Текст книги "Самый лучший папа"

Автор книги: Мейв Бинчи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц)

– Но ведь нельзя уволить человека за то, что он опытен? – с нотками сочувствия в голосе произнес Чарльз.

Его случай несколько отличался. Он был лицом отеля, как ему сказали, а сегодня лицо отеля должно быть молодым. Что ж, логично, хотя и жестоко. Но Эмили не была похожа на старушку консервативных взглядов. Ей даже пятидесяти не исполнилось. В Америке наверняка существуют законы против подобной возрастной дискриминации.

– Нет, меня не уволили. Просто засадили за рутинную работу – заставили рыться в архивах, не давали группы, не пускали в рабочую студию. Это стало невыносимо, поэтому я ушла. Но меня вынудили.

– Вы очень расстроились? – продолжил Чарльз сочувственным голосом.

– О да. Вначале очень. Мне показалось, что я потратила все свое время на этой работе впустую. Я привыкла встречать в галереях людей, которые часто говорили мне: мисс Линч, с ваших лекций началась моя любовь к искусству. Поэтому когда меня фактически заставили уйти, показалось, что все хорошее перечеркнули одним махом. Меня списали. Мне будто сказали, что все эти годы моя работа была бесполезной и никому не нужной.

Чарльзу показалось, что она вот-вот заплачет. Она словно описывала его собственную историю службы в отеле. Он тоже чувствовал себя списанным, отработанным материалом.

Но Эмили тут же спохватилась и взяла себя в руки. Она поправила кусок съехавшей хрустящей корочки на пироге и быстро смела крошки со стола.

– Моя подруга Бетси поддержала меня, сказала, что нельзя распускать нюни и упиваться собственным горем. Нужно немедленно уволиться и заняться тем, чего мне всегда хотелось больше всего. Цитирую ее: тебе надо наслаждаться остатком жизни.

– И как? У вас получилось? – спросил Чарльз.

Разве Америка не прекрасное место! Вот он, живя здесь, никогда не смог бы себе такого позволить.

– Да, мне кажется, получилось. Я составила список того, что мне хочется сделать. Бетси была права. Если бы я работала в какой-то другой школе, возможно, все закончилось бы так же. У меня был счет и имелись некоторые сбережения, на которые я могла себе позволить жить какое-то время. Но проблема в том, что я не знала, чего точно хочу, поэтому я занялась несколькими вещами. Сначала закончила кулинарные курсы. И вуаля! Я умею быстро готовить пирог с курицей. Потом записалась на компьютерные курсы по ускоренному изучению работы с ПК и в Интернете, поэтому при желании могу устроиться на любую офисную работу. Потом записалась в оранжерею на курсы по выращиванию растений в кадках. А потом, запасшись всеми полученными знаниями, решила посмотреть мир.

– А Бетси? Она тоже обучалась всему этому с вами?

– Нет. Она и так умеет работать в Интернете, а готовить она не хочет, потому что постоянно сидит на диетах. А вот мое пристрастие к цветоводству она разделила.

– А если бы вас попросили вернуться на работу – вы бы согласились?

– Нет. Теперь я не могу, даже если бы меня умоляли. Нет уж, сейчас я слишком занята, – сказала Эмили.

– Ясно, – кивнул Чарльз, хотел было что-то добавить, но не стал. Он немного замешкался и протянул руку к молочнику, чтобы подлить молока в чай.

Эмили почувствовала, что он хочет что-то сказать. Она умела слушать и ждать и потому не торопила и не расспрашивала.

– Дело в том, – медленно начал Чарльз с болью в голосе, – что новая метла метет-то по-новому, но вместе с пылью и паутиной она сметает на своем пути важные и ценные вещи…

Эмили догадалась, что за мысли беспокоят Чарльза. Нужно поддержать хозяина дома.

Она посмотрела на него, стараясь подбодрить.

– Выпейте еще чашечку, дядюшка Чарльз.

– Нет, спасибо. Мне пора возвращаться, – ответил он.

– А стоит ли? Подумайте об этом, дядя Чарльз. Стоит ли возвращаться? Что еще они могут сделать для вас? Сделать то, чего еще не сделали?

Он не ответил – лишь спокойно посмотрел на нее.

Она все поняла.

Эта женщина, которую он встретил сегодня утром первый раз, поняла без слов, что происходило в душе Чарльза Линча. Она поняла то, что жена и родной сын никогда не понимали, о чем никогда не задумывались.

Вечером вся семья с удовольствием уничтожала пирог с курицей, к которому Эмили приготовила еще и салат. За столом велась непринужденная беседа, и Эмили, улучив момент, заговорила о своем уходе на пенсию.

– Удивительно, как то, чего ты боишься больше всего, может стать настоящим облегчением – и даже счастьем. Я осознала это, лишь когда ушла с работы. Сколько лет я потратила впустую на переезды в поездах и междугородних автобусах. Неудивительно, что у меня не оставалось времени, чтобы научиться пользоваться Интернетом или выращивать цветы.

Чарльз с восхищением наблюдал за племянницей. Насколько эта женщина облегчила его участь. Он собирался поведать Джози о своем увольнении завтра, но, может, стоит сказать прямо сейчас?

Это оказалось легко – он даже представить себе не мог. Он начал медленно. Сообщил, что давно подумывал оставить работу. На днях подвернулся удобный случай и он заговорил об этом, и, как выяснилось, администрация гостиницы не возражала, если он уйдет, так что все свершится по обоюдному согласию сторон. Теперь нужно подумать о приемлемой компенсации. В конце своей речи он заявил, что полдня ломал голову над тем, чем заняться на пенсии.

Джози застыла с ошеломленным видом. Она обеспокоенно смотрела на Чарльза, пытаясь понять, насколько искренне он говорит, – возможно, он просто решил держать марку, а внутри его терзают муки и страх? Но, глядя на него, она не находила подтверждения своим догадкам. Похоже, он говорил совершенно серьезно.

– Наверное, такова воля Господня, – смиренно промолвила она.

– Да, и я принимаю ее с большой благодарностью, – сказал Чарльз Линч.

Эти слова прозвучали абсолютно искренне. Он давно не испытывал такого облегчения. После сегодняшнего обеденного разговора с племянницей он вдруг почувствовал, что вокруг забурлила жизнь.

Эмили сновала туда-сюда, убирая грязную посуду со стола, подавая десерт, и между делом вклинивалась в разговор. Когда дядюшка Чарльз напомнил, что ему придется выгуливать собаку миссис Монти, пока ту не выпустят, Эмили сказала, что Чарльз также мог бы присматривать за собаками соседей.

– У этого милого Пэдди Кэрролла, мясника, огромный пес по кличке Димплз. Животному не мешало бы сбросить четыре-пять килограммов, – задорно выпалила Эмили.

– Я не смогу брать с Пэдди деньги, – запротестовал Чарльз.

Джози согласилась с супругом.

– Понимаете, Эмили, Пэдди и Молли наши соседи. Будет неловко брать с них плату за то, что Чарльз станет выгуливать этого огромного глупого пса. Нас назовут меркантильными.

– Конечно, я понимаю. Но за это он мог бы иногда снабжать вас вырезкой или говяжьим фаршем.

Эмили считала бартер великим делом и, похоже, Чарльз вполне готов был принять такую форму расчета.

– Да, Эмили, но сможет ли Чарльз отыскать настоящую работу, профессию – такую, как в отеле, например? Там, где его ценили?

– Конечно, я не смогу жить за счет одного выгула собак, но, возможно, я смогу устроиться работать в собачий питомник. Это место мне бы понравилось, – сказал Чарльз.

– А есть ли что-нибудь такое, чем бы вы оба хотели заниматься? – мягким вкрадчивым голосом спросила Эмили. – Например, мне так нравилось изучать свое фамильное дерево, отслеживать корни предков… Ну конечно, вам я это не предлагаю…

– А знаете, что мы всегда хотели сделать? – несмело начала Джози.

– Что же? – Эмили интересовало все, поэтому с ней было легко общаться.

– Нам всегда было обидно, что в нашем районе не отмечают день святого Иарлафа. Ведь наша улица названа в честь него, но у кого ни спроси – о нем ничего не знают. Мы как-то думали с Чарльзом, что неплохо было бы собрать деньги и поставить ему памятник.

– Памятник святому Иарлафу! Подумать только! – удивилась Эмили. Наверное, она погорячилась, когда подтолкнула их фантазию. – Он ведь давно умер? – она постаралась смягчить свое удивление и не ставить крест на мечтаниях Джози, особенно когда увидела, что Чарльз тоже загорелся этой идеей.

Джози сразу же возразила.

– О, это не проблема. Когда речь идет о святом, неважно, когда он умер – несколько лет назад или в шестом веке, – сказала она.

– В шестом веке?.. – даже хуже, чем подозревала Эмили.

– Да, он умер около 520 года и день его почитания – 6 июня.

– Кстати, лето – подходящее время, чтобы организовать небольшую процессию к его гробнице, – добавил Чарльз, продолжая развивать тему.

– А он родом из этих мест? – спросила Эмили.

Видимо, нет. Иарлаф был родом из другой части страны, он родился где-то на атлантическом побережье, основал первое аббатство в Туаме, обучал священнослужителей и даже других святых: святого Брендана из Клонферта и святого Колмана из Койна. И все это в разных городах, далеко отсюда.

– Но ему всегда поклонялись именно в наших местах, – пояснил Чарльз.

– Иначе зачем было называть улицу в его честь? – сказала Джози.

Эмили задумалась: каким бы был ее отец, Мартин Линч, останься он здесь? Может, таким же простым, довольным, непритязательным человеком, как Чарльз и Джози? И не превратился бы в неудовлетворенного жизнью пьяницу, которым стал в Нью-Йорке.

Нет, наверное, это шутка – памятник какому-то святому, который умер за сотни миль отсюда сотни лет назад.

– Да, похоже, будет проблематично собирать деньги на памятник и одновременно зарабатывать на жизнь, – сказала Эмили.

Но, как оказалось, совсем не шутка. Чета годами копила, чтобы Ноэль выучился на священника, чтобы отдать сына на служение Богу. Но мечты не были реализованы. Они планировали потратить эти средства в угоду Господу – и теперь у них будет прекрасная возможность это сделать.

Эмили Линч сказала себе: не стоит пытаться изменить мир. Сейчас не время перечислять добрые дела, на которые можно было потратить эти деньги, – кстати, многие из вариантов были связаны с католической церковью. Эмили хотела, чтобы Джози и Чарльз потратили средства на себя, чтобы они получили хотя бы небольшое вознаграждение за долгие годы тяжелой работы. Им нужно пережить то, что они воспринимали как трагедию, – отказ сына от духовного звания. Но побороть какие-то внутренние непреодолимые силы с помощью логики и прагматизма невозможно. Эмили была уверена в этом.

У Ноэля выдался долгий тяжелый день. Мистер Холл уже дважды спрашивал, все ли с ним в порядке. И в этом вопросе Ноэль почувствовал некий подвох, скрытую угрозу. И когда мистер Холл задал тот же вопрос в третий раз, Ноэль вежливо поинтересовался, почему он спрашивает.

– Я нашел пустую бутылку, в которой, судя по запаху, находился джин до того, как ее опустошили, – сказал мистер Холл.

– А какое отношение это имеет ко мне и к тому, как я себя чувствую? – спросил Ноэль. Он говорил уверенно, даже с нотками дерзости в голосе.

Мистер Холл одарил его долгим суровым взглядом из-под густых бровей.

– Это я так, на всякий случай спрашиваю, Ноэль. Поверь, что многие готовы сесть в самолет, чтобы прилететь в другую часть мира и выполнять работу, которую должен выполнять ты.

Он продолжил, и Ноэль заметил, как сослуживцы отворачиваются, делая вид, что ничего не происходит.

Ноэль никогда до этого момента не видел мистера Холла таким. Обычно он делал легкое замечание или подбадривал и говорил, что кто-то должен сверять накладные с квитанциями, проверять записи в главной книге и в счетах и делать другую примитивную работу обычного клерка.

Мистер Холл считал Ноэля способным и не раз подсказывал ему решение и оказывал помощь. Тогда у Ноэля появлялась какая-то надежда. Но сейчас все было иначе. Это даже не выговор – это было предупреждение. Ноэль до вечера не мог прийти в себя. По дороге домой он почувствовал, как ноги сами несут его в большой уютный и приветливый паб Кейси. Он вспомнил, что в прошлый раз перебрал здесь лишнего, и все-таки недолго колебался, прежде чем войти. Мосси, сын старины Кейси, заметно нервничал.

– А, сам Ноэль к нам пожаловал.

– Мосси, принеси, пожалуйста, пинту пива.

– Ты знаешь, Ноэль, не думаю, что это хорошая идея. Ты ведь знаешь – тебе запретили наливать. Отец сказал…

– Твой отец многое говорит сгоряча. Этот запрет уже давно снят.

– Нет, Ноэль. Извини, дружище, не снят.

Ноэль почувствовал, как в виски ударила кровь. Нужно взять себя в руки.

– Это его решение – и твое. Я бросил пить и на самом деле просил пинту лимонада.

Мосси удивлено уставился на Ноэля – чтобы этот парень завязал с выпивкой? Свежо предание, да верится с трудом…

– Но если мне отказывают наливать в пабе Кейси, я, пожалуй, пойду, поищу другое заведение. Мои наилучшие пожелания отцу.

Ноэль развернулся, чтобы уходить.

– Когда ты завязал? – спросил Мосси.

– Брось, Мосси, – теперь тебя это не касается. Иди разноси выпивку народу. Разве я мешаю тебе? По-моему, нет.

– Погоди, Ноэль, – не отставал Мосси.

Ноэль ответил, что ему очень жаль, но надо идти. И он гордо, с высоко поднятой головой, покинул паб – заведение, где он привык проводить свободное время.

На улице дул холодный пронизывающий ветер. Ноэль прислонился к стене паба и снова прокрутил в голове все, что наговорил там, внутри. Он сказал это, чтобы поддразнить мямлю и дурачка Мосси, во всем подчинявшегося отцу. И придется держать марку. Впредь он не сможет выпивать в пабе Кейси. Теперь он вынужден ходить в это ужасное место, где среди завсегдатаев числился отец Деклана Кэрролла со своей огромной, как медведь, собакой. Там не было «друзей», «приятелей» или «народа». Там все называли друг друга «товарищами». Матти Скарлетт всегда спорил там с «товарищами» по поводу исхода скачек или футбольного матча. Ноэлю никогда не нравилось это место.

Может, и вправду отказаться от алкоголя? И тогда пусть мистер Холл находит какие угодно бутылки. Мистер Кейси станет кусать локти и сожалеть о своем отказе – вот было бы приятно посмотреть. А у самого Ноэля наконец появится время, чтобы заняться вещами, о которых он давно мечтал. Он продолжит учиться, получит диплом и сможет претендовать на повышение.

Возможно, ему даже удастся уехать из Сент-Иарлаф-Крещент.

Погруженный в глубокие раздумья, Ноэль долго гулял по улицам Дублина, вдоль канала, по Георгианскому кварталу. Он заглядывал в окна ресторанов, где молодые люди его возраста сидели за столиками с милыми девушками. Ноэль не принадлежал к отбросам общества – просто он жил в собственном мире, где не было подобных симпатичных женщин. А почему? Потому что Ноэль по уши погряз в повседневной рутине.

Больше этого не будет. Он подарит себе лучшее, что могут предложить трезвость и время – еще больше времени. Он подарит себе лучшее, что можно получить от трезвого образа жизни – время в невероятном количестве.

Прежде чем войти в дом номер 23 по улице Сент-Иарлаф-Крещент, он взглянул на часы. Наверняка все уже спят. Он принял серьезное решение и не хотел, чтобы сейчас кто-то испортил ему настроение пустой болтовней.

Но он ошибался. Никто не спал – семья сидела за кухонным столом. Из обрывков беседы он заключил, что отец уходит из отеля, в котором проработал всю жизнь. Также Ноэль понял, что у них теперь будет жить собака по кличке Цезарь – чудесное лохматое существо с огромными доверчивыми глазами. Мать собиралась сократить часы работы на бисквитной фабрике. Его двоюродная сестра Эмили познакомилась со всеми соседями и даже успела подружиться с ними. Но самой страшной новостью стало решение собирать пожертвования на памятник какому-то святому, который даже если и жил когда-то на самом деле, умер пятнадцать столетий назад. Когда он утром уходил из дома, родители вроде были в полном здравии и ясном уме. Что же произошло за день?

Похоже, ему не удастся незаметно проскользнуть в свою комнату и привычно достать бутылку из коробки с надписью «Рисование» – в ней он хранил новые кисти и бутылки с вином и джином.

Нет, пить он не станет. Его одолевали мрачные мысли. Он пытался понять, что за странные перемены происходят в доме. Сегодня не будет убаюкивающего забвения – наоборот, его ожидает ночь терзаний, героические попытки удержаться подальше от коробки с кисточками или вылить содержимое бутылок в раковину.

Он ломал голову над словами отца: выгуливать собак, ухаживать за животными, собирать деньги, поставить памятник святому Иарлафу. За все годы тихого и тайного пьянствования Ноэль не переживал таких сюрреалистичных и странных видений, как сейчас наяву.

А ведь он абсолютно трезв.

Ноэль немного поерзал на стуле и попытался поймать взгляд Эмили. Наверняка все эти неожиданные перемены – ее рук дело. Это она заразила всех мыслью о том, что сегодня – первый день новой жизни каждого из них. Сумасшедший, опасный переворот в доме, который десятилетиями жил рутиной.

Среди ночи Ноэль проснулся с мыслью о том, что бросать пить следует не по воле случая, а запланировано. Он откажется от выпивки на следующей неделе, когда все утихомирится. Но, вытянув из коробки бутылку, он вдруг ясно осознал, что следующая неделя никогда не наступит. Он выплеснул в раковину две бутылки джина. Туда же отправились и две бутылки красного вина.

Ноэль вернулся в кровать и отчаянно ворочался под одеялом, пока не услышал привычный утренний звук будильника.

Оказавшись в своей комнате, Эмили открыла ноутбук и написала Бетси письмо следующего содержания:

«У меня такое впечатление, будто я жила здесь целую вечность, хотя прошел всего лишь день.

Мой приезд пришелся на время удивительных перемен в этой семье. Каждый в этом доме находится в начале нового пути. Дядю уволили – он работал швейцаром в местной гостинице. Теперь он собирается зарабатывать на жизнь, выгуливая собак. Его жена планирует меньше работать и посвятить свободное время сбору средств на памятник святому, который умер – только представь себе – пятнадцать веков назад!

Их сын, который ведет затворнический образ жизни, кажется, решился расстаться со своей единственной любовью – выпивкой. Я слышу через стену, как он выливает содержимое бутылок в раковину у себя в комнате.

Отчего я решила, будто здесь будет тихо и спокойно, Бетси?

Стала ли я что-то понимать в этой жизни, или я обречена на вечные скитания по земле в поисках гармонии с миром и тщетных попытках осмыслить его?

Не отвечай на этот вопрос. Это даже не вопрос – просто размышления вслух. Скучаю по тебе.

С любовью,

Эмили».

Глава вторая

Отец Брайан Флинн никак не мог уснуть в своей маленькой квартирке в центре Дублина. Сегодня хозяин квартиры дал ему три недели на поиски нового жилья. Вещей у него было не много, поэтому переезд не грозил кошмаром, но и денег не было тоже. Он не сможет позволить себе квартиру в хорошем удобном месте.

От одной мысли, что придется съехать с этой маленькой квартиры, отцу Флинну становилось плохо. Это жилье для него нашел приятель Джонни – оно находилось всего в нескольких минутах ходьбы от иммиграционного центра, где Брайан работал, и в нескольких секундах ходьбы от одного из лучших пабов в Ирландии. Он знал всех в этом районе. Переезжать совсем не хотелось.

– Неужели архиепископ не может подсобить тебе?

У Джонни не было проблемы с квартирой. Сам он собирался переехать к своей девушке. Но для католического священника средних лет такой вариант устранения бытовых проблем был маловероятен. Джонни любил говорить, что по нынешним временам только безнадежный безумец в таком возрасте может быть священником и что архиепископ Дублина мог, как минимум, обеспечить жильем тех идиотов, которые отказались от всех жизненных благ и удовольствий, чтобы денно и нощно нести добро и слово Божье людям.

– Ну что ты, архиепископу не до того. У него куча других более важных дел, – отвечал Брайан Флинн. – Думаю, без труда смогу найти другое место.

Хотя на самом деле понимал, что это будет проблематично.

А у него всего двадцать дней в запасе.

Брайан Флинн не верил своим ушам, когда слышал о суммах, которые называли в качестве арендной платы. Неужели и правда кто-то соглашается платить такие деньги? Да еще и во времена кризиса.

Не давали ему заснуть и другие мысли. Этот ужасный священник умудрился грохнуться на Испанской лестнице в Риме и сломать ногу, он до сих пор находится в итальянской больнице и, небось, спокойно уминает сочный виноград. А это означает, что отец Флинн по-прежнему исполняет вместо него обязанности капеллана при больнице Святой Бригитты. А в жизни Брайана и без этого хватает проблем и осложнений. Он до сих пор исповедует свою старую паству в Россморе. Его мать – в доме престарелых, у нее слегка помутился разум, и она заявила, что ей было видение. Но, как выяснилось, это было не видение, а картинка в телевизоре. Сей факт поверг в полное разочарование всех стариков и старушек.

Наблюдая, как уходят из жизни люди в больнице Святой Бригитты, отец Флинн стал слишком часто задумываться над смыслом бытия. Одна из пациенток, бедняжка Стелла, молодая девушка, была ему так благодарна, когда он договорился с парикмахером, чтобы тот пришел в больницу сделать ей укладку. Беременная Стелла была при смерти. У нее была короткая, безрадостная жизнь. Как у всех. Но она ни на секунду не задумывалась, как подготовиться к встрече с Создателем. А отец Флинн никогда не заговаривал об этом первым – только если пациент сам решится. В конце концов, все знали, кто он и что входит в обязанности капеллана при больнице. Если пациент попросит прочесть молитву или отпустить грехи, конечно, он сделает это, но никогда не начнет беседу о приготовлениях к смерти.

Они часто беседовали со Стеллой о виски, четвертьфинальных играх чемпионата мира по футболу, неравном распределении богатства в мире. Как-то она сказала, что перед уходом в мир иной ей хочется кое-что сделать. Одно последнее дело. И не мог бы отец Флинн попросить эту милую парикмахершу снова прийти к ней. Девушка для этого дела хотела выглядеть красиво.

На стенах своей крохотной комнатки отец Флинн когда-то развесил футбольные плакаты, которые должны были закрывать серые пятна от сырости. Может, спросить у Стеллы насчет жилья? Возможно, это будет не совсем тактично, поскольку он собирался жить, а она умирала. Но в конце концов это лучше, чем смотреть в опустошенное лицо девушки, в ее лишенные надежды глаза и делать вид, что все в порядке.

А в это время Джози и Чарльз Линч лежали счастливые в своей кровати на Сент-Иарлаф-Крещент и воодушевленно шептались о будущем. Подумать только – они недавно познакомились с Эмили, но благодаря ей их жизнь уже получила толчок. У них была собака, Эмили снимала у них комнату, и впервые в жизни их сын Ноэль присоединился к ним за ужином и поговорил с родителями. Они строили планы по сбору средств, чтобы восстановить справедливую память о святом Иарлафе. На всех фронтах подул ветер перемен – и подул по направлению к лучшему.

К счастью для них, везение продолжало сопутствовать их семье. В гостиницу пришло письмо из психиатрической клиники, в котором говорилось, что хозяйку Цезаря, почтенную, пусть и эксцентричную леди, удерживают в клинике на неопределенное время; и она надеется, что за Цезарем кто-то будет достойно присматривать. Это письмо очень озадачило менеджера отеля, который с облегчением узнал, что собака уже находится в надежных руках. И как же он удивился, узнав, что эти надежные руки принадлежали тому самому пожилому швейцару, которому он недавно сообщил об увольнении. Похоже, Чарльз Линч не держал на него зла и обмолвился, что надеется на какую-то прощальную вечеринку. Менеджер записал в блокнот, что нужно попросить кого-то заняться этим вопросом.

На бисквитной фабрике все с удивлением отнеслись к решению Джози сократить часы работы и заняться сбором средств на памятник святому Иарлафу. Большинство ее коллег держались за свою работу руками и ногами.

– Нам придется устроить большие проводы, когда ты наконец решишься уйти на пенсию, Джози, – сказала одна из работниц.

– Вместо вечеринки я бы предпочла взнос в фонд святого Иарлафа, – улыбнулась Джози. Ответом стала гробовая тишина непонимания.

Ноэль Линч ежедневно считал часы в офисе компании «Холлз». Утро казалось невыносимым без порции крепкого алкоголя, который он обычно вливал в себя в мужском туалете. Никакого дурманящего опьянения днем. Вместо этого – дотошная сверка приходных накладных с товарными чеками. Теперь, чтобы получить хоть какое-то удовлетворение на работе, он оставлял на своем столе стакан с минеральной водой и наблюдал исподтишка, как мистер Холл нюхает его или пробует на вкус.

Ноэль прекрасно понимал, что его работу может без труда выполнять двенадцатилетний мальчишка без особых способностей. Интересно, как компании так долго удается держаться на плаву. Но, несмотря ни на что, он прилип к этой работе и вот уже целую неделю обходится без алкоголя.

В доме номер 23 дела шли хорошо не без помощи Эмили. Каждый вечер в семь часов домочадцев ждал вкусный ужин. Поскольку Ноэль больше не коротал вечера в пабе Кейси, он стал ужинать дома за общим столом, вместе с родителями и двоюродной сестрой.

В их семье завелись новые порядки: Джози накрывала на стол и готовила овощи, Чарльз разжигал камин, помогал Ноэлю мыть посуду. Эмили даже убедила супругов отказаться от чтения молитв Розария за столом, мотивируя это тем, что время совместного ужина нужно использовать для планирования различных мероприятий. Следует, например, обсудить стратегию сбора средств на памятник святому Иарлафу; подумать, чем Эмили станет зарабатывать себе на жизнь; определить, как подыскивать клиентов, владельцев собак, которые согласятся на выгул своих животных; решить, стоит ли Ноэлю ходить на вечерние курсы по предпринимательству или бухгалтерскому учету, чтобы получить продвижение по службе в конторе «Холлз».

Всего за одну неделю Эмили умудрилась вытащить из Ноэля столько информации о роде его занятий, сколько его родителям не удавалось узнать годами. Она даже собрала рекламные брошюры и просматривала их вместе с Ноэлем. Один курс был хорош, но слишком общий, другой казался более специализированным, но вряд ли подходил для работы в «Холлз».

Понемногу она выясняла, какой конкретно рутинной работой занимался Ноэль изо дня в день в своей компании – сверял счета, делал платежи поставщикам, делал сводный отчет о расходах разных отделов в конце каждого месяца.

Эмили теперь была в курсе того, что в компании много молодых людей со специальностями, некоторые даже со степенями и дипломами, – и все они стараются взобраться по жалкому подобию корпоративной лестницы в этой старомодной торгово-строительной компании под названием «Холлз».

Эмили не говорила слов сожаления об утраченном времени, или о неверных решениях, или о том, что Ноэль оставил школу и не стал учиться на священника. Оставаясь с Ноэлем наедине, она часто говорила, что избавиться от алкогольной зависимости легко, если тебя кто-то поддерживает.

– Я говорил, что пытался бороться со своей зависимостью? – однажды спросил Ноэль.

– Я и так знаю, Ноэль. Я ведь дочка пьяницы. Я много знаю об алкоголизме. Твой дядюшка Мартин думал, что сможет справиться сам. Это мы проходили.

– Может, он не решался идти в общество анонимных алкоголиков. Может, он был необщительным. Наверное, он был похож на меня в том, что не хотел подпускать к себе близко чужих людей, – сказал Ноэль, защищая своего покойного родственника.

– Он был хуже тебя, Ноэль. Он был очень замкнутый, все время в себе.

– Я тоже такой.

– Нет. Ты примешь помощь, если она тебе понадобится. Я уверена в этом.

– Просто мне недостаточно этого: я Ноэль, и я алкоголик. И вся группа говорит: привет, Ноэль. И должно стать легче.

– Поверь, многим это помогает, – мягко возразила Эмили. – У общества анонимных алкоголиков очень высокий рейтинг избавления от зависимости.

– Там все рассматривается в плоскости «я и моя болезнь». Они делают из этого целую драму, а сами представляют себя героями некого действа, которое разыгрывается на сцене.

Эмили пожала плечами.

– Хорошо, пусть это не для тебя. Но если однажды ты захочешь обратиться к ним, они всегда готовы будут тебя принять. Теперь давай посмотрим на эти курсы. Я знаю, что такое сертифицированный бухгалтер. Но что такое присяжный бухгалтер и сертифицированный корпоративный бухгалтер? В чем разница? Расскажи-ка.

Ноэль почувствовал облегчение. Эмили не собиралась вычитывать его. Этим она отличалась от других. Она не зацикливалась на проблеме пьянства и спрашивала его совета по другим вопросам. Где можно достать доски для цветочных горшков? Сможет ли его отец сколотить их? Где она может найти регулярную оплачиваемую работу? Она готова работать администратором в каком-нибудь офисе. Может, стоит купить стиральную машину? Ведь скоро все семейство будет занято сбором средств на памятник святому Иарлафу.

– Эмили, вы и вправду думаете, что эта идея со сбором средств сработает?

– Ни в чем в своей жизни я не была уверена больше, – ответила Эмили.

Кэти Финглас снова пришла в больницу. В этот раз Стелла Диксон выглядела намного хуже – изможденное осунувшееся лицо, тонкие как веревочки руки и острый выпирающий животик.

– Кэти, сделайте мне очень красивую прическу, – попросила Стелла, глубоко затягиваясь сигаретой, – казалось, что дым втянулся до самых пяток. Соседи по палате в это время были настороже и следили, чтобы в поле зрения не появился кто-нибудь из медицинского персонала и не поймал Стеллу за этим запрещенным занятием.

– Вы на кого-то положили глаз? – спросила Кэти. Вот бы привести в эту палату самых привередливых клиентов, чтобы они посмотрели на стоическую исхудавшую молодую женщину, которая знала лишь одно – скоро ей сделают кесарево сечение, чтобы вытащить ребенка, а она сама при этом умрет. Тогда бы они по-другому стали относиться к своим мелким проблемам.

Стелла задумалась над вопросом Кэти.

– В моем положении поздно заглядываться на кого-то, – сказала Стелла. – Но я собираюсь просить одного человека об одолжении, поэтому хочу выглядеть нормально – не как сумасшедшая, понимаете? Я подумала, что в данном случае лучше сделать на голове что-то классически сдержанное.

– Понятно. Сделаем вам сдержанную прическу, – согласилась Кэти, извлекая пластмассовую подставку, которую собиралась установить на раковину, чтобы помыть густую копну прерафаэлитских рыжих кудрявых волос, украшавших маленькую хрупкую головку Стеллы. Она уже укладывала эти волосы – непослушные локоны никак не поддавались усилиям парикмахера, будто не принимая смертельного диагноза, с которым вынуждена была смириться Стелла.

– И что же это за одолжение, о котором вы собираетесь просить? – спросила Кэти для поддержания разговора.

– Это самое серьезное одолжение, о котором можно просить человека, – сказала Стелла.