355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Мэтью Кляйн » Афера » Текст книги (страница 17)
Афера
  • Текст добавлен: 29 сентября 2016, 05:53

Текст книги "Афера"


Автор книги: Мэтью Кляйн



сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)

45

В субботу я, несмотря ни на что, еду в Пало-Альто на похороны старика. Войдя в церковь, я думаю, что ошибся. Это не могут быть похороны – здесь никого нет.

Затем я замечаю скорбящих. Их едва набралось на первые два ряда – несколько стариков, пара молодых лиц, среди которых я распознаю Арабчика с женой, соседка с пуделем и одноглазый мужчина, живущий через несколько домов от нас.

Сразу видно, что священник не знал мистера Грильо. Возможно, даже никогда не встречался с ним. Поэтому он прибегает к помощи самых общих слов: рассказывает, как много радости и любви приносил покойный людям, с которыми сталкивался на протяжении своей долгой жизни, но теперь Господь забрал его к себе.

После похорон я ухожу, не обмолвившись ни с кем ни словом. Мне надо вернуться обратно в Сан-Хосе до того, как меня кто-нибудь увидит в Пало-Альто. Остался один день до того, как я сяду в самолет и улечу из Калифорнии. Завтра в это же время я уже буду в воздухе. Я еще не определился, куда полечу, но это явно будет теплая страна, чья экономика строится в основном на продаже рома.

Я выхожу из церкви и перехожу на другую сторону улицы. Роюсь в кармане в поисках ключей. Нажимаю на кнопку сигнализации. Мой «форд эскорт» радостно пищит.

Протягивая руку к двери, я чую неладное. Поначалу я не понимаю, что именно не так. А потом догадываюсь: машин совсем нет. Сейчас суббота, полдень, я в центре Пало-Альто, в одном квартале от крупнейшего супермаркета. Улица должна быть заполнена яппи на «вольво» и юными программистами на «нью-битлах», которые едут затариваться перуанским шпинатом и экологически чистым мясом цыплят. Но на улице пусто и тихо. В двух кварталах отсюда я замечаю желтые полицейские заграждения и человека в униформе, разворачивающего все машины. Я оборачиваюсь. Машина с тонированными стеклами медленно едет ко мне, хотя здесь одностороннее движение в другую сторону.

Я обдумываю, куда бежать. Но поздно. Я слышу женский голос у себя за спиной:

– Мистер Кип Ларго! Стоять! ФБР! Руки за голову!

Не оборачиваясь, я поднимаю руки. Я замечаю, как на противоположной стороне улицы из церкви выходят люди. Среди них Арабчик с женой. Он с любопытством глядит на меня, пытаясь понять, что здесь происходит. Затем в голове у него что-то щелкает: я практически вижу, как любопытство сменяется отвращением, он не верит своим глазам – как возможно, чтобы меня арестовали на похоронах?

«Дружище, я сам поверить не могу», – хочу я сказать ему. Но не успеваю. Агенты ФБР сводят руки у меня за спиной и стягивают их пластиковой лентой. Меня сгибают, как чертика в табакерке, и запихивают в подъехавшую машину.

* * *

Меня сопровождают двое мужчин с каменными лицами. Они оставляют без внимания все мои попытки заговорить с ними. Мы едем на юг по шоссе N 101 и через полчаса оказываемся в Сан-Хосе, где заезжаем в подземный гараж офисной высотки на Бескомб-стрит. На грузовом лифте я поднимаюсь на четырнадцатый этаж в сопровождении двух мраморных изваяний в костюмах. Раздается звоночек, и двери открываются. Меня ведут по коридору к двери без таблички. Один из моих сопровождающих стучит в дверь. Она открывается.

Мы проходим мимо ряда столов. За некоторыми сидят серьезные люди, за другими никого нет. В конце концов я оказываюсь в комнате без окон со столом и четырьмя стульями. Один из ребят достает перочинный нож и срезает пластиковые наручники.

– Присаживайтесь, мистер Ларго, – говорит он.

– Я арестован? – спрашиваю я.

– Пожалуйста, присядьте, – то ли просит, то ли угрожает он.

Я сажусь на стул. Агент кивает.

– Мы будем рядом.

Они уходят.

На несколько минут я остаюсь один. Наверное, чтобы хорошенько понервничал и решил все рассказать. Наконец дверь открывается, и в комнату заходят два других агента. Впереди идет женщина лет сорока пяти в брючном костюме. У нее короткие светлые волосы. Очень похожа на мамашу, только что выскочившую из своего фургончика, в котором она возит детей. Женщина заходит с такой улыбкой, словно сейчас предложит мне бутерброд с ореховым маслом и фруктовое желе.

– Мистер Ларго, я агент Уоррен, – представляется она.

Я замечаю, что, даже когда она не улыбается, морщинки надолго остаются в уголках рта.

Другой агент оказывается худощавым мужчиной того же возраста. У него очень короткие темные волосы, туго натянутая кожа и светло-голубые глаза. Он смахивает на какой-то диковинный скелет. Представившись агентом Дэвисом, мужчина спрашивает:

– Мистер Ларго, вы понимаете, почему тут оказались?

– Позвольте мне сперва у вас кое-что спросить, – не обращаю я внимания на вопрос. – Вы настоящие агенты ФБР?

– В каком смысле? – изумляется агент Дэвис.

– Ну, может, это очередной обман? «Сирена»?

– Сирена? – ничего не понимает агент Уоррен.

Дэвис мотает головой:

– Позвольте вас заверить, мистер Ларго, здесь все по-настоящему.

– Да, но откуда мне знать?

Агент Дэвис лезет в карман.

– Вот моя визитка, – протягивает он мне свою карточку.

Я внимательно разглядываю ее.

– Ах, визитка… Почему ж вы сразу не сказали? – Я достаю из своего кармана визитку агента Кросби и отдаю ему. – Видите? Моя симпатичнее.

Дэвис бросает взгляд на визитку.

– Кто такой агент Кросби?

– Чернокожий парень. Побрит наголо. Приходилось с ним работать?

Дэвис задумывается. Спустя восемь секунд он понимает, что я ухожу от изначальной темы разговора.

– Пожалуйста, мистер Ларго. Давайте все с начала. Вы знаете, как вообще тут оказались?

– Ну, – протягиваю я. – Когда мужчина и женщина сильно любят друг друга, как мои мама и папа, мужчина засовывает свой член…

– Мистер Ларго, – перебивает меня Дэвис. – У меня не так много времени. Мне нужна ваша помощь.

Впервые за весь день я слышу фразу настоящего агента ФБР. Никаких угроз, рассказов о грозящей тюрьме, никакого насилия. Просто скромная просьба. Я откидываюсь на спинку стула.

– Ладно, простите. Давайте с самого начала.

– Времени у меня немного, – объясняет агент Дэвис. – Я сразу перейду к сути. Вы не под арестом. Не совсем под арестом. Но это пока. К концу нашего разговора я вполне могу передумать.

– Понятно.

– Поначалу мы не могли понять, что вы задумали, – говорит Дэвис. – Мы кучу времени потратили на этот чертов сайт с витаминами. Как он там назывался? MrVitamin.com? Мы заказали бета-каротина на тысячу долларов, прежде чем поняли, что бизнес совершенно законный. Кстати, симпатичный сайт.

– Спасибо.

– Моя жена занимается веб-дизайном. Надо будет вас познакомить.

– Хорошо, – соглашаюсь я, похлопывая по карману. – Ваша визитка у меня есть.

– В общем, времени мы потратили много. Но в итоге выяснили, что вы обокрали русскую мафию.

Дэвис испытующе глядит на меня. Я молчу.

– Я не знаю в точности, как вам это удалось, – продолжает он, – зачем вы это сделали и сколько взяли. Пожалуй, и не хочу знать. Если честно, лучшей жертвы и придумать было нельзя.

Дэвис ждет от меня какого-то ответа. Но я ни подтверждаю, ни опровергаю его слова. Возможно, это ловушка. Я молча гляжу на него.

– К сожалению, – продолжает он, – это вылилось в серьезную проблему для меня и моей напарницы, а еще для десятка моих людей. Мы работали по Сустевичу девять месяцев. Мы скрупулезно собирали материал против него. Наркотики, проституция, вымогательства и так далее. Через неделю мы собирались накрыть всю банду Сустевича.

– И что вам мешает?

– Вы нам мешаете, – объясняет Дэвис. – Что бы вы ни натворили, это не дает нам поймать Сустевича.

– Ничего не понимаю.

– На его счете денег нет. Он исчез. Возможно, ударился в бега. Возможно, убит.

– Но вы же сами сказали: лучшей жертвы и придумать нельзя.

– Боюсь, не все так просто. Правительство потратило на расследование около шести миллионов долларов. Все очень серьезно. В случае провала может полететь голова нашего начальника. И начальника нашего начальника. Таким образом, и моя голова тоже может полететь. Вы понимаете, что это означает?

– Кажется, начинаю догадываться. Моя голова тоже может полететь?

Он выразительно тычет в меня пальцем: «Браво, ты угадал, засранец».

– Поймите, – говорю я. – Я не утверждаю, что имею какое-либо отношение к Андре Сустевичу. Но если бы имел, то предположил бы, что он поставил на кон чужие деньги и проиграл их. До последнего цента. И, возможно, он скрывается от взбешенной русской мафии.

– Вы не поняли, о чем я говорил.

– О чем же?

– Может, я смогу объяснить, – встревает в разговор мамаша Уоррен. Тихим, мягким голосом она принимается рассказывать: – Думаю, мой напарник имел в виду другое: кого-нибудь мы в любом случае арестуем… за какое-нибудь преступление. Мы не можем позволить себе остаться с пустыми руками, закрыв расследование.

– Ах, вот оно что, – начинаю я понимать, к чему она клонит.

– Вопрос лишь в том, мистер Ларго, – продолжает она, – арестуем ли мы мошенника или сутенера и вымогателя. Если честно, мы бы предпочли взять Сустевича. Но если придется, не побрезгуем и вторым вариантом.

– То есть мной.

Агент Уоррен пожимает плечами. Выражение лица у нее, как у мамаши, отчитывающей своего ребенка, у которого болит живот: «Вот видишь, как бывает, когда ешь слишком много печенья?»

Я делаю еще одну попытку. Когда тебя в чем-нибудь обвиняют, в супружеской ли измене или в неуплате налогов, самая безопасная линия поведения – это все отрицать, отрицать и еще раз отрицать.

– Поймите, ребята, я и вправду хочу вам помочь. Но я никак не связан с Андре Сустевичем. Я не имею к нему никакого отношения.

Судя по выражению лица агента Дэвиса, ему все это начинает надоедать. Он достает из кармана диктофон и ставит его на стол передо мной.

– Послушайте, пожалуйста, эту запись, – просит он, нажимая на кнопку.

Из динамика доносится голос, пробивающийся сквозь помехи. Судя по качеству записи, это перехваченный телефонный разговор.

Голос первого человека мне не знаком. У него непонятный восточноевропейский акцент, размазанный, как сметана по блинам. Он говорит:

– Но Кип Ларго – преступник. Мы не сможем удержать его на коротком поводке.

Второй голос я узнаю мгновенно: русский акцент, говорит с достоинством, взвешивая каждое слово. Профессор.

– Не беспокойтесь насчет мистера Ларго. Удивить он нас не сможет. У меня есть свой человек в его команде.

– Кто он?

– Давайте будем называть этого человека «Вильнюсом», – отвечает Профессор.

– Вильнюсом? А вы можете доверять этому Вильнюсу?

– Мне нет нужды ему доверять, – объясняет Профессор. – Вильнюс мне принадлежит.

Агент Дэвис нажимает на кнопку «Стоп». И выразительно глядит на меня.

– Ну? – спрашиваю я. – Что хотите от меня услышать?

– А вам разве все равно? – удивляется агент Уоррен.

– Нет. Если, конечно, это правда. Такие люди, как Сустевич, много чего говорят.

– Вы знаете, о ком идет речь?

– Нет, – признаюсь я – А вы?

Она мотает головой. Я чувствую облегчение. Я не хочу этого знать. В конце концов, вариантов немного. И ни один мне не нравится.

Агент Дэвис наконец выдает фразу, к которой вел последние десять минут.

– Итак, предложение наше таково: вы выдаете нам Сустевича. Если вам это не по силам, то Вильнюса. Кем бы он ни был. Или она.

– А если я откажусь?

– Тогда вам светит второй срок – три года в тюрьме.

– Не самая приятная альтернатива.

Агент Уоррен пожимает плечами: «Нет, конечно, но мы тебе преподадим очень ценный урок».

– Если я вам помогу, меня отпустят?

– Сейчас – да, – отвечает агент Дэвис. – Но я не могу обещать, что через месяц вами не заинтересуются или что мы не обнаружим что-нибудь, о чем нам пока неизвестно. Поэтому вам, наверное, захочется на какое-то время исчезнуть.

– Да, кстати, у меня есть нечто, когда-то принадлежавшее Андре Сустевичу.

– Что? – интересуется Дэвис. – Вы пепельницу у него из дома стянули?

– Почти.

– Ладно, – подытоживает Дэвис, глядя на агента Уоррен в поисках поддержки. – Думаю, если вы выдадите нам кого-нибудь из людей Сустевича, вопрос о том, сумел ли кто-то обчистить Профессора, нас интересовать перестанет.

– Жестокие вы ребята, – улыбаюсь я.

– Правда? По-моему, мы вполне справедливы, – возражает агент Уоррен.

– Где же вы были пятьдесят лет назад, когда были нужны больше всего?

Она мотает головой, ничего не понимая.

– Проехали, – говорю я. – Длинная история.

* * *

Знал ли я о существовании Вильнюса?

Конечно, я подозревал. И мои опасения – или же надежды, смотря с какой стороны посмотреть, – подтвердились, когда акции HPPR стали расти в цене. Когда цена акций поднялась с трех центов до шести долларов – еще до появления пресс-релиза, до того, как я посоветовал Напье покупать именно эти акции, – я убедился, что один из близких мне людей работает на Сустевича.

Наверное, я всегда знал это. В конце концов, слишком уж удачно все складывалось. Джесс позвонила в нужный момент. Она вернулась в мою жизнь в тот самый момент, когда я брался за аферу. Она снова влюбила меня в себя.

Таких совпадений не бывает. Совпадение – это знак свыше. Так Господь Бог предупреждает, что надо держать ухо востро.

46

В воскресенье утром я беру черный кожаный дипломат Элиху и спускаюсь в вестибюль отеля. Выйдя из отеля, прошу коридорного вызвать такси. Он нажимает на кнопку, и над навесом отеля зажигается зеленый свет. Через двадцать секунд подъезжает такси.

Я сажусь в такси.

– Кэхилл-стрит, 65, – говорю я. – Вокзал «Амтрак».

– Понятно, – отвечает водитель, темнокожий мужчина средних лет.

Он включает счетчик и отъезжает от отеля.

У станции мы оказываемся через пять минут.

– Вы можете подождать? Не выключайте счетчик. Я вернусь через минуту.

Водитель кивает. Я выхожу из такси. Здание вокзала на Кэхилл-стрит построено в форме буквы «L». Железнодорожные пути отходят от горизонтальной черточки L, а автобусы стоят у вертикальной. Сам вокзал построен из кирпича приятного красно-коричневого цвета, а крыша покрыта ярко-красной черепицей.

Изнутри вокзал кажется больше. Он выполнен в духе итальянского Ренессанса. Его построили в тридцатые годы, и тогда стройку задумывали как средство занять безработных. Двухэтажный зал ожидания, стены из известки, обшитые деревянными панелями «под мрамор». На стене над кассами изображен Сан-Хосе времен создания вокзала, когда город был не южной границей некой Силиконовой долины, а скорее огромным амбаром, удобным перевалочным пунктом, через который везли на восток страны сливы и абрикосы.

Я иду по мраморному полу в другой конец вестибюля. Голос из громкоговорителей эхом раскатывается под вокзальными сводами. Этим голосом – или чем-то похожим на человеческий голос – объявляют об отправлении поезда, или о прибытии поезда, или вообще о том, что автобус следует искать не на пятой, а на девятой платформе. Похоже, громкоговорители здесь не меняли со времени постройки здания.

На другом конце зала я обнаруживаю камеры хранения. Сделаны по новой технологии – ключ не нужен, достаточно просто придумать код из трех цифр. Я вставляю пять долларов, этой суммы должно хватить на сутки. Прочитав инструкцию, приклеенную на обратной стороне дверцы, я решаю опробовать систему: закрываю пустую ячейку, а потом открываю ее, введя код – 911. По-моему, комбинацию я придумал одновременно хитрую и запоминающуюся. Интересно, согласится ли со мной Сустевич?

Довольный проверкой, я кладу дипломат в ячейку. Захлопнув дверцу, ухожу, оставив бриллианты на пятнадцать миллионов долларов в вокзальной камере хранения. Я иду, не оборачиваясь.

* * *

Из телефонной будки у вьетнамского магазинчика, торгующего лапшой, я звоню Андре Сустевичу на мобильный. Мне отвечает не сам Профессор. Голос я узнаю.

– Привет, Дима, – здороваюсь я. – Как поживаешь?

– Да, – отвечает он. – Хорошо.

– Должен тебя огорчить. Боюсь, не смогу с тобой выпить кислоты. Как-нибудь в другой раз. Профессор там рядом?

– Подожди.

Я слышу русскую речь. Затем к телефону подходит сам Профессор.

– Мистер Ларго? Где вы?

– А я хотел спросить то же самое у вас. Я заезжал к вам домой, надеялся посидеть и немного выпить. Но вас и след простыл.

– Это ненадолго. Надо кое с чем разобраться, – отвечает Сустевич.

На заднем плане снова слышится русская речь, затем до меня доносятся обычные для шоссе звуки: гудок проносящейся мимо фуры, визг шин. У Профессора даже голос изменился. Он говорит быстро, не успевая отдышаться, словно он и правда ударился в бега. Весь его внешний лоск, к которому я привык, остался, видимо, в доме в Пасифик-Хайтс вместе с мебелью. Натравите на кого-нибудь одновременно русских бандитов и агентов ФБР, и вы увидите, что останется от его привычной невозмутимости.

– Ясно. Послушайте, Андре, у меня для вас хорошие новости. Я же должен вам деньги? Так я готов их вернуть. Они лежат в камере хранения на вокзале «Амтрак». У вас есть ручка?

В ответ я слышу суетливое шуршание. Представляю, как он сейчас роется в бардачке, откидывая в сторону старую упаковку советской жевательной резинки – может, она называется «Дружба народов»? – в поисках ручки.

– Да, записываю.

– Вокзал на Кэхилл-стрит. Ячейка 1440. Код: 911.

– Понятно.

– Там лежат драгоценные камни на пятнадцать миллионов долларов. Я должен вам на три миллиона меньше, но это в счет покрытия комиссионных затрат. Сдачи мне не надо. Лучше купите что-нибудь Диме. Шарф из пашмины или шапочку.

– Очень щедро с вашей стороны.

– Тогда мы в расчете? Когда заберете камушки, мы разбегаемся?

– Да, – отвечает Сустевич.

– И вы больше никогда меня не потревожите? Ни меня, ни моего сына?

– Даю вам слово.

– Никаких скальпов в мусорных баках, – продолжаю я. – Никаких странных убийств.

– Договорились.

– Передавай привет своим ребятам. Особый привет Диме.

– Позвольте сказать вам, мистер Ларго: с вами было приятно иметь дело.

– Знаете, Профессор, позвольте уж мне сказать: pa shyol na hui.

– Очень мило, мистер Ларго, – отвечает Сустевич. – И вас туда же.

47

Я звоню по номеру, оставленному мне агентом Дэвисом. Он берет трубку после первого же гудка.

– Вокзал «Амтрак» на Кэхилл-стрит, – говорю я. – Знаете, где это?

– Да.

– Ячейка 1440. В ней лежит дипломат с бриллиантами. Общая стоимость – пятнадцать миллионов долларов. Сустевич сейчас приедет за ним. Либо сам Сустевич, либо тот, кто приведет вас к нему.

– Вокзал «Амтрак», ячейка 1440, – повторяет Дэвис для тех, кто находится с ним рядом.

– Человек, который откроет ячейку, работает на Сустевича, – объясняю я. – Он вам и нужен. На этом все? Вы от меня отстаете?

– Приведи нас к Сустевичу, – отвечает Дэвис, – и тогда мы тебя отпустим.

48

Почему меня подмывает посмотреть, чем все закончится?

Почему я на вокзале, прячусь в телефонной будке, притворяясь, будто разговариваю с другом, хотя на самом деле лениво поглядываю на агентов ФБР, безуспешно пытающихся вести себя непринужденно, слиться с толпой, затерявшись среди путешественников с рюкзаками, бродяг, деловых людей и японских туристов?

Быть может, я здесь по той же самой причине, которая побудила Элиху Катца сесть на переднее сиденье в то утро, когда я довел аферу до конца. Я здесь потому, что самое интересное – это концовка, и потому, что хочу увидеть ее лицо.

Так кто я? Предатель или жертва предательства?

Позвонив Андре Сустевичу и рассказав ему про бриллианты в камере хранения, я вызвал целую цепочку событий, которые не могли привести только к такому финалу.

Сустевич не дурак. В нем силен инстинкт самосохранения, который помог ему выжить в его суровом мире.

Он не придет сюда лично. Пошлет «Вильнюса» – человека, которому доверяет. А тому, кто тебе принадлежит, всегда можно доверять.

Он пошлет Джессику Смит.

Пожалуй, удивляться мне нечему. Я действительно знаю ее восемнадцать лет и любил все эти годы, но познакомились мы не в церкви и даже не в донорском центре при «Красном кресте». Она была шлюхой, которую я вызвал по объявлению в газете одним дождливым лос-анджелесским вечером, а потом познакомил с миром афер. Сколько денег мы украли вместе? Сколько жизней поломали? Скольких мужчин оставили несчастными у разбитого корыта?

Так стоит ли удивляться, что женщина, которую я люблю, оказывается предательницей? Она аферистка. Чего еще я мог от нее ждать?

Пожалуй, я все знал изначально. А как иначе я провернул бы аферу? Для этого требовался предатель. Об этом и говорят на воскресных службах: без Иуды спасение невозможно. Чтобы спастись, надо сначала пережить предательство.

Как все это закончится для нее? Пока загадка. Через несколько минут она появится на кишащем агентами ФБР вокзале, подойдет к камере хранения и наберет трехзначный код. Как только дверца откроется, вокзал придет в движение: тот бизнесмен с подозрительным наушником, женщина в просторном пальто, читающий газету азиат. Возможно, еще кто-то, кого я не распознал. Все они накинутся на Джесс и арестуют.

Ее отведут в мрачное помещение, а потом еще лет десять она не будет видеть ничего, кроме мрачных помещений. ФБР будет давить на нее, угрожать, изводить, пока она не выдаст их главную цель – Сустевича. Неважно, выдаст ли Джессика Сустевича, в тюрьму ее все равно упрячут, потому что ФБР так работает: когда на расследование преступления потрачено шесть миллионов долларов, должны быть результаты. Они должны кого-то арестовать и засадить за решетку на долгие годы. А уж кто именно попадется – неважно. Важно, чтобы божество справедливости получило свою жертву, а общество получило урок: преступление почти всегда наказуемо.

* * *

В час дня я замечаю силуэт человека, идущего по вестибюлю вокзала. Это и есть предатель. Сквозь огромные окна падает солнечный свет. Омывая мраморный пол, он расплескивается по белым стенам, и потому я даже не могу различить очертания силуэта. Я вижу лишь пятно. Оно прихрамывает.

Прихрамывает.

Заметив ковыляющего на костылях Тоби, я совершенно теряюсь – это настолько неожиданно, что я даже забываю, зачем я здесь и кого поджидаю, – и едва не выхожу из телефонной будки, чтобы окликнуть его. Затем мозаика окончательно складывается, и я все понимаю: Тоби с самого начала работал на Сустевича, а сейчас Профессор дал своему студенту последнее задание.

Как Тоби очутился в руках Сустевича? Быть может, как и рассказывал мой сын – бездумно наделал долгов на шестьдесят тысяч – после чего хитрец Сустевич выяснил, чей отпрыск у него на крючке. А прознав, что в его власти находится сын афериста Кипа Ларго, он с помощью Тоби заставил меня провернуть аферу, жертвой которой должен был стать его противник, Эд Напье.

А может, Тоби был прав насчет меня. Быть может, я просто недооцениваю своего сына. И не Сустевич отыскал Тоби. Может, Тоби сам пришел к Сустевичу. Может, он сам предложил помочь русским завладеть «Трокадеро», используя таланты его отца. Возможно, никакого долга и не было, а были одни амбиции. И сын захотел реализовать их за счет отца.

Я вспоминаю тот вечер в Лас-Вегасе, когда застал Тоби у барной стойки заигрывающим с Лорен Напье, а еще его взгляд, когда я попросил его уйти. Возможно ли, что парень все это время трахал ее? Как долго они уже встречались, когда я оказался с Лорен в постели? Как долго Тоби вынашивал мысли о том, как бы меня использовать?

А как же сломанная нога и гипс? Перелом был настоящим. Это тоже было частью его плана? Неужели мой сын пошел на это ради драматического эффекта, как рестлеры, за боями которых мы следили по телевизору? Это кем нужно быть, чтобы просить каких-то отморозков сломать тебе ногу ради пущего правдоподобия? А я знаю кем: пожалуй, нужно быть похожим на человека, которому выбивают зубы ради пущего правдоподобия. Быть может, не такие уж мы с Тоби и разные, в конце концов.

Чем дольше я вспоминаю – как он виновато глядел на меня, как умолял позволить ему пожить со мной, как хотел постигнуть секреты моего мастерства – тем больше я восхищаюсь своим сыном. Он сыграл свою роль очень хорошо. Я никогда не видел в нем угрозы. Чтобы не вызвать подозрений в такой ситуации, надо быть очень собранным и уверенным в себе человеком. Насколько же надо ненавидеть отца, чтобы его предать?

Ну и ну, а ведь мы с ним и правда мало чем отличаемся друг от друга.

* * *

Тоби пересекает вестибюль, направляясь к ячейке камеры хранения и лежащим там бриллиантам. Как только он откроет дверцу, его судьба на ближайшие десять лет будет определена. Вокруг него, словно из-под земли, вырастут бетонные стены тюрьмы. Они возникнут внезапно и неумолимо, оставив его в темноте.

Неужели я позволю этому произойти с моим сыном? Неужели снова подведу его?

Сколько раз нужно обмануть ожидания других, виня во всем неудачное стечение обстоятельств, прежде чем ты поймешь, что «стечение обстоятельств» – это лишь одно из множества определений того мира, в котором мы живем? Я вспоминаю нашу с Тоби жизнь. И я не могу вспомнить никаких значительных событий, которые сразу приходят на ум нормальному отцу. В моем случае вспоминается, как я предал мать Тоби, когда ему было двенадцать, как исчез из его жизни, как позволил вырасти одному, как меня клеймили в газетах, как я угодил в тюрьму, где и просидел, пока мой сын превращался из мальчика в мужчину.

Как долго отец может подводить собственного сына?

Я вспоминаю своего отца и понимаю, что ответ прост: всю жизнь. Но мой отец не искупил своих грехов, он не мог спастись. Ком его ошибок нарастал, как злокачественная опухоль. Так продолжалось всю его жизнь. Даже отправившись в мир иной, он подвел нас, поскольку оставил ни с чем, и мне пришлось бросить колледж и вернуться в его мир афер и преступлений.

Я был неудачником, как и мой отец, и отец моего отца. И Тоби, несомненно, им станет, если я позволю ему дойти до противоположного конца вестибюля и открыть ячейку. Но эта цепь должна прерваться здесь и сейчас.

ФБР надо кого-то сегодня арестовать, они это доходчиво объяснили. Но не обязательно Тоби.

Я очень хочу сесть на самолет, улететь в теплую страну и выпить там рюмку-другую рома, но, видимо, не судьба. Сегодня звезды распорядились иначе.

Я открываю дверцу телефонной будки. Стекло дребезжит в деревянной раме. Тоби в двадцати метрах от камеры хранения, но из-за костылей он идет медленно. Я отстаю метров на сорок.

Обогнать его мне не составит труда. Отойдя от будки, я замечаю удивленные взгляды агентов ФБР – азиата с газетой и женщины в пальто. Знают ли они, кто я? Знают ли они Тоби? Неважно. Я иду быстрым шагом. Оказавшись в середине вестибюля, я замечаю, что иду слишком быстро – на меня все смотрят, – но меня уже никому не остановить.

Поравнявшись с Тоби, я прямо в ухо шепчу ему:

– Иди прямо, не оборачиваясь.

И обгоняю его, даже не бросив прощального взгляда.

Оказавшись у ячейки 1440, я набираю код: 911. Раздается щелчок замка. Я открываю дверцу. Беру черный дипломат.

– Стоять! Ни с места! Стоять! – окрики раздаются эхом под высокими сводами.

На меня набрасываются со всех сторон. Оказывается, я не разглядел еще многих агентов ФБР. Ими оказались и двое пьянчуг, лежавших на скамейке, и пара японских туристов, и еще одна женщина в пальто. Все они вытащили пистолеты и теперь наставили их на меня. Я спокойно кладу дипломат с бриллиантами на пол и медленно поднимаю руки вверх.

За спинами столпившихся вокруг меня агентов ФБР я вижу, как мой сын спокойной походкой направляется к выходу. Он на мгновение оборачивается, но мне сложно понять выражение его лица из-за яркого света солнца. Поначалу мне кажется, что это замешательство. Или, может, удивление. Затем я замечаю другие нотки. Я не до конца уверен, что именно я вижу. Прекрасно понимая, что об этом мгновении я буду вспоминать еще много лет, я все же пытаюсь понять, что написано у него на лице. Что? Облегчение? Благодарность? И вдруг где-то на задворках сознания мелькнула мысль: неужели отвращение?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю