Текст книги "В чужом ряду. Первый этап. Чертова дюжина"

Автор книги: Михаил Март

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)

15.

Площадь села представляла собой крут размером с половину футбольного поля. Слева одноэтажная изба, построенная по принципу барака с высоким крыльцом посредине, на котором висел выцветший красный флаг и табличка «Сельсовет». По другую сторону стояла рубленая церковь с золочеными куполами и крестами. С близкого расстояния она выглядела намного выше и величественнее, чем казалась с другого конца улицы. Справа еще один добротный сруб с надписью на фасаде: «Сельпо».

– И чего им здесь не жилось? – удивилась Елизавета Степановна.

– Где еще увидишь такое: церковь с крестами соседствует с красным знаменем, – заметил Пенжинский.

– Обратите внимание, Афанасий Антоныч, – обратился к нему Журавлев, – в каком состоянии флаг и как сверкают купола. Похоже, их золотили совсем недавно. Здесь уживались и красные, и белые. Нашли общий язык без гражданской войны.

– А белые тут при чем? – спросила Лиза.

– Вы не обратили внимание на фотографии? В каждом доме стены увешаны рамками со снимками, целые иконостасы. По фотографиям можно составить семейные биографии. В одном случае рядовой матрос с женой и детьми, в другом – гвардейский офицер с царскими орденами и дамочки в шляпках и платьях с кружевами. Есть и босяки, сидящие на крыльце развалюхи. Тут и нерусские жили. Я плохо разбираюсь в этнических группах, но есть семьи с раскосыми глазами. Может, китайцы или якуты. Скорее всего, они и промышляют охотой, в их домах много выделанных шкур. Село старое, ему лет сто. Но кто-то этих людей сумел объединить, перестроить деревню и каждому дать равноценный дом и свое хозяйство. Если хотите, то перед нами образец коммуны, где все равны. Среди селян был сильный лидер, полагаю, это священник. Отгрохать такой храм с золоченными куполами непросто. И не думаю, что бывшие матросы, большевики и китайцы занялись бы подобной работой. С другой стороны, десяток человек со строительством не справится, тут всем миром душу вкладывали. Постройка свежая, церкви не более десяти лет.

– Место изумительное. Оазис, – восхищенно заметил Пенжинский. – Горы спасают от сильных ветров, в центре, как в раковине, впадина с озером и селом, похожим на картинку. Рыба, охота, подсобное хозяйство, что еще нужно!

– Железная дорога и станция километрах в ста, не дальше. Значит, есть соль, спички, порох, керосин, – добавил Журавлев.

– С чего вы взяли, Матвей Макарыч? – насторожилась Лиза.

– В домах керосинки, сельпо перед вами. Торгуют обычно товарами, которых нет у населения. Я видел на задворках подводы. Это не старые телеги, а хорошо сделанные прицепы с автомобильными рессорами. Они рассчитаны на плохую и не близкую дорогу. Тут работал знатный мастер. А потом, у людей есть деньги. Зачем они им, если бы жили только на всем готовом? Я думаю, они возили на станцию пушнину, охотничьи трофеи, продавали или обменивали на оружие, порох, соль, пшено. Нашелся среди местных и купчишка, отстроил сельпо, упорядочил торговлю. И люди здесь жили не темные и безграмотные, а вполне современные. Многие фотографии сделаны в наши дни.

– Нам тоже не помешал бы фотоаппарат, – улыбнулась Лиза, – могли бы и самолет сфотографировать, и те места, где еще никто не бывал.

– О таком я и мечтать не мог! – воскликнул Князь. – Я умею обращаться с фототехникой, в Ленинграде у меня остались два фотоаппарата.

– Это повод заглянуть в сельпо, – предложил Журавлев. Тем временем Варя и Шабанов обходили село со стороны озера. Чистейшая вода ласково набегала на песчаный берег, вдоль кромки сохли выброшенные водоросли. Варя больше не напоминала бывшему пилоту о прошлом. Если он этого не хочет, то значит так надо. Она все еще любила его и надеялась на взаимность. Она потерпит. Долго терпела. Главное то, что Глеб рядом, во второй раз она терять его не хотела.

У небольшой сколоченной из досок пристани стояли лодки, привязанные цепями. Глеб пощупал воду руками.

– Очень теплая.

– Конечно. Днем градусов двадцать, наверное, в Магадане такая погода только в июле бывает.

– Забудь о Колыме.

– Это невозможно, Глеб.

– Тогда не говори о ней вслух.

– Хорошо. Святой отец угодил с парашютом в озеро, а у костра появился только к ночи и не простыл.

– Старик закаленней нас с тобой, он просидел девять лет на северной точке. Колыма – конец света, а Чокурдах – конец Колымы. В больницу его на самолете доставили. Так что Монаха местной водичкой не заморозишь. Удивительно другое. Озеро большое, противоположный берег едва виден, но зимой оно не замерзает.

– Почему ты так думаешь?

– Лодки на плаву с прошлого года. Лед их расколол бы, как скорлупу, а они даже течи не дали. Зимой здесь должно быть не ниже трех градусов, иначе вода замерзает. Горячие ключи? Странное местечко.

– И почему ушли все люди? Здесь же рай! Следов эпидемии я не нашла, в домах чисто. Вот только тараканы кошмарные. Черные, здоровенные, как майские жуки, и эти ужасные крысы.

В воде плесканулась огромная рыбина, они успели заметить ее гигантский серебристый горб.

– Я не удивлюсь, если мы встретим здесь собаку размером со слона, – покачал головой Глеб. – Посмотрим, что еще интересного тут можно увидеть.

Они двинулись дальше.

Качмарэк, Лебеда и Огонек обошли церковь и остановились возле деревянных ворот кладбища.

– Надо глянуть, – предложил кубанский казак.

– Мало тебе могил на Колыме? – возразил мальчишка. – Не насмотрелся. Каждый день десятками вытаскивали за ворота.

– В лагерях вместо могилы стоял столб и жестяная табличка с номером, – возразил Казимиш. – А эти могилы умеют разговаривать.

– Это как же?

– Да так. Есть старые могилы, есть свежие. Или вот: темный крест православный, а рядом католический. Значит, здесь жили и католики. Тут имена записаны, даты.

Могильных рядов было много, кладбище уходило далеко к самому лесу.

– Село очень старое, – сказал Лебеда. – Есть двойные могилы. Вот отец. Он умер аж в 9-м году, жена – в 21-м, а сын – в 47-м. Целая семья.

– Смотрите, а тут целый участок свежих могил, – указал пальцем Огонек. – Даже цветочки высохшие на холмиках лежат. Дата смерти – июль 49-го. Года не прошло.

Двинулись дальше.

– Я насчитал тридцать две могилы, – с некоторым испугом пробормотал мальчишка.

– И все умерли за июнь и июль прошлого года, – констатировал Лебеда. – Смерть с косой прошлась по этим местам.

– Похоже, наша докторша права, здесь без эпидемии не обошлось, – сделал вывод Качмарэк.

– Вот вам и причина, по которой люди ушли из таких чудных мест. Пора возвращаться, надо наших предупредить.

На обратном пути им попалась пасека. Среагировали они не сразу. Огромная пчела ужалила кубанца в колено, он вскрикнул от боли. Его подхватили под руки.

– Ты видел эту лошадь! – кричал Огонек. – Шмель!

– Я сам, – отстранился казак и, прихрамывая, поскакал следом за товарищами. Они неслись без оглядки, пока не обогнули церковь и не выскочили на площадь.

Чалый, Кострулев и Улдис бродили по пустым кабинетам сельсовета.

– Ни одной бумажки не оставили, – заметил латыш.

– А что ты значишь без бумажки? – усмехнулся Чалый. – Сначала документы, потом человек.

– Идите сюда, – позвал Кострулев.

На полу во второй комнате стоял мощный сейф, на стене висела карта.

– Карта вместо портрета вождя! – удивленно воскликнул Улдис. На его реплику не обратили внимания, все разглядывали

карту.

– Не в такую уж глушь нас с вами закинули, как нам казалось.

– Я в них ничего не понимаю, – помотал головой Кострулев.

– Тут даже масштаб не обозначен, – процедил сквозь зубы Чалый.

Улдис снял карту со стены и разложил ее на столе.

– Масштаб определить просто. По озеру. По моим прикидкам оно не шире трех километров. А теперь смотрите на эту линию. Знаете, что это? Железная дорога. Прямого пути до нее нет, кругом зеленая масса. Местные сами проложили путь к «железке» через тайгу. Следы от телег найти – это и будет дорога. Направление юго-восток. Фонари и компасы у нас есть. С оружием и пайкой в вещмешке можно добраться до станции. Вот она. Скорее всего, обычный полустанок. Называется Черная балка.

– И сколько до нее? – спросил Кострулев.

– Километров восемьдесят.

– Соблазнительно, – кивнул головой Кистень.

– Без документов? – усмехнулся Трюкач.

– К станции идти незачем, левее, где железка описывает дугу, поезда скорость снижают, можно вскочить на ходу в любой состав, идущий на запад.

– А дальше что? – спросил Чалый.

– Два года тому назад мы дернули из Оротухана. В ноябре. Всю зиму шли. Ворон жрали и вышли к маяку живыми. Пятьсот сорок верст. Дальше нас море не пустило, не то до Москвы дошагали бы. И о бумагах мы не думали, о жратве забыли, нам нужна была свобода. Любая, только не рабство.

– Мы не в лагере, Улдис. Нам дали шанс.

– Кому ты веришь, Родион? Тем, кто за тобой ходил с кнутом, пока ты горб гнул на рудниках?

– Они идут с нами в одной связке, и уж точно сдыхать не хотят. Теперь мы все равны.

– Бандершу пожалел. Я вижу, как она на тебя смотрит. Ей опора нужна, в тебе она ее и нашла, ты самый здоровый из нас.

– Когда до золота доберемся, там видно станет, кто кому опора, – вмешался в перепалку Кострулев, обходя сейф.

– Хочешь взглянуть на содержимое? – спросил Чалый.

– Я с детства болен любопытством, меня интересует все, что от меня прячут.

– Дверь лбом прошибать будешь… – не без иронии проговорил Латыш.

Кострулев оторвал от ящика стола бронзовую ручку. Изогнул ее, заточил о каменный подоконник, примерил, еще подогнул и просунул изогнутый штырь в замочную скважину. Приложив ухо к двери, он пошевелил самодельным орудием, и все услышали щелчок. Поворот ручки – дверь открылась. На нижней полке сейфа лежали пачки денег, на верхней – Конституция СССР, Устав партии, дореволюционное издание Библии и две тонкие папки, завязанные тесемочками. Ничего интересного.

– Теперь можно не сомневаться, здесь жило племя сумасшедших, – сделал вывод Кострулев.

– Черт, целое состояние! – помотал головой Блонскис.

– Им оно не понадобилось. Значит, сельчане ушли в тайгу, где деньги никому не нужны, – решил Чалый. – Могли бы двинуть к людям. Железка не так далеко.

– Значит, не те люди там живут, – предположил Кострулев.

– Или здесь жили не те, – добавил латыш.

Чалый достал одну папку, развязал тесемки и открыл ее. В ней лежал орден Ленина, орденская книжка, партийный билет и пустой конверт, адресованный в краевой отдел внутренних дел. Письма в конверте не было.

А тем временем Лиза со своими спутниками разгуливала по сельпо.

– Вот вам и фотоаппарат, Елизавета Степановна. ФЭД! Замечательная машина.

– Реквизируем.

– Тут и пленка есть, и химикаты.

– Забираем все. Вы ответственный за фото, Князь, будете вести фотодневник нашей экспедиции.

– Согласен.

– Оружие все забрали и патроны тоже, – завершив осмотр, сообщил Журавлев. – Но в подсобке шашки с динамитом. Целый ящик.

– Динамит нам не нужен. Пару хлопушек можно прихватить на всякий случай, но не больше.

– За магазином следил хороший хозяин, – продолжал следователь. – Все щели заделаны на совесть, крыс нет, даже крупа сохранилась. Много риса и консервированных ростков бамбука. Так что я не ошибся, скорее всего, здесь жили китайцы. Есть батареи к фонарям, они подходят к нашим, но старые.

– У нас новых хватает, – отмахнулась Лиза, разглядывая женские пуховые платки.

– Хозяином магазина тоже был китаец. В подсобке кухня, там пиалы, палочки, острые специи. Русские так не питаются.

– Это открытие нам ничего не дает, – сказал Князь, – китайцев в Сибири очень много. Да кого тут только не встретишь, даже арабы есть.

– А что вы скажете об этих клетках, Афанасий Антоныч? – спросил Журавлев у Пенжинского.

– Во всяком случае, они не для птиц, хотя прутья расположены на очень коротком расстоянии друг от друга. Птичьи подвешивают, а здесь нет крючков. И птицам не подстилают солому. Клетки большие, прямоугольные, с тяжелым дном.

– Но хорьками и тушканчиками здесь вряд ли торговали. Тогда чем, как вы полагаете, Матвей Макарыч?

– Я думаю, змеями. У китайцев змеи – деликатес. Особенно кобры и детеныши питонов. Сначала они пьют кровь змеи, это целый ритуал, потом готовят из мяса особую похлебку. Я пробовал это блюдо в Индии, мне не понравилось.

– Мы с вами пришли к одному выводу, но с разных сторон, Афанасий Антоныч.

– С какой же стороны подходили вы? – спросила Лиза.

– Обратите внимание на эти поясные ремни, они из змеиной кожи. Безотходное производство, у китайцев все идет в дело. В моем лагере сидел один китаец. Как-то он нашел медную гайку, надевавшуюся на палец, потом раздобыл кусок фетра и через месяц из гайки сделал перстень, без всяких инструментов – фетр ему заменил наждачный круг. Перстень он обменял на пайку у блатных. От золотого не отличить.

– Хорошо, граждане философы. Нам пора присоединиться к своим, в селе есть еще на что посмотреть.

Лизе нравилось слушать этих двоих. Их интонации, манера обращаться друг к другу напомнили молодость и совсем другое время. Но как двое зеков сумели сохранить нормальный язык, живя среди оголодавшей и озверевшей братии, привыкшей общаться междометиями?

Улдис увлекся пересчетом денег и завалил пачками стол.

– Послушай, Петр Фомич, с твоим талантом открывать замки в считанные секунды ты мог стать очень богатым человеком.

– Был в Москве следователь по фамилии Рубеко. Хотя почему был? Пожалуй, что и есть, он мужик еще молодой. Так он меня тоже считал очень богатым человеком, а взял с грошами в кармане. Кстати, ему так и не удалось доказать мою причастность к взломам.

– Ты знал подполковника Рубеко? – спросил Чалый.

– Знал, Родион. С тех пор, когда он был еще капитаном. На мне он себе репутацию не заработал, и звезд на погоны я ему не добавил.

– Значит, он наш общий крестный, мое дело тоже вел Рубеко. Мне он запомнился как порядочный человек.

Чалый отошел к окну.

Трюкач

Он очнулся утром. Солнечный луч коснулся лица, и Родион открыл глаза. Тупая боль чуть выше правого уха дала о себе знать, как только он пошевелился. Поднявшись с пола, добрел до ванной и глянул на себя в зеркало. Выглядел Родион не лучшим образом. Волосы слиплись от запекшейся крови. Спасла реакция – инстинктивно он успел уклониться, и удар прошел по касательной, надорвав верхнюю мочку уха, иначе череп разлетелся бы на две части. Может, по этой причине его и не стали добивать, решили, что дело сделано.

Чалый склонил голову над тазом и начал поливать ее холодной водой из кувшина. Он умел зализывать раны, травмы в его профессии – вещь обыденная. За полчаса Родион привел себя в порядок, надел единственный костюм и другую кепку. Проверил карманы куртки – фотография Баяна исчезла, золотая зажигалка тоже. Значит, его обыскали. Вспомнил о своей телеграмме, но ее тоже не нашел, как и сценарий, присланный Анфисе. Наткнувшись на коробку с ножами, открыл ее и замер. Вчера в ней лежало пять ножей, шестой, тот, которым убили Анфису, забрали следователи. Сейчас в коробке осталось четыре. Взяли его явно не для украшения интерьера. Достав из шкафа широкий мягкий кожаный пояс со специальными прорезями, служившими своеобразными ножнами, Родион надел его поверх брюк на талию и вставил оставшиеся ножи в прорези за спиной. Застегнув пиджак, посмотрелся в зеркало. Если не придираться, выглядел он сносно, даже привлекательно.

Через час Чалый прибыл на студию. Клава, секретарша Баяна, встретила его приветливо:

– Нестор Григорьевич задерживается, завтра возвращается на съемки, а дел еще много.

Огромная комната была разгорожена книжными шкафами, в которых пылились тысячи папок. За импровизированными перегородками стучали печатные машинки. Стол секретарши стоял у окна, стену занимали ящики картотеки. Шумно, мрачно, пыльно, неуютно. Могильник, а не место для работы.

– Скажи-ка, Клава, а сценариев «Случай с полковником Орловым» у вас не осталось?

– Нет, все передали в группу Кушнера. Теперь ими помрежи великого и неповторимого занимаются.

– Глянь-ка в картотеку, мне кажется, из нее пропала фотография директора, которую он однажды подписывал. Помнишь ту шутку?

– Помню. Только тогда это была не шутка. Она таковой стала, когда появилась Лидочка из костюмерного цеха. Зачем тебе?

– Мы с Нестором подумали, что кто-то мог украсть фотографию.

– Кому она нужна! Карточки Целиковской, Орловой, Серовой иногда пропадают, а Нестор тут при чем?

Она встала и подошла к стене, от пола до потолка закрытой выдвижными ящиками с буквенными обозначениями.

– Богатая картотека.

– Конечно. Тут даже массовка есть. Из тех, что постоянно участвуют в съемках.

– Кто имеет доступ к ящикам?

– По инструкции – только работники отдела, а так – кому не лень. Заявок поступает очень много, а у нас не сто рук. Помрежи сами приходят и отбирают нужных людей.

– В карточках есть адреса?

– Возраст, рост, цвет глаз, размер одежды, обуви, адрес, телефон, если есть, постоянное место работы, перечень картин, в которых принимал участие… Послушай, Родя, а карточки Баяна действительно нет. Ее кто-то забрал.

– Ладно. Не ищи больше. Найди мне карточку Вениамина Мечникова.

Девушка полезла в другой ящик.

– Есть такой. Даже два. Второго зовут Матвей.

– А он что тут делает?

– Сейчас гляну. Так. Старший консультант по вопросам уголовного права. Консультировал семь картин. В том числе и «Смелые люди», где ты снимался.

– Разреши мне глянуть на карточки братьев и поищи еще одну. На Анну Шелестову.

– Ты же женат, Родя.

– А она не замужем?

– Молодая вдовушка. Два года назад ее мужик разбился. То ли на машине в Москва-реку упал, то ли еще что: уже не помню. Теперь делает вид, будто страдает.

Чалый разглядывал карточки братьев и продолжал расспросы:

– Почему «делает вид»?

– А потому, что ей двадцать семь, а ему пятьдесят два. Зато квартира на улице Горького осталась.

– Кем был ее муж?

– Заведовал в министерстве отделом пропаганды и культуры, что-то в этом роде, точно не помню. Это он Анюту открыл, не то сидела бы в своем Ярославле. Не успела в Москву приехать, как тут же за трон начала борьбу. Но вообще-то она талантливая, вот только ужиться ни с кем не может. Послушай, кто-то ее карточку уже забрал.

– Ладно, и без того все понятно. Позвони-ка Нестору, у него же есть домашний телефон.

– Есть. Но не хочу на жену нарываться, позвони сам. Вот телефон на календаре записан.

Чалый набрал номер. Трубку долго не брали. Наконец ответил мужской голос.

– Нестор, это ты? Сколько тебя ждать можно? – тут же раздраженно заговорил Родион.

– Кто его спрашивает?

– С работы. Родион Чалый.

– А разве вчера вы с ним не обо всем договорились?

– Мы договорились встретиться на студии. Я его жду. Кто это?

– Подполковник Рубеко. Надо бы вам сюда приехать или я пошлю за вами машину, Родион Платоныч.

– Что с Баяном?

– Его нашли утром в подъезде с вашим кинжалом в сердце.

– Я знаю, кто это сделал.

– Очень хорошо. Лучше будет, если вы выскажете свои предположения мне, а не кому-то другому. Иначе очередной трагедии нам не избежать, кинжалов в коробке еще много.

– Они при мне.

– Ждите. Посылаю машину.

– Я сам приеду.

Чалый бросил трубку, подошел к девушке и, взяв ее за плечи, спросил:

– Говори, Клавка, правду, кто из братьев приходил к Нестору? Недавно приходил.

Девушка испугалась.

– Старший. Консультант. Матвей. Я сидела за перегородкой, – она кивнула на шкаф, – он меня не видел, а я видела его в щель. Он бросил на стол два листка бумаги, схватил Нестора за галстук, потянул на себя и упер подбородком прямо в чернильницу. Здоровый мужик, одет в военное. Прошипел: «Заткни свои поклепы на брата себе в задницу и учти, пакостник, все доносы ложатся мне на стол, а не идут в МГБ. Еще одна твоя закорючка, и ты покойник!» Повернулся и ушел. Нестор тут же стал кому-то звонить, что-то лепетал и, схватив шляпу с вешалки, убежал.

– Ты видела эти бумаги?

– Они остались на столе. Потом я убрала их в ящик. Писал их Баян, на имя какого-то полковника. Не помню. Он обвинял младшего Мечникова во вредительстве. Я этому не поверила. Нет у Нестора фантазии. Глупость несусветная, такому нормальный человек не поверит.

– Верят. Еще как верят. Теперь главная профессия – шпион. Похоже, Матвей сдержал свое слово. Мерзавец!

Чалый висел на подножке трамвая, держась за поручни, и пытался осознать – что же такое происходит. Людей режут, как поросят к новогоднему столу. И что он может сделать? Какие у него доказательства? Если Рубеко его арестует, то обижаться на него не за что. Конечно, они разберутся в конце концов, но время будет упущено. Идти надо по горячим следам, а милиция полдня просидит в доме Баяна, опрашивая соседей. Что в этом проку? Чалый знал адреса братьев, прочитал в картотеке. Рубеко подождет, они друг от друга никуда не денутся, а младший Мечников может вернуться в Среднюю Азию и сделать вид, что вовсе не выезжал со съемок. На банкетах такие люди не запоминаются. Кто еще его мог видеть в Москве? Сообщники? Тихо приехал, сделал черное дело и тихо уехал. Баян – единственный свидетель, летевший с ним в самолете, – погиб. Может, потому и поплатился жизнью.

Родион на ходу соскочил с подножки и пересел на другой трамвай, идущий в обратном направлении. Через полчаса он добрался до площади трех вокзалов и сел в электричку. Дача Матвея Мечникова находилась в Красково, где он жил постоянно, если верить его анкете.

Дом он нашел сразу, узнал по стоящему у забора шикарному трофейному «Опелю», покрашенному в два цвета: кремовый с коричневым.

Калитка открылась. Чалый отскочил в сторону и пригнулся за кустарником. На улицу вышла Анна Шелестова в длинном вечернем платье. В нем же она была на банкете. Похоже, красотке так и не удалось побывать дома и переодеться. Следом за ней вышел высокий красавец с белокурым чубом, торчащим из-под смешной фуражки. Он подскочил к машине и открыл заднюю дверцу. Принцесса помахала кому-то ручкой и села в машину.

Родион дождался, пока лимузин скроется за поворотом, и вышел из укрытия. Огромные участки в сосновом бору никем не охранялись. Чалый преодолел высокий забор без особых усилий. Огромный двухэтажный дом с террасами, верандами, балконами походил на дворец. Тут можно балы закатывать. Ай да прокурор. Перед домом стояла машина, в которой дремал шофер, чуть ближе – клумба с цветами, дорожки покрыты битым кирпичом. Райский уголок. Родион обошел дом, с тыла нашел удобный участок с выступами и ловко взобрался на балкон второго этажа. Соломенные кресла, столик, неубранный сервиз на четыре персоны и все еще теплый кофейник. Если шофера Анны приглашали к столу, то в доме остались двое, не считая дремавшего в машине водителя. А если белокурый холуй актрисы не удостоился такой чести, хозяев трое: ни один из братьев не был женат.

Чалый прошел в дом. Дверь справа, дверь слева. Комнаты небольшие, но, судя по всему, их здесь немало, чужому человеку в лабиринте не разобраться. Родион умел ходить бесшумной кошачьей походкой и не стал попусту терять времени. Дверь слева вывела его в кабинет. На стене портрет Шелестовой рядом с портретом Сталина. Невиданное кощунство. Из кабинета – крутая лестница на первый этаж. Он подошел к столу. Золотая зажигалка Фельдмана лежала в центре рядом с маленькой замшевой коробочкой. Похоже, футляр, углубление имело точный контур зажигалки. Чалый положил ее в карман, посчитав важной уликой. На краю стола увидел сценарий «Случай с полковником Орловым». Название было перечеркнуто красным карандашом и ниже стояло новое название: «Ошибка полковника Орлова». В верхнем правом углу надпись, сделанная фиолетовыми чернилами: «Для Анфисы Гордеевой». Сомнений не оставалось, он пришел по нужному адресу.

Родион направился вниз. Ступени предательски скрипели. Он попал в гостиную, в которой тоже хватало дверей.

– Ты кто такой?

Он резко обернулся. В гостиной стоял молодой парень в военной форме, его рука потянулась к кобуре.

– Не шути с оружием, дружок, я этого не любою, – как можно спокойнее проговорил Чалый.

– Ты что здесь делаешь? Офицер вынул пистолет.

Чалый подпрыгнул, ухватился за перила лестницы и ударил парня двумя ногами в грудь. Грохнул выстрел. Пуля угодила в потолок, офицер выронил оружие и улетел в дальний угол, сбив все стулья на пути. В комнату ворвался Матвей Мечников и тут же схватился за кобуру.

– Стоять на месте!

– Еще чего! Уж до меня-то тебе не добраться!

Матвей выстрелил. Чалый рыбкой нырнул к столу, перевернулся через голову и вскочил на ноги. Последовал еще выстрел. Пуля разбила окно. Третьего выстрела Родион не дал сделать, нож сверкнул молнией и вонзился в горло Матвея Мечникова, кровь хлынула как из ведра. Он схватился руками за шею и, захлебываясь, рухнул на пол. В это время из угла выбрался офицер и бросился к своему пистолету, но дотянуться до него не смог. Нож вонзился в кисть его руки и пригвоздил ее к полу. Раздался душераздирающий вопль. Со второго этажа грянул еще один выстрел. Стол разлетелся в щепки. Чалому повезло, Мечников-младший промазал. Он стрелял из двустволки картечью, такой выстрел в куски разорвет, как только что случилось со столом. Чалый повторил свой трюк и откатился в сторону. Следующая порция картечи разнесла вдребезги кушетку. Появился шофер.

– Уйди, дурак, картечь! – крикнул Чалый.

Шофер уцелел: младший Мечников перезаряжал стволы. Галерея шла по кругу, и Чалый встал под ней, в том месте, где его не мог достать выстрел. Шофер оказался настырным.

– Руки вверх!

– Ничего умнее придумать не мог?

Хуже всего не то, что он выстрелит, а то, что его ствол играл роль стрелки и указывал место, где стоял Родион. Над головой послышался топот. Чалый, прижимаясь к стене, побежал в том же направлении, чтобы оставаться в мертвой зоне. Шофер выстрелил неудачно, но его ствол двигался следом за мишенью. Вениамин остановился, Родион тоже – теперь шофер уже не промахнется. И Чалый мгновенно присел. Пуля, разбив стекло, продырявила картинку над его головой. Осколок впился в щеку. Нет, так продолжаться не может. Еще один кинжал пересек зал и глубоко врезался в правую ключицу шофера. Его руки вздернулись вверх, завалившись назад, он выбил раму и вылетел через окно.

Наверху снова послышался топот. Чалый ошибся и рванулся в другую сторону. Две-три секунды, и он оказался в зоне поражения. Грохот, вспышка, прыжок в сторону. Звон разлетающейся посуды в серванте и свист летящего кинжала. Лезвие попало точно в сердце стрелка. Вениамин выронил ружье, сделал шаг вперед и, перевалившись через перила, упал вниз, придавив своим телом воющего от боли офицера, прикованного ножом к полу. Тот вскрикнул и потерял сознание.

Бойня закончилась.

Видит Бог, Родион этого не хотел!

Он вышел в сад, сел в машину Мечникова и поехал в Москву. Подполковник Рубеко наверняка уже закончил опрос соседей, на квартиру Баяна ехать не имело смысла, лучше подождать подполковника дома. Скоро за ним придут, долго себя ждать не заставят.

О своем будущем Чалый не думал, оно ушло в прошлое, так и не наступив. Шелестова может торжествовать победу, она добилась своего, но мстить женщине Родион не мог. Все равно рано или поздно она свое получит.

Он оставил машину на соседней улице и направился домой. Во дворе сидели знакомые старушки и жалостливо на него смотрели.

– Степанида Андреева, это вы видели Анфису в последний раз? – спросил он, остановившись возле скамейки.

– Я, милый. Что же ты не зашел-то ко мне?

– До ночи в себя прийти не мог. А тут еще эта милиция.

– Пелагея видела убивца. У окошка куковала, он приходил, когда я на базар ходила. И я его видела.

– А почему вы решили, что видели преступника?

В разговор вступила Пелагея. Уж ей-то верить никак нельзя. Любит сочинять истории про соседей.

– Высокий такой, с белокурым чубом, представительный мужчина. Смотрю, идет и по сторонам озирается. Думаю, заблудился. Все старался по травке ступать, чтобы ботиночки свои не замочить. После ухода Степаниды никто больше в ваш дом не заходил. У крылечка опять оглянулся и зашел, минут двадцать гостевал. Только ушел, Степанида вернулась. А еще он какую-то бумажку в мусорный бак выбросил.

Родион оглянулся. У ворот стояло шесть бачков с мусором, все полные.

– В какой?

– В крайний, что к воротам ближе.

– Вот, вот, – продолжала Степанида Андреевна. – Я его тоже запомнила. Видный парень. Уж больно чуб у него красивый. Я из Никифоровского переулка вышла на Безымянный, а на углу машина стоит, большая, красивая, верх светлый, как чай с молоком, а низ темный. Кралечка в ней сидела в большой белой шляпе. Уж больно мне хотелось глянуть на нее, но не успела, этот иван-царевич появился, сел за руль, и машину словно ветром унесло, ну прям как в сказке.

Родиона холодный пот прошиб. Он вернулся к воротам и разбрасывая мусор начал копаться в мусорном бачке. Бумажку он нашел. Это была его телеграмма. Что он наделал, идиот!

Тут его задержали подъехавшие оперативники и впихнули в автобус. На переднем сиденьи восседал подполковник Рубеко.

– Почему вы не приехали, Родион Платоныч?

– Боялся, что они уйдут.

– Они? Они никуда уходить не собираются. Они уверены в своей безнаказанности. – Он достал из кармана помятую фотографию Баяна. – Вчера я ее видел в спальне вашей жены. И оставил специально. Сегодня ее нашли в кармане убитого Баяна. Нас пытаются убедить, что снимок важен для следствия. Тем более что на нем много ваших отпечатков. Но зачем вам класть ее в карман Баяна, если вы с ним разделались? Ножи я тоже оставил, глупый поступок, не думал, что дело дойдет до второго убийства.

– Не второго, товарищ подполковник. Все кинжалы пошли в дело. У меня не осталось ни одного.

Рубеко достал «Беломор» и закурил.

– Кто?

– Братья Мечниковы. Оба мертвы.

– Заместитель прокурора города Москвы? Это же вышка.

– Они соучастники.

– Они свидетели. Были таковыми. Теперь их нет. Убийцы должны сказать вам спасибо.

– Анфису убил шофер Анны Шелестовой по ее наводке.

– Вы можете это доказать?

– Его видели соседи во дворе.

– Да, он приезжал к Анфисе Филатовне за сценарием, нам это известно.

– Зачем он выбросил в помойку мою телеграмму?

Родион достал смятый листок.

– Ее могла выбросить ваша жена. Телеграмма не улика.

– А зажигалка?

Он показал золотую безделушку.

– Где вы ее взяли?

– Нашел под кроватью. Потом ее взяли у меня, а я – со стола Матвея Мечникова. Там футляр остался. Зажигалка украдена у режиссера Фельдмана.

– А вы знаете, что Анна Шелестова считается невестой Матвея? Ходят такие слухи. К тому же знаменитая артистка страдает клептоманией. Это болезнь. Ворует все, что блестит. Может, решила сделать подарок своему жениху, футляр на его столе тому подтверждение. Когда вы нашли зажигалку, надо было позвонить мне, а не трогать ее руками.

– Сейчас легко говорить.

– Боюсь, что мне с вами уже не придется поговорить, Родион Платоныч, вами займется прокуратура Москвы, и я не думаю, что они войдут в ваше положение. Матвей Мечников был честным человеком и одним из лучших работников прокуратуры.