Текст книги "Последний штурм"

Автор книги: Михаил Домогацких

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 30 страниц)

Генерал Абрамс прислал в дивизию два батальона рейнджеров – солдат особого назначения, способных, как говорили, вести бой даже в аду со всеми силами самого Сатаны. Был дан приказ: во время налета выбросить их десантом с вертолетов на засеченные огневые позиции Вьетконга и устроить кровавую месть. Три дня офицеры рейнджеров облетывали районы, откуда, по расчетам баллистиков, ведется чаще всего огонь, и отмечали на картах возможные районы высадки. Когда ночью начался обстрел, стоявшие наготове вертолеты поднялись в воздух, и скоро весь район артиллерийских позиций был как на ладони. Рассредоточившись по огневым точкам, рейнджеры стали прыгать с парашютами.

Было условлено, что днем в места высадок прилетят вертолеты-спасатели, чтобы забрать десантников. Все было сделано так, как спланировали. Днем спасатели из трехсот выброшенных десантников с трудом собрали не более двухсот. Они твердили одно: об их высадке противнику было известно заранее, рейнджеры попали в засаду. Многие из них погибли, другие разбились при высадке или потерялись в горах.

Получив донесение о неудаче, постигшей даже рейнджеров, Крейтон Абрамс приказал эвакуировать авиадесантную дивизию в район Дананга, чтобы не погубить ее окончательно.

За двадцать два дня непрерывных изматывающих боев сто первая авиадесантная дивизия понесла тяжелые потери.

«Три недели боев за высоту 935, писал военный обозреватель из Сайгона, напоминали футбольный матч, когда звезды футбола играют с аутсайдерами и мячи летят в одни ворота. Генерал Абрамс не мог найти никакого другого выхода, чем бесславно сдать выгодную позицию. Как считают специалисты, только потери в технике и вооружении оцениваются не менее чем в двести миллионов долларов».

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Полковник Смит, оставив машину на стоянке у южного подъезда министерства обороны, решил побродить по тенистым аллеям лесопарковой зоны, окружающей Пентагон. Эти сравнительно тихие места, где в ранние утренние часы легко дышится и хорошо думается, он полюбил еще в те дни, когда пришел в министерство обороны молодым офицером и в Пентагоне еще чувствовал себя неуютно. Даже сейчас, когда многие годы связывают его с этим зданием, он порой чувствует себя неуютно, наблюдая, как в разные подъезды пятиугольника стекаются по утрам, словно муравьи в муравейник, более тридцати тысяч человек. Они забивают бесчисленные соты-кабинеты и целыми днями сидят над бумагами, планами, сообщениями агентов, указаниями начальства, выдержками из иностранной прессы, анализируя, строя прогнозы, высказывая предложения, разрабатывая планы один страшнее другого, часто противоречащие друг другу, вносящие путаницу, разобраться с которой потом уже никто не в силах.

– Пентагон, – услышал недавно Смит в кулуарах одного совещания, посвященного военному планированию, – был в годы второй мировой войны оперативным штабом вооруженных сил США, способным следить за ходом военных действий на всех фронтах и активно осуществлять свои функции. Его отделы были тесно связаны друг с другом, делились оперативной информацией. Сейчас мы все, образно говоря, разделены звуконепроницаемыми перегородками. Мы не знаем не только, что делается и намечается в соседних отделах, – а это порой совершенно необходимо знать в интересах дела, – мы не знаем даже, что делает твой коллега в соседнем кабинете.

Это говорил высокий с седыми висками генерал, пользующийся большим авторитетом, потому что в годы второй мировой войны отличился в боях с фашистами и был награжден не только высшей медалью США, но и советским орденом. И хотя вспоминать сейчас об этом считалось не очень удобным, сослуживцы генерала относились к нему с уважением.

– Сколько раз мы обнаруживали, – продолжал он, – что группы офицеров или даже отделы работают над одним и тем же проектом и не потому, что хотим из нескольких вариантов выбрать лучший, а из-за того, что, засекретив все, забываем, кому что поручено. Работают люди – и пусть работают. Мы стали настолько громоздкой организацией, что постепенно утрачиваем способность эффективно осуществлять свои функции.

– А что будет, если в случае войны на Пентагон упадет даже одна-единственная бомба? – задал вопрос один из офицеров.

– Противник не так глуп, – со смехом ответил кто-то из генералов, – чтобы бомбить Пентагон. Этим он только бы положил конец царящей у нас неразберихе.

«Видно, трудно приходится ныне служащим Пентагона, – подумал тогда Смит, – если они не стесняются открыто обсуждать такие вопросы». Впрочем, о том, что левая рука Пентагона часто не знает, что делает правая, Смит имел хорошее представление по указаниям, которые поступали из стен министерства во Вьетнам. Офицеры экспедиционного корпуса порой только пожимали плечами, когда вдогонку за одним приходило другое распоряжение, полностью дезавуирующее первое, для выполнения которого уже все было подготовлено. И реакция на подобные указания обычно сводилась к тому, что командование откладывало их куда-нибудь поглубже в сейф до тех пор, пока сама обстановка не подскажет, какой вариант был более правильным. Иногда ни один из них так и не начинал осуществляться. Начальство, пославшее указания, больше не вспоминало о нем, а подчиненным совсем было ни к чему напоминать об этом: зачем взваливать на плечи лишнюю тяжесть? У самого Смита было до десятка распоряжений с пометкой «вне всякой очереди», «срочно», которые не то что месяцами – годами лежали без движения, и никого это не волновало.

Сейчас, прогуливаясь по тенистым дорожкам, Смит вспомнил, с какими надеждами он входил впервые в Пентагон, уже на правах не экскурсанта из военного училища, а штатного работника. Он хорошо знал все, что имело отношение к Пентагону. Пятиугольное здание с пятью кольцами коридоров общей протяженностью двадцать восемь километров напоминало неприступную крепость, внутри которой совсем не трудно затеряться.

Смит улыбнулся, вспомнив шутку, а может быть, и вовсе не шутку, которую рассказал ему, вернувшемуся из Вьетнама, уже поседевший в пентагоновских коридорах полковник, принимая Смита за новичка в этом доме.

– Вы пришли работать в учреждение, – говорил полковник, – где все подчинено строгому порядку, где все обусловлено выполнением только тебе порученного дела. Любое, даже маленькое нарушение установленного порядка, самая незначительная ошибка может привести к непредвиденным сдвигам целых пластов. Как в горах: маленький камешек, сорвавшийся с вершины, обрушивается у подножия тысячетонной лавиной и надолго преграждает движение по магистральному шоссе.

Юджин не перебивал своего собеседника, хотя мысль, что «мозг армии» должен работать как идеально действующий механизм, он слышал еще тогда, когда впервые переступил порог Пентагона.

– Вы слышали, что произошло здесь год назад? – говорил словоохотливый полковник. – Один из заместителей министра обороны случайно, представьте себе, совершенно случайно, – ведь в этом доме не так трудно перепутать комнаты! – придя на работу, занял кабинет своего соседа.

– До нас во Вьетнаме такие новости не доходили, – пошутил Смит.

– Во-во! Вы там в своем Вьетнаме вообще не знаете, что делается в мире. А тут дело было посерьезнее, чем где-нибудь в дельте Меконга. Представляете: пришел замминистра и сел в чужой кабинет. И сразу вопрос: почему? И пошло, и пошло – вплоть до министра. А тот вроде бы тоже в шутку говорит кому следует: ну и пусть сидит на новом месте, если ему нравится. Началась настоящая цепная реакция, в результате которой – вдумайтесь! – кабинеты сменили двенадцать тысяч офицеров. И я в том числе.

Юджин от души рассмеялся, представив себе картину, как меняют кабинеты ничего не понимающие двенадцать тысяч высокообразованных офицеров, думая, что в этом кроется что-то разумное и рациональное.

– Слава богу, что это только шутка, – улыбнулся Смит, – но с вашего позволения, господин полковник, я возьму ее в свою коллекцию необыкновенных историй.

– Если хотите действительно шутку, – серьезно сказал полковник, – то я вам с удовольствием расскажу ее. Для вашего сведения: наши коридоры по горизонтали и вертикали – это похлеще лабиринтов легендарного критского царя Миноса. Так вот, рассказывают, что пришел как-то в Пентагон с депешей скромный телеграфист. Войти-то вошел, а выйти не мог. Заплутался. Только через восемнадцать лет он наконец добрался до выхода, но за эти годы он сумел получить чин полковника. Но это – не я, – весело рассмеялся он, – я в этих стенах нахожусь больше телеграфиста.

На Смита не действовали, как было раньше, в годы его молодости, атрибуты величественности Пентагона. Когда-то его завораживали такие сведения, что в чреве Пентагона можно легко упрятать три таких небоскреба, как стоэтажный «Эмпайр стэйт билдинг» в Нью-Йорке. «И еще, – с улыбкой добавлял гид, показывавший Пентагон будущим офицерам, – найдется местечко, чтобы разместить ваш выпуск». Теперь, чем больше вживался он в атмосферу и деловую обстановку огромного здания, тем больше ощущал во всем противоречия. Возможно, за пять лет пребывания во Вьетнаме он действительно, как дерево, выдернутое из земли с корнями, потерял связь с родной почвой? Возможно. Но почему теперь эта почва не дает ему живительных сил, порождает такие мысли, от которых ему бессонными ночами становится тревожно и страшно? Президента Эйзенхауэра, чье имя, считал он, навсегда войдет в мировую историю как одного из триумфаторов победы над фашизмом, называли отцом политики «с позиции силы». Он, правда, может быть для утверждения легенды о самом мирном генерале, в своем прощальном слове к Америке за несколько дней до передачи президентских полномочий Джону Кеннеди говорил, что надо остерегаться чрезмерного влияния, преднамеренно или невольно обретаемого военно-промышленным комплексом в правительственных органах. Но то, что Смит увидел за эти несколько месяцев работы, перешагнуло все допустимые границы. Он наслышан о национальном центре военного командования, работающем на первом этаже одной из сторон пятиугольного здания. Двери, в которые раньше мог войти любой служащий, теперь находились под такой охраной, что открывают их лишь для людей, имеющих специальные удостоверения с цветными фотографиями и набором таинственных знаков и букв. И хотя все это засекречено, тем не менее все знают, что в этом центре, окруженные картами и схемами, разноцветными телефонами и телексными аппаратами, светящимися экранами и часами, показывающими время всех поясов земного шара, круглосуточно дежурят офицеры в генеральских и полковничьих погонах. Они дают указания о том, как вести военные действия во Вьетнаме или Камбодже, передвигают из одного района в другой корабли, стратегические бомбардировщики с ядерным оружием, атомные подводные лодки. Они могут в течение нескольких минут связаться с командованием любой из двух с половиной тысяч американских зарубежных военных баз и дать конкретный приказ любому воинскому подразделению, находящемуся где-нибудь в Западном Берлине, в Южной Корее, на Тайване или в Латинской Америке.

Но в последнее время здесь пришли к выводу, что национальный центр военного командования, расположенный в здании Пентагона, слишком уязвимая точка. Поэтому в случае возникновения ядерного конфликта руководство военными операциями будет вестись не из овального зала, а со сверхсекретного командного пункта, скрытого в недрах гор Мэриленда, недалеко от Вашингтона. Вертолет доставит туда группу генералов за несколько минут.

Полковник знал также, что в овальном зале командного пункта, чем-то напоминающем Овальный кабинет американских президентов в Белом доме, в критические моменты собираются руководители Пентагона – начальники штабов четырех видов вооруженных сил: армии, военно-воздушных сил, военно-морских сил и морской пехоты. И здесь, в строжайшей секретности, принимаются решения, о которых не только союзники и друзья США, сам президент Соединенных Штатов может не догадываться.

«Да, – подумал Смит, – именно так было предпринято наше вторжение в Камбоджу, о котором глава военной хунты Лон Нол, свергший принца Сианука, узнал из сообщений иностранных агентств. Но это Камбоджа, тут опасность отпора равна нулю. Но что будет, если такие люди, как ставший начальником штаба сухопутных сил США после тяжелых поражений во Вьетнаме генерал Уэстморленд, предпримут нечто подобное в более опасных для судеб мира районах? Это же может обернуться катастрофой для Америки».

Главнокомандующим вооруженными силами является президент США. Куда бы он ни направлялся, за ним словно тень следует сержант с чемоданчиком из черной кожи, в котором находится особый код. Пользоваться им может только президент США в случае ядерного конфликта. С помощью электронной аппаратуры он может связаться с любой воинской частью, в каком бы районе земного шара она ни находилась, а также с патрулирующими в небе бомбардировщиками стратегической авиации.

Правда, подумал Смит, широко разрекламированная «электронная линия обороны Макнамары» во Вьетнаме, стоившая сотни миллионов долларов и предназначавшаяся для эффективного распознавания планов противника, мобилизации всех огневых средств для его разгрома и нанесения сокрушительного удара «возмездия», дала осечку, так и осталась лишь рекламной игрушкой. Смит посмотрел на часы. До начала работы оставалось еще время, и он даже обрадовался этому: можно спокойно погулять, побеседовать, как говорится в известной шутке, с умным человеком – с самим собой.

Он снова вернулся к старой мысли: что будет в случае ошибочно принятого решения где-нибудь на первом этаже центра военного командования или в кабинете, известном под шифром «ЗЭ-880»?

Полковник вспомнил и зрительно представил коридор имени Эйзенхауэра на третьем этаже Пентагона, где на стене, рядом с комнатой номер 880, прикреплена золоченая табличка с надписью: «Министр обороны». Однажды он был в этой святая святых Пентагона. Из окна огромного кабинета, устланного мягким, скрадывающим шаги ковром, видна серебристая лента Потомака, с перекинутыми через нее мостами, четко вырисовываются силуэты Белого дома и Конгресса на Капитолийском холме. Многие прошли через этот кабинет. Здесь, за огромным столом, заваленным бумагами, сидел когда-то сам Дж. Дж. Першинг. Прежде чем США вступили в первую мировую войну и перебросили под его командованием экспедиционный корпус во Францию, Першинг приобретал боевой опыт, участвуя в 1916—1917 годах в подавлении мексиканской революции. Пройдет время, и хозяева военно-промышленного комплекса назовут именем Першинга один из видов своих ядерных ракет, видимо усмотрев в этом вполне логическую связь.

Военно-промышленный комплекс всегда посылал в Пентагон своих самых верных людей. Тут исполняли роли министров многие бывшие генеральные директора и президенты компаний: Чарлз Вильсон из «Дженерал моторс», Нейл Макэлрой из «Проктор энд Гэмбл», Роберт Макнамара из корпорации дома Фордов, адвокат большого бизнеса Кларк Клиффорд. Последнего заменил Мэлвин Лэйрд – десятый министр обороны США.

Полковник Смит не раз слушал Лэйрда, который, еще не будучи министром обороны, приезжал во Вьетнам. Это настоящая военная косточка. Круглолицый человек с глубоко посаженными, сверлящими собеседника глазами способен, как говорят в военных кругах, быть и лисой, чтобы лавировать в лабиринте хитросплетений и головоломок, но мог быть и львом – проявить характер, потребовать твердо, не допуская возражений, выполнения принятого им решения.

Пентагон за его извилистые, бесконечные коридоры, опоясывающие здание, кто-то назвал спрутом на Потомаке. В его пятиугольной форме, а еще больше в той роли, которую отвели ему в американской жизни, есть что-то похожее на существо, опутавшее своими щупальцами не только территорию на южном берегу Потомака, но и всю Америку и проникающее далеко за ее пределы мировое пространство. Те, кто хорошо знают внутреннюю структуру Пентагона, называют его то «беличьим колесом», в котором тридцать тысяч человек беспрерывно бегут, не зная, где остановиться, то «головоломкой», потому что никто не знает, какую задачу поставит перед ними очередной хозяин кабинета «ЗЭ-880». Более смелые и радикальные люди называют Пентагон даже «Франкентштейном» – чудовищем, которое выдумала Мэри Шэлли и пустила бродить по экранам «свободного мира», наводя ужас на детей и взрослых.

Обо всем этом полковник Смит знал давно. Впрочем, каждый вновь приходящий на службу в Пентагон узнает все на второй день, если не знал об этом раньше.

В последние недели, получив задание на основе опыта, приобретенного во Вьетнаме, подготовить предложения о новых аспектах военной политики, он изучил огромное количество документов, включая самые секретные. И вдруг, казалось бы, привычная работа: изучать, анализировать, предлагать – не стала доставлять ему ни радости, ни удовольствия. Как человек честный перед самим собой, он порой переживал жгучий стыд, когда узнавал, невольным участником каких неблаговидных дел и поступков был он сам. Он знал, что инцидент, происшедший в первые дни августа 1964 года в Тонкинском заливе, стал поводом сначала для бомбардировок Северного Вьетнама, а потом и для прямого военного вторжения армии США в Южный Вьетнам. И хотя он был не уверен, что небольшое столкновение могло стать поводом для начала большого военного вмешательства, причем в другой части Вьетнама, не там, где произошло столкновение, а на тысячу километров южнее, но и с этим он еще мирился, потому что каждый день ему твердили, что с севера, через 17-ю параллель, проникают в Южный Вьетнам коммунистические отряды, а потом и подразделения, сформированные и вооруженные правительством Ханоя. Много позже Смит начнет понимать, в какую несправедливую войну против ни в чем не повинного народа втянул Вашингтон Америку.

Вчера, когда Смит пришел на работу, его пригласил к себе начальник секретного отдела.

– Я не знаю, господин полковник, вашего задания, – с оттенком то ли подозрительности, то ли недоверия сказал он, – но я крайне удивлен, что мне поступило распоряжение дать вам для ознакомления бумаги Пентагона, представляющие собой высшую степень государственной секретности. Могу сказать, что с тех пор, как они подготовлены, к ним лишь дважды обращались: один раз бывший министр обороны Роберт Макнамара, другой – директор Центрального разведывательного управления адмирал Рейборн. Понимаете, какую ответственность возлагает на вас это доверие?

– Я никого не просил об этих документах, и если вы так обеспокоены, то сообщите тому, кто дал вам распоряжение, что я отказываюсь их читать. Мне в жизни приходилось не раз иметь отношение не к бумагам, а к делам высшей государственной секретности, но меня никто не предупреждал таким тоном, – резко сказал Смит. – Поэтому прошу вас не беспокоиться, я не хочу знать больше того, что мне нужно для моей работы, – и поднялся, чтобы покинуть кабинет.

Начальник секретного отдела сразу сбавил тон:

– Вы, возможно, меня неточно поняли, господин полковник. У меня и в мыслях не было делать вам какое-то предупреждение. Моя обязанность, определенная соответствующими инструкциями, требует, чтобы я информировал получателей информации о степени ее секретности. Тот, кто отдал мне распоряжение, облечен полномочиями предоставлять для ознакомления определенному кругу лиц все, что есть в нашем распоряжении. Поэтому сегодня вы пойдете в особую комнату, я вам дам ключи от сейфа с документами, и вы, кончив работать, вернете ключи только мне.

– Вы так говорите, – уже мягче произнес полковник, – будто меня ждет по меньшей мере тысяча страниц текста, а не какая-нибудь папка с двумя десятками машинописных листов.

– О господин полковник, – придав голосу доверительность и добродушие, чтобы сгладить неудачное начало разговора, сказал начальник отдела, – я вас должен разочаровать.

– Неужели действительно тысячестраничный том? – с деланным испугом произнес Смит.

– Нет, господин полковник. Это сорок семь томов на семь тысяч страниц, – он помолчал немного, а потом уже совсем по-дружески добавил: – Откровенно говоря, я не завидую вам, господин полковник. Эти тома могут испортить настроение кому угодно. Подумать только: десятки томов – и все про Вьетнам, а от него у всех и так голова кругом идет. Вы бывали там?

– Не бывал, а провел в общей сложности больше пяти лет.

– И вам после этого охота еще заниматься Вьетнамом?

– Мы с вами военные, нас не спрашивают, хотим мы заниматься чем-то или нет. Нам говорят: надо.

– Ну что ж, надо, значит, надо, пойдемте со мной.

Они шли мимо комнат с массивными металлическими дверями. Спустились на пол-этажа вниз и еще шли по узкому коридору, пока не дошли до тупика. Начальник вынул из кармана несколько ключей, вставил их в замочные скважины, повернул – один на пол-оборота, другой на целый оборот, а третий крутанул несколько раз. Затем несколько раз нажал, будто выбивал знаки азбуки Морзе, на не замеченную Смитом кнопку, и только после этого стальная дверь полуметровой толщины медленно отошла в сторону.

В комнате, куда они вошли, не было окон, горел не режущий глаз мягкий дневной свет. Между рядами сейфов, установленных вдоль стен, был большой, удобный письменный стол с вделанной в него настольной лампой. Воздух был прохладный и свежий.

– Вот ваш сейф, – указал начальник на один из массивных кубов, какие Смит не раз видел в кино, когда показывают какой-нибудь фильм о нападении гангстеров на Форт-Нокс, где хранится золотой запас Соединенных Штатов. Он сам открыл дверцу сейфа, и Смит увидел ряды солидных папок.

– И все это надо прочитать? – удивился он.

– Мы люди военные, и раз нам говорят: надо, значит, это, возможно, действительно надо, – повторил слова Смита начальник отдела. – В столе найдете блокнот, все записи, какие сделаете, сдадите мне, я их отправлю в вашу секретную часть. В холодильнике, – показал он в угол, – найдете напитки. Если что потребуется дополнительно, нажмите вот эту кнопку видеотелефона. Вот, кажется, и все, я пошел.

– Подождите минутку. Простите, как мне вас называть?

– Называйте господин Робертсон.

– Спасибо. У меня к вам просьба: возьмите ключи себе. Все равно, когда я кончу работать, я сообщу вам – и вы придете или кого-то пришлете, чтобы закрыть сейф. А мне без них будет спокойнее.

– Хорошо, – улыбнулся Робертсон, – может быть, вы правы. Ну, счастливо поработать.

После его ухода Смит осмотрелся, подошел к сейфу и взял самую тонкую папку. Это оказался перечень документов. Он стал читать его и сразу понял, к какой тайне он допущен. Здесь были документы действительно высшей секретности. Потом он просмотрел одну за другой несколько, наиболее заинтересовавших его, папок. Они были разделены на две части. Первая представляла собой доклад, подготовленный по заданию министра обороны Макнамары, как гласило вступление, группой аналитиков из сорока человек. Доклад о роли, которую играли Соединенные Штаты в Юго-Восточной Азии со времени второй мировой войны. Этот доклад состоял из трех тысяч страниц. Четыре тысячи страниц – документы, подтверждающие выводы, к которым пришли авторы этого анализа.

За первый день работы Смит, конечно, не успел пробежать и десятой доли того, что ему предстояло сделать, тем более что много времени он потратил на ознакомление с наиболее заинтересовавшими его бумагами. И чем больше он вчитывался в них, тем беспокойнее становилось на душе. Он понял, что война во Вьетнаме началась не после Тонкинских событий, а гораздо раньше, пожалуй, уже тогда, когда на крейсере «Миссури» представители Японии подписали акт о безоговорочной капитуляции, а может быть, даже раньше. За восемь месяцев до событий в Тонкинском заливе Роберт Макнамара представил Джонсону, только месяц назад вступившему на пост президента после убийства Кеннеди, памятную записку. Несколько раз перечитывал ее Смит, и с каждым разом перед ним все с большей отчетливостью вставала картина заранее продуманного и спланированного вторжения во Вьетнам. То, что сообщил президенту Макнамара, действительно представляло секрет высшей степени:

«Положение во Вьетнаме, – писал он, – вызывает большое беспокойство. Нынешние тенденции, если им не положить конец в ближайшие два-три месяца, приведут к нейтрализации Южного Вьетнама, в лучшем случае.

Я отдал распоряжение о небольшом наращивании артиллерийских частей, а также о предоставлении военной формы личному составу вьетнамского корпуса самообороны, который наиболее часто подвергается нападениям и больше других страдает от низкого уровня боевого духа. Я предложил министрам по видам вооруженных сил в неотложном порядке изучить уровень подготовки личного состава, направляемого нами во Вьетнам, и это имеет большое потенциальное значение. Комитет начальников штабов в полной мере согласен со мной в том, что мы должны отправить туда своих лучших людей».

Председатель Объединенного комитета начальников штабов генерал Максуэл Тэйлор в январе 1964 года в «Меморандуме № 273 о состоянии национальной обороны» писал: «Комитет начальников штабов приходит ко все более твердому выводу, что наша судьба в Южном Вьетнаме является точным барометром для предсказания нашей судьбы во всей Юго-Восточной Азии. Мы придерживаемся мнения, что, если программа Соединенных Штатов увенчается успехом в Южном Вьетнаме, это во многом поможет стабилизации положения в ЮВА. И, наоборот, если мы отдадим Юго-Восточную Азию коммунистам, за этим уже в недалеком будущем последует ослабление тех позиций, которые у нас еще будут оставаться на этом субконтиненте».

За восемь месяцев до событий в Тонкинском заливе президент Джонсон писал послу США в Сайгон: «Ближайшей и важнейшей задачей является укрепление южной базы. По этой причине в настоящее время мы разрабатываем свои планы принятия мер по отношению к Северному Вьетнаму лишь на случай чрезвычайных обстоятельств, и непосредственная проблема в этой связи заключается в создании максимально прочной базы для принятия возможных мер в будущем. Соображения международного порядка – дополнительная причина для уклонения от принятия немедленных открытых мер. Поскольку мы ожидаем решающего столкновения между китайской и советской коммунистическими партиями в ближайшее время, принятие мер по отношению к Северу будет практически более целесообразным после, а не до такого столкновения».

Юджин Смит, зная, как осторожно обсуждали всегда китайский фактор во вьетнамской войне крупные военные и политические деятели, пришел к мысли, что правительство учитывало его на деле больше, чем об этом говорилось на словах. «Кстати, – подумал он, – мой друг Мэрфи должен уже вернуться из Варшавы, куда его послали на переговоры послов Вашингтона и Пекина. Надо бы позвонить ему и узнать, что там за игра затевается снова».

Он углубился в чтение документов, и вдруг мысль, пришедшая в голову, обожгла его. Он вспомнил своего старого приятеля Ричарда Стрейтона, с которым встретился недавно. «Как он говорил тогда на демонстрации? Мы слишком долго молчали? Верно. А почему молчали? Да потому что слишком мало знали. Надо сегодня же позвонить Ричарду и встретиться с ним», – решил Смит…

Выйдя из лесопарка, Смит направился к своему подъезду. К лифту, как обычно, очередь. Тут всегда шутили: «На тридцать тысяч человек, работающих в Пентагоне, – тринадцать – несчастливая цифра! – лифтов. Разве это не происки врага?»

Наконец Смит добрался до своего сверхсекретного отсека, вызвал сигналом дежурного, показал пропуск, тот сверился со своими записями и впустил его.

Целый день ушел у него на штудирование бумаг, выписки из документов, раздумья над прочитанным. Он уже видел, что задачу на него, именно на него, взвалили непосильную: дать предложение о новых аспектах военной политики во Вьетнаме. Потому и допустили к государственной тайне. Начальство, видимо, рассчитало, что неглупый, знающий Азию, и Вьетнам в частности, человек способен свежим взглядом проникнуть в суть событий и подсказать что-то новое для дела. Если бы он не был причастен к этой стране, если бы не знал всего, что там происходит, не видел мрачных и возмутительных сторон войны, если бы, наконец, не познакомился вплотную с закулисной, невидимой стороной политики, он, наверное, что-то бы придумал, что могло даже встретить поддержку. Но теперь он чувствовал: у него нет сил, произошел психологический надлом. Он не мог думать, как думал раньше, и это внутреннее противоречие между служебным долгом и гражданской совестью мучительно сказывалось на его душевном состоянии. «Это похоже на бунт разума», – подумал Смит.

С трудом он дождался конца рабочего дня. Вернувшись домой, он принял душ, выпил немного виски с содовой и решил позвонить Джиму Мэрфи. Тот будто только и ждал этого звонка – так быстро взял трубку.

– Я сам несколько раз собирался тебе позвонить, Юджин, но в суете больших и малых, приятных и нудных дел, сам знаешь, как трудно найти спокойную минуту. Как ты живешь? Я не спрашиваю, что ты делаешь, чем занят, – это не для любопытства.

– Работы, Джим, всегда найдется, если от нее не увиливать. А я никогда ни от чего не увиливал.

– Да уж, знаю. А что это у тебя голос отдает печальными нотами? Что-нибудь случилось на личном фронте?

– Нет, Джим, личный фронт по-прежнему открыт со всех флангов. Очень уж много дел. И все-таки надо бы встретиться, поговорить, я крайне нуждаюсь в твоей поддержке.

– Что же все-таки случилось с тобой, Юджин? Может, встретимся… – Мэрфи, видимо, смотрел на календарь, выискивая свободный вечер, – ну, хотя бы в субботу. Считай, что моя семья выслала тебе официальное приглашение.

– С удовольствием приеду, только надо будет хотя бы накануне созвониться, вдруг что-то изменится.

– Что может измениться, дружище? Что-то мне не нравится твое настроение. У тебя действительно все в порядке?

– Конечно, Джим. Но помнишь, как мы говорили раньше: иссякает запас прочности.

– Значит, надо хорошенько отдохнуть. Ладно, при встрече все обсудим. Договорились?

– Договорились.

Едва Юджин положил телефонную трубку на рычаг, как раздался звонок.

– Это Юджин? – услышал он далекий голос.

– Да.

– А я – Ричард Стрейтон. Не забыл еще такого?

– Ну что ты, Дик, – искренне обрадовался Юджин. – Ты, может быть, не поверишь, но если бы ты сейчас не позвонил, то через минуту это сделал бы я. Уже номер твоего телефона отыскал. Как ты поживаешь?

– Ничего, пока ничего. А звоню я тебе потому, что мы наконец освободились от своих малых чад, отправив их отдыхать кого в туристский лагерь, а кого к знакомым, и решили пригласить тебя официально в гости. И не откладывая это на дальние дни. Ну, например, завтра. Как ты на это посмотришь?