабанов Глеб Васильевич, член партии с тридцать девятого года. Вам ли не знать членов политбюро.

Летчик молчал.

– Хорошо, капитан. Вы пытались прикрыть Хрущева в воздухе. За его ошибки поплатитесь собственной головой. Он плохой летчик, но вы его не бросили, теперь прикрываете на земле. Стоит ли отдавать свою жизнь за глупого сосунка? Идите и подумайте. Завтра мы продолжим разговор, но он может стать для вас последним. У меня есть предписание: коммунистам и евреям жизнь не сохранять. Я могу сделать исключение, если мы найдем общий язык,

Шабанова вывели во двор и повели в тот же барак. Судя по восходящему солнцу, было раннее утро. До завтра еще далеко. Он узнал главное: Ленька жив и находится здесь же. Скорее всего, парня держат в отдельном помещении. Горячий малый, как бы глупостей не наделал. Его-то они точно не расстреляют. Майор еще крест на грудь получит за такой сувенир. Эх, Леня, Леня!

Вернувшись в барак, Шабанов подошел к офицеру, который его опекал.

– Ну что? – спросил тот.

– Пара дурацких вопросов и обещание поставить к стенке, если к завтрашнему дню не одумаюсь.

– Меня тоже обещали шлепнуть, я же штабист, знаю то, чего они не знают.

– Как вас зовут?

– Никодим Семеныч.

– А меня Глеб. Они свое обещание выполнят, я с ними откровенничать не собираюсь.

– Война, друг мой, война. К смерти я готов.

– Только не такой. Погибать в бою хорошо, а не как скоту убойному. Не зря нас в коровник поместили. Вот что, Никодим Семеныч. Охрана здесь дохлая, сараи на подпорках стоят, вот-вот завалятся. С задней стороны подкопчик сделать можно, наш коровник последний в ряду. К ночи успеем. Собак здесь нет.

Лицо мужчины оживилось.

– Нужно еще парочку надежных ребят.

– Найдем. Только дисциплина нужна. Уходить по одному, а стадом рвать когти – перестреляют.

– Народ подобрался бывалый, пороха нанюхались, их учить нечему. А дальше как?

– Солнце восходит со стороны двух часов. Там восток, там наши.

– Дело говоришь.

– Приступим.

Команду «копателей» сколотили из семи человек, работали слаженно. Народ попался толковый, в основном кадровые военные. К ночи подкоп был готов, осталось пробить дерн, чтобы выбраться из сарая. Первым пошел Шабанов. Дерн выбивал головой, плечами раздвинул отверстие и выполз наружу. Гробовая тишина. Выждав, Глеб бросил в яму ком земли, давая сигнал следующему. Ночь стояла лунная, без облачка, придется ползти. Впереди поле, за ним лес. Если поле переползти, дальше проще будет.