Текст книги "В чужом ряду. Первый этап. Чертова дюжина"

Автор книги: Михаил Март

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)

Погоны Шабанову вернули и дали краткосрочный отпуск. Целых пять дней.

Дом в Малом Козихинском переулке уцелел. В квартире Глеба никто не жил, переселение, подселение и уплотнение еще только начиналось. Куда подевались соседи, он не знал. Отметившись в комиссариате, получил командировочное удостоверение, паек, хлебные карточки и билет на поезд. Впереди пять дней полной свободы. Но на четвертый день его навестили гости, ворвались, словно во вражеский блиндаж. Четверо в форме офицеров МВД и двое в штатском. Глеба застали с намыленными щеками и опасной бритвой в руках, с полотенцем на шее и мокрой головой. Втащили в комнату, усадили на стул и приказали сидеть и не шевелиться.

– Сейчас вам будут задавать вопросы. Отвечать четко, быстро и конкретно. Все понятно?

– Да ради бога. Только можно было не устраивать здесь этот цирк.

В комнате с ним остался один человек в штатском с пистолетом в руках. И, судя по его физиономии, такой выстрелит, не задумываясь. Минуты через две дверь отворилась, вошел невысокий полный мужичок с лысой головой и маленькими свиными глазками. Ничего особенного. Осмотревшись, он взял стул и сел напротив хозяина.

– Вы Глеб Шабанов? Летчик?

– Все правильно.

– Леонида Хрущева помните?

– Конечно, помню. Мой друг.

Теперь он понял, кто к нему пожаловал.

– Я был на том месте, где разбился его самолет. Мы ничего не нашли. Вы были участником того боя?

– Да. Вышли в зону скрытого немецкого аэродрома, о котором нашим разведчикам не было известно, и попали в ловушку. В воздух поднялась стая «фоккеров». Силы оказались неравными. Шесть наших самолетов подбили. Мы тоже постарались.

– Леня погиб?

– Нас в живых осталось двое. Я и Леня. До линии фронта было слишком далеко, попали в плен к немцам.

– Почему вас не расстреляли?

– Немцы летчиков не расстреливают. Вербовать пытались, но ничего у них не получилось.

– Вы были вместе?

– Нет. Леню изолировали, когда узнали его имя, он не успел сжечь документы.

– Так как же вы можете утверждать, что он жив?

– Я видел его в конце 44-го на пересылке в Польше. Пересыльный лагерь «Кшиштинница». Поговорить нам не удалось, но он был жив И отлично держался. Потом меня угнали на запад, а куда Леонида, не знаю, железнодорожная ветка там была только западная.

– Если он, как и вы, попал на запад, значит, вас освобождали союзники?

– Да.

– Эти тоже пытались вербовать?

– Не очень настойчиво, все больше пугали. Я уверен, что Леня еще вернется. Он жив, я в это верю.

Похоже, папочку не обрадовал оптимизм товарища.

Никита Сергеевич встал и ушел, не обронив больше ни слова. Ушли все. Шабанов вернулся в ванную и спокойно добрился.

На следующий день, когда он собирал свой вещмешок, готовясь к отъезду, энкавэдэшники снова вернулись. С ним никто не разговаривал. Вывели на улицу, посадили в машину и увезли в лефортовскую тюрьму. На допрос вьгзвали только один раз, точнее, на оглашение приговора. Полковник с безразличием взглянул на арестованного.

– У меня предписание, – сразу сказал Шабанов, – я должен уже находиться в поезде и ехать на Дальний Восток. Меня мобилизовали…

– Устроим. Поедешь на Дальний Восток. Мы всех шпионов туда направляем. Ознакомься с приговором. Десять лет и пять лет поражения в правах.

– За что?

Полковник ехидно улыбнулся:

– За то, что мудак безмозглый!

Он достал из-под папки газету и развернул ее.

Шабанов увидел портрет Лени Хрущева в черной рамочке. Глеб склонился над столом – газета датировалась маем сорок третьего года.

«В неравном бою под Сталинградом погиб летчик-истребитель гвардии старший лейтенант Леонид Никитович Хрущев. Постановлением Комитета Обороны СССР Леонид Хрущев награжден орденом Боевого Красного Знамени посмертно…»

– А если он вернется живым? Вопрос прозвучал глупо.

Шабанова вернули в камеру. Несколько дней мариновали в одиночке, а потом отправили по этапу на Дальний Восток. С тех пор он никогда больше не высказывал собственных предположений и никого ни в чем не уверял. Меньше знаешь, крепче спишь. Лежа на нарах, он часто вспоминал Леньку Хрущева. Где его теперь носит? Куда закинула взбалмошного старлея судьба? «Каждому свое!» – гласил лозунг на вратах Бухенвальда. Пора бы и на Колыме похожие развесить.

12.

Парочка не очень мощных фонарей, висящих по обеим сторонам парома, долгое время высвечивала черную воду реки, и только когда до берега оставалось рукой подать, начали проявляться контуры пристани.

– Что ты видишь, Елизар? У меня двоится или множится?

– Это называется «приплыли, Вася».

– Говори толком.

– Военные грузовики с солдатами ждут парома.

– Хочешь сказать, мы влипли?

– А кто его знает? Ты на видок свой посмотри. Оборвыш, а не офицер.

– Надо погоны сорвать.

– Имей достоинство, капитан Муратов. Я погоны не сорву. Если не судьба нам ускользнуть, значит, надо держать удар.

– Черт, и гражданку взять негде! Хоть шкуру с коровы сдирай. Может, в воду прыгнем?

– Нас уже видят. Спрячь планшет с паспортами под доски, они нас точно погубят.

– В паспортах наше спасение.

– Если дождемся, когда паром вернется на этот берег, достанем. Торопиться некуда. Мы не знаем, где находимся.

Муратов быстро снял с плеча планшет, присел на корточки и впихнул его в щель между дощатым покрытием и понтонами.

– Был бы верующим, перекрестился.

– За коровами спрячемся.

– Видишь офицеров на причале? Шарахаться от них – только подозрение вызовешь. И не трепыхайся, как невеста перед брачной ночью, ты никакого преступления не совершал. Разве что военный самолет потопил. Но кто докажет, что ты сделал это умышленно?

– За дезертиров примут, Елизар.

– А мы и есть дезертиры.

Плоский нос парома уперся в причал. Двое матросов перепрыгнули на берег и начали вязать концы к тумбам. Скот стоял огороженный канатами и сгонять его на берег никто не торопился. Пассажиры начали спускаться по трапу на пристань.

– Так и будем стоять, как столбы? Вперед, капитан.

Пройти мимо офицеров, не заметив их, было невозможно. Козырнули.

– Подойдите ко мне, – приказал полковник, стоящий в центре группы.

Пришлось подойди.

– С третьей авиабазы?

– Так точно, товарищ полковник. – Рогожкин еще раз отдал честь.

– Куда направляетесь?

– В город. По особому поручению.

– Пешком, без машины? Вы меня за кого принимаете?

– Мы командировочные, товарищ полковник, – вмешался Муратов. – Транзитом. Вынужденная посадка. Машина поставлена на ремонт.

– И какое же особое поручение у командировочных транзитников?

– Личного порядка, товарищ полковник.

– Документы.

Оба достали летные книжки.

– А пропуска где?

– У нас нет пропусков.

– Кто же вас с базы выпустил без пропусков? Вы находитесь на территории военного гарнизона, здесь передвижение позволено только по пропускам. Кто после «ЧП» мог выпустить вас с базы в город по личным вопросам? На третью базу стягиваются все подразделения, а вы бежите. Может, это вы устроили пожар в ангарах?

– Мы их на середине реки нашли, товарищ полковник, – вмешался матрос с парома, услышав грозный голос начальника. – В резиновой лодке. В потемках в борт врезались, вот мы их и подобрали.

– Кто они?

Матрос пожал плечами.

– Арестовать, оружие и документы забрать. В машину – и под конвой.

Затея не удалась. Чертов паром! Надо же было ему встретиться на пути. Пронесло бы их мимо, но нет! – Муратов верил в приметы и в судьбу. Рогожкин верил только в справедливость. Взяли – так им и надо. Капитана такой расклад не устраивал.

Скот согнали, колонна машин въехала на паром, и он тронулся в обратный путь.

– Знать бы, где упадешь… – вздохнул Муратов, но фразу не закончил.

13.

В село заходили тихо, с рассветом, когда все мирные люди должны спать. Тринадцать человек, с винтовками в руках, в полувоенном обмундировании, без погон, короткими перебежками, прячась за деревьями и плетнями, незаметно вышли на единственную улицу. Кого они боялись, входя в мирное село, удаленное от цивилизации на сотни километров? Всех боялись. Мирная жизнь им была непонятна. На памяти у каждого столько трупов ни в чем не повинных людей, что понятия добра и милосердия стерлись в их сознании. Они знали наизусть – побеждает сильнейший. По тем же законам жили звери в тайге. Но даже и среди них нашлось исключение. Отец Федор шел последним, карабин висел на плече. Стрелять он не умел и не хотел, все его внимание было приковано к церквушке, стоящей по другую сторону села. Он надеялся увидеть в ней иконы, а не хлев.

Аккуратные домики с яблоневыми садами стояли по обеим сторонам широкой улицы, прямой и длинной, как струна. Удивляла мертвая тишина. Даже петухи не вели свою обычную перекличку, ни одна собака не гавкнула. У первых домов залегли в овражке и выслали разведку. В дом по левой стороне улицы капитан направил Лешего и Кистеня, в дом по правой – отправились Пилот и Трюкач. Остальные заняли оборону. Яблоневые сады уже расцвели, вокруг стоял сладостный аромат.

Улдис Блонскис остановился на тропинке, ведущей к дому, и тихо сказал:

– Хозяев мы вряд ли застанем.

– Калитка не заперта. Куда им деваться? – пожал плечами Кострулев.

– Посмотри на огород. Он зарос цветами. Хороший хозяин давно бы его вспахал. Поверь мне, Петя, я бывший крестьянин.

– Поживем – увидим. Мне тут тоже не все нравится.

– Пойдем к дому.

Они поднялись на крыльцо. Дверь была не заперта, Леший потянул за ручку, послышался предательский скрип петель.

– Входим резко.

Они ворвались в дом, готовые открыть огонь. Разбежались в разные стороны, описали полукруг и встретились в горнице – комнатушек было много, все проходные,

– Никого, – удивился Кострулев.

– Может, они нас заметили на подходе и попрятались? – предположил лесной брат.

– Ну да, и постели успели за собой застелить. Тут убрано так, словно хозяева гостей ждут.

– Надо бы Важняка позвать, он обстановку лучше нас оценит. Заметь, Петр, лая в деревне не слышно.

– Может, они не любят собак.

– Здесь живут охотники и рыбаки. Кругом тайга. Без собак не обойтись. Хотя бы от таких психов, как мы, могли оградить. К тому же у крыльца есть собачья будка и цепь.

– Собачья будка – аргумент серьезный. Возвращаемся.

Они вышли из дома. С противоположной стороны улицы из калитки вынырнули Чалый и Шабанов.

– Что у вас? – спросил Трюкач.

– Пусто.

– И у нас пусто.

Из укрытия появилась Лиза, за ней поднялись остальные.

– Мы никого не нашли, – сказал Шабанов.

– Надо бы Важняку посмотреть на обстановку, – предложил Улдис.

Лиза повернулась к Журавлеву:

– Матвей Макарыч, а Леший прав. Может, вам взглянуть? Идемте в следующий дом.

Никто уже не прятался. Зашли на новый участок.

– Замки здесь не в ходу, – отметил Журавлев.

– От кого запираться? Все же свои.

– От медведей. Щеколды есть, но не задвинуты.

Следователь и Лиза скрылись в доме, а через пять секунд раздался выстрел. Вся команда, стоявшая у калитки, бросилась к дому, передергивая затворы винтовок. В сенях стояла побелевшая от страха кожаная леди, рядом невозмутимый Важняк, а в углу валялась окровавленная крыса размером с кошку.

– Нет, женщин в разведку брать нельзя! – вздохнул Качмарэк.

– Все во двор, занять оборону! – приказал Дейкин и выхватил пистолет из кобуры.

– Теперь и мертвых на ноги подняли, – с сожалением покачал головой Огонек.

– А кого вы боитесь? – удивленно спросил Князь.

– Береженого бог бережет, – ответил Трюкач.

Лиза вышла со всеми, Журавлев остался в избе один. Группа рассредоточилась в саду, наблюдая за улицей.

Улдис подошел к Лебеде.

– Послушай, Герасим Савельич, кроме нас с тобой никто не смыслит в деревенской жизни. Я свои выводы сделал, а ты что скажешь?

– Я с твоими выводами согласен, Улдис. Мы с тобой на мерзлой земле огород разбили. Не забыл еще маяк? Чтобы люди так наплевательски относились к своим садам и мягкой рыхлой земле, я не видел. Ты ведь об этом подумал?

– От тебя ничего не скроешь.

– Мышление у нас крестьянское. И у тех, кто жил здесь, оно другим быть не может. Охота и рыбалка – это промысел, а земля – твое хозяйство. Твоя мать. Она всегда накормит.

– Глянь на соцветия. Они больше плодов. Вся природа неестественная. Смотришь вокруг, словно через увеличительное стекло, не говоря уже о красках.

– Может, они вывели особые сорта или удобрения?

– Лесные луга не удобряют. Там одуванчики растут с апельсин. Ночное небо видел? Даже у нас на Кубани столько звезд не горит, а на юге самое яркое небо.

Из избы вышел Журавлев. Группа подтянулась к крыльцу.

– Что скажешь, Матвей Макарыч? – спросила Лиза.

– Полагаю, хозяева ушли полгода назад. Осенью. Такой вывод можно сделать по слою пыли и отсыревшему за зиму постельному белью. Дрова пересохли, печь не топилась.

– Вот так всё бросили и ушли? – удивился Гаврюха.

– Не все. Оружие с собой взяли. На стене – медвежья шкура, чуть выше вбит гвоздь, на нем висело ружье. На шкуре остались масляные пятна от оружейной смазки. Патронов я тоже не нашел. В погребе полно крыс. Запасы картошки, грибов, сушеной рыбы, вяленой дичи съедены, обглоданы. Здесь жили чистюли и очень хозяйственные люди, они не допустили бы нашествия крыс.

– Собак и животных увели с собой, – добавил Лебеда.

– Сады и огороды запущены. Кругом сплошной сорняк, – подтвердил Улдис.

– Уходили в спешке, – продолжал следователь, – брали самое необходимое. В шкатулке остались женские украшения, деньги.

– Может, их арестовали как врагов народа? – предположил Огонек.

– И позволили взять с собой оружие? – мягко улыбнулся Князь.

– А если эпидемия? – заволновалась Варя. – Прошу вас из колодца воду не брать, одежды, оставленной в домах, не касаться.

– Черт! А я уже позарился на телогрейку. Бушлат-то мой в волчьей яме остался, – вздохнул Кистень.

– Не взял же, – успокоил его Князь.

– Мелочовкой не занимаюсь. Но если селяне все бросили и ушли, значит, на то были серьезные причины.

– Если говорить об эпидемии, то должны быть трупы, – резонно заметил Шабанов.

– В Сибири встречается черная оспа, сюда китайцы завезли, – сказала Варя. – Надо осмотреть постельное белье в домах. У меня есть хирургические перчатки, других прошу ничего не касаться.

– Мне тоже понадобятся перчатки, – подошел к ней Журавлев. – Я обязан все осмотреть, чтобы разобраться в причинах бегства жителей.

– Оно тебе надо, Важняк? – возмутился Кошмарик. – Нечего здесь делать, у нас другие задачи. Доставай карту, Лиза, и компас. Запасов нам своих хватает, мы ни в чем не нуждаемся.

– В чем-то вы правы, Казимир Адамыч, – тихо сказал следователь, – но если речь идет об эпидемии или массовом отравлении, то зараза пришла извне. Может, с той стороны, в которую мы пойдем. Надо быть готовыми к встрече с любыми неожиданностями. Игнорировать непонятные нам явления – значит, попасть впросак в дальнейшем.

– Все правильно, – согласился Шабанов. – Сибирская тайга для всех нас загадка. Не зная броду, не лезь в воду. Коли судьба сюда забросила и необходимо выжить, каждый шаг надо делать с умом.

– Каждый шаг да еще с умом? – рассмеялся Огонек. – Сколько же ты жить собрался, Пилот? Найти самолет в Сибири, то же самое что иголку в море. Миллиона шагов не хватит. А если каждый с оглядкой… Вперед двигать надо, напролом!

Он глянул на Лизу, ожидая ее поддержки.

– Спор окончен, – твердо заявила она. – Осмотрим весь поселок. Разделимся по два человека и обойдем его со всех сторон.

– Чертова дюжина на двое не делится, – заметил Лебеда.

– А нас двенадцать, – тем же мягким тоном сказал Князь.

– Кого нет? – спросил Дейкин.

– Монаха, – оглядевшись, определил Чалый.

– Он к церкви пошел, пока мы по кустам прятались, – невозмутимо сказал Огонек. – Я видел. Он же святой, пуля его не берет. Да и карабин он свой не заряжал, патроны в карман сунул.

– Нахлебаемся мы еще с этим попом, – сквозь зубы процедил Дейкин.

– Ладно, хватит, – скомандовала Лиза. – Обходим село с трех сторон. Двое – со стороны озера, двое идут задами огородов, остальные – по центральной улице. И не расхолаживайтесь. Вперед.

14.

Их доставили в расположение воинской части и заперли в разных камерах. Сговориться они так и не успели. В окошке под потолком, крошечном зарешеченном квадратике, плясал красно-белый свет. Где-то что-то горит, и хорошо горит, решил Вася Муратов, теперь не до задержанных офицеров. Ничего страшного, уговаривал себя капитан, он отмажется. В конце концов, Рогожкин командир, а он подчиненный. Знать бы только, что этот правдолюбец наболтает на допросах. Если он упомянет фамилию Белограя, ими займутся чекисты, тогда на спасение нет никакой надежды. Белограй в черном списке, и все его люди попадают в него автоматически. Вася Муратов ходил из угла в угол трехметровой одиночки и с ужасом смотрел на деревянные нары, они вселяли в него ужас.

Тем не менее у особистов нашлось время на допрос задержанных офицеров. Первым вызвали подполковника Рогожкина. Кабинет чуть больше камеры – стол, стул и лампа, направленная на вошедшего. Лицо лейтенанта размазывалось в полумраке, разглядеть его не представлялось возможным. Тем лучше, решил подполковник. Врать в глаза труднее.

– Садитесь. В вашей летной книжке сказано, что вы являетесь пилотом треста Дальстрой. Соответственно подчинены Министерству внутренних дел.

– Формально.

– Официально вы приписаны к Магаданскому соединению. Вопрос. Каким образом вы оказались в расположении войск противовоздушной обороны Иркутской области?

– Летчики, в отличие от пехоты, могут оказаться в любой точке СССР.

– Кто вам сказал такую глупость? Неопознанные самолеты, попадающие в зону нашего округа, сбивают. Здесь летать запрещено. К тому же вас выловили из реки паромщики, а не сбили в воздухе. Диверсию с поджогом на третьей базе вы устроили?

– Я военный летчик, орденоносец и вредительством не занимаюсь.

– Где ваш маршрутный лист? Где ваш самолет? Кто вас заслал в наш район? И не пытайтесь врать, подполковник. Нам все известно.

– Тогда зачем нужны ваши вопросы? С методами допросов я знаком. Избавьтесь от шаблонов, лейтенант, вы выглядите дураком.

В полумраке мелькнула тень, и сразу посыпались искры из глаз. Рогожкин упал с табурета на пол. Но опыта у лейтенанта явно не хватало, да и удар был еще слишком слабым, и подполковник легко поднялся с цементного пола.

– Я буду разговаривать только с равным по званию, – спокойно сказал он, вытирая порванную губу.

– Ничего, ты у меня еще запоешь, я из тебя спесь вышибу, – прошипел лейтенант.

Стальная дверь скрипнула, и в каморку вошел полковник, тот самый, что их арестовал.

– Встать! – крикнул лейтенант. Рогожкин не тронулся с места.

– Идите, Лучников, – скомандовал полковник, подошел к столу и присел на его край. Глянув в документы, спросил:

– Елизар Никифорович, каким образом вы оказались в расположении военного объекта?

– У нас сбилось навигационное оборудование. Самолет не был готов к вылету.

– Как же вы могли вылететь с базы на неисправной машине?

– Это не мой самолет. Мы прибыли на якутский аэродром на гражданском ЛИ-2. Нас командировали во временное распоряжение Якутского военного округа. Мы получили приказ высадить десант геологов. Место высадки известно моему штурману. После разворота оборудование дало сбой. Я пытался поправить положение, но не смог. В результате мы упали в реку, но успели выбраться из тонущего самолета и воспользоваться десантной лодкой. Нас понесло по течению. Без весел мы не могли пристать к берегу и после восьми часов хода уткнулись в паром.

– Загадочная история. На берегу вы рассказывали совсем другое. Одна ложь порождает другую. Проверить ваши показания очень трудно или невозможно. Верить на слово без доказательств и фактов у нас не принято.

– Свяжитесь с Якутским округом, они подтвердят мои слова.

– Может, и подтвердят, но это ничего не доказывает, вы могли захватить самолет вместе с летчиками.

– Вы хотите сказать, что мы перебрасывали вражеский десант и сами являемся членами этого десанта, который захватил самолет и использовал его в своих целях?

– Эта версия звучит убедительнее. Сколько человек насчитывал десант и где вы его высадили? Это ваша группа совершила диверсию? Какие еще перед вами поставлены задачи?

– А почему вас не устраивает мой вариант ответа?

– Он рассчитан только на веру и не имеет доказательств. Слишком много откровенной глупости. Я не следователь, я летчик и, к вашему сожалению, кое-что смыслю в авиации и навигации. Начнем с простых вещей, подполковник. Вы сделали разворот и отправились назад, то есть на Якутскую базу. Якутск на северо-востоке, а вы полетели на юг. В солнечную погоду направление установит и ребенок,

можно обойтись без навигационных приборов. Вы продолжали лететь на юг, не думая о топливе. Второе. Вы сели на воду. За восемь часов лодка без весел могла проплыть по течению чуть больше двухсот километров, я знаю течение реки и могу ошибиться не более чем на десять километров. Но это не принципиально. В тех местах, где вы рухнули в воду, сплошные луга. Только самоубийца мог направить самолет на воду, имея возможность приземлиться на равнину. Далее. Вы успели взять лодку из самолета, значит, самолет затонул не сразу, вы спланировали, а не спикировали носом. Если скажете сейчас, что у вас заклинило рулевое управление, я прекращу дальнейший разговор. Искать самолет в реке мы не будем, его нам не поднять и экспертизу не сделать. Вы, если судить по вашим документам, опытный пилот, посадить машину на воду могли только умышленно. Как говорится, концы в воду. Лодку заготовили заранее. Советую во всем признаться. Сейчас нас интересует главный вопрос – где вы высадили десант, сколько их и какие перед ними стоят задачи. Подрыв складов они уже осуществили.

– Десант геологов выброшен в четырехстах километрах к северу от этих мест.

– Опять ложь. В том районе авиация не летает, слишком мощные магнитные поля. После того как в тех местах разбилось три самолета, район закрыт для авиации. И еще – десант не выбрасывают в пустоту. Даже геологам там делать нечего. Глухая, неприспособленная для жизни зона с непонятными аномальными явлениями. Может быть, в будущем, когда мы решим все свои экономические проблемы и поднимем науку на нужный уровень, у государства найдется время и средства заниматься тайнами, скрытыми в глухой тайге.

– Вы правы, самолет вел себя неадекватно в тех местах. Мы высадили десант на триста километров ближе обозначенного места, решили не рисковать и вернуться на базу.

– Мы разговариваем с вами на разных языках, подполковник. Я дам вам время подумать. Час или два. Но если на нашей территории произойдет еще одна диверсия, вас расстреляют без суда и следствия. Тогда сознаваться будет поздно.

– Надеюсь, ничего не случится.

Полковник вышел, на пороге появились конвоиры. Рогожкина отвели в камеру. Винить ему было некого, в такой ситуации правда выглядит глупостью. Что бы он ни говорил, ему не поверят. И он бы не поверил.