Текст книги "Афера"

Автор книги: Мэтью Кляйн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)

27

Естественно, вся электроника в установленном под Четырнадцатой улицей приборе сводится к батарейке на девять вольт и двум мигающим зеленым лампочкам. Я, конечно, много нарассказывал про перехват пакетов данных, про переадресацию в Калифорнию, про анализ десятков тысяч операций, но на деле все куда более банально. Прибор ничего не делает, разве только лампочками мигает. Мы ничего не перехватываем. И ничего не анализируем.

Зато лампочки мигают.

А вы думали иначе? Не забывайте, я вам рассказываю об афере. А афера – это спектакль, в котором у каждого своя роль. И все знают, что это спектакль, за исключением одного человека. И самое главное для афериста – не оказаться этим человеком.

28

Проснувшись на следующее утро, я понимаю, что таинственным образом оказался во Франции, в главном соборе Шартра; моя голова находится в огромном колоколе, а местный весельчак-звонарь исполняет марш «Янки-Дудл».

По крайней мере, именно так лучше всего описать состояние моей головы. Я не сразу осознаю, что я не в Шартре, а в куда более прозаичном месте – в своей квартире в Пало-Альто. Я лежу на диване, весь в слюне, у меня болят ребра, двух зубов нет, а голова раскалывается, словно в нее всю ночь сваи вбивали.

Я пытаюсь присесть. Я провожу рукой по щеке – на ней следы от подушки, по ощущениям похоже на сырную корку. Я начинаю припоминать события вчерашнего вечера: возвращение из Нью-Йорка, ужин в доме Напье, заключенное под угрозой смерти соглашение, несколько бокалов вина и спокойное возвращение домой в машине Джесс.

Я бросаю взгляд на часы. Десять утра. Суббота. Встав с дивана, я с удивлением замечаю, что вчера – пока меня били бандиты – на сайте MrVitamin.com было продано витаминов на девятьсот восемьдесят три доллара. Я не верю своим глазам и потому сажусь за компьютер, чтобы проверить список заказов. Сомнений нет, я действительно заработал эти деньги. Заказы вчера сыпались со всей страны – там упаковка витаминов, тут баночка рыбьего жира. Причина внезапного интереса к моему сайту – тайна, покрытая мраком. Может, обо мне в газете написали или просто подфартило. В любом случае приятно знать, что даже если афера века провалится, а я сумею остаться после этого в живых, меня может спасти Интернет-торговля.

* * *

Я полчаса листаю «Желтые страницы» и обзваниваю стоматологов, пытаясь найти поблизости хоть кого-нибудь, кто работает по субботам.

В итоге я вызываю такси и еду в Сан-Хосе к дантисту со странной фамилией и подозрительно малым количеством пациентов.

Но доктор Чатчадабенджакалани – если он и вправду доктор – оказался приятным и знающим свое дело человеком. В его кабинете – расположенном на втором этаже, прямо над вьетнамским ресторанчиком – чисто и опрятно, хотя и чувствуется легкий запах тайского рыбного соуса «нам пла». Прежде чем усесться в кресло, я достаю из кармана свои зубы, которые весь день с собой носил, как амулетики на счастье. У корня они уже успели почернеть.

Доктор Чатчадабенджакалани протягивает руку и с любезной улыбкой забирает мои зубы. Он приподнимает очки и принимается рассматривать мои резцы с тщательностью амстердамского скупщика бриллиантов. В итоге он оглашает свой вердикт:

– Эти зубы никуда не годятся. – И протягивает их мне на случай, если я захочу оставить зубы себе.

– Ладно, – отвечаю я. – Пусть они у вас останутся.

Спустя два часа я снова в Пало-Альто, во рту у меня блестят два новых зуба. Меня даже не беспокоит счет на пятьсот долларов, который мне вручил доктор. Я склонен считать это представительскими расходами, как затраты на юристов или ксерокс у обычных деловых людей. Бывает, приходится вставлять зубы, которые тебе выбили головорезы твоей жертвы. Обычное дело.

* * *

Вернувшись домой, я застаю там Тоби. Он сидит на диване, разговаривая с кем-то по мобильному. Как только я вхожу, он говорит в трубку:

– Мне пора. Отец пришел.

Я закрываю дверь. Он прощается со своим собеседником и бросает телефон на диван.

– С кем ты разговаривал? – интересуюсь я.

– С мамой.

– И чего она хотела?

– Просто звонила узнать, как я. Убедиться, что я жив.

Я кладу ключи на столик в прихожей и захожу в комнату. Тоби удивленно смотрит на мои зубы.

– Выглядит неплохо, – удивляется он.

– Спасибо доктору Чатчадабенджакалани.

– Чего?

– Он из Таиланда.

– Так вот почему они до сих пор едят палочками. Они все время тратят на то, чтобы выговорить имена друг друга, а на изобретение таких полезных предметов, как вилка, времени не остается.

Я сажусь рядом с сыном.

– Ты говоришь, как расист.

– Но ведь правду говорю, тебе не кажется?

– Возможно.

– Можно задать тебе один вопрос?

Я пожимаю плечами.

– Ты хотел, чтобы Напье обо всем догадался, так? Ты позволил ему раскусить себя. Получается, это часть плана?

– А ты не оставляешь попыток научиться мастерству афериста.

– Разве ты не хочешь меня научить?

– Я не хочу, чтобы ты занимался этим. Хочу, чтобы ты стал доктором. Или инженером. Или стоматологом. Я сегодня выяснил, что они неплохо живут.

– Поздновато уже мне меняться, – отвечает Тоби. – Что выросло, то выросло.

Меня подмывает спросить: «И что же выросло?» Но в кои-то веки мне удается сдержаться от оскорблений в адрес сына.

– Меняться никогда не поздно, – уверяю его я.

– Это ты по себе судишь? – ухмыляется он.

Я вздыхаю. Иногда Тоби бывает жесток. Интересно, в кого он такой? В меня или в Селию? Потом догадываюсь – в моего отца. В этого старого засранца.

Я решаю сменить тему.

– Да, я позволил Напье раскусить меня. Другого выхода не было. Он должен верить, что делает нечто противозаконное.

Тоби кивает.

– Чтобы потом мы смогли сбить его со следа? Устроить все так, как будто нас арестовали? Я прав?

Я не отвечаю.

– Я умираю с голода, – говорю я, вставая с дивана. – Не хочешь перекусить?

– Я только что ел.

– Ладно. Я ненадолго.

* * *

Я ухожу.

На дворе конце августа, и у стенфордских студентов летняя сессия. На улице перед университетом – обычно забитой студентами и скейтбордистами – никого нет. Весь город опустел, словно я гуляю по декорациям к фильму, которые скоро снесут. Я достаю мобильный телефон и набираю номер Селии.

После двух гудков она берет трубку:

– Алло.

– Привет. Это Кип.

– Привет, Кип.

Кажется, в комнате есть кто-то еще. Я слышу, как она что-то говорит – кажется, «мой муж». Затем слышу мужской голос и шорох простыней. Наконец она возвращается к нашему разговору:

– Что ты хотел сказать, Кип?

– Тоби просил позвонить тебе и извиниться. Он повесил трубку, даже не договорив с тобой.

– В смысле?

– Когда вы с ним разговаривали. Ему стыдно за то, что он так внезапно повесил трубку. И попросил меня извиниться за него.

– Но я… Я не разговаривала с Тоби, – удивленно отвечает Селия.

– Забавно. Наверное, мы с ним друг друга неправильно поняли. Ну да ладно, как у тебя дела?

– Ты просто так звонишь?

– Да, – уверяю ее я. – Как Карл? Все в порядке?

– Все хорошо.

Тон у нее ледяной. Ну и ладно.

– Похоже, я не вовремя позвонил.

– Нет, просто…

– Я все понимаю. Я еще позвоню. Пока, Селия.

– Пока.

Я отсоединяюсь и кладу мобильник в карман.

Оказывается, Тоби неплохо умеет врать. По телефону он вовсе не с матерью разговаривал. Быть может, я ошибался в своих предположениях насчет того, в кого он пошел. Быть может, все же в меня?

* * *

Я решаю обойтись без завтрака и сразу приступить к обеду.

По пути в кафе я останавливаюсь у газетного автомата и, бросив в него два четвертака, беру «Сан-Хосе мерк». Добравшись до «Эль Полло Локо», я заказываю тако с рыбой и колу. Мальчик за стойкой протягивает мне чек.

– У вас номер тринадцать, – говорит он. – Когда ваш заказ будет готов, мы вас позовем.

Я сажусь за столик и раскрываю газету. И сразу же натыкаюсь на раздел новостей бизнеса, а там красуется фотография Эда Напье в смокинге за рулеточным столом. Похоже, это какая-то вселенская кармическая шутка – я не могу избежать встречи с Эдом Напье, даже когда все мои мысли занимает тако с рыбой. В статье написано про то, как Напье старается стать хозяином старого «Трокадеро». Изначально вся эта история была интересна узкому кругу специалистов по коммерческой недвижимости, теперь же она стала настоящей мыльной оперой для всей страны. В общих чертах дело обстоит так: старое «Трокадеро» прогорает. Потом появляется Напье, рыцарь на белом коне. Он хочет купить «Трокадеро» и снести его. На этом месте он готов построить крупнейшее казино в Лас-Вегасе – казино, которое будет в четыре раза больше, чем «Облака»! (Именно так газетчики цитируют Напье – добавляя восклицательные знаки после каждого его заявления! Отель будет огромный! Самый большой в Лас-Вегасе!) Держатели облигаций старого «Трокадеро», уже смирившиеся было с тем, что с каждого вложенного доллара они получат всего несколько центов, соглашаются на предложение Напье. На его беду, в последний момент на сцене появляется другая инвестиционная компания и тоже изъявляет желание купить «Трокадеро». Соперником Напье оказывается малоизвестный консорциум европейских и японских инвесторов. Напье делает еще более щедрое предложение, теперь держатели облигаций могут продать их по цене, превышающей номинальную. Они соглашаются на новое предложение Напье. Но затем европейцы с японцами поднимают цену еще выше. Напье отвечает. Это переросло в настоящие торги, и газетчики чуют историю для передовиц. Некоторые утверждают, что у Напье может и не оказаться тех денег, которые он предлагает за казино. Компания у него частная, свои финансовые отчеты не делает достоянием публики, но все же упорно ходят слухи, а дыма без огня не бывает. Поговаривали, строительство «Облаков» чуть не оставило Напье банкротом. Некоторые политики заговорили о связях Напье с криминальным миром. Другие политики заявляли, что район вокруг «Трокадеро» – это последнее место на главной улице Лас-Вегаса, где еще возможно строительство, и оно не должно достаться иностранцам.

Если отбросить всю шумиху, проплаченные статьи и заявления политиков, останутся две компании, погрязшие в битве за казино, за которое в один прекрасный день придется выложить баснословные деньги. У Напье кончаются средства, ему нужно заработать, причем быстро, чтобы заполучить «Трокадеро».

Естественно, именно в этот момент появляюсь я.

Занятый этими мыслями, я вдруг замечаю, как кто-то присаживается за мой столик. Я откладываю газету. Напротив меня сидит Дима, человек профессора Сустевича.

– Привет, Дима, – здороваюсь я. – Как дела на бандитском фронте?

– Пройдемте со мной, – отвечает он.

– Прости, Дима, но у меня номер тринадцать, – объясняю я, доставая из кармана чек. – Я жду тако с рыбой.

– Профессор Сустевич хочет вас видеть.

В этот момент по громкоговорителю объявляют:

– Номер тринадцать. Номер тринадцать.

– Вот видишь?

Я пытаюсь встать, но, к моему удивлению, на плечо мне опускается чья-то рука. Обернувшись, я вижу Игоря, главного по спичкам. Он-то как тут оказался? Я чувствую холодное прикосновение пальца, вжимающегося мне в спину, прямо в область почки. Я не сразу догадываюсь, что это совсем не палец.

– Ну и что теперь? – возмущаюсь я. – Вы в меня выстрелите? Прямо в «Эль Полло Локо»?

Дима явно сбит с толку.

– Это где? – спрашивает он.

Я не понимаю вопроса, но потом наконец догадываюсь: парень принял «Эль Полло Локо» за часть тела, о которой он никогда не слышал.

– Я имею в виду, неужели вы пристрелите меня прямо в ресторане?

– Да, – отвечает Дима.

– Вам Профессор так велел? Приказал застрелить меня на глазах у всех?

– Да, – повторяет Дима с каменным лицом.

– Ну ладно, – соглашаюсь я. – Потом поем. Машина на улице?

* * *

Меня ведут к черному «линкольну». Мы выезжаем на шоссе N I-280 и едем на север.

Спустя полчаса мы оказываемся у ворот особняка Сустевича в Пасифик-Хайтс. Из будки охраны появляется крепкий мужчина. Он подходит к машине и наклоняется к водителю. Дима опускает стекло и что-то говорит охраннику по-русски. Оба смеются. Быть может, они обсудили результаты хоккейного матча или припомнили вчерашний вечер в стриптиз-клубе. Или они предвкушают то, что случится со мной.

Охранник возвращается в свою будку, нажимает на кнопку, и кованые ворота начинают открываться. Мы заезжаем, и за спиной я слышу лязг закрывающихся ворот.

В галерее у дома меня встречает тот самый блондин, который несколько недель назад ощупывал мои яйца в поисках оружия.

– Опять ты? – удивляюсь я. – После того, что между нами было, я надеялся хотя бы на телефонный звонок.

– Ваш мобильный, пожалуйста, – просит он, протягивая руку.

Я лезу в карман, достаю оттуда свою «Моторолу» и кладу в его ладонь.

– Поднимите руки, – приказывает блондин.

Я поднимаю руки. Он обыскивает меня. Сначала прохлопывает рукава, потом грудь, ноги и в конце быстро проходится по мошонке.

– Следуйте за мной, – говорит он.

Он ведет меня в зал с черно-белой дорогой плиткой и закругляющейся лестницей. На столе в центре зала стоит ваза с гладиолусами, словно на похоронах. Я замечаю Сустевича, спускающегося со второго этажа.

– Ах, мистер Ларго. Спасибо, что зашли.

– Разве я мог отказать себе в этом удовольствии?

– Идите за мной, – приглашает он меня в гостиную. Я иду за ним.

– Хотите чего-нибудь съесть?

– Тако.

– Тако? – удивленно переспрашивает он. – Это что?

– Ничего, просто выражение такое. Когда вам хорошо, надо кричать «Тако!».

– Ясно.

– Так сейчас молодежь говорит. Поколение MTV.

– Хмм… А выпить хотите?

– Тако! Да.

– Понятно, – говорит Сустевич. Он подходит к столику и открывает бутылку «Джонни Уокер Блю Лэйбл». – Виски пьешь?

– Сегодня – да. Только что от стоматолога, – объясняю я, показывая на зубы.

– Правда?

– Два придурка выбили мне передние зубы.

– А сразу и не скажешь, – говорит он, приглядываясь.

– Спасибо доктору Чатчадабенджакалани. Конечно, произносить его фамилию, когда нет двух передних зубов, – дело непростое, но зато он настоящий мастер. И за эту красоту взял всего пятьсот долларов.

– Ясно, – отвечает Профессор, протягивая мне бокал. – Ты понимаешь, зачем я попросил тебя привезти?

Я расправляюсь с виски в три глотка. Похоже, алкоголь мне понадобится.

– Полагаю, вы собираетесь мне угрожать и требовать уплаты долга.

– Да, ты абсолютно прав.

– Вы не обижайтесь, но почему вы не могли просто позвонить? Неужели было обязательно везти меня через весь город?

– Я должен кое-что наглядно тебе объяснить.

– Не нравится мне эта фраза, – настораживаюсь я.

Сустевич оборачивается и говорит в пустоту:

– Дима.

Он произносит имя подручного так тихо, словно тот стоит прямо у него за спиной. Сустевич смахивает на психа, разговаривающего с воображаемым другом. Но через секунду, словно по мановению волшебной палочки, из-за угла появляется Дима и встает туда, куда были обращены слова Сустевича.

– Да, Профессор.

– Сколько времени осталось у мистера Ларго, чтобы вернуть нам двенадцать миллионов долларов?

– Восемь дней.

– Восемь дней, – кивает Профессор. – Немного. Ты сможешь со мной расплатиться?

– Думаю, да. Но, допустим, – чисто гипотетически – мне понадобится еще несколько дней. Это вопрос обсуждаемый?

– Да, – отвечает Сустевич.

– Вот и хорошо, – успокаиваюсь я, радуясь разумности Профессора.

– Но за каждый день просрочки я буду отрезать тебе по пальцу.

– Понятно, – киваю я. – Получается, если брать по максимуму, у меня есть десять дней.

– Не обязательно.

– Ну, тогда я постараюсь успеть в срок.

– Очень мудро с твоей стороны. Дима, отведи мистера Ларго в подвал и наглядно объясни, насколько важно возвращать долги в срок.

– Знаете, в этом нет особой необходимости, – возражаю я.

Дима, улыбаясь, достает пистолет.

– Будьте добры, – говорит он, – идите за мной.

– Послушайте, – пытаюсь урезонить я Сустевича. – Мы же деловые партнеры. Ни к чему прибегать к насилию.

– Насколько мне известно, на днях ты ездил в аэропорт Пало-Альто. Сел там на самолет. И это во второй раз за два дня. Надеюсь, ты не попытаешься слинять, не расплатившись со мной. Это был бы очень неразумный поступок.

– Конечно, нет, – уверяю его я.

– Будьте добры, – повторяет Дима, – идите за мной.

– Да не пойду я никуда, – кипячусь я.

Дима приставляет дуло пистолета мне ко лбу. Мясистым пальцем он снимает оружие с предохранителя.

– Эй-эй, – успокаиваю я парня, поднимая руки вверх. – Давай ты уберешь палец с курка. В кино выглядит круто, но не стоит этого делать в реальной жизни. Ты где этому научился?

– В русской армии.

– А-а, – понимающе протягиваю я.

– Дима – человек нервный, – объясняет мне Сустевич. – Лучше тебе пойти с ним.

– Ладно.

Дима отводит пистолет от моей головы.

– Встретимся через восемь дней, – говорит Профессор. – Ты придешь?

– Не премину.

– Тогда тако, мистер Ларго, – прощается со мной Сустевич.

– Да-да, и вам того же.

* * *

Дима ведет меня темными лестничными пролетами прямо в подвал. Я оказываюсь в цементном мешке два на два метра. Кроме лампочки и выключателя там ничего нет. Боюсь, эта комнатка – последнее, что видели в жизни многие люди.

– Ладно, Дима. И каков план? Бить меня будешь?

– Да.

– В этом нет необходимости. У меня с твоим боссом деловое соглашение. Я для него деньги зарабатываю. Я с ним сотрудничаю.

– Да, – отвечает он.

– Дима, – продолжаю я увещевать его. – Быть может, в России и принято бить компаньонов, но мы в Силиконовой долине. Здесь Новая Экономика. Все работают на себя. Интернет меняет мир. Каждый из нас – хозяин своей судьбы.

– Да, – снова отвечает он и, удовольствовавшись таким предупреждением, бьет меня в челюсть. Я подлетаю и падаю на бетонный пол. У меня все болит – от копчика до шеи. Не сломал ли я бедро?

– Черт тебя возьми, – злюсь я. – Я только что отдал пятьсот баксов стоматологу. Ты совсем сдурел?

Я успеваю пожалеть об этом вопросе, поскольку Дима как-то странно на него реагирует. Он бьет меня по зубам ногой. Не будь мне так больно, я бы рассмеялся, увидев, как пропадают труды доктора Чатчадабенджакалани: мой передний зуб летит к стене и ударяется об нее, как шарик о стенку колеса рулетки.

– Ой! – Я издаю стон, ощупывая указательным пальцем новую прореху во рту.

– Ладно, хватит, – останавливается Дима. – У тебя есть восемь дней. В следующий раз я напою тебя кислотой.

– Напоишь кислотой? Вы, русские, совсем с катушек слетели, – качаю я головой. – Я никогда не пойму, почему мы не сбросили на вас атомную бомбу, когда была такая возможность.

– Да, – соглашается Дима.

Он наклоняется и протягивает мне руку. Теперь, избив меня и оставив без зуба, он вполне дружелюбен. Он помогает мне встать и похлопывает по плечу.

– У тебя восемь дней, – напоминает Дима. – Потом ты должен вернуть нам двенадцать миллионов долларов.

– Знаю, – отвечаю я. – В противном случае ты возьмешь кислоту и убьешь меня.

– И твоего сына тоже, – добавляет Дима, поднимая указательный палец. – Не забывай про сына.

* * *

Поездка до дома на такси обходится мне в сто двадцать долларов. Я выхожу из машины и захлопываю дверь в полной уверенности, что меня ограбили. После той аварии я потратил на такси больше, чем на свою подержанную «хонду».

Вернувшись домой, я делаю два звонка: сначала – в автосервис, справиться насчет своей машины («Приезжайте дня через три»), потом – доктору Чатчадабенджакалани («Приезжайте прямо сейчас»). Я снова вызываю такси, чтобы добраться до Сан-Хосе (двадцать три доллара). Две инъекции новокаина, и у меня уже другой новый зуб, который – как ни печально – лишь приблизительно соответствует по цвету моему предыдущему новому зубу. Вставив его, доктор Чатчадабенджакалани дает мне зеркало, чтобы я полюбовался на его работу, словно я в парикмахерскую пришел.

– Нравится? – интересуется он.

Я гляжу на свою слегка разноцветную улыбку, которая по цветовой гамме смахивает на фойе гостиницы, дизайном которой занимался Ян Шрагер. «Да ну и черт с ним, – сдаюсь я. – Мои подвиги соблазнителя остались в далеком прошлом».

– Отлично поработали, – отвечаю я.

Доктор подводит меня к стойке приемной и высчитывает на компьютере стоимость работ. Я жду какой-нибудь скидки – в конце концов, я вставил у него три зуба за двенадцать часов, – но доктор Чатчадабенджакалани протягивает мне счет на 250 долларов, то есть на сумму ровно в два раза меньшую, чем та, которую я отдал за пару зубов.

Надо признать, спокойное отношение к «представительским расходам», которое возникло у меня в прошлый раз, вдруг куда-то пропало. Я ухожу, и доктор Чатчадабенджакалани говорит мне вслед:

– Всего доброго. Может, ближе к вечеру снова свидимся.

Я машу ему рукой и, не оборачиваясь, процеживаю сквозь зубы:

– До свидания.

* * *

Вечером мы с Тоби смотрим по телевизору рестлинг. Оказывается, я не так плохо отношусь к спорту. Я смотрю, как двое длинноволосых мускулистых мужчин, грудь которых блестит от масла, скачут по рингу, и до меня вдруг доходит, как много общего у меня с Душегубом Черным Шаром и Фрэнки Кулаком, Естественно, они актеры, и просто следуют сценарию. Вся эта битва похожа на мультфильм, в ней не столько насилия, сколько хореографии. Но время от времени происходят неожиданные оплошности: то удар слишком резкий, то падение неудачное, то прыжок выполнен не вовремя. Отсюда и ушибы, и переломы. Я слышал, бывали и случаи со смертельным исходом.

Я ощупываю языком передние зубы. Единственная разница между моим мошенничеством и их – это, думаю, стоящие на кону деньги. Ну и, конечно, перспектива, что тебя напоят кислотой. Насколько мне известно, такого с рестлерами еще никто не делал.

* * *

Мы сидим перед телевизором, как вдруг раздается телефонный звонок. Я снимаю трубку. Это Эд Напье.

– Завтра утром, – говорит он, – я переведу деньги на ваш счет. Три миллиона долларов.

– Три миллиона долларов? – повторяю я. – Хорошо.

– Помнишь, о чем мы договорились?

– Конечно, – уверяю его я.

– Смотри не наделай глупостей.

– Ни за что.

– Перезвони мне, когда деньги дойдут.

Он вешает трубку.

– С кем ты разговаривал? – поворачивается ко мне Тоби.

– С Эдом Напье.

– И?

– Завтра он переведет на мой счет три миллиона долларов.

– Три миллиона долларов. А Сустевичу ты должен двенадцать. Но ты уже близок к цели.

– Это точно, – соглашаюсь я.

Тоби улыбается и кивает. Впервые на моей памяти он гордится своим отцом.