Текст книги "Экватор"

Автор книги: Мигел Соуза Тавареш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 32 страниц)

Инженер Леополду все это время наблюдал за губернатором все с той же глухой злобой, что и чуть ранее, утром. Он наблюдал, как губернатор входил в барак к взбунтовавшимся рабочим, с восхищением, которое он не мог скрыть, и с тайной надеждой, что там-то он и получит свой самый главный урок жизни. И вот теперь он вышел оттуда с решением, разом покончившим с установившимся здесь насилием, требуя от него, всего-то! – отстранить от работы надсмотрщика. Это настолько раздражало инженера, что никак не позволяло ему принять и признать губернаторский триумф. Злоба сеньора Леополду сыграла с ним злую шутку. Она не позволила ему правильно оценить ситуацию, убедив в том, что он все еще в состоянии бросить своему сопернику последний вызов:

– Не могу ответить вам на это ни отрицательно, ни утвердительно. Дело в том, сеньор губернатор, что данные вырубки – частное хозяйство. Распоряжаетесь здесь не вы, а мой хозяин в Лиссабоне. С ним-то мне и придется это обсудить.

Еще до того, как ему ответить, Луиш-Бернарду почти что пожалел инженера: ну что ж, раз он так хочет, чтобы его при всех унизили, он это получит.

– Ах, вы говорите, ваш хозяин, сеньор граф Бурней?! Я его очень хорошо знаю, и вы только что подали мне мысль написать ему напрямую и рассказать, что здесь произошло. Интересно, что он подумает, если я ему расскажу, что из-за издевательств над рабочими его плантаций тут разразилось восстание, в результате которого погибло пять человек, включая надсмотрщиков. Что пришлось вызывать войска, что вице-губернатор острова даже телеграфировал в Лиссабон с просьбой прислать ему целый военный корабль. Я расскажу, как с утра пораньше с Сан-Томе сюда прибыл губернатор, и что пришлось отменить намеченный визит на Принсипи Его Высочества Наследного принца и сеньора министра по делам колоний. А еще я добавлю, что обо всем этом могут рассказать лиссабонские газеты. И что все это происходит тогда, когда Португалия пытается убедить весь мир и прежде всего Англию (чей консул по этому случаю здесь тоже побывал), что к рабочим на плантациях здесь относятся так же хорошо, как к остальным португальцам! Так как же, полагаете вы, ваш хозяин воспримет такие новости?

По мере того, как Луиш-Бернарду говорил, лицо инженера Леополду меняло цвет от красного к белому и от белого к мертвенно-бледному. Когда губернатор остановился, у того уже не оставалось и капли решимости продолжать начатое им противостояние. Граф Бурней, считавшийся самым богатым человеком королевства, был тем легкомысленным обладателем плантаций Инфант Дон Энрике, который приплюсовал их когда-то к своему состоянию и далеко не всегда помнил, что они ему принадлежат, среди еще много чего остального – банков, рудников, винодельческих угодий в районе реки Доуру, фазенд в Анголе, дворцов в Лиссабоне, коллекций предметов искусства, а еще – посреднического процента от международных займов, предоставленных Португалии, а также настоящей золотой жилы в виде абсолютной монополии на национальное производство табака. Как написал Рафаэл Бордалу Пиньейру[58]58
  Рафаэл Бордалу Пиньейру (1846–1905) – португальский художник, скульптор, основавший фаянсовую фабрику, работающую до сих пор, карикатурист, один из основателей национальной школы шаржа и карикатуры.


[Закрыть], жизненное кредо графа во многом сводилось к тому, чтобы «купить, продать, обменять, дать взаймы; он полагает, располагает, налагает, возлагает, слагает и таким образом воспроизводит из ничего всё». Король Дон Луиш дал ему титул графа, в благодарность за то, что тот постоянно ссужал деньги королевской семье. Однако аристократия его ненавидела, считая живым символом меркантильного буржуа. Граф имел все, за исключением двух самых желанных и не поддающихся его контролю вещей, каковыми являлись уважение прессы и благосклонность общественного мнения. Так что, Луиш-Бернарду попал в самую точку, и ему оставалось лишь добить соперника, безжалостно и беспощадно.

– Ну так, сеньор инженер, как мы поступим? Я могу рассчитывать на ваше слово чести в присутствии четырех свидетелей и верить, что вы исполните то, о чем я договорился? Или же вы предпочтете дожидаться решения вашего хозяина?

– Даю вам слово. Но все-таки послушайте, что я вам скажу, сеньор губернатор: многого здесь, на Сан-Томе вы не добьетесь. Вы обыкновенный несчастный шантажист, напыщенный столичный интеллектуал, уверенный в том, что он умнее и галантнее всех остальных. Только я многих таких повидал и хорошо помню, как они падали вниз с мест и повыше вашего.

Луиш-Бернарду не стал ему отвечать. Все было закончено. Он чувствовал себя теперь спокойным и свободным. Единственное, чего ему хотелось сейчас, это вернуться домой, снова увидеть Энн и забыть эту усталость и все остальное – в ее теле, на ее плече.

– Сеньор майор, сеньор капитан! Командуйте общее построение, мы отправляемся. Возьмите двоих пленных и соорудите какие-нибудь носилки для Габриэла. Сеньор вице-губернатор и сеньор заместитель попечителя, оставляю вас здесь следить за выполнением договоренностей и собирать свидетельства для ваших отчетов: жду от вас соответствующую телеграмму в течение трех дней, максимум. И было бы неплохо, чтобы отчеты совпадали по содержанию.

Прошло менее двенадцати часов с того момента, когда губернатор и его небольшой военный отряд высадились на острове Принсипи, и вот «Минделу» уже снова отчаливал, начиная обратный путь на Сан-Томе. Группа была в том же составе, плюс двое арестованных с вырубок Инфант Дон Энрике, а также Габриэл. Совместными усилиями здешнего врача, а также Дэвида Джемисона, за которым губернатор отправил посыльного в единственную здесь гостиницу, раненому была оказана медицинская помощь. Когда они отплыли от острова, было еще светло, однако, как это бывает в тропиках, ночь опустилась довольно рано и быстро. Луиш-Бернарду отыскал себе местечко на корме этого небольшого судна, значительно превысившего в этот раз свой допустимый объем груза и пассажиров. Губернатора вдруг охватила апатия и вялость, бывшая для него способом скинуть с себя напряжение, навалившееся на него за прошедший день. Он чувствовал облегчение в связи с произошедшей развязкой событий, осознавая со спокойствием в душе, что действия его в сложившихся обстоятельствах оказались максимально адекватными. Он курил сигару и наслаждался сладостью победы. Единственное, что его удручало, это то, что он не может сразу же по прибытии броситься в объятия Энн, обо всем ей рассказать и тут же все забыть, уткнувшись в ее обнаженную грудь, такую совершенную, мягкую и нежную. Такая перспектива из них двоих ждала лишь Дэвида, независимо от того, воспользуется он ею или нет, а Луиш-Бернарду даже не позволит себе случайно заговорить с Энн об этом. Рана эта, называемая ревностью, а еще – осознание того, что он не может при свете дня разрешить себе то, на что имеет право Дэвид, – тревожили его и болели в нем постоянно, не оставляя надежд ни на исцеление, ни на короткую передышку.

Луиш-Бернарду взглянул на Дэвида, находившегося в тот момент в рубке в центральной части их корабля, курившего сигарету и живо беседовавшего с капитаном на своем неуклюжем португальском. Это в Дэвиде больше всего восхищало: он был готов адаптироваться, практически к любым жизненным условиям, где или с кем бы он ни находился. Луиш-Бернарду никогда не слышал, чтобы он жаловался на то, как тяжело ему живется на Сан-Томе, как сложилась его судьба, лишившая его славной карьеры в британской колонии и бросившая в это мрачное, Богом забытое место, предложенное ему английской колониальной администрацией. Иногда, конечно, можно было заметить, чего ему стоит осознание того, что этот поворот его судьбы обрушился всей тяжестью на плечи Энн. Конечно же, он глубоко переживал, видя ее здесь, вдали от привычной для нее среды, ее мира и той жизни, которую он ей обещал, когда завоевывал ее сердце и, по сути, ее судьбу, там, в Дели. Однако если не считать эти переживания и эту боль, прежде всего, Дэвид был оптимистом, видевшим во всем только лучшее и никогда не считавшим, что время уходит безвозвратно. Его интересовало почти все, даже здесь, на Сан-Томе, где, казалось, мало что может заинтересовать. Приехав сюда чуть больше года назад, он уже прекрасно разбирался в проблемах экспорта какао, в делах, касавшихся управления плантациями и даже работы правительства, включая бюджетные вопросы, которые относились к компетенции Луиша-Бернарду. Он знал все о географии острова, который почти весь изъездил, о его горных вершинах, реках, бухтах, доминирующих направлениях ветра и о живущих в лесной чаще животных. Вот сейчас, например, Дэвид обсуждал с капитаном тему подводных течений между островами Сан-Томе и Принсипи, а до этого залез в машинное отделение проверить работу двигателя. Луиш-Бернарду не сомневался, что, возникни такая необходимость, Дэвид один спокойно довел бы судно до места назначения.

После того, как губернатор позвал его на корабль, они с Дэвидом не разговаривали: англичанин с самого начала застрял в капитанской рубке, а Луиш-Бернарду, расположившись на корме, занимался своим любимым видом спорта – созерцанием звезд на небе, покуривая свои кубинские Partagas. Усталость после сегодняшнего насыщенного событиями дня и бессонная ночь накануне, когда они плыли на Принсипи, давали о себе знать. Он вытянул ноги и оперся головой о свернутый в бухту канат, чтобы немного вздремнуть. Вынув сигару изо рта, он почувствовал, что глаза его закрываются, когда увидел подсевшего к нему Дэвида.

– Решили вздремнуть после успешно выполненного задания?

Луиш-Бернарду приподнялся и тоже сел. В темноте он не смог разглядеть по лицу Дэвида, иронизирует он или нет.

– Луиш, я должен сказать, что я к вам не в претензии. Сейчас, когда мы одни, я признаю, что вы были правы, там, наверху. Я бы тоже вас погнал оттуда. Поэтому мне не стоило говорить того, что я сказал по поводу свидетелей, которые, дескать, вам не нужны.

– Я не в обиде, Дэвид…

– Нет, серьезно, Луиш, вы сделали то, что должны были сделать, и мне нечего сказать по поводу того, как вы справились со всем этим.

– Однако же это никоим образом не смягчит то, что вы напишете в вашем докладе для Лондона…

– Да, вероятно. Я расскажу обо всем, что на самом деле чувствую. О том, что здесь еще много людей, для которых рабский труд и закон кнута по-прежнему не вышли из моды. И о том, что на Сан-Томе есть губернатор, который не разделяет эти идеи, даже наоборот, он выступает против них, представляя здесь свое правительство и пользуясь его поддержкой.

Луиш-Бернарду вздохнул. Этот разговор был из тех, что они ведут уже давно, каждый занимая то положение, которое он занимает. Их разделяют разные задачи, но объединяют общие мысли и взаимная симпатия.

– Да, Дэвид. Только вот никто из нас не знает, чем все это закончится. За кем будет победа – за ними или за мной.

– А еще – на чьей стороне окажется в решающий момент ваше правительство… – добавил Дэвид, на что Луиш-Бернарду ответил лишь молчанием.

– Луиш, – продолжил Дэвид, – я могу предвидеть одну вещь: времени на принятие решений больше не будет. Мне сообщили, что через полгода, в ноябре или декабре, в Лиссабоне намечена завершающая встреча между английскими импортерами какао и владельцами плантаций на Сан-Томе. И там-то как раз и будет решено, объявит ли Англия бойкот продукции с Сан-Томе или нет.

Луиш-Бернарду попытался посмотреть в глаза Дэвиду, несмотря на темноту:

– Могу предположить, что ваш доклад будет иметь решающее значение для импортеров. И это означает, что у меня менее шести месяцев, чтобы убедить вас в том, что триумфатором на этом параде буду именно я. Не так ли?

Дэвид улыбнулся. Теперь настал его черед промолчать. Он достал сигарету из серебряного портсигара, который всегда брал с собой, протянул его Луишу-Бернарду, и закурил. Какое-то время они оба молчали, после чего Луиш-Бернарду объявил, что попробует заснуть. Однако Дэвид, как выяснилось, еще не закончил разговор.

– Луиш, я подумал о том негре, избитом до полусмерти, которого вы вытащили из лап этих дикарей. Как его зовут?

– Габриэл.

– Габриэл. А что вы собираетесь с ним сделать?

– По правде говоря, я еще об этом не думал. Если до прибытия мне не придет никакой мысли на этот счет, просто поселю его у себя, а там посмотрим.

– Что вы, Луиш, этого делать нельзя! Вы не можете просто так привести в дом главаря мятежа, случившегося на вырубках, даже если его и не обвиняют ни в каком преступлении. Для всех это будет означать, что губернатор открыто поддерживает одну из сторон. Накануне приезда на остров министра это будет катастрофично для вас и вашего положения.

– Пожалуй, вы правы. А вы можете предложить что-нибудь другое?

– Вот как раз для этого друзья и нужны: я могу взять его к себе. Про меня скажут только, что я защищаю взбунтовавшихся рабочих. А моему имиджу это ничего не прибавит и не убавит. Я скажу, чтобы его подлечили, и потом возьму к себе на службу. Подыщу работу, чтобы была от него какая-то польза. Да хотя бы – сопровождать Энн в ее долгих прогулках по острову: меня иногда беспокоит, что она всегда ездит одна.

– Дэвид, премного вам благодарен. Вы освободили меня от проблемы, серьезность которой я даже не осознавал.

– Не благодарите, мне это ничего не будет стоить. И, как я уже сказал, наличие у Энн эскорта в виде этого парня только освободит меня от лишних тревожных мыслей.

Луиш-Бернарду немного задумался над последней фразой друга. Слегка засомневавшись, он все-таки задал ему вопрос, уже заранее зная ответ и опасаясь его:

– Дэвид, могу я вас спросить о личном?

– Конечно.

– Вы выдержали бы здесь без Энн?

Дэвид ответил не сразу, как будто хотел сначала взвесить каждое слово.

– Сложно сказать… Жизнь научила меня тому, что наша сопротивляемость трудностям и страданиям всегда больше, чем мы сами от себя ожидаем. Я думаю, что, в крайнем случае, если бы у меня не было альтернативы, я бы смог это выдержать. Так же, как, например, вы. Но я бы точно не выдержал, если бы она оставила меня после Индии. Этого я бы просто не пережил.

– А если бы это произошло сейчас?

– Сейчас это не имело бы смысла. Но если бы она это сделала, я бы последовал за ней. Хоть на край света. А почему вы спрашиваете?

– Да не почему, просто так. Именно такого ответа я и ждал от вас.

Луиш-Бернарду снова прилег, чтобы заснуть. Перед тем, как закрыть глаза, он еще раз посмотрел на небо и на звезды, указывавшие путь назад, домой.

XVI

Визит Наследного принца на Сан-Томе готовился так, будто речь шла о масштабной военной операции, получившей поистине всенародную поддержку и успех, как того желал и чего добивался министр Айреш де-Орнельяш. Луиш-Бернарду, открывший в себе неведомое ему доселе призвание организатора праздников и общественных мероприятий, не жалея, тратил на это все свои силы. При этом, его несколько раздражало осознание того, что его работа во главе правительства Сан-Томе в течение прошедших полутора лет будет оценена министром в значительной степени по тому, как будет организована эта встреча. Губернатор сумел привлечь к делу председателя Городского собрания, с которым всегда поддерживал неплохие, хотя и формальные отношения. Вместе они инициировали нечто вроде коллективного соревнования между коммерсантами, жителями города и населением острова, в целом. Такие торговые точки как Casa Vista Alegre, Casa Braga & Irmão, Casa Lima & Gama, а также пивной ресторан Elite, где, так или иначе, встречался весь город, начали соперничать в украшении и обновлении фасадов и стен, краска на которых успела со временем облупиться от влаги и соли. На главных улицах города – Матеуша Сампайу, Графа Валле-Флор, Алберту Гарриду и генерала Сижнейруша – объединенными усилиями муниципалитета и местных жителей была возведена целая декоративная феерия в виде украшенной королевским гербом триумфальной арки на въезде в город и целой вереницы развешанных на столбах флагов, шаров и растянутых между домами цветочных гирлянд. Улицы были чисто убраны и помыты, а клумбы с утра в день прибытия Наследного принца приведены в порядок. Из-за недостатка в средствах наименьшим преобразованиям были подвергнуты фасады общественных зданий, включая, кстати, находившийся в плачевном состоянии Кафедральный собор, самое первое место, которое должен был посетить принц.

Судно «Африка» прибыло по расписанию, утром 13 июля. На берег гости высадились при помощи имевшихся на борту шлюпок, одной из которых в качестве кормчего управлял сам Дон Луиш-Филипе. С тех пор, как король Дон Жуан VI вместе со всеми своими придворными сто лет назад бежал в Бразилию, спасаясь от вторжения войск французского генерала Жюно, никто из членов правящей королевской фамилии не ступал на землю какой-либо из своих заморских провинций, начиная от столь географически близкого острова как Мадейра и заканчивая таким далеким как остров Тимор.

Наследник трона династии де-Браганса сошел на пирс Сан-Томе, облаченный в так называемую «колониальную форму» военно-морских сил – белые брюки и ботинки, белый доломан с позолоченными пуговицами и эполетами и белый кепи. Совсем недавно Дон Луиш-Филипе отпраздновал свой двадцатый день рождения, однако лицо его выдавало в нем, скорее, 17-летнего юношу, в жилах которого текла кровь жителей Центральной Европы, о чем говорили голубые глаза и светлые волосы. Принц улыбался, был в хорошем настроении. В отношении всего, что его окружало, он проявлял искреннее любопытство, которым славился и которое было частью его натуры. Согласно утвержденному ранее протоколу, на пирсе принца встречали министр Орнельяш с небольшой группой сопровождающих, Луиш-Бернарду, глава Городского собрания Жерониму Карвалью да-Силва, а также владельцы плантаций, которые Его Высочество собирался посетить – граф Валле-Флор, прибывший накануне на собственном корабле прямиком из Гавра, и сеньор Энрике Мендонса, находившийся на острове уже около недели.

Группа направилась к Кафедральному собору вдоль импровизированной дорожки, которую образовали сами встречающие. Доступ людей к процессии был ограничен кордоном полиции. В адрес прибывших звучали приветственные возгласы: «Да здравствует Наследный принц! Да здравствует наш Король!» В Соборе монсеньор Аталайя произнес мессу Те Deum, возблагодарив Бога за то, что успешно доставил сюда морем Его Высочество. Церемония оказалась недолгой, но, по всей видимости, довольно эмоциональной для присутствовавших на ней дам колонии, которые периодически шмыгали носами и время от времени вытирали увлажнившиеся от трогательности момента глазки. На выходе из Кафедрального собора делегацию ждали шесть украшенных цветами экипажей с запряженными в них лошадьми, чьи сбруи торжественно блестели на солнце. Погрузившись в кареты, делегация медленно проследовала сквозь толпу людей, направляясь к губернаторскому дворцу. Процессию открывал и замыкал конный эскорт, представленный местным кавалерийским отрядом во главе с майором Бенжамином Невешем.

Прислуга и весь личный состав секретариата правительства стояли выстроившись в дворцовом саду в ожидании гостей, одетые каждый в свои лучшие воскресные платья. Дон Луиш-Филипе поприветствовал собравшихся кивком головы, отдельно взмахнув рукой в ответ на возгласы «Да здравствует принц!» У дверей его ожидал вытянувшийся стрункой Себаштьян в белом костюме с золочеными пуговицами. Своим одеянием, за исключением отсутствовавших на нем наградных лент, он любопытным образом напоминал то, во что был облачен сам принц. Луиш-Бернарду по собственной инициативе представил слугу лично, и Дон Луиш-Филипе слегка улыбнулся, услышав имя Себаштьян Луиш де-Машкареньяш и Менезеш. Принц пожал протянутую ему в ответ руку в белой перчатке, принадлежавшую этому чернокожему со столь благородной фамилией. Глаза Себаштьяна тут же увлажнились, и он бросил преисполненный благодарностью взгляд в сторону Луиша-Бернарду. «Странная это штука монархия!» – подумал про себя губернатор, заходя в свой дом вслед за Наследным принцем Бейранским.

В саду были поданы прохладительные напитки, и все, сидя в креслах, предались неформальному получасовому отдыху. Дон Луиш-Филипе унаследовал от отца (вне сомнения, от него, а не от матери-француженки) заразительную простоту манер и такую же любовь к природе. Он подробно расспрашивал Луиша-Бернарду о названиях деревьев в саду, интересовался тем, какую рыбу ловят и на каких животных охотятся на острове. По окончании короткого перерыва, как и было заранее запланировано, принц поприветствовал по очереди всех главных лиц города. Это было целое дефиле из четырех десятков человек – военных, судей, правительственных чиновников и коммерсантов, которых Луиш-Бернарду представлял принцу, иногда довольно сдержанно и неохотно, как это было в случае с королевским прокурором, попечителем или ответственным секретарем правительства. Однако никто из них не мог пожаловаться на то, что губернатор, в той или иной степени проигнорировал его, будь то во время общего приветствия или позже, вечером того же дня на данном в честь принца официальном банкете.

По завершении церемонии приветствия и после того, как принц поднялся наверх в свои покои и переоделся, состоялся закрытый обед, на котором присутствовали только принц, министр, губернатор и офицер по особым поручениям маркиз де-Лаврадиу. За прекрасным легким обедом гостей особым изысканнейшим образом обслуживал Себаштьян. На стол был подан салат из вареных морских раков и курица в лимонном соусе, единственное горячее блюдо, которое Луиш-Бернарду заказал кухне. Мамун и Синья пытались было воспротивиться этому: для них обед принца должен был состоять, как минимум, из шести-семи блюд. Гости тоже согласились с выбором губернатора, отобедав с большим удовольствием и отметив разумное решение не наедаться тяжелой пищей в такую жару. В разговоре за столом по-прежнему доминировал Дон Луиш-Филипе, демонстрировавший по отношению ко всему, что касается жизни острова, неустанное любопытство, которое Луиш-Бернарду по мере возможности удовлетворял. Айреша де-Орнельяша губернатор знал лишь по имени и по трем-четырем телеграммам, отправленным тем уже в должности министра. Он был довольно немногословен и, судя по всему, присматривался к подчиненному, изучая его своими внимательными глазками. Министр был участником военных кампаний Моузинью де-Албукерке, ранее уже успевшим назначить двух своих старых собратьев по оружию в правительства Анголы и Мозамбика. Луиш-Бернарду был унаследован Орнельяшем от предыдущего министра и был, в первую очередь, личной кандидатурой самого короля. Однако министр был хорошо осведомлен о ходе его службы на Сан-Томе, о некоторых доходивших до него похвалах в адрес губернатора и о многочисленных критических и даже, по некоторым сведениям, откровенно ненавистнических оценках его деятельности. Располагая такой информацией, де-Орнельяш, тем не менее, не спешил с окончательными выводами, предпочитая сначала познакомиться с человеком лично, прежде чем согласиться с такими, обоснованными, на первый взгляд обвинениями лиссабонских газет в «зигзагообразной и бесцельной политике сантомийского губернатора, не приносящей Португалии какой-либо видимой пользы». Вступая в разговор, министр ограничивался лишь вопросами о конкретных фактах из жизни колонии и, похоже, намеренно не затрагивал откровенно политических тем. Или же ждал, пока Луиш-Бернарду сам их затронет.

Губернатор тоже довольно осторожно продвигался вперед в этом разговоре, предпочитая заранее прощупать для себя путь, которым ему предстояло следовать. Возвращаясь с острова Принсипи пять дней назад, после того, как удалось урегулировать тамошний мятеж, он отправил министру на борт «Африки» телеграмму с отчетом о том, как в конечном итоге разрешилась ситуации. В том же послании Луиш-Бернарду посоветовал не направлять на Принсипи военный корабль, о чем ранее просил островной губернатор, и не исключать посещение острова из программы визита лиссабонской делегации. В ответ он получил лишь распоряжение отменить поездку на проблемный остров и принять все меры, чтобы новость о восстании не получила широкого распространения на Сан-Томе. Со времени прибытия министр, из-за отсутствия времени, так и не успел переговорить с ним на эту тему. Теперь Луиш-Бернарду не понимал, ждать ли ему или же самому проявить инициативу и завести этот разговор. К тому же, оставалось неясным, когда и как это можно было сделать: в присутствии Дона Луиша-Филипе или наедине с министром де-Орнельяшем?

Размышления губернатора прервал вопрос молодого принца:

– Вы даже не представляете себе радость, которую я испытываю, находясь здесь! Что значит для меня, моего отца и, наверное, для всей страны находиться здесь и представлять их на этом маленьком кусочке земли. Он такой далекий и настолько отличается от Португалии. Однако одновременно он все равно является ее неотъемлемой частью!

– Думаю, что я хорошо это себе представляю, поскольку прекрасно знаю мнение Вашего отца относительно того, насколько колонии важны для нас. Не сомневаюсь, что Ваше Высочество рассуждает точно так же. И мы прекрасно понимаем, что для Сан-Томе и для Португалии нынешний момент – исторический.

– А вы знаете, губернатор: мой отец очень высоко ценит вас. Он говорил мне о вас, до моего отъезда, – о том, насколько сложной, деликатной и важной для наших интересов является доверенная вам миссия. Мы все надеемся и верим в то, что вы успешно завершите ее, равно как и в то, что вы для этой миссии – самый подходящий человек. Разве не так, сеньор министр?

Айреш де-Орнельяш, казалось, захваченный вопросом врасплох, тем не менее, отреагировал моментально:

– Вне всякого сомнения. Мы все надеемся на то, что губернатор Валенса знает, как привести корабль в надежную гавань. – Министр сделал паузу и продолжил. – Тактично и разумно балансируя между интересами разных участвующих в этой игроков.

Он посмотрел на Луиша-Бернарду, который слегка покраснел, опустив в знак согласия голову.

– Но об этом мы поговорим позже, – продолжил министр, оставаясь полным хозяином ситуации. – Мы с губернатором еще найдем в нашем расписании время, чтобы поговорить о работе.

– Ну что ж. Тогда вперед – на улицы, к народу: он, наверное, уже ждет не дождется, когда мы тут с вами отобедаем! – Поднявшийся из-за стола Дон Луиш-Филипе воодушевленно завершил разговор, и остальные тут же встали вслед за ним.

Весь город, без преувеличения, покинул свои дома и ждал появления Наследного принца. Дон Луиш-Филипе и его свита вышли из кареты и направились прямо в толпу. Вместе с председателем Городского собрания, который чуть не лопался от гордости, гости двинулись по улицам, чье праздничное убранство стоило муниципалитету стольких усилий и денежных затрат. Принц то и дело останавливался, чтобы поприветствовать людей и кивнуть в ответ тем, кто приветствовал его, поговорить со стоявшими у дверей своих магазинов торговцами. После этой, более чем двухчасовой, прогулки Дон Луиш-Филипе посетил здание Городского собрания. Там он пригубил предложенную ему как высокому гостю рюмку порто, принял из рук председателя символический ключ от города, расписался в книге почетных гостей и выслушал дежурную, кое-как произнесенную приветственную речь главы муниципалитета. Затем принц высказал желание посетить разбитый прямо под открытым небом городской рынок, где приобрел кое-что из поделок местных умельцев, после чего делегация вернулась к каретам, чтобы отправиться в Форт Сан-Себаштьян, величественно возвышавшийся над Заливом Аны Шавеш. В районе шести часов принц вместе с офицером по особым поручениям и флигель-адъютантом вернулись к себе в губернаторский дворец для того, чтобы немного отдохнуть, принять ванну и переодеться для ужина. Тем временем, все остальные во главе с министром де-Орнельяшем отправились на борт «Африки», где им предстояло провести ночь. Луиш-Бернарду воспользовался образовавшейся парой часов передышки между двумя программными мероприятиями, чтобы проверить, все ли готово к предстоящему банкету. Ужин был запланирован в бальном зале на первом этаже, как и ранее, вскоре после его собственного приезда на остров, только на этот раз он решил обойтись без танцев. На банкет были приглашены двести человек, то есть, почти все белые поселенцы колонии плюс примерно полдюжины негров: весь госаппарат, работающий здесь и на Принсипи, все управляющие плантаций, все главные коммерсанты, армейские и полицейские офицеры, епископ и священники, врачи, судьи, инженеры-строители, короче, – каждая значимая человеческая единица в сей «далекой Португалии», как в одном разговоре окрестил эти края Его Высочество Наследный принц.

Принц был посажен во главе почетного стола. Напротив него сидел Луиш-Бернарду. Среди гостей, расположившихся от них по обе стороны, были всего лишь две дамы: жена председателя Городского собрания и жена английского консула. По протоколу, справа от Дона Луиша-Филипе сидела супруга председателя, слева – английский консул. Айреш де-Орнельяш и Энн расположились, соответственно, по правую и по левую руку от губернатора. Другим компаньоном Энн по столу был граф Вале-Флор, а сеньор Энрике Мендонса, словно начинка своеобразного сэндвича, служил связующим звеном между супругой председателя муниципалитета и Его Королевским Высочеством. На остальных местах сидели епископ, судья, другие члены лиссабонской делегации и граф Соуза-Фару, проживающий на острове управляющий плантаций Агва-Изе. Дон Луиш-Филипе, несомненно, главенствовал за столом, однако взгляды мужчин, в особенности, молодых офицеров из королевской свиты, то и дело останавливались на Энн. Она была ослепительна в своем белом шелковом платье с обнаженными плечами и головокружительным декольте со сверкавшим в нем кулоном из голубых сапфиров на золотой цепочке. Ее волосы были уложены в каскад из светлых локонов, ниспадавших на плечи, ресницы были слегка подведены тонкой полоской туши, подчеркивавшей контуры пылавших огнем глаз. Все, включая Луиша-Бернарду, были заметно смущены ее присутствием и ее дивной красотой: за столом сидел принц, а напротив него, как ни посмотри, – настоящая королева! Сидевший рядом с Энн, почти уничтоженный молчаливыми упреками и косыми взглядами присутствовавших, граф Вале-Флор неустанно уверял ее, что в Париже, откуда он вернулся лишь накануне, ни одна женщина так изысканно не одевается…

Как уже успел на тот момент заметить Луиш-Бернарду, гости, располагавшиеся по соседству, также, все как один, наблюдали за их столом. Сначала они смотрели на принца, с любопытством и восхищением, а потом – на нее, с бесстыдством и беспощадностью. Без стыда разглядывали ее мужчины, безжалостны были взгляды женщин. Ни с чем не сравним скрытый и похотливый взгляд мужа страшненькой женщины, которым он рассматривает красавицу. С другой стороны, в высшей степени убийственным является нацеленный на нее ответный взгляд этой страхолюдины-жены. Приглашенным на банкет дамам, давно оторванным от тонкостей светской жизни, пришлось изрядно помучиться, потрудиться и потратиться, чтобы спланировать свой нынешний вечерний наряд. Они полагали решить все свои вопросы в Доме моды Casa Parisiense, что на улице Матеуша Сампайу: именно там можно было познакомиться с последними журнальными моделями, популярными сейчас тканями и, вообще, узнать, что нынче носят в Европе и в мире. И вот они видят Энн, ее платье из белого шелка, ее открытую спину, плечи, видят это обещающее все прелести мира декольте с полуобнаженной высокой грудью и этот голубой сапфировый кулон. Всего этого было достаточно, чтобы они почувствовали, как рушатся и летят прочь все их старания. Ведь никакой самообман не способен устоять перед очевидным: стройные плечи и спина, кожа, даже на расстоянии кажущаяся необычайно гладкой и мягкой, величественная, словно горная вершина грудь, бросающая вызов завоевателю. Энн низвергала всё вокруг себя. При этом она застенчиво улыбалась, как бы прося прощения за то, что она так умопомрачительно красива и желанна. Единственный, кто составлял в этом смысле исключение, был сидевший напротив нее Айреш де-Орнельяш. В отличие от остальных, он наблюдал за Энн не глазами самца, жаждущего случки, а проницательным взглядом политика, который, noblesse oblige, является существом публично асексуальным.