Текст книги "Каролин и Каро"
Автор книги: Мэри Шелдон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)
Мать сняла очки, отложила текст в сторону. Она была потрясена и дрогнувшим голосом произнесла:
– Ты могла бы стать актрисой.
Эти слова еще звучали в ушах Каролин, когда она, проводив мать, в растерянности постояла у подъезда, потом быстрым шагом направилась в сторону 58-й улицы, где располагался бар “Попугай”.
Плавным движением руки Каро смахнула с полки супермаркета две банки консервированного супа и уронила их в раскрытую заранее плетеную сумку. За четыре месяца, проведенных в коммуне, она приобрела навыки заправской магазинной воровки.
Она занималась этим не без удовольствия, как если бы играла роль молодой домохозяйки, постигающей искусство сводить концы с концами в семейном бюджете. Вот она, изображая» на лице неуверенность, взвешивает на ладони какую-нибудь банку или пакет с овощами, словно сомневаясь в правильности своего выбора, а затем, убедившись в том, что на нее никто не смотрит, отправляет добычу в сумку.
Каро двинулась к кассе, чтобы уплатить за упаковки чечевичной каши и соков, заполнивших ее тележку. Туда же она добавила несколько пачек печенья. Нейл наверняка устроит ей по такому поводу взбучку, скажет, что Каро нельзя доверять покупки, но это было мелкое сахарное печенье, которое любила Зоэ.
На улице ждал потрепанный голубой пикап. Нейл, сидя за рулем, потирала озябшие руки.
– Что так долго? Ты меня совсем заморозила.
– Прости, – сказала Каро. Враждебность Нейл по отношению к ней была в чем-то оправдана. Нейл была влюблена в Дэниэлла, а тот интересовался лишь Каро.
Было бы разумно объясниться начистоту и сказать Нейл, что к Дэниэллу она не испытывает никаких чувств, но Каро этого не делала. В коммуне существовала установка всем делиться друг с другом, а к тому же Нейл была такой стервой, что ее стоило немного наказать. Пусть помучается от ревности.
Они ехали по пересохшей грунтовой дороге. Пыльный хвост тянулся за машиной. Каро мурлыкала себе под нос мотивчик из сериала “Миссия невыполнима”. Все эти месяцы ей приходилось туго без телевизора.
– Может, прекратишь? – злобно буркнула Нейл.
– Прости, – произнесла Каро опять и смолкла.
– Меня это нервирует. Я и так измоталась, готовя место для твоей гостьи.
Каро вспомнилась старая-престарая шутка. Кто эта женщина, с которой я тебя видел вчера? Это не женщина, а моя жена.
– Это не гостья, – сказала Каро. – Это моя мать.
– Пусть мать. Я все равно считаю, что ей не следовало бы приезжать. Наше первое правило – никаких контактов с кем-либо извне.
– Поверь мне, едва она увидит, как мы живем, то сразу же завопит и смоется.
Они были уже в конце пути, и взгляд Каро уперся в их облезлый барак за ржавым проволочным забором.
Поезд с Зоэ прибыл на станцию в четыре с минутами, и с самого утра Каро не находила себе места, готовясь к визиту матери. Она убрала с лужайки древнюю, явно сломанную газонокосилку и одна, без чьей-либо помощи, затащила ее в сарай, привела в порядок общую комнату, а в спальне распихала по ящикам разбросанное по полу нижнее белье своих соседок – Колин и Нейл. Зайдя в туалет, она принялась отскребать засохшее дерьмо.
За этим неприятным занятием ее застал Джой и расхохотался.
– Чего так стараешься? Наводишь красоту ради своей мамочки?
Каро покраснела.
– Вовсе нет. Но туалеты принято хоть иногда мыть.
Он расстегнул ширинку и помочился в раковину.
Каро поглядела на желтые капли, оставшиеся на только что отмытом ею фаянсе. Ей стало тошно. Она решила оставить все как есть.
Ее потянуло на свежий воздух, но, к сожалению, день выдался пасмурным и душным. У нее отчаянно болела голова. Как было бы хорошо, если б Зоэ все-таки не приехала. Ведь Каро отговаривала ее от этой затеи.
– Я твоя мать, и мне надо убедиться, что ты в порядке, – настаивала Зоэ.
– Я в порядке, честное слово.
– Нет, я должна увидеть своими глазами. У тебя там даже нет телефона. Я неделями не слышу твой голос. Ну, пожалуйста. Позволь мне приехать. Только на уикенд, пусть на одну ночь.
Я уеду обратным поездом. – Голос матери был умоляющим.
– Мне надо обсудить это с остальными. У нас здесь особые правила.
Самое главное правило было “не допускать никого извне”, но Дэниэлл разрешил Каро нарушить его, правда, только единожды – в первый и последний раз. Каро втайне желала, чтобы он отказал ей, но выпело по-другому, и вот теперь мать заявится сюда уже меньше чем через час.
Конечно, все кончится плачевно. Зоэ придет в ужас. Она неспособна разгадать нечто большее за неприглядным внешним фасадом и не увидит ничего, кроме убогих строений и заросшей сорняками лужайки. Она никогда не поймет, что удерживает Каро здесь и как ее дочь соглашается жить в таких условиях.
Но Каро была готова схватить мать за плечи, хорошенько встряхнуть и заявить твердо:
– Выслушай меня. Сейчас я абсолютно счастлива. Мне так хорошо, как никогда раньше не было в жизни.
И так было на самом деле. Живя в одном доме со всеми, работая в грязи, общаясь с людьми, для которых деньги и слава не значили ничего, Каро обрела гармонию внутри себя.
Подул холодный ветер, и Каро зашагала быстрее. Головная боль немного отпустила. Она вспомнила, какой была четыре месяца назад – жалкой девчонкой, только что пришедшей в коммуну – неумелой, несчастной, обозленной на весь мир. Потом она как бы посмотрела на себя со стороны, представила, какова она сейчас. Она многому научилась за эти месяцы – выращивать овощи, водить трактор, пользоваться швейной машинкой. Научилась готовить пищу в котле и воровать продукты в магазине.
Хоть одно мать должна будет понять и смириться с фактом – Каро наконец повзрослела.
Зоэ опередила всех, кто выходил из поезда на станции. Каро ожидала увидеть ее, как обычно, в шелковом платье и в туфлях на высоком каблуке, но Зоэ в этот раз натянула голубые джинсы и куртку.
Она раскинула на ходу руки для объятия и крепко расцеловала Каро.
– Кажется, здешняя жизнь тебя вполне устраивает, – сказала она. – Ты никогда не выглядела так хорошо.
Почему-то эта похвала не обрадовала Каро. Зоэ легко запрыгнула в старый облупленный пикап.
– Потрясающе! – воскликнула она, похлопав по приборной доске. – Такой же точно был у моего дядюшки Оливера, когда я была маленькой. Ой, умоляю, пусти меня за руль.
Она управлялась с машиной умело – гораздо увереннее, чем Каро. По дороге Зоэ восторгалась всем, что видит.
– Посмотри только на эти вязы! Какая красота! У вас в коммуне растут такие? Я бы взяла черенки. Мы посадим их у нас. Какая живописная изгородь! Сущий Норманн Рокуэлл!
У Каро возобновилась головная боль от бесконечных восторгов матери. Наконец они добрались до коммуны. Зоэ вылезла из машины, огляделась.
– Вот, значит, где нашла приют моя девочка! – Она окинула взглядом двор и строения, задумчиво покивала головой. – Что ж, теперь мне понятно… – произнесла она неопределенно.
Каро завела ее внутрь. Казалось, ничем Зоэ не удивить – ни дырами в потолке, ни грязными матрацами на полу.
– Какой воздух! Не могу надышаться! – Она ткнула себя в грудь и лучезарно улыбнулась дочери. – Я чувствую, что с каждым вздохом добавляю себе неделю жизни.
В пять часов прозвучал гонг к обеду. Члены коммуны потянулись в столовую и стали рассаживаться за длинным столом, сколоченным из сосновых досок.
– Это моя мать Зоэ Эндрюс, – представила Каро гостью.
Дэниэлл, Франк и Колин приветливо улыбнулись. Нейл, Джой и Марсия ограничились кивком.
Зоэ заглянула в котелок с супом.
– Выглядит аппетитно.
– У нас здесь самообслуживание, – предупредила ее Марсия, – прислуги мы не держим.
Зоэ взяла пустую миску и налила себе до краев.
– Как вкусно! – воскликнула она, проглотив первую ложку. – Я бы хотела узнать рецепт. Кто это готовил?
– Каро, – сообщил Дэниэлл. Зоэ удивленно уставилась на дочь.
– Ты? Милая, вот уж не подумала бы. Ты здесь не только расцвела, но и кое-чему научилась. – Она одарила присутствующих лучезарной улыбкой. – Если бы вы видели ее полгода назад. Она не могла даже заварить себе чашку чая.
Каро бросило в краску.
Суп был съеден, миски убраны.
– На десерт у нас лишь фрукты, – сочла нужным проинформировать Зоэ Нейл, прежде чем Каро заикнулась было о купленном в универсаме печенье. – Мы не употребляем сладкого.
– Меня это вполне устраивает, – откликнулась Зоэ. – Я все пытаюсь ограничить себя…
Молчавший до сих пор Джой решил открыть рот:
– А… а… скажи, Зоэ, ты правда работаешь в Голливуде?
– Да, у меня свое агентство.
– Наверно, это потрясно – общаться со всеми этими горячими штучками? Забавно, да?
Зоэ немного подумала, прежде чем ответить.
– Я бы не употребила слово “забавно” по отношению к своей работе, хотя и скучной ее не назовешь. Вчера, например, я встречалась с жуткими ребятками из Эй-би-си, и вы не поверите, что там произошло…
И тут ее понесло.
Она выкладывала историю за историей про Голливуд, про актеров и актрис, про вконец испорченных “звездных” мальчиков и девочек, с которыми ей приходилось работать. Каро становилось все более неловко за мать – почему она не заткнется?
Но когда она поглядела на своих товарищей по коммуне, то увидела, что все, как ни странно, слушают Зоэ, раскрыв рты. Даже Нейл.
– А с Клинтом Иствудом ты когда-нибудь встречалась?
– А то нет! Разумеется. И не раз. – Зоэ кокетливо пожала плечами. – Дело в том, что между Клинтом и мной было кое-что… правда, это длилось недолго. Я взяла себе за правило не воспринимать актеров серьезно, хотя, надо признать, что у Клинта мозгов как раз в голове достаточно.
– А как Роберт Редфорд? Ты была с ним близка?
– Боже упаси! Нет, конечно. Он из тех мужчин, кому достаточно самого себя и кто никак не может собой налюбоваться. Лучше я вам расскажу про Ричарда Бёртона. Вот это личность! Впрочем, он тоже тот еще фрукт!
Каро резко поднялась с места. Ей было невыносимо слушать дальше треп Зоэ, который публика охотно заглатывала, развесив уши.
Она отправилась в спальню. Вот она какова, реальность – продавленные тюфяки на ржавых койках, вот она настоящая жизнь, а не тот фальшивый, раздутый лживыми байками мир, который люди называют “Голливуд”.
Она немного посидела, несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула, и ей полегчало.
Когда она вернулась в общую комнату, то застала мать, стоящую возле Нейл и укладывающую ей волосы в замысловатую прическу.
– У тебя лицо как раз подходит для этого, – говорила Зоэ девице. – А ты не думала попробовать себя в модельном бизнесе?
– Было такое, – жеманилась Нейл с глуповатой ухмылкой. – Вообще-то я всегда мечтала стать актрисой.
– И правильно… с твоей внешностью у тебя есть все шансы, – говорила Зоэ. – Не вздумай отказываться от мечты. Борись за нее, и тогда ты получишь то, что хотела.
Каро опять покинула комнату – теперь уже она выбежала на воздух. Она присела на выщербленную ступеньку крыльца и разрыдалась. Зоэ нарушила все одним махом. Она заворожила Дэниэлла своими сказами. Нейл сидит у ее ног, как дрессированная собачка. Колин расспрашивает ее о Стиве Маккуине. Это как внезапная эпидемия, которая поразила всех. Все устои рухнули. Моральный дух вмиг улетучился. Их всех соблазнили, лишили рассудка.
Каро поняла, что уже никогда не сможет взглянуть на своих товарищей по коммуне прежними глазами.
Она встала, возвратилась в дом. Она уже твердо знала, что дни ее пребывания в коммуне сочтены. И еще кое-что стало ей ясно. Она уйдет не потому, что ее товарищи в чем-то изменились, временно поддавшись завораживающему голосу сирены. Свои сладкие песни Зоэ пела не для них – она звала за собой только ее одну. Каро, свою дочь.
Она устроила отходную вечеринку с яблочным пирогом собственного производства, хотя уже знала, что никто не станет по ней скучать. Нейл, уже не отходившей от Дэниэлла в этот вечер, не терпелось выпроводить Каро. Все что-то говорили о письмах друг другу, но Каро очень сомневалась, что письма воспоследуют.
Она вошла в вагон с одной своей объемистой плетеной сумкой, с которой так удобно было воровать консервы в универсаме, и всю дорогу до Лос-Анджелеса тупо смотрела в окно. Она твердила себе, что последние четыре месяца были не пустой тратой времени, что она не совершила ошибки, присоединившись к коммуне. Она ошиблась только в определении своих намерений. Опять вышло так, что она сыграла роль – на этот раз девушки, порвавшей с обществом. И вот театральный сезон завершен, и спектакль снят с репертуара.
Мать приехала на вокзал встречать ее на своем белом “Мерседесе”.
– Тебе надо помыться, – первое, что сказала Зоэ.
В сентябре у них состоялся серьезный разговор.
– Я собираюсь в Нью-Йорк, – сказала Каро.
– Зачем? – осторожно поинтересовалась Зоэ. – Там что, образовалась какая-то другая коммуна?
– Нет, – ответила Каро. – Там Бродвей. Зоэ радостно хлопнула в ладоши, потом крепко обняла дочь.
– Что ж, я должна сказать, что думала ты долго, но зато и порадовала меня наконец.
Она мгновенно взялась за дело: закупила для дочери целый гардероб для длительного проживания на Восточном побережье и отвезла Каро в салон Элизабет Арденн, где Роберто сделал ей стильную прическу. Зоэ просмотрела театральные справочники в поисках возможных будущих агентов. В конце концов, уже ничего не оставалось делать, кроме как только заказать билет на самолет.
– В один конец? Или туда и обратно? – поинтересовалась Зоэ.
– Только туда, – ответила Каро. Зоэ была довольна таким ответом.
– Это означает, что у тебя серьезные намерения.
– Вполне.
– Отлично.
В аэропорту Зоэ вручила дочери деньги на первые полгода жизни в Нью-Йорке.
– Давай, девочка, вот теперь уже пни их всех хорошенько.
Они обнялись на прощание.
– Когда получишь первую роль, я прилечу на тебя посмотреть. Но учти, я не трачусь на перелеты ради хористок.
– Вы по делу в Нью-Йорк? – полюбопытствовала соседка в салоне самолета. Ей было около семидесяти. Возраст выдавали ее изуродованные артритом пальцы.
– Вы угадали, – откликнулась Каро. – В Манхэттен. Хочу поступить на сцену.
– Как интересно! А у вас там родственники? – Каро чуть помедлила с ответом.
– Да, – сказала она. – Отец, мачеха и сводный брат.
– Должно быть, они вас ждут не дождутся.
– Нет. Они не знают, что я приеду.
– Значит, это будет для них сюрприз?
– В некотором роде.
Она не сообщила отцу о своем решении и заставила Зоэ пообещать, что та им не расскажет. С одной стороны, она хотела справиться сама, а с другой – когда она в последний раз покидала Нью-Йорк, отец даже не повернул головы в ее сторону и не произнес ни слова на прощание.
Самолет начал снижаться. Окутанный густой облачностью огромный город выглядел зловещим и таинственным.
– Ну, удачи вам, – попрощалась с Каро старушка. – Буду искать вас на Бродвее.
Каро вышла из самолета. В аэропорту было шумно и ослепительно светло. У каждого выхода толпились люди. Они выискивали взглядом среди прибывших пассажиров тех, кого пришли встречать, махали руками, что-то кричали, проталкивались им навстречу.
Почему-то и Каро вдруг показалось, что кто-то окликнет ее по имени, хотя было нелепо предполагать, что отец встретит ее. И все же она задержалась на несколько минут и только потом встала в очередь за багажом.
Остановилась она пока в гостинице. Утром прошлась по Парк-авеню. Постояла у дома, где жили отец, Мэг и Адам. Цветы на подоконниках поменялись. Швейцар тоже был другой. Она не стала заходить, а пересекла улицу и уселась на ближайшую скамейку напротив дома.
Каро знала, что вполне могла бы зайти. Вероятно, ей давно простили то, что случилось тем летом, – ведь минуло уже три года – срок достаточный для прощения даже большей вины. Она знала, что, если поднимется, в квартире ее встретят приветливо. Мэг предложит ей выпить чаю, а затем, несомненно, вызовется помочь в поисках подходящего жилья.
Только сейчас она – ничья дочь, ничей ребенок. Она просто взрослая женщина, начинающая самостоятельную жизнь в одиночестве.
Ей было приятно считать себя таковой.
И все же она не уходила со скамейки и прождала так минут пятнадцать. Каро не увидела ни отца, ни Мэг, но без четверти восемь появился Адам. Он очень вырос, отросли и его волосы. Они вились и были в диком беспорядке. Но походка осталась все та же. И кисти рук, придерживающих школьный ранец, по-прежнему остались маленькими и изящными.
Каро едва не помахала ему. Чуть не устремилась к нему через улицу. Она знала, что он непременно сбросит свой ранец и кинется обнимать ее, так, как обнимались люди при встрече в аэропорту. Она скажет ему, что ее пребывание здесь надо держать в секрете и что только он – единственный, кому она захотела открыться.
Но ничего этого Каро не сделала, а через мгновение школьный автобус заслонил от нее Адама. Когда он отъехал, мальчика на тротуаре уже не было.
Каро встала со скамейки и продолжила свою прогулку по Парк-авеню. Через год она даст знать о себе. Через год она пришлет им всем билеты на бродвейское шоу. А пока ей было достаточно увидеть Адама, поглядеть на его все еще маленькие изящные ручки.
Первыми в списке самых неотложных дел значились поиски подходящей крыши над головой. У Каро не было ни малейшего желания делить комнату с кем-то, с нее довольно было коммуны. Она согласилась бы на любую берлогу, если только эта берлога будет в полном ее распоряжении.
В конце концов она нашла. Одна маленькая комната с окном, выходящим на пожарную лестницу. Кухонька, ванная и туалет совмещались в одном помещении, разделенные ширмами ядовито-зеленого цвета. Обрезок широкой доски, опускаясь, превращал ванну в кухонный стол. Здесь не было даже телефона. Ничего хуже невозможно было себе представить, однако Каро недрогнувшей рукой подписала договор об аренде.
Она перевезла свои чемоданы из отеля и втащила их на четвертый этаж в свою новую квартиру. Это отняло у нее массу времени и сил. Она решила повременить распаковывать вещи, а только достала фото Зоэ и еще Адама и поставила их на подоконнике. Потом принялась исследовать то, что имелось в наличии из обстановки. Кровать – железная, с тощим матрацем – напомнила ей коммуну. Дверца кособокого шкафа открывалась с большим трудом. В его нижнем ящике Каро случайно обнаружила теплые гетры, глядя на которые можно было сказать, что последний здешний жилец был танцовщиком.
Каро вдруг стало зябко и неуютно в комнате. Она вышла на лестницу, сбежала по крутым ступенькам четыре этажа, спустилась в метро и промчалась в вагоне через весь город до “Блумингдейла”.
Универмаг был переполнен и сиял огнями. Она прошлась по этажам, примерила красное вечернее платье от Армани. Оно идеально сидело на ней. Однажды – причем очень скоро – она его непременно купит. Она обещает это себе. А сейчас она – уже в другом отделе – приобрела пару удобных туфель на толстой подошве. Она обратила внимание, что многие женщины ходят здесь именно в таких.
Когда Каро вышла из магазина, уже смеркалось. Она устала, но ей не хотелось пока возвра-щаться в свою комнату. Пройдя полтора квартала по 58-й улице, она обратила внимание на ярко освещенный бар с забавно подмигивающей цветной вывеской “Попугай”. Она решила зайти.
Бармен улыбнулся ей приветливо, когда Каро взобралась на высокий табурет, обтянутый красной кожей. Это был мужчина средних лет, крепкого сложения, с густыми седеющими волосами. Он выглядел сильным и невозмутимым. От него исходила какая-то надежность.
– Привет, – поздоровался он. И голос у него был приятный – низкий, густой.
– А почему “Попугай”? – спросила Каро.
– А почему бы и нет?
– Самый разумный ответ. – Каро тоже улыбнулась. – Пожалуйста, бокал белого вина.
Он налил вино в высокий бокал и, протягивая ей, кивнул на пакет из “Блумингдейла”:
– Я вижу, вы занимались покупками.
– Хотелось немного встряхнуться, прощупать почву под ногами.
– Результат налицо. Отлично выглядите.
– Спасибо.
Каро рассказала ему о том, что она приехала в Нью-Йорк, чтобы стать актрисой.
– Хорошее дело и, по-моему, как раз для вас.
Он не добавил, что надеется увидеть ее когда-нибудь на Бродвее. Покончив с вином, Каро потянулась к сумочке.
– Нет-нет, – остановил ее бармен. – Для вас за счет заведения.
Каро почему-то не удивилась.
– Благодарю вас.
– Меня зовут Майк. Я здесь хозяин.
– А я Каро.
– Что ж, Каро, я надеюсь, вы заглянете к нам опять. Я буду рад услышать от вас, как идут дела.
На мгновение Каро представила себя и Майка вдвоем в ее убогой комнатушке. Она видела массивное обручальное кольцо на его пальце, но знала, что могла бы запросто преодолеть этот рубеж.
– Спасибо, – поблагодарила она.
Каро потребовалось не так много времени, чтобы наладить свой быт. Она просыпалась в шесть, спускалась вниз, в небольшой закусочной за углом выпивала две чашки черного кофе и просматривала объявления в газетах. Она посещала просмотры и прослушивания. Она ждала. Потом до ночи обслуживала столики в итальянском ресторане. Ее жизнь подчинялась строгому расписанию, текла монотонно, но бывали и всплески, и приятные моменты. Удачное прослушивание. Интересный клиент за столиком.
Прошел почти год. Успех не приходил так быстро, как она рассчитывала. Каро заимела агента – одного из тех, кого рекомендовала Зоэ, но он абсолютно ничего не сделал для Каро. Однако она была благодарна за каждую, пусть ничтожную, удачу, которую ей выдало колесо фортуны. Две недели сплошного веселья, когда она танцевала среди других девушек на заднем плане в мюзикле “Оклахома”, и получение карточки члена профсоюза актеров. Но других предложений не последовало, а ее деньги были на исходе.
Дважды за это время она приходила к зданию на Парк-авеню, прохаживалась по тротуару туда-сюда и уходила прочь с чувством собственного достоинства.
– Ты как дурочка, – повторяла Зоэ, созваниваясь с ней раз в неделю, как было договорено между ними. – Одному богу известно, кто из нас больше виновен в распаде нашего брака – я или Бартон, но зачали мы тебя совместно, и ответственность должны нести оба. Ты для него – отрезанный ломоть, а это нечестно. Этот подонок даже не спросил меня, жива ли вообще наша дочь. Та глупая история… в те твои каникулы, давно похоронена. Ты должна увидеться с ним.
– Хорошо, увижусь, – отвечала Каро. – Когда буду готова.
Но проходили месяцы, становилось все трудней и трудней, но она твердо решила, что никогда не предстанет перед отцом неудачницей.
Она снова шла к дому, где жил Бартон, и ждала. Она пошла на сделку с собой – если вдруг она увидит Бартона, или Мэг, или Адама, то сразу поднимется к ним. Но за все это время никто из них так и не показался.
Так совпало, что ресторан, в котором она работала, был неподалеку от того бара “Попугай”. Однажды, закончив работу, Каро решилась заглянуть к Майку, а затем сделалась постоянной посетительницей. Публика там была приличная, а завсегдатаи к ней не приставали, решив, видимо, что она девушка Майка.
Каро это льстило – он был весьма привлекательный мужчина. Когда бы она ни перешагивала через порог – пусть в самый напряженный час наплыва посетителей, – Майк замечал ее издалека, встречал неизменно громким приветствием и широкой улыбкой. У него были великолепные зубы – белые и крепкие. Она взбиралась на круглый стульчик у стойки и рассказывала ему, что произошло за неделю. Он помнил все ее прежние прослушивания, сравнивал результаты и вообще проявлял неподдельный интерес к ее карьере.
О себе Майк говорил мало, но однажды раскрыл свой бумажник и показал ей фото. Это был снимок его внучки – трех недель от роду. Каро удивилась, что о своей жене он ни разу не обмолвился, но не стала задавать вопросов о ней.
Как-то, проходя мимо магазина мужской одежды, она увидела на витрине шарф, который ей очень понравился. Подумав о Майке, она не удержалась и купила его.
– Это тебе, – сказала она на следующий день, придя в “Попугай”.
Майк тут же вскрыл коробку. Он вытащил шарф, развернул, посмотрел и с восторгом взмахнул им над головой, чтобы все посетители бара полюбовались подарком. Потом он вышел из-за стойки и заключил Каро в объятия. Ей показалось, что она попала в лапы большого, доброго медведя.
Каро понимала, что если она хочет Майка, то должна первой подать ему знак. Предчувствие близости ее манило. Он был такой теплый, надежный, а ей так хотелось хоть чуть согреться.
Но, поразмыслив, она решила оставить все, как есть. Можно обняться, поцеловаться, но иметь хорошего друга лучше и надежнее, чем партнера в постели.
Каролин
Каролин и Грэм вошли в темную квартиру, и никто из них не протянул руку к выключателю, словно они заключили пари, кто первым сдастся.
Каролин швырнула свою сумочку куда-то в темноту, потом не выдержала и зажгла свет.
– Ну что ты дуешься, Грэм? Я рада, что мы, наконец, дома. Я так устала.
– По тебе не скажешь. Мне кажется, что ты никогда не устаешь. – Тон Грэма был ледяным. – Тебе трудно спрятать свой темперамент.
– Я стараюсь. – Она попыталась сдержаться, чтобы не начинать ссору.
– Неужели? Как я заметил, ты весь вечер повторяла одно и то же.
– Ну прости меня.
– Ты же могла обидеть их! А это люди, с которыми я встречаюсь каждый день. Это, в конце концов, мои друзья.
– Но мы же не хотим любоваться на них всю нашу жизнь.
– Ты их ненавидишь, я знаю! – Грэм перешел на крик.
Каролин горестно вздохнула.
– При чем тут ненависть? Просто они мне надоели. Мы слишком часто встречаемся.
– Отлично! – сказал он с сарказмом. – Если тебе надоели мои друзья, встречайся с кем хочешь. Ты свободна.
Грэм скрылся в кабинете. Она устремилась вслед за мужем, покрутила дверную ручку. Заперто.
– Грэм!
Ответом ей было молчание.
Каролин так и не смогла уснуть в одиночестве и среди ночи встала и попробовала, открыта ли дверь в кабинет. Конечно, открыта.
Она прилегла на кушетку рядом со спящим мужем, погладила его спину, прижалась. Они стали чужими по духу, но не по плотя.
За каждой ссорой следовало примирение, но интервалы длились все дольше, и когда Грэм спал рядом с ней, демонстративно отвернувшись, она чувствовала себя одинокой и брошенной. Ей хотелось впиться ногтями в его кожу, повернуть к себе и бросить в лицо все упреки, какие накопились, спросить, в чем же она так провинилась, может быть, оправдаться перед ним. Вряд ли это бы помогло, скорее привело бы к новой беспричинной ссоре.
Казалось, наступил период, когда они вообще не могут выносить присутствия друг друга в одной комнате, за одним столом, в одной кровати. Словесные перепалки вспыхивали постоянно. Грэм выискивал в ней все новые недостатки и открыто говорил ей об этом. Ему не нравилось, как она одевается, как ведет себя при гостях, как говорит по телефону с его матерью. Он постоянно делал ей замечания, выискивая любой повод для недовольства.
А Каролин ощущала, что становится такой же враждебной. Она научилась защищаться, крича что-то в ответ и бросаясь в мужа чем попало. Она ненавидела все это.
Иногда, погружаясь в прошлое, она пыталась понять, где началась эта изматывающая гонка. Может быть, с “Босоногих в парке”? Грэм, конечно, не хотел, чтобы она появлялась на сцене, но благородно согласился с ее решением. Может, все началось гораздо раньше?
Каролин не уставая думала об одном и том же: неужели так будет всегда, неужели нет никакого выхода?
Они живут вместе уже почти два года, и не пришло ли время подумать о ребенке? Но когда однажды Каролин шутя заговорила об этом, муж вполне серьезно ответил, что они совсем не готовы к такому повороту.
Она все чаще стала вспоминать слова Зоэ, сказанные перед свадьбой: “Этот парень не для тебя, ты ошибаешься в нем”.
Каролин теперь заглядывала в “Попугай” каждую неделю, обычно по четвергам после полудня. Стакан белого вина у стойки означал для нее праздник по поводу окончания очередной невеселой недели. Майк, обычно в эти часы очень занятой, всегда находил время для разговора с ней и, казалось, ждал ее прихода. Он уже издали махал ей рукой, и их взгляды словно бы смыкались над головами посетителей. Она уже давно отметила чарующую медлительность в его движениях. Любой его жест был не резким, а наоборот, успокаивающим.
– Привет, – поздоровался он.
– Привет, – ответила она и взобралась на высокий стул.
– Как дела?
– Отлично.
Каролин никогда не рассказывала ему о неприятностях, тем более о том, что происходит в ее маленькой семье. Вместо этого она выкладывала ему смешные и не очень истории, частью выдуманные, которые случились – или якобы случились – с ней за прошедшую неделю. Сегодня она рассказала, как ее безуспешно пытался ограбить на улице какой-то хлюпик, причем дважды, не поняв, что он снова наткнулся на ту же женщину. Майк искренне хохотал, откинув назад голову. Каролин нравился его смех – как и все, что он делал.
– Эй, – вдруг спохватился Майк, – сын прислал мне фотографию моей маленькой внучки. Хочешь посмотреть?
– Очень.
Он раскрыл перед ней бумажник с вложенными в него фотографиями. Его руки были большие и сильные. Каролин больше смотрела на его руки, чем на фотографии.
Потом она поняла, что Майк может догадаться, чем вызвана пауза, и кровь бросилась ей в лицо.
– Она просто чудесна, – поспешно сказала она.
– А вот и другой. А тут они вместе. – Его пальцы перебирали фотографии, а она как завороженная следила за этими движениями, не видя детских лиц. Фотографий в кошельке скопилось много, но жены Майка не было ни на одной.
С наступлением лета Каролин стала посещать “Попугай” уже дважды в неделю, затем трижды. Бар был так близко, и в нем ей было так уютно.
Майк никак не отреагировал на ее более частые появления. Он так же встречал ее улыбкой и приветственным жестом из-за стойки. Ее стул по-прежнему ждал ее, всегда оказываясь свободным.
Ничего не изменилось в их отношениях. Она с юмором и по мере возможности с фантазией рассказывала ему, какие с ней случились происшествия, и передавала вкратце содержание книжек, которые прочла. И опять не было сказано ничего, что могло бы дать Грэму повод для ревности.
За день до Рождества у Грэма выдалась целая неделя свободного времени, и поэтому у Каролин имелся только один последний шанс навестить “Попугай” до наступления Нового года. У нее был приготовлен подарок для Майка – голубой шерстяной шарф. Она не стала прилагать к подарку открытку.
– Привет, – сказала она, взбираясь, а вернее, взлетая на высокий табурет у стойки.
– Как дела? Земля еще вертится? – спросил Майк.
– Как положено. И я с ней вместе. – Каролин достала из сумки пакет с подарком. – Это тебе от Сайта-Клауса.
Майк принял подношение со всей подобающей торжественностью. Сначала он внимательно осмотрел обертку, потом тщательно вытер руки полотенцем, а уж затем вскрыл пакет.
– Как ты догадалась? – Он с нежностью погладил шерстяной шарф. – Мне так нравится! Иди ко мне.
Он вышел из-за стойки бара. Каролин незаметно сползла со своего высокого стула. Она впервые увидела его фигуру целиком. Майк сжал ее в своих могучих объятиях. И тут она обнаружила, что дыхание остановилось.
