Текст книги "Афера"

Автор книги: Мэтью Кляйн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

13

Я трижды пытался радикально изменить свою жизнь, и все три раза меня ждала неудача. Может, хватит уже пытаться?

Попытка первая: мне было двадцать, я заявил отцу, что не желаю идти по его стопам, что я устал обманывать, устал постоянно оглядываться и все время бояться полиции. Я поступил в нью-йоркский университет Квинс-колледж на юридический факультет, поскольку, как мне казалось, тем, кто за мной гоняется, живется куда лучше, чем мне.

Отец отозвался на мое решение тихой яростью, словно я нанес смертельное оскорбление всему, чего он достиг. Отчасти он, конечно, был прав. Он перестал со мной разговаривать, но последнее слово все равно оставалось за ним: словно в пику мне, он умирал. Последние девять месяцев своей жизни отец был прикован к постели, кожа его пожелтела, от него воняло. Мать тем временем должна была как-то расплачиваться со всеми его долгами. А задолжал он много и очень опасным людям. Я бросил университет и вернулся на улицы. Я проворачивал самые разные аферы, пока не выплатил все долги родителей. Прошло полгода: они оба были мертвы, а я так и не вернулся в университет, даже не попытался. Мой отец победил и теперь ухмылялся из могилы.

Попытка вторая: мне было сорок два, я был уверенным в себе человеком – наконец-то, спустя двадцать лет. Я оглядывался вокруг, видел успешных людей – честных людей, никогда не нарушавших закон, никогда не вздрагивавших при виде полицейских мигалок в зеркале автомобиля – и понимал, что я умнее любого из них. Я решил, что мог бы жить такой же скучной жизнью, иметь участок в западном пригороде Лос-Анджелеса, с бассейном во дворе и двумя машинами в гараже. Коль скоро они, люди работящие и звезд с неба не хватающие, смогли преуспеть в бизнесе – в честном бизнесе, – то и я смогу.

Я сел за стол и попытался представить себе идеальное дело честного человека – дело, которое приносило бы доход, используя недостатки людей – их лень, тщеславие и несдержанность.

Так родилась «Карточная диета».

Только представьте: продавать за сорок девять долларов девяносто пять центов колоду карт, которую можно купить за девяносто девять центов в тайваньской торговой компании «Шуньксинь». А теперь представьте, как вы продаете эту колоду каждому американцу, страдающему избыточным весом, но слишком ленивому или глупому, чтобы осознать очевидное: надо поменьше есть и побольше заниматься спортом.

Такова была суть «Карточной диеты». За первые три месяца я продал двенадцать тысяч колод, заработав около четырехсот восьмидесяти тысяч долларов. Назад я больше не оглядывался.

Вскоре появились и бассейн, и дом за городом, и две машины в гараже. Я смог отправить Тоби в частную школу в Лос-Анджелесе. Брак с Селией был как никогда крепок. Моя жизнь наконец пошла правильным путем.

Как я погорел? Вот это сложнее всего объяснить. Ведь на самом деле я не собирался никого обманывать. Наоборот, больше всего я хотел преуспеть в легальном бизнесе. Но в итоге меня сломила могущественная и неумолимая сила – моя собственная природа.

Начиналось все довольно просто. Я догадался, что можно неплохо продавать «Карточную диету», если крутить рекламу в ночное время. Поначалу я выкупал получасовые блоки на местных телеканалах: с трех ночи до половины четвертого утра в городе Манси, штат Индиана; в городе Скрэнтон, штат Пенсильвания. Результаты были ошеломляющие. Я никогда до того не знал эвклидовой точности капитализма – каждый доллар, потраченный на рекламу, приносил мне ровно четыре доллара прибыли. Цифры были неумолимы, равно как и логика: надо давать больше рекламы! И как можно быстрее! Каждый рекламный выпуск возвращался мне новой машиной, какой-нибудь новой пристройкой к дому или лишним годом обучения Тоби.

Но вскоре я заметил один недостаток в моей идеально выверенной схеме. Мне приходилось выкладывать деньги до того, как я получал прибыль. Телеканалы требовали деньги загодя, за три месяца до эфира. Господин Юн Ли Ан из «Шуньксинь» хотел, чтобы я расплатился с ним за два месяца до того, как он напечатает десять тысяч колод карт с изображениями стейков и морковок.

Загвоздка возникла самая элементарная: каждый рекламный блок приносил мне пятнадцать тысяч чистой прибыли, но эту прибыль я мог получить, только если до этого выкладывал тридцать тысяч. Тогда-то мне в голову и пришла самая удачная мысль за всю жизнь: я позволю другим бизнесменам вкладывать капиталы в мое дело.

И я начал собирать вклады с соседей и друзей. Они могли прийти ко мне и на правах партнеров вложить двадцать тысяч долларов в один рекламный блок. За это они получали процент с каждой колоды, проданной за время рекламной передачи. Довольны были все: мой сосед, лысый служащий, мог вложить двадцать тысяч и через три месяца получить двадцать шесть. А я, не обремененный проблемами с потоком денег, мог покупать сотни часов эфира по всей стране и штамповать десятки тысяч колод. Деньги лились рекой.

В итоге я стал больше заниматься своими богатыми партнерами, вкладывавшими деньги в рекламу, чем продажей «Карточной диеты» толстякам. И бизнес-то был сказочный: условия оказались настолько привлекательные, что буквально все хотели вложить свои деньги, и вскоре я уже получал по десять чеков в месяц. Причем каждый не меньше, чем на двадцать тысяч.

Естественно, я хотел сдержать обещания, данные партнерам. В общем, чеками, полученными в марте, я расплачивался с теми, кто вкладывал деньги в феврале. А февральские чеки уходили на расчеты с январскими вкладчиками.

Итог был прост: в июне начались проблемы. Стало сложно находить новых партнеров, чтобы расплатиться со старыми. А продажи «Карточной диеты» пошли на убыль. По непонятной причине толстякам не удавалось сбросить вес, даже если им выпадал фул-хаус из трех морковок и двух брокколи.

Вы поймите, я не собирался никого обманывать. Я готов был пожертвовать чем угодно, лишь бы выполнить свои обязательства. Но вскоре я начал задерживать выплаты. Чтобы высвободить лишние деньги, я перестал продавать «Карточную диету». Развязка была делом времени. Меня арестовали, когда я возвращался из автосалона «Мерседес» в Марина-дель-Рей. Я хотел сделать подарок Тоби на восемнадцатилетие – какую-нибудь спортивную машину, чтобы сын понял, как я его люблю. Вместо этого я оказался в тюрьме, и ему пришлось отмечать праздник с Селией.

Третья попытка изменить свою жизнь: работа в химчистке. Снова честная работа, за которую платили десять долларов в час плюс чаевые.

И из этого тоже ничего путного не вышло. По крайней мере, пока не выходит.

14

Наступает четверг, и мне нужно проехать шестьдесят километров на север, в глубь долины Напа. За окном июнь, а здесь к тому же на десять градусов жарче, поэтому я опускаю передние стекла и расстегиваю две пуговицы на рубашке. На подъезде к городу Напа шоссе пустеет. Сам городок, несмотря на романтичное название, напоминающее о винном крае, – представляет собой нагромождение уродливых домишек, в которых живут одни рабочие, а все местные достопримечательности ограничиваются тремя высоченными стоянками для трейлеров. Напа, забитая наполовину трейлерами и наполовину пролетариатом, находится в конце одноименной долины, и все дальнобойщики, везущие на юг живых куриц из Петалумы, останавливаются здесь перекусить.

В Напе живут люди, на чьих плечах держится местное виноделие: агрономы, виноторговцы, чистильщики бассейнов, официанты. Если проехать несколько километров в глубь долины, то там вы обнаружите особняки и виноградники отошедших от дел богатых кардиологов и управляющих компьютерных компаний. В какой-то момент они решили убежать от суетной городской жизни и теперь получают удовольствие, разливая вино в бутылки с изображением своего собственного только что придуманного фамильного герба.

По шоссе N 29 я объезжаю город, оставляя парковки за спиной. Съезжаю с шоссе на проселочную дорогу, по которой вряд ли ступала нога богатого кардиолога. Путь мой лежит наверх, в горы. Я еду по дороге, петляющей по склону горы Вердир. Огромные деревья закрывают солнце, и свету приходится с силой продираться сквозь листву.

На плоскогорье солнце возвращается. Я вдруг понимаю, что еду по самому краю кратера спящего вулкана. В заполненном землей кратере площадью в пару сотен гектаров ровными рядами стоят деревянные решетки, по которым вьется виноград.

Я останавливаюсь у старого каменного дома. На дороге в грязи лежит пес, безуспешно пытающийся укрыть разжиревший зад в тени акации. Я выхожу из машины и закрываю дверь. Пес осматривает меня. Осознав, что я никак не смогу помочь ему укрыться в тени целиком, он опускает голову на лапы и закрывает глаза.

– Элиху? – зову я хозяина.

В доме слышатся шаги.

– Иду.

В дверном проеме показывается немолодой человек. На нем расстегнутая до пупка льняная рубашка, джинсы и рабочие сапоги. С обеих сторон головы – по пучку длинных седых волос: остатки былого великолепия, теперь безвольно свисающие, словно потерявший форму шутовской колпак.

– Кип? – удивляется он.

Элиху встречает меня с распростертыми объятиями. Мы обнимаемся. Он хлопает меня по спине. От него пахнет потом, дубом и вином.

Сделав шаг назад, он оглядывает меня.

– Бог ты мой, – говорит Элиху, и мне неясно, подразумевает ли это восклицание благодарность или сожаление. – Ты только погляди на себя.

– Спасибо, – отвечаю я.

– Я как раз бочки проверял. Проходи.

Он ведет меня в дом. Тут прохладно и темновато. Вдоль стен тянутся ряды дубовых бочек. От них исходит предательски сладковатый запах брожения и гнили.

– Хочешь попробовать? – предлагает Элиху. – Этим урожаем я особенно горд.

Он берет со стены дозатор – длинную, полую стеклянную трубочку – и опускает ее в бочку через отверстие в крышке. Затем зажимает конец пальцем и вытаскивает трубочку, заполненную жидкостью гранатового цвета. Элиху подносит ее к бумажному стакану. Потом убирает палец, и вино оказывается в стакане. Он протягивает мне его, уверяя:

– Божественный напиток.

Я отпиваю. Вкус как у виноградного сока, только с кислинкой.

– Что скажешь? – интересуется Элиху.

– Неплохо, – отвечаю я.

– Похоже на виноградный сок, правда?

– В каком-то смысле да.

– Да уж, – вдруг сникает он. – Не очень-то у меня получается.

– Вино совсем не плохое, – возражаю я.

– Может, через несколько лет станет лучше… – мечтает он. – Ведь с течением времени все меняется в лучшую сторону.

Я возвращаю ему стакан. Элиху выбрасывает его в мусорное ведро. У меня нет желания с ним спорить, хотя очевидно, что заявление это очень спорное.

* * *

Обедаем мы на улице, сидя на страшной жаре за складным столиком позади дома. Сюда же прибрел пес. Он залез под стол и с мученическим видом улегся у наших ног. У Элиху сегодня на обед хрустящий французский багет, сыр бри, оливки, ветчина прошутто и бутылка вина. Он наливает мне вина и поднимает свой бокал:

– Твое здоровье!

– Твое здоровье, – откликаюсь я.

Я пробую вино.

– Вот это совсем другое дело. Очень вкусно, – уверяю его я, надеясь польстить.

– Его делает тот засранец с другой стороны горы. Компьютерщик.

– Прости.

– У него хорошее вино, – все же признает Элиху. – Может, в один прекрасный день и у меня такое получится.

– Зато есть к чему стремиться.

– Да уж.

Мы едим в тишине.

– Так ты теперь свободный человек, – нарушает наконец молчание Элиху.

– Ага.

– Я бы тебя навестил, – уверяет меня он. – Но сам понимаешь, ехать было далеко.

– Понимаю.

– А я уже пожилой человек. – Это он так извиняется, что не навестил меня в тюрьме.

– Я знаю, – отвечаю я, глядя ему в глаза.

Элиху Катц был другом моего отца. Элиху приглядывал за мной после его смерти: помогал организовывать аферы, прикрывал меня, давал бесценные советы. Однажды, когда я по глупости облапошил одного политика, оказавшегося приятелем прокурора округа Сан-Франциско, Элиху выбросил козырь, который приберегал для себя – фотографии окружного прокурора в компании совсем юного мальчика. Не миновать бы мне тогда тюрьмы, но Элиху спас меня, и с тех пор я в неоплатном долгу перед ним. Хотя, надо признать, платить мне, в общем-то, и нечем.

Элиху отошел от дел пятнадцать лет назад. Он взобрался на вершину горы, чтобы там проживать свои сбережения и осуществлять давнюю мечту – делать вино. Он говорил, времена меняются: дни великих афер прошли, жертвы стали умнее, полиция спуску не дает, да и от других преступников можно ждать чего угодно. Он хотел уйти по своей воле, пока у него еще был выбор.

При этом определенные связи у него сохранились – и в Сан-Хосе, и в Сан-Франциско.

– Так чем я могу тебе помочь? – спрашивает Элиху.

– Тоби в беде, – объясняю я.

– А подробнее?

– Он задолжал. Русским. Знаешь Сустевича? Профессора?

– Вор, – брезгливо бросает Элиху, вгрызаясь в ломтик хлеба и отрывая от него кусок.

– И поэтому я собираюсь провернуть одну аферу.

– Кто жертва?

– Эдвард Напье.

– Из Лас-Вегаса?

– Теперь он проводит много времени в этих краях.

– Сколько хочешь взять?

– Двадцать пять.

– Сустевич в доле? – интересуется Элиху.

– Да, в определенном смысле, – киваю я.

Элиху обдумывает мои слова. Он наклоняется, берет ломтик прошутто, кладет на хлеб и откусывает немного.

– Знаешь, а ведь тебя поймают, – в итоге решает он.

– С чего ты взял?

– Многовато акул вокруг. Сустевич, Напье. Они свое отъедят, а вот тебе немного останется. Почему бы тебе уж заодно не обчистить президента США?

– Погоди, а он разве тоже где-то неподалеку? – удивленно восклицаю я.

– Даже если ты получишь деньги, тебя все равно найдут.

– Я уже придумал сирену. Я собью их со следа.

– Слишком уж они умны.

– Нет ничего невозможного.

– Конечно, ничего невозможного не бывает, – признает Элиху. – Вопрос лишь в том, по силам ли это тебе.

– У меня нет выбора.

– Есть.

– Тоби без меня пропадет.

– Тоби уже взрослый. Он сам принимает решения.

– Я не могу допустить, чтобы его убили.

– Посади его на поезд. Пусть исчезнет на несколько месяцев.

– Ты не знаешь Тоби, – вздыхаю я.

Элиху пожимает плечами, словно давая понять, что Тоби он не только не знает, но и знать не желает.

– Чем я тебе могу помочь?

– Мне нужны люди для сирены. Они должны быть убедительными. Эдакие бравые ребята из ФБР.

– С этим я могу помочь, естественно, – говорит Элиху.

Он выплевывает косточку от оливки в ладонь, после чего кидает ее под стол. Пес с надеждой открывает глаза. Увидев косточку, он опять их закрывает.

Словно в ответ на фразу, прозвучавшую двадцать минут назад, Элиху замечает:

– О Напье последнее время много говорят. Все из-за казино, которое он собирается купить.

– «Трокадеро», – уточняю я.

– Люди больше ни о чем думать не могут. «Купит ли его Напье?», «А денег у него хватит?», – изображает он диалог среднестатистической семейной пары из города Лансинг, штат Мичиган. – «Хоть бы он всех обставил». «Ты гляди, эти европейцы предлагают на двадцать пять процентов больше». А вот что я тебе скажу. Да кому какое дело? Кому какое дело до того, кто именно завладеет этим казино? Ты придешь туда и все равно проиграешься, чье бы имя ни было написано на дверях заведения.

– Народу нравятся бизнесмены, – объясняю я. – Они теперь знаменитости.

– А куда делись старые знаменитости?

– Никуда. Они занялись бизнесом.

– А знаешь, что я думаю? Напье заигрался. Он ввязался в схватку за казино, хотя денег у него нет. Вполне возможно, ему нужно увеличить свое состояние, причем побыстрее, – предполагает Элиху. И, искоса бросив на меня взгляд, добавляет: – Но ты же и так до этого додумался.

Вместо ответа я пожимаю плечами.

– Всегда на шаг впереди, – говорит он.

Он выплевывает косточку в ладонь и выбрасывает ее. А затем решается:

– Так и быть. Я найду тебе людей.

– Спасибо, Элиху, – благодарю я его. – И у меня будет еще одна просьба.

Он ничего не говорит, просто глядит на меня.

– В определенный момент мне понадобятся деньги в долг.

– Сколько?

– Всего на пять дней. И с комиссионными я тебя не обижу. У меня уже будут деньги, но потребуется время на то, чтобы сделать их ликвидными.

– Сколько?

– Пятнадцать миллионов. Мне понадобятся бриллианты на пятнадцать миллионов.

– Господи Иисусе, Кип, ты ж меня без ножа режешь.

– По твоей обычной ставке, пять процентов в день.

– На кой черт тебе столько бриллиантов?

– Надо будет расплатиться с одним человеком. С тем, кого я обчищу.

Элиху мотает головой, хорошенько все обдумывая.

– Ты хоть понимаешь, что тебя поймают?

Я не утруждаю себя ответом. Да он и не ждет его.

15

На жаргоне аферистов «сирена» – это способ сбить жертву со следа. Как вы понимаете, речь идет о полицейской сирене.

Сирена афериста – это когда ваш сообщник, переодевшись в полицейского, появляется в самый разгар аферы и принимается расспрашивать обо всем, а то и вовсе арестовывает вас.

Как правило, время сирены – когда дело сделано и надо припугнуть жертву, чтобы она не пошла в настоящую полицию.

Намного лучше быть арестованным своим сообщником, переодетым в полицейского, чем настоящим полицейским. Уж поверьте мне. Меня арестовывали и те, и другие. С первыми всегда проще договориться.

16

Вернувшись в Пало-Альто, я заезжаю в Банк Северной Калифорнии, где открываю счет своей только что зарегистрированной в оффшорной зоне компании «Пифия Корпорейшн». Денег на счете нет, если не считать ста долларов, переведенных с моего личного счета.

Я возвращаюсь домой и набираю телефонный номер, который мне дал Профессор.

– Да, алло, – слышу я знакомый русский акцент.

– Дима, это я, Кип Ларго, – объясняю я.

– Да, – отвечает он.

– Припоминаешь меня? Тебе еще, возможно, надо будет утопить меня в кислоте.

– Да.

– У меня все готово к переводу. Ты же понимаешь, о чем речь?

– Да.

– У тебя есть чем записать?

– Да.

Я диктую ему номер счета и объясняю, как переводить деньги.

– Завтра на этом счете будет шесть миллионов, – обещает Дима. – У тебя есть два месяца.

– А потом меня ждет кислотная ванна?

– Да.

– Ну, ладно, будь здоров.

– Да, – отвечает он.

Я вешаю трубку. Началось.

* * *

Через три минуты раздается телефонный звонок. Наверное, Дима все же недопонял, как именно переводить деньги. К своему удивлению, я слышу в трубке голос Тоби.

– Папа?

– Тоби! – радостно восклицаю я, ведь последний раз я видел сына еще в больнице. – Как ты себя чувствуешь?

– Намного лучше, – медленно выговаривает он. – Мне тут прописали одно лекарство. Отличная штука.

Я вспоминаю, как он обвинял меня в том, что я постоянно воспринимаю все в штыки.

– Замечательно, – ободряю его я, заодно настраивая себя на позитивный лад. «Ты подсел на перкодин, сынок? Это ж прекрасно!»

– Мама сказала, ты хотел мне предложить пожить у тебя?

– Я был бы только рад, если бы ты согласился.

– Ты сможешь заехать за мной сюда?

– Конечно, – отвечаю я и задумываюсь: – У тебя все в порядке?

– В каком смысле?

– Просто я не ожидал тебя услышать. Нет, ты пойми, я буду очень рад, если ты поживешь со мной. Но… как-то это на тебя не похоже. Ты с мамой поссорился?

– Да, – признается он и замолкает.

Я представляю, как Тоби сейчас покусывает нижнюю губу – он всегда так делает, когда его что-то беспокоит.

– Пожалуй, – решается сын, – будет лучше, если я перееду. К тебе.

Эти слова – именно эти, а не обещание Дмитрия перевести шесть миллионов долларов на мой счет – лучшее, что я слышал за этот неимоверно длинный день.

Часть 2
Жертва

17

Этим теплым июльским вечером Эд Напье устраивает вечеринку.

Для этого он снял здание музея авиации Хилсборо – ангар, переделанный под маленький аэропорт. Под потолком на стальных тросах висят японские и английские истребители времен Второй Мировой, и повсюду видны свидетельства технической революции: информационные панели с бегущей строкой, самолетные «рукава», а еще фотографии авиаконструкторов, братьев Райт.

Так Напье решил отметить создание совместной компании «Аргайл Партнерс». Но на самом деле Напье устраивает праздник красивой жизни в этом городе, где даже секретарши зарабатывают по семьдесят тысяч в год, где выпускники университетов могут стать богаче на миллион долларов, если только придумают бизнес-план и покажут его нужному человеку во время перерыва на кофе, где, чтобы разбогатеть, надо лишь верить в себя, а также в то, что «Интернет изменит мир» – идею, означающую одновременно все и ничего, но, несмотря на это, ставшую главной калифорнийской мантрой.

Помимо всего прочего, здесь еще отмечают выход Силиконовой долины на мировую арену. Или, по крайней мере, появление остального мира на нашей арене. Теперь даже те, кто ни разу в жизни не садился за компьютер – в этом Эдвард Напье с гордостью признался журналу «Форбс», – создают Интернет-магазины и вкладывают деньги в компании, занимающиеся компьютерными технологиями. Вас может удивить, как это Эдвард Напье, вообще ничего не понимающий в компьютерах, решился рискнуть своими деньгами. Ответ прост (об этом он тоже рассказал «Форбс»): бизнесмены понимают, что Интернет изменит мир. Они – решительные люди. Они видят пути развития современных технологий.

А я сегодня вижу только путь развития моей аферы. И путь таков: надо подобраться к жертве поближе, зацепить и потихоньку начать обрабатывать. Я прихожу на вечеринку с Джесс Смит и Питером Румом. Приглашения мы выудили у знакомых Питера. Особого труда это не составляло, ведь в списке приглашенных была вся Силиконовая долина: юристы, бизнесмены, компьютерщики, журналисты, тяжелая артиллерия в лице пиарщиков и даже конкуренты Напье. А почему бы и не позвать конкурентов – здесь места под солнцем всем хватит. Соперничество и зависть – примета прежних времен, а теперь Интернет изменил мир.

Мы разделяемся, чтобы никого не упустить. На нас с Питером местная униформа – твидовые брюки и голубые рубашки. Джесс я попросил надеть что-нибудь более вызывающее. Она выбрала облегающее черное платье с разрезом на боку и глубоким вырезом. Едва я увидел ее – точнее, мелькнувшее в разрезе бедро, – как все мои сомнения в ее готовности сыграть свою роль до конца исчезли.

Гости постепенно занимают не только первый этаж, но и балкон, с которого видно весь ангар. У одной стены играют джаз – миловидный блондин с микрофоном и четверо мужчин в старомодных шляпах, раскачивающих начищенными до блеска инструментами в такт музыке. Вдоль остальных стен у импровизированных баров толпятся гости. Мужчины сегодня предпочитают каберне, а женщины – шардоне. Причем в настоящих винных бокалах – когда по счету платит Эд Напье, дешевым пластиковым стаканчикам в баре не место.

Я замечаю его в другом конце ангара. У него вид голливудской звезды – высокий загорелый приятный мужчина. По контрасту с загорелой кожей – а загар, видимо, появился после путешествия на собственной яхте вдоль побережья или после отдыха на карибском островке Сен-Барт – зубы кажутся белоснежными и острыми, как скальпель. Бледновато-голубые глаза Напье хищно оглядывают гостей, изредка уделяя внимание кучке окружавших его подхалимов. Он сейчас похож на льва, оглядывающего свою саванну.

– Кажется, мы знакомы, – слышу я женский голос.

У меня сердце уходит в пятки. Неужели афера провалится, не успев толком начаться, из-за какой-нибудь внештатной сотрудницы «Уолл-стрит джорнал», узнавшей во мне отца-основателя «Карточной диеты»?

Я оборачиваюсь на голос. Передо мной стоит Лорен Напье. Выглядит она шикарно – на ней элегантное платье, а волосы собраны в аккуратный пучок, украшенный двумя длинными эбонитовыми заколками. На лице нет и следа от синяков – если они и не прошли, то тщательно замаскированы тональным кремом.

– Нет, вы ошиблись, – объясняю я.

– А чем вы занимаетесь? Вы журналист? Пиарщик?

– Я – бизнесмен, – гордо отвечаю я и показываю на свои брюки и голубую рубашку. – Разве не заметно?

– Я думала, все бизнесмены молоды и блестяще выглядят.

– А с чего вы взяли, что я не молод?

К нам присоединяется китаянка с блокнотом и диктофоном.

– Миссис Напье, меня зовут Дженнифер Ли, я из «Информейшн 2.0», – встревает она, словно меня здесь нет.

– Очень приятно, – отвечает Лорен Напье.

– Как вам вечеринка, устроенная вашим мужем?

– По-моему, все просто потрясающе, – говорит Лорен в микрофон. – Это просто удивительно – оказаться в самом центре революции технологий.

– Ощущается ли какая-либо разница между Силиконовой долиной и Лас-Вегасом?

– Да, конечно. Градусов десять по Цельсию, – отшучивается Лорен Напье.

Дженнифер Ли, смеясь, записывает ответ в блокнот. Потом наконец поворачивается ко мне.

– А вас как зовут? – интересуется она.

Я замечаю, как Джесс проходит мимо Эда Напье. Она направляется к бару, виляя задницей. Ловит на живца. Замечаю, что Напье провожает ее взглядом.

– Франклин Эдисон, – представляюсь я. – Я владелец компании «Пифия».

– Эд Напье уже вложил деньги в вашу компанию?

– Пока нет, – отвечаю я. – Но мы очень на это надеемся.

– А чем занимается ваша компания?

Эд Напье что-то говорит своим поклонникам, которые ловят каждое его слово. Двое смуглых молодых людей явно программистской наружности – возможно, индийцев – улыбаются и воодушевленно кивают, словно перед ними бог разума и успеха Ганеша, открывающий секреты кармы. Эд Напье отвечает ослепительной, на тысячу ватт, улыбкой, жмет кому-то руку и направляется в сторону бара, к Джесс.

– Чем мы занимаемся? – переспрашиваю я, словно предположение, будто современная компания обязана чем-то заниматься, кажется мне абсурдным. Я долго гляжу на журналистку. – Боюсь, пока я не готов об этом говорить.

– Режим секретности? – со знающим видом говорит она.

– Да, строжайшей секретности. Могу лишь заявить, что мы изменим этот мир.

– Можно будет процитировать вашу фразу в статье?

– Нет.

– Вы серьезно?

– Да, серьезно.

Дженнифер Ли сбита с толку. Видимо, за всю ее долгую полуторагодичную карьеру журналистки никто еще не отказывался от упоминания в статье. Она просто не знает, как реагировать.

– Быть может, вы оставите мне свою визитку? – помогаю я ей. – Когда я смогу рассказать обо всем, я вам с удовольствием позвоню.

– Правда позвоните? – загорается журналистка. Чем черт не шутит, вдруг из этого тюфяка можно будет выжать хороший материал для статьи? – Буду рада с вами побеседовать.

– Обязательно позвоню, – уверяю я ее.

Она протягивает мне визитку. Я делаю вид, будто внимательно ее изучаю, потом кладу в карман брюк. Впоследствии визитка мне очень пригодилась – мне как раз некуда было деть надоевшую жевательную резинку.

– Мне надо идти, – с загадочным видом объясняю я. – Рад был познакомиться, мисс Ли.

Я поворачиваюсь к Лорен Напье:

– И с вами я тоже был рад встретиться… э…

– Лорен, – подсказывает она.

– Лорен, – повторяю я.

– Взаимно, – отвечает Лорен Напье и пожимает мне руку. – Удачи вам. Надеюсь то, чем вы занимаетесь, изменит и мой мир.

Я улыбаюсь и оставляю ее наедине с Дженнифер Ли, которую интересуют различия вечеринок в Лас-Вегасе и Силиконовой долине.

* * *

Я направляюсь к бару, где Джесс ждет, пока ей нальют вина. Впереди меня проскальзывает сквозь толпу Эд Напье. Он не обращает внимания на гостей, лишь бы поскорее очутиться рядом с Джесс. Словно борзая на охоте, Напье почуял запах добычи и не может перед ним устоять. Оказавшись наконец подле красотки, он легонько касается ее плеча. Джесс оборачивается. Сцену отыгрывает безупречно: первое мгновение – раздражение (какой-то шут клеится), но затем она узнает Напье, после чего расплывается в улыбке.

Я достаточно близко и, хотя играет музыка, слышу их разговор.

– Я заметил, как вы шли к бару. Могу я предложить вам что-нибудь?

– Я буду вино, – отвечает Джесс.

– Если позволите, я закажу, – предлагает Напье, едва заметным жестом подзывая бармена. – Два бокала шардоне.

– Конечно, мистер Напье, – отвечает бармен.

Напье берет бокалы и отходит подальше от толпы у стойки. Кивком головы он просит Джесс подойти.

Теперь они в десяти метрах от меня.

– Кажется, я где-то вас встречал, – говорит Напье.

У него громкий голос богатого человека, который означает: я с тобой поговорю, а ты меня выслушаешь, хочешь ты этого или нет.

– Вряд ли, – сомневается Джесс.

– Эд Напье, – представляется он, протягивая ей руку.

– Джессика Смит, – отвечает она на его рукопожатие.

– Рад познакомиться, госпожа Смит. А чем вы занимаетесь?

– Маркетингом.

– А, – протягивает он, словно это объясняет и ее красоту, и ее присутствие здесь. – А в какой компании?

– В «Пифии».

– В «Пифии»? Никогда о вас не слышал. Чем занимается компания?

– Я могла бы вам рассказать, – сомневается Джессика. – Но тогда после этого мне придется вас убить.

– Ясно. И даже не намекнете?

– Скажем так, мы работаем в области параллельной обработки данных.

– Интересно. Инвесторов вы, случаем, не подыскиваете?

– А вы готовы им стать?

Напье пожимает плечами, словно речь идет о счете за обед.

– Конечно. Почему нет?

Джесс делает вид, будто только что меня заметила.

– А вот и Франклин, легок на помине. Эй, Франклин, – подзывает она меня. – Познакомьтесь, Эд, это мой партнер, Франклин Эдисон.

Я подхожу и жму ему руку:

– Здравствуйте.

– Мистер Эдисон, – говорит Напье, – мисс Смит не желает посвящать меня в детали вашего проекта, но звучит интересно.

Я с укором гляжу на Джесс.

– Она и так слишком много болтает.

Джесс опускает взгляд в пол.

– Но она вообще ничего не рассказала, – защищает ее Напье.

– Мистер Напье заинтересовался и готов поговорить о финансировании нашего проекта, – извиняющимся тоном объясняет Джесс, особо подчеркивая слово «финансирование».

– Правда? – удивляюсь я. – Джессика, можно тебя на минуту?

Не дожидаясь ответа, я, не особо церемонясь, хватаю ее за руку и отвожу метров на пять от Напье. Он наблюдает за нами.

– Мы как договорились? Никаких людей со стороны, – шепчу я ей.

– Но у него есть деньги.

– Не нужны они нам, – отрезаю я. – Пока не нужны.

На ее лице написано, что я не прав, но переубеждать меня бесполезно. По крайней мере, здесь и сейчас. Мы возвращаемся к Напье.

– Простите, – извиняюсь я. – У нас тут, похоже, недоразумение вышло. В данный момент мы не ищем инвесторов.

Напье пожимает плечами.

– Ладно. Если передумаете… – Он достает из кармана визитку и протягивает ее Джесс. – Звоните в любое время. Только обязательно представьтесь моему секретарю. Вас соединят со мной.

– Спасибо, – говорит Джесс.

– Прошу меня извинить, но, похоже, мне надо идти.

Он глядит в сторону музыкантов. Те перестали играть, а вокалист вытянул руку с микрофоном в сторону Напье.

Из толпы доносятся призывы к Напье сказать приветственную речь.

Напье пробирается к музыкантам. Он поднимается на сцену и берет микрофон. Два раза стучит по нему. «Тук-тук» – отдается в колонках.

– Здравствуйте, – говорит он в микрофон.

Его мягкий приятный баритон эхом разносится по ангару.

Напье улыбается. Публика приветствует его аплодисментами.