Текст книги "Государство Печали (ЛП)"
Автор книги: Мелинда Салисбери
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)
Мелинда Салисбери
Государство Печали
(Печаль – 1)
Перевод: Kuromiya Ren
моему брату Стивену.
Я рада, что мы с тобой заодно.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Вчера я встретил, как назло,
Того, кого там не было.
А право, было б хорошо,
Если б он встал да и ушёл.
– Уильям Хьюз Мирнз «Антигониш»
Горбатый мост
Горбатый мост стоял почти тысячелетие, единственная связь между народами Раннона и Риллы. Вид впечатлял, изгиб моста был на сто футов выше реки Архиор, широкой, сияющей аквамарином летом и похожей на серое надгробие зимой.
Мост был из звездного света, как говорили в историях, его создал за одну ночь легендарный риллянский король Адавер Шепот звезд. Говорили, Адавер полюбил женщину из Раннона за рекой и поклялся, что найдет способ достичь ее. И одной ночью он взял свою скрипку из дерева альвус к берегу реки и заиграл, пока не прислушались звезды. Они постепенно спустились и окружили его, очарованные его навыком, и их свет лился как слезы. Адавер ловко собирал этот свет волшебным смычком, создавая из него мост.
Звезды улетели на небеса раньше, чем он закончил, говорилось в истории, потому у моста Горбуна не было перил. Гладкий, как лед, без перил, мост был архитектурным чудом и смертью для всех, кто плохо стоял на ногах.
Но только там можно было подписать Мирные соглашения между Ранноном и Риллой. Там объединились народы, смешались, и стороны были равны, без преимуществ.
Но как мог Его превосходительство Харун Вентаксис, 104-й канцлер Раннона и первый Смотритель Сердца, пройти по нему и не умереть?
Йеденват – совет Раннона – заявил, что не полезет на мост, пока не найдется способ усмирить убийственный камень. И новый канцлер холодно ответил, что ему лучше найти способ, и быстро. Он должен был многое доказать своему народу. И ни один мост, даже опасный, не помешает этому.
До недавнего времени республика Раннон воевала с соседним королевством Риллой, и мост между ними был забаррикадирован и забыт, ни один генерал не подумал бы послать армию по нему. Страны были небольшими, им стоило быть союзниками, но разница между людьми вызывала много подозрений, страхов и предрассудков.
Люди Раннона считали жителей Риллы распутными мечтателями, а граждане Риллы считали южных соседей бюрократичными и замкнутыми. Жители Риллы сочувствовали жителям Раннона, а те не доверяли гражданам Риллы. А еще были страхи и так называемые «способности» риллян, что якобы прибыли со звездами в ту же ночь, когда появился Горбатый мост.
Война назревала между ними так долго, что все почти обрадовались, когда она пролилась кровью на мощеные улицы и зеленые поля.
Но она лилась и лилась, прошло пятьдесят лет, а конца видно не было. Граждане обоих королевств назвали ее Вечной войной, и ни одна сторона не верила в победу.
Пока 103-й канцлер Раннона Робен «Ветромеч» Вентаксис не упал замертво на одном из заседаний. И тогда чудесным образом начались перемены.
Насколько это могло быть, потому что в Ранноне выбирали всегда из семьи Вентаксис. И 104-м канцлером стал единственный ребенок Робена, его хмурый и ученый сын Харун.
И первым поступком в роли канцлера – по совету его матери, первой леди-вдовы – было письмо королевы Риллы с просьбой закончить войну.
К радости обеих стран, королева Мелисия, пытавшаяся наладить мир с Робеном и его отцом не меньше тридцати раз, тут же согласилась, и ее отряды отступили.
То было три месяца назад, а теперь Харун готовился пересечь мост. И на вершине будут заключены Мирные соглашения, война официально закончится.
Конечно, если будет решена проблема с мостом.
А проблему нужно было решить за неделю, оставшуюся до встречи. Говорили с гильдией каменщиков Истевара, столицы Раннона, и главному каменщику грозили тюрьмой, если он не найдет способ безопасно пройти по мосту. Они пытались натирать камень наждачной бумагой, пилить, но без толку. Без использования и от погоды камень стал подобен алмазам.
В летнем дворце на берегу Архиора в пяти милях юго-западнее моста канцер Харун расхаживал по личным покоям его семьи, бормоча под нос. Его жена Серена гладила живот, пытаясь успокоить безумное дитя внутри, она устала, просто наблюдая за ним. Ее беременность проходила тяжело, лодыжки и пальцы постоянно опухали, ребенок бился. Так было и с ее первым сыном Мэлом, и он продолжал быть непоседой, никогда не затихал.
Мэл, которому исполнится три в день подписания соглашений, спал, и Серена надеялась на пару часов спокойствия, чтобы отдохнули ноги и разум. Ее мужу это не требовалось.
– Харун, ты так протопчешь дыру в ковре, – рявкнула Серена.
Канцлер посмотрел рефлекторно на толстый красный ковер, но возмущение застыло на губах. Он пересек комнату и поцеловал так, что это чуть не стало угрозой для жизни их сына, что еще не родился.
Первая леди опешила и покраснела.
– Зачем это?
– Ковры, – просиял Харун. – Ковры.
В Рилле в утро встречи принц-супруг Каспар с оловянными глазками улыбался жене, королеве Мелисии, за завтраком. Он дождался, пока слуги оставят их одних, а потом заговорил тихо и любяще:
– Все хорошо?
Руки Мелисии скользнули к животу, она улыбнулась мужу. Не только Серена была беременна, но Мелисия и Каспар еще не раскрыли секрет. Мелисия думала о ребенке в себе и о том, как хорошо, что она будет расти в мире.
Ее наполовину брат Веспус настаивал, что нужно одолеть раннонцев, пока они в хаосе после смерти Робена Ветромеча, но она была рада, что после смерти военачальника его сын предложил перемирие. Мелисия хотела мир не из трусости – королева сама отлично сражалась – но война надолго затянулась. Пришло время восстанавливать. Расти, питать и создавать.
– Все хорошо, любовь моя, – ответила она. – Все хорошо, – она склонилась над столом, глаза затрепетали, губы приоткрылись. Каспар встретил ее на середине.
За час до полудня лидеры Раннона и Риллы приблизились к мосту. День посреди лета, солнце обещало жару, воздух был густым от запахов жасмина и сандала, скрывал запах цветущей воды. По сторонам реки юноши и девушки бросали цветы на пути лидеров, пока они шли – розовые цветы лунозвезда со стороны Риллы и белые одуванчики со стороны Раннона.
Они остановились в защищенных башнях на своих сторонах моста. На вершине башни Раннона, в парадном зале, помощник отдал Харуну его копию договора. Серена пыталась угомонить Мэла, Харун пригладил усы, вытер пот с висков шелковым платком и посмотрел на сцену с вершины. На его стороне до середины моста лежал красный ковер. На стороне Риллы мост сиял на солнце. Королева Мелисия уже стояла рядом с ним, там был и Каспар. Она казалась такой маленькой сверху.
Высокий мужчина с такими же светлыми волосами, как у королевы, в сияющей одежде лилового и зеленого цвета присоединился к ним. Харун смотрел, а мужчина шагнул вперед и поднял руки. Лозы зашевелились у дороги рядом с ними, обвили камень, покрывая его, и, когда мужчина указал на них, двор Риллы рассмеялся достаточно громко, чтобы было слышно Харуну. Мелисия старалась выглядеть строго, возмутилась, он помахал руками, и ковер из лоз отступил, но на ее лице было слишком много радости, чтобы хмуриться.
Харун был алым, как его шелковый ковер. Он посмотрел на мост, где одна половина была покрытой, а другая – пустой и опасной. Королеве Риллы не нужна была помощь, чтобы пройти по нему…
– Уберите ковер, – рявкнул Харун на советников.
– Ваше превосходительство?
– Выполняйте.
Советники с тревожными взглядами выбежали из комнаты, Харун смотрел, как они советуются со стражами. А потом ковер убрали, люди Раннона потрясенно шептались.
– Что такое? – спросила Серена.
– Если они могут пройти без ковра, и я смогу, – заявил Харун.
– Но…
– Я не хочу быть посмешищем из-за этого, – завопил Харун.
Он вырвался из комнаты, промчался по ступеням и вышел, фанфары поспешили заиграть так яростно, как и он спешил к мосту.
Часы на обеих башнях забили в полдень, и лидеры ступили на мост. Три шага, и ноги Харуна начали ускользать из-под него, он едва держался. Он оглянулся на жену, увидел, как она недовольна, и не посмел взглянуть, не ждет ли Мелисия его на вершине. Он медленно склонился, чтобы не упасть, и пошел по мосту как краб, направляясь к бывшему врагу.
Королева Мелисия не подала виду, что заметила, как убрали ковер, и не сказала ничего про потуги Харуна, оставив ему достоинство. Мирные соглашения были подписаны, и под вопли толпы с обеих сторон королева Мелисия и Харун с уважением пожали друг другу руки. Харун впился в руку Мелисии, потеряв равновесие. Мелисия кивнула Каспару подойти, и он прошел по мосту уверенно, как олень, и ждал.
Было ясно всем, что Серена так не сможет.
– Все хорошо, – сказала Мелисия на раннонском с акцентом.
Харун униженно посмотрел на жену на последних месяцах беременности и принял другое решение.
Он попросил у Мелисии прощения, скатился с моста и протянул руки Мэлу.
– Это слишком опасно, – завопила бледная Серена. Ее было слышно, и оливковая кожа Харуна снова покраснела, он забрал сына у жены.
С решительным видом он полез к королеве Риллы. Мэр корчился в руках отца, его всхлипы стали криками, и возмущенный Харун спустился. Серена шагнула вперед, протянув руку к сыну.
Харун поскользнулся.
Серена бросилась к мальчику, но Харун извернулся, надеясь поймать Мэла своим телом. Серена упала на спину мужа, и Харун отпустил сына.
Мэл не издал ни звука и рухнул в воды реки Архиор.
Стражи бросились за ним с обеих сторон: первую леди схватили, чтобы она не прыгнула туда же. Харун большими глазами смотрел потрясенно на удаляющиеся спины Мелисии и Каспара, спешащих прочь, словно его беды были заразными.
Харун встал на ноги, стоял, как в центре бури, пока хаос усиливался вокруг него: раннонцы и рилляне бегали, звали и вопили. Он застыл как статуя, ничего не видел.
– Ваше превосходительство? – светловолосый мужчина, призвавший лозы, стоял там и смотрел на него.
Харун медленно повернулся, словно платил за каждый дюйм и был очень тяжелым.
– Как? – тихо сказал Харун.
– Простите? – мужчина говорил с легким акцентом. – Я вас не совсем понимаю.
– Как они его пересекли? У вас есть способность прилипать к камню? Скажите.
Тот посмотрел на сжавшуюся фигуру первой леди, рыдающих фрейлин вокруг нее. В реке тонули люди, молили о помощи, которую не стоило ждать.
Харун смотрел на него без эмоций на лице, раскинув руки.
– Смола, – сказал мужчина. – Не способность. Смола на обуви. Так подошва прилипает. Не дает скользить.
Харун кивнул. Он без проблем спустился с моста.
Крик первой леди, когда тело ее сына не нашли, разбил зеркала в Большом зале Летнего дворца, стекло посыпалось на пол и осталось там, отражало свет солнца по всей комнате. Харун убил гонца сам, пронзил горло и отрезал язык, что принес вести.
Окна летнего дворца занавесили, выжившие зеркала отвернули к стене. И в горе во дворце они держались за одну мысль: брат Мэла. Все надеялись на малыша, нового сына Вентаксис.
Серена родила на месяц раньше. Девочку.
Роды начались в ночь исчезновения Мэла, и стало ясно, что ребенок не появится легко. Серена тужилась весь день и всю ночь, а потом повитуха сообщила, что ребенка нужно развернуть. Она пыталась, и няня пыталась, но не получалось. Ребенок не переворачивался.
Серену отвезли в карете в маленькую больницу в Северных болотах, она клялась, что ее разрывает надвое. Первая леди-вдова оставалась с ней, говорила ей дышать, приказывала жить. Харун остался в Летнем дворце.
Повитуха и медсестры в госпитале старались, но ребенок родился ногами вперед, с пуповиной вокруг шеи, с серой кожей от нехватки кислорода. Серена рухнула на кровать, батальон медсестер пытался успокоить ее, а повитуха перерезала пуповину, но не ослабила петлю на горле ребенка, боясь, что будет с ней, если дитя мертво.
Первая леди-вдова забрала безжизненного младенца и убежала от растерявшейся повитухи и матери с разбитым сердцем. Повитуха ухаживала за Сереной, но кровотечение не прекращалось, что бы она ни делала. Казалось, бедному Харуну было суждено потерять всю семью за пару дней.
А потом первая леди-вдова появилась на пороге с ребенком. Малышка была сероватой и неказистой, крохотной. Но она пыталась жить, ножки молотили воздух.
А вот о Серене того нельзя было сказать. Потрясений и разочарований оказалось слишком много. Она лежала, пахло смертью, и первая леди-вдова спросила у нее, как назвать ребенка.
– Печаль, – сказала она. – Ведь она принесет только это.
1
Печаль
Головная боль расцвела цветком в голове Печали, агония усиливалась с каждым лепестком, пока не затмила все. Она глубоко вдохнула и поняла причину боли: сильный и гадкий запах Ламентии, проникший в открытые двери.
Она отвернулась от мужчины перед ней и осмотрела тусклую комнату, в поисках лент дыма, проникших в нее. Но ничего не было, ни одного признака лекарства, и взгляды остальных, вежливо ожидающих очереди для разговора с ней, не показывали, что кто-то его заметил. Она осторожно вдохнула, и кожу на плечах тут же закололо, а тело заполнил жар, голову сдавило.
– Мисс Вентаксис? – мужчина из Западных болот смотрел на Печаль. – Все в порядке?
Печаль смогла лишь моргнуть, стиснув зубы и надеясь, что тошнота утихнет, и она не опозорит себя.
– Мисс Вентаксис? Вы плохо выглядите.
– Вы не…? – Печаль говорила сквозь сжатые зубы. – Вы не чувствуете… запах?
Мужчина моргнул и понюхал.
– Нет, мисс Вентаксис, – медленно сказал он. – Не думаю. Что за запах?
Печаль покачала головой, глубоко вдохнула и тут же пожалела об этом. Ее стошнило, мужчина охнул.
– Мисс Вентаксис! Кто-нибудь, прошу…
– Нет, – твердо сказала Печаль, вскинув руку. – Мне просто нужно… – запах усилился, и Печаль не стала заканчивать, сделала три шатающихся шага к дверям.
Она замерла у своих покоев, огляделась. Никого не было видно, кроме двух стражей у открытых дверей в конце. Печаль осторожно вдохнула, готовя себя к новой боли, но запах пропал. Она вдыхала свежий воздух, откинув с облегчением голову, и желудок перестало сдавливать.
Она выпрямилась и ощутила рядом присутствие. Она обернулась и увидела за собой Иррис Дэй, вскинувшую с вопросом брови.
Печаль шагнула к ней.
– Мне показался запах Ламентии, – прошептала она.
– Здесь? – Иррис осмотрела коридор, стражи делали вид, что девушки у дверей покоев Печали их не интересуют. – Голова болит?
– Болела. Больше я запах не ощущаю.
– Он мог быть из западного крыла… – задумчиво сказала Иррис.
Девушки повернулись к открытым дверям, Печаль кое-что придумала.
– Нужно проверить, – сказала она, пытаясь скрыть рвение. – Дворец полон гостей. Будет катастрофой, если кто-то из них наткнется на нечто нежелательное. Знаю, твой отец бы… – она замолчала от долгого взгляда Иррис и слабого кивка на людей у покоев.
Плечи Печали опустились, она поняла безмолвное послание подруги. Никуда она уйти не могла.
Агенты и гонцы обрушились на Печаль полчаса назад, застав врасплох ее и Расмуса Корригана посреди незаконной игры в Злобу. Печаль ответила на стук и обнаружила толпу, ждущую аудиенции. Она заставила Расмуса спрятать доску и фигурки под потрепанными подушками на изъеденном молью диване, а потом прогнала его.
Печаль посмотрела, как распорядитель из Прекары неудобно ерзает на том диване, словно она ощущала мраморные фигурки, скрытые за ней. Трель мстительного смеха вырвалась из Печали при виде неудобства женщины, а потом она устыдилась. Эти люди не были виноваты, что их прислали в покои Печали. Виноват был только Шарон Дэй, вице-канцлер Раннона и отец Иррис.
– Я пойду, – сказала Иррис, звуча и выглядя в этот миг как вице-канцлер. – У тебя есть работа, – она похлопала Печаль по плечу и ушла.
Завидуя временной свободе подруги, Печаль замешкалась на пороге, дав себе еще минутку перед встречей с людьми, ждущими ее. Она не привыкла к такому количеству людей в ее комнатах, а с тяжелыми черными шторами на окнах в комнате было душно. Даже хотя внутри двери были открыты, в комнате воняло несвежим дыханием тысяч людей, потом и кислотой отчаяния.
«Ароматы Раннона», – подумала Печаль, не сдержавшись.
А потом вздохнула, взяла себя в руки и вернулась к мужчине, с которым говорила.
– Прошу прощения. Чем могу помочь?
– Мне нужно обсудить стражу в Западных болотах… – он резко затих, опустил плечи и голову.
Печаль опешила от его позы и того, что он не закончил, ждала, но мужчина молчал.
– А что с ними, мистер…?
Она замолчала, забыв имя распорядителя. Шарон разозлился бы, будь он здесь. Она поспешила продолжить:
– Так что с ними?
Он не ответил, Печаль заметила, что тишина в комнате изменилась, стала густой, напряженной, и причина покорной позы распорядителя была за ней.
Она повернулась и увидела огромного Мирена Лозу на пороге, страх тут же побежал лапками насекомых по ее коже. Он словно знал и питался этим, показался еще больше, шире, жестокий глаз пронзил распорядителя.
– Что ты хотел сказать о моих людях? – голос капитана стражи был раскатами грома, гудящими в его широкой груди.
Распорядитель вздрогнул, что-то в его поведении подавило тревогу Печали. Лоза не должен был находиться в ее комнатах, и она не даст ему издеваться над людьми. По крайней мере, здесь. Тут она была главной.
– Может, мы узнаем, если вы дадите ему сказать, – сказала Печаль ровным тоном, сжав дрожащие коленки под траурным платьем.
Лоза шагнул вперед, навис над ней, и ей пришлось задрать голову, чтобы разглядеть его. Она заставляла себя не пятиться, а смотреть прямо в лицо, будто вырезанное из гранита. У него не было волос или бороды, чего-то, что отвлекло бы внимание от его глаз, таких темных, почти черных. Это были глаза акулы, нечитаемые, неумолимые.
Он молчал, Печаль повернулась к распорядителю.
– Прошу. Продолжайте. Что вы хотите сказать о страже порядка в Западных болотах?
Распорядитель сглотнул.
– Это не жалоба, – поспешил сказать он, взглянув на Мирена Лозу, а потом на Печаль. – Просто… было несколько нарушений за последние недели, и стража говорит, что им не хватает денег. Мы сказали им, что больше денег нет, но они это не приняли, – он говорил сбивчиво в спешке. – Потому я здесь, – сказал он. – Чтобы попросить больше денег. Для них.
Он посмотрел за ее плечо на Лозу, а потом опустил взгляд на пол. Печали не нравилось стоять спиной к капитану, не нравилось, что он вообще был в ее замке.
«Он должен быть с другими животными, снаружи», – подумала она, но спросила с нейтральным выражением лица:
– Какие нарушения?
– Нападения на них, – пробормотал распорядитель.
– На них? На стражу? – Печали показалось, что она не так его поняла. – На стражу нападали?
Он кивнул.
– Рисунки… в основном… и кирпич бросили в их штаб-квартиру с запиской, что называла их… неприятно.
– Буду рад объяснить, если он не сможет, мисс Вентаксис, – Лоза за ней склонился, его рот оказался возле уха Печали. Его резкое дыхание пошевелило волоски, что выбились из косы Печали, и она с трудом подавила содрогание.
Она заговорила сквозь сжатые зубы, впившись ногтями в ладони.
– Не стоит, капитан Лоза.
Ей не нравилось многое в Ранноне, но это и близко не подходило к смеси страха и ненависти, которые она испытывала от стражи отца. И не было ничего хуже их капитана.
Только самые гадкие и жестокие мужчины и женщины – которые страдали из-за конца войны – попадали в новую стражу порядка, появившуюся после смерти матери Печали, и Лоза быстрее всех поднялся в звании. Печаль была маленькой и не помнила, но бабушка рассказывала ей, как гордо стража выстроилась, чтобы получить орудия для работы: значки, где железные кулаки были поверх грубых сердец, кожаные дубинки, которые они гордо носили на поясах, пока не били ими людей или не стучали ими угрожающе по своим рукам.
Они разошлись по районам Раннона, шпионили, взимали налоги, делали все, что хотели, наказывая при этом. Их работой было, чтобы никто в Ранноне не забыл о смертях Мэла и Серены. Чтобы каждый момент жизни у людей был пропитан трауром из-за потери первой леди и наследника Вентаксиса. Чтобы все опускали головы и держали рты на замках.
Ясное дело, люди выступали против них. Собака, когда ее били, в конце концов, огрызалась.
Некоторые жители Раннона начали скалить зубы. Печали это нравилось. Удачи им.
– Так не только в Западных болотах, – сказал Лоза, и Печаль повернула к нему голову. Он обрадовался ее вниманию и отошел к порогу, скрестил руки и прислонился к косяку, загородив выход. – Были случаи в Прекаре, в Северных болотах. Они зовут себя Сыновьями Раннона, эти злодеи. Звериный помет, – Печаль скривилась, некоторые возмущенно охнули, – размазывали на домах стражей. Камни швыряли им в спины. Всем. Мы пытались достучаться до сенаторов районов, но они ничего не сделали. Сказали, что ничего не могут сделать. Потому я здесь.
– Лорд Дэй знает об этом? – спросила она.
– Я ему написал.
– Тогда он с этим разберется.
Мирен Лоза помрачнел.
– Это плохо, мисс Вентаксис. Мы пытаемся делать свою работу, как нам сказал ваш отец. Собираем его налоги. Храним его порядок. Нам не повышали зарплату пять лет, а теперь еще и непослушание и атаки. Разве это не нападение на него? Что он скажет насчет этого? Я хочу услышать от него.
– Вы можете говорить со мной, – Печаль пыталась сделать голос стальным.
– Я хочу шарманщика, а не обезьянку.
– Помните, с кем говорите, – рявкнула Печаль, уже не изображая сталь. Она повернулась к нему. – Я – дочь канцлера. Я буду однажды канцлером. Не забывайте об этом, – она глубоко вдохнула, заставляя себя звучать спокойно, и сказала. – А теперь, если не против, эти люди хотят со мной поговорить. Можете встать в очередь, если хотите сказать что-то еще. Ваш черед наступит.
Он гневно стиснул зубы, темные глаза смотрели ей в глаза. Печаль помнила о дубинке, висящей у него на поясе, о размере его больших ладоней, видела вены, что выступали на его мускулистых руках. Казалось, прошла вечность, и он кивнул и отошел.
Печаль расправила плечи и вскинула голову, а потом отвернулась от него к остальным.
– Кто-то хочет рассказать не о стражах порядка?
К ее удивлению, поднялась одна рука, и она поманила маленькую аккуратную женщину вперед.
– Да?
– Сенатор Каспира снова тревожится из-за семьи Рэтбон.
Печаль не думала, что будет так рада упоминанию воров и пиратов в районе Прекара, но сейчас они были лучше стражи порядка.
– Я думала, они залегли на дно после того, как в тюрьму посадили Йерафима Рэтбона, – сказала Печаль.
– Его старший сын Аркадий…
– О, прости, милашка, – голос Мирена был громким рычанием, он перебил. – Я закрыл проход?
Печаль развернулась и увидела Иррис за порогом, едва заметную за Лозой, ее губы были сжаты. Капитан стражи сделал шажок в сторону и вытянул руку, словно приветствовал ее, и Иррис пришлось попытаться проскользнуть мимо него, иначе она осталась бы снаружи. Иррис обдумала варианты, а потом прижалась к косяку двери и пробралась в комнату. Мирен облизнул губы, когда ее рука задела его живот, при этом он смотрел в глаза Печали.
– Тебе нужно к отцу, – сказала Иррис едва слышно, добравшись до Печали.
Ее голова заболела, но уже не из-за Ламентии, а из-за Харуна.
– Где его паж? – прошептала она.
– Я отправила его отдыхать. Печаль, он устал. Он явно не спал днями, – ее тон был недовольным. – Бальтазар с канцлером.
– Тогда твой отец должен…
– Я пошла к нему, – прервала ее Иррис. – Он сказал привести тебя, – она сделала паузу. – Прости.
Печаль не думала, что может расстроиться еще сильнее.
– Ничего. Я сейчас приду.
Она думала иначе. Судя по лицу Иррис, подруга это знала. Но она кивнула, позволяя Печали соврать.
– Боюсь, вам придется уйти, – сообщила Печаль всем в комнате. – У меня возникли срочные дела. Если запишите свои жалобы, я постараюсь как можно скорее взяться за них.
Люди уходили, на их лицах смешались потрясение и недовольство, но никто не возражал, они слушались ее. Лоза до последнего оставался на пороге.
– Ты в порядке? – спросила Иррис, когда Лоза ушел. – Чего он хотел?
– Хорошей трепки, – пробормотала Печаль, понимая, что он может подслушивать. – Но я не в порядке.
– Я могу что-то сделать?
– Пусть меня похитят свартане и держат в политическом плену до конца жизни.
– Я напишу им сейчас, – весело прошептала Иррис. – Мне остаться? Или пойти с тобой?
– Нет, спасибо, – Печаль повернулась к давнему другу. – Мне нужно пару минут наедине, а потом я пойду к отцу. Увидимся за ужином.
– Хорошо, – Иррис сжала ее руку и ушла, закрыв за собой дверь.
Печаль потянула за нить ее рукава. Она смотрела, как начинает распускаться вышивка, ощутила искру радости от разрушения, а потом тихий звук за ней заставил е обернуться.
Несмотря на ее приказ, кто-то остался.
Расмус Корриган стоял у окна, его фиолетовые глаза были прикованы к ней.
2
Новый уровень вины
Он убрал длинные светлые волосы за чуть заостренные уши, стараясь не задеть ряд серебряных колец, пронзающих их от мочки и до вершины. Он слабо улыбнулся Печали. Как и все во дворце – и в стране – он был в траурной одежде: длинном черном плаще, затянутом на поясе, ниспадающем до его колен, широких черных штанах и черных сапогах. Форма Раннона.
Но Расмус был из Риллы. Черный выделял желтизну кожи у раннонцев, но его бледной коже этот цвет шел: тень и свет луны, чернила и бумага. Даже милая Иррис с ее большими глазами и лицом в форме сердечка не выглядела в траурном черном так хорошо, как Расмус.
Он смотрел на нее, сдержанный и свежий, как всегда, несмотря на слои одежды и жару, и Печаль с болью понимала, что рядом с ним казалась увядшей и растрепанной.
Но она ответила ему тенью улыбки, и этого хватило, чтобы он пересек комнату с невероятным изяществом и обнял ее. Она расслабилась, прижавшись лицом к его груди, тут же ощутив себя спокойнее.
– Я не знала, что ты вернулся, – сказала она.
– Конечно, вернулся.
– Думаешь, тебя мои приказы не касаются? – прошептала она в его рубашку.
– Ты – не моя королева.
– Я ничья королева, – ответила Печаль.
– Но к тебе ходят люди с вопросами. И ты сама сказала, что однажды станешь канцлером… – сказал Расмус с резкой нотой в голосе.
Печаль посмотрела на него. Она не успела ответить, голова заболела, и она скривилась.
– Голова? – догадался он.
Печаль кивнула.
– Думаю, до этого я ощутила запах Ламентии.
Он поднял голову и вдохнул.
– Я его не ощущаю.
– Нет. Сейчас запаха нет. Может, его и не было, и я схожу с ума.
– Этого быть не должно, – он прижал кончики пальцев к ее вискам, и боль угасла. – Так лучше?
От его прикосновения она стала легче, почти парила.
– Ты так добр, – тихо сказала она.
Он провел пальцами по ее лбу и до кончика носа, а потом по щеке, пока указательный палец не коснулся уха.
– Для чего уметь забирать боль, если не использовать эту способность?
Она шутила как-то, что если бы у нее была способность, то противоположная ему – разрушать, причинять боль – и он тогда притих, насупившись.
– Это работает не так, и ты это знаешь, – сказал он.
Она пыталась объяснить, что это была шутка, но он покачал головой.
– Не стоит так говорить, – он расстроился и не давал коснуться его, держал ее на расстоянии вытянутой руки, пока говорил. – Ты знаешь, что так начиналась война. Есть истории, в которых мой народ использовал свои способности во вред.
– Рас, я знаю…
– Тогда не говори так, даже в шутку. Способности – это хорошо. Их используют только для добра. И… – его голос смягчился, – ты бы не смогла никого ранить.
Она устыдилась и не спорила.
Печаль отвлеклась от воспоминания, когда его ладонь скользнула в ее волосы и нежно погладила.
– Зачем было всех прогонять? Что сказала Иррис?
– Отец… – сказала она, и продолжать не требовалось. Хотя Шарон был бы в ярости, узнав, что Расмус знал о проблемах канцлера, Печаль не могла скрывать это от него. – И сенатор Бальтазар туда же.
Расмус с сочувствием посмотрел на нее.
– Лорд Дэй знает?
Печаль кивнула.
– Шарон думает, что я должна с ними разобраться. И думает, что я должна говорить с людьми здесь, хотя у меня нет ни власти, ни авторитета, – она отклонилась, а потом прижалась лбом к его груди. – Звезды, я скучаю по бабушке. Она знала, что делать.
Расмус взял ее за руку, переплел пальцы и поднес ее ладонь к губам.
– Знаю. Все скучают по ней.
Печаль подозревала, что не все. За пару месяцев до смерти вдовы Печаль поняла, что вице-канцлер не смотрит в глаза ее бабушке и дует губы, когда смотрит на нее в столовой. Шарон не говорил о ней плохо, насколько знала Печаль, но она видела, что бабушка ему не нравится. Это не имело значения, Печаль любила ее за всю страну.
Печаль рассеянно прижала ладонь к груди. Только эту боль Расмус не мог исцелить, она не знала, что у нее есть это место, пока не потеряла ту, кого считала матерью. А теперь она понимала, что потеряла не только это. Она потеряла наставницу и советницу, которая знала, как было раньше, знала, как править. Если бы у нее было больше времени… На все.
– Она должна быть здесь и делать это. Точнее, это должен быть отец, – исправилась Печаль. – Он должен слушать распорядителей и разбираться с Миреном Лозой. Он должен принимать решения. Не я. Я не знаю, что делать, – она прижалась к его груди и вздохнула.
– Сейчас тебе нужно отдохнуть. Давай убежим, – Расмус прижался подбородком к ее лбу и прошептал в ее волосы. – Иррис нас прикроет, уверен. Притворимся, что тебе стало плохо от головной боли, а потом убежим. Оденемся как слуги и махнем к озеру. Рядом никого не будет, они будут готовиться к завтрашнему поминовению. Избежим стражи порядка и отдохнем. Поговорим. Нам нужно поговорить, Печаль. Ты меня избегала.
– Нет.
– Не ври, – тихо сказал он. – Ты не так неуловима, как думаешь. Так что я заметил. Сбежим ненадолго. Мы сможем поплавать вечером или порыбачить. И поговорить, – он обвил ее руками.
Звезды, это было заманчиво. Побыть наружи было роскошью. Да, там тоже будет жарко, но это будет сухой и естественный жар летнего солнца. Не жар горя и безумия во дворце, который не менялся почти восемнадцать лет. Она представила себя в пруду чистой воды, ныряющую с головой, и волосы развевались бы вокруг нее. Она поежилась, мысль была такой яркой.
Но он заговорит, и ей придется слушать. Выслушивать его тщетные споры, смотреть, как он мрачнеет, когда он скажет ему, что он не прав. Ранить его. Им будет больно обоим, но была разница между тем, чтобы она сказала ему, что они не смогут быть вместе, и событиями, разлучившими их. Все было жестоким.
Она отогнала мысль.
– Я не могу, Рас, – сказала Печаль. – Ты это знаешь.
Она позволила себе роскошь его объятий на миг, а потом освободилась из его рук. Он тихо вздохнул, но Печаль не слушала, прошла к окну и отодвинула шторы, открыла окно, радуясь маленькому проявлению упрямства.
