Текст книги "Государство Печали (ЛП)"

Автор книги: Мелинда Салисбери

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

Веспус сжал плечо сына.

– Расмус поедет с нами, – сказал он.

– Но он – посол Раннона, – сказала Печаль, кучер захлопнул дверцу и сел на свое место. Расмус посмотрел ей в глаза с мольбой.

– Пусть атташе Корриган проведет время с отцом, – сказал Шарон. – Он присоединится к нам в Летнем замке. Поехали, – он постучал по крыше кареты, и Печаль услышала, как хлестнул кнут.

– Шарон, что…?

– Нам нужно поговорить о делах государства, это нельзя делать при риллянине, даже дружелюбном, – Шарона было едва слышно за шумом колес. – Что произошло, пока вы были одни? – он кивнул на листья на платье, и Печаль убрала их, пока отвечала:

– Он сказал, что хотел бы, чтобы доказательств хватало, но и он бы не доверял на нашем месте. И он… – она хотела рассказать, что он спас ее, но решительный вид Шарона заставил ее передумать. Шарону не нужно было знать это. Но все утро было таким запутанным, что, если бы ей кто-то сказал, что черное – это белое, она бы поверила.

– Не знаю, кто этот мальчик, но это не Мэл Вентаксис. Это невозможно. Мэл мертв, так уже восемнадцать лет. Это правда. Мы не должны забывать это.

Она уставилась на него.

– Ты же не думаешь, что это он? – он склонился, глядя ей в глаза.

Она не могла смотреть ему в глаза.

– У него есть метка. Там, на шее. Одежда… Шарон, у них есть одежда. И он как на портретах…

– Ради Граций, – рявкнул Шарон. – Ты просто хочешь, чтобы это был он.

– А что такого? Найти брата, причину, по которой Раннон сломлен, а отец зависим, живым – плохо? – ответ Печали тоже был резким.

– Так вовремя, Печаль? Из всех дней именно сегодня.

– Годовщина падения.

– И утро после того, как я сказал, что ты заменишь отца. После того, как женщина умерла при всех. В день, когда мы проголосовали советом за тебя.

Печаль отклонилась. Вряд ли это было совпадением. Она знала, что не желала, чтобы он ожил именно в этот миг и спас ее от всего, но он так вовремя появился сегодня. Еще пара дней, и он пришел бы в другой Раннон.

– Многие убили бы за власть, которой ты хочешь избежать, – продолжил Шарон. – Люди. Твоя семья. И Веспус точно хочет, чтобы Мэл был канцлером.

Печаль не понимала.

– Какое Веспусу дело, кто канцлер в Ранноне?

Шарон склонился.

– Знаешь, почему Харун изгнал его?

– Нет, – Печаль не знала. Если честно, как только она узнала, что Расмус мог остаться тут, когда его отец уедет, ей был все равно. Она спрашивала у Расмуса, конечно, но и он не знал. Они решили, что это из-за Ламентии, что он поссорился с Харуном из-за этого, как Арран Дэй и Корам Меллвуд, и как те, кого отсылали до этого.

– Он просил у Харуна землю в Ранноне.

– Что? – глаза Печали расширились. Она не понимала. – Зачем ему тут земля?

– Из-за его деревьев альвус. Веспус пытался выращивать их в своем поместье веками, но толку было мало.

Печаль кивнула, она знала это. Расмус говорил ей, что древесина, смола и даже листья были ценными. И они были редкими, потому что их было сложно выращивать. Если бы не способности его отца, связанные с растениями, он вообще не смог бы заставить их расти.

– И он думает, что тут земля лучше? – сказала Печаль.

– Да. На севере Риллы мало солнца, почва не так плодородна… Он просил у Мелисии дать ему земли на юге, где будет проще для него, но она отказалась забирать их у людей, которым они принадлежали.

– Отец тоже отказал ему?

– Наоборот, размышлял над этим, – сказал Шарон, снова удивив Печаль. – Пока Йеденват не напомнил ему о слухе, что Веспус был против соглашения о мире, потому что верил, что Рилла победит в войне. Он подталкивал Мелисию сражаться за победу, надеясь захватить себе Северные болота, где он смог бы устроить ферму.

Рот Печали стал «О» от понимания.

– Думаете, он снова пытается получить ту землю? Что он ради этого даже поведет самозванца к власти? Ради пары миль земли?

– С его марионеткой у власти это будет не парочка миль земли, Печаль. Зачем ему только это? Это будет весь Раннон. Шанс править, как его наполовину сестра. Не забывай, у них разные отцы. Отец Мелисии был королем. Веспуса – мелким лордом. Ей было суждено стать королевой, править страной, а ему… Он получил поместье отца на севере. Думаешь, этого Веспусу хватает?

Печаль покачала головой.

– Но это… после того, что сделал Харун, кто будет возражать, когда старший сын вернется из могилы и восстановит землю, даже если при этом риллянин будет его правой рукой?

– Если это так, но он планировал это… как долго? С тех пор как покинул Раннон, если они говорили правду, что нашли Мэла два года назад.

– Разве это не еще одно странное совпадение? Он уходит и сразу находит потерянного наследника? Понимаешь теперь мой скепсис?

Печаль кивнула. Она должна была понять это раньше. Почему бы наполовину брата королевы Риллы устроило бы место посла в Ранноне? Он рос в роскоши, которую не мог унаследовать, амбиций хватало, чтобы подталкивать сестру продолжать войну, хотя все знали, что она этого не хотела, лишь бы он получил немного земли. Прожил бы он восемь лет в Ранноне за просто так? И он сменил тактику, решил попросить землю у Харуна. И когда это провалилось…

– Нужно написать королеве Мелисии. Она должна знать, что задумывает ее брат, – решительно сказала Печаль.

Шарон с жалостью посмотрел на нее.

– Печаль, тот мальчик жил в ее замке два года. Она нам не написала. Я не верю, что она в этом вместе с Веспусом, – осторожно добавил он, – но мы не должны показать ему свои подозрения, пока не узнаем больше. Так что не говори ничего и атташе Корригану, когда он вернется. Мы не знаем, сколько он уже знает.

Печаль открыла рот, чтобы защитить Расмуса. И замерла. Она даже не задавалась вопросом, почему Веспус радостно оставил единственного ребенка так далеко от дома.

– Расмус сказал бы мне, – сказала она, не желая высказывать это вслух. – Если бы он знал о Мэле. Он бы написал. Потому Веспус оставил его. Потому что он уже это затеял. Нашел мальчика, которого использует, – мурашки побежали по ее рукам от зловещего предчувствия. – Погодите, – Печаль вспомнила слова Мэла. – Он сказал, что не знал до прошлой ночи, что они придут сегодня. Они не планировали этого, но ночью… что-то заставило Веспуса передумать.

Шарон был прав. Линсель могла написать Веспусу об Алиссе. Веспус был в замке Раннона восемь лет, он достаточно знал, чтобы понять, как ответит Шарон. Он решил показать Мэла сегодня, чтобы помешать им.

И он это сделал. Они не вернулись в Истевар смещать Харуна. Вместо этого Харун ехал в Летний дворец, чтобы понять, был ли встреченный Печалью юноша его давно потерянным сыном.

13

Летний дворец

Летний замок называли Жемчужиной Раннона, бывшая королевская семья и их двор перебирались сюда на летние месяцы, наслаждались садами, срывали с деревьев финики и инжир и разламывали руками сразу же. Канцлеры Вентаксиса сохранили эту традицию, приглашали послов, Йеденват и их семьи сюда на неделю или две.

Врата с причудливым узором сияли медью на солнце, их открыли для них, и Печаль с Шароном притихли, пока карета долго подъезжала к главному зданию замка, готовясь к тому, кто их встретит.

Печаль выглянула в окно на замок, трехэтажное здание из гладкого голубого камня, хотя там было больше окон, чем стены, по крайней мере, спереди. Большая лестница вела от дорожки к лазурным дверям, и они всегда поражали Печаль яркостью. Над ними был большой балкон, а еще выше на флагштоке был флаг Вентаксис – теперь Раннона – как на мачте. Черное сердце, окруженное шипами, коронованное огнем. Сегодня он висел без ветра.

Они остановились у лестницы, часть ее покрывала гладкая доска для коляски Шарона, и они сделали дверь поменьше внутри больших. Низкий мужчина с редеющими темными волосами и добрым лицом поспешил по ступеням. Смотритель, Печаль его уже знала пару лет, хотя он, похоже, не сразу узнал ее, а потом вздрогнул и поклонился.

– У нас послание, милорд, мисс Вентаксис, – он вручил свиток бумаги Шарону. – Птица только что прилетела.

Шарон взял свиток и откатился в сторону, Печаль – за ним, игнорируя Йеденват и прочих аристократов на пороге.

Шарон выругался.

– Что там? – спросила Печаль, и он отдал ей свиток.

Печаль посмотрела на слова. Писал распорядитель Харуна, там говорилось, что Харун в том же состоянии, что и когда его утром оставила Печаль. Его никак не доставить в Летний замок к ночи.

Печаль повторила слово Шарона, не замечая его поползшие вверх брови.

– Веспусу это не понравится.

– Веспус тут ничего не поделает.

Печаль читала дальше. На ночь Харун останется в Зимнем замке, и его распорядитель позаботится, чтобы он пришел в себя. Утром его привезут на север.

– Что теперь? – сказала Печаль.

– Нам все еще нужно поговорить с Йеденватом до прибытия риллян, дать им знать, что произошло в гостинице. Но сначала тебе нужно привести себя в порядок.

Печаль посмотрела на себя, обнаружила еще листья, могла лишь представить, что с волосами. Конечно, смотритель опешил при виде нее. Наверное, она пугала.

– Я пришлю Иррис, когда все уляжется, – сказал Шарон, она оставила его, смущенно прошла в фойе.

Летний дворец был красивым, пол был из розового мрамора, а участки стен между большими окнами – светло-голубыми. Даже крыша была отчасти из стекла, чтобы обитатели и их гости ужинали и танцевали под звездами, когда долгими летними днями в Ранноне все еж темнело. Как и в Зимнем дворце, все сохранилось, как было в последний раз, когда тут был Мэл. В отличие от Зимнего замка, тут было чисто.

Она ощутила стыд. Она должна была лучше стараться управлять всем. Не стоило делать отца отговоркой. Она решила стараться, когда вернется, и замерла, рука была на пути к перилам, она вспомнила, что не знала, от чего вернется. И кто вернется с ней.

Что-то изумрудное и едкое поднялось в ее животе от этой мысли.

– Просим прощения, мисс Вентаксис.

Печаль обернулась, рука все еще была вытянута. Она моргнула, глядя на двух девушек, смотревших на нее. Они были на год или два старше нее, темноглазые, их каштановые волосы были заплетены в длинные косы, достающие им до бедер, длинные серые фартуки были поверх черных туник. Старшая из них продолжила:

– Мы можем чем-то помочь?

– Мне нужно освежиться, можете показать, где я могу это сделать? – сказала Печаль, змеиное ощущение в желудке притихло.

– Я покажу ваши покои, мисс Вентаксис, – сказала младшая. – Прошу, сюда.

Они миновали резные толстые двери, попали в широкий коридор, в этой части дворца она никогда еще не была. Пол был плотно накрыт, и Печаль увидела, что ее туфли оставляют оранжевые пятна пыли на бежевом. Она замерла, разулась, игнорируя удивление на лице служанки, а потом сделала шаг, постанывая от неожиданной мягкости под ногами. Зимний дворец был в коврах, но их использовали восемнадцать лет и не меняли. Ковры тут были чистыми, как в день, когда их постелили.

Они шли дальше, миновали двери, что манили Печаль открыть их. Как и в фойе, потолок был стеклянным, открытым закату, что начался над ними, отбрасывая оранжевое сияние на стены.

Наконец, служанка остановилась у дверей, присела в реверансе и открыла их. Печаль прошла внутрь.

Комната была темной, но не душной, и Печаль подозревала, что окна и шторы закрыли недавно. Она представила, как девушки бегали из комнаты в комнату, узнав, что посетители приедут не любоваться, а ночевать. Закрывали шторы и окна, скрывая следы их преступлений.

Преступлений в желании солнца и свежего воздуха.

Печали нравилась мысль маленького мятежа в Летнем замке, как она делала в Зимнем. Ей нравилась мысль, что работники, забытые тут почти весь год, жили с тайными наслаждениями за закрытыми дверями. Мебель была красного, голубого и золотого цвета, открывались окна и шторы. Она надеялась, что девушки могли тут играть и в тайне наслаждаться книгами. Она пообещала мысленно прислать им немного своих игр, когда вернется в Истевар.

Печаль раздвинула занавески и нашла за ними большое окно. Она посмотрела в него, увидела впервые такой сад, как тут. Густые пальмы, трава, широкие восковые листья, и все озаряли последние лучи солнца.

У нее закружилась голова, она отпрянула, резко вдохнув. Вид на сад, даже сквозь стекло, неприятно напомнил ей о том, что случилось в Рилле у реки.

– Вы в порядке, мисс? – спросила девушка, Печаль кивнула, дав занавескам упасть на место.

Она осмотрела остальную часть комнаты. Там были бежевые диваны, и Печаль восхитилась ими – материал выглядел новым и чистым. Никаких дыр, заплат или пятен. Ножки в форме лап льва, столик между ними был с тарелкой с фруктами и графином с испарениями. Печаль прошла дальше, увидела открытые двери – слева виднелась кровать с белым – белым! – мягким покрывалом, и она напоминала Печали облако. Справа была ванная, ножки ванны были с когтями, как и у диванов.

Девушка нервно переминалась на пороге.

– Все устраивает? – сказала она.

– Тут мило, – сказала Печаль. – Мы… где?

– Во дворце? – спросила девушка, Печаль кивнула. – Мы в крыле канцлера, его еще звали Крылом королька, но здесь не было спальни для вас. Это одна из комнат для важных гостей.

– Мило, – повторила Печаль. – Раньше я видела только парадные залы.

– Хотите тур? – робко спросила девушка.

– Может, завтра, – сказала Печаль.

Девушка кивнула.

– Я могу сделать что-то еще.

– Нет. Хотя, назовешь свое имя? – сказала Печаль.

– Шенай, если нужно, мисс. Моя сестра – Шевела.

– Вы всегда тут работали?

– Да, мисс. Наш отец – распорядитель. Мы тут родились.

Повезло им. Вырасти в таких условиях.

– Я бы хотела чистую одежду, – сказала Печаль. – И все, пожалуй. Спасибо.

Шенай присела в реверансе и оставила Печаль одну.

Она обошла комнату, касаясь всего, что ей попадалось: плетеной веревки между шелком дивана и деревом его основания, прохладных голубых стен с их узором штукатурки. В ванной она поднимала баночки без подписей, нюхала их по очереди, не могла назвать большую часть запахов, но понемногу любила все. Мягкие полотенца, прохлада эмали ванны. Она включила холодную, потом горячую воду, поразилась легкости, в Истеваре вода вылетала резко.

Стук в дверь сообщил о прибытии Шенай или Шевелы, и Печаль крикнула входить. Она была удивлена и рада, увидев, что это Иррис с черным платьем.

Девушки обнялись без слов, крепко сжали друг друга.

– Ты в порядке? – спросила Иррис, отодвинувшись и держа подругу в руках, разглядывая ее лицо.

Она отпустила ее, Печаль сжалась, вдруг устав, словно остатки сил она берегла для этого.

– Не знаю. Я не могу думать. Все происходит так быстро. Только я что-то решу, случается что-то еще.

– Ты же не думаешь, что он – Мэл?

Тон Иррис показал Печали, что она, как и Шарон, не верила, что это возможно. Печали хотелось ее уверенность. Как они могли быть так уверенны?

– Он выглядит как на портретах, не поспоришь, у него на шее есть метка, хотя это может быть татуировка, – Печаль сняла старое платье через голову, взяла у Иррис новое, пальцы мяли ткань. – И там была старая одежда, в которой, по словам Веспуса, его нашли. Но как мальчик мог пережить то падение? Я смотрела на реку. Мост высок, а Архиор быстрая. Он не мог плавать. И, как и сказал твой отец, уж слишком совпало появление. Состояние отца. Голосование Йеденвата. Мэл сказал, что он только прошлой ночью узнал, что они придут. Но разве может все так хорошо совпасть? – ее слова были потоком мыслей, соскакивали с губ, и она не знала, можно ли было ее понять.

Но Иррис поняла.

– Это невозможно, – согласилась она.

– Он спас меня, – выпалила Печаль, явно не закончив.

– Кто?

– Мальчик. Мэл. Он спас мне жизнь. Мы прошлись – мне нужно было отойти, а он пошел со мной. Мы были у реки, и я соскользнула. Он мог дать мне упасть. Но спас.

Иррис уставилась на нее, Печаль пожала плечами. Только это не совпадало с планом Веспуса. То, что Мэл заступился за нее дважды. То, как спас. Искренность в его голосе, когда он говорил, что не даст ей упасть. Его любезность. Ему не нужно было вести себя с ней хорошо, так зачем он это делал?

Иррис покачала головой.

– Это ничего не означает. Он должен был спасти тебя. Иначе все подумали бы, что он тебя столкнул. Чтобы избавиться.

– Возможно, – но это ощущалось не так. И это не объясняло, почему он заслонял ее от Веспуса. Если только – ее озарило – это не было его планом вызвать доверие. Они с Веспусом могли задумать эти моменты, чтобы Мэл казался героем. Она же думала, что их слова в Рилле звучали отрепетировано?

Хотелось бы знать точно. Она хотела что-то точное, а не истории и выдумки.

Хотя она запуталась, Печаль перестала мять платье и пригладила его ткань.

– Спасибо за это.

– Пока не благодари. Тебя ждет Йеденват.

Что-то в ее тоне заставило Печаль замереть, пока она натягивала новое платье через голову.

– Куда я приду? – спросила она.

– В хаос, – просто сказала Иррис.

Иррис прижимала ладонь к спине Печали, успокаивая, пока вела ее к месту в наспех открытом зале совета в Летнем замке, а потом Печаль осталась одна.

Она села, и комната взорвалась.

– Это он? – лорд Самад почти стоял, будто хотел забраться на стол и схватить ее. – Это Мэл?

– Конечно, нет, – фыркнул Бейрам Мизил. – Не смеши.

– Если все будут спокойнее… – попыталась Печаль.

– Как ребенок мог пережить то падение? – не слушала ее Тува Маршан. – Люди гибли, пока ныряли за ним. Десять сильных мужчин, умевших плавать.

– Он выжил! – ревел Самад, указывая на Шарона, щеки вице-канцлера потемнели от смущения или гнева.

– Лорды и дамы, прошу… – попыталась вмешаться Печаль, но Самад и Тува спорили дальше, чего не было раньше.

– Если бы Печаль была сыном, вы бы и дальше цеплялись за мечту о вернувшемся к жизни ребенке? Нет! Этим утром все вы, – Тува сделала паузу, указывая пальцем на всех в комнате, – голосовали за Печаль. А теперь? Что заставило вас передумать?

– Как мы можем поддерживать ее теперь? – сказал Каспира. – Нам нужно точно знать, Мэл это или не он.

– Это не Мэл, – кричала Тува. – Мэл мертв.

Печаль сидела и смотрела, как спорит Йеденват. Злые взгляды Шарона кричали ей что-то сделать, но она видела, что не выйдет. Они не послушают. Ни ее, ни друг друга. Не сейчас. Лучше пусть выскажутся, пока не прибыл Харун и рилляне.

И она не знала, во что верила, у нее не было времени подумать об этом. И она молчала, снова думая о том, как Мэл защитил ее. Улыбнулся ей. Она пыталась не смотреть на ссорящихся Самада, Туву, Каспиру и Байрума; скоро они могут быть и не ее проблемой. А его. И весь Раннон будет его.

И снова в ней вспыхнуло что-то едкое и зеленое, заставило сесть прямо, и резкость этого движения утихомирила Йеденват.

Тут распорядитель постучал в дверь, он с ужасом на лице сообщил, что Веспус и юноша прибыли.

– Ведите его сюда, – потребовал лорд Самад.

– Да, я посмотрю на него, – сказала Тува.

Распорядитель отчаянно посмотрел на Шарона.

– Лорд Веспус спросил, можно ли им в их комнаты, раз канцлера тут нет.

– Откуда он знает, что канцлер не здесь? – спросила Печаль.

Распорядитель сглотнул.

– Он спросил… Я не знал, что нельзя говорить.

Шарон глубоко вдохнул.

– Может, всем нам лучше отдохнуть и собраться утром. Когда мы будем держать себя в руках.

Он посмотрел на Туву и Самада, они сидели и хмуро смотрели друг на друга.

Распорядитель ушел, и все повернулись к Шарону.

– Нам нужно быть единым фронтом завтра, – сказал Шарон. – Оставьте в стороне свои мнения и чувства, думайте, что лучше для Раннона.

Печали казалось, что последнее было обращено ей.

Печаль пошла в свои комнаты после встречи, ее тело болело, веки были тяжелыми. Но вторую ночь подряд, забравшись под одеяло, она не могла уснуть. Она пыталась обхитрить себя, считала вдохи и выдохи, рассказывала себе истории. Сон не приходил, и она села, свесила ноги с кровати и взяла халат, оставленный ей.

Она прошла к столу, налила стакан воды и вышла на балкон. Она оставила двери открытыми, впуская ветерок и запах реки в нем. Она вышла на прохладный мрамор и посмотрела на тихий и темный сад. Над ней сияли тысячи звезд, и ее окутало нечто, похожее на спокойствие, несмотря ни на что. Ночной воздух очистил ее, прогнал тревоги и страхи, и мир был таким неподвижным, словно она была одна в нем. Ей это нравилось.

Она больше не переживала о себе и Расмусе, не злилась на отца. Не терялась, сочувствуя людям. Не думала о Мэле. Опять эта опасная мысль: «Плохо ли, если он окажется настоящим Мэлом?».

Она вернулась в комнату, опустила стакан, подвязала халат поясом. Она вдруг не могла найти покой, была полна сил, словно луна зарядила ее. Она посмотрела на двойные двери, задумалась, мог ли кто-то быть за ними. Она не мешкала, открыла их, и коридор оказался пустым, кроме двух стражей в конце. Она прошла к ним, подняла палец к губам. А потом ноги понесли ее из ее крыла, ладонь тихо закрыла дверь за ней, и она призраком бродила по залам Летнего замка.

14

Уйти на рассвете

Она открывала все двери, заходила во все комнаты. Она не задержалась в старых покоях родителей, едва взглянула на портреты на стеках. Она закрыла дверь в старую комнату Мэла, как только поняла, чья она, ей хватило его днем.

При виде стража она каждый раз просила тишины жестом, и ей кланялись или кивали, а порой делали вид, что не видели ее. Печаль никого не встретила по пути. В Летнем дворце было мало работников, те, кто тут был, уже спали. Замок принадлежал ей.

Благодаря стеклянным потолкам и яркой луне ей не нужна была лампа, все было видно, когда она открывала двери в комнаты. Она нашла зал для завтраков. За ним была терраса, и то, что она приняла за окна, было стеклянными дверями, все было открыто так, чтобы за завтраком наслаждаться садом. Дальше были комнаты меньше, кресла в полоску, столики для игры под пыльными покрывалами, старая арфа, струны которой тихо вскрикнули, когда она их задела. Комната джентльменов со столом с шарами в центре, маленьким баром в углу, где оказались бутылки, когда она открыла, под ними были липкие следы.

За фойе она нашла просторный бальный зал, пять люстр свисало с потолка, факелы на стенах могли сделать его ярким или темным, если нужно. В углах были спиральные лестницы, они вели на балкон с местами для зрителей, откуда можно было смотреть на танцы внизу или скрываться для других целей. Желудок Печали сжался, она быстро покинула бальный зал, отправившись в часть замка, которую знала. Под крылом ласточки была галерея, комната для рисования и библиотека.

Ноги привели ее в комнату рисования, ручка была холодной, когда она открывала дверь. Комнату ярко озаряла полная луна, и, словно так было задумано, луч света падал на мольберт с последним портретом Мэла, каким он был бы в двадцать один.

Печаль пересекла комнату в три шага, сорвала покрывало, охнула от картины. Он был нарисован стоящим, в черном, как всегда, с большой вазой белых лилий на фоне. Это был он. Этого юношу привел на мост Веспус. Он мог быть моделью для рисунка, сходство было сильным.

Даже в мелочах, которые она не замечала раньше. Одна сторона губ изгибалась чуть больше другой, получалась слабая, но постоянная ухмылка. Его нос был не совсем прямым, чуть смещался влево. Юноша был таким. У него не было симметрии риллян, и это делало его другим на первый взгляд. Они были идеальными, Мэл – нет. Она думала, что он идеален, но нет. Не совсем.

В углу была подпись, темная краска на темном фоне, и она пыталась разобрать ее. Кр… нет, Гр…

Шаги отвлекли ее, она ощутила себя виновато, попыталась прикрыть картину. Удалось наполовину, и хозяин картины замер на пороге.

Расмус смотрел на нее.

– Я ходил к тебе в комнату, – сказал он странным тоном. – Я искал тебя.

Печаль хотела пойти к нему, броситься в его объятия, он был ей нужен. Но она замерла, обеспокоившись из-за пустого выражения его лица. Веспус сказал что-то, когда она уехала? Он узнал что-то о Мэле?

– Что такое? – спросила она, взяв себя в руки.

– В моей комнате есть балкон, – сухо и медленно продолжил Расмус. – В Зимнем дворце я бы не открыл двери, но тут ощущалось иначе. Словно их нужно открыть. Рядом с моей – комната Бейрама Мизила, и он тоже так подумал, потому что открыл окна после встречи с тобой и Йеденватом. Ему с Тувой Маршан было что обсудить, – он замолчал и посмотрел в глаза Печали. – Когда ты собиралась сказать мне, что сместишь отца?

Печаль замерла, словно пол под ней пропал.

– Я собиралась сказать тебе, – начала она. – Я хотела сказать…

– Не надо, – рявкнул он, и Печаль притихла.

Теперь на его щеках была краска, румянец был светлым. Его челюсть была напряжена, он сжимал зубы за стиснутыми губами. Он дышал слишком медленно. Он не злился, он был в ярости. И едва держался.

– Когда? – процедил он.

– Как только я подпишу бумаги, – прошептала Печаль.

– Нет. Когда это было решено? Потому что я помню тебя прошлой ночью. Я провел почти всю ее с тобой. Значит, после? Иначе ты сказала бы мне, да? Ты бы не пришла в мою комнату, в мою постель, не сказав, да?

Печаль опустила голову и заговорила тихо и монотонно:

– Прошлой ночью Шарон сказал мне, что это произойдет. Но до утра перед мостом это не было официальным. Йеденват вызвал меня на рассвете и проголосовал.

– И когда мы… это уже было в действии? Когда ты пришла ко мне, это уже было решено. И ты молчала, – его сиреневые глаза были холодными, смотрели на нее. – И что было прошлой ночью? Подарок на память?

Стыд и вина обжигали ее вены.

– Рас, – начала она тихо. – Ты прав. Я все испортила, стоило рассказать тебе. Поверь, я не хочу этого. Ты знаешь. Но у меня нет выбора.

– Да? Потому что, если этот юноша – твой брат, у тебя есть выбор.

– Наши отношения незаконны.

– Раньше это нам не мешало. Не должно остановить и теперь.

– Расмус…

– Хватит звать меня по имени. Я молил тебя поговорить со мной неделями. Я знал – знал – что что-то грядет, и я все время пытался понять, как найти способ для этого. Пытался найти способ не потерять тебя. Я думал, ты ощущаешь то же самое. Я думал… – он не закончил, отвернулся и пошел прочь.

– Расмус, стой, – позвал Печаль, страх сделал ее голос высоким. Все не могло так закончиться. Она не могла полностью потерять его. Он был ей нужен.

Он шел, и шок пригвоздил ее к месту. Он бросал ее. А потом он остановился и повернулся к ней.

– Что?

– Я не хочу… – она не знала, как закончить. – Ты мой лучший друг, – взмолилась она.

– Так всегда. Печаль. Этим я и был. Ты не считала меня чем-то большим. А я глупо подумал, что однажды стану. Надеялся.

Печаль не могла дышать. Она смотрела на его несчастное лицо, поняла, что совершила ошибку – много ошибок. Она говорила себе, что лучше не говорить об этом, а привело все к этому. Каждый раз, когда она обещала себе, что они поговорят, она заставляла его верить, что им есть о чем говорить. Но этого не было. Не могло быть. И если она потеряет его сейчас, виновата будет сама.

– Мы знали, что это не навсегда, – только и смогла прошептать она.

Он открыл рот, закрыл его, тряхнул головой. А потом заговорил пустым тоном:

– Я не просил вечности. Я не просил тебя быть моей невестой или истинной любовью. Я просил сейчас. Я хотел шанс посмотреть, есть ли у нас что-то больше, чем проникание в комнаты друг к другу, уходя на рассвете. Шанс. Но у меня его не было, да?

Он ждал ответа. Но Печаль не могла. Его слова били по ее голове, потеряли смысл, и они могли лишь смотреть друг на друга.

Молчание затянулось так, что стало стеной между ними, и он повернулся и ушел, медленно, размеренно и тихо. Она услышала тихий щелчок двери, он закрыл, а не хлопнул ею за собой.

Печаль не знала, как долго стояла там, безумно искала решение, мост через пропасть, что разверзлась между ними. Они ссорились раньше, конечно, они ведь знали друг друга десять лет, но никогда это не ощущалась как в последний раз.

Дверь открылась снова, ее сердце дрогнуло, но забилось при виде Шарона, его колеса тихо катились по полу, он был одет, несмотря на время. Давно он был там?

– Я просто… – начала Печаль и замолчала, когда он посмотрел за нее на наполовину прикрытый портрет Мэла.

Шарон без слов проехал в комнату, склонил голову набок и смотрел на картину.

– Жутко, – сказал он, – как мальчик похож на это.

Печаль смогла лишь кивнуть.

– Что ты наделала? – Шарон перевел взгляд с картины на Печаль. – Я тебя слышал. Вас обоих слышал.

Кровь Печали похолодела.

– Шарон…

– Ты врала мне. В лицо, – слова были ледяными, острыми, как ножи. – Как можно быть такой глупой?

– Мы не думали ничего такого…

– Как давно это продолжалось?

Печаль ответила не сразу.

– Восемнадцать месяцев, – сказала она.

– И ты была с ним в постели, Печаль? Ради Граций, тебе семнадцать.

– Значит, я уже могу быть заменой канцлера, но не заниматься сексом? – гнев Печали вспыхнул, и она повернулась к вице-канцлеру. – Но, конечно, Йеденват будет править, пока мне не исполнится двадцать один. Мне достаточно лет, чтобы быть вашей марионеткой, но не любить.

Бронзовая кожа Шарона посерела, Печаль ощутила раскаяние.

– Я не хотела, – тут же сказала она. – Беру свои слова обратно. Простите.

Шарон не отвечал, и Печаль опустилась на колени и заглянула ему в глаза.

– Простите, – еще раз сказала она.

Он обхватил ее ладонь.

– Печаль… – он покачал головой. – Это измена, – тихо сказал он. – Не ваша… симпатия. Но то, что вы сделали, измена в глазах стран. Смертный приговор в Рилле. Пожизненное заточение здесь, как минимум, – он сделал паузу. – Ты понимаешь, в каком я положении из-за тебя?

Печаль опустила голову.

– Я – вице-канцлер Раннона. Моя работа – придерживаться всех наших законов, вести Йеденват и советовать канцлеру. Моя работа – быть бесстрастным, действовать на благо Раннона. Превыше всего. Превыше всех.

Кости в ее ногах стали водой, она сидела на коленях, ладонь выскользнула из хватки Шарона.

– Но все кончено. Мы поклялись, что покончим с этим, когда я стану канцлером, – она слышала, что ее голос становился все пронзительнее. – Прошу, не наказывайте его. Я уже его сильно ранила. Нет вреда. Никто не знает. И не узнает. Шарон, все кончено. Вы сами слышали. Он и близко ко мне не подойдет, – слова терзали грудь ножом, грозили пролиться свежие слезы. Глаза Печали были большими, молили, пока она смотрела в глаза вице-канцлера.

– Я любил тебя как дочь, – сказал Шарон. – Себе во вред, похоже. Я не буду вас арестовывать. Обоих. Если страна узнает, что дочь канцлера была с племянником королевы Риллы, это будет последней каплей. – Он замолчал. – Расмус уйдет. Немедленно. В Риллу, и вы не будете больше ни говорить, ни писать друг другу.

Он прижал ладонь к ее щеке.

– Я должен был заметить, – сказал он. – Иррис знает?

– Нет, – она соврала мгновенно. – Нет. Она была бы в ярости. Она бы вам сказала.

– Это уже что-то. И я не думаю, что ей нужно говорить. Никому не нужно. Это останется между нами. Я отошлю его, и все будет закончено. После этой ночи мы больше не будем говорить об этом, и мы будем вести себя, будто этого не произошло. Отдохни, – Шарон убрал руку от ее лица, опустил на колесо и резко развернулся. – Завтра будет долгий и тяжелый день, ты должна быть готова к нему.