Текст книги "Каролин и Каро"

Автор книги: Мэри Шелдон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

– Я должна идти, – пролепетала она, – мне пора. Я только принесла тебе подарок.

Она заметила, как подрагивают его руки, лежащие на барной стойке. Ее же сердце скакало, как загнанный зверь, под зимней тканью пальто.

Каролин готовилась к Рождеству. Развешивала по квартире гирлянды разноцветных лампочек, купила игрушки для елки и напекла пирожных и аппетитного печенья.

Грэм похвалил ее. Они провели вдвоем чудесный уикенд – с поздним завтраком и прогулкой по торговым улицам. Они разглядывали празднично украшенные витрины, а потом посмотрели нашумевший фильм. Это было похоже на возвращение в студенческую молодость.

В рождественское утро Грэм заявился с кучей подарков, соответствующих статусу любящего супруга, – изысканное нижнее белье, новые часики и старинное ожерелье из опалов. А она устремилась в магазины, чтобы купить ему в ответ что-нибудь воистину стоящее в знак их любви. Все складывалось так хорошо.

А потом словно по дому вдруг пробежала трещина, и все изменилось. Уже ночью Грэм шлялся по дому в поисках неизвестно чего.

– Куда ты переставила вазу, подаренную моей матерью?

– В свою туалетную комнату.

– Ты что, не нашла более подходящего места?

– Там для нее самое место, – не раздумывая, ответила Каролин. – Как раз под цвет плитки.

– Как ты могла? Ты не выносишь никаких подарков от моей матери. Откуда в тебе такая враждебность? – Грэм выдвинул ящик туалетного столика и ткнул пальцем в спрятанную там шкатулку для косметики, как-то присланную Зоэ. – Зато подарки твоей мамаши всегда у тебя под рукой, хоть ты и скрываешь их от меня.

– Если хочешь, я ее уберу, – миролюбиво предложила Каролин. – Тебя это удовлетворит?

Ее лицо горело, она едва сдерживала себя, Грэм был, наоборот, бледен.

– Делай что хочешь, – не унимался он, – ты же все равно будешь слушать только себя.

Он ушел в кабинет и захлопнул за собой дверь.

А Каролин оделась и покинула дом. Она бродила по празднично освещенным улицам, пока усталость не сломила ее.

Целый месяц Каролин не заходила в “Попугай ”. Но в один из самых пасмурных и тоскливых дней она уже не могла удержаться. Она задержалась у вешалки, не сразу решившись снять пальто. Майка не было на привычном месте за стойкой.

В эти секунды ей показалось, что сердце ее перестало биться. Она потянулась за пальто и уже сдернула его с крючка, как замерла, услышав знакомый голос. Майк появился откуда-то из-за спины.

– Я испугалась, что тебя здесь нет, – призналась Каролин.

– А я боялся, что ты никогда больше не придешь.

Он усадил ее на высокий стул. Не спрашивая, что она хочет, налил большую чашку кофе по-ирландски.

– Пей, а я сейчас вернусь. Он прохаживался между столиками, приветливо заговаривая с посетителями. Наблюдая за Майком, Каролин вдруг вспомнила слова Долорес: “Наступит день и час, когда мимо тебя пройдет мужчина и ты поймешь, что он твой…”

Тогда она лишь скептически улыбнулась, а сейчас ее пробрала дрожь. Она отвернулась и сосредоточила внимание на экране телевизора, установленного за стойкой. Передавали новости. Появилась фотография мужчины крупным планом. Лицо было ей знакомо. Откуда? Где она могла его видеть? Потом Каролин вспомнила обложку на пластинке.

Она решила обойти стойку, встать на цыпочки и прибавить звук телевизора, загороженного строем бутылок. Она убедилась, что это Тристан. Диктор сообщил, что певец умер от передозировки наркотиков. “Найден мертвым в ванной комнате своего номера люкс в отеле… – чеканил, словно монеты, слова диктор. – Популярный певец скончался на тридцать седьмом году жизни”.

Голос диктора стал уходить от Каролин, словно в пространство, заполненное вечной тишиной.

Она уронила голову на стойку, прижала ладони к вискам и зарыдала.

“О, Тристан…”

Она отмотала мгновенно сотни миль обратно на стремительной машине времени и стала опять двенадцатилетней. Она слушала “Песни из Камелота” в своей комнате в закрытом пансионе. Она трогала пальцами лицо Тристана на глянцевой обложке пластинки. Она мечтала, что когда-нибудь встретится с ним. А теперь он мертв. Майк, заметив, как Каролин утирает слезы, бросился к ней через весь зал.

– В чем дело?

– Умер один певец. Тристан.

– Очень жаль. – Майк сочувственно кивнул. – Он был хороший парень. Пару раз даже заглянул сюда.

Каролин едва не задохнулась. Как так? Тристан был в Нью-Йорке. Тристан был здесь, в “Попугае”. Если б она знала, то могла бы встретиться с ним у стойки, невзначай дотронуться до его руки, сказать, как много значат для нее его песни. Как чудовищно, что она упустила такой шанс.

И тут же ей стало стыдно. С чего это она вдруг расплакалась?

– Прости. Я выгляжу дурой. Но он мне очень нравился… в школе… Ты не можешь представить… Он… он был как сияние, которое сейчас вдруг померкло…

Майк кликнул своего помощника, рыжего ирландца по имени Джон.

– Замени меня на пару часов.

Обнявшись, они вышли из бара и окунулись в сгустившиеся сумерки.

– Мой брат сейчас в Канаде, уехал на пару месяцев, – просто сказал Майк, – он живет совсем рядом.

Каролин никогда не думала, что изменять мужу и иметь связь на стороне так сложно. В первый раз – ничего подобного. Она летела домой как на крыльях, благодарная Майку за то, что он одарил ее этим волшебным ощущением невесомости. Она словно сменила кожу.

С забытой радостью Каролин ждала, когда вернется Грэм. Ей не хотелось ни спорить с ним, ни ссориться по всяким пустякам. Ужиная, она слушала его отчет о прошедшем дне. И целовала, словно одаривала каким-то драгоценным подарком. Как Майк целовал ее совсем недавно, несколько часов назад.

Но все это было вечером. Хуже стало на следующее утро, когда она наконец поняла, что рядом с ней спит совершенно чужой человек.

Работа в этот день тянулась бесконечно. Она не могла дождаться, когда же наконец окажется в “Попугае”. Наконец она преодолела эти полтора квартала. Майка она сразу отыскала на прежнем месте. Он улыбнулся ей, она села за стойкой. Так, будто ничего не изменилось.

Он, не дожидаясь ее заказа, пододвинул ей чашечку кофе по-ирландски и занялся беседой с другими посетителями. Она не могла поверить – неужели ничего не изменилось?

– Присмотришь за баром? – снова попросил Майк своего помощника после того, как Каролин наконец допила свой кофе.

Квартира его брата по-прежнему была свободна.

Прошел месяц. Каролин была уже на грани. Она все путала, не могла сконцентрироваться, ее все нервировало. Она не знала, куда бежать от этого кошмара, но знала одно – долго так жить она не сможет.

Она постоянно ставила себя перед выбором.

Не встречаться с Майком. Не заглядывать больше в бар. Попробовать наладить отношения с мужем.

Это был хороший план, но она знала, что никогда не выполнит его.

Так же, как и не сможет расстаться с Грэмом. По крайней мере – не сейчас. Уже слишком поздно.

Она перестанет встречаться с Майком. Она больше не заглянет в его бар. И наладит отношения с мужем, хотя отношения их давно высохли, словно старое озеро.

Каролин могла бы уйти от Грэма. Развестись с ним ради Майка. Но Майку уже много лет. Он до встречи с ней прожил долгую жизнь. Если он женится на Каролин, то отрежет себя от своего прошлого, оставив в настоящем лишь малую часть себя. Ради него самого делать этого не стоит.

Она пыталась найти третий вариант. Единственно правильный выход. Но в голове стоял шум. И больше ничего.

Грэм кое-что заметил. Он уже давно наблюдал за ней, замечал ее новые наряды и нижнее белье и то, как его жена не находит себе места и стремится неизвестно куда. Однажды выдалось такое утро, что он на пару часов освободился от работы и сделал Каролин сюрприз, зайдя в книжную лавку с предложением позавтракать вместе.

– А она уже ушла на перерыв, – известила его Джина. – С полчаса назад.

Грэм обошел все близлежащие кафе, ресторанчики и забегаловки, но не нашел Каролин.

– Как прошел день? – спросил он у нее вечером.

– Чудесно, – ответила она, не задумываясь. – Прости, что я немного задержалась. К нам привезли новые поступления, и я не вылезала из лавки.

На следующий день в обеденный перерыв Грэм снова пошел к магазину. Только на этот раз он не зашел внутрь. Он смотрел, как Каролин вышла из дверей магазина и почти побежала к “Попугаю”, как уже вместе с Майком они скрылись в подъезде какого-то дома. Грэм выследил свою жену.

Каролин возвратилась домой в шесть. Грэм ждал ее в гостиной.

– Ты шлюха, – процедил он сквозь зубы. – Грязная, похотливая шлюха…

Слезы брызнули у него из глаз, потекли по щекам.

– Грэм, ты пьян. – Это все, что она могла сказать ему.

– Как ты могла такое… сделать со мной…

Он был беспомощен и жалок, сидя вот так в кресле и рыдая.

– Ты больная, вот что я тебе скажу, – вновь проговорил он. – Трахаешься со стариком.

Каролин вздохнула.

– Может быть, я и больна. Но лечиться не собираюсь.

– Но ты не можешь спать с обоими! У тебя еще есть шанс. Выбирай – или этот старикан, или я!

И вдруг, впервые за многие месяцы, Каролин поняла, что ей нужно. Не Грэм. И не Майк. Она выбрала одиночество.

Три часа ночи. Грэма нет дома. Он переселился в отель, и уже двое суток как она его не видела. Возможно, им еще будет, о чем поговорить, когда он вернется.

А пока Каролин заварила себе чай и, сидя в гостиной, то смеялась, то плакала.

Город спал и словно во сне посылал ей приветы тысячами мигающих окон. Но сквозь чистую ткань ночи она не могла прочитать его тайные послания.

Именно сейчас она твердо была уверена, что к Грэму больше не вернется. Никогда. Уже к лету он точно найдет себе подходящую пару. Кого-то, кто уж точно будет обожать футбольные матчи и воскресные пикники с его друзьями.

А вот что будет с самой Каролин, она даже не представляла.

Только, включив музыку – диск “Песни из Камелота”, – она медленно кружилась по комнате.

Каро

День выдался неудачным. В театре, куда она пришла пробоваться на роль Раины в спектакле “Человек с оружием”, все перешептывались, что все это чистой воды фикция и режиссер уже утвердил свою подружку на главную роль. Тогда зачем все это? Каро плюнула на прослушивание и отправилась восвояси.

Уже несколько недель она сидела без работы. И почти четыре года в Нью-Йорке. Каро вспомнила о тех потертых теплых гетрах, оставленных какой-то танцовщицей в жалкой квартире, куда она вселилась когда-то, полная надежд победить этот чудовищно огромный город. Сколько еще времени потребуется, чтобы добиться хоть чего-то?

Дни уплывали назад – незаметные и одинаково серые. Ничего, кроме пыли на подоконнике и горького осадка в душе, они не оставляли. Ей не удалось сделать ничего, даже завести приятелей или подруг не получилось.

С матерью она разговаривала раз в неделю по телефону. Они даже изредка встречались, когда Зоэ прилетала в Нью-Йорк по делу, но не больше чем на несколько часов рейсом туда-обратно. Мать не заговаривала о ее возвращении в Калифорнию, наоборот, твердила, что на все хорошее нужно время, и хотя бы за это Каро была благодарна матери. Она знала, что, вернись она домой, тут же для нее наступит конец. Она окончательно сдастся, ее унесет течением, и выплыть она уже не сможет.

На работу она снова опоздала. Вбежав в ресторанчик, она слышала все то же шипение управляющего: “Если ты снова придешь позже, я тебя уволю”, пока переодевалась в униформу.

День тянулся бесконечно, но все же закончился. Каро глянула в свой кошелек. В нем оставалось всего семьдесят пять долларов, а месяц едва перевалил за середину. Ей никак не справиться, если не удастся найти какую-нибудь работу или не попросить денег у Зоэ.

Она решила пройтись, чтобы не тратиться на автобус. На 58-й улице знакомый бар словно давно ждал ее. И действительно, что-то давненько она сюда не заглядывала. Денег на траты в баре у нее не было, но ведь она может просто зайти и поговорить с Майком.

Он был, как всегда, за барной стойкой и смешивал напитки.

– Привет, – поздоровалась Каро, взбираясь на стул.

– Привет. – Он явно обрадовался ее приходу. – Давненько тебя не было. Как дела в театре?

– Хуже некуда, – призналась она. – Я на такой мели, что даже не могу заказать выпивку.

– Это тебе, – сказал он, подавая ей коктейль, – пока за счет заведения. Расплатишься, когда станешь звездой. Кстати, мы сегодня чествуем одну важную особу.

– Мужчину или женщину?

– Мужчину.

– Кто же он? Мне хочется посмотреть, стоит ли он всей этой суеты.

Бокалы с коктейлями выстраивались рядами на стойке.

– Мое дело их напоить. А ты сама поверни голову… – Майк явно подзадоривал Каро, – и реши, достоин ли он этой заварушки.

Каро обернулась. Кровь бросилась ей в лицо. Это был тот самый Тристан, лицо которого на обложке пластинки она так подолгу рассматривала в детстве.

Майк оценил ее реакцию и рассмеялся.

– Ну и как он тебе?

Каро попыталась взять себя в руки:

– Он для меня был всем… когда я училась в школе.

Она не добавила, что валялась целыми днями в разобранной постели и в полутьме комнаты слушала “Песни из Камелота”, вставая лишь для того, чтобы перевернуть пластинку или поставить иглу проигрывателя на начало.

– Подойди, не бойся и представься ему, – посоветовал Майк.

– Не могу.

– Конечно, можешь.

Каро слезла со стула и направилась к столику, где сидел Тристан с друзьями. Она остановилась напротив него, храня молчание. Тристан поднял на нее мутный, усталый взгляд.

– Я просто хотела сказать вам… – начала было Каро.

Он прервал ее:

– Кто вы?

– Каро Эндрюс.

Тристан поднялся из-за стола.

– Я Тристан Майклз. – Он церемонно поклонился. – Знакомьтесь, мои друзья – Зак, Питер, Рой Левинсон…

Зак вежливо кашлянул, намекая:

– Простите, мисс, но у нас тут деловая встреча…

– Простите, я не хотела быть навязчивой. – Каро уже была готова обратиться в бегство. – Я только хочу сказать, как много вы значили в моей жизни.

– Спасибо, – сказал певец серьезно. Она отступила на шаг, повернулась.

– Подождите. – Каро замерла.

– Мы пробудем здесь, в Нью-Йорке, до пятницы. Мы остановились… – Он обратился к Робу: – Как называется этот отель?

– “Хэлмсли Палас”.

– “Хэлмсли Палас”, – повторил Тристан, обращаясь уже к Каро. – Может быть, вы заглянете к нам туда.

Каро отрицательно мотнула головой.

– Пожалуйста, – настаивал Тристан, – обязательно заходите. Я внесу вашу фамилию в список посетителей. – Он чарующе улыбнулся. – Каро Эндрюс. Я запомню.

Два дня Каро колебалась. Она долго прогуливалась, пытаясь определиться.

Она знала, что может произойти в “Хэлмсли Палас” и что в таких случаях имеется в виду.

Она была знакома с одной девицей – официанткой из ресторана, – встретившейся однажды с “Дорз” и убежавшей вместе с ними на пару недель. Эта девица сама рассказывала Каро всю свою подноготную.

Каро совсем не хотелось влипать во что-то подобное. Она не создана для групповух. Она не девочка на одну ночь.

Но ей очень хотелось еще раз увидеть Тристана.

Она проскользнула в крутящиеся двери отеля “Хэлмсли Палас”.

– Пожалуйста, скажите, в каком номере остановился мистер Тристан Майклз? – Каро подошла к стойке портье.

– Ваше имя, мисс? – Портье окинул ее именно тем взглядом, который она заслуживала.

– Каро Эндрюс.

Если Тристан забыл о своем обещании, то и дело с концом. Легче будет на душе. Она это переживет.

– Да, конечно. – Портье пробежал глазами длинный список. – Пожалуйста, проходите. Двести четырнадцатый номер… из лифта направо.

Лифт был таким стремительным, что Каро не успела опомниться, как он доставил ее наверх. Холл и коридор были пусты. Она постучала в дверь номера.

Если дверь не откроется, пока она не досчитает до десяти, решила Каро, ей лучше смыться. На “четыре” дверь ей открыл Зак.

Он посмотрел на нее совсем не так, как гостиничный портье.

– Эй, Трис, – ненатуральным фальцетом позвал он.

Тристан вышел из соседней комнаты. Увидел Каро.

– Пришла, – сказал он.

За его спиной возник темноволосый человек, весь какой-то обтрепанный.

– Знакомься, Харпер. Харпер Джоели. А это Каро Эндрюс.

Харпер посмотрел на нее и отвернулся.

– Мы готовы, Трис. Ты идешь? – Тристан обернулся к Каро:

– Хочешь на прием?

– Нет.

– Нет, – сказал он Харперу. – Идите без меня.

– Между прочим, Аллену не понравится, если ты не появишься. – Харпер пожал плечами.

– Ну тогда извинись за меня.

Тристан и Каро остались одни в номере. От неловкости они молчали. Наконец Каро сделала пару шагов вперед и тронула обивку дивана.

– Моему отцу здесь понравилось бы. – Каро прошлась по номеру Тристана. – Он бы сказал, что здесь налицо совершенство линий. Он архитектор.

– А ты?

– Я актриса.

Он улыбнулся.

– Мне следовало бы самому догадаться. Что-нибудь тебе светит или впереди полный мрак?

– У меня была светлая полоса, когда я была маленькой девочкой. Я снялась в телесериале “Дерево, растущее в Бруклине”.

– Чудесный сериал, – и Тристан повторил его название.

– Был когда-то. А теперь это покажется всем приторной патокой, – сказала Каро.

Каро вдруг успокоилась, и из нее полились слова, фразы и целые монологи. Она нашла себе благодарного слушателя. Она вывернулась наизнанку, рассказав все о себе – кратко и жестко, – и закончила со слезами на глазах.

Тристан все выслушал и осторожно спросил:

– И тебя по-прежнему тянет на сцену?

– Я, наверное, дура, но не могу с собой справиться. Так определил Бог. Я ведь сыграла ангелочка, когда мне было всего семь. Разворачивала среди облаков туалетную бумагу. На радость Господу.

Он тихо рассмеялся.

– Возможно, он ею до сих пор пользуется. Значит, это была ты? Вот чудо!

Каро удивилась.

– Какое чудо?

– Я тебя тогда запомнил.

– Это же показывали по американскому телевидению.

– Ну и что. Я как-то слетал на выходные в Нью-Йорк и видел эту рекламу в номере отеля по ящику. Она даже вдохновила меня на сочинение песни. Считай, что я тебе обязан.

У Каро от изумления расширились глаза:

– Неужели?

– Да. Именно так и случилось. Правда, песню я написал не сразу, а позже, уже дома. Называется “Радужный нимб”. Там есть такие слова: “Мостик из радуги…”

– “…строит ангелочек в облаках”, – подхватила Каро, вспомнив слова этой песенки.

– Вот-вот! Это про тебя.

У нее перехватило дыхание. Она смотрела на него, он – на нее, и оба не могли оторвать друг от друга взгляда. Долго так продолжаться не могло. Первой очнулась Каро. Она прошлась по номеру, задержалась у оправленной в серебряную рамку фотографии красивой женщины.

– Это кто?

– Моя мать. Ее звали Маргарет, и она уже умерла. Она погибла в автокатастрофе, когда мне было двенадцать.

В дверь легонько постучали, и, не дождавшись ответа, в номер вошла горничная со сменой полотенец. Она чуть не выронила их, увидев Тристана.

– О, простите, я не хотела вам помешать… – Прижав стопку полотенец к подбородку, она стремительно улетучилась из номера.

Тристан встретил вопросительный взгляд Каро и произнес с легкой печалью:

– Больше не смотри на меня так. Никогда больше не смотри…

– Не буду, – пообещала Каро.

Он взял в ладони ее лицо и поцеловал. Сладко и нежно.

Перевалило за полночь. Вся компания ввалилась в номер после приема. Зак здорово опьянел, он сразу же стал приставать к Каро, но, встретив взгляд Тристана, убрал руки. Роб был, наоборот, тверд как гранитная глыба, даже не пошатывался. Харпер же напрочь забыл о своих обязанностях телохранителя. Он, казалось, проглотил язык, развалившись на диване, даже не сняв ботинок.

– А ну, встряхнись! – призвал его Тристан, но тот был уже в отключке.

– Я лучше пойду, – сказала Каро.

В глазах Тристана она прочла, что это правильное решение. Он проводил ее до двери.

– Увидимся снова? – спросил он.

– Да.

– Когда?

– Когда захочешь.

– Как тебя найти?

Каро продиктовала ему номер телефона-автомата на углу возле ее дома.

– В десять утра не слишком рано? – осведомился Тристан.

– Я буду ждать там.

Всю ночь Каро не спала, а около десяти спустилась вниз и принялась расхаживать возле обшарпанной телефонной будки. Она была готова к тому, что Тристан не позвонит, но… услышала звонок.

Они встретились в ближайшем к ее дому кафе. Она довольно долго сидела за столиком, смотрела через витринное стекло и наконец увидела его – он переходил улицу. Посетителей в кафе было немного, и они сделали вид, что им все равно, кто вошел в заведение, но по любопытным взглядам и легкому перешептыванию можно было понять, что Тристана узнали. В свете пасмурного утра и он, и она выглядели бледно.

– Я не спал эту ночь, – сказал он, словно извиняясь перед ней.

Каро не стала говорить, что и она тоже почти не сомкнула глаз. По ней это и так было видно.

– Я хочу, чтобы ты приняла от меня кое-что. – Тристан полез в карман. – Я увидел это по дороге сюда на витрине и подумал, что тебе понравится.

Коробочка была потертая, с бронзовой застежкой, будто перенесенная из века восемнадцатого… если не раньше. Каро раскрыла ее. Там хранился медальон с эмалевой миниатюрой – дама в розовом, а у ее ног коленопреклоненный трубадур с миниатюрной мандолиной.

Каро не сразу нашла нужные слова.

– Спасибо. Я буду хранить это до конца жизни.

Почему-то эта фраза прозвучала грустно. Тристан достал из кармана еще и бумажник и развернул его, показав Каро фотографию.

– А вот это дом, где я живу.

Здание из серого камня в викторианском стиле с верандой, опоясывающей весь первый этаж, а в бесчисленных окнах второго этажа отражалось закатное солнце.

– Они выходят на запад, на океан. Дом стоит на острове, – объяснил Тристан.

– Как красиво! – воскликнула Каро. – Как прекрасно жить на острове.

– Остров крохотный, но всего в часе езды от Лондона… от лондонской пристани, точнее… на моторной лодке. Иначе туда не добраться.

– Чудесно.

– Но я предпочитаю грести сам. У меня это здорово получается. Однако бывает тяжело, когда везешь туда с собой припасы. А то умрешь там с голоду.

Тристан словно бы оправдывался перед ней, как робкий мальчишка, и это ее рассмешило.

– Мы улетаем в турне в Англию послезавтра. А после постараюсь пробыть в доме на острове пару-тройку дней… Что, если ты полетишь со мной? Ты не против?

Телефон взорвался от крика Зоэ:

– Карелии Джейн Эндрюс!! Ты окончательно рехнулась! Я не позволю тебе губить свой жизнь! Это полнейший идиотизм!

– Я так хочу, – спокойно отреагировала Каро.

– Ты хоть имеешь представление, во что ввязываешься? О боже! Вот уж не думала, что доживу до того, что моя единственная дочь отдаст себя так задешево и превратится в рок-фанатку из тех, кто дрыгает ногами и спит со всей группой вповалку. И это когда ты всерьез занялась своей карьерой! – Ее крик перешел в рыдание.

– Зоэ, это совсем не так… не то, что ты думаешь. Я не собираюсь выступать с группой. Я просто уезжаю с Тристаном. Постарайся понять меня, мама.

Всхлипывания Зоэ затихли. Наступила пауза.

– Я не понимаю, – произнесла Зоэ с горечью. – Я годы прожила с его постерами, развешанными по всему дому… с его дьявольским личиком…

Она замолчала. Каро ждала, затаив дыхание, что скажет мать под конец.

– Но чем это закончится, детка? Что будет с тобой потом… после турне?

– Мне все равно, – ответила дочь. Зоэ вздохнула.

– Кажется, у меня нет выбора. Ты все равно сделаешь по-своему. Как обычно. Ладно, – завершила она разговор. – Если так случится, что твоего Тристана пригласят выступить в Букингемском дворце, обязательно надень белое платье от Хэстона, что я тебе подарила.

Группа остановилась в отеле “Марклифф”, неподалеку от Абердина. Концерт должен был состояться завтра, и Тристан с Харпером и Заком отправились в город ознакомиться с площадкой. Каро сказала, что лучше побудет в гостинице. Номер был обставлен старомодно, но выглядел уютным. Каро раскрыла чемодан, развесила по шкафам одежду, достала фотографию матери Тристана и протерла серебряную рамку.

Неоднократно Тристан заговаривал о том, что ему хотелось бы поместить фото Каро рядом с портретом Маргарет. Она каждый раз отказывалась. У нее было на этот счет суеверие. Если Тристан заимеет ее изображение, то это будет означать, что сама она каким-то образом исчезнет, растворится, перестанет быть рядом с ним.

Каро уселась на кушетку. Ощущение счастья накатывало на нее ласковой баюкающей волной.

И все же это было странное, особое счастье, даже несколько пугающее, потому что полностью заслонило в ее сознании все прошлое, напрочь вычеркнуло из памяти. Прежней жизни и прежней Каро уже не было. Лишь иногда, очень редко, возникали смутные видения. Вот женщина в развевающемся, расшитом цветами шарфе, похожая на Зоэ. Вот плакат старого фильма. Он напомнил ей о школьных репетициях мюзикла. Мужчина средних лет, встреченный на улице, заставил ее на секунду вспомнить о Майке, о каком-то бармене из какого-то бара на какой-то нью-йоркской улице. Все остальное вообще скрылось, ушло куда-то.

Новые впечатления тоже были не совсем реальны. Турне оторвало ее от настоящего мира, заполненного реальными людьми и вещами. Постоянно перемещаясь вместе с артистами, Каро все равно не выходила из замкнутого пространства. То это был гостиничный номер, то автобус или лимузин, то концертный зал.

Тристан и его музыканты тоже находились все время внутри чего-то и иногда – снаружи – выступая, давая интервью, отдыхая за игрой в карты или пялясь пустыми глазами в телевизор, но Каро от такого времяпрепровождения уставала. Она предпринимала слабые попытки вырваться, чтобы хотя бы почувствовать, какая погода на улице, понять, что это за очередной город, куда ее привезли, заглянуть в местную церковь, или купить свежего хлеба, или букетик цветов.

Но дни были похожи один на другой. Одинаково яркие, слепящие, оглушающие, полные острых ощущений, а потому предельно изматывающие, были вечера. Перед каждым концертом ссоры среди музыкантов вспыхивали буквально из ничего.

В такие моменты Каро старалась держаться подальше от Зака. Один Тристан сохранял спокойствие в отличие от всех остальных. За кулисами Каро всегда была рядом с ним до самой последней минуты, и только когда сцену уже заливал яркий свет, она бежала в зал и усаживалась на отведенное ей место.

Едва Тристан выходил на сцену, публика вскакивала и начинала вопить. Каро ощущала, что в эти мгновения он наполнялся энергией, что зрители необходимы ему, что без них он не смог бы жить и петь.

Тристан всегда начинал концерт с “Нимба”.

“Мосты из радуги возводит ангелочек в облаках…” Эти слова он обращал к ней, Каро, и смотрел только на нее.

Ей до сих пор с трудом верилось, что человек может быть таким утонченным, нежным, деликатным, излучать света больше, чем все прожектора.

После выступлений они все вместе ужинали, обычно в ресторане при гостинице. Каро сидела рядом с Тристаном, но разговаривал с ним только Зак. Они обсуждали накладки, случившиеся во время концерта, и то, как их можно избежать в дальнейшем, как ликвидировать слабые места и пустоты в программе.

Каро же болтала с Харпером и Робом. Они недолюбливали ее, но это ничего не значило. С ними можно было ладить. А вот Зак по-настоящему ее ненавидел и был опасен.

Дверь распахнулась настежь, и вся группа ввалилась в номер.

– Где наша маленькая красотка? Каро, ты где?

Она мгновенно учуяла, что Тристан на пике кайфа. Это работа Зака. Именно от него Тристан получал наркотики.

Каро не могла вынести безумного сияния его глаз. Она отвернулась.

Они проехали с концертами по Франции, Голландии, Германии, Финляндии и Италии. Самолетом, поездом, автобусом. Она смотрела на пролетающие за окошком пейзажи и не думала ни о чем.

Как-то к ней подсел Роб и начал расспрашивать про Голливуд. Она рассказала ему о том, какая там красочная жизнь – то, что, наверное, он и хотел услышать, – рассказала и про Зоэ – во всех подробностях. Почему-то она представила Зоэ и Роба вместе за столиком какого-то ресторанчика, хохочут, беспрерывно дымят сигаретами, прикуривают их одна от другой.

– Вы бы, пожалуй, нашли общий язык, – сказала она.

Заговорив о матери, она вдруг, впервые за долгое время, ощутила, что ей не хватает ее. По приезде в Антверпен Каро купила и послала матери открытку. Тристан, Роб и Харпер начеркали на открытке приветы от себя и расписались.

Тристан в автобусе сочинял новые песни. Однажды он попросил Каро напеть мелодию, проверяя ее на слух.

– Ну-ка, повтори. – Каро спела еще раз.

– У тебя приятный голосок.

– Я знаю, – произнесла она сухо.

– А теперь давай второй куплет.

Она пропела текст. Тристан подпевал ей.

– Эй, ребята, – обратился он к группе. – Я хочу, чтобы вы послушали.

– Нет! – запротестовала Каро.

Но он заставил ее спеть с ним дуэтом.

– Я считаю, нам стоит включить это в концерт. Выпустим Каро на публику и посмотрим, что из этого получится.

Зак демонстративно покинул свое место и пересел вперед, в кабину водителя.

Каро умоляюще посмотрела на Тристана.

– Нет, – сказала она опять.

– Не робей, детка. Все будет чудесно.

Следующий концерт состоялся в Брюсселе. Каро не ушла в зал, как обычно, а осталась за кулисами ждать своего выхода. Где-то в середине концерта Тристан поманил ее на сцену.

После окончания шоу он чуть не раздавил ее в своих объятиях.

– Фантастика! Ты отлично влилась в группу. Так и продолжим.

Каро еще раз попыталась воспротивиться:

– С меня хватит. Поставим на этом точку.

– Почему? – Тристану было непонятно ее упрямство.

– Она слишком стеснительна, – предположил Роб.

Каро в ответ на это улыбнулась.

– Вовсе нет. Я не хочу быть лишь приложением к группе. – Она обвела всех взглядом. – Я сама хочу быть звездой.

Она заметила, что Тристан был озадачен и даже несколько обижен. А вот Зоэ бы ее поняла.

Вокруг рок-группы всегда крутились девчонки – фанатки, слетавшиеся к служебному входу по окончании шоу, хористки из кордебалета, которых Зак, Роб и Харпер прихватывали с собой в отель. Каро не обращала на них внимания и уж тем более не общалась с ними.

Но однажды в номер проникла совсем юная девица. Вряд ли ей было больше пятнадцати. Она поджидала Харпера, который переодевался в соседней комнате.

– Мне не верится, что я здесь, – поделилась она своим счастьем с Каро. – Харпер обещал устроить меня в группу, когда завершится турне.

– Езжай домой, – посоветовала ей Каро. – Ты сама не знаешь, во что ввязываешься.

Девица уставилась на нее с удивлением.

– Но ты же ездишь с ними? Почему ты так говоришь?

– Я – другое дело.

Покраснев, девица процедила:

– Я думаю, ты просто ревнуешь.

Каро достала кошелек и протянула девице деньги:

– Вот тебе на такси.

Девица ударилась в слезы, но деньги взяла и смоталась.

Харпер вышел из ванной:

– Эй, а где эта… как ее звали, черт побери?

– Я отправила ее домой, – ответила Каро.

Наконец турне завершилось. Предстояла еще одна короткая гастрольная поездка внутри страны, а в паузе Тристан и Каро были свободны.

Он увез ее в свой дом – серый викторианский особняк на острове. Она могла бы оставаться здесь до бесконечности, бродя по саду, наслаждаясь тишиной, нарушаемой лишь плеском волн, птичьими криками и журчанием прозрачного ручья. Каро проводила дни, ухаживая за домом, приводя там все в порядок. Она заштопала ветхие скатерти, отчистила до блеска тяжелые серебряные подсвечники.