Текст книги "Том 14. За рубежом. Письма к тетеньке"
Автор книги: Михаил Салтыков-Щедрин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 51 (всего у книги 54 страниц)
Но тогда до этого еще не додумались, да и взаимные отношения еще не до такой степени обострились, чтобы могло иметь место такое беззаветное озлобление. А в юношеском возрасте и серьезности этой быть не могло. Но все-таки, согласитесь заранее, что писать поздравительные стихи не было никакой надобности.
Стр. 371, строки 26–30. Вместо: «Факты – так себе < …> поприще не судьба» – в рукописи:
Факты – читаю, а выводы – всегда пропускаю. Потому пропускаю, что мне кажется, словно я другие и гораздо более верные сам могу сделать. И выходит, стало быть, что старик трудился напрасно.
Стр. 375, строка 34. После: « …благонадежность да неблагонадежность!» – в рукописи:
душа-то у вас точно в цепях закована!
Стр. 376, строка 9. После: « …всю Россию не завинил!» – в рукописи:
Ест и перечисляет, и чем больше перечисляет, тем больше у него аппетиту прибывает. А ясных признаков все-таки не дает, так что как ни верти, а выходит, что неблагонадежный элемент есть неблагонадежный элемент – только и всего.
Стр. 377, строка 3. После: « …это он может» – в рукописи:
В этом отношении он напоминает портного, который заказов на новые платья не принимает, а только берет в починку старое. И нимало не конфузится этим, а, напротив, утверждает, что в этом-то и заключается настоящая мудрость.
В отличие от большинства других «писем» журнального текста, подвергшихся в отдельном издании более или менее механическому расчленению, «февральское письмо» написано так, что и сюжетно и композиционно оно естественно распадалось на два вполне самостоятельных очерка, которые и получили в дальнейшем наименование писем «девятого» и «десятого». Реальный комментарий устанавливает автобиографичность многих деталей «девятого письма». Рассказанные в нем эпизоды из жизни « одного чистокровнейшего заведения», предназначенного быть «рассадником министров», восходят к сатирически заостренным и обобщенным воспоминаниям о реально виденном и пережитом самим Салтыковым в пору его пребывания в стенах Александровского (бывш. Царскосельского) лицея [388]388
Подробности см. в кн.: С. Mакашин, Салтыков-Щедрин. Биография, I, изд. 2-е, М. 1951, стр. 118–170.
[Закрыть]. Но, конечно, когда Салтыков писал эти страницы, он менее всего думал о своей будущей биографии. Лицейские воспоминания понадобились ему ради иных целей. Он воспользовался ими прежде всего как колоритным материалом для создания одной из наиболее блестящих и острых своих сатир на всю систему школьного образования и воспитания в царской России. Однако сатира на школьное воспитание является, в свою очередь, лишь «смысловой поверхностью», «предметным слоем», в котором при продвижении вглубь вскрывается вся окружающая действительность периода реакции. С неотразимо внушающей силой Салтыков заставлял современного себе читателя видеть в образе « карцера» – всю тогдашнюю Россию, в галерее образов школьных воспитателей и руководителей – весь аппарат административно-полицейского контроля и чиновничье-бюрократической опеки абсолютистского государства над народом и обществом; наконец, в изображенной системе школьного воспитания, при которой «оподлялись» как воспитуемые, так и воспитатели, – то, по словам Ленина, «массовое политическое развращение населения, которое производится самодержавием повсюду и постоянно» [389]389
В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 5, стр. 58.
[Закрыть].
Следующее, «десятое» письмо посвящено теме раскрытия окружающей действительности как « жизни без выводов», жизни настолько разорванной и спутанной «современной смутой», что даже обывательский идеал безыдейного благополучия не может быть в ней осуществлен. Это «письмо», не требующее особых пояснений, примечательно сатирическим образом находящегося в борьбе с «крамолой» прокурора надворного советника Сенечки – этого «истинного деятеля современности» и ее «поденщика».
Кустодия– страж ( церковно-слав. от греч. custodia).
Многие будущие министры (заведение было с тем и основано, чтоб быть рассадником министров) сиживали в этом, карцере. – В Александровском (бывш. Царскосельском) лицее, учрежденном, как гласил устав, для «образования юношества, предназначенного к важным частям службы государственной», учились в одно время с Салтыковым « будущие министры»: А. В. Головнин (министр просвещения); М. X. Рейтерн (министр финансов); бар. А. П. Николаи (министр просвещения) и, наконец, гр. Д. А. Толстой (министр просвещения, обер-прокурор синода, министр внутренних дел).
В отрочестве я имел неудержимую страсть к стихотворному парению… – В автобиографической записке 1878 г. Салтыков сообщал, что еще в первом классе Лицея «почувствовал решительное влечение к литературе, что и выразилось усиленною стихотворною деятельностью» (см. в т. 17 наст. изд.). Но бо́льшая часть стихотворений не дошла до нас. Ныне достоверно принадлежащими Салтыкову считаются всего тринадцать стихотворений (см. т. I наст, изд., стр. 355–361 и 444–445 и в разделе Дополнения и поправки, т. 17). См. выше вариант комментируемого текста, дополняющий ранее известные автохарактеристики юношеских поэтических опытов Салтыкова.
…план был: из всех школяров… сделать Катонов– то есть подготовить государственных деятелей, беспощадных по отношению к политическим противникам самодержавия (по имени госуд. деятеля Древнего Рима Катона Старшего).
…наставники и преподаватели были… изумительные… – Галерея наставников и преподавателей «чистокровнейшего заведения» – портретна. Это все лицейские учителя и воспитатели Салтыкова, хотя и охарактеризованные с гротесковыми заострениями. Воспитатель, взятый « из придворных певчих» – это лицейский гувернер Ф. П. Калиныч; немец, « не имевший носа» – преподаватель немецкой словесности де Олива, француз, « участвовавший во взятии в 1814 г. Парижа и тем не менее декламировавший «à tous les coeurs bien nés que la patrie est сhère!» [390]390
Строка из вольтеровского «Танкреда». Она запомнилась Салтыкову со времени обучения в Дворянском институте. См. Mакашин, цит. книга, стр. 106 и 499.
[Закрыть]– преподаватель французской словесности Р.-А. Жилле; другой француз, который «страдал какой-то болезнью» – воспитатель А. Бегень; и далее названные собственными своими именами – преподаватели российской словесности П. П. Георгиевский и всеобщей истории И. К. Кайданов.
…«Учебник» начинался словами: «Сие мое сочинение есть извлечение» и т. д. – Этими словами начиналась книга «Руководство к познанию всеобщей политической истории И. Кайданова, профессора истории в Александровском лицее». По этой книге, неоднократно переиздававшейся, учился и Салтыков.
…любили петь посвящение… Мусину-Пушкину. – Вот текст этого посвящения: «Его превосходительству, господину попечителю Казанского учебного округа, тайному советнику, почетному члену императорской Академии наук и разных ученых и других обществ члену, орденов: св. Владимира 2-й ст. большого креста, св. Анны 1-й ст., украшенного императорскою короною, и 4-й ст., св. Станислава 1-й ст. и прусских: За заслуги и Железного креста кавалеру, Михаилу Николаевичу Мусину-Пушкину, в знак глубочайшего уважения от сочинителя». Посвящение предпослано книге профессора Казанского университета И. А. Горлова «Теория финансов» (Казань, 1841;СПб. 1845). В 40-е годы книга эта являлась основным руководством по политической экономии для студентов высших школ. Учился по ней в лицее и Салтыков. Позднее Чернышевский жестоко высмеял Горлова – последователя Сея – как представителя архаических, реакционных взглядов в политэкономии (см. его статью «Труд и капитал»). О «посвящении» Мусину-Пушкину Салтыков говорит неоднократно в последующем изложении: см. также в рассказе 1878 г. «Похороны» («Сборник»). В этом рассказе, а также в рукописном варианте комментируемого текста (см. выше) указывается, что воспитанники любили петь это посвящение на мотив главного песнопения православной церкви («Символа веры»): «Верую во единого господа …»
Не то ли же, впрочем, видим мы и … – Подразумевается: и теперь, в наше время. Недосказанность – один из приемов в технике эзопова языка Салтыкова.
…перевести (по хрестоматии Тампе) фразу: Новгородцы та́кали, та́кали да и протакали… – Ссылка на «хрестоматию Тампе», из которой Салтыков узнал, в годы лицейского ученичества, о приводимой им исторической пословице, неточна. Как установил Л. Р. Ланский, имеется в виду следующее пособие: «Дитрих-Август Таппе. Сокращение Российской истории H. M. Карамзина в пользу юношества и учащихся российскому языку, с знаками ударения и толкованием труднейших слов и речений на немецком и французском языках и ссылкой на грамматические правила», 2 часть, СПб. 1819. Из этого издания память Салтыкова заимствовала как русский текст пословицы, так и сатирически звучащие переводы ее на французский и немецкий языки. Ср. в наст. изд. т. 8, стр. 94 и 500 и т. 10, стр. 176 и 707.
…является Сенечка прямо из «своего места». – Из « своего места» – то есть из судебного департамента Сената, или из судебной палаты и т. д. – вообще из какого-либо учреждения, относящегося к судебному ведомству. Ближайшим образом « Сенечка», принадлежавший «к той неумной, но жестокой породе людей, которая понимает только угрозу», – тип тех прокуроров, под надзором которых производились в 70-80-е годы дознания и предварительные следствия по так называемым государственным преступлениям и которым поручалось обвинение в многочисленных политических процессах той поры.
Помнится, когда-то один из стоящих на страже русских публицистов, выдергивая отдельные фразы из моих литературных писаний, открыл в них присутствие неблагонадежных элементов и откровенно о том заявил. – Речь идет о статье В. П. Безобразова «Наши охранители и наши прогрессисты», напечатанной в октябрьской книжке «Русского вестника» за 1869 г. Статья содержала ряд скрытых, но достаточно прозрачных политических выпадов против салтыковской сатиры, которая зачислялась в рубрику « неблагонадежных материалов и неблагонадежных понятий», Салтыков тогда же выступил с разоблачением подлинной сути брошенных ему и его «литературной партии» обвинений. В декабрьской книжке «Отеч. зап.» за 1869 г. он напечатал (без подписи) резкую полемическую статью программного характера под названием «Человек, который смеется» (см. в т. 9 наст. изд.). Позднее Салтыков несколько раз вскользь возвращался к этим безобразовским обвинениям – в «Итогах», «Убежище Монрепо», «Круглом годе».
«Башмаков еще не износила». – Из монолога Гамлета в 1-м действии трагедии Шекспира.
«Штандпункт»– точка зрения (н е м. Standpunkt).
…как жених в полунощи… – из Евангелия (M a т ф., XXV, 6).
…взял в руки газету, и вдруг… видит: «Увольняется от службы по прошению…»– Вся эта часть «письма десятого» является сатирическим откликом на живо интересовавшие Петербург 1881–1882 гг. многочисленные перемещения, отставки, увольнения, назначения и т. п. в правительственных сферах, часто совершенно неожиданные для самих увольняемых или назначаемых. Так, например, министр почт и телеграфов Л. С. Маков узнал о своем «упразднении» лишь через день после царского указа и от случайно зашедшего к нему посетителя (см. об этом в «Дневнике» П. Валуева от 19 марта 1881 г.). Эта министерская и чиновничья «чехарда» была вызвана сначала событием 1 марта и последовавшим вскоре кратким периодом резких колебаний правительства, а затем твердым поворотом государственного руля на курс реакции.
…приехали какие-то и «пойги» из Вильманстранда. – « Пойга» – мальчик, юноша (по-фински); Вильманстранд– в то время город Выборгской губ. (по-фински Лаппенранта).
Письмо одиннадцатое *
Письмо двенадцатое *
Впервые, с нумерацией «VII» – ОЗ,1882, № 3 (вып. в свет 18 марта), стр. 251–280. Начато не ранее 26 января – закончено в феврале [391]391
Письмо к Н. А. Белоголовому от 25 января 1882 г.
[Закрыть].
Сохранилась черновая рукопись, без начала (№ 202). В конце ее (л. 5 об.) записи карандашом, рукою Салтыкова: «Не понимают благородных идей. Безграмотность (письмо). Говорят, что я повторяюсь. – [Нельзя] (Надо кол на голове тесать). Что такое человек? Прежде говорили, что человек смертен. Ныне прибавляют: и сверх того подлежит искоренению».
Варианты рукописного текста
Стр. 411, строка 17. Вместо: «или даже у Кокорева» – в рукописи:
или у Мальтуса.
Стр. 414, строка 41. После: « …все-таки надо …да-с!» – в рукописи:
Однажды, впрочем, и Расплюев рискнул свое слово вставить; предложив вопрос:
– А как же насчет врачевания? Ежели теперича все огнем попалить» да мечом порубить – стало быть …
На это Ноздрев совершенно ясно и вразумительно ответил:
– Вот именно это самое я и хотел сказать.
[После чего все недоразумения моментально исчезли, публика начала подниматься из-за стола, чтоб рассеяться по другим комнатам. Здесь Ноздрев все-таки не переставал быть центром и все говорил, все говорил.
– Прежде всего необходимо опознаться, потом сосчитаться, а наконец, и ударить разом со всех сторон: с фронта, и с тыла, и с обоих флангов.
Или:
– Невод необходимо заводить так, чтобы сразу уловить все подлежащее уловлению. Если же мы будем вытаскивать по одному пискарю на улов, то даже через тысячелетие хорошей ухи мы не соберем.
Однажды в видах большей убедительности он даже попытался иллюстрировать свои сентенции анекдотом:
– В последнюю войну, – начал он, – будучи в Систове в качестве чиновника по интендантской части …
Но сейчас же спохватился и махнул рукой, точно отгоняя дьявольское наваждение, присовокупил:
– Только те, которые истинно любят свое отечество, могут понимать, сколь сладко может волновать это чувство патриотические сердца.
Одним словом, Ноздрев торжествовал на всех пунктах; но Грызунову показалось, что раут его как будто начинает заминаться и что некоторые из гостей даже избегают кабинета, в котором Ноздрев расположил свою главную квартиру. Под влиянием этой мысли он выдвинулся вперед] [392]392
В квадратные скобки взят зачеркнутый текст. – Ред.
[Закрыть].
Стр. 415, строки 25–27. Вместо: «Прежде всего < …> тучность, царь-пушкой» – в рукописи:
Прежде всего, была призвана к содействию «Дама из Амстердама», причем оказалось, что она совсем не голландка, а наша соотечественница, девица Анна Ивановна Астраханская, прозванная «Дамой из Амстердама», потому что в песне поется: «Ехал принц Оранский через реку По,//бабе Астраханской отпустил бомо».
Стр. 415, строка 32. После: « …обращаясь к Ноздреву» – в рукописи:
Это обращение к Ноздреву было очень ловко со стороны Грызунова, потому что Ноздрев в противном случае мог обидеться. Он составлял great attraction этого вечера и собственно с этою целью был приглашен. Следовательно, всякое вмешательство побочного «развлечения» могло только доказывать, что главная приманка не удовлетворила своему назначению. Грызунов очень тонко понял эту штуку, и Ноздрев, с своей стороны, тоже отнесся к его приглашению очень благосклонно.
Подвергнув в предыдущих «письмах» сатирической критике реакцию в различных формах ее политического и бытового выражения («народная политика», «призыв к содействию», земство, суд, семья и т. д.), Салтыков переходит к обличению «реакционного поветрия» в сфере идеологии. Главная тема «мартовскою письма» – вторжение « улицы» в литературу (собственно, в газету) и буржуазного расчета и приспособленчества в науку. «Улица» – важное понятие-образ в поэтике и «социологии» Салтыкова. Впервые это иносказание появилось в его сочинениях конца 60-х годов (статья «Уличная философия»). Оно обозначало общественное мнение «толпы», ближайшим образом полуинтеллигентной, городской, не освещенное светом сознательности и передового идеала. Объективно возникновение и развитие «улицы» – своего рода «массовой культуры» того времени – было одним из явлений, сопутствовавших пореформенному процессу вовлечения страны в орбиту интенсивного буржуазно-промышленного развития. Пролетаризация многомиллионных крестьянских масс, рост городов, стремительное развитие капиталистической индустрии быстро и масштабно расширяли социальную базу грамотности и полуобразованности среди городского, особенно столичного, населения.
В конкретных исторических условиях начала 80-х годов политическая реакция и ее идеологи – с одной стороны, укреплявшаяся отечественная буржуазия и ее печать – с другой стороны, стремились использовать «улицу» в своих интересах, и не безуспешно. Именно «улица» – полуинтеллигентный, шовинистически настроенный обыватель – создала в 70-80-е годы огромный успех суворинскому «Новому времени», вызвала к жизни бульварные газеты «Свет», «Минута» и др., а в художественной литературе поддерживала не Салтыкова и не Толстого или Достоевского, а быстро канувших в Лету Авсеенок, Маркевичей, Дьяковых-Незлобиных. Однако в понимании Салтыкова «улица» являлась конкретным носителем реакции в качестве ее страдательной, а не активно-сознательной и направляющей силы (как, например, дворянско-помещичья среда). Поэтому-то Салтыков, жестко обличая «улицу», не произносит, однако, над этой враждебной ему силон («в том виде, как мы ее знаем») окончательного приговора. Он не только не отказывает «людям толпы», «людям улицы» в будущем, но, стремясь предугадать линию дальнейшего движения, предвидит для «улицы» «новый и уже высший фазис развития», который выведет ее из-под власти « Ноздревых» – все той же реакции и превратит ее в положительную и созидательную силу. В этой смелой постановке вопроса о будущем «улицы», чьи «идеалы» только что сближались с охранительным кодексом «управы благочиния», ярко сказывается характернейшая черта мировоззрения Салтыкова – демократа и просветителя, – его постоянная борьба за пробуждение масс к сознательной жизни, за их идейное воспитание, с целью вырвать эту социальную силу из плена темноты и страдательного служения реакции и заставить ее работать в направлении прогрессивных общественных идеалов.
«Помои» – издание ежедневное. – Наименованием «Помои» Салтыков заклеймил как газеты реакционного лагеря, злобно и клеветнически выступавшие против освободительного движения и его деятелей, так и буржуазную печать, отмеченную чертами беспринципности, продажности, торгашества. В конце 1879 г. Салтыков писал П. В. Анненкову: «Я – литератор до мозга костей, литератор преданный и беззаветный – и, представьте себе, я дожил до «Московских ведомостей», «Нового времени», дожил до того, что даже за «Голос» берешься как за манну небесную. Думается: как эту ту же самую азбуку употреблять, какую употребляют «Московские ведомости», как теми же словами говорить? Ведь все это, и азбука и словарь, – все поганое, провонялое, в нужнике рожденное. И вот, все-таки теми же буквами пишешь, какими пишет и Цитович, теми же словами выражаешься, какими выражаются Суворин, Маркевич, Катков!» (письмо к П. В. Анненкову от 10 декабря 1879 г.). Страстным презрением, звучащим в этой диатрибе, напоено и сатирическое выступление против «помойной» прессы в «мартовском письме». Ближайшим прототипом для ноздревских «Помой» послужило суворинское «Новое время». В статье 1912 г. «Карьера» Ленин писал: «Новое время» Суворина на много десятилетий закрепило за собой < …> прозвище «Чего изволите?» [393]393
Прозвище это также создано Салтыковым. См. «В среде умеренности и аккуратности» («Господа Молчалины»), гл. I, «Круглый год», гл. I, и др. – Ред.
[Закрыть]. Эта газета стала в России образцом продажных газет. «Нововременство» явилось выражением, однозначащим с понятиями: отступничество, ренегатство, подхалимство. «Новое время» Суворина – образец бойкой торговли «на вынос и распивочно». Здесь торгуют всем, начиная от политических убеждений и кончая порнографическими объявлениями» (В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 22, стр. 44). Указание, что Ноздрев «осуществил свое намерение» о выпуске « новой газеты», в которой « все новости самые свежие будут получаться <…> из первых рук, немедленно и из самых достоверных источников», следует сопоставить с такими словами Салтыкова из письма его к Белоголовому, относящемуся как раз ко дням начала работы над 11-м «письмом»: «А псы Краевский и Суворин процветают. Последний получил разрешение издавать еще газету – в Москве. Вероятно, это будет вроде перепечатки «Нового времени», но суть в том, что телеграммы будут получаться в Москве и за Москвой раньше. На этой струне играли «Московские ведомости», и в этом смысле Суворин, вероятно, нанесет им удар. И то хорошо, что хотя одна гадина съест другую» (письмо к Н. А. Белоголовому от 25 января 1882 г.).
…Главный воротило в газете – публицист Искариот. – Намек на Иуду Искариота революционного движения Дьякова-Незлобина, проделавшего путь от участия в нечаевском кружке 70-х годов и эмиграции к ренегатству. Еще находясь за границей, Дьяков напечатал в 1875–1876 гг. в катковском «Русск. вест.» ряд грязных пасквилей на деятелей революционной эмиграции (вышли в 1881 г. сборниками «Рассказы» и «Кружковщина»), был затем корреспондентом «Моск. вед.» в Сербии, в 1880 г. вернулся в Россию и стал соредактором и основным сотрудником в казенно-полицейской газете «Берег», издававшейся в 1880–1881 гг. одним из публицистов крайней реакции П. Цитовичем (см. о нем в комментарии к «За рубежом») на средства департамента полиции. Принято думать, что именно «Берег» и изображен в «Помоях», а его редактор-издатель Цитович – дан сатирически в образе «Ноздрева». Такое представление неправильно. Этот казеннокоштный орган «истинно русской мысли» с самого начала своего короткого существования дискредитировал себя решительно во всех прослойках читательской аудитории, не сумев даже оказать услуг государственному аппарату самодержавия и был закрыт в 1881 г. за ненадобностью; он не имел, строго говоря, никакого влияния и «прославился» лишь непристойно-грубой, хулиганской «словесностью» по адресу либерально-радикальной журналистики. Салтыковская сатира била по более могущественным и активным силам реакционной и буржуазной печати – все тем же «Моск. вед.», «Новому времени» и др. «Берег» же затронут в ней лишь мимоходом, как совпадавший по основному тону с названными органами и вообще с «уличной» литературой.
«Ах, почто за меч воинственный// Я свой посох отдала?»– Из «Орлеанской девы» Шиллера в переводе Жуковского (4-е действ.). Выбор текста связан, возможно, с темой о «кровопийственных дамочках». См. ниже прим. к стр. 491.
«Урожденная Сильвупле»– «Урожденная Пожалуйста» ( франц. s’il vous plaît).
Статья подписана: «Бывший начальник штаба войск эфиопского принца Амонасро из «Аиды». – Намек на националистическую публицистику неоднократно упоминавшегося уже генерала Фадеева, который одно время командовал армией египетского хедива в Африке.
Искариот …разбирает по суставчикам газету «Пригорюнившись сидела». – Под этим псевдонимом подразумевается печать либерального лагеря: «Голос» (Краевского), «Порядок» (Стасюлевича) и др. Газеты этого направления отрицательно относились к революционному движению 70-80-х годов, что не спасало их, однако, от самых резких обвинений в политической неблагонадежности, в «проповеди анархии» и т. п. как со стороны реакционной прессы, так и со стороны цензуры (обе названные газеты после многократных цензурных кар были прекращены властями).
«Воззри в лесах на бегемота… – Из «Оды, выбранной из Иова…» Ломоносова.
По всякому вопросу непременно писать передовую статью… – Намек на знаменитые передовицы «Моск. вед.», писавшиеся Катковым в течение почти двух десятков лет ежедневно по самым разным вопросам внутренней и внешней политики (отдельно изданные эти «передовые» заняли 25 объемистых томов большого формата).
…Прямо от своего имени объявляет войны, заключает союзы и дарует мир. – Намек на того же Каткова, точнее, на то исключительное влияние, которое он приобрел как вдохновитель и трубадур реакции, на внутреннюю и внешнюю политику Александра III.
…два-три исключения… – К таким «исключениям» Салтыков бесспорно относил Л. Толстого, Тургенева, Гл. Успенского, а также, несомненно, самого себя.
«Последние тучи рассеянной бури». – Неточно из стихотворения Пушкина «Туча».
Ego υos! – Неточно (нужно Quos ego!) из «Энеиды» Вергилия; грозный окрик Нептуна разбушевавшимся стихиям.
…слогом литератора-публициста Евгения Маркова. – Выпад против критических статей этого писателя (ранее близкого к демократическому лагерю, потом отошедшего от него), в которых он выступал апологетом теории самодовлеющего искусства. В статье «Когда же наступит мир в литературе?» («Голос», 15 декабря 1881 г.) Марков, резко выступая против Некрасова и созданной им «поэзии злободневности», противопоставляет ей «безмятежную музу Пушкина» и спрашивает: « не пора ли нашей литературе отдохнуть от опустошающих споров «минуты» под сенью гения Пушкина?» Эти слова в легкой перефразировке и с очевидным намеком также на юбилейные пушкинские статьи Каткова в «Московских ведомостях» 1881 г. прямо используются Салтыковым несколько выше, там, где он пишет: « Ведь это только шутки шутят современные Ноздревы, приглашая литературу отдохнуть под сению памятника Пушкина».
Я признаю, что в современной русской литературе на первом плане должна стоять газета и что в этой газете должна господствовать публицистика подсиживания, сыска и клеветы. – Газетное дело в России, после отмены крепостного права, быстро оказалось (за исключением официальной казенной печати) в подчинении стремительно развивавшегося капитализма. Уже первым русским буржуазным газетам «Голосу», «С.-Петербургским ведомостям», «Новому времени» и др. были присущи черты их европейских собратий – торгашество, оппортунизм, беспринципность. Попытки литераторов революционно-демократического лагеря, в частности, Некрасова, создать газету своего направления пресекались цензурой. Сказанным объясняется отрицательные суждения Салтыкова о современной ему газете и «газетности» в литературе. Подробнее см. в статье: С. Maкашин, Щедрин о положении и задачах литературы. – «Лит. наследство», т. 11–12, М. 1933, стр. 327 и след.
Грызунов – мой школьный товарищ и по призванию – экономист. – В образе Грызунова дана острая сатирическая зарисовка одной из характерных фигур в галерее новой буржуазированной интеллигенции пореформенной России. Натурой при создании образа «Грызунова» Салтыкову послужила отчасти фигура известного экономиста и публициста либерального лагеря В. П. Безобразова. Он был своего рода ученым экспертом по экономическим вопросам при царском правительстве, равно как и при российской буржуазии. В течение десятков лет Безобразов являлся непременным участником всех официальных и официозных совещаний по вопросам финансовому, банковскому, кредитному и т. п., организатором всякого рода «экономических экспедиций» и «статистических обследований», или «раутов», с участием виднейших представителей делового мира (современник» иронически называли эти собрания «экономическим парламентом»), неутомимым публичным лектором, профессором (впоследствии и академиком) по кафедре финансового права и политической экономии и одновременно «по высочайшему желанию» преподавателем этих предметов для великих князей. Деятельность Безобразова не раз давала Салтыкову красочный материал для сатирической разработки темы самоудовлетворенной «благонадежности», а также приспособленчества науки к самодержавной власти и к денежному мешку (см. памфлет 1869 г. «Человек, который смеется», а также образы Велентьева и Полосатова в «Господах ташкентцах» и «Недоконченных беседах»). Безобразов был младшим лицейским товарищем Салтыкова (о чем говорится и в комментируемом тексте). Недолгое время, сразу по возвращении из вятской ссылки, Салтыков жил в Петербурге в одном доме с Безобразовым и был с ним дружески связан.
…дано прозвище восьмого мудреца… – Семью мудрецами называют полулегендарных мудрецов Древней Греции, живших в VII и VI вв. до н. э. Они излагали свои мысли в кратких образных изречениях (гномах).
…пожалуйте, Иван Александрыч, министерством управлять! – Парафраза из «Ревизора» Гоголя.
. ..fugaces labuntur anni… – Усеченная цитата из Горация («Оды», 11, 14, 1–2): «Eheu! fugaces, Postume, Postume, labuntur anni» («Увы! мимолетно, Постумий, Постумий, проносятся годы». – Перев. А. Фета).
…«тушинцы»– самозванцы (от «Тушинского царька» – прозвище второго самозванца в эпоху Смутного времени).
…Мижуеву (племянник Ноздрева)… – У Гоголя – не племянник, а зять Мижуева.
…Под вечер осени ненастной… – Неточно из «Романса» Пушкина.
…это было смятение чисто библиографического свойства. – Страницы, посвященные издевательствам над «библиографами» или, как точнее определили бы мы сейчас, – над текстологами, являют собою один из блестящих образцов салтыковской сатиры на «ученую» схоластику, заменяющую подлинное изучение материала механической регистрацией мелочей, бездумным фактографированием. Реальный комментарий раскрывает эпизод с «библиографами» как сатирическое выступление Салтыкова в разгоревшемся в 1880–1881 гг. газетно-журнальной полемике вокруг выходившего тогда нового издания сочинений Пушкина под редакцией П. А. Ефремова. (См. существенную для реальной расшифровки салтыковского текста статью П. Анненкова «Новое издание сочинений Пушкина»; вошла в сборник: «П. В. Анненков и его друзья», СПб. 1892, стр. 424–447.)
…приносим нашу искреннейшую благодарность покойному библиографу Геннади. – Известный библиограф и библиофил, Г. Н. Геннади, упоминается здесь как неудачливый редактор собрания сочинений Пушкина (1869–1871 гг.). Это издание принесло ему скандальную славу, выраженную С. А. Соболевским в эпиграмме: «О, жертва бедная двух адовых исчадий: // Тебя убил Дантес и издает Геннади».
Мартын Иванович Задека. – Имя этого полулегендарного составителя популярнейшего в начале XIX столетия сочинения, содержавшего толкователь снов и гадательную книгу, используется для сатирической персонификации деятельности пресловутой «подкомиссии сведущих людей по устройству питейного дела», созванной гр. Игнатьевым (см. выше, прим. к стр. 305).
«Коль славен …»– Первые слова православного гимна «Коль славен наш господь в Сионе …».
«….командированный чин» – секретный агент политической полиции.
Аттанде-с– подождите ( франц. attendez), карточный термин, входит в эпиграф гл. VI «Пиковой дамы» Пушкина.
Письмо тринадцатое *
Письмо четырнадцатое *
Впервые, с нумерацией «VIII» – в ОЗ,1882, № 4 (вып. в свет 19 апреля), стр. 531–556. Написано в марте: « …хотел непременно кончить «Письма к тетеньке» в апрельской книжке … – сообщал Салтыков Г. З. Елисееву 28 марта. – А выходит, что конца не вышло. Написалось мало, и заключение пришлось отложить до мая».
Сохранились черновые рукописи №№ 203 и 204.
Варианты рукописного текста
Стр. 427, строки 35–38. Вместо: «Не говоря уже о том < …> силу поучения» – в рукописи:
Как это ни странно кажется, но в действительности явление это поясняется очень просто тем, что под слоем угнетения и преследований всегда трепещет возвышенное чувство, возвышенная мысль, которые обладают изумительною живучестью. Такою живучестью, что самые окрепшие идеалы благочиния, строгости и строгости, преподаваемые Удавом и Дыбою к непременному исполнению, не в силах задавить их. Совсем напротив: преследование сообщает возвышенной мысли своеобразную силу, силу страдания, самоотвержения, примера. Ввиду этой борьбы, которая, в буквальном смысле, даже борьбы не представляет, улица невольно задумывается и обращается к тем лучшим инстинктам, которые таятся в ней. Эта задумчивость, это обращение к лучшим инстинктам и есть первая победа возвышенной мысли над идеалами благочиния.
