Текст книги "Государство Печали (ЛП)"

Автор книги: Мелинда Салисбери

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

– Что ты хотел, чтобы он сказал?

– Просто… что ты не должна больше делать это одна. Ты не должна быть в ответе за все это, – он сглотнул. – Знаю, для тебя Линсель – предательница, но для меня она была связью с сестрой, с отцом, и все присланные ею птицы были подарком. Это она рассказала мне о вас. И о бабушке, – Печаль вздрогнула от упоминания любимой бабушки. – Она рассказала, как первая леди-вдова смягчала резкость правления нашего отца. А после ее смерти это место заняла ты. Хотел бы я знать ее.

Печаль посмотрела ему в глаза. У него они были такими же карими, как у нее. Как у их отца.

«У всех в Ранноне темные глаза. И что?» – Печаль тряхнула головой и сосредоточилась.

Мэл повернулся к Харуну, следящему за ними.

– Он обещал, больше никакой Ламентии. Он послал птицу в Истевар при мне с приказом убрать его комнаты и уничтожить все следы наркотика. Он хочет начать заново. Он знает, будет сложно, как и порвать с зависимостью, но он хочет попробовать. Ради нас.

– Ради тебя.

– Печаль, – глаза Мэла были печальными. – Ему стыдно за то, как он обошелся с тобой.

– Стыдно? – она не смогла скрыть недоверие в голосе. – Ты думаешь, ему стыдно?

– Потому он не может смотреть на тебя или говорить с тобой. Он мне так сказал. Он смущен от того, как сильно подвел тебя.

Печаль моргнула.

– Так он объяснил свое поведение?

Мэл кивнул.

– Он знает, что был не таким отцом, как ты заслужила, и ему больно из-за того, что он так подвел тебя, заставил юную дочь ухаживать за ним. Он рассказывал мне, как ты приходила к нему, убирала после одного из его… случаев, заботилась о нем. И как он плакал, когда ты уходила, из-за того, что делал с тобой. Но он обещал, что извинится, и мы будем настоящей семьей.

Печаль сглотнула.

– Он сочинил историю, и ты поверил, что все правда, – с горечью сказала она. – Но я семнадцать – нет, восемнадцать – лет видела обратное. У тебя этого опыта нет, – добавила она, удивив себя.

Боль мелькнула на лице Мэла.

– Я не жду, что ты сразу простишь его, – сказал он скованно. – И не жду, что ты поверишь или полюбишь меня, я даже расстроился бы в таком случае. Но все теперь будет иначе. Вот увидишь, – он взял ее за руку, она не успела остановить его, он поцеловал ее ладонь. – Как я и сказал, мы будем семьей. Я хочу узнать лучше вас обоих.

Он поклонился и начал отходить.

– О, и, Печаль? Всего наилучшего.

Он развернулся и пошел к остальным, и те радостно завопили.

Харун снова обнял его, она изучала их лица. Борода Харуна мешала, но между нами не было особого сходства: где нос Харуна был крючковатым, у Мэла он был чуть скошен, где скулы Мэла были острыми и высокими, у Харуна они были плоскими даже на худом лице. Конечно, дело могло быть в разнице в возрасте.

«Или нет…».

Печали надоело смотреть и размышлять. Она поманила Шенай, взяла бокал вина и осушила глотком. Она вытерла рот рукавом, с силой опустила бокал. Кивнув остолбеневшей служанке, она ушла, миновав группу, что села за столом, словно в их личной гостинице.

Адреналин бурлил в ней, она ускорилась, бежала по замку, пугая стражей у дверей, которые едва успевали открывать их для нее. В своей комнате она отпустила Шевелу, что ждала ее, и рухнула на кровать. Печаль схватила подушку и закричала, прижимая ее к лицу. Она вопила снова и снова без слов, пока не запылали горло и легкие. Она бросила подушку, снова схватила ее и била. Это был Бальтазар, Самад, Каспира, Линсель. Это был Веспус, Харун и Мэл. Это был даже Расмус, бросивший ее, хоть он и был вынужден.

Когда подушка вдруг взорвалась, высыпав перья в воздух, Печаль замерла. Она рухнула на спину, и смотрела, как белые перья падают вокруг нее, на нее. Она помнила, как Расмус рассказывал ей о погоде в северных горах Риллы, как его народ прикреплял доски к ногам и катался по ледяным склонам ради веселья. Она закрыла глаза, перья были для нее снегом.

Она проснулась от крика.

Она тут же села, перья разлетелись, и она вскочила на ноги, когда дверь распахнулась. Она приготовилась к атаке, но расслабилась немного при виде Иррис.

Ее подруга замерла при виде перьев, кружащих по комнате.

– Что такое? – выдохнула Печаль.

– Твой отец, – Иррис смотрела на нее, глаза были большими и испуганными. – Твой отец, Печаль. Он мертв.

17

Не постоянство, а перемены

Харуна нашел на полу спальни его паж. На тумбочке была горка Ламентии, а рядом – использованная трубочка из карты. Причина была очевидна.

Когда Печаль пришла, все еще одетая в платье с прошлого дня, его перенесли на кровать, придав более важный вид. Его глаза были закрыты, руки лежали на впавшей груди. Шторы были сдвинуты, лампы горели на стене, тусклый свет зловеще напоминал его комнату в Зимнем дворце. Печаль подошла к кровати.

Отец тоже был в одежде с вечера, цвета на его восковой коже были жуткими, туника была в темных пятнах. Хотя кто-то додумался вытереть его лицо, она видела темную крошку крови у ноздри, а еще что-то белое и засохшее, идущее дорожкой от глаза. Она отвернулась, вспомнив Алиссу.

Она была в комнате пару секунд, и другие начали приходить как она, вбегая и замирая на пороге, словно их останавливала невидимая дверь, пока они не находили взглядом труп. Потом они входили по одному, занимали место вокруг кровати. Самад, Каспира, Бейрам, Бальтазар: пришел весь Йеденват. Они расступились для кресла Шарона, когда он прибыл, никто не говорил, они склоняли головы, сцепив ладони. То, что никто не плакал, многое говорило Печали. То, что никто не ждал ее слез, говорило о том же.

Она смотрела на него, ожидала хоть какие-то чувства. Не горе, это уж слишком. Но печаль или хоть жалость? Гнев?

Был след сожаления. Не за него, за то, каким он мог быть. Благодаря Шарону и бабушке, она была с родителями. Даже любима. Но Харун сдался восемнадцать лет назад. Он мог любить ее. Он мог жить ради нее, сделать жизнь для нее лучше. Но не стал. Так что она ощущала облегчение. Она больше не будет гадать, когда наступит этот день. Она не будет вздрагивать от стука в дверь, готовясь к новостям о нем.

«Как черство, – подумала она. – Умер оставшийся родитель, а тебе просто жаль».

«Он был ужасным родителем, если честно, – прошептал в ответ голос Расмуса. – И если вас поменять местами, он бы танцевал».

Пришел Мэл. Его волосы были растрепаны, словно он сотню раз запускал в них пальцы. Его глаза были большими, а, когда нашли Харуна, он издал крик боли, что пронзил Печаль. Йеденват отошел, пропуская его, и Печаль видела, что Веспус, оставшийся на пороге, бледнее обычного.

– Но он обещал, – голос Мэла дрожал. – Обещал остановиться.

Он посмотрел на Печаль, словно просил подтверждения.

Здесь было горе, которого не хватало. В юноше, не знавшем мертвеца.

Она не успела остановить его, Мэл схватил Печаль и тихо заплакал в ее плечо. Она ощущала, как его слезы пропитывают ее тунику, всхлипы сотрясали его тело. Она неловко похлопывала его, смущенная его всплеском, словно она вмешалась в горе незнакомца.

Таким он и был. Во что бы ни верил Харун, юноша все еще был для нее чужим.

Она встретилась взглядом с Шароном поверх его плеча, удивилась, как сухо он смотрел на Харуна. Его взгляд смягчился при виде нее, он вскинул брови, словно спрашивал, нужна ли помощь. Она тряхнула головой, слабо сжимая юношу руками.

Решив, что это слишком, Бейрам поклонился Печали и ушел. За ним последовал остальной Йеденват, бормоча по пути соболезнования. Наконец, остались только Шарон и Веспус, Мэл отпустил ее, и Печаль глубоко вдохнула, втягивая воздух, словно изголодалась по нему.

– Прости, – тут же сказал Мэл, как ребенок.

– Мне тоже жаль, что вы потеряли его, – сказал Веспус, не дав Печали ответить. – Жаль вас обоих.

– Не понимаю, – голос Мэла был надорванным. – Он сказал, что больше не будет. Он приказал убрать в Истеваре все следы из замка. Он подписал бумаги, что принимать его – или даже носить – против закона. Я это видел! Я видел его подпись и печать там.

Мэл провел руками по волосам. Шарон посмотрел на Печаль, но она не поняла взгляд. Чтобы прикрыть смущение, она выдвинула стул и села рядом с кроватью.

– В этом природа зависимости, – тихо сказал Веспус, звуча, как его сын, и Печаль поежилась. – Она делает лжецом. Уверен, что тогда Харун верил, что может перестать принять ее. А тут…

Они замолчали, глядя на мертвого канцлера.

– Знаю, это ужасный шок, – сказал Шарон добрым, но твердым голосом. Он повернулся к Печали. – Но, боюсь, нам нужно принять решения.

– Решения? – спросил ошеломленно Мэл. – О, наверное… похороны.

Шарон кашлянул.

– Ну, да. Но, хоть тема неприятна, у нас нет теперь канцлера. Приоритетом должна быть наша безопасность, пока мы будем организовывать выборы.

– Это не может подождать… – начал Мэл, но Веспус перебил его.

– Выборы? И чье имя будет в бюллетенях?

– Это даже очевидно. Печали, конечно.

– Печаль? – рявкнул Веспус, окинув ее взглядом. – Мэл – наследник. Харун узнал сына. Вы были там. Мы все его слышали.

– Ты говорил, что место канцлера тебя не интересует, – сказала Печаль Мэлу, смотревшему на них со страхом. – В Рилле. Ты сказал, что хочешь узнать семью.

– Так было тогда, – холодно сказал Веспус. – Потом все изменилось.

– Теперь ты хочешь править? – Печаль все еще смотрела на Мэла. Ее грудь сдавило, пульс колотился, словно она пробежала большое расстояние. – Да?

Мэл открыл рот, словно хотел заговорить, но Веспус поднял руку, остановив его, и продолжил:

– Еще ничто не решено. Никто не знал, что Харун умрет. Но нельзя отрицать его слова – там был весь Йеденват – так что наследник – Мэл, и если он хочет, он будет на выборах.

– Нет сомнений, во что верил Харун, – сказал Шарон, две красные точки появились на бледных щеках Веспуса. – Но кем бы он был или ни был, мальчик ничего не знает о правлении. Он не знает тонкостей, не связан с Йеденватом и смотрителями, и люди о нем ничего не знают.

– Что им нужно знать? Он – старший ребенок последнего канцера.

– Это не Рилла, лорд Веспус. У нас демократия.

– Демократия? Когда только одно имя в…

Грудь Печали сдавил обруч, что обжигал ее, и она сорвалась:

– Хватит спорить над еще не остывшим трупом моего отца. Мы можем подождать день. У нас есть, чем заняться.

– Она права, – Мэл встал за ней и опустил ладонь на ее плечо. Печаль подавила желание стряхнуть его руку. – Это ведь может подождать?

– Может, – сказала Печаль, не глядя на него. – У нас много дел. Нужно оповестить смотрителей, сенаторы сообщат своим районам. Сегодня будет день траура, – она поняла, что он и без того был, годовщина смерти Серены. – Полного траура. Школы и не важные заведения закрыть и оставить такими до завтра. Черные повязки на руки. Их нужно заказать у всех портных.

Она пошатнулась от списка приказов, которые нужно было отдать четыре месяца назад, когда умерла бабушка. Тогда Шарон учил ее, заставлял сквозь горе встать и делать то, что нужно. Он гордился ею, хоть не говорил вслух, но она видела у него тот же взгляд сейчас, когда она взяла все в свои руки.

Веспус не был рад.

Печали было все равно, и она продолжила:

– Дьякона Северных болот нужно позвать, чтобы он благословил моего отца и направил к Грации Смерти и Перерождения, а потом ему можно переместить, пусть Бейрам Мизил этим займется. Тело будет лежать в храме здесь. Думаю, так лучше, туда ведь мою мать унесли? – она посмотрела на Шарона, и он кивнул. – Тогда будет верно положить и его здесь. А потом мы заберем его в Истевар в склеп семьи.

– И как ты объяснишь им причину смерти? – спросил Веспус тихо и опасно.

Печаль замешкалась.

– Я… Мы скажем, что не выдержало сердце, – сказала она через миг. – Что события двух дней он просто не выдержал.

– Обвинишь в этом Мэла? – сказал Веспус.

– Конечно, нет, – рявкнул Шарон, опередив Печаль с ответом. – Удивлен, что Линсель не сказала, что было объявлено, что Харун не участвует в публичной жизни из-за слабого сердца – результат горя от потери жены и сына, и состояние ухудшилось с недавней смертью его матери. В семье Вентаксис были проблемы с сердцем по мужской линии, – он посмотрел на Мэла. – Это убило Робена, если помните. Предложение Печали вписывается в это идеально, и мы сохраним лицо семьи, не вызвав у людей больше подозрений и страха, чем нужно.

Глаза Веспуса потемнели, но он молчал.

Шарон посмотрел на Печаль.

– Простите, что прошу этого, но, если вы готовы, мисс Вентаксис, нужно подписать бумаги для выделения денег на похороны. Из всех в семье Вентаксис только у вас есть право на это, – добавил он, Веспус зло посмотрел на него, а Мэл – удивленно, и он выглядел так, словно хочет заговорить. Шарон опередил его. – Мисс Вентаксис? Бумаги? – сказал он. – Нам нужно отправить их в Истевар.

Вдруг Печаль поняла смысл взглядов Шарона.

«Бумаги», – Мэл сказал, что Харун подписывал и ставил печать насчет Ламентии, но не сказал, были ли они отправлены. Были ли другие бумаги подписаны без их ведома, где заявлялось, что Мэл – его сын и наследник? Если да, были ли они еще здесь? Это Шарон пытался ей сказать?

– Я бы хотела побыть минуту наедине с отцом, – сказала она.

Облегчение на лице Шарона было заметным. Она угадала.

– Да. Конечно. Я подожду снаружи. Господа, – он указал Веспусу и Мэлу выходить перед ним.

Она услышала, как дверь закрылась, поднялась со стула и раздвинула шторы, заполняя комнату светом. Печаль проверила сперва его чемоданы, игнорируя мысли, как гадко обыскивать комнату отца, когда его тело лежит за ней. Там ничего не было, и она принялась рыться в ящиках, некоторые вещи в них были такими старыми, что рассыпались от ее прикосновений. Она выдвинула нижние ящики двух тумбочек, проверила под ними. Она осмотрела шкаф, заглянула сверху, ощупала под ним, если что-то было приклеено ко дну.

Она заползла на животе под кровать, обыскала углы, а потом, хоть ей было противно, сунула руки под матрас и проверила кровать, стараясь не замечать мертвый вес отца над собой.

Ничего. Если он и подписал бумаги о Мэле. то уже отправил в Истевар.

Печаль встала и посмотрела на отца. Она знала правила горя, знала, что должна плакать. Он бы потребовал, если бы мог. Сунул бы трубку ей в руку и настоял бы страдать по нему. Она вспомнила прошлую ночь, последним, что он сказал ей, было: «Теперь тут Мэл». Она желала ему смерти. Она не была серьезна. Не совсем. Но теперь это сбылось. Во второй раз ее желания стали жуткой правдой.

Печаль быстро оглядела комнату и позволила занавескам упасть на место.

Шарон, Веспус и Мэл были в коридоре, и все повернулись в ней, когда она вышла из комнаты Харуна.

– Вы в порядке? – спросил Шарон.

– Да, – она взглянула на отца в последний раз, замерев на пороге. Он уже, казалось, высыхал, в комнате уже пахло гнилью, он не замечала это, пока не открыла дверь, впустив в комнату свежий воздух. – Думаю, придется вскоре переместить его. Там становится жарко.

Шарон сжал губы и кивнул.

– В подвале есть холодные комнаты. Мы перенесем его туда.

– Могу я тоже увидеть его? – сказал Мэл с болью в голосе. – Я хочу попрощаться, – Печаль кивнула, и он прошел мимо нее и закрылся с телом Харуна. Печаль поймала взгляд Веспуса.

И сжалась.

Жестокость была в его сиреневых глазах и изгибе губ, что не вязалось с ситуацией.

– Мои соболезнования, – сказал он, нужные слова, но не тот тон. – Потерять родителей с разницей в восемнадцать лет в один день. Какая трагедия.

Он склонил голову, резко поднял взгляд, будто что-то вспомнил. Это было так наигранно, что Печаль знала, что он делал это намеренно, и что за этим последует:

– Если меня не подводит память, у вас сегодня день рождения. Ужасно. Какие шансы? У вас теперь хоть есть брат.

Печаль не стала его дослушивать.

– Да, – сказала она и прошла мимо него, ее ноги дрожали, несмотря на легкость тона. – Так что пожалеете Мэла. У него есть только я, – она едва слышала шипение колес Шарона за собой, ее сердце колотилось громче.

Она знала, что Веспус смотрит на нее, и была рада, когда завернула за угол, уйдя с его поля зрения. Она пошла по дворцу, пока не попала в комнату.

Шарон закрыл за собой дверь, и Печаль принялась расхаживать.

– Я не смогла найти бумаги, но думаю, что вместе с указом о Ламентии он подписал и заявление, что узнал в Мэле сына. И тогда Мэл – очевидный кандидат на место канцлера. И это на руку Веспусу.

Шарон согласно кивнул.

– Думаете… они могли убить моего отца? Раз бумаги подписаны, он не был им нужен…

Шарон задумался, а ответил осторожным тоном:

– Не знаю. И мы не сможем доказать, учитывая, как твой отец умер. Мне не нравится, что мальчик был в когтях Веспуса два года, и теперь он возник, когда мы хотели сместить Харуна. Мне не нравится, что Харун умер через часы после объявления Мэла своим сыном. Это все слишком странно для совпадения. Но твой отец был зависимым. Мы не сможем доказать, что он не убивал себя случайно. Мы даже не знаем, откуда у него Ламентия.

Печаль замерла, выдвинула стул и села, чтобы видеть его глаза.

– И… что делать? Когда Мэл сказал, что будет на выборах… Самад и Каспира точно поддержат его, а не меня. И Бальтазар. Если Бейрам, Тува и Иррис будут за меня, будет ничья, и вам придется решать, кто будет в бюллетени.

Шарон сделал паузу.

– Нет. Вы оба там будете.

Кожу на руках Печали покалывало.

– Никогда еще не было больше одного имени.

– Никогда не было двух кандидатов, готовых состязаться. И пока мы не можем доказать, что он не полнокровный кандидат, он может бороться. Я не могу остановить его. Правила ясны. И Веспус будет бороться, чтобы его признали, запомни мои слова. Ты будешь бороться с ним.

Печаль сглотнула. Два кандидата. Девушка в восемнадцать. И незнакомец, словно из Риллы, а не Раннона. Одна не по своей воле, а другой может оказаться самозванцем.

Были бы доказательства, что он не Мэл Вентаксис.

В гостинице был момент, когда она ощутила искру… чего-то. Когда хотела верить, что метка, одежда и портрет – точные доказательства. Но то было эгоистично, она это знала. Портреты могли нарисовать под него, а не как выглядел бы настоящий Мэл. Одежду делали рилляне, так что Веспус мог подкупить или пригрозить создателю, чтобы сделали еще один костюмчик. А метка могла быть татуировкой, в других королевствах они встречались. Не было неоспоримого доказательства.

Она была почти уверена, что он – не Мэл. Но этого было мало. Как и уверенности Шарона, что он не может быть Мэлом. Харун назвал его Мэлом, и опровергнуть слова можно было, только объявив, что Харун два года принимал вещество, что убило его.

Йеденват будет развален. И она будет раздавлена.

Шарон посмотрел на нее.

– Ты говорила, что не хочешь быть канцлером. Что не готова. Это может быть твой единственный шанс сбежать, если хочешь. И он займет твое место.

Это было близко к словам Расмуса: «если это твой брат, у тебя есть выбор». Это могло означать свободу. Она побывала бы в землях, о которых мечтала: в Сварте, Скаэ, Рилле. Она могла неспешно решить, кем была, чего хотела. Может, даже попробовать снова с Расмусом, дать ему шанс, что он хотел. На миг она задумалась об этом…

И так Веспус останется у власти в Ранноне, а самозванец будет его рупором.

Веспус так хотел власть из-за земли Раннона, он не отступил со временем. Он хотел, чтобы была война, чтобы закрепить ее. Ему было плевать на обычаи и народ Раннона.

На сам Раннон. Она видела людей два дня назад. Сломленные, без надежды. Веспус не будет им помогать. Он бесстрастно смотрел, как стражи порядка били толпу. Он не будет ими править, он использует их для власти, чтобы убрать людей с земли, что так хотел.

Она могла получить свободу, но ценой Раннона. Шарон. Иррис, Бейрам, Тува. Они будут страдать. И народ… Она подумала, как бабушка старалась, смягчая пыл приказов сына. А Иррис оставила свои мечты и старалась помогать, когда была нужна.

И, как Иррис, только она могла выступить сейчас. Только она могла остановить Мэла и Веспуса. Она, больше некому.

Печаль прошла к окну и раздвинула шторы. Шарон не открывал их, как вице-канцлер. Его комната была с другим видом, она узнала пруд, у которого они с Иррис вчера сидели.

День был красивым, а она не знала, потому что шторы были сдвинуты.

Она вспомнила их с Иррис планы, что они придумывали, лежа на полу ее спальни. Казалось, то было очень давно. Рост, искусство и надежда на бумаге. Связи, что она хотела сделать с Меридеей, Скаэ и Свартой. Возвращение красок, музыки и цветов. Земля с открытыми окнами и детским смехом. Где люди были в университетах и гильдиях, строили надежды и мечты. Раннон, о котором она слышала истории.

Пора открыть окна. Пора вернуть мир.

Она раздвинула шторы и открыла окно, заполняя комнату пением птиц, а потом прошла к Шарону, следящему за ней.

– Раннон не выдержит другого канцлера, как твой отец, – сказал он. – Знаю, нельзя говорить плохо о мертвых, но это правда.

– Я не такая, как мой отец, – сказала Печаль. – Я не слаба. Нам нужно доказать, что Мэл не тот, кем притворяется. Но я все равно выступлю против него. Потому что я – Вентаксис. И я буду сто пятым канцлером Раннона.

Вице-канцлер протянул руку, и Печаль пожала ее.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Верно, гоблины страшны?

Нам их фрукты не нужны:

Что там пьют кривые корни

В их саду из глубины?»

– Кристина Россетти, «Базар гоблинов»

18

Лувиан Фэн

– Черт, – бушевала Печаль с утренней газетой, испугав девушку, что подавала ей чай. – Прости, – пробормотала она, дождалась, пока служанка уйдет, и продолжила. – Он снова сделал это.

За столом напротив сидел худой молодой человек в угольном костюме-тройке с очками в серебристой оправе, он перестал размазывать масло по хлебу, нож направил, как жезл.

– Полагаю, ты о Мэле? Что он снова сделал?

– Выпустил очередной указ как наш, – Печаль показала ему тонкую газету. – Четвертый день подряд. Такой же, – она указала газетой на стену, где Иррис повесила список идей, что они с Печалью составили в Истеваре недели назад. – Слово в слово то, что мы написали – назначить судей выдвигать решения насчет преступников, чтобы стражи порядка перестали делать это. Говорю тебе, Лувиан, у нас шпион. Кто-то выдает ему наши планы, и он старается донести их первыми, чтобы люди думали, что они – его.

Лувиан Фэн пожал плечами.

– Ладно, – спокойно сказал он и продолжил смазывать маслом хлеб.

– Лувиан! – Печаль дождалась, пока он посмотрит на нее. – Ты должен быть мне советником. Разве ты не должен переживать из-за этого? Он выдает наши идеи за свои раньше нас. Нужно было позволить мне выпустить наши заявления.

Лувиан опустил нож с нарочитой осторожностью.

– Повторю, будет в тысячу раз сильнее, если ты представишь планы целиком на презентации на следующей неделе, а потом все опубликуешь за один раз. Траур по твоему отцу закончился три дня назад, люди заняты своими делами. А тем временем начнется предвыборная кампания с твоей презентации. Думаю, заявления твоего брата читают только Йеденват и мы.

– Не зови его моим братом, мы все еще этого не знаем, – напомнила Печаль.

– Прошу прощения, – сказал ласково Лувиан. – И у нас есть шпион. Думаешь, у меня нет шпиона в их лагере?

Печаль моргнула.

– А… у тебя есть?

– Ясное дело. Откуда иначе моя информация? И да, тут будут шпионы, которые могли читать твой манифест, – он кивнул на стену. – Признай, было немного наивно вешать его там, где любой может увидеть. Но не переживай, там нет ничего, что они не обдумали бы – ничего странного, что у него те же идеи, он советуется в Веспусом, а так в Рилле. Хранители порядка арестовывают, преступников судят, и судья решает, наказывать или нет.

– Но…

– Если бы я думал, что твой список могут использовать против нас, я бы снял его. Тебе повезло, что пункты предсказуемы, и, если честно, милая Печаль, это пахнет выдумкой. Но это мое мнение.

Печаль старалась оставаться спокойной и ответила:

– Вся твоя информация была лишь о том, что он любит лимон, а не лайм, пишет левой рукой и поет, когда моется, хоть у него ужасный голос. Это бесполезно, но это мое мнение.

Решив, что она поставила точку, Печаль сделала большой глоток кофе.

Но Лувиан был готов к этому?

– Я хотел спросить, это семейное?

Печаль подавилась.

– Шучу! – Лувиан бросил ей салфетку, пока Печаль придумывала, чем его лучше оскорбить. – Полегче, дорогуша, – он сделал паузу и посмотрел на нее поверх очков. – Серьезно, Печаль, что ты ждала? Что слуга удобно подслушает, как Веспус и Мэл хохочут, что он – не потерянный мальчик? Веспус не дурак, он долго над этим работал, но, чем ближе мы к выборам, тем вероятнее, что он ошибется, потому что не сможет управлять ими. Тебе нужно быть терпеливее. Сплетни и слухи разлетаются быстрее правды.

– Выборы через семь недель, – кипела Печаль. – Нет времени быть терпеливой. Мы уже потеряли месяц на траур.

– Вижу, утрата отца тебя ранила, – Лувиан вскинул бровь, и Печаль хмуро посмотрела на него. Он идеально знал, как все было между ней и Харуном. Он спокойно продолжил. – Напомню, тебе не нужно доказывать, что Мэл – самозванец, для победы. Потому ты наняла меня. Перефразирую твои слова: «Я выиграю автоматически, если докажу, что он – самозванец, но я хочу победить, потому что люблю Раннон, а он – нет». И я сказал: «Ты победишь, потому что я гениален», – Лувиан широко улыбнулся и вернулся к завтраку. Печаль не дала себе бросить в него мармеладом.

– Доброе утро, команда, – Иррис бодро прошла в комнату с небольшой стопкой бумаг и конвертом, а еще с большим пакетом, который она поставила перед Лувианом. – Прибыли твои записи. И у меня отличные новости.

– Слава Грациям, – пробормотал Лувиан. – Кое-кому они нужны.

Иррис тут же повернулась к Печали:

– Что такое?

Печаль мрачно посмотрела на Лувиана и ответила:

– В газете сегодня написали, что Мэл хочет ввести судей и жюри лордов в Ранноне, если победит.

Иррис прищурилась.

– Но это наше…

– Да-да, – перебил Лувиан, видя, куда идет разговор. – Мы это решили. Какие новости?

Иррис улыбнулась, Печаль все еще не привыкла к этому за месяц, хоть улыбки и встречались все чаще.

– Тебя пригласили на вечеринку, – она протянула Печали конверт.

Она открыла его, Лувиан встал за ней и прочитал из-за ее плеча:

– Праздник новой принцессы Аралии в Рилле. Как мило.

– Я не могу пойти, – сказала Печаль.

– Почему?

– Я… – ответила Печаль, хмурясь.

Годами королева Мелисия звала Харуна, Печаль и ее бабушку на много фестивалей Риллы, и вдова всегда вежливо отказывалась, зная, что Харун плохо реагирует на идеи праздников. Но теперь…

– Я могу пойти? – Печаль оглянулась на Лувиана, в груди набухла надежда. – Я не должна быть здесь для избирательной чепухи?

Лувиан вскинул бровь.

– Избирательная чепуха, – повторил он.

Щеки Печали вспыхнули.

– То есть… – она умолкла.

– Не говори только «избирательная чепуха» при всех в Рилле. И добавлю, моя политически несведущая дорогуша, что королева позовет лидеров и представителей всех стран Лэтеи. Тебе с ними работать, когда ты будешь канцлером. Технически, это «избирательная чепуха».

– Хватит уже так говорить, – пробормотала Печаль.

– И это дает нам шанс побывать в Рилле. В замке. Где Мэл провел два года. Где его видели и слышали. Это отлично связывает оба наших интереса: одолеть Мэла и узнать, кто он на самом деле. Лучше даже я не придумал бы, – он похлопал ее по плечу и вернулся на место с улыбкой на губах.

– Погоди, «нам»? – Печаль посмотрела на приглашение. – Плюс гость, – прочла она.

– Конечно, я, – тут же сказал Лувиан.

Печаль посмотрела на Иррис, та тоже глядела на Лувиана.

– Это должен быть я, – сказал он.

– Почему это? – спросила Печаль. – Я хочу, чтобы пошла Иррис.

– Ай, – Лувиан прижал ладонь к сердцу. – Серьезно, это должен быть я. Там будет очень напряженно, все лидеры, а еще Мэл с Веспусом. За это ты мне платишь. Чтобы я направлял тебя. Был капитаном твоего корабля.

Иррис вздохнула.

– Он, похоже, прав. Но не про капитана.

Печаль не могла сказать, почему ей нужна была там Иррис, чтобы выдержать встречу с человеком, ведь она сомневалась, что справится одна.

– В любом случае, – сказал Лувиан, словно дело было решено, – хватит болтать. Тебе нужно готовить презентацию.

Печаль застонала.

– Потом меня поблагодаришь, – он подмигнул ей.

Взгляд Печали заставил бы скиснуть сливки, но она дала Иррис вывести ее из комнаты.

– Веселитесь, – крикнул Лувиан им вслед, поправил очки и взял сверток, что принесла ему Иррис.

Печаль не знала, что думать о Лувиане Фэне, когда они только встретились. Он был юн, хотя его взгляд был как у видевшего все человека, творившего много дел. Он был в сером, выбрал тот же оттенок, что она для похорон отца, как она поняла позже. Его одежда была из резких линий: ровные брюки, сюртук окружал его узкие бедра, под ним была рубашка на оттенок светлее, ее было видно только на воротнике и манжетах. Его темные волосы были длиннее сверху, короче по бокам, и длинные пряди все время были в следах пальцев, что убирали волосы с лица. Он не выглядел так, как она представляла себе политического советника, когда Шарон предложил ей нанять такого.

Лувиан закончил институт в Восточных болотах, один из раннонских, и он не просто закончил его с отличием, но его оценки были самыми высокими в истории колледжа. Но когда Печаль, потрясенная его рекомендациями, написала его преподавателям за подтверждениями, они все сказали ей, что он известен наглым поведением.

Иррис убрала его из списка кандидатов из-за этого, но он прислал птицу к Печали, указал, что его оценки исключительны, а его «нетрадиционный подход был тем, что ей нужно, в этом необычном голосовании». Иррис проверила, не был ли он преступником, но ничего не нашла, и Печаль не впечатлили остальные, она согласилась увидеться с нм.

Он прибыл в поместье в Северных болотах, где Печаль разместила свою штаб-квартиру, юноша аристократичного вида с золотой кожей, черными глазами за очками и точеными чертами. По его репутации Печаль ожидала широкого и высокого наглеца, как Мирен Лоза, но Лувиан был подтянутым, не выше нее. Он казался сначала нервным, задавал много вопросов о роли, и она пыталась успокоить его. А потом поняла, что это он расспрашивал ее, а не наоборот.

Он спросил у нее об идеях насчет будущего Раннона, о ее мыслях насчет прошлого, и она послушно перечислила свои надежды и истории бабушки, и как они повлияли на ее планы. Он спросил, в каком порядке она будет приближаться к другим странам, чем планирует торговать, а от чего в торговле хочет отказаться. Что она хочет убрать, а что надеется усилить и вернуть.

Она не была готова к этому, отвечала из головы, не зная, что он думал об ее ответах, пока он не отклонился на стуле, посмотрел на нее поверх очков и сказал:

– Хорошо, я буду твоим советником.