Текст книги "Том 10. Господа «ташкентцы». Дневник провинциала"
Автор книги: Михаил Салтыков-Щедрин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 61 страниц)
– А вы читали Оссиана, Аргентов?
– Не об Оссиане идет теперь речь, – кричит он на нее, вскакивая как ужаленный, – а о народных страданиях-с! Поймете ли вы это когда-нибудь, барыня?
«Странное дело! – думается ей, – сколько раз я предлагала этот вопрос… там… à Paris… и все «они» отвечали мне таким же образом! Все, все сердились».
И вдруг «куколка» разрушает весь этот rêve, объявляя, что Аргентов – нигилист! Un homme qui n’a pas de religion!! [174]174
Безбожник!
[Закрыть]человек, который выдумал гражданский брак!!
– Но не ошибаешься ли ты, мой друг? – говорит она как-то робко. – Мне кажется… он благонамеренный!
– Нет, нет, у меня это уж инстинкт, и он меня никогда-никогда не обманывал! Все эти fils de pope [175]175
поповичи.
[Закрыть]нарочно говорят глупые слова, чтоб скрыть, что они делают революции! А что у них на уме одни революции – c’est un fait avéré! [176]176
это факт доказанный!
[Закрыть]И не меня они обманут своим смирением!
Одним словом, восторженность Nicolas растет до того, что он начинает вскакивать по ночам, кричать, кого-то требовать к ответу, что причиняет Ольге Сергеевне не мало тревоги.
– Maman! – восклицает он однажды, – je sens que je mourrai, mais au moins je mourrai à mon poste! Touchez ma tête – elle est tout en feu! [177]177
я чувствую, что умру, но, по крайней мере, умру на своем посту! Троньте мою голову – она вся в огне!
[Закрыть]
– Но ты бы чем-нибудь рассеял себя, – испуганно говорит она, – посмотрел бы на наше хозяйство, позвал бы управляющего!
– Oh, maman! все это кажется мне теперь так ничтожным… si petit, si mesquin! [178]178
таким мелким, таким жалким!
[Закрыть]
– Но подумай, мой друг, у тебя будут дети; это твой долг, c’est ton devoir de leur transmettre intacts tes droits, tes biens, ton beau nom [179]179
твой долг – передать им неприкосновенными твои права, твое имущество, твое доброе имя.
[Закрыть].
– Encore un devoir! quel fardeau! et quelle triste chose, que la vie, maman! [180]180
Еще долг! какое бремя! и какая печальная вещь жизнь, мама!
[Закрыть]
Но Ольга Сергеевна уже не слушает и посылает к Nicolas управляющего. Nicolas, с свойственною ему стремительностью, излагает пред управляющим целый ряд проектов, от которых тот только таращит глаза. Так, например, он предлагает устроить на селе кафе-ресторан, в котором крестьяне могли бы иметь чисто приготовленный, дешевый и притом сытный обед (и богу бы за меня молили! мелькает при этом у него в голове).
– Понимаешь? понимаешь? – толкует он, – я не того требую, чтоб были у них голландские скатерти, а чтоб было все чисто, мило, просто! – понимаешь?
Потом, не давши этой идее дальнейшего развития, он переходит к пчеловодству и доказывает, что при современном состоянии науки («la science!» [181]181
«наука!»
[Закрыть]) можно заставить пчел делать какой угодно мед – липовый, розовый, резедовый и т. д.
– Понимаешь? понимаешь? я люблю липовый мед, ты – резедовый… и мы оба… понимаешь?
Наконец бросает и эту материю, грозит управляющему пальцем и с восклицанием «я вас подтяну!» – убегает к maman.
– Maman! да тут у вас какие-то Каракозовы завелись! – разражается он.
С этих пор кличка «Каракозов» остается за управляющим навсегда.
Наконец Ольга Сергеевна вспоминает, что в соседстве с ними живет молодой человек, Павел Денисыч Мангушев, и предлагает Nicolas познакомиться с ним.
– Опять какой-нибудь Каракозов? – острит Nicolas.
– Нет, мой друг, это молодой человек – совсем-совсем одних мыслей с тобою. Он консерватор, il est connu comme tel [182]182
известен как таковой.
[Закрыть], хотя всего только два года тому назад вышел из своего заведения. Вы понравитесь друг другу.
– Гм… можно!
Павел Денисыч Мангушев живет всего в десяти верстах от Персиановых, в прекраснейшей усадьбе, ни в чем не уступающей Перкалям. В ней все тенисто, прохладно, изобильно и привольно. Обширный каменный дом, густой, старинный сад, спускающийся террасой к реке, оранжереи, каменные службы, большой конный завод, и кругом – поля, поля и поля. Сам Мангушев – совершенно исковерканный молодой человек, какого только возможно представить себе в наше исковерканное всякими bons и mauvais principes [183]183
хорошими и дурными принципами.
[Закрыть]время. Воспитание он получил то же самое, что и Nicolas, то есть те же «краткие начатки» нравственности и религии и то же бессознательно сложившееся убеждение, что человеческая раса разделяется на chevaliers и manants [184]184
рыцарей и мужиков.
[Закрыть]. Хотя между ними шесть лет разницы, но мысли у Мангушева такие же детские, как у Nicolas, и так же подернуты легким слоем разврата. Ни тот, ни другой не подозревают, что оба они – шалопаи; ни тот, ни другой не видят ничего вне того круга, которого содержание исчерпывается чищением ногтей, анализом покроя галстухов, пиджаков и брюк, оценкою кокоток, рысаков и т. д. Единственная разница между ними заключалась в том, что Nicolas готовил себя к дипломатической карьере, а Мангушев, par principe, [185]185
из принципа.
[Закрыть]всему на свете предпочитал la vie de château [186]186
жизнь в поместье.
[Закрыть]. В последнее время у нас это уже не редкость. Прежде помещики поселялись в деревнях, потому что там дешевле и привольнее жить, потому что ни Катька, ни Машка, ни Палашка не смеют ни в чем отказать, потому что в поле есть заяц, в лесу – медведь, и т. д. Теперь поселяются в деревнях par principe, для того, чтоб сеять какие-то семена и поддерживать какие-то якобы права… Таким образом, если для Nicolas предстояло проводить в жизни шалопайство дипломатическое, то Мангушев уже два года сряду проводил шалопайство de la vie de château.
– Vous autres, gens de l’épée et de robe [187]187
Вы, люди военные и чиновники.
[Закрыть], – обыкновенно выражался Мангушев, – вы должны администрировать, заботиться о казне, защищать государство от внешних врагов… que sais-je! Nous autres, châtelains, nous devons rester à notre poste! [188]188
и прочее! Мы, помещики, должны оставаться на нашем посту!
[Закрыть]Мы должны наблюдать, чтоб здесь, на местах, взошли эти семена… Одним словом, чтоб эти краеугольные камни * …vous concevez? [189]189
понимаете?
[Закрыть]
Выражение «краеугольные камни» он как-то особенно подчеркивал и всегда останавливался на нем. Он покручивал свои усики, пристально поглядывал на своего собеседника и умолкал, вполне уверенный, что все, что надлежало сказать, уже высказано. В сущности же, «краеугольные камни», о которых здесь упоминалось, состояли в том, что Мангушев по утрам чистил себе ногти и примеривал галстухи, потом – ездил по соседям или принимал таковых у себя и, наконец, на ночь, зевая, выслушивал рапорты своих: chef de l’administration [190]190
управляющего.
[Закрыть]и chef du haras [191]191
заведующего конным заводом.
[Закрыть].
– Я, messieurs, не знаю, что такое скука! – выражался он, рассказывая об употреблении своего дня, – моя жизнь – это жизнь труда, забот и распоряжений. Nous autres, simples travailleurs de la civilisation, nous devons à nos descendants de leur transmettre intacts nos fortunes, nos droits et nos noms [192]192
Мы, скромные работники на ниве цивилизации, должны передать нашим потомкам неприкосновенными наши владения, наши права и наши имена.
[Закрыть](Ольга Сергеевна от него заразилась этой фразой, когда рекомендовала «куколке» заняться хозяйством). Поэтому наше место – на нашем посту. Вы, господа военные и господа дипломаты, – вы защищайте отечество и ведите переговоры. A nous – le rôle modeste des civilisateurs [193]193
наш удел – скромная роль цивилизаторов.
[Закрыть]. Мы сеем и способствуем прозябению посеянного. Я с утра уж принимаю рапорты, делаю распоряжения, осматриваю постройки, mes bâtisses, хожу на работы… И таким образом проходит целый трудовой день! У меня даже свой суд… Я здесь верховный судья! Все эти люди, которым нечего есть, – все они приходят ко мнеи у меняпросят работы. Я могу дать, могу и отказать, – стало быть, я прав, говоря, что суд принадлежит мне. У меня нет ни одного безнравственного человека в услужении… parce que la morale, mon cher, – c’est mon cheval de bataille [194]194
ибо мораль, мой милый, – мой боевой конь.
[Закрыть]. Я каждому приходящему ко мне наниматься говорю: хорошо, но ты должен быть почтителен! И они почтительны… Все эти краеугольные камни… вы меня понимаете?
Дошедши до «краеугольных камней», Мангушев опять умолкал, считая свою миссию совершенно исполненною.
Nicolas и Мангушев сразу поняли друг друга, хотя последний принял первого с оттенком некоторого покровительства.
– Soyez le bienvenu! [195]195
Добро пожаловать!
[Закрыть]– сказал он ему, – le descendant des Persianoff [196]196
потомок Персиановых.
[Закрыть]всегда будет желанным гостем в доме Мангушевых. Мы, сельские дворяне, конечно, не можем доставить вам тех высоких наслаждений, к которым привыкли люди столиц, но и у нас найдется для Персианова и чарка доброго старого вина, и хороший кусок дымящегося ростбифа. Entrez, je vous prie [197]197
Войдите, прошу вас.
[Закрыть].
Мангушев высказал это так серьезно, что Nicolas сразу почувствовал беспредельное благоговение к нему. Он был так щегольски и в то же время так просто одет, что Nicolas в своем мундирчике почувствовал себя как-то неловко (он в первый раз упрекнул себя, зачем надел мундир, и не послушался maman, которая советовала надеть легкий палевый костюм). В его воображении вставал совсем не тот золотушный, вертлявый и исковерканный Мангушев, который действительно ломался перед его глазами, а подлинный представитель той vie de château [198]198
жизни в поместье.
[Закрыть], о которой он вычитал когда-то dans ces bons petits romans [199]199
в милых романах.
[Закрыть], воспитывавших его юность. Целая картина быстро пронеслась в его воображении. Молодой лорд, рассевающий семена консерватизма, религии и нравственности; семейный очаг; длинные зимние вечера в старом, величественном за́мке; подъемные мосты; поля, занесенные снегом; охота на кабанов и серн; триктрак с сельским кюре; беседа за ужином с обильными возлияниями; общие молитвы с преданными седыми слугами, и затем крепкий, здоровый и безмятежный сон до утра… Одним словом, он совершенно позабыл, что находится в Глуповской губернии, где нет ни шато́, ни кюре́, играющих в триктрак, ни кабанов, ни консерватизма, ни религии, ни нравственности, а есть только высь да ширь, да бесконечно праздные и беспредельно болтающие Мангушевы.
– Et la santé de madame? [200]200
Как здоровье мадам?
[Закрыть]– осведомился между тем Мангушев.
– Merci. Maman se porte très bien.
– Oh! votre mère est une noble et sainte femme! [201]201
Благодарю. Мама чувствует себя превосходно. – Ваша мать благородная и святая женщина!
[Закрыть]
Молодые люди вошли в кабинет и уселись на какой-то
чрезвычайно мягкой и удобной мебели.
– Et maintenant, causons. Charles! vite un déjeuner et une bouteille de notre meilleur! [202]202
А теперь поболтаем. Шарль! скорее завтрак и бутылку лучшего вина!
[Закрыть]– обратился Мангушев к расторопному малому, почтительно ожидавшему приказаний, – мсьё Персианов! вы какое вино предпочитаете?
Nicolas вспыхнул, потому что до сих пор он сам еще не давал себе отчета относительно вина. Он неизменно душил шампанское, полагая, что дорогая его цена вполне достаточна, чтоб оправдать это предпочтение.
– Mais… le Champagne! [203]203
Но… шампанское!
[Закрыть]– смущенно пролепетал он, все больше и больше краснея.
– Pardon! Мы будем пить шампанское en son temps et lieu [204]204
в свое время и на своем месте.
[Закрыть]– надеюсь, что вы у меня обедаете? – а теперь… Charles! vous nous apporterez de ce petit Bordeaux… «Retour des Indes» * …C’est tout ce qu’il nous faut pour le moment… n’est-ce pas, mon cher monsieur de Persianoff? [205]205
Шарль! принесите нам бордо… «Возвращение из Индии»… Ничего другого нам сейчас не надо… не правда ли, дорогой господин Персианов?
[Закрыть]
Nicolas промычал в знак согласия.
– У меня в услужении всё французы, – продолжал Мангушев, когда Шарль удалился, – и вам рекомендую то же сделать. Il n’y a rien comme un français, pour servir [206]206
Лучше француза слуги не найдешь.
[Закрыть]. Наши русские более к полевым работам склонность чувствуют. Ils sont sales [207]207
это восторг!
[Закрыть]. Но зато, в поле за сохой… c’est un charme! [208]208
Они грязные.
[Закрыть]
Затем, уже начинается собственно causerie [209]209
болтовня.
[Закрыть].
– Ну-с, что нового в Петербурге?
– Mais… nous folichonnons, nous aimons, nous buvons sec! [210]210
Да что ж, шалим, любим, выпиваем!
[Закрыть]
– Oh! cette bonne, brave jeunesse! [211]211
Милая, славная молодежь!
[Закрыть]Мы, сельские дворяне, любуемся вами из нашего далека и шлем вам отсюда наши скромные пожелания. Вам трудно в настоящую минуту, messieurs, и мы понимаем это очень хорошо; но поверьте, что и наша задача тоже нелегка!
Мангушев останавливается, как будто собирается с мыслями.
– У нас нет поддержки! – наконец говорит он и опять умолкает.
Nicolas делает вид, что умеет, так сказать, читать между строк.
– On est trop bon là-bas! [212]212
Там слишком мягкосердечны!
[Закрыть]– продолжает Мангушев, – нет спора, намерения прекрасны, но нет этой пылкости, этого натиска, чтобы разом покончить с гидрою! * А мы… что же мы можем сделать с нашими маленькими, разрозненными усилиями? Мы можем только помогать по мере наших слабых сил… и сожалеть!
– N’est-ce pas? mais n’est-ce pas? – радуется Nicolas, – je le dis mille fois par jour, qu’on est trop bon pour cette canaille-là [213]213
Не правда ли? не правда ли? я говорю тысячу раз на день, что правительство слишком мягко по отношению к этим негодяям!
[Закрыть].
– Et vous avez raison [214]214
И вы правы.
[Закрыть]. Я день и ночь борюсь с этим злом… je ne fais que cela… [215]215
я только это и делаю…
[Закрыть]И что́ ж! Я должен сознаться, что до сих пор все мои усилия были совершенно напрасны. Онипроникают всюду! и в наши школы, и в наши молодые земские учреждения.
– Я уверен, что еще на днях видел здесь одного нигилиста, – восклицает Nicolas, – и если б не maman…
– Ah! nos dames! ce sont des anges de bonté et de douceur! [216]216
Ах! наши дамы! это ангелы доброты и милосердия!
[Закрыть]Но надо сознаться, что они нам много портят в нашей святой миссии!
– Но я был неумолим, – лжет Nicolas, – я прямо сказал maman, что не желаю, чтоб в нашем селе процветали Каракозовы! И его уж нет!
– И хорошо сделали. Votre mère est une sainte [217]217
Ваша мать святая.
[Закрыть], но потому-то именно она и не может судить этих людей, как они того заслуживают! Но даст бог, классическое образование превозможет, и тогда… * Надеюсь, monsieur de Persianoff, что вы за классическое образование?
Nicolas надувается, как бы нечто соображая.
– Классицизм – этим все сказано, – продолжает между тем Мангушев, – это utile dulce * , l’utile et le doux [218]218
полезное с приятным.
[Закрыть]нашего доброго старого Горация. Скажу вам откровенно, monsieur de Persianoff, я никогда-никогда не скучаю. Как только я замечаю, что мне грустно, я сейчас же беру моего старика Гомера, и забываю все… С этой точки зрения иногда у меня даже нет сил ненавидеть этих нигилистов: я просто сожалею об них. У них нет этого наслаждения, которым пользуемся, например, мы с вами; ils ne comprennent pas la poésie du cœur! [219]219
они не понимают поэзии сердца!
[Закрыть]
Nicolas глядит на Мангушева во все глаза и все больше и больше проникается благоговением к нему. А вместе с благоговением он проникается и потребностью лгать, лгать во что бы ни стало, лгать, не оставляя за собой ни прикрытия, ни возможности для отступления.
– Я сам… я очень люблю Гомера, но, признаюсь, впрочем, предпочитаю ему Виргилия. «Les Bucoliques» – tout est là! [220]220
«Буколики» – в них все!
[Закрыть]Этим все сказано! – картавит он, самодовольно поворачиваясь в кресле и покручивая зачаток уса.
– Vraiment? [221]221
В самом деле?
[Закрыть]вы любитель? Очень рад! очень рад! потому что в таком случае мы наверное сойдемся!
– Я еще в младшем курсе прочитал всего Корнелия Непота… Fichtre, quel style! [222]222
Черт возьми, какой стиль!
[Закрыть]
– Oh, quant au style – c’est Eutrope qu’il faut lire! * [223]223
Ну, что касается стиля – Евтропий – вот кого следует читать!
[Закрыть]Эта деликатность, эта тонкость, эта законченность… и наконец, эта возвышенность… Надо прочесть самому, чтоб убедиться, что́ это такое!
Беседуя таким образом, новые друзья доврались наконец до того, что вытаращили глаза и стали в тупик. «Et Esope donc!» [224]224
А Езоп?
[Закрыть]– начал было Nicolas, но остановился, потому что решительно позабыл, кто такой был Езоп и к какой он принадлежал нации.
– Ну-с, теперь мы позавтракаем! А после завтрака я вам покажу мой haras [225]225
конный завод.
[Закрыть]. Заранее предупреждаю, что ежели вы любитель, то увидите нечто весьма замечательное.
За завтраком Мангушев пытался было продолжать «серьезный» разговор, и стал развивать свои идеи насчет «прав» вообще и в особенности насчет тех из них, которые он называл «священными»; но когда дошла очередь до знаменитого «Retour des Indes», серьезность изменила характер и сосредоточилась исключительно на достоинстве вина. Мангушев вел себя в этом случае как совершеннейший знаток, с отличием прошедший весь курс наук у Дюссо, Бореля и Донона * . Он следил глазами за движениями Шарля, разливавшего вино в стаканы, вертел свой стакан в обеих руках, как бы слегка согревая его, пил благородный напиток небольшими глотками и т. п. Nicolas, с своей стороны, старался ни в чем не отставать от своего друга: нюхал, смаковал губами, поднимал стакан к свету и проч.
– Mais savez-vous que c’est parfait! on sent le goût du raisin à un tel point, que c’est inconcevable! [226]226
Но знаете ли, это совершенство! аромат винограда силен до такой степени, что просто непостижимо!
[Закрыть]– наконец произнес он восторженно.
– N’est-ce pas? [227]227
Не правда ли?..
[Закрыть]– не менее восторженно отозвался Мангушев, – ah! attendez! à dîner je vais vous régaler d’un certain vin, dont vous me direz des nouvelles! [228]228
ах! подождите! за обедом я вас угощу одним вином, и посмотрим, что вы о нем скажете!
[Закрыть]
Затем разговор полился уж рекой.
– Я только раз в жизни пил подобное вино, – повествовал Мангушев, – c’était à Bordeaux, chez un nommé comte de Rubempré – un comte de l’Empire * , s’il vous plait [229]229
это было в Бордо, у некоего графа де Рюбампре – графа эпохи Империи, изволите ли видеть.
[Закрыть]– га! это было винцо! И хоть я не очень-то долюбливаю этих comtes de l’Empire [230]230
графов эпохи Империи.
[Закрыть], но это вино! Ah! ce vin! [231]231
Ах! какое вино!
[Закрыть]
Мангушев развел руками, как бы давая понять, что дальше объяснять бесполезно. Nicolas сидел против него и завидовал.
– Я должен вам сказать, что судьба вообще баловала меня на этот счет. В другой раз, это было в Италии… в Сорренто, в Споленто * – je ne sais plus lequel!.. [232]232
не помню, где именно!..
[Закрыть]Приходим мы в какую-то остерию * . Ну, просто, в грязную остерию, вроде нашей харчевни… vous pouvez vous imaginer ce que c’est! [233]233
вы можете себе представить, что это такое!
[Закрыть]Жарко, устали, хочется пить. Разумеется, сейчас: una fiasca dal vino! – «Si, signor» [234]234
бутылку вина! – Хорошо, синьор.
[Закрыть]и т. д. И что ж бы вы думали! Мне, именно мне, подают бутылку d’un certain lacrima Christi * …ah! mais c’était quelque chose! [235]235
знаменитые «слезы Христа»… ах! это было действительно нечто необыкновенное!
[Закрыть]Представьте себе, что это была однабутылка, хранившаяся у хозяина в погребе несколько десятков лет! Et puis, c’était fini [236]236
А потом – конец!
[Закрыть]. Ни прежде, ни после я подобного вина не пивал!
Nicolas завидует еще больше, но в то же время чувствует, что и ему следует вставить свое слово в разговор.
– On dit que ce sont les oranges qui sont excellents en Italie? [237]237
Говорят, апельсины в Италии превосходны?
[Закрыть]– картавит он с важностью.
– Oh! quant aux oranges, il faut aller les manger à Messine [238]238
Что касается апельсинов, нужно их есть в Мессине.
[Закрыть]. Это все равно что груши, которые можно есть только на севере Франции. Везде это – груши, там – это божество!
– Et Naples! frutti di mare! * [239]239
А Неаполь! устрицы, креветки!
[Закрыть]– восклицает Nicolas.
– Я ел их с утра до вечера и никогда не мог довольно насытиться. C’est tout dire. Mais vous n’avez pas l’idée de ce qu’on trouve à l’etranger en fait de vins et de comestibles! On y devient glouton sans y penser – parole d’honneur! [240]240
Этим все сказано. Но вы не можете себе представить, что можно найти за границей по части вин и кушаний! Там становишься обжорой, не замечая этого, – честное слово!
[Закрыть]Перигор, Бордо, Марсель – все это усеяно! Тюрбо, тон, pâté de foie gras – c’est à n’y pas croire! Et puis les huîtres [241]241
паштет из гусиной печенки – трудно поверить! А потом устрицы,
[Закрыть], и эта бесподобная, ни с чем не сравнимая bouillie-abaisse! [242]242
рыбный суп!
[Закрыть]
– Et les femmes donc! [243]243
Ну, а женщины!
[Закрыть]
– A qui le dites-vous! Ah, il y avait une certaine dona Innés… [244]244
Кому вы это говорите! Ах, там была одна донья Инесса…
[Закрыть]Впоследствии она была в Петербурге у одного адвоката… les gueux! ils nous arrachent nos meilleurs morceaux! [245]245
Прощелыги! они вырывают у нас лучшие куски!
[Закрыть]Но я… я встретился с нею в Севилье. Представьте себе теплую южную ночь… над нами темное синее небо… кругом все благоухает… и там вдали, comme dit Pouschkinne:
Бежит, шумит
Гвадалквивир… *
Мы идем, впиваем в себя этот волшебный воздух и чувствуем – mais à la lettre [246]246
буквально.
[Закрыть]чувствуем! – как вся кровь приливает к сердцу! И вдруг… ОНА! в легкой мантилье… на голове черный кружевной капюшон, и из-под него… два черных, как уголь, глаза!.. Oh! mais si vous allez un jour à Séville, vous m’en direz des nouvelles! [247]247
Если вы когда-нибудь будете в Севилье, вы сможете порассказать!
[Закрыть]
У Nicolas захватывает дыхание. Потребность лгать саднит ему грудь, катится по всем его жилам и, наконец, захлестывает все его существо.
– Je vous dirai qu’une fois il m’est arrivé à Pétersbourg… [248]248
Скажу вам, что однажды со мной в Петербурге случилось…
[Закрыть]– начинает он, но Мангушев, с своей стороны, так уж разолгался, что не хочет дать ему кончить.
– О! наши северные женщины! c’est pauvre, c’est mesquin, cela n’a pas de sève! [249]249
они бедны, жалки, в них нет остроты!
[Закрыть]Надобно видеть их там! Там – это зной, это ад, это что-то такое, что мы, люди севера, даже понять не можем, не испытавши лично там, на месте! Но зато, раз на месте, мы одни только и можем оценить южную женщину! Знаете ли вы, что только южная женщина умеет целовать как следует?
Nicolas окончательно багровеет.
– Вы не верите? – и между тем нет ничего святее этой истины. Она не целует – она пьет… elle boit! вот поцелуй южной женщины! Я помню, это было однажды в Венеции, la bella Venezia… [250]250
прекрасной Венеции…
[Закрыть]Мы плыли в гондоле… вдоль берегов дворцы… в окнах огни… вдали звучат баркаролы… над нами ночь… mais de ces nuits qu’on ne trouve qu’en Italie! [251]251
из тех ночей, которые бывают только в Италии!
[Закрыть]И вдруг она меня поцеловала… oh! mais ce baiser!.. c’était quelque chose d’ineffable! c’était tout un poème! [252]252
о! этот поцелуй!.. это было нечто несказанное! это была настоящая поэма!
[Закрыть]Увы! это был последний ее поцелуй!
Мангушев потупился, Nicolas впился в него глазами.
– Elle est morte le lendemain [253]253
На следующий день она умерла.
[Закрыть]. Она, женщина юга, не могла выдержать всей полноты этого блаженства. Она выпила залпом всю чашу – и умерла! Вы можете себе представить мое положение! J’ai été comme fou… Parole d’honneur! [254]254
Я был как безумный… Честное слово!
[Закрыть]
Nicolas хочет сказать un compliment de condoléance [255]255
слово соболезнования.
[Закрыть], но, благодаря «Retour des Indes», слова как-то путаются у него на языке.
– Certainement… si la personne est jolie… c’est bien désagréable! [256]256
конечно… если особа хорошенькая… это очень неприятно!
[Закрыть]– бормочет он.
– Parbleu! si la personne est jolie! allez-y – et vous m’en direz des nouvelles! [257]257
Черт побери! если особа хорошенькая! поезжайте туда, и вы заговорите об этом по-иному!
[Закрыть]– восклицает Мангушев, и так как завтрак кончен и лгать больше нечего, то предлагает своему новому другу отправиться вместе на конный завод.
– Vous verrez mon royaume! [258]258
Вы увидите мое царство!
[Закрыть]– говорил он, – там я отдыхаю и чувствую себя джентльменом!
Начинается выводка; у Мангушева в руках бич, которым он изредка пощелкивает в воздухе. Жеребцы и кобыли выводятся одни за другими, одни других красивее и породистее. Но Мангушев уже не довольствуется тем, что его «производители» действительно бесподобны, и начинает лгать. Все они взяли ему по нескольку призов, опередили «Чародея», «Бычка» и т. д.
– Вот, – говорит он, – этот самый «Зяблик» (c’est le doyen du haras) двадцать два приза взял – parole! [259]259
он – главный на конном заводе… Честное слово!
[Закрыть]
– Quel producteur! [260]260
Какой производитель!
[Закрыть]– восторженно восклицает Nicolas.
За «Зябликом» следует кобыла «Эмансипация», за «Эмансипацией» – жеребец «Консерватор» и проч. У Nicolas искрятся глаза и захватывает дух, тем более что Мангушев каждую выводку непременно сопровождает историей, которая неизменно начинается словами: «Представьте себе, с этою лошадью какой случай у меня был». «Куколка» выражает свой восторг уж не восклицаниями, а взвизгиваньем и захлебываньем. Мало того: он чувствует себя жалким и ничтожным, сравнивая этих благородных животных с скромными «Васьками» и «Горностаями», украшающими конюшню села Перкалей.
«Et dire que cet homme a tout cela!» [261]261
И подумать, что этот человек владеет всем этим!
[Закрыть]– думает он, поглядывая с завистью на торжествующего Мангушева.
За обедом «куколка» словно в чаду. Он слабо пьет и почти совсем не притрогивается к кушаньям.
– Этот «Зяблик» не выходит у меня из головы. А «Консерватор»! А эта «Ласточка»… quelles hanches! [262]262
какие задние ноги!
[Закрыть]– взвизгивает он поминутно.
Мангушев видит восторженность пламенного молодого человека и удостоверяется, что в нем будет прок. На этом основании он предлагает Nicolas выпить на тыи берет с него слово видеться как можно чаще. Новые восторги, новые восклицания, новое лганье, сопровождаемое заклинаниями.
– Слушай! когда ты поедешь в Париж, – говорит Мангушев, – ты меня предупреди. Я тебе дам письмо к некоторой Florence – et vous m’en direz des nouvelles, mon cher monsieur! [263]263
Флоранс – и ты порасскажешь мне потом, милейший!
[Закрыть]
От Florence разговор переходит к Emilie, от Emilie – к Ernestine, и так как в продолжение его следует бутылка за бутылкой, то лганье кончается только за полночь.
А в Перкалях еще не спят. Ольга Сергеевна стоит на террасе, вглядывается в темноту ночи и ждет своего «куколку» («Oh! les sentiments d’une mère!» [264]264
О! чувства матери!
[Закрыть]– говорит она себе мысленно).
– Maman! quel homme! quel homme! [265]265
Мама! какой человек! какой человек!
[Закрыть]– восклицает Nicolas, выскакивая из коляски и бросаясь в объятия матери.
Каникулы кончились; Nicolas возвращается в «заведение». Он скучает, потому что чад только что пережитых воспоминаний еще туманит его голову. Да и все вообще воспитанники глядят как-то вяло. Они рука об руку лениво бродят по залам заведения, передают друг другу вынесенные впечатления, и не то иронически, не то с нетерпением относятся к ожидающей их завтра науке.
– Ты что-нибудь знаешь из «свинства» (под этим именем между воспитанниками слывет одна из «наук») * ?
– Ты прочитал «Черты» * ?
– Messieurs! на завтра «Чучело» * задал сочинение на тему: сравнить романтизм «Бедной Лизы» Карамзина с романтизмом «Марьиной рощи» Жуковского – каков «Чучело»!
В таком роде идет перекрестный разговор, относящийся до наук. В залах и классах неприютно, голо и даже как будто холодно; лампы горят, по обыкновению, светло, но кажется, что в этом свете чего-то недостает, что он какой-то казенный; хочется спать и между тем рано. Раздается звонок, призывающий к ужину, но воспитанники не глядят ни на крутоны с чечевицей, ни на «суконные» пироги. Менее благовоспитанные (плебеи) с негодованием отодвигают от себя «cette mangeatlle de pourceau» [266]266
еду для свиней.
[Закрыть]и грозятся сделать «историю»; более благовоспитанные (аристократы) ограничиваются тем, что не прикасаются к кушанью и презрительно пожимают плечами, слушая нетерпеливые возгласы плебеев. Увы! в «заведении» уже есть «свои» аристократы и «свои» плебеи, и эта демаркационная черта не исчезнет в стенах его, но отзовется и дальше, когда и те и другие выступят на широкую арену жизни. И те и другие выйдут на нее с убеждением, что человеческая раса разделяется на chevaliers и manants [267]267
рыцарей и мужиков.
[Закрыть], но одни выйдут с правом поддерживать это убеждение путем практики, другие – лишь с правом облизываться на него и поддерживать его только в теории. Первые будут стараться не замечать последних, будут называть их «amis-cochons»; вторые будут ненавидеть первых, будут сгорать завистью к ним, и за всем тем полезут в грязь, чтоб попасться им на глаза и заслужить их улыбку!
– Simon! – с каким я познакомился консерватором! – сообщает «куколка» другу своему Сене Бирюкову, – quel homme! [268]268
какой человек!
[Закрыть]
– Шут!
Этот Сеня отличается тем, что настоящего разговора вести не может и выражает свои мысли, по возможности, короткими словами. Только в минуты сильного душевного потрясения он позволяет себе проговориться какою-нибудь пословицей вроде: «На том стоим-с!» или: «Бей сороку и ворону!» Тем не менее между товарищами он слывет типом истинного chevalier.
– Сам ты шут! Слушай! Мы виделись с ним чуть не каждый день и, наконец, так сошлись в убеждениях, что поклялись друг другу составить общество «избавителей».
– J’en suis! [269]269
Присоединяюсь к нему!
[Закрыть]
– Ты понимаешь, что это никак не будет «тайное» общество… напротив того, совсем-совсем явное! Il s’agit des nihilistes, vois-tu! [270]270
Видишь ли, дело идет о нигилистах!
[Закрыть]
– Topez-là, monseigneur! [271]271
По рукам, сударь!
[Закрыть]
– Каким он угощал меня вином… «Retour des Indes»… га! это было винцо!
– Jus divin! du raisin! [272]272
Божественный сок! винограда!
[Закрыть]– мурлыкает Сеня. – На минералках я познакомился с Joyeux!
– Ты глуп, Сеня. Надобно было с Альфонсинкой познакомиться, а ты все к мужчинам лезешь!
– A bas! ça viendra! [273]273
К черту! это придет со временем!
[Закрыть]
– А еще я у него пил другое вино… Представь себе, эту бутылку подарил его дедушке Потемкин… Tu sais, l’homme du destin! [274]274
Помнишь, тот баловень судьбы!
[Закрыть]
Сеня, вместо ответа, облизывает свои усики.
– Она лежала сто лет в каком-то углу, в подвале… и я первый, первый открыл это чудо! Однажды, мы сидим вдвоем и пьем… oh! nous avons joliment trinqué ce soir-là! [275]275
мы чудесно выпили в тот вечер!
[Закрыть]И вдруг я ему говорю: Мангушев! я уверен, что у тебя в подвале хранится какое-нибудь чудо! Натурально, он тотчас же дал мне pleins pouvoirs (oh! c’est un vrai chevalier, celui-là) [276]276
полномочия (о! это истинный рыцарь).
[Закрыть], и не прошло минуты, как уж она была в моих руках!
– Выпили?
– Еще бы! Потом он рассказывал мне свое путешествие за границей. Oh! maintenant, je suis au courant de tout! [277]277
О! теперь я в курсе всего!
[Закрыть]Я знаю, где найти лучшее вино, лучший обед, устрицы, одним словом, все! Ensuite, il m’a donné des détails sur une certaine signora italienne… oh! quels détails! [278]278
Тут же он мне рассказал подробности об одной итальянской синьоре… да еще какие подробности!
[Закрыть]
– Sapristi! [279]279
Черт возьми!
[Закрыть]
– Представь себе, они, эти южные женщины, не целуют, а пьют!
– A bas! [280]280
Дьявол!
[Закрыть]
– А в довершение всего, он дал мне письмо к здешней Берте… en attendant le moment où je pourrai aller en Italie [281]281
в ожидании, когда я смогу отправиться в Италию.
[Закрыть]. Но ты понимаешь, как это с его стороны мило!
– Был?
– Еще бы! Сейчас с машины заехал к Огюсту, pour me faire décrotter [282]282
чтобы почиститься.
[Закрыть], и оттуда прямо к ней. Mais quelle adorable créature! [283]283
что за очаровательное создание!
[Закрыть]Все следующее воскресенье я с нею. C’est convenu [284]284
Решено.
[Закрыть].
В этом роде разговор ведется за полночь. На другое утро Nicolas встает с головною болью и употребляет тщетные усилия, чтоб сравнить романтизм «Бедной Лизы» с романтизмом «Марьиной рощи». Он подбегает к Сене и спрашивает его:
– Ты сравнил?
Сеня молча показывает лист бумаги, на котором размашистым почерком изображено:
«Романтизм «Бедной Лизы» настолько же выше романтизма «Марьиной рощи», насколько седая и мудрая старость выше резвой и неопытной юности. Но должно сказать, что оба автора находились долгое время при дворе и пользовались милостями монархов.
С. Бирюков».
– Шут!
Так проходит неделя «наук». В воскресенье Nicolas бежит к Берте и там отдыхает от всей абракадабры, которую принято называть ученьем.
– Vous n’avez pas l’idée, ma chère, comme ils nous bourrent de sciences, ces bourreaux!
– Les barbares! [285]285
Вы себе представить не можете, моя милая, как они пичкают нас науками, палачи! – Варвары!
[Закрыть]
Дни проходят за днями; воспитание идет своим чередом между будничными «науками» и праздничною Бертой. Но вот истекают и последние два года, и здание окончательно увенчивается. За два месяца до выпуска Nicolas находится как в чаду. Он осведомляется о лучшем портном, лучшем bottier [286]286
сапожнике.
[Закрыть], лучшем confectionneur de linge [287]287
продавце белья.
[Закрыть]и допускает по этим предметам une analyse détaillée et raisonnée [288]288
подробный систематический анализ.
[Закрыть]. Наконец останавливается на Жорже́, Лепретре и Léon. По воскресеньям он разрывается между ними, тогда как maman, приехавшая нарочно по этому случаю из Перкалей, покупает экипажи, мебель, устраивает квартиру – un vrai nid d’oiseau! [289]289
настоящее гнездышко!
[Закрыть]
– Mais regarde donc, comme ce sera joli! [290]290
Но посмотри же, как это будет красиво!
[Закрыть]– говорит она ему, водя по комнатам их будущего жилища, – tu seras là comme dans un petit nid! [291]291
ты будешь здесь, как в гнездышке!
[Закрыть]
– Maman! vous êtes la meilleure des mères. Jamais! non, jamais je ne saurai… [292]292
Мама! вы лучшая из матерей. Никогда! нет, никогда мне не удастся…
[Закрыть]
Nicolas закусывает губу и умолкает, потому что наплыв чувств мешает ему говорить. Как бы после некоторого колебания, он бросается к maman и крепко-крепко обнимает ее. Ma tante, свидетельница этой сцены, приходит в умиление.
– Nicolas! tu es un noble enfant! [293]293
Николя! ты благородный мальчик!
[Закрыть]– говорит она со слезами на глазах.
– Ma tante, c’est à vous que je dois ce que je suis! [294]294
Тетя, это вам я обязан тем, что я вышел таким!
[Закрыть]– восклицает Nicolas и от maman с тою же стремительностью бросается к ma tante и также обнимает ее.
Наступают экзамены, на которых «куколка» отвечает довольно рассеянно. Но начальство знает причину этой рассеянности и снисходит к ней. Сверх того, оно знает, что все эти благородные молодые люди, la fleur de notre jeunesse [295]295
цвет нашей молодежи.
[Закрыть], завтра же начнут свое служение обществу и никогда не изменят ни долгу, ни именам, которые они носят. Следовательно, если они и не вполне твердо знают, в котором году произошло падение Западной Римской империи, то это еще небольшая беда.
Наконец бьет и минута освобождения. Nicolas выходит из стен заведения, восторженно простирает вперед правую руку и, как бы обращаясь к невидимому врагу, торжественно произносит:
– А теперь, messieurs… поборемся!
