Текст книги "Последний штурм"

Автор книги: Михаил Домогацких

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 30 страниц)

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

После возвращения из Вьетнама Смит снова стал аккуратным посетителем секретной части Пентагона. Но работа шла почему-то хуже. Чем больше он читал документов, тем отчетливее понимал свою собственную роль в минувших событиях. Он видел себя раньше чуть ли не на их острие, но теперь понял, что играл роль отвлекающей фигуры, на которую в случае чего можно было свалить любую вину, чтобы прикрыть главных действующих лиц тайно готовившегося спектакля. «Да, – рассуждал он сам с собой, – ЦРУ хорошо разыграло эту партию. Меня, офицера военной разведки, оно выдвинуло далеко вперед, делало все, чтобы, находясь на виду у самых высоких руководителей Сайгона, я создал у них мнение, будто все нити тайной, закулисной игры находятся в моих руках. А тем временем за моей спиной, не ставя меня в известность о том, что происходит на самом деле, репетировалась совсем другая пьеса». Ему стало стыдно за себя, но он понял, что чудом уцелел в этой игре: достаточно было брату президента Нго Динь Ню, с которым у него были рискованные разговоры, сообщить в Вашингтон о странном поведении офицера Смита, как от этого Смита не осталось бы и следа. Им бы пожертвовали, лишь бы сохранить настоящих авторов и исполнителей заговора.

Полковник отложил пентагоновские тайны и позвонил начальнику секретной части, сказав, что хотел бы попросить у него помощи.

– Я сейчас зайду к вам, – быстро и дружелюбно ответил тот, – всегда рад быть полезным хорошему человеку, – видимо, он уже навел все справки о Смите и потому был с ним вежлив, корректен, даже услужлив. – Ну, что у вас тут случилось, уважаемый господин полковник? – с широкой улыбкой на лице произнес Робертсон, входя в комнату.

– Господин Робертсон, – Смит давно узнал, что Робертсона зовут Нэйлон, а звание у него такое же, как у него самого, но поскольку тот не считал нужным сообщать об этом, Смит продолжал обращаться к нему по неофициальной форме, – дорогой господин Робертсон, вы, полагаю, знаете в своем хозяйстве каждую бумажку, и поэтому надеюсь на вашу, как всегда доброжелательную, помощь.

– Если только нужная вам бумажка есть в моем хозяйстве, то вы ее всегда можете получить, господин полковник. Но, честно говоря, о том, что имеется в моем хозяйстве, может сказать только компьютер. У него нечеловеческая память, поэтому он знает лучше, – улыбаясь, говорил Робертсон, – человек здесь может копаться годами и ничего не найти. Так что же вас интересует?

– Нет ли в ваших сейфах досье на бывшего президента Южного Вьетнама Нго Динь Зьема? Я бы хотел немного освежить память, которая, в отличие от компьютера, не столь надежна, – в тон Робертсону сказал Смит.

– Нго Динь Зьем? Зачем вам потребовалась эта битая карта? Мало вам этого? – показал Робертсон на папки.

– Поскольку мне поручена работа над ними, – Смит в свою очередь показал на объемистые папки, – я чувствую, что было бы полезно заглянуть немного поглубже, может, что-нибудь полезное выужу в безбрежном море.

– Море это действительно без берегов. А «дело» на вашего президента есть. Кажется, несколько папок.

– Мне надо к кому-то обращаться за разрешением посмотреть их?

– Ну, это не займет много времени. Если вам дали изучать эти документы, – махнул он за спину, – то уж о тех и говорить нечего. Да, я сам свяжусь с кем следует. Вот увидите, это простая формальность.

Он был прав. Сообщая Смиту о полученном разрешении, передал реакцию своего высокого начальства такими словами:

– Начальник спросил: «Неужели, говорит, есть еще человек, который хочет забивать себе голову ненужными фактами? Я, говорит, знаю полковника Смита, не лично, но знаю, у него и так работы и поручений сверх головы. Впрочем, – добавил начальник, – если ему хочется, то пусть читает, может, и выудит что-нибудь полезное. Пожелайте ему успеха». Папки с бумагами скоро вам доставят, а я, по поручению своего начальника, желаю вам успеха. И, – Робертсон тихо засмеялся в трубку, – не забивайте голову ненужными фактами, она вам пригодится для более важных дел.

Но когда Смит углубился в чтение, он понял, как ошибался Робертсон и его высокий начальник. Он сам, считавший себя человеком, глубоко осведомленным во всех событиях, был искренне удивлен тому, что открывали ему бумаги, на которые, казалось, уже должен был лечь отпечаток давно прошедшего и забытого времени. Но с первых страниц на Смита дохнуло не остывшим огнем опасных политических комбинаций, планов свержения одних и возведения на престол других правителей, коварных построений, замысловатых ходов, фантастических предложений. И почти за всем он видел твердую, безжалостную, готовую на любое, самое непредсказуемое действие, руку Центрального разведывательного управления.

Еще в 1953 году, когда Французский экспедиционный корпус на севере Вьетнама был на грани поражения, в Вашингтоне стали задумываться о будущем этой страны. Там опасались, что в случае капитуляции французов Хо Ши Мин быстро приберет к рукам весь Вьетнам и установит в нем свою власть. Тогда Вьетнам, где только начали укрепляться американские позиции, будет навсегда потерян для Соединенных Штатов. А это в свою очередь может открыть коммунистам путь для контроля над всей Юго-Восточной Азией, что никак не согласуется с планами Соединенных Штатов, еще питавших тогда иллюзии установить во всем мире свой порядок. Государственный секретарь США Джон Фостер Даллес, игравший при президенте Эйзенхауэре очень важную роль, делился тревожащими его мыслями с близким другом Джоном Эдгаром Гувером, директором Федерального бюро расследований:

– Понимаешь, Джон, если выпустить контроль из своих рук, события могут принять самое печальное развитие. Эта скользкая французская устрица – император Бао Дай – может пойти на такие шаги, которые потом обернутся большими неприятностями.

– А ты посади рядом с ним какого-нибудь верного тебе парня, и пусть он держит всех там, в том числе и императора, на жестком коротком поводке.

– Если бы я знал, где взять такого парня, я бы попробовал.

Гувер посмотрел вокруг немигающим взором, будто отыскивая что-то в закоулках огромного кабинета, потер морщинистой рукой лоб и, сделав вид, что только что вспомнил, медленно проговорил:

– Есть, у меня на примете один такой человек, Джон, я думал его держать для своих надобностей, но теперь вижу, что тебе он сейчас важней. Он занимается небольшим бизнесом в Калифорнии, но я его вызову. Только, – Гувер изобразил на лице подобие улыбки, – если он тебе приглянется, не забудь, что пристраивать там, рядом с императором, придется не одного, а трех. Двух братьев и жену младшего.

– Не понимаю, хотя это и не имеет большого значения.

– Видишь ли, дружище, – Гувер плотоядно пожевал губами, – женщин такой красоты, как та, о которой я говорю, рождается не так много и не так часто. И еще, наверное, реже бывает так, чтобы она при этом одинаково устраивала обоих братьев, не порождая среди них ни раздоров, ни ревности. Впрочем, это не подвластная нам логика.

– Меня меньше всего интересуют моральные качества людей, которых мы отбираем для себя. Пусть живут как хотят. А как зовут твоего протеже, Джон?

– Нго Динь Зьем.

Даллес поморщился:

– Варварское имя, но придется выучить, ничего не поделаешь.

После разговора с Гувером Даллес попросил агентов секретной службы государственного департамента навести справки и дать объективную характеристику калифорнийскому бизнесмену Нго Динь Зьему. Эта характеристика практически открывала пухлое досье на будущего президента Южного Вьетнама: «Родился в 1901 году. Окончил школу административного управления в Хюэ. До второй мировой войны, при императоре Бао Дае быстро продвигался по служебной лестнице. Был министром внутренних дел. Потом французская разведка, контролировавшая режим императора, заподозрила Зьема в подготовке переворота, сместила его с поста. Зьем из императорской столицы Хюэ уехал в Сайгон и жил там до прихода японской армии. Японцы предложили ему создать правительство под их контролем, но он отказался и уехал в Соединенные Штаты. Потом стал читать лекции в Мэринолской семинарии в городе Лейквуд, штат Нью-Джерси. Имеет много влиятельных друзей среди американцев. Выступает от имени антикоммунистически настроенных вьетнамцев, которые называют себя патриотами. Деловые качества: больше склонен к созерцанию, чем к решительным действиям. Католик по вероисповеданию. Коварен, хитер, умеет скрывать даже самые низменные поступки и намерения под маской интеллигентного человека, воспитанного в восточном духе. Ему можно доверять, но нуждается в постоянном контроле».

Через несколько дней в кабинет Даллеса вошел толстый коротышка с внушительной осанкой и выражением своей значимости на лице, какое часто можно видеть у представителей разорившейся аристократии.

Даллес своим острым взглядом будто пронизал насквозь вошедшего, а в голове всплыли строчки из характеристики: «больше склонен к созерцанию, чем к решительным действиям». «Ну, посмотрим», – подумал Даллес.

– Ваше превосходительство, – услышал он, – меня зовут Нго Динь Зьем. Мои друзья сообщили, что вы хотели поговорить со мной, – Зьем говорил по-английски четко, грамотно, без акцента.

– Садитесь вот сюда, поближе, господин Зьем, – указал Даллес на место у стола, стоявшего перпендикулярно к его собственному. – Очень рад с вами познакомиться.

Их беседа затянулась, хотя Даллес предполагал потратить на нее не более десяти минут. Ему были интересны некоторые мысли собеседника, вполне отвечающие его собственным, резкие суждения, сложившееся мнение на то, как должна развиваться обстановка во Вьетнаме после поражения Франции.

– Подождите, подождите, господин Зьем, Франция не собирается капитулировать, – будто опровергая, а в то же время соглашаясь, с улыбкой произнес Даллес. – Откуда вы взяли, что она потерпит поражение?

– Она обречена, господин государственный секретарь. У Франции нет воли к победе, она ослабла после второй мировой войны, ее позиции в мире сильно пошатнулись, а неспособность справиться с антивоенными настроениями французов подрывает остаток решимости у правительства. Генерал де Кастри со своим экспедиционным корпусом напоминает кота, попавшего в мышеловку: обидно, что мыши загнали в нее, а вырваться сил нет. Так что надо исходить из этой ситуации.

– Предположим, – понимаете, господин Зьем, я говорю в высшей степени предположительно, – Франция потерпит поражение. И что из этого?

– Если вы, американцы, единственная нация, способная сегодня командовать в мире, не подготовитесь к этому заранее, то вам во Вьетнаме придется иметь дело с коммунистами. Не знаю, захотите ли вы этого?

– А что, по-вашему, значит подготовиться?

– Уже сейчас посылать туда больше своих людей – бизнесменов, специалистов, учителей, миссионеров-католиков, врачей – кого угодно и под какой угодно обложкой. Я имею в виду обложку паспорта. Но это должны быть деятельные люди, чтобы в нужное время предупредить о надвигающихся переменах.

– А какую роль вы отвели бы себе, если мы попросим поехать туда?

Зьем, не меняя тона, сохраняя на лице будто приклеенную улыбку, ответил так, что окончательно покорил Даллеса:

– Я, господин государственный секретарь, согласен вернуться во Вьетнам в той роли, которую вы для меня уже определили.

– Ну что ж, господин Нго Динь Зьем, думаю, что мы с вами обо всем договорились?

– Конечно, ваше превосходительство. Разрешите поблагодарить вас за столь большое внимание к моей скромной особе. До свидания.

Видимо, после этого на бумаге, составленной агентами секретной службы госдепартамента, появилась то ли резолюция, то ли новая характеристика Даллеса: «Этот парень нас может полностью устроить. Я не заметил у него склонности к созерцанию, но зато обнаружил сложившееся мнение о будущем Вьетнама, которое не расходится с нашим собственным».

Так был дан «зеленый свет» Нго Динь Зьему.

Меньше чем через год он вернется во Вьетнам в качестве премьер-министра при императоре Бао Дае.

После Женевских переговоров в 1954 году в расположенной южнее 17-й параллели части Вьетнама фактически было создано новое государство. В 1955 году в нарушение Женевских соглашений были назначены сепаратные выборы в парламент. Президентом «Республики Вьетнам» не без помощи американцев стал Нго Динь Зьем, который нанес сокрушительное поражение бывшему императору оставив на его долю чуть более полутора процентов всех голосов избирателей. Правда, потом усомнятся в столь единодушной поддержке Нго Динь Зьема, обнаружив, что в Сайгоне, например, за него было подано более шестисот тысяч голосов из четырехсот тысяч избирателей.

Новый президент энергично взялся за наведение порядка. Около десятка его родственников заняли крупные государственные должности. Младший брат – Ню – был назначен главным советником президента. Сияющая красотой, полногрудая и острая на язык мадам Ню все больше забирала прав в государстве: ее голос был почти решающим в вопросе о назначении послов и министров. Из Сайгона в Вашингтон стали поступать не очень приятные замечания в адрес нового главы государства: его обвиняли в коррупции, в расхищении казны, в жестоком преследовании буддистов и непомерном возвышении католиков. Будущий президент США сенатор Джон Кеннеди, познакомившись с этими донесениями, сказал: «Это наше детище, мы не можем его бросить, не можем игнорировать его нужды. И если оно падет жертвой какой-либо из опасностей, Соединенные Штаты с некоторыми оговорками будут считаться ответственными за это и наш авторитет в Азии упадет еще ниже».

Но уже в начале шестидесятых годов недовольство правлением Нго Динь Зьема нельзя было не замечать, поскольку оно вылилось в вооруженную борьбу. Американская разведывательная служба докладывала о формировании партизанских отрядов во многих провинциях Южного Вьетнама. Резидент ЦРУ в Сайгоне доносил: «Растущая непопулярность Зьема ставит под угрозу сопротивление коммунистам. Правительство США может оказаться перед необходимостью начать поиски альтернативного курса и лидеров».

Джон Кеннеди, ставший президентом США, требует от своих представителей в Сайгоне «создать мост доверия» с южновьетнамскими лидерами. Опоры этого моста должны были укрепить все увеличивающиеся военные поставки, посылка все большего числа военных советников. Но менее чем через год после срочных мер, предпринятых Кеннеди, посол Фредерик Нолтинг предостерегал: «Каким-то образом правительству Зьема необходимо предпринять самую решительную попытку добиться поддержки народа. В противном случае грозит либо военный переворот, либо открытое провозглашение коммунистического правительства и широкое распространение гражданской войны».

И как бы в подтверждение этого по Южному Вьетнаму прокатились антиправительственные выступления буддистов, протестующих против того, что в их буддистской стране всю власть, все ключевые позиции заняли католики, получившие образование во Франции. Президент-католик ответил на это винтовочными залпами отрядов сил безопасности. «Религиозная война» встревожила Вашингтон. Он дал указание своему представителю «в самых сильных выражениях потребовать от президента Зьема принятия необходимых мер и предупредить, что США не смогут поддерживать его правительство, если кровавые репрессивные акции будут продолжаться». Зьем вынужден был пойти на перемирие с буддистами, пообещав им выполнение их пожеланий, предоставить им равные права с католиками, наказать виновников расстрела демонстрантов, выплатить компенсацию семьям погибших. Но это был только маневр. «Неофициальная первая леди», как называли жену брата президента мадам Ню, давно уже раздражавшая многих своим вмешательством в государственные дела, назвав буддистов «марионетками коммунистов», вызвала новый взрыв недовольства. Одно за другим произошло самосожжение буддистских монахов прямо в центре Сайгона. Страшная картина, будто дошедшая до современного мира из времен средневековья, обошла все газеты мира. На замечание американского посла, что эти акции могут существенно подорвать престиж президента Зьема, мадам Ню с саркастической улыбкой на красивом лице ответила: «Подумаешь, зажарили какого-то бонзу». На ее беду, эти слова стали известны не только послу, и они подлили масла в костер недовольства кланом Нго Динь Зьема.

Первый в истории Америки президент-католик Джон Кеннеди был расстроен.

– Как могло случиться такое в наши дни? – спрашивал он своего помощника Майкла Форрестола. – Что это, фанатизм веры или слепота ненависти? Кто же в конце концов эти люди из окружения Зьема? Почему мы не знали о них раньше?

– Многие их знали, сэр, но нам не из кого было выбирать, – ответил помощник.

– И каково ваше мнение, Майкл, насчет дальнейшего развития событий?

– Есть мнение Центрального разведывательного управления, господин президент. Оно склоняется к военному перевороту. Нынешний президент не просто неудобен, он опасен для нас. Сегодня утром пришла телеграмма из Сайгона, проливающая свет на будущее. Вот она, – советник президента вынул из папки шифрограмму.

Кеннеди прошел к столу, но не опустился в кресло, а, опершись одной рукой на его спинку, стал читать: «Обстановка становится крайне взрывоопасной. Правительство не пользуется доверием в обществе. Опираясь на него, мы не можем быть уверены в возможности удержать свои позиции. Наилучший выход состоит в том, чтобы устранить его силой, поскольку добровольно клан Нго Динь Зьема власти не уступит никому. Новое правительство на первых порах, возможно, окажется менее эффективным в своих действиях против Вьетконга, но при активной поддержке США оно могло бы обеспечить достаточно эффективное руководство во внутренних делах и в ведении войны, масштабы которой будут постоянно расширяться».

– Посол Нолтинг, сэр, – сказал помощник, – сообщает, что он принимает все доступные меры, чтобы убедить президента Зьема покончить с религиозными распрями, удалить из правительства брата, принять решения, успокаивающие общество.

Кеннеди прошелся по кабинету. Остановился у широкого окна. На его лице отразилась напряженная работа мысли. Автоматическим движением он поправил гибкий стальной корсет, который он носил постоянно из-за поврежденного на войне позвоночника. Потом, то ли беседуя с советником, то ли рассуждая сам с собой, он задумчиво произнес:

– Посол Нолтинг уже вылетел из Сайгона. Завтра там будет новый наш представитель – Генри Кэбот Лодж. Но я думаю, Майкл, над последней фразой телеграммы о перспективах расширения войны. Не втянет ли она нас в свой глубокий водоворот?

Ночью 22 августа 1963 года новый посол прибыл в Сайгон. Он летел на старом, довольно потрепанном винтовом самолете «локхид». Полет утомил его, но он постарался выглядеть перед фото– и кинокамерами бодрым и улыбающимся.

Прибытие Лоджа было встречено в Сайгоне с восторгом. Об этом восторге постаралась сообщить мадам Ню корреспондентам, устроив свою пресс-конференцию. «Моя семья, – сказала она, не придавая значения тому, что посол назначен не в ее семью, – рада назначению старого друга Лоджа. Это единственный человек, который понимает наши проблемы и поможет их решить».

Уже на следующий день, пригласив к себе сотрудника ЦРУ подполковника Люсьена Конейна, командующий южновьетнамскими вооруженными силами генерал Чан Ван Дон просил передать новому послу совершенно определенно: если Вашингтон поддержит армию, то она готова приступить к действию и устранить из правительства супругов Ню, а если надо, то и самого президента. Лодж, однако, очень осторожно подошел к этой информации. Он еще не был осведомлен полностью о том, как далеко продвинулся заговор, каковы его масштабы, силы, участники. Поэтому его сообщение в Вашингтон было составлено мягко, предположительно. «Еще рано судить, – писал Лодж, – насколько глубоки настроения в пользу свержения режима». Помощник государственного секретаря по Дальнему Востоку, выпускник Военной академии, сражавшийся во время второй мировой войны в Бирме, Роджер Хилсмен, прочитав телеграмму посла, небрежно отодвинул ее в сторону. У него сложилось свое мнение: если режим Зьема, в котором главную роль играют супруги Ню, останется у власти, это приведет к унижению и катастрофе не только Вьетнам, но вместе с ним и Соединенные Штаты.

Роджер Хилсмен подготовил проект телеграммы Лоджу, согласовал ее с помощником государственного секретаря по политическим делам, старейшим дипломатом США Авереллом Гарриманом. В телеграмме говорилось, что США не могут более терпеть власть Ню. Или Зьем устранит их, или уйдет сам. «Нам придется смириться с невозможностью сохранить самого президента». Хилсмен переслал проект телеграммы помощнику Кеннеди Майклу Форрестолу и сообщил, что «с ней полностью согласен старик Гарриман, твой покровитель и учитель».

Была суббота. Президент Кеннеди отдыхал на своей вилле, но Форрестол позвонил ему и прочитал текст телеграммы, просил дать разрешение на отправку.

– Что за спешка, Майкл? – удивился президент. – Неужели нельзя подождать до понедельника?

– Гарриман и Хилсмен, сэр, очень хотели бы отправить это сейчас.

Президент задумался и после длительной паузы, явно с неохотой, сказал:

– Ладно, согласен. Только попробуйте получить согласие министра обороны и директора ЦРУ.

Ни того, ни другого Форрестолу найти не удалось: Макнамара отдыхал где-то в горах Вайоминга, а Маккоун был у себя дома в Калифорнии. Форрестол начал связываться с их помощниками или заместителями, знакомить с телеграммой и всем говорить, что с текстом согласны Гарриман, Хилсмен и сам президент Кеннеди. Государственный секретарь Раск был очень осторожен. Он думал и боялся, что преемник Зьема может оказаться еще менее подходящим. Однако он дал понять Форрестолу, что «если президент сознает все последствия, то он, Раск, дает телеграмме зеленый свет».

После этого Форрестол снова позвонил Кеннеди и сказал, что телеграмма согласована со всеми заинтересованными лицами и ведомствами.

– Посылайте, – бросил президент и положил трубку телефона.

Когда об этом в понедельник узнают более важные советники президента, они придут в ярость от поспешных действий Форрестола. Их особенно возмущало, что ни Макнамара, ни Маккоун о телеграмме не слышали, что они тоже выразили недовольство, но отменять действие телеграммы считали невозможным. Председатель объединенного комитета начальников штабов генерал Тэйлор как бы выразил мнение недовольных:

– Я считал и считаю, что предпринят слишком поспешный шаг. Эта телеграмма долго будет служить нам обвинением в авантюризме. Но я не требовал отменить ее. Нельзя за сутки дважды произвести резкий поворот в американской политике и потом надеяться, что кто-нибудь будет ей верить после этого.

Но дело было сделано. Лодж, собрав своих помощников и советников, информировал их о мнении Вашингтона.

– Риск большой, – сказал он, – особенно если Зьем узнает о заговоре. Поэтому надо действовать в высшей степени осторожно, чтобы не просочилось наружу даже атома информации, связанной с этим делом.

Нервозная сайгонская атмосфера была, кажется, пропитана слухами. Конец августа должен стать решающим. Генералы-заговорщики, во главе которых стоял военный советник президента генерал-майор Зыонг Ван Минь, известный также под именем «Большой Минь», накапливали силы. Они старались подтянуть наиболее боеспособные, верные им подразделения в Сайгон, чтобы оказать сопротивление Нго Динь Зьему, если он, узнав о заговоре, бросит на его подавление свои части. В президентском дворце, видимо, о чем-то догадывались, поскольку президент распорядился военный гарнизон Сайгона разбить на три отдельных командования и таким образом помешать генералам сговориться, чтобы ни у одного из них не было достаточно сил предпринять крупную акцию. Вместе с этой мерой Зьем приказал арестовать большую группу людей, которые давно были внесены в список его противников.

Нервозно было и в Вашингтоне. Прошла уже почти неделя после телеграммы, разрешающей переворот, а из Сайгона не поступало обнадеживающих сведений. Государственный департамент требовал исчерпывающую информацию о намерениях генералов. Теперь, когда машина была запущена, Вашингтон опасался, что ее ход может затормозить какое-то непредвиденное обстоятельство. Но в то же время посла все время нацеливали на встречи с президентом, которые должны вплоть до рокового часа играть роль успокоительных таблеток, а в случае провала заговора служить оправданием и доказательством искренности намерений американского правительства. 29 августа Лодж направил телеграмму государственному секретарю Раску. Тоже нечто вроде успокоительной пилюли. «Мы взяли курс, – сообщал Лодж, – с которого нельзя свернуть, не потеряв уважения, а именно: свержение правительства Зьема… Престиж США уже публично поставлен в зависимость от достижения этой цели. По моему мнению, при администрации Зьема войну выиграть не удастся».

«О какой войне шла тогда речь?» – спросил себя Смит.

Потом, окунувшись в секретные документы Пентагона, он поймет, что большая война Америки во Вьетнаме началась намного раньше, чем произошли события в Тонкинском заливе. Свержение Нго Динь Зьема было хотя и важным, но лишь одним из этапов подготовки к ней.

Однако в Сайгоне произошли серьезные изменения. По каким-то непонятным причинам генералы заколебались. «Большой Минь» решил, что у заговорщиков недостаточно сил, чтобы противостоять войскам, сохранявшим верность президенту. Начальник штаба сайгонской армии бригадный генерал Чан Тхиен Кхием сказал, что он не верит американцам, они могут продать участников заговора.

И первым это может сделать резидент ЦРУ Ричардсон, который, как и его предшественник Уильям Колби, ходит в числе приближенных к Зьему. Когда стало известно об отсрочке переворота на неопределенное время – «надо накопить больше сил для решающей схватки», – Лодж послал в Вашингтон телеграмму, выражающую его пессимизм и подавленность: «У генералов нет ни желания, ни организации для достижения чего бы то ни было».

Руководитель группы военных американских советников генерал Харкинс был настроен более оптимистично. Он сообщал министру обороны: «Каша, которую генералы заварили не без нашего поспешного подталкивания, не удалась. Назовем это не попыткой переворота, а организованным беспорядком. Я думаю, что на все надо больше времени. Полностью отказаться от идеи переворота здесь не собираются. Значит, она будет медленно дозревать. Мы должны помнить, что это Восток. А тут ни в коем случае нельзя торопить события».

Как ни странно, в Вашингтоне вдруг почувствовали облегчение. Наступала передышка. Можно было и здесь провести более обстоятельную подготовку. В первую очередь общественного мнения. Не раскрывая настоящих планов и намерений, дать понять, что Соединенные Штаты недовольны методами, которыми Зьем правит страной, намекнуть, что, если так будет продолжаться и дальше, вряд ли ему удастся удержаться у власти. Президент Кеннеди взял на себя эту нелегкую обязанность. В программе новостей телекомпании Си-би-эс, отвечая на вопросы обозревателя, он сказал:

– Если правительство президента Зьема не предпримет больших усилий для завоевания народной поддержки, то думаю, что войну там не удастся выиграть.

– А есть ли у него время для восстановления поддержки южновьетнамского народа? – спросил обозреватель.

Мягко, без упоминания имен, но так, чтобы все было ясно Зьему, президент Кеннеди ответил:

– Все будет зависеть от того, проведет ли президент Зьем политические реформы и сумеет ли он освободиться от лиц, которые вызывают наибольшее недовольство. – Это был явный намек на супругов Ню. – Изменив политику и, возможно, сменив людей, полагаю, что он сможет обрести доверие. Если же такие изменения не будут произведены, я сказал бы, что шансы у него для завоевания поддержки не слишком хороши.

Кеннеди будет стараться объяснить, почему Америка ввязывается в войну во Вьетнаме.

– Я убежден, что Вьетнам играет ключевую роль в обеспечении национальной безопасности Америки. Я знаю, народу не нравится, что американцы занимаются подобными делами. 47 американцев были убиты в боях с противником, но это очень важная борьба, хотя она и ведется далеко от нас.

Забегая вперед, следует сказать, что двадцать лет спустя, осенью 1983 года, точно так же объяснит свой экспансионизм другой президент Америки – Рейган, когда отдаст приказ американскому флоту и морской пехоте вторгнуться в Ливан – столь же далекую от Соединенных Штатов страну, как и Вьетнам.

В Сайгоне по-своему отреагировали на обострившиеся отношения с Соединенными Штатами. В правительственной газете, выходящей на английском языке, «Таймс оф Вьетнам» появилась редакционная статья, обвинявшая ЦРУ в подготовке военного переворота. В ней также говорилось, что выступления буддистов против президента Зьема – это «международный заговор» коммунистов и американцев. Однако автор вскоре объявился: им оказалась мадам Ню.

Президент Кеннеди собрал в Белом доме совещание, которое проходило бурно. Речь шла о перспективах развития военной обстановки во Вьетнаме. Сможет ли режим Зьема противостоять растущему сопротивлению народа – вот был главный вопрос совещания. В основном ответ на него был отрицательным. Последним в протокол было занесено выступление министра юстиции Роберта Кеннеди. Он настаивал на жестких санкциях против Зьема.

– Если мы пришли к выводу, что с Зьемом мы проиграем, почему бы уже сейчас не принять самые решительные меры?

Но президент колебался. Он хотел действовать не торопясь, благоразумно, чтобы не вызвать на себя лишних нападок. В конце концов он решил послать в Сайгон высокую миссию с чрезвычайными полномочиями с двумя руководителями во главе: министром обороны Макнамарой и председателем комитета начальников штабов Тэйлором. В состав миссии входили видные дипломаты, крупные военные и гражданские представители правительства. В неопубликованных мемуарах заместителя министра обороны Уильяма Банди есть такая запись: «Мы отчаянно нуждались в сбалансированном предложении, по возможности согласованном. Макнамара собрал всех нас и сказал, что нам надо сделать все возможное и невозможное для поисков более или менее четкой и согласованной оценки по ключевым вопросам». Потом, после десятидневного пребывания в Южном Вьетнаме, Банди запишет:

«Впервые в жизни я осознал громадную сложность самого механизма войны. У меня, как, я думаю, и у Макнамары, надолго появилось сомнение в способности любого человека правильно разобраться в происходящем. Все было слишком распыленно, слишком много такого, что имело критическое значение, происходило за кулисами».