Текст книги "Время камней"

Автор книги: Михаил Ежов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц)

Глава 7

Квай-Джестра направлялся навстречу послу Казантара, некоему Хоргу Аригану Дьяку, который должен был прибыть вместе со своей женой и слугами на легкой триреме. Ормаку казалось странным, что столь знатную особу не сопровождает почетный эскорт, поэтому решил возместить это упущение кораблями Урдисабана: три судна сопровождали его корабль, пышно убранный и богато украшенный.

К Первому Советнику подошел капитан Ремехад и приложил к глазу подзорную трубу.

– Странно, – сказал он через несколько секунд, – мы должны были уже увидеть их.

– Возможно, вы ошиблись в расчетах, – предположил Ормак.

– Кто знает, – капитан пожал плечами. В голосе его прозвучало сомнение. – Продолжим двигаться этим курсом. Иначе есть вероятность разминуться.

– Хорошо, – Ормак кивнул, – вам виднее. Главное, чтобы посол не принял нас за уримашских пиратов.

– Да, в этом случае могут возникнуть известные… неприятности, – согласился капитан. – Но мы поднимем условленный флаг, как только увидим казантарский корабль.

Плавание продолжалось еще около двух часов, прежде чем на горизонте показалась, наконец, трирема, выкрашенная в оранжевый и черный цвета. Она двигалась с большой скоростью, так что капитан Ремехад снова выразил недоумение по поводу того, что встреча произошла настолько позже, чем он предполагал, однако Ормак не обратил на его слова внимания, полагая, будто моряк просто не желает признать, что ошибся. Он приказал немедленно поднять белый флаг, в центре которого изображена черная лилия – условленный знак, по которому казантарская трирема должна узнать встречающий ее эскорт. Через пару минут на посольском корабле подняли такой же флаг. Ормак облегченно вздохнул и отправился в каюту готовиться к встрече. Он достал из драгоценной шкатулки верительные грамоты и перечитал свою приветственную речь. Хоть Ормак и выучил ее, но все же немного волновался. В основном потому, что прежде никогда не видел этого посла. Очевидно, тот был очень непрост, если его отправили в Урдисабан со столь сомнительной миссией – подтвердить шаткий мир между странами. Без сомнения, в Казантаре должны понимать, что империя будет расширять свои владения и конфликт двух государств неизбежен, но пока война не объявлена, как-то нужно создавать видимость мира.

Казантарская трирема быстро приближалась. Уже можно было различить нарисованные на ее изогнутом носу широко распахнутые глаза, но, присмотревшись, Ормак вздрогнул и невольно поморщился от отвращения: зрачков не было, только белое яблоко, и из-за этого корабль казался ослепленным. Раньше Квай-Джестра никогда такого не видел и не понимал, зачем нужно делать корабль незрячим, ведь это не поможет избежать рифов и отмелей. Он поднял подзорную трубу и поискал взглядом посла и через пару секунд заметил высокого черноволосого человека в роскошной синей мантии, расшитой золотыми изображениями различных музыкальных инструментов. На голове у него была круглая красная шапочка с плоским верхом, а на груди сверкала массивная цепь с медальоном. На руках он держал какое-то странное мохнатое животное с большими выпученными глазами и длинными руками, которыми оно все время суетливо цеплялось за одежду своего владельца. Рядом с человеком стояла женщина в белом платье. Что-то в ее фигуре казалось странным, но разобрать, что именно, пока было нельзя. Ормак велел сопровождавшим его вельможам и слугам приготовиться к встрече. На палубе расстелили роскошный ковер и принесли изящные кресла, расставив их так, чтобы представители обеих стран могли говорить, глядя друг другу в глаза. Моряки стояли у правого борта, готовые спустить широкий трап, по которому казантарец должен был перейти на трирему Квай-Джестры.

Корабли наконец сблизились настолько, что можно было осуществить переход, и рабы подняли весла, втянув их внутрь, чтобы не сломать при швартовке. Моряки на триреме Ормака приняли концы и подтянули судно посла. Намотав канаты на баки, спустили трап и отошли, уступив место урдисабанским вельможам и самому Квай-Джестре.

С казантарской триремы раскатали по трапу темно-синий ковер, на который ступили посол и его жена. За ними следовали четыре воина (видимо, телохранители) и двое слуг, один из которых нес в руках плоскую шкатулку резного дерева, а другой – продолговатый сверток, взглянув на который, Ормак подумал, что там может быть полуторный меч. Невольно он оглянулся на своих гвардейцев: успеют ли они защитить его, если казантарцы задумали покушение?

Когда процессия оказалась на борту урдисабанского корабля, Квай-Джестра приветствовал гостей легким поклоном. Посол ответил ему тем же, его жена сделала легкий реверанс.

– Доброго здравия, – сказал Квай-Джестра, – меня зовут Ормак Квай-Джестра, я Первый Советник Его Величества Камаэля Марад-Изтаэрда, Императора Урдисабана. Рад приветствовать вас на своей триреме. Это высокая честь для меня. Надеюсь, плавание на ней не покажется вам утомительным.

– Благодарю и приветствую, – ответил посол с вежливой улыбкой. – Мое имя Хорг Ариган Дьяк, барон Деморштский, уполномоченный посол. Это моя жена, дама Маэрлинна. – При этих словах Ормак поклонился женщине, та улыбнулась ему и сделала реверанс. – Мы с благодарностью принимаем ваше приглашение продолжить плавание на этом прекрасном судне.

– Не присоединитесь ли вы к скромному обеду? – спросил Ормак, отступая на шаг в сторону и указывая широким жестом на накрытый стол, стоявший на корме. – Я велел подать лучшее вино Ирменского замка.

– Я слышал о нем, – ответил посол, – замок славится превосходными напитками.

– Мой дед начал собирать, а отец пополнил коллекцию, – сказал Ормак, – сейчас в нашем родовом имении выращивают лучший виноград в империи.

– В таком случае мы не можем не принять ваше в высшей степени заманчивое предложение, – Дьяк улыбнулся. – Но прежде я бы хотел преподнести вам маленький подарок, если позволите. – В ответ на эти слова Ормак поклонился, и посол сделал одному из слуг знак подойти. Когда тот приблизился, держа на вытянутых руках шкатулку, Дьяк аккуратно поднял крышку и достал великолепную кольчугу гномьей работы. Это было сразу ясно: никто, кроме подгорного племени, не смог бы выковать более тонкой и легкой кольчуги. Эта же была, помимо всего, украшена серебряными пластинками с искуснейшей гравировкой, в узорах которой Ормак легко узнал символы своего родового герба – голову льва в окружении кленовых листьев. Вслед за кольчугой Дьяк извлек из шкатулки широкий пояс, собранный из стальных пластин, соединенных серебряной проволокой и инкрустированных горным хрусталем.

– Неужели… – Ормак невольно улыбнулся.

– Да, это сделано в Стальных Копях древними гномами, – подтвердил его догадку посол.

– Но откуда… – выговорил Квай-Джестра, принимая подарок и ощущая в руках почти волшебную прохладу металла.

– Не спрашивайте, – отозвался Дьяк, – пусть это будет моим маленьким секретом.

Ормак с восторгом рассматривал кольчугу и пояс, прикидывая, во что они обошлись. Если подобное преподнесли ему, то что же приготовили для императора? Очевидно, второй подарок был в руках другого слуги. Его пока не торопились вручать, и Ормак, сердечно поблагодарив за кольчугу и получив в дополнение к ней шкатулку, в которой ее привезли, пригласил гостей к столу.

Посол, его жена и небольшая свита (упомянутые телохранители и слуги) перебрались на трирему Квай-Джестры и продолжили путь в Тальбон на ней. Остальные суда следовали за ними на небольшом расстоянии. Один раз на горизонте заметили пиратов, но те не захотели связываться с несколькими кораблями и постарались поскорее скрыться из виду.

Через два дня все суда вошли в порт Тальбона. За четыре часа до этого Ормак послал в столицу Урдисабана почтового голубя с письмом, в котором предупреждал о скором прибытии посла Казантара, поэтому на пристани приплывших ждала толпа встречающих: любопытные, стражники, вельможи и сам император в окружении пышной и многочисленной свиты.

Сафир тоже был в числе сопровождавших императора и стоял в первых рядах, так что прекрасно видел, как причалили все четыре триремы, среди которых выделялось своими резкими цветами судно казантарского посла: черное с оранжевым, со слепыми глазами на носу.

Под звуки оркестра спустили трап, и посол в сопровождении Первого Советника сошел на берег Урдисабана. С ним была женщина, самая прекрасная из тех, что видел Сафир. На ней были очень просторные одежды, и, приглядевшись, он понял, что она беременна. Посол держал на руках странное животное, цеплявшееся за него длинными пальцами и хлопавшее выпуклыми глазами. Сафир звал, что многие вельможи Казантара держат дома экзотических зверей и часто носят их с собой, считая своими талисманами.

Началась долгая церемония знакомства и обмена дарами. Сафир стоял в двух шагах от императора Камаэля с безразличным видом, как и полагалось оруженосцу. Он впервые участвовал в подобном торжестве и поэтому старался ничего не упустить. Его восхитил подарок посла – великолепный полуторный меч, который он преподнес императору. Было удивительно, насколько клинок оказался прекрасно сбалансированным и идеально ложился в руку повелителя Урдисабана, что тот и подтвердил во всеуслышание, тут же примерившись к подарку. Можно было подумать, что меч ковали личные мастера императора, которым были известны мерки его руки и вкусы. Гарда тоже отличалась удобством и украшением: сделанная из серебра, она была покрыта глубокой гравировкой и инкрустирована рубинами. На эфесе красовалась орлиная голова, символ императорского Дома Марад-Изтаэрдов.

В конце церемонии Сафира ждала приятная неожиданность: его представили в числе других вельмож и император Камаэль объявил, что лорд Маград является уполномоченным сопровождающим посла, после чего Сафиру пришлось занять место позади казантарца и, таким образом, пополнить его свиту.

Во дворец добрались в паланкинах. Вокруг шли закованные в доспехи мечники, а дорогу расчищали гвардейцы. Сафир ехал на своем новом жеребце и прислушивался к разговору посла и императора. Его услуги пока не требовались. Он не очень понимал, почему его заранее не предупредили о той роли, которую ему отвели на время пребывания казантарцев в Урдисабане, но подозревал, что от него потребуется не только сопровождать посла, но и следить за ним, выполняя обязанности шпиона.

Во дворце сотни слуг расстилали ковровые дорожки перед процессией, распахивали двери, разбрасывали лепестки роз, которые летели с высоких балконов и галерей подобно фантастическому благоухающему дождю.

Прием начался с торжественной трапезы. Зал был украшен флагами Урдисабана и провинций. Под потолком пестрели пышные гирлянды цветов, натертые воском полы сверкали в солнечных лучах. Слуги в длинных ливреях носились по дворцу с подносами, столовыми приборами, посудой, яствами и прочим.

Сам обед, устроенный в честь посла Казантара, тоже был великолепен. Еще накануне повара и их помощники принялись стряпать кушанья и отбирать вина, начищать столовые приборы и посуду. Всю ночь кипела работа, и утром поваров сменили их товарищи, которые с новыми силами принялись за приготовления.

Некоторые сорта вин заливали в особые приборы для подогревания – бронзовые сосуды с трубой посередине, куда засыпался горящий уголь. Также был популярен армол,очень крепкий и терпкий напиток, который готовили из айхевая,корнеплода, основным поставщиком которого были Дома Маградов и Квай-Джестров.

Гордостью урдисабанских мастеров была стеклянная посуда, производство которой требовало немалого труда и искусства. В прозрачную массу добавляли синюю, красную или зеленую краски, получая не только цветные, но также тонированные и пестрые изделия. На подобных блюдах подавали самые изысканные кушанья, в основном сладости, для производства которых из свеклы и тростника добывали сахар. Кулинары постарались на славу и по случаю приема заставили дворцовые кухни многоярусными тортами, пирожными и сухофруктами. Гостей ожидали также различные прохладительные напитки из меда, лимона, апельсинов, груш и винограда.

Обед, устроенный в честь посла Казантара, отличался от обычной трапезы простых жителей Урдисабана так же, как полдень отличается от заката.

Трапеза началась с традиционной молитвы богам о процветании государства, императора и гостей. Затем жрец в роскошных белых с золотом одеждах совершил жертвенное возлияние: выплеснул из ритуальной чаши несколько капель вина на жаровню, дым от которой, как считалось, поднимается прямо в небесные сферы и попадает на пир богов.

После этого все сели за стол. Обед начался с закусок. Были поданы разнообразные салаты, яйца, приготовленные всеми мыслимыми способами, устрицы, маринованная рыба, креветки и на отдельных огромных блюдах – омары, сверкающие золотистыми панцирями. К ним полагались разбавленные сухие вина.

После закуски на столах появились: жареные гуси, утки, журавли, аисты, кабаны, фаршированные яблоками и грушами, запеченные голуби и бекасы, зайцы, обложенные сливами и нарезанными апельсинами, оленина, фазаны и зажаренные целиком куропатки, тетерева и глухари. Повара императорского дворца по праву гордились павлиньими и соловьиными языками, паштетами с острыми специями, соусами, а также копчеными, вареными и кровяными колбасами, горами возвышавшимися в центре столов.

Вторым блюдом были пироги с разнообразной начинкой. Они имели различную форму, иногда даже фантастических животных. К ним подали сладкие напитки, в том числе мед.

На третье были фрукты, засахаренные орехи, печенье и пирожные. Повара приготовили несколько огромных тортов в форме лошадей, оленей и грифонов, а специально выписанные из Ольсмейла мастера изготовили для императорского стола разнообразные конфеты, которые красовались в изящных хрустальных вазах. Их делали из теста с медом, используя также цукаты, мармелад и особый коричневый порошок, привозившийся из дальних южных стран и придававший конфетам приятную горечь.

В перерыве между переменами блюд слуги наполнили кубки присутствующих вином и поставили на столы сладости и пряности. В трапезную вбежали люди в пестрых одеждах и ярко раскрашенных масках. Выражения некоторых были зловещими, других – наивными, третьих – добрыми, четвертых – печальными. Белые, синие и красные парики походили на пышные шапки и спускались до пояса. Это были актеры, как пояснил Дьяку Сафир. Они должны были дать короткое представление, чтобы гости не скучали. Пока расставлялись декорации, Сафир рассказывал послу о происхождении урдисабанского театра.

– Первый театр в Урдисабане, – говорил он вполголоса, время от времени поглядывая через стол на Армиэль, – появился восемьдесят лет назад и постепенно разделился на два вида представлений: театр кукол, давабари,и театр масок, карадра. – Сафир говорил и чувствовал гордость за то, что в Урдисабане есть чем поразить посла. Пусть, думал он, казантарец видит, что в империи не только великолепные дворцы и мощные крепости, сильная армия и красивые корабли, но также процветающее искусство.

– Все роли в театре исполняют мужчины? – неожиданно спросил посол, внимательно наблюдавший за актерами.

– Само собой.

– Почему?

– Разве это не очевидно? – невольно вырвалось у Сафира. Спохватившись, он добавил: – Женщина не должна появляться на людях иначе чем в сопровождении мужчин. Ей не место на сцене.

Посол промолчал, но Сафир не понял, оттого ли, что был не согласен с подобной позицией, или потому, что в это время началось представление: вперед вышел актер в длинном синем халате, препоясанный широким красным кушаком, и поклонился так низко, что его белоснежный парик коснулся пола.

– Драгоценные и высокочтимые зрители, – заговорил он высоким приятным голосом, – сегодня мы покажем вам пьесу под названием «Сиамор и Хонтора». В ней рассказывается о любви и ненависти, дружбе и предательстве. Впрочем, я умолкаю, потому что наши герои уже готовы выйти на сцену и предстать перед вашими благосклонными взорами. – Актер поклонился еще раз, столь же низко, и удалился, пятясь мелкими шажками, пока не исчез в прорези занавеса.

Затем начался спектакль. Это была любовная история о том, как юноша и девушка полюбили друг друга, но однажды ее похитили пираты, и влюбленные разлучились. Погоревав, Сиамор отправился на поиски своей возлюбленной и после долгих лет скитаний, лишений и опасных приключений наконец встретился с ней, и они бросились в объятия друг друга, обливаясь нарисованными слезами (актеры специально сменили для этого маски).

– Вы заметили, что они даже не постарели? – спросил Дьяк, наклонившись к Сафиру.

– Кто? – не понял тот, сдержанно хлопая кланяющимся лицедеям.

– Сиамор и Хонтора, – пояснил Дьяк. – Они не виделись много лет, но тем не менее остались прежними юношей и девушкой.

– В театре всегда так, – улыбнулся Сафир, – иначе концовка будет выглядеть смешно. Обнимающиеся влюбленные старики… – он покачал головой. – Но и сократить время выпавших на их долю испытаний нельзя, иначе чувство не будет выглядеть столь всепоглощающим.

– А вы верите в такую любовь? – спросил Дьяк.

– Конечно, – ответил Сафир. – А вы?

– Когда смотрю представление, да, – сказал Дьяк, улыбнувшись.

Актеры откланялись и скрылись за занавесом, исчезли музыканты, спешно убрали декорации, и обед возобновился. Гостей ждало еще много сюрпризов. Их развлекали танцоры, декламаторы и сказители, акробаты и жонглеры, управлявшиеся с огромным количеством пылающих факелов: головни взлетали к самому потолку, образуя вертикально вытянутые огненные кольца. Трапеза длилась несколько часов и часто прерывалась речами, пожеланиями, тостами и представлениями.

Только поздним вечером гости разошлись по приготовленным для них комнатам. Сафира поселили рядом с покоями посла, чтобы он всегда был под рукой на случай, если понадобится ему. Засыпая, он думал о том, как быстро поднялся по придворной лестнице, и благодарил судьбу за то, что родился тем, кем родился. Он думал об Армиэль и был почти счастлив. Казалось, все его мечты свершались.

* * *

На площади перед дворцом выстроились легионы урдисабанской армии. Пока командиры проводили перед парадом последний смотр, Сафир по приказу императора рассказывал послу Казантара о ее организации. Они стояли на балконе, с которого открывался прекрасный вид на город, в окружении вельмож и телохранителей. Император Камаэль находился чуть в стороне. Он был вместе с дочерью. Армиэль тихо беседовала с Маэрлинной, а император обсуждал что-то со своим Первым Советником. Сафир старался не смотреть на невесту и, чтобы отвлечься от мыслей о ней, рассказывая об устройстве урдисабанской армии с особой обстоятельностью.

– Войско состоит из легионов, – говорил он негромко, указывая на площадь. – Вы можете видеть здесь самые почетные и бесстрашные из них: Первый Августейший, Второй Рукоположенный и Третий Непоколебимый. С течением времени численность легионов несколько раз менялась. Например, до того как на трон взошел отец нашего императора, в урдисабанской армии было всего четыре легиона по четыре с половиной тысячи пехотинцев. Два легиона набирали из мужчин не старше сорока лет. Они участвовали в походах и сражениях. Два других состояли из людей от сорока до шестидесяти лет, которые несли гарнизонную службу в Тальбоне и других городах Урдисабана. Первые два легиона поддерживались двумя тысячами всадников, а также тысячей лучников, пращников и обозной прислуги. Легионы стояли рядом друг с другом, а по бокам располагалась конница.

Но все это было до начала великих завоеваний, начатых отцом нашего императора и продолженных Его Величеством Камаэлем. После покорения ряда соседних стран, ставших провинциями Урдисабанской империи, их жители начали вливаться в состав нашей армии, и число легионов увеличилось, их состав – тоже. На данный момент у нас двадцать один легион, и каждый состоит из пяти тысяч ста пехотинцев, трех тысяч всадников и двух тысяч четырехсот стрелков. Кроме того, при каждом имеется небольшой гренадерский корпус из катапульт, баллист и онагров.

Император Камаэль изменил строй легионов, разделив каждый на тридцать манипулов, а те, в свою очередь, – на две центурии, состоящие из декурий.

Легион строится в три линии, по десять манипулов в каждой, видите? – Сафир указал рукой вниз, где сверкали круглыми и островерхими шлемами живые прямоугольники. – Вот они вытянулись с восточного края площади к западному. В первой линии стоят копьеносцы, они самые молодые и сильные. Во второй – мечники, уже опытные бойцы. В третьей – воины постарше. Они самые искусные и тяжело вооружены.

– Я давно хотел узнать, – сказал Дьяк, воспользовавшись паузой в объяснениях Сафира, – кто придумал эти ваши знаменитые прямоугольные щиты.

– Император Камаэль, – охотно ответил Сафир. – Он великий стратег и воин. Подобные щиты позволяют прикрыть любую часть армии, будь то легион, манипул или центурия, не только со всех сторон, но даже сверху, что весьма результативно при обстреле из луков.

– Очень полезное и остроумное изобретение, – одобрил Дьяк. – Гораздо лучше круглых щитов.

– О да, – согласился Сафир.

– Но мне кажется, ваша армия не слишком маневренна, – заметил Дьяк.

– К сожалению, это так.

– На месте императора Камаэля я бы разделил каждый легион на десять частей так, чтобы они состояли из десяти манипулов, и дал командирам больше самостоятельности. Это значительно увеличило бы подвижность вашей армии.

– Вполне возможно, – дипломатично согласился Сафир, выслушавший эту тираду с большим удивлением: до чего же вольными должны быть нравы в Казантаре, если придворный так непринужденно представляет себя на месте владыки целой империи? Так ли крепка власть в этой враждебной Урдисабану стране, как говорят?

– Вы о чем-то задумались? – спросил Дьяк, мельком взглянув на Сафира.

– О вашем проекте, – тотчас нашелся Сафир. – Не желаете ли представить его императору?

– Отнюдь, – посол покачал головой. – Я приехал в Тальбон не для того, чтобы укреплять военную мощь Урдисабана. – Он улыбнулся, давая понять, что это шутка.

Сафир вежливо склонил голову.

– И все же позвольте мне передать ваши мысли императору.

– Только от своего имени.

– Если вам так угодно.

– Угодно. А теперь расскажите мне о том, кто командует всеми этими воинами, – попросил Дьяк, снова поворачиваясь к площади, – ибо я вижу много людей, одетых и вооруженных гораздо лучше, чем остальные. Кроме того, они стоят особняком и все время кричат.

Сафир усмехнулся:

– Да, вы правильно угадали. Это командиры.

– Они так суетятся и усердствуют, – посол покачал головой.

Сафир оставил это замечание без внимания.

– Кто является верховным главнокомандующим? – спросил через мгновение Дьяк. – Император?

– Да, разумеется.

– А как он осуществляет командование столь огромным воинством?

– Видите всадника в черно-белых одеждах и вороненых доспехах?

– С жезлом в руке?

– Да. Это легат. Он командует тремя легионами, составляющими гарнизон Тальбона. Все они находятся на этой площади. Отдельными же легионами управляют танары. Видите, они в красных плащах и серебряных доспехах? Они командуют сотниками, то есть центурионами. Их назначают из лучших легионеров.

– Что это за знак на груди у ваших центурионов? – поинтересовался Дьяк, прищурившись. – Мне отсюда не видно.

– Это эмблема виноградной лозы, – объяснил Сафир. – Центурионы имеют право наказывать солдат. Они постоянно носят при себе гибкие прутья этого растения.

– И часто это орудие возмездия остается праздным?

– Очень редко, – ответил Сафир. – Но поскольку центурион выбирается из числа самих легионеров, это никого не смущает. Во время боя, – продолжил он, видя, что посол не задает других вопросов, – центурион находится на правом фланге центурии, потому что оттуда удобнее руководить. Есть в нашей армии еще и младшие командиры, десятники. Они заведуют также продовольственной и хозяйственной частью центурии.

– А что означают все эти значки и знамена? – поинтересовался Дьяк.

– Каждая центурия имеет свой штандарт и эмблему. Это тотемические животные, от которых наши предки вели свои роды. Под эмблемой прикрепляется медная пластиика с номером манипула. Если он совершает подвиг, то к значку прикрепляется награда.

– А почему танары держат в руках жезлы с фигурами орлов? Это тоже тотемическое животное? Дань прошлому?

– О да. Орел считается покровителем самого императора. От него ведет род дом Изтаэрдов. Эти жезлы делают из бронзы или серебра. У легатов тоже есть такие жезлы, но золотые.

– Я слышал, что потеря штандарта или эмблемы считается у вас большим позором и каждый легионер обязан защищать их до последней капли крови. Это правда?

– Истинная! – Сафир важно кивнул. Он был рад, что представилась возможность рассказать о доблести урдисабанской армии. – Были случаи, когда в трудный момент битвы кто-нибудь из командиров бросал значок легиона в гущу врагов, чтобы заставить своих воинов вернуть его.

– Я читал об этом в старых хрониках, – заметил Дьяк, – но, кажется, это было давно.

– Да, теперь в этом нет необходимости. Наша армия непобедима.

– Верно ли то, что вы завоевали Кабрию благодаря прекрасно налаженной поставке продовольствия, уклоняясь от сражений и заставив противника опустошить собственные земли, после чего тот сдался, чтобы избежать голодной смерти?

– Да, это тоже правда, – Сафир вспомнил об этом эпизоде урдисабанской истории с удовольствием. – Без четкого снабжения победа невозможна. Это одна из основ нашей стратегии.

– Ясно, – посол немного помолчал. – А как во время сражения подаются сигналы?

– При помощи уциры.Посмотрите направо. Видите, рядом с легатом стоят несколько герольдов с длинными трубами? Сигнал к атаке или отступлению подают ими, а потом танары и центурионы передают их рожками, которые носят на поясе. Конница пользуется другой трубой, рамартой.Это делается во избежание путаницы между кавалерией и пехотой.

– Замечательно, – одобрил Дьяк. – Ваша армия – прекрасно отлаженный механизм. Уверен, вы гордитесь ею.

– Само собой, – ответил Сафир, – это значительное достижение.

– Для империи, – вставил Дьяк.

– Для любой страны.

– Пусть так. Что ж, я впечатлен. Наша армия не так многочисленна и организована немного по-другому.

– Я слышал, в Казантаре войско делится на тысячи, сотни и десятки, – заметил Сафир. Он хотел показать, что в Урдисабане интересуются своим противником. Это было и вежливо, и предостерегающе.

– Совершенно верно, – посол слегка склонил голову, – командиры тысяч называются у нас темниками, сотен – сотниками, десятков – десятниками.

– Правда ли, что в Казантаре вооружают солдат не только мечами и копьями, но также тулварами и булавами?

– Тулвары носят у нас легковооруженные воины, – ответил Дьяк, – а булавами пользуются всадники, но редко. Впрочем, мне кажется, что мои объяснения излишни: вы прекрасно осведомлены о положении дел в Казантаре.

Сафир молча поклонился. В это время на площади затрубили герольды, и армия стала строиться. Парад начался. Дьяк подошел ближе к перилам, чтобы лучше видеть происходящее, а Сафир встал на полшага сзади – чтобы быть поблизости, если послу что-нибудь понадобится, но не мозолить при этом глаза. Император Камаэль подошел к послу и тихо приветствовал.

– Ваше Величество, – Дьяк учтиво поклонился, – ваша армия великолепна.

– Благодарю.

– Редко увидишь подобное зрелище.

– Надеюсь, вы пробудете в Тальбоне достаточно, чтобы еще не раз полюбоваться им. – Император любезно улыбнулся. Посол молча поклонился.

Тем временем легат выехал на середину фронта и подал сигнал к окончательному построению. Солдаты замерли. Наступила полная тишина. Выдержав так полминуты – для большего эффекта, – легат скомандовал выполнение маршевых маневров. Тотчас же воздух наполнился сигналами рожков и труб, криками командиров, топотом ног и бряцанием оружия.

Сафир смотрел на то, как стройно и слаженно движутся по площади легионы, и невольно радовался – было что-то величественное и завораживающее в том, как сотни людей синхронно выполняли необходимые действия, представляя собой механизм уничтожения противника. Войско казалось несокрушимой силой, способной стереть с лица земли любого врага. Сафир чувствовал гордость за свою страну, за своего императора и за себя. Вернее, за то, что принадлежал к великому народу великого государства.

Через полчаса парад закончился, и легионы вновь построились перед дворцом и замерли. Ветер развевал плюмажи легатов, штандарты и знамена.

– Великолепно! – проговорил Дьяк, обращаясь к императору.

– Рад, что вам понравилось.

– Глядя на эту армию, Ваше Величество, невольно благодаришь богов за то, что наши страны не враждуют.

– Вы преувеличиваете, – отозвался император с улыбкой. – Уверен, войско вашего повелителя выглядит не менее впечатляюще.

Дьяк молча поклонился, давая понять, что в известной степени правитель Урдисабана прав. Его ручное животное тихо пискнуло и прижалось к груди хозяина.

– Правда ли, что жители Казантара считают некоторых зверей своими талисманами? – спросил император.

– Порой они действительно бывают полезны, – ответил Дьяк, погладив животное по голове, отчего то прикрыло выпуклые глаза и тихо заурчало, – но я бы не стал называть их талисманами. Они не защитят от сглаза или порчи и не принесут удачу в привычном смысле этого слова.

После парада послу Казантара преподнесли подарок от императора: полный доспех, сработанный из стали и покрытый золотой насечкой. К нему прилагался также высокий шлем с гребнем, сделанным в виде изогнувшегося дельфина.

– Мы не могли преподнести его раньше, – сказал император, вручая подарок Дьяку, – ибо не знали, что вы окажетесь столь богатырски сложены, и прогадали с размером.

– Ваши мастера настоящие волшебники, если сумели подогнать доспехи всего за несколько дней.

– Мы приготовили также подарок для императора Ламагрона, – сказал Камаэль, подавая знак, Тотчас в зал внесли несколько сафьяновых подушек, на которых лежали богато отделанные части конской сбруи. Они сверкали бриллиантами, жемчугом и горным хрусталем. После положенных слов благодарности подарки было приказано упаковать и отнести в покои Дьяка. Затем все отправились на пир, не такой роскошный, как первый, но тоже полный сюрпризов. Император Камаэль придерживался мнения, что гостей нужно развлекать, а его слуги были мастера на выдумки.

* * *

Сафир смог вырваться, только когда посол Казантара уединился с императором (если не считать преторианцев, не отходивших от своего повелителя ни на шаг) в малом аудиенц-зале для того, чтобы наметить примерный перечень вопросов, по которым предстояло достичь согласия. На самом деле это было формальностью, и главной целью являлось желание договаривающихся сторон присмотреться друг к другу.